Некроманс. Opus 1 Сафонова Евгения
Больно не было. Не потому, что венценосный сноб сдерживался – от силы удара голова её мотнулась, заставив отшатнуться и почти упасть обратно на алтарь, – но по другим причинам, выявленным за время прогулки. Было неожиданно. И очень, очень обидно.
Ева улыбнулась. Резко развернувшись, направилась к выходу из библиотеки.
– Я тебя никуда не отпускал! – Слова обжигали слух, как лёд обжигает кожу. – Ко мне. И отвечай на вопросы.
Колдовской приказ захлестнул, лишил воли, потянул назад… и Ева зажмурилась.
Что есть приказ? Слова. Не более. Слова, предполагающие огромное количество смыслов и трактовок. Сознание человека – на беду – склонно истолковывать их прискорбно однозначно; но человеку мыслящему нетрудно вывернуть наизнанку любой смысл и любые слова.
Я обязательно подойду к тебе, очень убедительно проговорила Ева. Про себя, больше себе, чем тому, кто остался за её спиной. И на вопросы отвечу.
Позже. Неправду.
Тело, уже пытавшееся развернуться, замерло – и, ощутив, как возвращается к ней утраченный контроль, Ева шагнула вперёд.
– Подойди ко мне!
В голосе некроманта прорезалось удивление.
Улыбаясь всё так же широко и безумно, Ева продолжила путь к двери.
…забавно, до чего может довести софистика. Как просто извратить даже простое предложение, убедив себя в том, что ты ничего не нарушаешь. Если ты не бестолковый зомби, которыми венценосный сноб привык управлять. Взять хоть вчерашний его приказ: «Не вздумай покинуть замок, пока меня нет». Что значит «пока меня нет»? Ведь где-то там, куда бы некромант ни отлучался по своим делам, он всё равно есть. Если б он умер, тогда смело можно было бы утверждать, что «его нет», а раз где-то он есть, пусть даже не в замке, Ева имеет полное право этот замок покидать, верно?..
– Сию секунду! Подойди! Ко мне!
Миг Ева прикидывала, что можно этому противопоставить. Повернула обратно, не особо расстроившись – придумает на досуге.
Мучительное размышление, читавшееся во взгляде венценосного сноба, разлило в душе жгучее удовлетворение.
– Ты сопротивлялась мне.
Из тихого голоса Герберта уже ушли яростные, кричащие нотки.
– Разве? Я и не заметила.
– Как ты можешь мне сопротивляться? Отвечай!
Неправду, повторила Ева, когда магия удавкой сдавила горло.
– Говорю же, не заметила. – Она пожала плечами с насмешливой, издевательской невинностью. – Ты сам обмолвился, что из иномирян получаются могущественные маги. Может, моё колдунство сильнее твоего? И у тебя просто силёнок не хватает держать меня в узде?
Не отводя немигающего взора, Герберт склонил голову набок.
– Формулировки, – медленно проговорил он. – Слабость формулировок. Ты разумна, в отличие от обычной нежити. Ты способна трактовать приказы, как тебе угодно. – Он помолчал. – Ясно. Приказываю тебе… – Вдруг осёкся. – Ты ведь не перестанешь искать лазейки, да?
– Не-а, – подтвердила Ева весело.
– И делать всякую ерунду мне назло. Пользуясь тем, что ты нужна мне.
– О чём ты? Мною движет элементарный научный интерес. Это ведь так здорово, раздвигать границы своих возможностей!
Герберт тоже улыбнулся.
Какой бы зловещей ни была эта улыбка, она не заставила Еву опустить глаза.
– Я ведь и разозлиться могу, – это прозвучало мягко, почти вкрадчиво. – А когда я злюсь, я становлюсь… неприятным.
Ева вспомнила пощёчину: она бы наверняка жгла щёку, не препятствуй этому технические причины. Протянула руку к столику, где некромант держал свёрток с инструментами. Рядом с ножницами лежал ланцет. Сияющее лезвие резало даже взгляд.
– Не советую покушаться на мою жизнь, – следя за ней без малейшего страха, сказал Герберт. – Сама понимаешь почему.
Выдернув ланцет из кожаной петли, Ева сжала серебристую рукоять. Развернула левую руку ладонью вверх. Когда блестящий металл полоснул по коже, рассекая её глубокой косой раной, лезвие окрасилось алым, но крови почти не было.
Боли не было вовсе.
Ева проследила, как свежий порез на ладони тут же заживает, оставляя узкую красную полоску, – чувствуя лишь, как стягивается заново срастающаяся кожа. Это было странно: сохранить чувствительность, но не ощущать боли. Как была странной регенерация уже неживых тканей.
Впрочем, Герберт ведь обещал – она всегда останется такой, как сейчас.
Тогда Ева не до конца поняла значение этих слов.
– Даже такая рана быстро затягивается. Надо же. – Она подняла глаза на некроманта, неотрывно наблюдавшего за её действиями. – Я не чувствую боли. Я не дышу. Я не живу – я существую. Как ты любезно сообщил, за твой счёт. Что ещё ты можешь со мной сделать?
Она могла понять и раньше. Например, когда царапала ногтями пол, пытаясь вырваться из лап его теней. Но поняла лишь сегодня: когда упала в лесу, ободрав ладони о булыжник и не почувствовав ничего. Ни когда упала, ни когда ссадины на глазах исчезли.
– Боль бывает не только физической.
В словах Герберта тоже послышалось раздумье.
– И что ты сделаешь? Уничтожишь мои вещи? Отнимешь у меня последнее, что я могу потерять? Переломаешь пальцы, которые тут же заживут? Прибегнешь к насилию? – Ева бросила ланцет обратно на стол. – Если готов унизиться до моих «немёртвых прелестей», вперёд. Сделай это, сделай что угодно из того, о чём я говорила, – и тебе проще будет меня упокоить, потому что я буду сопротивляться каждую секунду. Но ты не можешь меня покалечить. Калека королеву не свергнет. И не можешь меня упокоить. Не навсегда. И контролировать, держа в клетке, не сумеешь. Не постоянно. В конце концов, моё предназначение не в этом. Ты же сам говорил что-то о предназначении, правда? – Она смотрела на него: прямо, борясь с желанием привстать на цыпочки, чтобы можно было делать это не снизу вверх. – Ты бесчувственный расчётливый лицемер. Ты считаешь королеву своей семьёй, но это не мешает тебе строить козни за её спиной. Чем тогда ты лучше неё? – Губы её презрительно дрогнули. – У меня нет ни малейшего желания тебе помогать.
– Неудивительно, – довольно-таки равнодушно откликнулся некромант. – Я наслышан, что иномиряне – неблагодарные создания.
– Неблагодарные? – Ева скрестила руки на груди, судорожно вцепившись пальцами в предплечья. – Я убита твоей драгоценной тётушкой. Раз ты нашёл меня прежде, чем умер мой мозг, то наверняка был неподалёку, когда она меня убивала. Просто не решился связываться с ней. Не решился вступить в открытый бой, чтобы спасти глупую пришлую девчонку. Положился на то, что пророчество не может лгать – а раз так, у тебя наверняка получится вернуть меня. Ведь управлять неживой мной… привязанной к тебе, зависящей от тебя… куда проще, чем живой. Не будь я тебе нужна, чтобы заполучить трон, ты просто оставил бы меня гнить в том лесу. Как только я перестану быть нужной, наверняка и оставишь. Скажешь, неправа? – Не в силах выносить спокойствие в его лице, Ева отвернулась, чтобы не начать кричать – или в свою очередь его не ударить. – Я хотела относиться к тебе по-хорошему, Герберт. Правда хотела. Я была искренне благодарна за то, что ты меня ожи… поднял. Но я не твоя вещь. И не твоя служанка. Я могу помочь тебе, могу даже услужить, но не когда ты считаешь меня пустоголовой марионеткой, которую можно облить помоями, а потом заставить плясать или спрятать в сундук по своему усмотрению. Не когда ты считаешь себя вправе меня унижать. Потому что я свободный человек со свободной волей. С характером, с которым надо считаться, с желаниями, которые надо учитывать, с интеллектом, который не стоит принижать, и с чувствами, которые можно задеть. – Не дожидаясь и не желая слышать ответ, она зашагала к выходу. – Когда ты это усвоишь, тогда и поговорим.
Она ожидала, что Герберт снова её остановит. Ожидала, что тот попытается ответить на её тираду. Может, отвесить ещё одну оплеуху.
Не попытался.
– Тебе не победить меня, – сказал он негромко, когда Ева почти приблизилась к двери.
– Мне и не нужно, – бросила она через плечо. – Но поверь, мои бесконечные проигрыши тоже доставят тебе немало проблем.
Покинув треклятую библиотеку (наконец – беспрепятственно), пошла наверх: к Дерозе и тому, что должно было ждать её спрятанным в платяном шкафу.
Куклы ожили, милый принц, думала Ева, поднимаясь по лестнице. Ты привык властвовать в безмозглом кукольном царстве. Привык отдавать приказы, которые выполняют без раздумий. Но раз ты решился обзавестись другой игрушкой, изволь платить.
Тем, что отныне правила игр устанавливают обе стороны.
Глава 6
Trille du diable[9]
Их война с Гербертом продлилась неделю.
На другой день Ева попросила прощения у Эльена. Призрак не злился, ни в чём её не винил, но смотрел так печально, что сердце девушки обливалось бы кровью, если б та только могла его обливать.