Алмазная лилия Красовская Марианна

1. Лиля Крышка

Меня зовут Лиля. Как Лиля Брик, только не Брик, а Горшкова. Замечательно звучит, правда? Лилия Горшкова. Примерно так же круто, как Изабелла Тяпкина или Эмилия Сидорова.

Ничего не поделаешь, мама – большая поклонница Маяковского. Наверное, она надеялась, что я стану немного Брик. Но фамилия все же перевесила. Поэтому я – Крышка. Так меня в школе прозвали. Горшок – Кастрюля – Крышка, логику улавливаете? Ну, и ещё потому, что я неуклюжая. В любом деле – мне крышка.

Не красавица – что есть, то есть. Обыкновенная среднестатистическая девушка (или уже женщина?) почти уже тридцати лет. Живу с мамой в хрущевке, работаю в библиотеке, потому что мозгов особых тоже нет. Талантов нет, талии нет, красивых голубых глаз нет, обаяния нет. Короче, не веселая у меня жизнь, если честно. Всего и достоинств, что волосы густые, мягкие, цвета выбеленной солнцем соломы да грудь четвёртого размера. Но поскольку последняя идёт в комплекте со складками на боках и целлюлитом на попе – так себе достижение, если честно.

Волосы у меня от мамы. Она-то красавица и умница, не то, что я. Высокая, стройная, да еще и главбух на большом заводе. Она ценный специалист, меня вот в библиотеку на заводе пристроила, потому что мы обе понимаем, что институт-то я закончила, но вот технарь из меня – как из литровой банки ваза. То есть работать могу, а вот эстетики никакой.

В принципе, я не жалуюсь. Бывает и хуже. Наверное.

Ну подумаешь, отношений никогда не было и с мамой живу! Зато здоровье у меня железное и кот красивый.

В библиотеке невкусно пахнет бумажной пылью, надо переписывать на карточки пришедшие сегодня технические журналы, а мне хочется читать любовный роман, тайно пронесенный через проходные, или торчать в инстаграме, разглядывая фотографии одноклассников с моря. Я-то на море ни разу не была, куда мне с зарплаты библиотекаря. Мама у меня могла бы позволить себе, но она трудоголик, ей даже в выходные звонят постоянно, а она и рада.

А море красивое. Голубое. Фотошоп, наверное. Я же видела водохранилище у нас в области. Оно почти как море, только пресное. Никакое оно не голубое, обычная мутная коричнево-серая вода, как в речке. Как вся моя жизнь.

Мама всегда ругается, когда я ною, а я даже не представляю, как ей объяснить, что жизнь у меня одна, и я ничего в ней не видела. Она-то и на море была, и за границей пару раз. И ребенка вон родила, пусть и без мужа – курортный роман у неё был. А я даже этого лишена, хотя все мои одноклассницы уже сходили замуж, некоторые и не один раз. Вот бы и мне на море… и курортный роман! Чтобы хоть узнать, что это такое – любовь. В книжках все красиво. Он смотрит на нее пристально и жадно, а у нее колени слабеют и бабочки в животе. Эх!

У меня вот колени только один раз в жизни слабели: когда физкультурник требовал, чтобы я через козла прыгала. Который мне ростом по шею. Я что тогда самая мелкая в классе была, что сейчас – метр с кепкой в прыжке. А козла я тогда опрокинула и руку вывихнула, поэтому больше меня на физкультуре не трогали.

– Лиля, вот ещё КШП1 пришли, – плюхнула передо мной на стойку пачку журналов Ната, наш курьер. – Мне есть что в цеха отнести?

– Нет, Наточка, – я наверное ужасно покраснела. – Я пока не разложила. Ну вот как раз кузнечное производство внесу в базу и тебе сообщу.

– Ладно, – согласилась Натка, усаживаясь на стул. – Чайку налей тогда, убегалась я.

– Сама налей, – буркнула я. – Сидишь же рядом.

Ната не обиделась. Чайник, действительно, был ближе к ней, чем ко мне.

– А сахар есть? А печенье?

– Сама же знаешь, что нет, – вздохнула я. – Я на диете. И так работа сидячая, с печеньем я ещё больше растолстею.

– По-моему, ты вообще воздухом питаешься, – укорила меня стройная, как лань, подруга. – К диетологу сходи, а еще лучше – к эндокринологу.

– Ага, уже бегу, – фыркнула я. – У нас в поликлинике таких врачей сто лет как нет. А платно, знаешь, дороговато.

– Это да, – вздохнула Ната, извлекая из своего рюкзака шоколадку и соблазнительно шурша фольгой. – На наши зарплаты нужно с детства вести здоровый образ жизни. Помереть дешевле, чем заболеть.

– Ты цены на места на кладбище видела? – возразила я. – Не дешевле.

Мы с мамой пару лет назад хоронили деда, знаем. Поэтому я в своих словах уверена.

– Ладно, я помчалась, – наконец, отставила чашку Натка. – Мне надо в кузницу договор отнести и в КБ рекламные буклеты. Ты тут не кисни, ага?

Я пожала плечами. Не кисну. У меня книга есть. Про любовь.

***

Первое, что меня удивило и изрядно напугало, когда я пришла домой – дверь была закрыта изнутри. Это значило, что мама уже дома. Она никогда не приходила с работы раньше меня. Неужели что-то случилось? Заболела?

Я забарабанила в дверь сначала костяшками пальцев, потом ключами, потом ногой – звонок у нас никогда не работал, да он и не нужен, если есть домофон.

– Ну чего долбишься? – недовольно сказала мама, открывая мне дверь. – Весь подъезд слышал!

Я с облегчением убедилась, что на вид она в полном порядке, даже лучше, чем обычно: при макияже и в нарядной блузке. Ой!

Вторым шоком стали ботинки. Мужские ботинки размера этак сорок пятого. По внешнему виду – байкерские, тяжёлые, с квадратным носом и мощным каблуком. Ой!

– Мам, у тебя свидание? – испуганным шепотом спросила я. – Мне надо погулять?

– Не выдумывай, Лилия, какие в моем возрасте свидания? – строго ответила мама. – И вообще, я бы позвонила, предупредила.

– У нас гости? – ничего не понимала я, скидывая туфли и засовывая ноги в пушистые розовые тапочки.

– Ага. Проходи на кухню.

Я и прошла. На нашей крошечной кухне на крошечном табурете за крошечным обеденным столом сидел массивный, словно шкаф, мужчина. С бородой. Нет, первое впечатление обманчиво. Это не шкаф. Скорее, комод. Потому что вширь и ввысь он примерно одинаковых габаритов.

Когда-то я спрашивала маму, кто был мой отец. Давно. Ещё в детстве. Она сказала – какая к черту разница, если его в нашей жизни нет? Ну, он красивый был. Обаятельный. Весёлый.

Что сказать: никакого обаяния и уж тем более веселья я В ЭТОМ не видела. Скорее, он был пугающим. И чёрный классический костюм на нем смотрелся нелепо, ему бы больше кольчуга подошла. И топор. Или молот. Что мама вообще в этом гноме нашла?

Потому что я как-то сразу поняла, откуда у меня маленький рост и плотное телосложение. В папу, чтоб его!

– Ну здравствуй, – холодно поприветствовала я блудного родителя. – Чего припёрся?

– Лиля! – придушенно ахнула мама за спиной.

– Что "Лиля"? Зачем ты вообще пустила ЭТО в наш дом?

– Генрих – твой отец!

– Я догадалась. Стоп, что? Какой к черту Генрих? Я Владимировна!

– Ну… Лилия Генриховна звучало как-то слишком пафосно, – растерянно ответила мама, вдруг потеряв всю уверенность. – Лилия Владимировна красивее. И потом, я не думала, что Генрих вообще нас когда-нибудь найдет!

– Как видишь, он проявил чудеса дедукции. Ты что, ему моего чая заварила? – я с возмущением принюхалась и заглянула в свою любимую большую чашку, которая теперь стояла перед ЭТИМ. – Как ты могла!

– Генрих любит чай…

– Мама!.. А хотя ладно. Разбирайся с ним без меня. Я пойду погуляю лучше.

– Стоять! – рявкнул ЭТОТ басом. – Сидеть!

Я вообще-то девушка порядочная и воспитанная, но сейчас, глядя в наглые серые глаза, членораздельно и громко произнесла, куда ему следует пойти. Да-да, именно туда, где побывала моя мать, когда мной забеременела. Да, матом.

– Лиля!

– И ты тоже… иди, – послать матом мать все же язык не поворачивался.

– Лиля, да послушай же! Генрих приехал за нами! Мы… будем жить с ним.

Я с искренним изумлением посмотрела на мать. Она что, свихнулась? Ей всего сорок восемь, рановато для маразма.

– Девочка…

– Слушай, папаша, ты не понял? – ух, Лиля разозлилась. – Тебе объяснить на пальцах, куда я тебя послала?

Он вдруг загоготал, хлопая огромной ладонью по столу, который жалобно затрещал, и осклабился.

– Моя девочка, никаких сомнений! Алла, выйди.

Мама быстро закивала и исчезла, предательница. Я скрестила руки на груди, оперлась спиной на косяк двери и выжидающе на него уставилась. Ну давай, поведай мне душещипательную байку, как ты годами нас искал и наконец нашёл.

– Лилия, ты мой единственный ребёнок, – пробасил "гном".

– Допустим.

– Других у меня не будет. Все, отгулялся.

– Импотенто? – сочувственно покивала я и, увидев недоумение на его лице, пояснила. – Бобик сдох? Не стоит?

– А, ты об этом. Стоит. Но после сильного облучения я бесплоден.

– И ты вспомнил, что есть я?

– Ну, не то, чтобы вспомнил, – скривился Генрих. – Я понятия не имел, что у меня есть ребёнок. Мы с твоей матерью только однажды и виделись. Ну, не в том смысле однажды, что однажды…

– Избавь меня от подробностей! – выставила ладони вперёд я. – Я поняла. Вы больше не встречались. После того краткого романа.

– Угу, так и есть. Я и забыл про неё.

Я поджала губы. Нет бы про вечную любовь заливал!

– Я с тобой честен! – напомнил этот. – И вообще я бы сына предпочёл. Но что родилось, то родилось.

– А чего от нас хочешь? – мне начинал нравиться этот чувак.

– Наследница моя ты. Я богатый. Очень. Честно.

– Чем докажешь?

Он, мрачно глядя на меня, вытащил из кармана замшевый мешочек и вытряхнул из него… мама дорогая! горсть прозрачных сверкающих камней, самый крупный из которых был величиной с перепелиное яйцо.

– Это что, брюли? – ахнула я. – Настоящие?

– Тебе бумагу показать? Или ювелира пригласить?

– Ты вор? – прямо спросила я. – Ювелир? Сторож в Алмазном фонде?

– Я… пожалуй, владелец прииска. Приисков, – важно ответил мужик.

– Охренеть.

– Ага.

– И насколько ты богатый?

– Ну… весь этот город могу купить.

Я не то, чтобы ему поверила. Но вдруг сразу вспомнила, что в холодильнике у нас мышь повесилась, а еще я моря ни разу не видела. Нет, такой папаша все же лучше, чем алкоголик, правда?

– Допустим, я тебе верю, – осторожно сказала я, отлипая от косяка, садясь за стол и трогая ногтем один из камушков. – Только это… бесплатный сыр лишь в мышеловке бывает. Меня смущает то, что ты нас нашёл. Ну отписал бы всё племянникам, двоюродный братьям или кому там ещё. Я-то тебе зачем?

– Ты родная, – отвел глаза бородач. – Ну и вообще…

– Поподробнее.

– Я цверг.

– Чего-о-о?

– Цверги – это…

– Я вообще-то в библиотеке работаю, – перебила его я. – Цверги – это гномы. Или у тебя фамилия такая? Генрих Цверг, немец, ага. Только в Германии нет приисков.

– Гномы – это слово ругательное. Не надо так.

– Ага, как негры.

– Именно. Быстро схватываешь. Вся в меня.

Мне захотелось стукнуться головой об стол.

– Вон пошёл, – мрачно сказала я. – И без справки от психиатра не приходи.

– Лиля…

– Мне полицию вызвать? Я говорю, давай, проваливай, и стекляшки свои забери. Гном недоделанный.

– Я никуда не пойду.

– Мам, вызывай полицию!

– Да выслушай ты меня! – грохнул кулаком об стол мужик. Стол не выдержал такого наезда и, крякнув, развалился. – Ох ты ж…

– Ладно, тогда я уйду, – попятилась я. – Ма-а-ам! И психиатрическую бригаду!

– Так, ладно. Я уйду. Но завтра вернусь.

– Со справкой от психиатра.

– С доказательствами.

2. Доказательства

– Мам, если ты ещё раз пустишь в дом этого ненормального, я сдам психиатрам тебя, – раньше я никогда не позволяла себе разговаривать с матерью в таком тоне, но сейчас я вдруг ощутила себя старше и мудрее, чем она. – Ты понимаешь, что он неадекватен?

– Лиля, доченька… Он мне такую ересь не говорил. Просто сказал, что искал своих детей, потому что стал бесплоден. Что деньги есть. С жильём обещал помочь. И вообще готов жениться на мне и официально тебя признать.

– А оно нам надо?

– Тебе нравится в библиотеке, да? – неожиданно тоскливо спросила родительница. – Хочешь там всю жизнь пахать? Знаешь, как я бухгалтерию эту проклятую ненавижу? И ответственность эту? Я в отпуске нормальном двенадцать лет не была. А до пенсии мне ещё долго.

– Ты ж трудоголик, – растерянно напомнила я маме.

– Ху… Алкоголик, – передразнила меня мама (мне показалось, что она хотела сказать по-другому). – Потому что дуры эти напортачат, если за ними не следить. Сама ж знаешь, что у нас жена и племянница генерального работают, а теперь ещё и любовница главного энергетика. Из нормальных – только Маша, но она беременная. Ну ещё Света умница, но у неё дети постоянно болеют. А если зарплату неправильно посчитают, кто виноват будет?

Я молчала, потому что не знала, что ответить. Что у мамы должность ответственная, я знала. Что зарплата у жены генерального выше, хотя она не очень старательный работник, тоже знала. Но вот такого отчаяния в мамином голосе я никогда не слышала.

– Мам, но ведь он реально псих, – прошептала я.

– Я поняла уже, – устало опустила она плечи. – А так хотелось сказки!

Я заморгала, а потом принялась поднимать с пола блестяшки, которые ЭТОТ даже не потрудился собрать. Интересно, сколько стоят кристаллы Сваровски? Или это цирконы? Завтра отнесу в ломбард один из камушков, оценю.

А стол теперь придётся новый покупать, полоумный папаша этот убил окончательно. Жаль, хороший был стол. Не такой уж и старый, лет семь ему всего. А это значит, что кто-то в этом месяце переживёт без нового платья, ну и ладно, джинсы же есть, они удобнее.

***

– Девушка, вы уверены? – испуганно спросила я оценщицу. – Бриллиант?

– Да. Два с половиной карата. Чистый. Старинная работа, сейчас такую огранку редко встретишь.

– И сколько он стоит? – дрожащими руками спрятала я камушек в мешочек.

– Огранка… ну пусть условно "кушон", она наиболее близка. Чистота 5, цвет тоже 5, – девушка в белоснежной рубашке и красной жилетке пощелкала калькулятором и перевернула устройство таблом ко мне.

Я сглотнула. 60 тысяч рублей. Шестьдесят, мать его, тысяч! И это я ещё маленький камушек выбрала. Сколько же папаша нам приволок? Я не сосчитала. Но больше двадцати, это точно. Псих? Откуда он их спер? Нас арестуют? Зачем он оставил у нас это вот всё? Мамочки, мне реально страшно!

Вернулась домой и вместо ужина принялась измерять камни утащенным с работы штангенциркулем. И не спрашивайте, откуда он в библиотеке!

Итого: тридцать камней, самый маленький из которых, если верить интернету, 2 карата, а самый большой… 60 каратов, кажется.

– Крупнейший бесцветный бриллиант размером с перепелиное яйцо и весом в более ста одного карата продан на аукционе Christies в Гонконге за 6 миллионов 200 тысяч долларов, сообщает официальный сайт аукционного дома, – зачитала мама из интернета и подняла на меня безумные глаза.

– Тут нет ста каратов, – пролепетала я. – Только шестьдесят. Наверное.

– Лиль, ты понимаешь, что если он настоящий…

– Если он настоящий, и мы притащим его в ювелирный, нас арестуют, – мрачно согласилась я. – Или убьют и закопают в лесу.

– Именно. И Лиль, он не может быть краденым. Иначе об этом бы трубили все СМИ.

– Одно из двух, – шепнула я, облизывая пересохшие губы, – или это подделка…

– Или он в самом деле гном.

Мамины слова отчего-то уже не казались безумными. Я дрожащими руками собрала камни в мешок, завязала шнурок и оглядела квартиру. Спрятать их было у нас негде.

– Ты паспорт в ломбарде показывала? – спросила мать. – Они могут тебя найти?

– Не нагнетай.

– Что не нагнетай, Лиль? А если это не фальшивка? Да нас за эти камни сто раз порешат. Не только нас. Весь дом. Все пять этажей, все девяносто квартир!

– А ведь он говорил, что может весь город купить…

Так страшно мне не было никогда в жизни. Вот уж не думала, что буду буквально молиться, чтобы этот псих вернулся и забрал свои стекляшки. Я даже на работу позвонила и взяла отгул, потому что представить себе не могла, как можно оставить мешочек дома. А вдруг его украдут? Нет, нас ни разу не обносили. Но бредовые идеи матери вдруг стали пугать и меня. Взять камни с собой на работу тоже невозможно. Нас часто обыскивают на проходных, а если найдут? Как я объясню их наличие? Если бы не кот, который, чувствуя мою нервозность, успокаивающе мурлыкал мне в ухо, а потом нагадил в тапки, опрокинул кактус и бегал по коридору с утробными завываниями – чтобы отвлечь, видимо, я бы и вовсе свихнулась.

Появление папаши я встретила едва ли не воплями счастья. Он пришёл около полудня, когда нас с мамой и дома-то не бывает. Псих и есть псих, что с него взять! Я затащила его в квартиру и тут же сунула в руки мешочек. Честное слово, у меня гора с плеч упала, когда я его сбагрила!

– Лиля, я вот принёс… – папаша бочком протиснулся мимо меня в коридор, потом в сторону кухни. – Доказательства. А где вы вчера были?

– На работе, вообще-то.

– Вы работаете?

– А жить нам на что? Алименты ты ж зажал.

– Да не знал я! – грохнул он, а потом снова утих. – Правда, не знал.

– Не ври, – неожиданно для себя сказала я. – Все ты знал. Просто… девочка не нужна была.

– Ладно, – вздохнул Генрих. – Твоя правда. На гобелене семейном отросток пошёл. Знал, но решил, что это неважно. Мальчика бы забрал, а от девочки, да еще полукровки, толк какой?

Замечательно. Вообще-то я пальцем в небо ткнула, но за правду спасибо.

Гном тем временем деловито выкладывал на подоконник какие-то кольца и кинжалы. И браслет ещё, кажется, из стали.

– Это браслет регенерации, – пояснил он, видя мой заинтересованный взгляд. – Примерь.

Я протянула руку. Осторожно взяла прохладный металл. Тонкая работа: переплетающиеся цветы и стебли словно настоящие, только покрытые металлом. А крохотная ящерка с зелёным глазом-камушком оказалась застёжкой. Гном как-то по-хитрому нажал на нее, и браслет разломился в моих руках. Генрих помог мне его застегнуть. Мне кажется, или браслет создан будто бы для меня? Охватывает запястье мягко, не давит, но и не сильно скользит. Пока я любовалась произведением искусства, равного которому я никогда не встречала, скотский папаша схватил кинжал и щедро полоснул им по моей ладони. Я, естественно, заорала. Больно было. Очень.

– Тихо, тихо, – сжал мою руку ЭТОТ. – Смотри!

Я смотрела. На моих глазах довольно-таки приличный порез начал затягиваться. Края его сдвинулись, превращаясь в царапину, потом царапина побледнела. Только уже подсыхающая кровь говорила мне, что это не сон. Я подошла к раковине, вымыла ладонь и внимательно оглядела её. Ни следа. Он гипнотезер? Или это в самом деле… магия?

– Слабенький браслетик так-то, – бубнил за моей спиной папаша Генрих. – Ювелирный. От порезов, ожогов, мелких неприятностей. Руку обратно не вырастит, максимум – ноготь. А есть ещё кольца: бодрости, удачливости, интуиции…

– Всевластия, – не удержалась я.

– Что? – удивился ЭТОТ. – Такого у нас нет. К счастью.

– А плащ-невидимка?

– Маскировочный, что ли? Это к эльфам.

– Еще и эльфы?

– Формально, они не эльфы, а альвы, эльфами их зовут за спиной.

– И что, они красивые высокие блондины? – заинтересовалась я.

– Ну да, высокие. Только красавцами их не назвать: тощие, убогие, хрупкие, ещё и не пьют. Но воины хорошие, тут не поспоришь. Ты мне теперь веришь?

– Не совсем, – призналась я. – Слишком уж на бред сумасшедшего смахивает. А люди у вас есть?

– Разумеется. Они везде есть, во всех мирах.

– И как твой мир называется?

– Цвергбьенген. Это земли цвергов.

– Язык сломаешь.

– Ну или просто Алмазные Горы. Мой клан там живёт.

– А альвы? Альвбьенген?

– Эглунд.

– Круто. А кто у вас ещё есть?

– Деточка, так пойдём со мной, и узнаешь, – вкрадчиво предложил папаша. – В гости тебя приглашаю. И Аллу, конечно, тоже. Поглядишь, осмотришься, познакомишься с родней. Не понравится – вернёшься.

– Типа экскурсия? – с подозрением спросила я.

– Да. Путешествие небольшое. На недельку, а?

– На неделю не выйдет, – с сожалением вздохнула я. – Отпуск у меня по графику в январе, а отгулов больше трех дней не дадут. Не положено. У нас ведь завод, режимное предприятие.

– И кем ты на заводе работаешь? – тоскливо спросил гном.

– Библиотекарем, – так же тоскливо ответила я.

– Это хорошо, – неожиданно обрадовался Генрих. – Почетная профессия хранителя знаний! А скажи мне, у вас там по кузнечному делу свитки имеются какие-нибудь?

Я вспомнила журналы КШП [1], так и не внесённые в базу, и ухмыльнулась. Имеются, папаша, ещё как имеются. И пресса имеются, и кузнечный цех.

– Горячая формовка, – словно зачарованный, повторял за мной гном. – Гидравлический пресс… но ведь это электричество надо, да? А его у нас нет.

– Магия же есть, – напомнила я. – Придумайте там какой-нибудь аккумулятор.

– Достанешь мне чертежи пресса?

– Кто, я? Ты хоть представляешь, сколько они стоят? Такие вещи в библиотеке не хранят.

– А что хранят?

– Статьи всякие, учебники, диссертации. И не про оружие и доспехи. Лопатки, шестерни, валы – оно тебе надо? Максимум, что интересно будет – про режимы термообработки. Но книги все равно за пределы завода выносить нельзя.

– Зря ты так говоришь, – не согласился Генрих. – У нас механизмы тоже есть. Бурильные, например. Печи шахтные. Плавильни. О, а по литью есть материалы?

Я с уважением посмотрела на папашу, а потом принесла ему несколько не сданных в институтскую библиотеку учебников, да еще свои конспекты. Я ж литейщик, закончила "Литье чёрных и цветных металлов". Не то, что бы у меня инженерный склад характера, но лекции я не прогуливала и записывала все, что могла, да еще на первой парте сидела, перед самым носом у лектора. Потому что, если примелькаться, потом больше шансов экзамены сдать. Часто мне даже автоматом ставили, я ж прилежная, внимательная. И уж точно никто не знал, что большую часть курсовых я заказывала за деньги.

– Так ты инженер, что ли? – с изумлением смотрел на меня гном. – Серьёзно?

– Ну да.

– Настоящий инженер?

– Тебе диплом показать?

– Тащи!

В мои синие корочки Генрих вглядывался с каким-то благоговением, а потом смотрел на меня с блаженной улыбкой.

– Да ты ж моё сокровище, – проворковал он, поглаживая стопку тетрадей. – Вот это мне повезло! Мало что инженер, так ещё и такая нужная специальность!

Ага, нужная. Я и поступила на нее только потому, что там был самый низкий проходной балл и конкретный недобор. Никто не хотел идти потом работать в цех, где графит и ядовитые пары. Я помню, даже одноклассникам не говорила, что на литье учусь. Производство металлов – вот как я называла свою специальность.

Интересно, стоит ли мне рассказывать, что инженер я только согласно диплому? А на самом деле – ни практических навыков, ни каких-то особых знаний у меня нет? Наверное, подожду с этим. Я ведь не собираюсь к ним в эти самые горы переезжать. Только погляжу одним глазком.

– А море есть у вас? – вспомнила я.

– В горах – нет. Озера есть и термальные источники. Море – в землях людей. Захочешь – свожу тебя.

Что ж, гор я тоже никогда не видела. Почему бы и не посмотреть на них? Кажется, горы – ничуть не хуже моря. Может быть, самую малость, но ведь там есть озера!

– Так что, поедешь? – с нетерпением спрашивал папаша. – Я тебя с дедушкой познакомлю.

Ну да, ещё и дедушка!

– Ты погоди, это не просто, – вздохнула я. – Мне же нужно ещё отгулы подписать, замену себе найти. На этой неделе я уже брала отгул, больше не дадут. Да и маме… ей вообще могут не дать.