Тьма в бутылке Адлер-Ольсен Юсси
Карл кивнул. Выглядело действительно довольно правдоподобно. В таком случае оставалось как можно скорее порыться в архиве.
– Ты киваешь. Значит, ты принял это. Ай, Карл, здорово! – воскликнул Асад, перегнувшись через стол и поцеловав его в макушку.
Мёрк отпрянул. Он еще мог допустить комки в сиропе и приторный чай. Но на эмоциональные порывы в свойственной жителям Ближнего Востока манере он совсем не рассчитывал.
– Итак, теперь нам известно, что это случилось либо шестнадцатого, либо двадцать шестого февраля тысяча девятьсот девяносто шестого года – сосредоточенно продолжал Асад. – Мы также знаем где, что похититель – мужчина ростом более ста восьмидесяти сантиметров. Нам не хватает всего одного слова в последней строке, каким-то образом характеризующего его волосы.
– Верно, Асад. И еще какой-то мелочи в виде шестидесяти пяти процентов остального текста, – сказал Карл.
Однако в общем и целом интерпретация выглядела весьма похожей на правду.
Мёрк взял бумагу, поднялся и вышел в коридор посмотреть на увеличенную копию письма.
Полагая, что Ирса тем временем вовсю прочесывала счета пострадавших от пожаров компаний, Карл глубоко ошибался. Она стояла посреди коридора, абсолютно безразличная к происходящему вокруг, и заинтересованно изучала текст письма из бутылки.
– Эй, Ирса, нам надо тут кое-что сделать, – сказал Карл, но она не сдвинулась с места.
Карл уже знал, насколько заразительным бывает поведение сестер, и потому пожал плечами и оставил ее в покое. Рано или поздно у нее заболит шея от долгого стояния в такой позе.
Карл и Асад встали рядом с ней. Сравнивая предложенную Асадом трактовку и изображение текста, Карл не мог не согласиться с тем, что теперь получалось разобрать размытые и все же вероятные очертания букв, которые ранее были абсолютно нечитабельными.
Да, действительно, все догадки Асада выглядели достоверно.
– Ну, вполне может быть и так. Совсем не глупо, – заметил Мёрк и поручил Асаду выяснить, не было ли все же в архиве заявления о каком-либо преступлении на улице Лаутрупванг в Баллерупе в тысяча девятьсот девяносто шестом году, которое тем или иным образом могло быть связано с похищением людей.
Он наверняка справится с заданием ко времени возвращения Карла из Рёдовре.
Антонсен сидел в своем небольшом кабинете. Карл вошел в невероятно душное помещение, пропитанное запахом трубочного табака и сигарилл. Никто никогда не видел, как Антонсен курит, и тем не менее он курил. Ходили слухи, что он оставался на работе после того, как все служащие расходились по домам, и пару раз затягивался в тишине и спокойствии. Год назад супруга Антонсена объявила, что он бросил курить. Однако так обстояло дело по ее мнению.
– Вот описание предприятия в Дамхусдален. – С этими словами Антонсен протянул Карлу пластиковую папку. – Как ты можешь видеть по первой странице, речь идет об импортно-экспортной компании, их партнеры зарегистрированы в бывшей Югославии. Так что явно у фирмы настал непростой период, когда на Балканах развернулась война и все сокрушила. На сегодня «Амундсен энд Муяджич А/С» – вполне процветающее предприятие, однако, когда случился пожар, они оказались в экономической яме. В то время ничто не подтвердило подозрений в отношении фирмы, да мы и до сих пор не изменили своего мнения. Но если тебе есть что сообщить, милости просим.
– «Амундсен энд Муяджич». Муяджич – вроде югославская фамилия, верно? – уточнил Карл.
– Югославская, хорватская, сербская… не все ли равно? Я думаю, сейчас у них не осталось ни Амундсена, ни Муяджича, но ты можешь сам проверить, если хочешь.
– Весьма откровенно.
Карл немного поерзал на стуле и посмотрел на своего давнего коллегу.
Антонсен – правильный полицейский. Он был несколькими годами старше Карла и всегда занимал чуть более высокое положение; и все же им удавалось совместно вести дела, и это подтверждало, что они одного поля ягоды. Ни у кого, ни у единого человека не получалось сбить их с толку. Они оба были не из тех, кого можно заболтать или запросто похлопать по плечу или кто любит затеять в коридоре пустой треп. Если кто в личном составе и не отличался дипломатичностью, то именно эти двое. Вот почему Антонсен так и не стал начальником полиции, а Карл и вовсе ничего не добился. Вполне закономерно.
Но сейчас между ними возникло напряжение, терзавшее Карла, а все из-за этого дурацкого пожара. Ибо вновь Антонсен находился у руля.
– У меня складывается впечатление, – продолжил Карл, – что ключ к объяснению последних пожаров в Копенгагене можно отыскать в деле о пожаре в Рёдовре. Тогда было обнаружено тело с отчетливыми следами на фаланге мизинца, которые указывали на то, что жертва в течение многих лет носила кольцо. В точности такой же опознавательный знак имеется у сгоревших в недавних пожарах. И вот я задаю тебе вопрос: ты можешь утверждать со всей прямотой, что в тот раз дело было расследовано тщательнейшим образом? Я спрашиваю без обиняков; ответь мне, и я ничего не стану предпринимать, мне просто нужно знать. Ты был как-то связан с этой фирмой? У тебя было или есть что-то общее с компанией «Амундсен энд Муяджич А/С» и поэтому ты повел дело именно таким образом и именно с теми людьми?
– Ты обвиняешь меня в чем-то противозаконном, Карл Мёрк? – Лицо Антонсена вытянулось. Все добродушие куда-то улетучилось.
– Да нет. Но я просто не понимаю, почему вы в тот раз не установили со стопроцентной точностью причину пожара и личность погибшего.
– Так ты, значит, обвиняешь меня в невыполнении моих профессиональных обязанностей?
Карл посмотрел ему в глаза:
– Да, обвиняю. Потому что мне нужно от чего-то отталкиваться дальше.
Антонсен протянул Карлу банку светлого «Туборга», и тот просидел с ней в руке до самого конца беседы. Старый лис сделал из своей банки большой глоток, вытер рот и выпятил нижнюю губу.
– Дело не вызвало у нас беспокойства, Карл, если отвечать напрямую. Пожар на чердаке и бомж, вот как все обстояло. И оно действительно как-то прошло мимо меня. Но не из-за того, о чем ты думаешь.
– Тогда почему?
– Потому что в то время Лола трахалась с одним из наших сотрудников и я сидел в глубоком кризисе.
– Лола?
– Да, черт возьми. Послушай, Карл. Мы с женой прошли через это. Сейчас все в порядке. Но я охотно признаюсь тебе в том, что мог бы больше внимания уделить тому делу.
– Ладно. Сойдемся на этом.
Мёрк встал и посмотрел на курительную трубку Антонсена, похожую на корабль, застрявший в пустыне. Скоро она вновь отправится в плавание. В рабочее время или после.
– Ах да, – остановил его Антонсен, когда Карл уже находился в дверях. – Еще кое-что. Помнишь, этим летом произошло убийство в высотке в Рёдовре? И я сказал тебе, что, если ваше отделение плохо обойдется с ассистентом полиции Самиром Гази, я надеру вам задницы? Я слышал, Самир возвращается к нам. – Тут он взял трубку и слегка потер ее. – Почему он это делает, не знаешь? Он сам мне ничего не говорил, но, насколько мне известно, Якобсен был им вполне доволен.
– Самир? Не-е, я не в курсе. Я его довольно плохо знаю.
– Ну ладно. Тогда скажу тебе, что и в отделе «А» все удивлены, а вот я слышал, что тут каким-то образом замешан твой человек. Ты совсем-совсем не в курсе?
Карл задумался. Почему тут должен быть как-то замешан Асад? Он с первых дней старался держаться подальше от этого человека.
Настала очередь Карла выпятить нижнюю губу. А почему непременно Асад?
– Поспрашиваю, но я понятия не имею. Может, Самир просто захотел вернуться к лучшему в мире шефу, как тебе такая идея? – Он подмигнул Антонсену. – Большой привет Лоле.
Ирса стояла на том же месте, где ее оставил Карл: посреди подвального коридора перед сделанной Розой гигантской копией письма из бутылки. Она замерла, приподняв одну ногу, как фламинго, в состоянии, близком к трансу. К ним как будто вернулась Роза, только по-другому одетая. Аж как-то не по себе.
– Как дела с финансовой отчетностью из Комитета? – поинтересовался Карл.
Ирса взглянула на него с отрешенным видом, почесывая лоб карандашом. Оставалось только догадываться, заметила ли она вообще его присутствие.
Тогда Карл набрал побольше воздуха в легкие и снова попытался выдохнуть свой вопрос прямо ей на макушку. Это заставило женщину слегка вздрогнуть, но в целом ее реакция этим и ограничилась.
В тот момент, когда он уже собирался отвернуться, пребывая в полном замешательстве, как ему поступить с этими в высшей степени странными сестренками, – да обрушатся на него все силы ада, черт возьми! – она наконец спокойно ответила, произнося отдельно каждое слово:
– Я неплохо играю в скрэбл, разгадываю кроссворды, ребусы, справляюсь с ай-кью-тестами и судоку, у меня получается писать стихи и песни на конфирмацию, серебряную свадьбу, день рождения или в честь иной важной даты. Но вот тут произошла какая-то заминка. – Она обернулась к Карлу. – Вы можете оставить меня в покое еще на какое-то время, чтобы я имела возможность поразмыслить над этим жутким письмом?
Может ли он оставить ее в покое? Она провела тут столько времени, за которое можно было доехать до Рёдовре и вернуться обратно, и он все еще должен оставить ее в покое? Строго говоря, Ирсе следует сложить все южные фрукты обратно в свою маленькую грязную сумку-тележку и в шотландском тряпье, вместе с волынкой и всем прочим барахлом проваливать в Ванлёсе или откуда там она прикатила, черт ее возьми.
– Милая Ирса, – взял он себя в руки, – либо ты в течение ближайших двадцати семи минут предоставишь мне эти ничтожные счета, снабженные пояснениями, либо я сейчас же любезно попрошу фру Лизу с третьего этажа оформить тебе расчет за приблизительно четыре часа интенсивной работы. И в таком случае на пенсионные выплаты можешь не рассчитывать, ясно?
– Закрой рот. Извини за грубость, но прозвучало столько слов. – Она широко улыбнулась. – Кстати, неужели я забыла сказать, как тебе идет эта рубашка? У Брэда Питта есть похожая.
Карл опустил глаза на клетчатый кошмар из «Квикли», вдруг почувствовав себя в этом подвале удивительно бесприютным.
Он прошел в кабинет Асада. Тот сидел, водрузив ноги на верхние ящики стола и прижимая к иссиня-черной щетине телефон. Перед ним лежали десять шариковых ручек, которых теперь, естественно, Карл недосчитается в своих запасах, а под ними виднелись бумажки с какими-то именами, цифрами и арабскими каракулями. Асад говорил медленно, четко и удивительно чисто. Он излучал солидность и покой, в руке крепко держал крошечный картонный стаканчик с ароматным турецким кофе. Можно было вполне принять его за туристического агента из Анкары, которому только что удалось заказать огромный самолет для перевозки тридцати пяти нефтяных шейхов.
Асад повернулся к Карлу и одарил его сдержанной улыбкой. Очевидно, его тоже требовалось оставить в покое. Настоящая эпидемия.
Не устроить ли себе в связи с этим профилактический сон в офисном кресле? В таком случае можно было бы сомкнув, веки, просмотреть фильм о пожаре в Рёдовре и надеяться на то, что дело окажется раскрытым, как только веки распахнутся.
Мёрк как раз успел усесться в кресло и задрать ноги, когда его прекрасный и способствующий продлению жизни план был прерван голосом Лаурсена:
– Карл, а у вас осталось что-нибудь от самой бутылки?
Карл заморгал.
– Ах от бутылки? – Перед его глазами мелькнул заляпанный жиром фартук Лаурсена, и он опустил ноги на пол. – Да, если для тебя в понятие «что-нибудь» входят три с половиной тысячи осколков размером с муравья, то у меня их целый пакет. – Он отыскал прозрачный пакет и поднял его на уровень глаз Лаурсена. – Ну что? По-твоему, это «что-нибудь»?
Тот кивнул и показал на один из осколков чуть крупнее остальных, лежащий на самом дне.
– Я только что разговаривал с Гильямом Дугласом, шотландским техником; он посоветовал мне отыскать самый большой осколок бутылочного дна и провести ДНК-анализ крови, которая на нем осталась. Вот такой осколок. Ты сам видишь на нем кровь.
Карл уже собирался попросить у Лаурсена лупу, но все-таки смог увидеть кровь и без инструмента. Крови было немного, и она казалась совершенно разбавленной.
– Они что, не исследовали кровь?
– Нет, он говорит, что они брали на анализ только фрагмент самого письма. И еще Дуглас сказал, чтобы мы особенно ни на что не рассчитывали.
– Потому что?..
– Потому что слишком скудный материал для взятия пробы и потому что прошло слишком много времени. А еще условия внутри бутылки и факт ее нахождения в морской воде крайне неблагоприятны для сохранения наследственного материала. Тепло, холод, возможная примесь соленой воды, меняющееся освещение – все говорит о том, что ДНК не сохранилась.
– А ДНК может изменяться, когда разрушается?
– Нет, она не меняется, только разрушается. Слишком много неблагоприятных факторов; скорее всего, к сожалению, так оно и произошло.
Карл посмотрел на крошечное пятнышко на осколке.
– А что, если анализ ДНК все-таки удастся провести? Что нам это даст? Мы ведь не сможем идентифицировать тело, потому что его нет в наличии. Мы не сможем сравнить полученный материал с материалом родственников – где мы их возьмем? Мы ведь даже не знаем, кто автор письма, так каким образом это нам поможет?
– Вероятно, удастся определить цвет кожи, волос, глаз. Разве это не помощь?
Карл кивнул. Конечно, стоит попробовать. В отделении генной экспертизы Института криминологической медицины работали удивительные люди, Мёрк это знал. Он как-то слышал доклад заместителя заведующего отделением. Если кто-то и мог установить, что жертва являлась хромым шепелявым гренландцем из Туле, то именно они.
– Забирай эту дрянь и отправляйся, – согласился Карл, хлопая Лаурсена по плечу. – Скоро я поднимусь к тебе за говяжьим филе.
Лаурсен улыбнулся:
– Тогда не забудь захватить его сам.
12
Ее звали Лиза, но она называла себя Рахилью. Семь лет она прожила с мужчиной, от которого никак не могла забеременеть. Бесплодные недели, а затем месяцы в глиняных мазанках в Зимбабве, потом в Либерии. Классы, переполненные детишками, улыбки цвета слоновой кости на коричневых лицах, сотни бесконечных часов переговоров с местными представителями НДПЛ[20] и под конец встреча с «гориллос» Чарльза Тейлора. Мольбы о помощи и мире. В эту эпоху преподавателю, только что прошедшему подготовку на «Необходимом семинаре»[21], было нелегко. Слишком много ловушек и злого умысла, но такова уж Африка.
Когда ее насиловала целая группа солдат НДФЛ[22], случайно проходивших мимо, ее возлюбленный даже не стал вмешиваться. Потому все и было кончено.
В тот же вечер она стояла на окровавленных коленях на веранде и, сложив руки, впервые за свою безбожную жизнь призывала Царствие Небесное.
– Прости меня и оставь случившееся без последствий, – молилась она под грохочущим ночным непроглядным небом. – Оставь это без последствий и позволь мне обрести новую жизнь. Мирную жизнь с супругом и кучей ребятишек. Я прошу тебя об этом, дорогой Господь.
Утром, когда она собирала чемодан, у нее начались месячные, и она поняла, что Господь услышал ее. Грехи были прощены.
На выручку пришли люди из небольшой общины, недавно основанной в соседнем государстве Кот-дИвуар в городе Данане. Их кроткие лица неожиданно встретились ей на дороге А701; ей предложили пристанище после двухнедельных скитаний среди беженцев вдоль шоссе на Баобли и далее вплоть до границы. Люди, пережившие великую нужду и знавшие не понаслышке, что ране требуется время для исцеления. Так ей открылся новый смысл жизни. Господь услышал ее и указал, каким путем она должна направить свою жизнь.
Спустя год она уже вернулась в Данию, избавленная от дьявола и всех его деяний и готовая к поискам мужчины, который должен ее оплодотворить.
Его звали Йенс, но вскоре он стал зваться Йошуа. Его тело было прекрасно, он жил один на машинопрокатной станции, унаследованной от родителей, и Йенс обрел блаженство путей Господних между ее раздвинутых ног.
Вскоре община на окраине Виборга пополнилась двумя приверженцами, а спустя десять месяцев Рахиль родила первенца.
С той поры Матерь Господня даровала ей новую жизнь и была к ней милостива. Теперь у нее были дети: Йозеф восемнадцати лет, Самуэль – шестнадцати, Мириам – четырнадцати, Магдалена – двенадцати и Сара – десяти. Всегда с интервалом в двадцать три месяца.
Да уж, поистине Богоматерь печется о рабах своих.
Она уже не раз встречала этого новичка в Церкви Матери Божьей, и он одобрительно смотрел на нее и детей, когда они предавались хвалебным песнопениям. Они слышали лишь благие слова из его уст. Он производил впечатление искреннего и дружелюбного человека с широкой душой. Довольно симпатичный мужчина, который вполне может привлечь в общину новую положительную женщину.
Все складывалось хорошо, таково было общее мнение. Йошуа называл его порядочным.
Когда он в четвертый раз явился к ним в церковь, Рахиль абсолютно уверилась в том, что теперь он останется. Они предложили ему комнату у себя на хуторе, но он поблагодарил и отказался: объяснил, что уже остановился в другом месте и пытается найти себе дом для более длительного проживания. Он пробудет в их краях несколько дней и с удовольствием зайдет к ним в гости, если окажется неподалеку.
Так, значит, он подыскивает себе дом… Об этом тут же пошли разговоры в общине, особенно среди женщин. У него сильные руки, хороший фургон, и он мог бы принести большую пользу своим товарищам. Наверняка он богат и успешен, к тому же хорошо одевается и весьма обходителен. Возможно, потенциальный священник. Или миссионер.
Они должны быть к нему еще более учтивы, чем обычно.
Прошли всего одни сутки, а он уже стоял у них на пороге и стучал в дверь. К сожалению, это был неудачный момент, ибо хозяйке нездоровилось – в висках стучало в преддверии менструации. Ей хотелось только одного – чтобы дети сидели по своим комнатам, а Йошуа занимался своими делами.
Однако Йошуа отворил дверь и усадил гостя на кухне за дубовый стол.
– Подумай о том, что, возможно, у нас не так много шансов, – шепнул он жене, чтобы убедить ее подняться с дивана. – Всего на четверть часа, Рахиль, а потом снова ляжешь.
С мыслью об общине, о том, насколько желанна для них свежая кровь, Рахиль встала, держась за низ живота, и вышла на кухню в твердой уверенности, что Богоматерь неспроста выбрала данный момент, подвергая ее испытанию. Она должна знать, что боль – только кара, наложенная Господом. Что тошнота – всего лишь пылающий песок пустыни. Она последователь церки, а значит, ничто телесное не должно останавливать ее на этом пути.
Вот в чем было все дело.
А потому Рахиль встретила его с улыбкой на бледном лице и пригласила сесть и принять дары Господа.
Окутанный ароматом, исходившим от чашки с кофе, он рассказывал, что побывал в Левринге и Эльсборге, осматривая жилье; послезавтра или в понедельник он собирается в Равнструп и Ресен, где тоже есть подходящие варианты.
– Господи Иисусе! – воскликнул Йошуа, поспешно извинившись перед женой, ибо она терпеть не могла, когда он всуе поминал имя Сына Богоматери.
– В Ресен? – продолжил он. – Это не по пути ли к плантациям Сьёрупа? Дом Теодора Бондесена, верно? В таком случае я могу позаботиться о том, чтобы вам он достался за нормальную цену. Пустует уже как минимум восемь месяцев. Если не больше.
По лицу мужчины скользнуло странное выражение. Йошуа этого, конечно, не заметил, зато заметила она. Выражение довольно неуместное.
– По дороге к Сьёрупу? – переспросил мужчина, рыская по комнате взглядом в поисках опоры. – Не знаю. Но я расскажу вам в понедельник, после того как взгляну на дом. – Он улыбнулся. – А где ваши дети? Занимаются?
Рахиль кивнула. Он казался не слишком разговорчивым. Неужели она неправильно раскрыла его сущность?
– А где вы сейчас живете? – уцепилась она. – В самом Виборге?
– Да, в городе живет мой бывший коллега. Несколько лет назад мы вместе ездили. Теперь он пенсионер по инвалидности.
– Вот как. Организм износился, как у многих других представителей вашей профессии? – спросила она и поймала его взгляд.
Он вновь смотрел на нее добрыми глазами. Ответил не сразу, но, может, он просто сдержанный. По крайней мере, нельзя считать это дурной чертой.
– Износился? Нет, не в этом дело. Лучше бы было так, если можно этого пожелать. Нет, мой товарищ Чарльз потерял руку в ДТП.
Он ребром ладони показал, какой части руки лишился коллега, и Рахиль ощутила приступ дурноты. Неприятные воспоминания. Он верно истолковал ее взгляд и опустил глаза.
– Да уж, неприятная вышла история. Но он оправился. – Неожиданно поднял голову. – Кстати! Послезавтра в Виндерупе состоятся соревнования по карате. Я подумал спросить у Самуэля – может, он захочет поехать со мной? Хотя, возможно, ему рановато с его больным коленом… Как у него дела? Он ничего не сломал, упав с лестницы?
Рахиль улыбнулась и взглянула на мужа. Вот оно, проявление сочувствия и заботы, которые проповедовала их церковь. «Возьми руку твоего соседа и нежно погладь ее» – так всегда говорил их священник.
– Нет, – ответил муж. – Колено у него распухло, как ляжка, но через несколько недель он поправится. Так вы говорите, в Виндерупе? Там будет соревнование, на которое можно приехать? – Он провел рукой по подбородку; наверняка вскоре захочет узнать подробности. – Мы можем спросить у Самуэля. Как ты думаешь, Рахиль?
Она кивнула. Конечно, если они вернутся к часу отдыха, будет здорово. Может, и остальные дети отправятся с ним, если захотят.
Он вдруг посмотрел на них с извинением:
– Ах да, мне бы это доставило огромное удовольствие, однако на переднем сиденье фургона можно разместиться только втроем, а сзади возить пассажиров запрещено. Но двоих я с радостью прихвачу. А остальных, может быть, в следующий раз. Как насчет Магдалены? Ей, случайно, не по вкусу такие развлечения? Она производит впечатление активной девочки. К тому же она, кажется, сильно привязана к Самуэлю?
Рахиль улыбнулась, а вслед за ней и ее муж. Прекрасное наблюдение и отличный вопрос. Создавалось ощущение, что в этот момент между ними установился близкий контакт. Словно он знал, насколько близки материнскому сердцу именно эти двое. Именно они из пятерых детей похожи на мать больше остальных.
– Отлично, вот и договорились. Да, Йошуа?
– Да, конечно, – улыбнулся муж.
С ним легко можно договориться, если только ему шлея под хвост не попадет.
Рахиль хлопнула по руке гостя, покоившейся на столе. Удивительно, какой ледяной она оказалась.
– Я уверена, что Самуэль с Магдаленой с удовольствием поедут. Когда им надо быть готовыми?
Он поджал губы и принялся высчитывать время на дорогу.
– Соревнования начинаются в одиннадцать. Нормально, если я заеду к десяти?
Допив кофе, он собрал со стола чашки и ополоснул их, словно это само собой разумеется. Затем улыбнулся хозяевам, поблагодарил их за гостеприимство и попрощался.
Когда он ушел, божественный покой окутал дом.
Боль внизу живота оставалась, но тошнота прошла.
Как же чудесно чувство любви к ближнему! Наверное, это самый прекрасный дар Господа человечеству.
13
– У нас не все гладко, Карл, – сказал Асад.
Мёрк понятия не имел, о чем идет речь. Двухминутный сюжет на канале «Ди Эр Апдейт» о «зеленых» гуманитарных посылках, исчисляемых биллионами крон, погрузил его в мир сновидений.
– Что именно не так, Асад? – услышал Карл собственный голос откуда-то издалека.
– Я старательно искал и могу с уверенностью утверждать, что заявлений о похищении людей в этом районе не было. Ни единого происшествия за все время существования улицы Лаутрупванг.
Карл протер глаза. Действительно, не очень хорошая новость, он согласен. Если, конечно, сообщение из бутылки не было шуткой.
Асад стоял перед ним и держал в руках пластиковую бадью с арабскими надписями, до краев наполненную неопределенной субстанцией, из которой торчал видавший виды нож для чистки овощей. Асад в предвкушении улыбнулся, отрезал кусочек и отправил его в рот. Над головой у него прожужжала недремлющая старая добрая муха.
Карл поднял голову. Может, стоит потратить немного энергии на то, чтобы ее прихлопнуть…
Он лениво огляделся в поисках смертоносного оружия и обнаружил его лежащим прямо перед собой на столе. Поцарапанная бутылка, сделанная из жесткого пластика, столкновения с которым гарантированно не перенесет ни одна муха.
«Осталось только хорошо прицелиться», – успел подумать он за секунду до того, как швырнул бутылку. Пробка была закручена не очень крепко. Хлопок по стене заставил Асада в изумлении посмотреть на светлую массу, медленно стекающую на пол.
И муха исчезла.
– Очень странно, – пробурчал Асад, не переставая жевать. – Я думал, что Лаутрупванг – это жилой квартал, а оказалось, это район с кабинетами и предприятиями.
– И? – спросил Карл, прикидывая, что за дерьмо бежевого цвета содержалось в его бутылке и издавало такую вонь. Неужели ваниль?
– Так вот, кабинеты и предприятия, – продолжал Асад. – Что же делал там человек, сообщивший, что его похитили?
– Может, работал? – предположил Карл.
Эта фраза исказила выражение лица Асада до гримасы, которую уместнее всего было бы трактовать как абсолютный скепсис.
– О Карл. Но он ведь даже не умел писать…
– Допустим, он не обладал природной грамотностью, Асад. Тебе знаком такой тип людей? – Мёрк повернулся к компьютеру и набрал название улицы. – Посмотри. Неподалеку от предприятий расположено множество учебных заведений, где могут получать образование иностранцы или молодые люди. – Он указал на один из адресов. – К примеру, приходская школа Лаутрупа. Школа для детей с социальными и психологическими проблемами. К тому же все-таки не исключено, что это мальчишеская шалость. Вот увидишь, когда мы дешифруем остаток письма, вполне может оказаться, что дети просто решили досадить преподавателю или нечто в этом роде.
– «Дешифруем», «досадить» – ты употребляешь столько странных слов, Карл… А что, если это кто-то из служащих одной из фирм? Там их полно.
– Да. Но тебе не кажется, что фирма в таком случае заявила бы в полицию о пропавшем сотруднике? Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, но не будем забывать: никто никогда не заявлял ни о чем таком, на что имеются указания в письме. Кстати, не существует ли других Лаутрупвангов в стране?
Асад покачал головой.
– Значит, ты говоришь, что не считаешь это настоящим похищением?
– Ну да, что-то типа того.
– Мне кажется, Карл, ты ошибаешься.
– Хорошо. Асад, послушай. Если даже похищение действительно состоялось, кто может утверждать, что похищенный не был выкуплен в срок? Ведь могло такое произойти, правда? А потом все предалось забвению. В таком случае мы ведь не станем продолжать расследование, верно? Может, о похищении знали всего несколько посвященных людей.
Асад мгновение смотрел на него.
– Да, Карл. Вообще-то, мы многого не знаем, но и не узнаем никогда, если ты говоришь, что нам стоит прекратить расследование.
Он смылся из кабинета молча, оставив контейнер со своим клейстером и нож на столе Карла. Что, черт возьми, с ним случилось? Неужели реакция на неграмотность и иностранцев? Обычно он спокойно воспринимает намного более обидные вещи. Или настолько поглощен этим делом, что не в состоянии сосредоточиться ни на чем ином?
Карл наклонил голову и прислушался к голосам Асада и Ирсы, доносившимся из коридора. Жалобы, жалобы, жалобы. Ничего больше – сто процентов.
Потом Мёрк вспомнил о вопросе Антонсена и поднялся:
– Разрешите мне на секунду прервать ваше воркование?
Он приблизился к двум своим сотрудникам, расположившимся перед огромной копией письма. Ирса стояла тут с того момента, как передала ему добытые счета акционерных обществ. В общей сложности уже четыре-пять часов за текущий день, не замечая ничего.
– Воркование! Ты фильтруй мысли в мозгах, прежде чем говорить, – выдала Ирса и вновь обратилась к копии письма.
– Асад, послушай, комиссар полиции в Рёдовре получил ходатайство от Самира Гази. Самир хочет вернуться на их участок. Тебе что-то известно об этом?
Асад непонимающе посмотрел на Карла, но явно насторожился:
– Почему мне должно быть что-то известно?
– Ты ведь избегал Самира, верно? Может, то, что вы друг другу не понравились, сыграло какую-то роль? Я прав?
Ему показалось или Асад действительно выглядел обиженным?
– Я не был знаком с этим человеком. Видимо, он просто желает вернуться на прежнее место работы. – Тут Асад чересчур широко улыбнулся. – Может, ему пришлись не по душе напитки в булочной?
– А, именно это я и должен сказать Антонсену, да?
Асад пожал плечами.
– У меня есть еще несколько слов, – вклинилась Ирса, схватила стремянку и притащила ее на прежнее место. – Буду писать карандашом, чтобы потом легче было стереть, – прокомментировала она с предпоследней ступеньки. – Ну вот, теперь это выглядит так. Всего лишь предположение. Особенно после слов «У него» мне пришлось додумывать. Но три двухбуквенных слова подряд в одном предложении – не совсем обычно, так почему бы и нет? А еще автор письма имел большие проблемы с правописанием, но кое-где это даже помогает, так мне кажется.
Асад и Карл переглянулись. Разве они сами уже не говорили ей об этом?
– Например, я абсолютно уверена, что вместо «урож» должно было быть написано «урожал», то есть имелось в виду «угрожал». – Она обвела взглядом свою работу. – А, да, еще я уверена, что слово «синии» – это «синий», но крючок от буквы «й» исчез. Ну, смотрите сами.
ПОМОГИТЕ
В день.6 февравля нас похиттили
Нас схватили у автобуссной остановки у Лаутропванг в
Баллерупе – человек ростом 18. с короткеми волосами
…………. – У
него шрам на прравом… у…
… синии фургон Папа и мама знакоммы с ним – Фр. д… о.
… с Б
– …
урожал нам
…
в…
–
он убъет нас
–
… рю……. о
……
рст…
Брат – Мы ехали почти 1 час……… у вады…
… мы
………
Здесь плоха пахнет
– …
е…
….
р…. рю. г
– ……
Лет
Читать бесплатно другие книги:
