Коллекционер пороков и страстей Полякова Татьяна
– Разумеется, о трупе.
– И чего?
Я бы решила, что он издевается, однако взгляд, обращенный ко мне, был скорее озадаченным. И вовсе не поведением Бергмана, как выяснилось чуть позже.
– Дался он тебе, – проворчал Вадим, продолжив жевать. – Джокер прав, пусть менты разбираются.
– Человека убили под его окнами…
– Не передергивай. Убили его не здесь.
– Хорошо. Не здесь. Но это послание. Он сам об этом сказал. Так?
– Ну… – кивнул Воин без особой охоты.
– Послание адресовано Максимильяну. Но оно вроде бы его не интересует. По крайней мере он пытается убедить нас… Этому должна быть причина, – раздраженно закончила я.
– Угу, – буркнул Вадим. – Например, Джокер не хочет, чтобы мы лезли в его дела. Неужто непонятно?
Само собой, так оно и было. Удивляло отношение к этому Вадима.
– И тебе неинтересно? – помедлив немного, спросила я со вздохом.
– Как сказать… – Он почесал за ухом, улыбнулся и продолжил: – Хочешь совет? Не забивай голову.
– Лаконично. И доходчиво, – усмехнулась я.
– Я старался, – раздвинул он рот до ушей и произнес лениво: – Джокер прав, у нас есть клиент. Клиент – это деньги, я в них остро нуждаюсь. Давай займемся девчонкой…
– Ты что, боишься? – куда резче, чем хотела, спросила я. Вадим смотрел с недоумением, точно гадал, о чем речь.
– Джокера – нет, – ответил он не меньше, чем через минуту, в продолжение которой мы таращились друг на друга.
– Тогда чего?
– Совать свой нос, куда не просят. Даже если делаешь это из лучших побуждений, чтобы другу помочь. Улавливаешь мою мысль? Надеюсь, если ему понадобится помощь, он об этом скажет.
– Он не позволяет вмешиваться в свои дела, но охотно вмешивается в наши.
– Это ты сейчас о чем? – удивился Вадим. – А… понял. Злишься, что Джокер считает: с выбором ты поторопилась?
– Откуда ему, черт возьми, знать об этом? – зло фыркнула я. – Тоже мне, провидец.
– Он не такой, как мы, – совершенно серьезно заявил Вадим. – Ты и сама это знаешь. – Я недовольно кивнула, намереваясь сказать, что в данное определение вкладываю совсем другой смысл, но Вадим продолжил: – Только пока не понимаешь, насколько велика разница.
Я собралась ответить, что в действительности думаю о Бергмане, но тут в кухне появилась Лионелла. Окинула нас суровым взглядом и спросила:
– Вы закончили? Мне здесь надо убрать.
– Выпьем кофе и исчезнем, – подхалимски ответил Вадим. Лионелла, задержав взгляд на мне, степенно покинула комнату.
– Уверена, она подслушивает под дверью, – усмехнулась я.
– На нее-то ты за что взъелась? – удивился Вадим. – Милейшая тетка… а как готовит… – Тут он закатил глаза и причмокнул.
– И запросто сыпанет яда в свою стряпню, если хозяин прикажет. – Говорить такое у меня не было никаких оснований, но, само собой, это скорее раззадорило. – Она работает у него много лет, но не пожелала ответить ни на один вопрос о его прошлом. Даже самый невинный. Например, кто его родители.
– А с чего ты взяла, что это невинный вопрос?
Я уставилась на Вадима, пытаясь понять, что он имел в виду, тут он вздохнул и добавил:
– Постарайся ему доверять. Тем более что он очень хорошо к тебе относится.
– Ты что-то знаешь? – спросила я шепотом, придвинувшись к нему, потому что действительно была уверена: Лионелла подслушивает под дверью. – Ни за что не поверю, что ты даже не пытался раскопать всю его подноготную.
– Правильно не веришь, – кивнул он.
– И что?
– Ничего, – покачал он головой. – Если он не захочет, чтобы о его прошлом знали, значит, мы не узнаем. А теперь потопали, нас ждут великие дела. Или просто хорошо оплачиваемые.
Само собой, такой конец разговора меня совсем не устроил. И я попыталась его продолжить по дороге в больницу. Но Вадим на все мои слова лишь усмехался или начинал свистеть, в общем, стало ясно: настаивать бессмысленно.
В больнице медсестра в ответ на наш вопрос о самочувствии Надежды Мызиной (именно такую фамилию носила внучка Лотмана) пожала плечами.
– Вам лучше с лечащим врачом поговорить.
– В какой она палате? – уточнил Вадим.
– В одиннадцатой. Врач сейчас у нее.
Однако врача мы там не застали. Постучав и не дождавшись ответа, Вадим вошел в палату, я последовала за ним. Палата оказалась одноместной. Окно было закрыто рулонной шторой, оттого в комнате царил полумрак. На тумбочке возле окна стоял роскошный букет цветов, тут же бутылка воды и поднос, еда на тарелке не тронута. На кровати, укрывшись с головой, лежала девушка, до того хрупкая, что контуры тела едва угадывались под одеялом. К нашему появлению она никакого интереса не проявила, я было подумала, что девушка спит, но тут она несколько раз вполне отчетливо всхлипнула.
Вадим кашлянул, желая привлечь внимание, придвинул мне стул, и сам устроился на табурете возле окна. Несколько минут мы сидели в молчании. Надежда не выдержала первой, стянула с головы одеяло и повернулась к нам.
– Вы кто? – спросила сердито.
На вид ей было лет шестнадцать. Светлые кудряшки падали на лоб, лицо бледное, с покрасневшими глазами. Не красавица, но, безусловно, привлекательная. Особенно глаза хороши: большущие, ярко-синие, с длинными ресницами. И ресницы, и брови были темнее волос. Вздернутый нос и аккуратный ротик, нижняя губа меньше верхней.
– Вы кто? – повторила она вопрос, переводя взгляд с меня на Вадима. В этом взгляде не было ни испуга, ни даже любопытства, все, что она чувствовала в тот момент, – отчаяние. Абсолютная безысходность, давившая тяжким грузом.
– Нас прислал друг вашей семьи Сергей Борисович Аллилуев, – ответил Вадим, избегая упоминания о родственниках.
– Аллилуев? – переспросила Надя. – Друг деда? – Слезы хлынули из ее глаз потоком, а я предложила:
– Хотите воды?
Девушка покачала головой, растирая слезы ладошкой. Ладони у нее были неестественно маленькими, точно у ребенка, а пальцы казались прозрачными.
– Не возражаете, если я немного приподниму штору? – Не дожидаясь ответа, я потянула за цепочку, и в комнату хлынул солнечный свет.
– Не надо, закройте, – взмолилась девушка, но я оставила штору опущенной примерно на две трети и открыла окно. Свежий воздух ей точно не помешает.
– Меня зовут Лена, – сказала я. – А это Вадим. Он побудет с вами.
– Здесь?
– Да. Мы считаем, что в больнице вы в безопасности, но на всякий случай…
– Думаете, меня убьют? – нахмурилась она. И вновь я не почувствовала страха, только отчаяние.
– Нет, – покачал головой Вадим и улыбнулся. – Такая красивая девушка будет жить долго и счастливо.
Она внимательно посмотрела на него.
– Вы в самом деле так считаете? Ну… что я красивая? Вы ведь это просто так сказали?
– Конечно, не просто так. Будь я моложе лет на десять, обязательно бы в тебя влюбился.
– У вас есть семья? – спросила Надя.
– Нет.
– У меня теперь тоже нет. Мама не считала меня красавицей, переживала, что я ни с кем не встречаюсь, а дед смеялся над мамой, твердил, что она отстала от жизни. Девушкам теперь ни к чему спешить с замужеством… – Тут она стиснула рот рукой и вновь зарыдала горько и безысходно.
Я стояла, толком не зная, как ей помочь, предложить еще воды? Вадим между тем сел рядом с девушкой, обнял ее, слегка похлопывая по спине, а она прижалась к нему. Уткнулась носом в его грудь, постепенно успокаиваясь.
– Все нормально, – сказал он, когда девушка, чуть отстранившись, посмотрела на него.
– Нет, – покачала она головой. – Вы не понимаете. Мне теперь незачем жить.
– Вот уж глупость… – фыркнул он. – Сколько тебе лет? Восемнадцать? Ты говоришь, у тебя даже парня не было? По-моему, стоит хотя бы узнать, как на самом деле происходит то, о чем так много пишут в книжках.
– Вы говорите о любви? – прошептала она.
– Конечно. О чем же еще?
– А если меня никто не полюбит?
– Такого не бывает, – усмехнулся Вадим.
– Бывает. Моя мама была одинока.
– А как же твой отец?
– Он не любил ее. И меня не любил. Ему нужны были мамины деньги. Дедовы. А когда дед их не дал, он просто возненавидел маму. Даже бил ее.
– Отец жив?
– Нет. Умер уже давно. У меня никого не осталось, понимаете? – Я заподозрила, что сейчас она вновь разрыдается, и поспешила вмешаться.
– Ты могла бы ответить на несколько вопросов? Это очень важно.
Девушка нахмурилась, а Вадим взглянул укоризненно, решив, что торопиться ни к чему.
– Какие вопросы? – жалобно посмотрев на Волошина, спросила девушка.
– О том, что случилось тем вечером. Полицию вызвала ты?
– Да.
– Расскажи об этом подробней.
– Что рассказывать? Я ничего не помню.
– Не помнишь, как звонила? Тогда почему решила, что звонила ты?
– А кто еще? Остальных убили. Я обо всем рассказала следователю. Я больше не хочу вспоминать об этом…
– Понимаешь, это очень важно, – вмешался Вадим. – Мы не следователи. Мы твои друзья. Мы хотим помочь. Для нас главное, чтобы ты была в безопасности. А для этого надо знать, кто мог желать тебе зла.
– Вы в самом деле останетесь со мной? – робко поинтересовалась девушка, а я подумала, что первая любовь, возможно, не за горами. Вряд ли Вадим – подходящая кандидатура, но кого это останавливало?
– Конечно. А сейчас тебе нужно ответить на вопросы. Будет тяжело – сделаем перерыв. Договорились? Расскажи все, что помнишь о том вечере.
– У меня был день рождения, – вздохнув, начала девушка. – Мама приготовила ужин. Приехала тетя Ядвига, подарила мне кольцо. Красивое. Мы сели за стол. Дед еще утром мне машину подарил. Мы даже прокатились немного…
– О чем вы говорили за столом?
– Вот об этом и говорили. Я была так счастлива…Потом я пошла в туалет и услышала выстрелы.
– Сколько было выстрелов?
– Не знаю. Я так испугалась. Сначала просто стояла возле умывальника, затем подумала, надо запереть дверь. Она была закрыта, но не заперта. А потом подумала: нужно бежать. Я… я сама толком не знаю, о чем думала. Было так страшно… я ничего не понимала. Когда стало тихо, я открыла дверь и вышла…
– Туалет был рядом со столовой?
– Да. В коридоре. Из холла дверь в коридор, а еще в сад. Я подумала, надо бежать через сад. И позвонить… кому-нибудь. Но я хотела знать, что с мамой и с дедом… Я… вышла и увидела его.
– Убийцу?
– Да. Он появился из столовой, в руках у него был пистолет. Это я точно помню. Я подумала, нужно спрятаться. Вернуться в туалет, запереть дверь. Глупость, да? Мобильный остался в столовой… Он бы вышиб дверь и убил меня. Но было так страшно, я хотела спрятаться… – Тут девушка зажмурилась, было видно, как трудно ей говорить, какую боль причиняют воспоминания. – Никуда я не побежала, стояла и смотрела на него… на его руку. А потом он выстрелил. Больше я ничего не помню.
– Очнулась ты уже здесь?
– Нет. Я очнулась, когда приехала «Скорая». Меня положили на носилки, и я пришла в себя. Мне так сказали. Но я ничего не помню. Следователь спросил, кто вызвал «Скорую». У меня об этом очень смутные воспоминания. Помню, что ползла к телефону, но, может, это было в бреду? Когда следователь спросил о звонке в полицию, я поняла: это вовсе не бред. Я смогла добраться до телефона.
– Это тот телефон, что был в холле?
– Да. Совсем рядом с туалетом. Когда приехали полицейские, трубка валялась на полу.
– Но сам звонок в памяти не остался?
– Нет.
Этот звонок не давал мне покоя, понятно, что позвонить могла только Надежда, остальные к тому моменту уже скончались. Но что-то упорно смущало, а теперь выяснилось: девушка ничего не помнит. Вполне логично заключить: звонила она. Но логика иногда подводит.
– Ты знала, что в доме находится крупная сумма денег?
– Не знала… то есть я знала, что дед картину продал. Я слышала их разговор с мамой. Деньги в доме всегда были. Дед говорил: ничего нет надежнее наличных. – Она произнесла это с серьезным видом, имитируя интонацию деда, получилось очень смешно, хотя вряд ли она этого хотела.