Безумно богатая китайская девушка Кван Кевин

6

Мортон-стрит

10 февраля 2013 года, 18:38, тихоокеанское поясное время

Текстовые сообщения на мобильный Николаса Янга (номер, который не знают родители)

Астрид: Твоя мама узнала про свадьбу. С НГ!

Ник: Что за черт? Как?

Астрид: Не знаю, кто проболтался. Она пристала ко мне у бабушки. Все кончилось плохо.

Ник: Правда???

Астрид: Она взбесилась и устроила сцену, когда я не рассказала подробности.

Ник: Она не знает когда, где и т. п.?

Астрид: Нет, но не сомневаюсь, что узнает в итоге. Готовься.

Ник: Я удвою охрану. Наймем бывших моссадовцев.

Астрид: Убедись, что они правда из Тель-Авива. С хорошим загаром, щетиной и крепким прессом.

Ник: Нам нужны злодеи. Может, стоит позвонить Путину, посмотрим, кого он посоветует.

Астрид: Скучаю. Пора бежать. Лин Чэ звонит в гонг, приглашает к столу.

Ник: Пожалуйста, пожелай ей счастливого Нового года. Оставьте мне куэ с дайконом.

Астрид: Соберу для тебя крошечки.

Ник: Мои любимые!

10 февраля 2013 года, 9:47, восточное поясное время

Сообщение на автоответчике Николаса Янга в Нью-Йорке

Ники, алло? Ты там? С Новым годом! Вы празднуете в Нью-Йорке? Я надеюсь, что вы собираетесь отметить наш праздник. Если не сможете найти юйшэн в Китайском квартале, по крайней мере, съешьте тарелку лапши. Мы были у бабушки весь день. Все пришли. Все твои двоюродные и троюродные братья и сестры. Новая индонезийская жена Эрика Таня очень красивая, и у нее очень белая кожа.

Думаю, она ее отбеливает. Я слышала, что они устроили грандиозную свадьбу, как у Колина и Араминты, только в Джакарте. Родня невесты, конечно, взяла на себя большую часть расходов. Уверена, теперь они будут платить и за все убыточные фильмы Эрика. Ники, пожалуйста, позвони мне, когда получишь это сообщение. Мне нужно кое-что обсудить с тобой.

11 февраля 2013 года, 8:02, восточное поясное время

Сообщение на автоответчике Николаса Янга в Нью-Йорке

Ники, ты там? Аламак, это уже не смешно. Ты не можешь и дальше игнорировать меня. Пожалуйста, перезвони. Мне нужно сказать тебе кое-что важное – и тебе будет интересно это узнать, гарантирую. Пожалуйста, позвони мне как можно скорее.

12 февраля 2013 года, 11:02, восточное поясное время

Сообщение на автоответчике Николаса Янга в Нью-Йорке

Ники, это ты? Ники? Его нет дома… Это папа. Пожалуйста, позвони маме. Ей нужно срочно поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты на время забыл о своих переживаниях и просто позвонил ей. Это ведь китайский Новый год! Пожалуйста, будь хорошим сыном и позвони домой.

Первой сообщения услышала Рейчел. Они с Ником только что вернулись домой из Калифорнии. Поставили багаж, и Ник выбежал за сэндвичами в «Ла Панинерию». А Рейчел начала распаковывать вещи и заодно проверила голосовую почту на домашнем телефоне.

– У них кончилась мортаделла, поэтому я взял прошутто с фонтиной и инжирной горчицей, а еще панини с моцареллой, помидорами и песто… Подумал, что можно съесть напополам, – сообщил Ник, вернувшись. Передавая пакет Рейчел, он почувствовал перемену в ее настроении. – Ты в порядке?

– Мм… тебе нужно прослушать голосовые сообщения, – сказала Рейчел, протягивая ему беспроводной телефон.

Пока Ник слушал, Рейчел пошла в кухню и начала разворачивать сэндвичи. Она заметила, что пальцы ее дрожат и ей трудно принять простое решение – оставить сэндвичи в вощеной бумаге или положить на тарелки. На миг она рассердилась на себя. Вот уж не думала, что голос Элинор возымеет такой эффект. Какие ощущения он вызвал? Беспокойство? Ужас? Рейчел и сама не знала.

Войдя в кухню, Ник сказал:

– Мне кажется, впервые в жизни папа оставил мне голосовое сообщение. Я всегда сам звонил ему. Наверное, мама его достала.

– Похоже, секрет перестал быть секретом. – Рейчел выдавила улыбку, пытаясь замаскировать нервозность.

Ник поморщился:

– Астрид прислала мне предупреждение, пока мы гостили у твоего дяди, но я не хотел портить Новый год. Хватило одних разговоров про твоего отца… Стоило бы догадаться, что это произойдет.

– И что ты намереваешься делать?

– Ровным счетом ничего.

– Ты правда собираешься игнорировать ее звонки?

– Разумеется. Я не буду играть в ее игру.

Сначала Рейчел испытала облегчение, но потом ее охватили противоречивые чувства: сумеет ли Ник справиться с ситуацией? В прошлый раз, когда он игнорировал мать, это привело к неприятностям. Он снова совершает большую ошибку?

– Ты уверен, что не хочешь хотя бы поговорить с отцом? Может быть, попытаться как-то выяснить отношения перед свадьбой?

Ник задумался.

– Так ничего не нужно выяснять. Папа уже дал нам свое благословение, когда я разговаривал с ним месяц назад. По крайней мере, он рад за нас.

– А что, если сообщение не связано со свадьбой?

– Слушай, если родителям потребуется сказать мне что-то реально важное, то они просто наговорят это в сообщении. Или Астрид передаст. Это какая-то новая интрига, которую сплела моя матушка, чтобы попытаться в последний раз отговорить меня от женитьбы. Я ей все объяснил, а она ведет себя, как бешеная собака, которая ни в какую не хочет отпустить твою ногу.

Рейчел прошла в гостиную и опустилась на диван. Вот она, девочка, которая выросла, так и не узнав своего отца… Как бы она ни ненавидела Элинор Янг, сейчас ей было очень грустно, оттого что Ник настолько отдалился от своей матери. Рейчел знала, это не ее вина, но тошно было при мысли, что отчасти причина в ней. Она несколько минут размышляла, прежде чем наконец сказала:

– Мне жаль, что все так получилось. Никогда не думала, что из-за меня ты окажешься в подобном положении.

– Да в каком таком положении я оказался?! Мама сама во всем виновата, и ей некого винить, кроме себя.

– Я просто не думала, что так выйдет… В итоге на свадьбе не будет родителей жениха и большей части его родни…

Ник присел рядом:

– Мы это уже обсуждали. Все будет хорошо. Астрид и Алистер приедут, а они мои ближайшие родственники. Знаешь, я всегда ненавидел традиционные китайские свадьбы, на которые приглашены все родственники до единого чуть ли не с домашними питомцами. Мы собираемся устроить церемонию в окружении вашей семьи и наших ближайших друзей. Только ты, я и некоторые наши родные. А больше нам никто не нужен.

– Ты уверен?

– Более чем, – заверил Ник и начал целовать ее нежную кожу над ключицами.

Тихо вздохнув, Рейчел закрыла глаза. Она надеялась, что Ник действительно имел в виду то, что сказал.

Пару недель спустя студенты, выбравшие в Нью-Йоркском университете курс «Британия между войнами: потерянное поколение – открытие, изучение, возрождение», насладились прелюбопытным зрелищем. Посреди лекции профессора Янга две очень загорелые и очень белокурые амазонки вошли в аудиторию. Они были одеты одинаково – в облегающие темно-синие кашемировые свитера и безукоризненно отглаженные белые льняные брюки. На голове у каждой блондинки красовалась белоснежная морская фуражка с золотым шнуром. Парочка продефилировала к доске.

– Мистер Янг? Требуется ваше присутствие. Не соблаговолите ли пройти с нами? – обратилась к профессору одна из блондинок. Она говорила с сильным норвежским акцентом.

Не зная, как реагировать на происходящее, Ник ответил:

– Лекция заканчивается через двадцать пять минут. Подождите за дверью, и после занятий мы поговорим.

– Боюсь, это невозможно, мистер Янг. Дело не терпит отлагательств. Нам велено доставить вас немедленно.

– Немедленно?

– Да, немедленно, – кивнула вторая блондинка. В ее английском слышалось сильное влияние африкаанса, так что голос звучал еще строже, чем у норвежки. – Проследуйте с нами.

Пара была сорвана, и Ник начал уже закипать, как вдруг до него дошло: это, должно быть, какой-то предсвадебный розыгрыш – скорее всего, сюрприз от его лучшего друга Колина Ху. Ник заверил Колина, что не хочет никакого мальчишника и вообще шумихи, но похоже, что две длинноногие блондинки – часть некоего замысловатого плана.

– А что, если я не пойду с вами? – поинтересовался он с игривой улыбкой.

– Тогда вы не оставите нам выбора и мы будем вынуждены прибегнуть к крайним мерам, – предупредила норвежка.

Нику едва удалось сохранить невозмутимый вид. Он надеялся, что эти дамочки не собираются включать бум-бокс и устраивать стриптиз. Аудитория погрузилась бы в полный хаос, и он потерял бы контроль над этими и без того не слишком внимательными студентами. Не говоря уже о заработанном с таким трудом авторитете – ведь Ник выглядел ненамного старше большинства из них.

– Дайте мне пару минут на сборы, – наконец сказал он.

– Хорошо, – дружно закивали блондинки.

Десять минут спустя Ник вышел из аудитории, а взбудораженные студенты выхватили телефоны – и новость полетела в Интернет. В «Твиттере» тут же появились сообщения, в «Инстаграме» – фотографии профессора, которого уводили две статные белокурые морячки.

Перед зданием университета на площади пленника ждал серебристый внедорожник «БМВ» с тонированными стеклами. Ник неохотно сл в машину и, когда она помчалась по Хьюстон-стрит к шоссе Вест-Сайд, задумался о том, куда его везут. Он терялся в догадках.

Но вот на Пятьдесят второй улице седан вырулил на съезд, ведущий к терминалу Манхэттена. Там стояли все круизные лайнеры, пришедшие в Нью-Йорк. На пирсе 88 пришвартовалась суперъяхта – как минимум пятипалубная. Этот монстр гордо именовался «Один». «Господи, у Колина слишком много свободного времени и денег!» – подумал Ник, глядя на гигантское судно, которое сверкало, когда осколки солнечного света, отражаясь от воды, плясали на темно-синем корпусе. Ник поднялся по трапу и вошел в большой кокпит – устремленный ввысь атриум с круглым стеклянным лифтом посередине, который выглядел так, как будто его украли из магазина «Эппл стор». Блондинки провели Ника в лифт, тот поехал вверх и открылся на следующей палубе.

– Можно было бы подняться по лестнице, – с иронией заметил Ник.

Он вышел из лифта, ожидая увидеть толпу друзей, включая Колина Ху, Мехмета Сабанджи и кого-то из двоюродных братьев, но оказался один со своими сопровождающими на главной палубе яхты. Амазонки повели его через ряд помещений с роскошными интерьерами: по залам, обшитым панелями из золотистого платана, мимо барных стульев, обитых крайней плотью кита, по салону с потолком, который светился, как инсталляция Джеймса Таррелла.

У Ника появилось подозрение, что все это вовсе не связано с мальчишником. Как только он начал обдумывать варианты поспешного побега, они подошли к паре раздвижных дверей, охраняемых двумя высокими палубными матросами[34]. Те открыли двери, ведущие в обеденную зону. В конце палубы, в белом пиджаке, белых джодпурах и песочных сапогах для верховой езды от «Фрателли Фаббри», бездельничала не кто-нибудь, а Жаклин Лин.

– Ой, Ники, как раз успел на суфле! – воскликнула она.

Ник подошел к старой подруге семьи, чувствуя себя одинаково удивленным и раздраженным. Надо было раньше догадаться, что вся эта скандинавская ерунда как-то связана с Жаклин, которая давно сожительствовала с норвежским миллиардером Виктором Норманном.

– Из чего суфле? – беспечно спросил Ник, садясь напротив легендарной красавицы, которую на страницах светской хроники назвали китайской Катрин Денев.

– Вроде из капусты браунколь с сыром эмменталь. Тебе не кажется, что вокруг этой капусты возник слишком большой ажиотаж? Я хочу знать, кто занимался пиаром в этой отрасли, – они действительно заслужили награду. Ты не удивился, увидев меня?

– Вообще-то, я расстроен. В какой-то момент я подумал, что меня похитили и везут сниматься в фильме про Джеймса Бонда. В массовке, конечно.

– Тебе не понравилось знакомство с Аланной и Метте Марит? Я знала, что ты не придешь, если я просто позвоню и приглашу на обед.

– Понравилось. Тем не менее для знакомства я предпочел бы другое время. Надеюсь, вы найдете мне новую работу, когда меня уволят из университета за то, что я бросил студентов в середине лекции.

– Ой, ну не будь таким занудой! Ты даже не представляешь, как тяжело было найти место, чтобы пришвартовать этого монстра. Я-то думала, что Нью-Йорк – город мирового уровня, но известно ли тебе, что здешняя самая большая гавань может принимать только яхточки до ста восьмидесяти футов? Ну и где парковать нашу малышку, скажи на милость?

– Да, у вас прямо настоящий зверь. «Люрссен», я полагаю?

– Вообще-то, «Финкантьери». Виктор не хотел, чтобы яхту строили где-то рядом с Норвегией, где надоедливые журналисты внимательно следят за каждым его шагом, поэтому он выбрал итальянскую верфь. Конечно, Эспен[35] спроектировал эту яхту, как и все остальные наши суда.

– Тетя Жаклин, я не думаю, что вы вызвали меня сюда, чтобы беседовать о судостроении. Почему бы не поговорить начистоту? – спросил Ник, отрывая горбушку еще теплого багета и обмакивая в суфле.

– Ники, сколько раз я просила не называть меня тетей! Ты заставляешь меня чувствовать, что я вышла в тираж! – проворчала Жаклин, разыгрывая ужас, и смахнула блестящую черную прядь за плечо.

– Жаклин, ну сколько можно повторять, что вам не дашь больше сорока, – сказал Ник.

– Тридцати девяти, Ники.

– Хорошо, тридцать девяти, – улыбнулся он.

Приходилось признать, что, даже когда Жаклин сидела напротив под ярким солнечным светом, почти без косметики, она все еще выглядела потрясающе. Она и правда была одной из самых привлекательных женщин, которых он когда-либо знал.

– Ох, та прекрасная улыбка! Блеснула хоть на миг! А то я уже испугалась, что ты становишься угрюмым. Только не это, Ники, это просто фу. Мой сын Тедди всегда смотрит на всех мрачным, надменным взглядом. Эх, не надо было отправлять его в Итон.

– Думаю, Итон тут ни при чем, – предположил Ник.

– Может, ты и прав. Он унаследовал снобистские рецессивные гены Лимов со стороны покойного мужа. Пожалуй, ты должен узнать, что весь Сингапур говорил о тебе в Новый год.

– Я очень сомневаюсь, что прямо-таки весь Сингапур говорил обо мне, Жаклин. Я не живу там более десяти лет и мало кого знаю.

– Ты же знаешь, о чем я. Надеюсь, ты не возражаешь, если я скажу честно. Я всегда тебя любила, и мне грустно, что ты совершаешь ошибку.

– Какую именно ошибку?

– Женишься на Рейчел Чу.

Ник закатил глаза:

– Я действительно не хочу углубляться в обсуждение этого вопроса. Это было бы пустой тратой вашего времени.

Не обращая на него внимания, Жаклин продолжила:

– Я видела твою бабушку на прошлой неделе. Она пригласила меня к себе, и мы пили чай на ее веранде. Она очень огорчена вашей размолвкой, но все еще хочет простить тебя.

– Простить меня? О, как щедро!

– Я так понимаю, ты не хочешь встать на ее сторону.

– Дело не в том, хочу я или нет. Я вообще в толк не возьму, почему существует какая-то другая сторона. Почему бабушка просто не может за меня порадоваться и позволить мне самому решить, с кем провести всю оставшуюся жизнь?

– Дело не в доверии.

– А в чем тогда?

– В уважении, Ник. Бабушка тебя любит, она всегда действовала в твоих интересах. Она знает, что для тебя лучше, и просит всего-навсего уважать ее желания.

– Я всегда уважал свою бабушку, но, к сожалению, не могу уважать ее снобизм. Я не собираюсь сдаваться и жениться на представительнице одной из пяти семей в Азии, которые она сочтет приемлемыми.

Жаклин вздохнула и медленно покачала головой:

– Ты многого не знаешь о своей бабушке, о своей семье.

– Ну и почему же вы не поделитесь? Давайте не будем держать это в тайне.

– Слушай, я могу рассказать очень многое. Но скажу следующее: если ты решишь устроить свадьбу в следующем месяце, могу заверить, твоя бабушка примет необходимые меры.

– Какие меры? Вычеркнет меня из завещания? А я-то думал, что она уже сделала это, – усмехнулся Ник.

– Прости, если мои слова звучат нравоучительно, но высокомерие, свойственное молодежи, сбило тебя с толку. Ворота Тайерсаль-парка навсегда закроются для тебя, но ты, видимо, не понимаешь, насколько это серьезно.

Ник засмеялся:

– Жаклин, вы говорите как героиня романа Троллопа!

– Смейся сколько хочешь, но ты довольно безрассуден. С юных лет ты уверен, что все кругом тебе должны, так тебя воспитали, – и теперь позволяешь этому чувству превосходства влиять на твои решения. Ты хоть понимаешь, что значит быть отрезанным от своего состояния?

– Справляюсь как-то.

Жаклин одарила Ника снисходительной улыбкой:

– Я не про двадцать или тридцать миллионов, которые оставил тебе дедушка. Это гроши. В наши дни за такие деньги даже дом подходящий в Сингапуре не купишь. Я о твоем настоящем наследстве. О Тайерсаль-парке. Готов потерять имение?

– Тайерсаль-парк достанется отцу и однажды перейдет ко мне, – сухо сказал Ник.

– Позволь поделиться с тобой новостями. Твой папа давно оставил надежду унаследовать имение.

– Это просто сплетня.

– А вот и нет. Это факт, и, кроме адвокатов твоей бабушки и твоего двоюродного деда Альфреда, я, наверное, единственный человек на планее, который знает это.

Ник недоверчиво покачал головой.

Жаклин вздохнула:

– Думаешь, что все знаешь. А тебе известно, что я была рядом с бабушкой в тот день, когда твой отец объявил о своей иммиграции в Австралию? Нет, потому что ты тогда учился в пансионе. Твоя бабушка жутко разозлилась на твоего отца, а потом сердце ее было разбито. Только представь, женщина ее поколения, вдова, страдающая и негодующая… Я помню, она кричала мне: «Какой смысл в этом доме, битком набитом всякой ерундой, когда единственный сын бросает меня?» Именно тогда она решила изменить свое завещание и переписать дом на твое имя. Она вычеркнула твоего отца из завещания и возложила на тебя все свои надежды.

Ник не мог скрыть удивления. В течение многих лет его родственники строили предположения насчет завещания бабушки, но подобного поворота событий он никак не ожидал.

– Конечно, твои недавние действия подорвали эти планы. У меня есть все основания полагать, что твоя бабушка готовится снова изменить завещание. Как ты будешь себя чувствовать, если имение отойдет к кому-то из двоюродных братьев-сестер?

– Если к Астрид, я буду счастлив за нее.

– Ну, ты же знаешь свою бабушку, она захочет, чтобы дом перешел к одному из мальчиков. Она не отдаст его никому из Леонгов, потому что знает: у них и так слишком много собственности, – но вполне может отписать его одному из ваших тайских кузенов. Или кому-то из Чэнов. Как бы ты себя чувствовал, если бы Эдди Чэн стал лордом и хозяином Тайерсаль-парка?

Ник с тревогой взглянул на Жаклин. Та помолчала минуту, взвешивая слова, которые собиралась произнести.

– Ты знаешь что-нибудь о моей семье, Ники?

– В смысле? Ваш дедушка – Лин Иньчао.

– В девятисотых годах мой дед был самым богатым человеком в Юго-Восточной Азии, его все уважали. Дедушкин особняк на горе София был больше, чем Тайерсаль-парк, и я родилась в этом доме, а росла в такой роскоши, какой сегодня и не увидишь.

– Погодите минутку… вы ведь не хотите сказать, что ваша семья потеряла все состояние.

– Разумеется, нет. Но у дедушки было слишком много жен и слишком много детей, поэтому состояние было раздроблено и поделено между наследниками. В совокупности мы по-прежнему занимаем высокое место в списке «Форбс», но слишком много людей едят из одного котла. К тому же я – женщина. Мой дедушка был старомодным человеком из Сямыня, а такие, как он, считали, что девочкам нужно не наследство, а удачное замужество. Перед смертью он положил все свои активы в семейный фонд, указав, что только мужчины, родившиеся под фамилией Лин, могут получить проценты. Я ожидала, что удачно выйду замуж, так и получилось, но потом муж умер молодым, а я осталась с двумя маленькими детьми на руках и жалкой кучкой денег. Знаешь, каково это – вращаться среди самых богатых людей в мире и чувствовать, что у тебя нет ничего по сравнению с ними? Прислушайся ко мне, Ники, ты ведь понятия не имеешь, как тяжело сознавать, что у тебя было все, а потом ты все потерял!

– Ну, не скажу, чтоб вы очень страдали. – Ник повел рукой вокруг.

– Правда. Мне удается придерживаться определенных стандартов, но все далеко не так просто, как тебе кажется.

– Я ценю вашу откровенность, но разница между вами и мной заключается в том, что мне не нужно многого. Мне ни к чему яхта, самолет или огромное поместье. Я провел половину своей жизни в домах, которые казались слишком большими, и теперь мне приятно жить так, как я живу в Нью-Йорке. Я полностью доволен своей жизнью, такой, какая она есть.

– Думаю, ты меня неверно понял. Как бы выразиться более доходчиво? – Жаклин поджала губы и пару минут изучала свой идеальный маникюр, словно подбирая слова. – Знаешь, я выросла, думая, что являюсь неотъемлемой частью определенного мира. Моя личность будто исчерпывалась принадлежностью к своей семье: я – Лин. Но вот я вышла замуж и узнала, что меня больше не считают Лин. Ну, не в прямом смысле. Все мои братья, сводные братья и идиоты-кузены мужского пола унаследуют сотни миллионов от трастового фонда, но я не получу ни цента. А потом я поняла, что на меня больше всего повлияла не потеря денег, а потеря привилегии. Тяжело вдруг осознать, что ты не важен даже своей семье. Если ты решишься на этот брак, то почувствуешь – обещаю! – сейсмический сдвиг. Можешь сколько угодно распускать передо мной хвост, но поверь мне: когда у тебя все отнимут, это станет настоящим ударом. Двери, которые были открыты для тебя всю жизнь, внезапно закроются, потому что в глазах каждого ты без Тайерсаль-парка – пустое место. И я бы не хотела, чтобы это произошло. Ты законный наследник. Сколько стоит эта земля сегодня? Шестьдесят самых престижных акров в центре Сингапура… Это все равно что владеть Центральным парком в Нью-Йорке. Я даже не могу оценить стоимость имения. Если бы только Рейчел знала, от чего ты отказываешься…

– Но мне определенно ничего этого не нужно, если я не смогу прожить жизнь с ней, – твердо заявил Ник.

– А кто сказал, что вы не можете быть вместе? Почему нельзя и дальше жить как жили? Просто не женись на ней прямо сейчас. Не бросай оскорбление в лицо бабушке. Отправляйся домой и помирись с ней. Ей уже за девяносто, сколько еще осталось? После ее ухода сможешь делать все, что захочешь.

Ник обдумал ее слова в тишине. В дверь тихо постучали, и вошел стюард с подносом кофе и десертами.

– Спасибо, Свен. Теперь, Ник, попробуй-ка этот шоколадный торт. Я думаю, тебе он покажется довольно интересным.

Ник откусил кусочек и сразу узнал вкус воздушного шоколадного торта, который готовила кухарка в доме его бабушки.

– Как вам удалось выпытать рецепт у А-Цин? – удивился он.

– Я не выпытывала. После обеда с твоей бабушкой на прошлой неделе я потихоньку спрятала кусочек в сумочку и доставила его прямо к Мариусу, гениальному шеф-повару, который работает у нас на борту. Мариус три дня проводил экспертизу, и примерно с двадцатой попытки получилось как надо, правда?

– Идеально.

– А теперь представь, что ты больше никогда не отведаешь этот шоколадный торт.

– Ну, придется ждать приглашения на вашу яхту.

– Это не моя яхта, Ники. Здесь нет ничего моего. И не думай, что мне не напоминают об этом каждый день моей жизни.

7

Белмонт-роуд

Сингапур, 1 марта 2013 года

Человек с автоматом постучал по тонированному стеклу «бентли-арнаж» Кэрол Тай.

– Опустите стекло, пожалуйста, – сухо сказал он.

Когда стекло опустилось, мужчина заглянул внутрь, внимательно осматривая Кэрол и Элинор Янг, сидевших на задних сиденьях.

– Ваши приглашения, пожалуйста, – буркнул он, протягивая в окно руку в кевларовой перчатке.

Кэрол передала гравированные металлические карточки.

– Пожалуйста, откройте заранее сумки и приготовьтесь к осмотру, когда дойдете до входа, – проинструктировал охранник, сделав знак шоферу Кэрол, чтобы тот продолжил путь.

Они проехали через контрольно-пропускной пункт и оказались в очереди за другими модными седанами, пытавшимися пробиться к дому с красной лакированной входной дверью на Белмонт-роуд.

– Ай-я, если бы я знала, что будет столько проблем, я бы не поехала, – посетовала Кэрол.

– Да, вряд ли это стоит головной боли. Раньше такого не было, – проворчала Элинор, рассматривая пробку и вспоминая, как раньше проходили «ювелирные чаепития» у миссис Сингх.

Гаятри Сингх, младшая дочь махараджи, владела одной из легендарных сингапурских ювелирных коллекций, которая, как утверждали, соперничала с коллекциями миссис Ли Юнчэн и Шан Суи. Каждый год Гаятри возвращалась из ежегодной поездки в Индию с целой сумкой семейных реликвий, увезенных от стареющей матери, и с начала 1960-х годов начала приглашать своих дорогих подруг – представительниц элитных семей Сингапура – на чай, чтобы «отпраздновать» ее последние безделушки.

– Раньше, когда миссис Сингх сама руководила процессом, все было непринужденно. Просто компания прекрасных дам в красивых сари сидела в гостиной. Все по очереди наглаживали драгоценности миссис Сингх, сплетничая и поглощая индийские сладости, – вспоминала Элинор.

Кэрол внимательно изучила длинную очередь желающих попасть внутрь.

– Теперь непринужденностью и не пахнет. Аламак, кто все эти женщины? Они одеты, будто на коктейльную вечеринку!

– Это все новые люди. Какие-то дамочки из сингапурского общества, о которых никто никогда не слышал, в основном чиндосы[36], – фыркнула Элинор.

С тех пор как миссис Сингх потеряла интерес к подсчету каратов и начала проводить больше времени в Индии, изучая ведические писания, ее невестка Сарита – в детстве снимавшаяся в фильмах Болливуда – занялась этим делом, и чаепития-девичники эволюционировали в благотворительную выставку с целью сбора средств на очередной проект Сариты. Событие освещали во всех глянцевых журналах, и каждый, кто мог заплатить непомерную плату за вход, имел возможность пройти через элегантное модернистское бунгало Сингхов и посмотреть на ювелирные изделия, которые в настоящее время собираются под специальную тематическую выставку.

В этом году здесь выставлялись работы норвежки Тоне Вигеланд – известного мастера по серебру. Лорена Лим, Надин Шоу и Дейзи Фу вглядывались в стеклянные витрины в «галерее», переоборудованной из комнаты для настольного тенниса. Надин не могла сдержать разочарования:

– Аламак, кому интересно любоваться на все это скандинавское дерьмо? Я думала, нам покажут драгоценности миссис Сингх.

– Тихо, вон та рыжеволосая[37] баба – куратор выставки. По-видимому, какая-то важная птица из Музея дизайна Остина Купера в Нью-Йорке, – предупредила Лорена.

– Ай-я, мне все равно, пусть она хоть сам Андерсон Купер![38] Кто хочет заплатить пятьсот долларов за билет, чтобы увидеть украшения из ржавых гвоздей? Я пришла посмотреть на рубины размером с рамбутаны!

– В словах Надин есть смысл. Это были бы выброшенные деньги, если бы мы не получили билеты бесплатно от моего банкира из OCBC, – сказала Дейзи.

В этот момент Элинор вошла в галерею, щурясь от яркого света, и немедленно надела солнцезащитные очки.

– Элинор! – удивилась Лорена. – Вот уж не знала, что ты ходишь на такие мероприятия!

– Я не планировала, но Кэрол получила билеты от ее банкира из UOB и убедила меня поехать. Ей нужно взбодриться.

– Где она?

– В туалете, конечно. Ты же знаешь, у нее слабый мочевой пузырь.

– Что ж, здесь нет ничего, что могло бы ее подбодрить, если только она не захочет увидеть украшения, от которых можно заработать столбняк, – сообщила Дейзи.

– Я говорила Кэрол, что это пустая трата времени! Сарита Сингх желает одного: произвести впечатление на своих помпезных друзей-иностранцев. Три года назад она пригласила меня, Фелисити и Астрид, тогда выставка была посвящена викторианским траурным украшениям. Ничего, кроме черного агата и брошей, сделанных из волос покойников. Брр! Только Астрид могла оценить это.

– Позволь сказать, что я оценила прямо сейчас – твою новую сумку «Биркин»! Вот уж не думала, что ты такую в руки возьмешь. Разве ты не говорила, что подобные сумки носят только чокнутые китаянки с материка? – спросила Надин.

– Забавно, что ты так говоришь, – это подарок от Бао Шаоянь.

– Вот свезло! – воскликнула Дейзи на южноминьском диалекте. – Я ж тебе говорила, у этих Бао денег куры не клюют.

– Ты была права, у них куча денег. Боже мой, посмотрела я, как они провели тут последние несколько месяцев! Надин, если ты считаешь Франческу транжирой, ты должна увидеть, как сорит деньгами этот Карлтон. Я никогда в жизни не видела мальчика, который был бы настолько одержим машинами! Его мать поклялась, что никогда не позволит ему сесть за руль спортивной машины, но каждый раз, когда я приезжаю туда, в высотном гараже появляется какое-то новое экзотическое авто. Очевидно, он покупает машины и отправляет их обратно в Китай. Якобы получает большую прибыль, перепродавая их своим друзьям.