Отрубить голову дракону Гармаш-Роффе Татьяна
– Нет. Они предложили Юре: если он не хочет судебных разбирательств, пусть уходит, оставив все, что вложил в фирму, свой пай. Юра был вынужден согласиться. Через несколько дней появилась статья в местной газете, где моего мужа прямо назвали вором. Соседи, знакомые, друзья перестали с нами разговаривать. Юра лишился всего: и состояния, и репутации… А потом кто-то воспользовался информацией в статье и решил, что можно «грабить награбленное». И похитил нашего Антошу…
– Сумма, которую запросили в качестве выкупа, соответствовала той, что ушла в подставную фирму?
– Да. Цифра была названа в газетной статье…
Оксана едва удерживалась от рыданий, и Кис решил больше вопросов не задавать. По крайней мере, до конца пути. Хотя информация пока никак не укладывалась в его мозгу, не сортировалась по полочкам, как обычно. Нет, она прыгала шариком для пинг-понга, отскакивая от плоскости в самых неожиданных местах и попадая рикошетом в еще более неожиданные.
Странное дело, странное.
Анатолий Овчинников, мужчина лет сорока пяти, с военной выправкой, сухопарый, чернявый с редкой проседью, с жесткими густыми усами, из-под которых виднелась неожиданно розовая, по-девчачьи вздернутая верхняя губа, ждал их возле дома Шаталовых. Мужчины познакомились, пожали руки, и Анатолий забрался в джип детектива, тогда как Оксана, наоборот, его покинула: не хотела она ехать на ту поляну.
– Теперь вы знаете, где мой дом, – произнесла она, открывая калитку, – как закончите, милости просим. Чаю там или чего покрепче…
С этими словами она исчезла за кустами ограды. Алексей проводил ее глазами, испытывая одновременно сочувствие и невольное облегчение: боль, которая выжгла душу этой женщины, ему казалась радиоактивной – она испепеляла все, что находилось в радиусе ее действия.
Он тронулся; Овчинников подсказывал ему дорогу. Ехали недолго, минут двадцать. Лес начинался сразу за окраинным жилым кварталом.
– А теперь помедленнее… – проговорил Толя, – два месяца назад тут все было зелено, а теперь не сразу и узнаешь то место… Вот, кажется, тут… Да, точно! Сворачивайте на просеку.
Алексей повернул, утонув колесами в снегу, и метров через пятьдесят по левую сторону открылась поляна. Заснеженная, словно укрытая пышной периной, она голубовато светилась в лучах низкого оранжевого предзакатного солнца.
– Мы тут не пройдем. То есть пройдем, если очень надо, но снегу по пояс примерно. Лучше разверните машину к поляне носом, я вам из окна покажу.
Алексей последовал совету, и теперь поляна была хорошо видна через лобовое стекло. Анатолий махнул рукой в коричневой кожаной перчатке.
– Вон, смотрите, три толстых дерева с правой стороны. Перед ними нашли Юрин чемодан с типа деньгами. Похоже, он сначала за этими деревьями прятался, а потом вышел, чтобы показать чемодан похитителям. А слева – повыше, не напротив стволов, а немножко по диагонали, видите, где высокие кусты, – сейчас через них все просвечивает, листьев-то нет, а тогда они были густыми, хорошее укрытие – там засели бандиты с мальчиком. На этом месте нашли Антошиного зайца… Заяц у мальца такой был, серый, с висячими ушами и белым пузиком, Антон его с собой везде таскал…
– Пули, гильзы обнаружили? – поинтересовался Кисанов. – По ним картину перестрелки удалось составить?
– Ну, приблизительно, – кивнул Овчинников. – У Юры, по мнению экспертов, был «стечкин», поскольку первые две гильзы оказались недалеко от деревьев, за которыми он прятался. Мы думаем, дело было так: Юра не знал, где прятались похитители. Так что он в назначенное время просто вышел из своего укрытия, продемонстрировал чемодан и крикнул, что деньги принес, но сначала потребовал показать сына. Похитители как-то обнаружили себя – что-то крикнули в ответ, наверное, – и Юра дважды выстрелил. В его сторону полетели ответные пули. Мы нашли гильзы и пули от «браунинга»: думаем, один пользовался пистолетом «ИЖ-71». А на поляне обнаружили еще пули от травматики. Поэтому мы решили, что похитителей было двое. Соответствующих гильз не нашли – значит, это был травматический револьвер. Эта перестрелка, первоначальная, была так, не всерьез, показательная. Каждая сторона ею будто заявила: со мной не шути, я вооружен.
– А как вышло, что ребенка убили?
– Малец каким-то образом сумел выскочить на поляну. Видимо, побежал к отцу, на голос… И его застрелили. Может, и нечаянно. Пуля от «ИЖ-71» пробила затылок и вышла через лобик… Вот тогда Юра пошел в наступление. У него же «стечкин» был, «АПС», так он включил автоматический режим и двинулся в сторону бандитов. А те его ранили. Чем, мы не смогли установить. Пули от травматики не все удалось собрать, они резиновые, металлоискатель не берет, только три нашли в траве, а сколько их было? От «ИЖ-71» с помощью металлоискателя обнаружили, но тоже не все. По соотношению с гильзами не хватает трех. Одной мальца убили… Две другие в Юру попали? Или мы их не нашли? Иди узнай теперь.
– Где обнаружили следы его крови?
– Да прямо на теле Антоши и рядом. Там и трава была примята: Юра свалился, когда его ранили.
– Мальчика убила пуля от «ИЖ-71», вы сказали. Это точно?
– Так в заключении экспертов написано.
– Хорошо, что не Юра его застрелил, – произнес Кисанов.
– Вы чего такое говорите-то?! – опешил Анатолий.
– Ребенок выбежал на поляну неожиданно, по вашим словам. Пуля могла в него попасть с любой стороны. Только отец бы этого себе не простил. Сам бы застрелился.
– Хм. Это да…
– А похитителей Шаталов не ранил?
– Вряд ли. Никаких следов крови, ничего. Они наверняка залегли ничком, когда Юра стал палить очередями.
– А что-нибудь, на них указывающее? Отпечатки на ветках-листьях, окурки, жвачки?
– Нет, – отрицательно покачал головой Овчинников.
– Как быстро вы обнаружили место перестрелки?
– Вскорости. Нам позвонил один грибник, сказал, что слышал выстрелы. Он думал, браконьеры. Правда, он сначала вернулся домой, у него то ли мобильный разрядился, то ли связи не было, так что прошло полтора часа с момента, когда он услышал стрельбу. Ну, мы сразу выдвинулись. Когда приехали, никого не застали, только Антошу мертвого… Ни Юры, ни бандитов. Они так быстро слиняли с поляны, что даже чемодан не тронули. Он так и валялся у деревьев. А Юра почему-то вглубь леса пошел, мы по каплям крови отследили, хотя их было совсем мало. Мы запросили помощь кинологов, я привез его рубашку, Оксана дала, и собаки взяли след. Но только до речки нас довели. Она мелкая, но на том берегу псы ничего не нашли. Может, он по воде шел какое-то время, не знаю. Вдруг в голову ранение получил, ничего не соображал…
– А след похитителей собаки не взяли?
– Так нам же нечего было им дать для ориентира!
Алексей еще некоторое время созерцал поляну, будто прикидывая что-то. Затем попросил Овчинникова отметить место на карте.
– Вы в ближайших деревнях и дачных поселках о Юре спрашивали?
– Естественно. И фотографии расклеили, в розыск его объявили. Но никто не отозвался.
– Документы у него с собой были?
– Нет. Всё дома лежит. Да и зачем ему документы брать на такое дело?
– А мобильный? По нему не пытались найти?
– Отключен.
– Машина?
– На месте осталась, на обочине… Так что Юра без опознавательных знаков, так сказать, ушел.
Детектив высадил Анатолия у дома Оксаны, но сам из машины выходить не стал, сразу помчался в Москву.
Уже стемнело. Столица празднично переливалась огнями, машины еле ползли по запруженной дороге: предновогодние походы горожан по магазинам увеличили чуть ли не вдвое и без того перенасыщенный поток транспорта. Алексей собрался было отправиться к себе в офис, чтобы поразмыслить над картой, но ему вдруг остро захотелось домой – к детям, к Саше. Он никогда не видел мальчика Антона, о его существовании узнал лишь несколько часов назад, но нелепая смерть чужого ребенка засела в его мозгу занозой. От нее было больно. От нее мозг воспалялся. И срочно требовалось лекарство: уют и тепло любимой семьи.
Только поздно вечером, когда сказка на ночь малышам была уже прочитана, колыбельная спета, и они сладко уснули в своих кроватках, Алексей уселся с женой на кухне, разлил вино по бокалам и придвинул к себе тарелку с ужином. Александра рассказывала о своей новой статье, он слушал, хоть и несколько рассеянно, и ел без аппетита.
– Алеш, что-то не так? – спросила чуткая Александра. – Ты сегодня будто встревожен… Новое дело?
Алексей кивнул.
– Не то чтоб встревожен, нет, родная. Просто оно…
– Сложное?
– Пока не знаю. Но грустное. Ребенок погиб.
Александра придвинула свой табурет поближе к мужу, продела руку под его локоть. Некоторое время они сидели молча – просто пили вино. Потом Алексей осторожно высвободился.
– Я побуду в кабинете, подумаю.
Саша поднялась, поцеловала его в макушку и принялась убирать со стола.
…Итак. Итак-так-так, с чего начнем?
Алексей сидел перед компьютером, на экране которого висел новый документ, чтобы делать пометки по ходу мысли.
Объяснить исчезновение Юрия Шаталова можно тремя способами, – застучал по клавиатуре детектив.
Первый: он погиб.
Второй: его держат в плену.
Третий: он жив и на свободе, но есть иные причины, по которым он не возвращается домой.
Первое объяснение Кис находил маловероятным. Дело происходило в самые первые дни октября, погода в этом году стояла отличная, осень выдалась теплой, а народ у нас любит по лесу гулять, пикнички организовывать, по грибы-ягоды ходить. И данный лес не глухомань какая-нибудь, он совсем рядом с Энском, вокруг множество дач – то есть гуляющих здесь много. Так что, если бы Юрий умер от ран, его тело рано или поздно обнаружили бы. Причем скорее рано. И вызвали бы полицию.
Но его не обнаружили.
Второй вариант теперь, когда детектив узнал историю перестрелки в лесу, ему тоже казался сомнительным. Ребенка похитили дилетанты. Начнем с того, что они не уследили за ним и позволили выскочить на поляну. Ни один настоящий вымогатель этого не допустил бы. Ребенок для него – залог получения денег, ценность. И эту ценность обычно оберегают очень рьяно. Чаще всего вообще не привозят на место сделки. А уж если и привозят, то со всеми мерами предосторожности. Тогда как в данном случае на мальчика внимания никто толком не обращал, связан он не был – и, завидев отца, побежал на поляну. Домчался до середины и оказался в эпицентре перестрелки.
В том, что Антошу застрелили намеренно, Кис очень сомневался. Да, увы, часто бывает так, что ребенка-заложника в конечном итоге убивают, а не возвращают родителям. Но не на глазах у родителей – это лишняя, неоправданная жестокость. Тем более когда родитель принес выкуп: чемодан с почти миллионом зеленых – и они его на том этапе еще не получили. Да, в чемодане была бумага, но вымогатели об этом пока не знали. Так что ни к чему им было от мальчика избавляться в тот момент.
За версию с дилетантами голосовал еще один факт: тело Антоши оставили на поляне. Это можно объяснить только шоком, который преступники испытали, нечаянно застрелив его. Матерый бандит спрятал бы тело подальше от места преступления, чтобы не оставить полиции ни малейших подсказки и улики. Более того, он бы непременно кинулся к чемодану с деньгами: раненый Шаталов ему помешать уже не мог. Но Анатолий сказал, что чемодан так и валялся на поляне, его даже не открыли. А это говорит о панике. Скорее всего, преступники пришли в ужас от содеянного. Отморозков, способных хладнокровно убить ребенка, на самом деле не так уж много на свете.
Но раз там были дилетанты, то гипотеза, что они вдобавок ко всему похитили Юру и держат его в плену, представляется изрядной натяжкой. Даже если бы у них оказались для этого причины (которых Алексей решительно не видел), – они бы просто не сумели сорганизоваться. Наиболее вероятный расклад таков: они побежали с той поляны сломя голову, поняв, что не только застрелили мальчика, но вдобавок ранили Шаталова. В их планы это не входило. Оружие они взяли для острастки, не думая, что придется пускать его в ход… Об этом же говорит и расположение некоторых пуль, о чем сказал Анатолий Овчинников: несколько выстрелов были сделаны в воздух, чтобы напугать обезумевшего Шаталова.
Короче, мальчика похитили дилетанты. Похищать в придачу его отца им было и незачем, и не по зубам. Только если Юрий видел их лица? Да не просто видел, а узнал? Но и в этом случае какой смысл его держать где-то взаперти? Проще было добить Шаталова, уже и так раненного…
– Спокойной ночи, Алеша, – Александра вошла в кабинет. – Я…
Она, кажется, собиралась пошутить – они обожали подкалывать друг друга, – но, посмотрев на сосредоточенное лицо мужа, передумала. Подошла, положила ему руки на плечи.
– Как тебе такая опция: сейчас пойти спать, а к размышлизмам приступить с утра, на свежую голову?
– Сашка, я уже два пункта продумал, – проговорил Кисанов, не отрывая глаз от монитора. – Остался третий, он же последний. Уйти сейчас спать – это как не досмотреть детективное кино!
Александра рассмеялась и закрыла за собой дверь.
…Пункт третий. Алексей перечитал на экране свои скупые заметки. Значит, Юрий Шаталов скорее всего жив и вряд ли в плену. Тогда где он?
Детектив разложил карту на столе. Практически во все населенные пункты, окружавшие этот участок леса, полиция Энска заглянула: Юрий ни в одном не засветился.
Он ушел дальше? Маловероятно, ведь он был ранен.
Остается одно: кто-то сердобольный подобрал его на дороге. Скорей всего, на вот этой, перерезавшей лес севернее, как раз там, куда можно выйти, если перейти речку. Овчинников сказал, она довольно мелкая, вброд вполне преодолима.
Увы, в какую сторону поехала машина, мы не знаем. Может, направо, может, налево…
Стоп! Знаем мы, очень даже знаем: в больницу! В самом деле, если исходить из предположения, что Шаталова подобрал сердобольный водитель, куда еще он/она мог/могла отвезти раненого?
Алексей открыл Яндекс-карты и стал искать больницы, расположенные в радиусе десяти километров. Вот, в самом Энске есть, и еще в одном городке неподалеку…
Ох ты черт! Нет, это тупик. Кис не учел: любая больница сообщила бы об огнестреле в полицию. Врачи обязаны.
Значит, не в больницу.
Или не огнестрел.
Напечатав целую строчку вопросительных знаков, Алексей закрыл документ. Сегодня ему не удалось досмотреть «детективное кино» и узнать финал. Оказалось, что это не просто кино, а целый сериал, с продолжением. Придется отложить «размышлизмы» на завтра. Не потому, что уже поздно, и не потому, что Алексей устал, – нет. Он хотел поскорее скользнуть в постель к Саше. Она еще наверняка не спит, и он успеет ее обнять, прижать к себе, ощутить радость и покой, которые всегда давала ему близость с любимой. Ну, а если уже заснула, он просто полежит рядом, послушает, как она дышит. И тоже заснет, каждой клеточкой тела ощущая присутствие родного человека.
День 2
Как-то Александра ему сказала: «Не будь у меня самой работы, требующей сосредоточенного сидения перед компьютером, я давно бы взвыла от твоего образа жизни. Вечно глаза в экран, вечно тебя не дозовешься: ты ничего не слышишь, ничего не видишь – ты думаешь!»
Что верно, то верно: Саша – журналистка, тоже постоянно глаза в экран, размышляет над статьей, пишет, правит, доводит до совершенства. Так что два сапога пара. Им страшно повезло.
Хотя вовсе и не повезло. В смысле, никакого везения тут нет. Они изначально сошлись, потому что каждому нравилось, что другой занимается умственной работой. Иначе бы они вряд ли…
Надо же, какая чушь в голову пришла. Вспомнить только, как он, Алексей, мучился от страсти к Сашке! Мучился, терзался, морочился. И умственная деятельность тут совершенно ни при чем. Она, деятельность эта, тогда вообще чуть дуба не дала – стоило ему посмотреть на Сашкины плечи, шею, рот…
К чему это он, собственно, вспомнил?
Ах, вот к чему: с утра пораньше, едва выпив кофе, он уже засел за компьютер. Другая женщина, верно, взвыла бы – а Сашка ничего, поцеловалась с ним и отправилась за свой рабочий стол, к своему экрану. Ни ссор, ни конфликтов – сплошное взаимопонимание. Вот такая родная, вот такая любимая, вот такая умница его жена. И он – он тоже умник, никогда не ноет, если Александра работает. Не ревнует ее к компу, к статьям, телефонным разговорам – да и вообще ни к кому не ревнует. Потому что он, Алексей Кисанов, не ревнив. Сашке повезло с ним. Не муж, а клад.
…Итак-так-так, на чем он вчера остановился? Ага, вот: Шаталов не мог оказаться в больнице с огнестрельным ранением: врачи бы донесли соответствующим органам. Следовательно, он либо там и не оказался, либо ранение не было огнестрельным.
Первый вариант почти нереален. Куда мог податься раненый, кто оказал ему помощь, если не медики и не в больнице? Только разве пуля прошла навылет, не задев при этом крупные сосуды, не раздробив какую-нибудь кость… Но и в этом случае рана была достаточно опасной: инфекция, воспаление и прочие прелести. Значит, кто-то помог ему: делал перевязки, обработал антисептиком. Но кто этот добряк? Как к нему попал Шаталов?
Если он не засветился в ближайших деревнях и поселках, то девяносто девять процентов, что его подобрала машина. Сердобольная селянка? Увидев на шоссе окровавленного мужика? Да она от страха вдавила бы газ до упора!
Минуточку… Крови было немного, сказал Анатолий Овчинников. И Шаталов почему-то пошел по речке. Специально, чтобы смыть ее с себя?
Но это означало бы, что он все действия совершал абсолютно сознательно. Овчинников же предположил, что Юрий ничего не соображал из-за раны. В таком случае он либо получил пулю в голову (бывает, что человек остается жив после контузии), из-за чего мозговая деятельность нарушилась, – либо ранение было очень болезненным, отчего сознание его мерцало на грани обморока. И медицинская помощь ему действительно остро требовалась…
Однако в больницу он не обратился.
Между прочим, он мог уехать и на автобусе. Карта показывает: по этому шоссе ходит автобус, петляя между поселками… Деньги у него наверняка имелись – мужчины часто носят какое-то количество купюр в карманах. Но снова и снова: раз от водителя не поступало заявления, значит, Шаталов выглядел весьма прилично. В смысле, не окровавленный. И не на грани обморока.
Более того, пусть не машина и не автобус – но какие-то пешие люди наверняка встречались ему на пути! И никто «Скорую» не вызвал (иначе, снова-здорово, Шаталов обнаружился бы в больнице).
И все ведет к тому, что ранение оказалось не очень сильным, а кровь он в речке смыл.
Но все это наводит на мысль, что Юрий Шаталов сбежал. Не пропал, а скрывается, причем совершенно осознанно. Да только с какой стати? Он ведь не преступник!
А что, если…
А вдруг он думает, что Антошу убила его пуля?
Более того, он ведь перевел свой пистолет в автоматический режим и стрелял без разбору по тому месту, где засек похитителей Антоши. В силу чего Юра вполне мог предполагать, что убил их.
И вот, считая себя убийцей сына и еще двух человек, он решил бежать. Понимал, что доказать свою правоту и невиновность в такой ситуации будет крайне сложно. Кроме того, как смотреть в глаза жене, если он (как думал) сам застрелил их ребенка?! Потому он и пошел по воде: не просто омыться, но и замести следы…
Очень неплохая версия. Есть в ней только одно «но»: увидев сына, выскочившего на поляну, Шаталов, скорее всего, прекратил стрельбу. Он наверняка направился к мальчику и, если и продолжал палить в похитителей, то с огромными предосторожностями, чтобы не задеть Антошу. Волю он дал себе потом, когда увидел, как внезапно упал, бездыханный, его сын. К этому моменту он прошел примерно треть поляны, и с этого места полился свинец в автоматическом режиме, как установила баллистическая экспертиза. То есть вероятность, что именно его пуля попала в мальчика, ничтожно мала…
Алексей потер лоб, поднялся, сходил на кухню, сделал себе увесистый бутерброд с сыром и очередной кофе. Александра выпорхнула из ванной нарядная, красивая, душистая: пора в редакцию.
– Умственная работа сжигает много калорий! – хохотнула она, кивнув на бутерброд, и исчезла в прихожей.
– То-то я так отощал в последнее время, – пробормотал Алексей, чье телосложение было худощавым от природы.
– Чао! – крикнула любимая жена, закрывая за собой дверь квартиры.
– Чао-какао… – задумчиво откликнулся детектив, возвращаясь в кабинет.
И что у нас в результате получается? Основная альтернатива вот какая: либо Юра был в полном сознании и исчез намеренно – спрятался, считая себя убийцей (что все же маловероятно); либо рана его не способствовала ясному мышлению, и он пошел по воде, не разбирая дороги. Вода холодила тело (все-таки начало октября, пусть и «бабье лето»), а прохлада приглушала боль…
Но в этом случае он, придя в себя через какое-то время, вернулся бы к Оксане! Только если…
Только если травма не отшибла ему память. Пуля в голове? Это с большой вероятностью отшибло бы не только память, но и жизнь.
Тогда… удар по голове?
Удар…
Но как?
Некоторое время Алексей сидел, прикрыв глаза, восстанавливая в памяти очертания заснеженной поляны. Для простоты он представил ее в виде прямоугольника, более узкой стороной – в геометрии называемой «шириной» – обращенной к той точке, где находилась его машина. Кусты, за которыми укрылись похитители, находились в верхней точке слева, почти на стыке длины прямоугольника с его шириной. А деревья, за которым поначалу прятался Юрий Шаталов, были на противоположной стороне, справа, и ниже примерно на треть длины прямоугольника. Если обходить поляну поверху, кратчайшим путем, то от одной точки до другой будет метров сто с небольшим. Примерно полторы минуты.
Алексей представил: вот Шаталов, увидев сраженного пулей сына, открывает огонь, а оба похитителя вдавливаются в землю. Они не смеют даже головы поднять, а Шаталов при этом двигается к центру поляны, где лежит тело ребенка. Но оттуда и до бандитов рукой подать! В ужасе один из них отползает, затем бежит, прячась за кустами, в сторону шаталовского убежища, деревьев. Добравшись до них, он выходит на поляну позади Юрия и тихо подкрадывается к нему. Тот, оглушенный отчаянием и собственной стрельбой, шагов не слышит. Возможно, он в этот момент уже наклонился к телу сына – ведь капли его крови позже нашли прямо на мальчике… Отчего преступнику было сподручно ударить Шаталова по голове. Допустим, он подобрал увесистый сук. Или обошелся рукоятью пистолета. Травматический револьвер весит почти килограмм, удар получился бы неслабый. А если их нанесли несколько…
Вот вам и травма головы. Возможен такой сценарий?
Возможен.
И тогда понятно, отчего кровопотеря оказалась незначительной: от удара тупым предметом большой раны не возникло.
И еще понятно, что у человека после полученных ударов с головой было плохо.
Но самое главное, с нею плохо и теперь: потеря памяти.
Именно поэтому Шаталов не объявился до сих пор: он не помнит, кто он и откуда.
Алексей откинулся на спинку кресла. Подобный расклад объясняет все. Это не значит, что так и было на самом деле: не исключены и другие варианты. Они никогда не исключены, даже при самой логичной версии. Но на другие варианты ничто не указывает, посему будем придерживаться найденного объяснения.
Он созвонился с Толей Овчинниковым и Оксаной и сразу выехал в Энск.
– Вы что-то сумели найти? – бросилась к нему Оксана, едва он вошел в дом.
– Пока я сумел подумать. Но результат раздумий неплохой, мне кажется.
И Алексей принялся излагать свои соображения.
Первый вариант – тот, в котором Юра скрывается сознательно, – Оксана и Толя отмели единодушно.
– Уж кем-кем, а трусом Юрка никогда не был! – заявил Толя.
– Это невозможно! – горячо поддержала Оксана. – Даже если бы Юра нечаянно… если бы его пуля попала в Антошу… Все равно он бы не бросил меня наедине с таким горем, нет! Тем более что Юлька уже сбежала, он знал, что я совсем одна осталась…
Ну что ж, тем лучше. Второй вариант детективу и самому нравился больше. И он к нему перешел.
– …Вот почему я думаю, что причина исчезновения Юрия – потеря памяти, – закончил излагать Кис.
Анатолий был заинтригован; однако на лице Оксаны отобразилось недоумение.
– Это вы все… – начала она неуверенно, – извините, я правильно поняла: это вы все придумали?
– Продумал.
– В смысле… Это все только идеи?
Похоже, логические построения женщину не впечатлили.
– Разумеется. Фактов пока нет. Но чтобы их найти, нам нужно знать, в каком направлении искать. И мои идеи, как вы выразились, помогут направление определить.
– Да, конечно, извините, я понимаю. Чем мне вас угостить? – спохватилась Оксана.
– Ничем, спасибо.
На самом деле Кис страшно проголодался, но попросить поесть он почему-то постеснялся.
– Хороший ход мыслей у тебя, – одобрил Анатолий. – Насчет амнезии. Мы почему-то до этого сами не допетрили.
Кис пожал плечами в ответ, чтобы избежать дискуссий на тему, отчего не «допетрили».
– В полиции больше бегают, чем думают, – добавил Овчинников. – На думалку времени не хватает. А если не бегаем, так бумажки пишем… Слышь, давай на «ты»?
– Без проблем.
– Оксанка, – бодро воскликнул Овчинников, – ну что стоишь, как не родная? Сваргань нам чего-нибудь перекусить, да запить принеси!
Толин простецкий тон не сочетался ни с этим домом, ни с его хозяйкой, но он муж ее коллеги и подруги Ани, и его давно приняли в компанию. Впрочем, возможно, Юрий Шаталов изъясняется в таком же духе. Оксана, конечно, нет, она ведь учительница, речь у нее правильная, интонация «культурная», но Толю воспринимает без снобизма, что делает ей честь.
– Да я… – попытался возразить Алексей, но тщетно: Толя уже уволок Оксану на кухню и принялся шуровать там вместе с хозяйкой, будто у себя дома.
Алексей воспользовался паузой, чтобы обойти гостиную и рассмотреть семейные фотографии. Их имелось множество, кто-то – скорее всего, Оксана – делал из них коллажи на большой пробковой доске. Юрий Шаталов оказался кареглазым шатеном с мягким выражением глаз и двумя ямочками на щеках; Антоша был похож на отца, а Юля – на Оксану, такая же красивая, светловолосая и светлоглазая. Однако при всем сходстве она была иной: выше и тоньше матери, и главное, выражение лица на всех фотографиях у нее совсем другое: не радушно-улыбчивое, как у Оксаны, а задумчивое, даже сосредоточенное, словно Юля постоянно обдумывала что-то. Наверное, у нее в мозгу неизменно крутятся шахматные задачки, решил Кис.
Впрочем, на снимке, висящем в отдельной от семейного коллажа рамочке, Юля сверкала ослепительной улыбкой, которая ее неимоверно красила. Сверкал улыбкой и какой-то мужик за сорок, который показывал залу – они с Юлей стояли на сцене – плотный лист бумаги с надписью «ГРАМОТА» и медаль в виде королевской шахматной короны.
– Это мэр? – спросил Алексей, когда из кухни появились Оксана и Толик, оба с подносами.
– Да, – поставила Оксана свой поднос на стол и принялась расставлять на столе тарелки с мясной и рыбной нарезкой. – Он наградил Юлечку медалью, когда она выиграла городскую олимпиаду среди девочек по шахматам. А вон там, – она указала на другой снимок, тоже в рамочке, висевший на противоположной стене, – он вручает ей медаль «Гордость Энска».
Снимок оказался почти двойником первого, только Юля на нем была неуловимо старше: в юные годы имеют значение даже несколько месяцев, на которые взрослеет ребенок. Но девушка была столь же ослепительна.
Толя составил со своего подноса на стол бутылки с водой и виски.
– Или тебе льду надо? – спросил Толя, усаживаясь. – Оксанк, хлебушка нарежь, а? Мы с тобой хлебушек забыли.
Некоторое время ушло на еду. Алексей на виски не налегал, выпил чуть-чуть, дабы поддержать компанию в лице Толика (хозяйка пила морс), затем попросил кофе.
– А ваша версия может оказаться неверна? – спросила Оксана, и лицо ее снова пошло красными пятнами от смущения.
– Может, – Алексей посмотрел ей в глаза. – Но у нас пока нет ни одного факта, от которого можно было бы с уверенностью оттолкнуться в построении версии. Так что остается надеяться только на логику.
Видимо, он недостаточно детально изложил ход своих умозаключений. Или недостаточно внятно. Отчего Оксану – в отличие от Толика, в силу профессии привыкшего хватать версии на лету, – не сумел убедить.
– Давайте еще раз рассудим, вместе. Хотите?
Оксана неуверенно кивнула. Пятна на ее лице стали бледнеть, – значит, немножко успокоилась.
– Я исхожу из того, что Юрий не попал ни в больницу, ни в полицию. Иначе бы вам уже сообщили, не так ли? Значит, не попал. И как мы можем это объяснить?
– Что нигде не упал, сознание не потерял и… И не умер. Вы так сказали.
– Верно. И крови на нем не было, иначе бы прохожие вызвали «Скорую» или полицию. Вы согласны?
Оксана кивнула и снова принялась возить свой золотой кораблик по цепочке.
– Могло ли сложиться иначе? – продолжал Алексей. – Могло. В жизни всегда есть место случайностям. Например, хоть он и шел довольно долго, однако никого не встретил, ни одной души. Это маловероятно в лесу, окруженном дачами, когда еще грибной сезон не сошел, но не исключено. Или, допустим, некий водитель не испугался его разбитой головы и одежды с пятнами крови, взял Юрия к себе в машину, не побоявшись запачкать сиденье, – и это в вашем районе, где живут весьма обеспеченные люди, имеющие очень дорогие машины. Это тоже маловероятно, но исключить подобный расклад нельзя. Однако просчитать случайности мы не можем. А вот логику выстроить – можем. Посему я и считаю, что крови на Юре, когда он перешел речку, уже не было. Он ополоснул лицо и голову холодной водой. А как считаете вы?
– Согласна… Вы меня извините, Алексей Андреевич, я не должна была выражать сомнение…
– Почему же? – не дал ей договорить детектив. – Еще как должны! Во-первых, вы на них имеете право, как любой человек. Во-вторых, имеете право их озвучить, поскольку являетесь заказчиком. И втретьих, сомнения помогают отточить доводы. Они часть мозгового штурма, если угодно, – улыбнулся он.
Оксана наконец улыбнулась в ответ.
– Ну, а раз не было крови – или остались незначительные следы, то ранили его не из огнестрельного оружия. Иначе бы Юрий просто так кровь не остановил…
– Я помню, помню, – перебила его Оксана. – Всё, я согласна с вами!
– А ты, Леха, терпеливый, – похвалил детектива Овчинников. – Мне вот часто не хватает выдержки с ба… Ладно, продолжай, – он покосился на Оксану: понял, что едва не ляпнул что-то обидное то ли в ее адрес, то ли в адрес всех женщин.
– Итак, я вам рассказал, почему считаю, что Юру могли ударить по голове пистолетом. Или, допустим, увесистой палкой, которую преступник подобрал по пути. Его не намеревались убивать, его только хотели остановить, чтобы он прекратил стрельбу. Но после травмы Юра выглядел, скорее всего, как пьяный: и пошатывался, и ничего не соображал. Запекшаяся кровь на голове вполне вписывалась в образ алкаша. Понятно, что ни в полицию, ни в больницу никто сообщать не стал: пьяные у нас слишком частое явление… Ну, сомнения еще есть? – улыбнулся Алексей.
Оксана замотала головой.
– Из вас вышел бы отличный педагог, – улыбнулась она Алексею.
– А вышел детектив. И вроде неплохой, – усмехнулся тот. – Лады, тогда остановимся на версии с потерей памяти. Теперь скажите мне оба: как повел бы себя Юрий в такой ситуации? Когда и физически плохо, и голова не варит? Вы его знаете в отличие от меня. Он бы обратился к кому-нибудь за помощью?
– В каком смысле? – неуверенно спросила Оксана.
– Представьте: в подобном состоянии, после травмы головы, ему наверняка хотелось лечь. Может, принять таблетку от головной боли. Может, хотелось пить или даже есть. Он попросил бы незнакомых людей о помощи?
– Я не знаю… – растерялась она. – Если он плохо соображал…
– Это не в мозгу, – возразил Кис, – а в характере. Характер же проявляется на автомате. Бывают люди замкнутые, к примеру. Иным неловко просить. Тогда как открытым натурам совсем несложно заговорить с посторонним. Попросить воды, спросить дорогу. И эти качества сработают сами по себе, даже когда человек почти ничего не соображает.
– Юра как раз «открытая натура» и есть, – вставил Толик, – общительный. Да, Оксан?
Женщина кивнула.
– В этом случае… Смотрите, какой у нас расклад. Толик, поправь меня, если что не так скажу. Значит, тут в поселках по большей части дорогие дома, верно? И вероятность обнаружить в них сердобольную бабоньку, которая пожлела бы «пьяного», крайне мала. Да и не пробиться к ней через высокие заборы и ворота с камерами. А то и с охраной. Верно излагаю?
– Верно, Леха.
– А сохранились ли еще настоящие деревни в округе?
– Да. Но там больше старики доживают, – ответил Толик.
– Именно то, что нужно. Если кто и пригрел Юру, так какая-нибудь добрая старушка. Или старичок.
– Но они далековато, километров пять будет, а то и шесть. Ближние уже давно снесли, город растет.
– Вы исходили из того, что Юра получил огнестрельное ранение в голову, в связи с чем не мог далеко уйти. А я склоняюсь к версии, по которой Шаталов получил удар тупым предметом, пистолетом или тяжелой палкой. После такого удара человек может держаться на ногах довольно долго. Тогда как после огнестрела – вряд ли, ведь пуля осталась бы в голове или прошла навылет, – так и так плохо. Поэтому в вашей версии вы правы: он бы не дошел. Логично, что вы его не искали в деревнях, которые находятся «далековато». Но в моей версии Юра вполне был способен добраться до них. Кроме того, как я вам уже сказал, прохожие принимали его за пьяного, и Шаталов мог спокойно отлежаться под каким-то кустом, отдохнуть, поспать и двигаться дальше, не привлекая к себе особого внимания.
– Ну ты даешь, – мотнул головой Овчинников. – И чего ты такой умный?
– Не в уме дело. Чтобы найти ответы, нужно просто задавать вопросы.
– Кому?
– Самому себе, собеседнику, космосу, неважно. А подавляющее большинство людей удовлетворяется первой информацией, не копая дальше, не спрашивая «как» да «почему». Поэтому и верят разным врунам, между прочим. И прессе. И соцсетям.
– И что, ты предлагаешь никому не верить? – нахмурился Толя.
– Почему же? – усмехнулся Алексей. – Но прежде чем верить, спроси: а на основании каких фактов подобное утверждается? Где источник? Вот, смотри, для примера: гуляло недавно по социальным сетям фото с кучей убитых собак. Утверждали, что московская мэрия велела их пристрелить. Но на фотографии не видно ни одного здания, которое могло бы помочь определить место съемки, только пустая земля. Какие доказательства, что дело в Москве происходило? Да и вообще в России? Может, в Ираке, может, в Китае? Однако в Интернете такие дискуссии разгорелись, люди сами озверели, друг на друга кидались, на московскую мэрию. А она, возможно, тут ни при чем. И только один участник усомнился в происхождении фото – один, представляешь? Остальные мгновенно приняли утверждение на веру. Никаких вопросов не задали.
– Да понятно, – сердито ответил Овчинников. – Объясняешь, как маленькому!
– Извини, я просто распалился, – миролюбиво ответил Алексей. – Так что с деревнями? На карте показать можешь?
Кис достал из портфеля карту, которую дал ему накануне Овчинников, разложил на столе. Толя склонился над ней с ручкой. «Вот эта… и эта…» – бубнил он, обводя кружками названия населенных пунктов.
Читать бесплатно другие книги:
