Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель Пилчер Розамунда

– Представить не могу.

– Ты расскажешь ему, что мы нашли друг друга?

– Не знаю. Возможно. Когда-нибудь.

– Жестоко, правда? – неожиданно задумчиво проговорила Роза. – Разделить близняшек. Это же половинки целого. Разделять их все равно что резать целое пополам.

– В таком случае они правильно сделали, что разделили нас еще в младенческом возрасте.

Роза прищурила глаза:

– Интересно, почему мама выбрала меня, а отец – тебя?

– Наверное, монету бросили, – небрежно сказала Флора.

Думать на эту тему было невыносимо.

– А если бы монета упала на другую сторону, изменилось бы что-нибудь?

– Несомненно изменилось бы.

Флора вспомнила свой дом в Корнуолле, пылающий камин зимним вечером, смолистый запах горящего дерева. Она вспомнила, как приходит ранняя весна, как пляшут солнечные зайчики на глади моря летом. Вспомнила графин с красным вином на деревянном столе и успокаивающие звуки бетховенской «Пасторали» со старой пластинки. А теперь этот дом согрет еще и любовью Марсии.

– Ты бы хотела, чтобы все было по-другому?

Флора улыбнулась:

– Нет.

Роза дотянулась до пепельницы и погасила сигарету.

– И я тоже, – сказала она. – Ничего не хотела бы менять.

Наступила пятница. После дождливого и пасмурного утра солнце наконец-то пробилось сквозь тучи, небо расчистилось, и Эдинбург засиял в ярком осеннем свете. На севере, за глубокой синевой залива Ферт-оф-Форт, виднелись холмы Файфа, безмятежно спокойные на фоне бледно-голубого неба. На противоположной стороне Принсесс-стрит клумбы пылали георгинами, за железной дорогой простирались вверх утесы, а над замком, казавшимся театральной декорацией, развевался флаг.

Энтони Армстронг вышел из офиса на Шарлот-сквер и замер, пораженный окружающей красотой. Чтобы уйти пораньше, пришлось перенести все дела на первую половину дня. Он не обедал и уж тем более не смотрел в окно, считая, что весь день будет таким же хмурым, как и утро.

Вообще-то, ему следовало поспешить, поскорее забрать свою машину и ехать в аэропорт, чтобы успеть на лондонский самолет и разыскать Розу. Но он стоял, завороженный неожиданным сиянием солнечного света, отражающегося в мокрых тротуарах, блеском медных листьев на деревьях в сквере и особенным запахом. Это был осенний запах – торфа, вереска и горных лугов. Его принес свежий ветер с холмов, не таких уж далеких. Стоя на тротуаре, с накинутым на плечи плащом и дорожной сумкой в руке, Энтони глубоко втягивал воздух, который напоминал ему о Фернриге и о Таппи. Это успокаивало. Помогало расслабиться и перестать волноваться.

Однако нельзя было терять время, поэтому он сел в машину, доехал до Тернхауса[3], поставил автомобиль на стоянку и зарегистрировал билет у стойки. До вылета оставалось еще полчаса, так что Энтони поднялся в буфет съесть бутерброд и выпить стакан пива.

Благодаря частым деловым поездкам в Лондон бармен давно стал его старым знакомым.

– Давно не видел вас, сэр.

– Да, я не летал около месяца.

– Вам сэндвич с ветчиной или с яичницей?

– Дайте оба.

– Летите в Лондон?

– Да.

На лице бармена появилось понимающее выражение.

– Отдохнуть на выходные?

– Возможно, я вернусь уже завтра. Смотря по обстоятельствам.

Бармен подвинул через стойку кружку пива.

– Говорят, в Лондоне чудесная погода.

– И здесь неплохая.

– Да, сегодня прояснело. Приятного полета.

Он вытер стойку и повернулся к следующему посетителю. Энтони взял пиво и тарелку с бутербродами, сел за столик у окна и закурил.

За окном, за парапетом террасы, виднелись холмы, обрывки облаков, развевающийся на ветру аэродромный флажок. Энтони был голоден. Пиво и бутерброды ждали. Но, сидя здесь и глядя на тени облаков, проплывающих по испещренному лужицами летному полю, он забыл о голоде и позволил себе снова погрузиться в мысли о Розе.

Впрочем, это не потребовало никаких усилий с его стороны. О чем бы он ни думал, что бы ни делал, он ни на секунду не забывал о ней.

Энтони сунул руку в карман пиджака и вынул письмо, как будто это действие могло разрешить дилемму. Он перечитывал это письмо много раз и знал его наизусть. Оно было без конверта по той простой причине, что пришло не само по себе, а в посылке, обернутое вокруг маленького футляра, в котором лежало кольцо с сапфиром и бриллиантами. Кольцо, которое Энтони вручил Розе четыре месяца назад, в ресторане отеля «Коннот».

Ужин подходил к концу, официант принес кофе, и тут как раз появился удобный момент. Энтони, словно фокусник, извлек из кармана небольшой футляр, открыл его, и свет заиграл на гранях драгоценных камней.

– Какая прелестная вещь, – проговорила Роза.

– Это тебе, – сказал Энтони.

Она посмотрела ему в глаза – недоверчиво, польщенно. Но в ее взгляде было что-то еще, чего Энтони так и не смог понять.

– Это обручальное кольцо. Я купил его сегодня утром. – Почему-то ему казалось важным, чтобы кольцо было в его руках в тот момент, когда он будет делать Розе предложение. Он как будто чувствовал, что необходим дополнительный, материальный аргумент. – Я думаю, нам надо пожениться, и надеюсь, что ты согласна.

– Энтони…

– Не говори с такой укоризной.

– Это вовсе не укоризна. Это удивление.

– Ты не можешь сказать, что это неожиданно, поскольку мы знаем друг друга пять лет.

– Но не знаем друг друга по-настоящему.

– Мне кажется, знаем.

И действительно, в тот момент он думал именно так. Но их отношения были странными, и самым странным было то, что Роза появлялась в его жизни с какой-то непонятной закономерностью, причем тогда, когда он меньше всего ожидал, а потом снова исчезала.

Когда он встретил ее в первый раз, она не произвела на него никакого впечатления. Ему тогда было двадцать пять, и он был поглощен романом с молодой актрисой, приехавшей в Эдинбург на гастроли. А Розе было только семнадцать. Ее мать Памела Шустер сняла на летние каникулы дом на пляже в Фернриге. Энтони, приехав домой на выходные, отправился с Таппи на пикник у моря, был представлен матери и дочери Шустер и приглашен в гости. Мать оказалась очень привлекательной особой, а Роза – заносчивой, хмурой злючкой. Энтони старался не обращать внимания на ее надутое лицо и односложные реплики. Когда он приехал на следующие выходные, Шустеры уже уехали, и Энтони забыл о них.

Но затем, год назад, оказавшись в Лондоне по делам, он наткнулся на Розу в баре отеля «Савой». Она была в компании серьезного молодого американца в очках без оправы. Роза стала совсем другой. Энтони с трудом мог поверить, что это та же самая девушка. Стройная, с яркой чувственной внешностью, она привлекала всеобщее внимание.

Энтони подошел и представился. Роза, которой, вероятно, наскучил ее чересчур обстоятельный компаньон, явно обрадовалась ему. Она объяснила, что ее родители сейчас отдыхают на юге Франции. Она тоже летит туда завтра. Энтони воспользовался случаем и пригласил Розу на ужин. Она охотно согласилась и без сожаления оставила американца в одиночестве.

– И когда ты возвращаешься из Франции? – попытался выяснить Энтони за ужином, поскольку мысль о расставании была невыносима.

– Не знаю. Еще не думала.

– Ты работаешь где-нибудь?

– Ну что ты, дорогой. Я не способна работать – везде опаздываю и не умею печатать на машинке, поэтому буду только раздражать всех. Кроме того, в этом нет необходимости. И я буду только отнимать чей-то хлеб.

Совестливость шотландца заставила Энтони сказать:

– Ты – трутень. Позор для общества. – Но он произнес это с улыбкой, и она не обиделась.

– Знаю. – Выудив из сумочки пудреницу с маленьким зеркальцем, Роза проверила, все ли в порядке с ее макияжем. – Это отвратительно, правда?

– Дай мне знать, когда вернешься из Франции.

– Конечно. – Она щелчком захлопнула пудреницу. – Конечно, дорогой.

Но она так и не сообщила ему о своем приезде. Энтони не знал, где она живет, и разыскать ее казалось невозможной задачей. Он попытался найти Шустеров в телефонном справочнике, но безуспешно. Тогда он осторожно поинтересовался у Таппи; она помнила Шустеров, которые снимали дом на пляже, но не знала их адреса.

– А зачем тебе это? – В голосе Таппи было любопытство, отчетливо слышимое даже по телефону.

– Я случайно встретил Розу в Лондоне. Хочу написать или позвонить ей.

– Розу? Ту симпатичную девочку? Как интересно.

Он нашел Розу вновь в начале лета. Лондонские сады благоухали сиренью, а парки покрылись свежей зеленой вуалью только что распустившихся листочков.

Энтони прилетел в Лондон на встречу с клиентом фирмы. Обедая у «Скотта» на Стрэнде, он столкнулся со старым школьным приятелем, который пригласил его на вечеринку. Приятель жил в Челси, и первой, кого встретил Энтони, войдя в квартиру на верхнем этаже, была Роза.

Роза. Он знал, что должен быть сердит на нее, но его сердце отреагировало иначе, забившись сильнее, лишь только он увидел ее. Она была одета в синий льняной брючный костюм и сапожки на высоком каблуке, темные волосы свободно рассыпались по плечам. Рядом с ней был какой-то мужчина, на которого Энтони даже не взглянул. Она здесь. Он нашел ее. Так распорядилась судьба. Высшие силы не дали им расстаться насовсем. Как истинный шотландец, Энтони верил в судьбу.

Он взял бокал с подноса, который проносили мимо, и подошел к Розе.

На этот раз все было великолепно. Энтони задерживался в Лондоне на три дня, а Роза не собиралась уезжать во Францию. Она вообще никуда не собиралась. Ее родители были в Нью-Йорке, куда Роза тоже думала поехать, но как-нибудь потом. Не сейчас. Она жила в квартире отца на Кадоган-корт. Энтони отказался от номера в своем клубе и переехал к Розе.

Все шло замечательно. Даже погода улыбалась им. Днем светило солнце, гроздья сирени покачивались на фоне голубого неба, на подоконниках повсюду цвели цветы, такси подъезжало в нужный момент, а в ресторанах ждали лучшие столики. Ночью на небосвод выплывала круглая серебристая луна и заливала город романтическим светом. Энтони тратил деньги, не считая, и нехарактерный для него всплеск мотовства достиг своего пика в то утро, когда он вошел в ювелирный магазин на Риджент-стрит и купил кольцо с сапфиром и бриллиантами.

Они обручились. Энтони не верил своему счастью. Для верности они отправили телеграмму в Нью-Йорк и позвонили в Фернриг. Таппи была удивлена и обрадована. Она давно хотела, чтобы Энтони обзавелся семьей и остепенился.

– Ты должен привезти ее сюда, к нам. Она ведь была у нас так давно. Я почти не помню, как она выглядит.

Глядя на Розу, Энтони сказал:

– Она прекрасна. Она прекрасней всех на свете.

– Я очень жду вашего приезда.

Энтони повернулся к Розе:

– Она говорит, что очень ждет нас.

– Боюсь, ей придется подождать, дорогой. Я должна лететь в Америку. Я обещала маме и Гарри. У него уже все спланировано, а он всегда очень расстраивается, если приходится менять планы. Объясни это Таппи.

Энтони объяснил.

– Мы приедем позже, – пообещал он. – Когда Роза вернется. Я привезу ее в Фернриг, и ты снова встретишься с ней.

Так что Роза улетела в Нью-Йорк, а Энтони, обалдевший от любви и счастья, вернулся в Эдинбург. «Я буду писать тебе», – пообещала она, но писем не было. Энтони отправлял ей длинные нежные послания, она не отвечала. Он начал волноваться. Слал телеграммы, но и они оставались без внимания. В конце концов он позвонил ей домой в Уэстчестер (звонок был ужасно дорогим). Розы не оказалось дома. Трубку взяла служанка, говорившая с таким сильным акцентом, что почти ничего нельзя было разобрать. Единственное, что смог понять Энтони, – Розы нет в городе, ее адрес неизвестен, и когда она вернется, никто не знает.

Он был близок к отчаянию, когда пришла первая открытка. Это было изображение Большого каньона с небрежно нацарапанным на обороте нежным посланием, из которого ничего нельзя было понять. Через неделю пришла еще одна открытка. Из нее следовало, что Роза остается в Америке на все лето. За это время Энтони получил от нее пять совершенно ничего не значащих открыток.

Настойчивые вопросы из Фернрига не улучшали его настроения. Энтони умудрялся парировать их с помощью объяснения, которое придумал для себя: просто Роза не любит писать письма.

Но сомнения нарастали, сгущаясь, как тучи на горизонте. Энтони начал терять уверенность в себе, в своем основательном шотландском здравом смысле. Что, если он сделал глупость? Быть может, эти несколько волшебных дней, проведенных в Лондоне с Розой, были лишь иллюзией любви и счастья?

А затем случилось то, что вытеснило из его головы мысли о Розе. Из Фернрига позвонила Изабель и сообщила, что Таппи больна. Она подхватила простуду, которая перешла в пневмонию. Пришлось пригласить сиделку. Изабель изо всех сил старалась успокоить его:

– Не волнуйся. Я уверена, все будет хорошо. Просто я не могла не сказать тебе об этом.

– Я приеду, – импульсивно вырвалось у него.

– Нет, не надо. Это вызовет у нее подозрения, она подумает, что действительно дело плохо. Может быть, позже, когда Роза вернется из Америки. Или… – Изабель замолчала в нерешительности. – Или она уже вернулась?

– Нет, – признался Энтони. – Нет, еще не вернулась. Но скоро должна вернуться.

– Да, конечно, – сказала Изабель.

Она хотела утешить его, как всегда утешала в детстве. И от этого Энтони стало еще хуже.

Он чувствовал себя так, как будто у него постоянно ноет аппендикс и одновременно нестерпимо болит зуб. Он не знал, что делать, и в конце концов, вопреки своей энергичной и решительной натуре, не стал делать ничего.

Это ничегонеделанье продлилось неделю, и тут началась черная полоса. С утренней почтой принесли посылку от Розы, небрежно завернутую и заклеенную, с лондонским штемпелем. В посылке было обручальное кольцо вместе с единственным письмом, которое она написала ему за все время. Энтони не успел опомниться, как снова позвонила Изабель. На этот раз ей не удалось совладать с голосом – в нем слышались слезы и настоящая боль. Хью Кайл озабочен состоянием Таппи. Как подозревала Изабель, ее дела гораздо хуже, чем они предполагали. Возможно, она умирает.

Все, чего хотела Таппи, – это увидеть Энтони и Розу. Она жаждала этого, волновалась, хотела принять участие в составлении свадебных планов. И будет ужасно, если что-то случится, а Таппи так и не увидит молодых.

Намек был очевиден. У Энтони не хватило смелости сказать Изабель правду, и, произнося вслух немыслимое обещание, он не представлял, как выполнит его. И однако, надо держать слово.

Со спокойствием приговоренного к казни он начал приготовления. Не вдаваясь в подробности, отпросился у начальства в пятницу после обеда. Ни на что не надеясь, позвонил в Лондон в квартиру Шустеров; никто не ответил, поэтому он отправил телеграмму. Потом забронировал место на лондонский рейс. И вот теперь, ожидая в аэропорту, когда объявят посадку, он сунул руку в карман пиджака и достал то самое письмо. Оно было написано на роскошной бумаге голубого цвета, с тисненым адресом: «Кадоган-корт, 82. Лондон».

Почерк Розы никак не соответствовал солидному бланку. Размашистые строчки, напоминавшие детские каракули, извивались по странице, сползая вниз, почти без знаков препинания.

Милый Энтони!

Мне ужасно жаль, но я возвращаю тебе кольцо обратно потому что думаю что не смогу выйти за тебя замуж и все это жуткая ошибка. Нет не жуткая, потому что ты очень милый и те дни что мы провели вместе были чудными, но сейчас все выглядит по-другому и я поняла что не готова начинать семейную жизнь особенно в Шотландии. Я ничего не имею против Шотландии там очень мило, но это не для меня то есть я не смогу жить там все время. Я прилетела в Лондон на прошлой неделе, буду здесь еще пару дней, а потом не знаю. Мама передает привет, но она тоже считает что мне еще рано замуж и что вряд ли я буду жить в Шотландии. Она тоже считает что это не для меня. Так что прости, но лучше сейчас чем потом. Развод такая хлопотная штука, отнимает много времени и стоит кучу денег.

Все еще с любовью,

Роза.

Энтони сложил письмо и убрал обратно в карман, где в кожаном футляре лежало кольцо с сапфиром и бриллиантами. После этого он приступил к бутербродам и пиву, поскольку до посадки на самолет оставалось совсем немного времени.

Он прилетел в аэропорт Хитроу в половине третьего, доехал на автобусе до терминала и взял такси. Лондон сиял в лучах осеннего солнца, и было заметно теплее, чем в Эдинбурге. Деревья только-только начали желтеть, но трава в парках пожухла после знойного лета. Слоун-стрит была полна жизнерадостных ребятишек, которых элегантно одетые молодые мамы вели за ручку из школы домой. «Если ее нет дома, – подумал Энтони, – сяду под дверью и буду ждать».

Такси повернуло за угол и остановилось у знакомого дома из красного кирпича. Это был новый дом, очень шикарный, с деревцами, выставленными в кадках у широких каменных ступенек, и стеклянными дверями.

Энтони расплатился с таксистом, поднялся по ступенькам и прошел через стеклянную дверь. Пол от стены до стены покрывал темно-коричневый ковер, повсюду стояли пальмы в кадках, и чувствовался респектабельный запах кожи и дорогих сигар.

Портье за стойкой не было. Наверное, пошел за вечерней газетой, решил Энтони, нажимая кнопку лифта. Лифт медленно спустился, двери бесшумно открылись. Энтони нажал кнопку пятого этажа и вспомнил, как стоял в этом лифте с Розой, держа ее в объятиях и целуя каждый раз, когда они проезжали очередной этаж. Сердце мучительно сжалось.

Лифт остановился, и двери открылись. Энтони вышел с дорожной сумкой в руках, прошел по длинному коридору к восемьдесят второй квартире и, не давая себе времени на размышление, нажал на кнопку. Изнутри донесся приглушенный звонок. Поставив сумку на пол, Энтони прислонился к дверному косяку. Вряд ли она дома. На него вдруг навалилась смертельная усталость.

Неожиданно за дверью послышался какой-то шум. Хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей. Шаги по короткому коридору между кухней и прихожей. И в следующее мгновение дверь перед ним распахнулась. На пороге стояла Роза.

Он смотрел на нее как идиот, а в голове мелькали отрывочные мысли. Она здесь, он нашел ее. У нее не слишком сердитый вид. И она подстригла волосы.

– Да? – вопросительно произнесла она.

Было забавно услышать от нее это, но и сама ситуация была забавной.

– Здравствуй, Роза, – сказал Энтони.

– Я не Роза, – ответила Роза.

Невероятные события вечера четверга наложили отпечаток странной нереальности и на пятницу. Флора намеревалась сделать так много, а в результате не достигла ничего.

Она добросовестно обошла несколько агентств в поисках работы и жилья, но думала совершенно о другом.

– Вам нужна постоянная или временная работа? – спрашивали ее.

А она лишь тупо смотрела в ответ, поглощенная мыслями, далекими от стенографии и машинописи. Как будто в дом, где жизнь текла мирно и размеренно, внезапно вторглась толпа чужаков.

– Есть квартира на первом этаже в Фулеме. Конечно, она маленькая, но, может быть, вас это устроит?

– Да. Надо поехать и посмотреть. Звучит заманчиво. Да, я об этом подумаю.

Она вышла на улицу и бесцельно зашагала вперед. Вчерашний безумный вечер затянулся далеко за полночь. Они поужинали у «Сеппи», допили шампанское, получили еще одну бутылку в подарок и долго сидели за кофе. В конце концов им намекнули, что надо бы освободить столик для тех, кто стоит в очереди у входа, и сестры неохотно покинули ресторан. Роза расплатилась кредитной карточкой. Сумма показалась Флоре астрономической, но Роза только махнула рукой и сказала, что не стоит беспокоиться, потому что Гарри Шустер все оплатит. Он всегда оплачивает ее счета.

Затем они нашли такси и поехали в гостиницу «Шелбурн». Пока Роза фыркала по поводу декора, персонала и постояльцев, Флора, смущаясь и с трудом сдерживая неуместный смех, объясняла ситуацию печальной женщине за стойкой регистрации. Наконец портье вынес чемоданы и погрузил их в такси, после чего сестры направились на Кадоган-корт.

Квартира располагалась на пятом этаже. Флора и не мечтала о такой роскоши: ковры, подсветка, суперсовременная сантехника. Большие стеклянные окна раздвигались в стороны, давая выход на небольшой балкон, уставленный цветами в горшках. Стоило нажать кнопку, как опускались тонкие прозрачные жалюзи. В спальнях на полу лежали пушистые белые ковры в два дюйма толщиной (такая морока искать, если уронишь, кольцо или заколку для волос, пожаловалась Роза), а в ванных комнатах пахло дорогим мылом.

Роза небрежным жестом выделила Флоре спальню (голубые шторы из тайского шелка и зеркала на стенах), села на кровать и велела распаковать вещи. Флора достала ночную рубашку, и тут ей в голову пришла неожиданная идея.

– Хочешь посмотреть, как выглядит твой отец?

– У тебя есть фотографии? – с удивлением спросила Роза.

Флора вытащила большой кожаный альбом и протянула Розе.

Они сели вместе на большой кровати, склонив рядом темные головы. В зеркалах по всей комнате отражались две одинаковые фигуры.

В альбоме были фотографии дома и сада и те, которые сделала Флора у церкви в день свадьбы отца и Марсии. Было большое фото отца, где он сидит на прибрежной скале, на фоне морских брызг и летающих чаек, с бронзовым от загара лицом и растрепанными на ветру волосами.

Реакция Розы доставила ей удовольствие.

– Он замечательно выглядит! Прямо как кинозвезда. Теперь я понимаю, почему мама вышла за него. И в то же время не понимаю. Я хочу сказать, что могу представить ее только женой такого человека, как Гарри.

– То есть богатого.

– Да. – Роза снова вгляделась в фотографию. – Интересно, как получилось, что они поженились? Что могло их объединить?

– Наверное, страсть. Они познакомились на лыжном курорте. Ты знала об этом?

– Понятия не имела.

– Говорят, на лыжных курортах обстановка такая же, как в морском круизе. Пьянящий воздух, загорелые тела и совершенно нечего делать, кроме как до изнеможения кататься с гор и влюбляться.

– Это стоит запомнить, – пообещала Роза. Она внезапно потеряла интерес к фотографиям, бросила альбом на шелковое покрывало и посмотрела на сестру долгим пристальным взглядом. Невозмутимо поинтересовалась: – Хочешь сполоснуться?

После того как обе побывали в душе, Роза включила музыку, а Флора сварила кофе. В халатах (Флора в старом, еще школьном, а Роза – в потрясающе красивом, из струящегося цветастого шелка) они сидели на обитом бархатом диване и говорили.

Говорили и говорили. Нужно было охватить столько лет! Роза рассказала Флоре о доме в Париже, о пансионе для девочек в Шато-д’Э и о зимних каникулах в Кицбюэле. А Флора посвятила Розу в историю своей жизни, которая звучала далеко не так интересно, сделав основной акцент на покупке домика в Корнуолле, появлении Марсии и том времени, когда она работала в Швейцарии и Греции. Это напомнило ей кое о чем.

– Роза, ты говорила, что собираешься в Грецию?

– Может, и соберусь. Но мне так надоело болтаться между небом и землей – шутка ли, всю Америку за лето умудрилась посмотреть.

– Ты хочешь сказать, что все лето провела за границей?

– Большую часть. Гарри планировал это путешествие много лет, и мы чем только не занимались – фотографировали пороги на Салмон-ривер и пробирались через Большой каньон верхом на мулах, обвешанные фотокамерами. Те еще туристы. – Она нахмурилась. – Когда отец женился снова?

Проследить ход ее мыслей было сложно.

– В мае этого года.

– Тебе нравится Марсия?

– Да, я ведь тебе говорила. Она грандиозная женщина. – Флора усмехнулась, вспомнив округлые бедра Марсии и с трудом застегивающиеся на груди пуговицы блузки. – Во многих смыслах.

– Он ведь очень привлекательный мужчина, правда? Почему он так долго оставался неженатым?

– Понятия не имею.

Роза склонила голову набок и посмотрела на Флору долгим взглядом из-под длинных темных ресниц:

– А ты? Ты влюблена, обручена, собираешься замуж?

– Сейчас – нет.

– А ты когда-нибудь мечтала о том, чтобы выйти замуж?

Флора пожала плечами:

– Ты же знаешь, как это бывает. Поначалу каждый раз думаешь, что мужчина, с которым ты встречаешься, – именно тот, кто поведет тебя к алтарю. А потом это перестает быть важным. – Она с любопытством посмотрела на Розу. – А как ты?

– Так же. – Роза встала и отправилась на поиски сигареты. Когда она прикуривала, длинные волосы упали вперед и закрыли лицо. – Да и кто теперь хочет заниматься домашним хозяйством и утирать носы хнычущим детям?

– А что в этом плохого?

– Возможно, тебе бы понравилось. Возможно, ты бы согласилась жить в провинции, в глуши.

У Флоры проснулся дух противоречия.

– Мне нравится провинция. И я поехала бы куда угодно с мужчиной, с которым хотела бы жить вместе.

– Выйдя за него замуж?

– Разумеется.

Роза взяла сигарету и повернулась к Флоре спиной. Она подошла к окну, раздвинула шторы и уставилась на освещенную фонарями площадь. После некоторого молчания она сказала:

– Что касается Греции – ты очень обидишься, если я улечу завтра и оставлю тебя здесь одну?

Флора опешила:

– Завтра?

– Я имею в виду пятницу. То есть, строго говоря, сегодня.

– Как – сегодня?!

Роза повернулась к сестре:

– Значит, обидишься.

– Не говори глупостей. Просто я не ожидала… что ты серьезно собираешься в Грецию. Думала, это так, разговоры.

– У меня уже забронирован билет на самолет, но я сомневалась, надо ли мне лететь туда. А сейчас поняла, что надо. Ты не будешь думать, что это подло с моей стороны – взять и уехать?

– Конечно нет.

На лице Розы заиграла улыбка.

– Знаешь, мы не так уж похожи, как я думала. Ты гораздо более искренняя, более открытая. И я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– И о чем же?

– Что я, сволочь, бросаю тебя. И тебе интересно знать, почему я вдруг решила лететь в Грецию.

– Собираешься объяснить мне?

– Наверное, ты уже догадалась. Из-за мужчины. Ты ведь догадывалась?

– Возможно.

– Я встретила его на вечеринке в Нью-Йорке, как раз перед тем, как вернуться в Лондон. Он живет в Афинах, но вчера утром я получила от него телеграмму, он сейчас на острове Спецес, снял виллу у знакомых. И хочет, чтобы я тоже приехала.

– Тогда тебе следует ехать.

– Ты действительно так считаешь?

– Конечно. Я не вижу причин, по которым ты должна оставаться в Лондоне. И, кроме того, я все равно буду занята поисками работы и жилья.

– А пока ты останешься в этой квартире, хорошо?

– Но…

– Я договорюсь с портье. Пожалуйста. – Голос Розы звучал почти умоляюще. – Скажи, что ты останешься. Хотя бы на пару дней. В любом случае на выходные. Для меня очень важно, чтобы ты осталась.

Флора лихорадочно пыталась найти какую-нибудь отговорку, но тщетно. Слишком уж заманчивым было предложение.

– Хорошо. До понедельника. Но только если ты уверена, что все будет в порядке.

Лицо Розы озарила широкая улыбка, в которой Флора узнала свою улыбку.

– Конечно, все будет в порядке. – Роза подошла к Флоре и порывисто обняла ее, но за этим проявлением сестринской любви сразу же последовало обескураживающее предложение: – А теперь идем, поможешь мне уложить вещи.

– Но сейчас три часа ночи!

– Ну и что? Если хочешь, свари еще кофе.

– Но…

Флора хотела сказать, что устала до крайности, но почему-то не сказала. Видно, такова Роза. Попав в водоворот ее жизни, остается только подстраиваться к этому кружению, не всегда понимая, куда движешься.

В одиннадцать утра Роза отчалила. Флора вышла на улицу проводить ее.

– До встречи, – сказала Роза, обнимая Флору. – Оставь ключи портье, когда окончательно съедешь.

– Пришли мне открытку.