Питбуль для училки Чередий Галина

Глава 1

– Да с какой такой стати я должна переться в эту херову пырловку! – встала в позу рыжая зараза.

– Деревню Юрловка, где, между прочим, активно строится сейчас коттеджный поселок для весьма состоятельных граждан, – невозмутимо поправил ее я, продолжая укладывать вещи в чемодан.

– Бла-бла-бла, плевала я, как эта мухосрань называется! Какого хера я должна туда переться?

– Потому что я уезжаю на три месяца и не смогу за тобой присматривать, – все так же невозмутимо продолжал я. Когда повторяешь упертой девчонке что-то в тысячу первый раз, глупо злиться. На Лизку я в принципе давно перестал раздражаться. И с самого же начала было понятно, что она, по своей сути, совсем не такая, какой старательно хочет казаться. Я все еще не докопался, что за травма заставляет ее являть миру личину хамовитой бунтарки. Но такие откровения не приходят сразу. В любом случае, если ты мужчина, то хоть в кровь разбейся, но держи свое слово и взятые на себя обязательства. А я с какого-то дуру пообещал этой мелкой фурии заботиться о ней. А значит, должен озадачиться вопросом, кто присмотрит за этим рыжим чудовищем на время моей последней командировки в одну из «дружественных африканских стран».

Хотя правильнее будет ее назвать ссылкой с чрезвычайно большой вероятностью вернуться на родину «грузом двести». Вот поэтому мне и нужно пристроить свою ржавую обезьянку в надежные и достаточно крепкие руки.

– Я тебе питомец, что ли, долбаный, чтобы пристраивать меня на передержку? – Лизка стиснула кулаки и прищурила зло свои глазенки.

– Нет, Лиза, ты человек, за которого я взял на себя ответственность. Но в связи с обстоятельствами, возникшими по прекрасно известной тебе причине, я должен пока делегировать эту ответственность другим людям.

– Бля, вот кончай это, Корнилов! Аж бесит, когда ты вот так невозмутимо умничаешь!

– Я тоже не в восторге от того, что мне приходится в который раз объяснять тебе вещи, которые ты и так прекрасно знаешь и понимаешь. – Я застегнул чемодан и поставил его на пол. – Ты собралась?

– Нет! И не хочу! – Лизка топнула в гневе, но тут же сделала брови домиком и шмыгнула носом, делая жалобный вид. О, вот сейчас на сцену выйдет няха-притворяха. – Ну почему я не могу остаться тут, в твоей квартире? Я буду вести себя идеально. Клянусь! Никаких гулянок. С кем гулять ?У меня и друзей-то нет. – Да-да, друзей-то, может, и нет, но компанию на потусить у нее просто феноменальная способность найти где угодно. Вот, правда, мозгов не нажить в той компании проблем на свою жопку еще нет. Плюс характер, что порох. – Буду как мышь под веником сидеть, честно! Ми-и-иш! Ну, пожалуйста-а-а-а!

– Нет, Лиза.

– Ну почему?

Потому что я не могу быть уверен, что никто тебя, дурынду, не обидит. Потому что ты раздолбайка, и если тебя не гонять, то учиться не будешь. Потому что я должен знать, что кто-то проследит за тем, что у тебя будет завтрак-обед-ужин и ты не усохнешь с голоду. И самое главное «потому что» – это то, что я совсем не хочу, вернувшись, если так повезет, узнать, что меня таки прицельно проучили за неповиновение полностью и ты пропала без вести, или твое тело нашли как-нибудь. Кто знает степень мстительности тех мразей, кто затаривался «свежим юным мясцом» в том поганом приюте? Да, Лизка нигде не фигурировала во время скандала. Эта мелкая засранка вообще пропала из загородного дома, где я и журналисты прятали приютских поначалу. А потом, пару месяцев спустя, просто подошла ко мне на улице. Выглядела как бомжонок, ей-богу, пахла так же. Тощая – хоть плачь, но взгляд все тот же дерзкий.

– Слышь, капитан, жить меня к себе возьмешь? – шмыгнув носом, спросила, натягивая рукава тонкой куртки так, чтобы спрятать замерзшие наверняка кисти. – А то на улице что-то стало холодать.

Ну я и взял. А куда ее денешь? Не в новый приют же пристраивать.

И да, мы с орионовцами слепили ей доки, по которым она якобы моя очень-очень дальняя родственница. Но этой филькиной грамотой можно было глаза только участковому и соседям прикрыть. Если ей заинтересуются спецы из моей конторы, то на раз выяснят, кто она. И если мне организовали эту предувольнительную последнюю (во всех смыслах может статься) командировку, то что с ней способны сделать – черт знает. Я-то и сразу хотел ее пристроить кому-нибудь, дом найти понадежнее моего. Но эта рыжая зараза пригрозила сбежать опять.

– Потому что не можешь, Лиза, и мы уже об этом говорили. Я должен точно знать, что ты в порядке и под присмотром.

А еще то, что если меня и привезут на родину в цинковом ящике, ты не останешься совсем одна.

– А ничего, что мне уже восемнадцать?! – вмиг из жалобного пушистика выскочила истинная натура рыжей уличной бойцовской кошки. – Ты, на хрен, не смеешь распоряжаться мною!

– Смею. И это, как и то, что ты прекращаешь ругаться, было у нас изначально обговорено. Или ты не собираешься держать свое слово?

– Засранец! – огрызнулась Лизка, но сдулась. Она упертая, взрывная, бесится от контроля, но честная. Если что пообещала – задней не включит. За это я ее… Короче, привязался очень.

– Иди, вещи собирай, обезьянка.

– Здрасти, – едва не плюнула через губу Лизка, выбираясь из машины во дворе нового коттеджа семейства Камневых, когда я открыл ей дверцу.

На самом деле, выбор был между роскошным особняком Стального короля и домом Камневых, едва справивших новоселье. Я решил все же пока озадачить Камневых. От города подальше, соблазнов Лизке поменьше. И интуиция мне подсказывала, что с Роксаной она не только поладит, но и, даст бог, откроется ей, хоть чуть. Было в этих двух особях женского пола что-то похожее. Что-то, что иногда еще мелькало в глазах Роксаны, а вот в зеленых зенках моей ржавчины жило все время. Когда-нибудь разберусь. А может, и не я, а хороший парень, которого я для начала проверю на все, вплоть до того, если ли у него, мать его, глисты.

Короче, Камневу, с ее, само собой, пробитым мною прошлым, я счел лучшим вариантом, нежели слишком уж мягкую, как по мне, Александру уже Шаповалову.

Роксана и просечет, как говорится, все хитрости ржавой обезьянки, и на место поставит эту языкатую.

Нас прямо вся орионовская делегация встречала. Три, блин, богатыря как на подбор. Мрачный, с острым взглядом Камнев, вечно чему-то скалящийся, белобрысый Боев и слегка раскабаневший на хороших харчах Шаповалов. Мужик с какими-то волчьими глазами. Смотришь в них и не знаешь, что он сделает в следующую минуту: атакует или улыбнется во все тридцать два. И всех их с определенного времени я рискую называть друзьями. Не вслух, конечно. Хорошие люди и правильные мужики. При всем том, что точно знаю, что сделали. Иногда быть хорошим – это вовсе не носить нимб и поступать в рамках закона. Что поделать, реальная жизнь далека от справедливости.

– В амбалье царство меня привез, – пробубнила моя ржавчина, зыркая на всех неприветливо.

– Здравствуй, Лиза. Рад видеть тебя в нашем доме, – на правах хозяина приветствовал Ярослав.

– А я… ну тоже как бы рада, – тяжкий страдальческий вздох, – слегка.

– Ну да, ну да, – ухмыльнулся понимающе Боев. – А я-то думаю, чё это на твоем лице, а оно, оказывается, радость.

– Посторонись, Казанова на пенсии, – проскользнула между мужчинами стройная и очень уж хрупкая на фоне этих бугаев жена Камнева. – Привет, Лиза.

На руках она держала пухлую малышку в розовом комбинезончике с черепами.

– Рокс… – недовольно проворчал Ярослав и отобрал ребенка. – Мишка где?

– Спит как всегда. Я – Роксана, – протянула она руку.

– Спиногрызов ваших нянчить не стану, сразу говорю, – нелюбезно отозвалась Лизка, но вот же дурында умиления во взгляде на мелкую скрыть не смогла. – Где тут в ваших хоромах мне кости кинуть можно?

– Пойдем покажу, – кивком пригласил ее Камнев.

– Ну… – Лизка уставилась мне в глаза цепко, часто сглатывая, даже на секунду показалось – заревет или упрется намертво и скажет «не пойду и все». – Давай, до встречи, Корнилов. Ждать особо не буду, – и, мотнув рыжим хвостом, девушка ушла, скрываясь в доме.

– Хм… – прикусила губу с пирсингом хозяйка дома.

– Вы ее особо не расслабляйте. Она актриса та еще. И больной прикинется, и послушненькой. Ну и психованная, когда не прокатывает у нее что-то, имейте в виду, – перечислил я.

– Угу, а еще влюблена в тебя без памяти, – сказала Роксана.

– Ну я ее тоже люблю.

– Только не так, как ей хочется. Ладно, уживемся, если сразу не поубиваем друг друга. Удачно съездить, Михаил.

– А может, и так, да? – подмигнул мне Боев, как только Камнева скрылась в доме.

– Ты о чем? – не сразу сообразил я.

– Да все о том же. А чё, норм вариант. Девочка – картинка, молодая, под себя заточишь, от выкрутасов отучишь, в сексе, как тебе надо, надрессируешь.

– Ты *банулся такое о ребенке, считай, нести? – Я и сам не понял, как подступил к этому весельчаку и схватил за грудки.

– Тихо, тормози, Корнилов, – положил мне руку на плечо молчавший до сих пор Шаповалов.

– За языком своим пусть следит, а еще лучше за мыслишкам похабными. Он на твоей сестре, что вот-вот родит, между прочим, женат, а сам Лизку…

– Э-э-э… ты фильтруй, чё несешь! – от веселья Боева тут же не осталось и следа, на меня ощерился хищник в человеческом обличии. – Катьку и не упоминай при таком, мужик! Я просто предположил. Пялишься же на девку, как на свою.

– Свою, да. Она мне как… родня, а не то, что ты приплетаешь!

– Ну прости, Корнилов, попутал, каюсь, – выставил ладони перед собой Андрей. – Однако ждет тогда девчонку разочарование, потому как погремушка права: она в тебя влюблена.

– Дурость все это, и детство в жопе играет, – отмахнулся я. – Встретит парня-ровесника – и все мигом повылетает.

– Ну дай-то бог, – буркнул Боев. – Эй, Колян, а ты в нем ошибся.

– В смысле? – нахмурился Шаповалов.

– Да в прямом. Он тебя, Корнилов, за глаза в свое время псиной борзой окрестил, без обид. А ты не борзюк. Ты самый натуральный питбуль.

Да пофиг мне на псину. Я она и есть пока. Пес был служивый, охотничий, это точно. А вот когда дело касается своего… то да, питбуль и есть, похоже.

– Давай, Корнилов! – хлопнул меня по плечу Николай глядя пристально. – Чуток осталось.

– Да, мужик, живым возвращайся главное и свою рыжую захребетницу забирай обратно, – напутствовал меня Андрей.

Глава 2

– Сережа, я выгляжу в этом так, будто кого-то вырвало стразами на меня. – От того, насколько безвкусным чучелом я смотрюсь в этом ужасном велюровом костюме цвета ядовито-розовой жвачки, усыпанном мелкими блестяшками повсюду, у меня буквально задергался правый глаз и заломило в висках. Или это от тягостного предчувствия стольких часов, что вынуждена буду провести в обществе этих новых быдлоковатых, прости господи, друзей моего мужа и их безмозглых телок. Нет, боже упаси, я не навешиваю на людей с ходу ярлыки и не считаю себя белой костью какой-нибудь, но по-другому этих девиц и не назовешь.

Вечно все как на подбор – крашеные блондинки с химической завивкой, одеты так, чтобы показать куда как больше, нежели спрятать. Накрашены настолько, что удивительно, что глаза с этими жуткими жирными стрелками и накладными ресницами открываются. Говорят, а точнее уж, канючат зачем-то противно писклявыми голосками, которые мигом трансформируется в стервозное змеиное шипение, едва их спутники оказываются вне зоны поражения их сомнительного обаяния. Хотя чего уж сомнительного, если девушек исключительно такого типа на эти посиделки и приглашали, и, судя по хвастовству подарками друг перед другом, мужчины были с ними весьма щедры. Как же они всегда пронзительно визжат и тут же хихикают, позволяя себя шлепать по заднице и лапать за грудь, не скрываясь. Смеются над одними и теми же пошлейшими анекдотами, сюсюкают в ответ на откровенную грубость. Нет, я понимаю, что это ни черта не мое дело и нет права судить. Жизнь сейчас сложная, и многие понятия перевернулись с ног на голову. Но меня каждый раз прямо-таки тошнить от этого зрелища начинало, а Сергей бесился. Смотрю я не так на его дружков и их пассий.

– Ленка, мозги мне не засирай, а! – огрызнулся, как обычно в последнее время, муж. – Я за это тряпье кучу бабла отслюнявил, и девка-продавщица сказала, что сейчас это самая круть. Моя жена не появится на людях как дешевка какая-то. Пусть все видят, что лавэ у меня водится.

Господи, вот как раз в этом я дешевка дешевкой, ходячее клубничное мороженое. Цвет вообще не мой, я же рыжая от природы, хоть уже и практически забыла об этом. Почти сразу после свадьбы покрасила волосы в каштановый, по настоянию супруга, да так и повелось. И стиль в одежде предпочитала сдержанно-элегантный, тем более профессия обязывает. Впрочем, некоторые мои коллеги не особенно стеснялись носить одежду с глубокими декольте или юбками сильно выше колена, использовать яркий макияж. А в новой компании моего мужа моя манера одеваться и подавно не одобрялась. О чем он мне и сообщал неоднократно. И вот ждать, когда я сама стану следовать их «модным тенденциям» Сергею надоело. Принес это безобразие.

– Сереж, ну это же глупо. Шашлыки, трава там, мало ли, вино прольется, – сделала я еще попытку. Ну почему я не могу поехать хотя бы в джинсах и приличной футболке? – Испачкается. Да и зачем мне вообще ехать? Знаешь ведь, я не люблю этот отдых на природе. Да и маму твою напрягать с Федькой сидеть. Он с ней не любит, будет капризничать, а она нервничать.

Правильнее будет сказать, что это бабушка совсем не рада сидеть с внуком. Но с Сергеем ссориться не хочет, невыгодно, так что смиряется. Ну да, а потом неделями мне припоминает, цепляясь и придираясь ко всему, бубня по поводу и без, что я дерьмовая мать и паршивая жена, и лучше бы Сережа на Маринке из дома напротив женился, гулял ведь с ней, и так далее. Вот она бы его любила и обихаживала как надо, ребенка бы на нее, больную, несчастную, не вешала. И плевать, что это Сергей настаивал на этих моих выходах на гулянки с его дружками, чтобы, напиваясь, потом хвастаться, словно какой-то престижной вещью, что ли. И он же был против нанимать няню, огрызаясь, что с его наследником чужие бабы сидеть не будут, своих хватает. Но крайняя-то все равно выхожу я. Не было у нас так ведь сначала, а вот стало. И все чаще себя спрашиваю, что стану делать, если дальше еще хуже будет.

– Ленка, не доставай меня! Шевелись лучше и губы, что ли, накрась поярче как, – велел Сергей. – Вечно бледная, ну чисто смерть. Испачкается тряпка – выкинешь, хер с ней.

– Сереж, не ругайся, мелкий слышит.

– Ну и пусть слушает! Мужиком пусть растет, а не сю-сю каким, что за мамку вечно цепляется. Привыкает пусть сам и с бабкой вон. И старая тоже отрабатывать должна, а то каждый день – дай на то, дай на это.

– Сережа, потише, прошу!

– Я в своем доме! Хер ли шептать должен?! – он нарочно еще и повысил голос.

– Ты уже выпил? – насторожилась я.

– Отчитываться перед тобой, что ли, должен?

– Сереж, я не поеду с тобой выпившим, – развернулась я к нему решительно.

– Поедешь! Вот ты как раз за руль и сядешь, – он подступил ко мне, вжав спиной в зеркало, и обхватил подбородок, стиснув его до легкой боли, и пристально уставился в глаза. – Сам Сван сказал, чтобы я с тобой был. Запал, видно, на тебя, жук старый, запа-а-ал. – Муж запрокинул мне голову, продолжая смотреть уже с каким-то злорадством. – А чего же не запасть, если глаза у мужика есть, да, Ленка? Ты же у меня не тем прошмандовкам, что рядом с ними вьются, чета. Штучная вещь. Знал, что брал.

Сергей засопел, явно начав возбуждаться. Прошелся рукой по боку, сграбастал грудь, ныряя второй под пояс штанов.

– Давай разок по-быстрому, Ленка, – пробормотал он сипло, тыкаясь лицом в изгиб шеи. – Рачком встанешь…

Я дернула головой, освобождаясь, и выскользнула из-под него.

– Ты говорил, мы торопимся. – Мне было и горько, и противно, и стыдно одновременно. Горько за себя, вынужденную терпеть неутоленное желание, но отказываться. Противно от того, какой стала наша близость. Отвратительной. А стыдно потому что… ну что я за жена, если всячески избегаю заниматься сексом с мужем. Но на это были причины.

– Торопимся. Но ночью мне дашь! Поняла? – Сергей демонстративно поправил себя в штанах. – Я твой муж и право имею.

Да и вот она одна из причин. Я право имею. Мне надо. Что-то не так – твои проблемы.

Когда-то у нас был замечательный секс. Мне, конечно, сравнивать не с кем, с Сергеем мы вместе еще со старшего класса школы, но было-то хорошо. По-настоящему хорошо. Но после рождения Феди у меня появились проблемы с тем, чтобы завестись. А Сергей, наоборот, стал лениться тратить время на прелюдию. И мои жалобы на дискомфорт и то, что я просто не успеваю с ним получить удовольствие, сначала практически игнорировал. Убеждал, что это со мной что-то стало не так, ему-то по-прежнему нормально. А потом и просто злился, однажды даже накричал, что это не его трудности. Он нормальный мужик, все у него работает как надо, и ему нужен секс, он меня хочет, и я должна ему давать. Давать. Вот так наша близость, нежность, страсть и стала обязаловкой ему давать. От которой я, само собой, старалась уклоняться как могла. И да, я знаю, что такие вещи в семье необходимо обсуждать. Но с некоторых пор с моим мужем ничего нельзя обсудить, не нарвавшись на грубость. Вот и было у нас в постели не пойми что. Чаще всего утром, если не успевала вовремя ускользнуть из кровати, Сергей пристраивался сзади или наваливался, перевернув на живот, и получал свое. Для меня же секс стал только тем, после чего надо пойти подмыться. И это даже если не поддаваться отвращению, вспоминая ехидные слова одной из подвыпивших девиц, что в тех случаях, когда Сергей не привозит меня на их гульбища, он совсем не остается в одиночестве, и его участившиеся приходы далеко за полночь со стойкими запахами дерьмовых духов. Кстати, ни разу после того откровения я ни на одном сборище ту девушку не видела, а другие со мной толком и не общались.

– От Свана, смотри, не шарахайся мне, – принялся наставлять меня муж уже в пути. – Он говорит, что поболтать с тобой приятно. А я думаю, что просто вы*бать тебя хочет, хмырь. Аж подпекает его.

– Сережа, можно не материться?

– Нет, бля, нельзя! Своих утырков малолетних поучай, училка. Я муж твой и взрослый мужик. И словеса культурные разводить не обязан. Позориться еще перед братвой.

Господи, а когда-то стихи мне писал. Простенькие, с кучей ошибок, но писал ведь.

– Вот ваш Сван не ругается, при мне по крайней мере, но вы его уважаете, – на самом деле от этого Свана, представившегося Георгием Владимировичем и звавшим меня тоже исключительно по имени отчеству, у меня не просто мурашки. Кровь стынет от взгляда этого… вот язык не поворачивается человеком назвать. И лицо, все черты какие-то звериные, и взгляд такой же. Посмотришь – и сразу понимаешь, что этому типу убить ничего не стоит.

– Ну так говорю же, мечтает тебя старый на спину завалить, вот и производит впечатление, – ухмыльнулся муж.

– Так зачем ты меня туда везешь, если такое думаешь?

– Ты тупая, что ли, Ленка? Сван сказал, чтоб с тобой был. С ним не спорят.

– Я могла бы сказаться больной. Зачем глаза мозолить, если ты уверен, что я нравлюсь ему.

– «Нравлюсь», – фыркнул Сергей насмешливо. – Отодрать он тебя хочет. Но Сван – мужик с понятиями. Сам он к чужой бабе ни за что не полезет. Если завалит, значит, это ты виновата и повод дала, ясно? Смотри у меня, Ленка! Улыбаться улыбайся, он от этого добреет, глядишь, меня старшим над братвой поставит. Но не дай бог будет чё, и я узнаю… Завалю суку, поняла?

– Ты хоть понимаешь, насколько отвратительно со мной поступаешь? Я не хочу, ты понимаешь? Ни гулянок этих ваших не хочу, ни на рожи дружков твоих смотреть, ни Георгию этому жуткому улыбаться, думая каждую секунду, как бы не ошибиться!

– А жить хорошо хочешь? Как оно, простой училке на работу на иномарке своей кататься, а? А квартиру новую хочешь? Не облезешь! Все так живут. Я тебя содержал, пока училась, и содержу сейчас, пока ты отсиживаешься на своей беспонтовой работе, вот и ты постарайся для семьи. Улыбайся, бля, улыбайся.

Господи сколько было моих слез, уговоров, даже угроз, когда узнала, с кем он связался. Но ничего не сработало.

– Не будь дурой, Ленка, это тебе не кирпичный, сука, завод. Тут нельзя, захотел – работаешь, а захотел – уволился. Навсегда это, ясно? Уйти можно только на тот свет. Нав-сег-да. Как ты со мной. Сечешь?

Куда исчез мой Сережа Крупенин? Мальчик, что защищал меня от всех за то, что дразнили очкастой и заучкой рыжей? Парень, что сцеловывал все до единой мои веснушки, пока я таяла в его объятиях от нежности и счастья? Мужчина мой, первый и единственный, любимый до боли в сердце. В какой момент я стала его бояться и содрогаться от брезгливости от прикосновений. Неужели ничего уже не вернуть, и это и есть моя реальная жизнь? Ведь я знаю, что он ни капли не шутит. Убьет, если попробую уйти. Тот, каким был, не тронул бы. Тот, каким стал сейчас, – запросто.

Глава 3

Я мотнул отрицательно головой, заметив, как в мою сторону двинулась, зазывно покачивая бедрами, очередная местная ночная бабочка. Не то чтобы я не попробовал, каково это – попотеть немного в обществе темнокожей феи. Мужик – скотина любопытная и всеядная, особенно мужик свободный, так почему бы и нет, если и возможность есть и финансы позволяют. Ну что сказать, это был не тот опыт, который я буду вспоминать с замиранием сердца и жгучим желанием повторить годы спустя. Было и было, хотя до этого слышал от парочки вояк, что они переживали нечто невероятное и прямо подсаживались на местных путан. На самом деле, в моей жизни так и не случилось такой женщины, чтобы прямо рехнуться и взгляд то и дело заволакивало похотью даже при одной мысли, что увижу ее снова. Вообще. Увлечения, первая любовь была, все как у всех. Но никаких страстей за гранью. То ли склад ума у меня такой, что не позволяет ухнуться в бешеное вожделение, забывая обо всем, то ли женщины мне встречались не те все. А сейчас и вовсе не до того. Тут надо думать, как свалить из этой жаркой экзотической страны живым и здоровым. Ведь отправили меня сюда расследовать два кучно случившихся самоубийства работников российской торговой компании в здешнем ее филиале, что в том числе занималась и обеспечением продовольствием нашего миротворческого контингента. А судя по тем документам, что я получил пару часов назад от своего добровольного информатора, махинации с обмундированием и продовольствием – херня. Тут вовсю оружие сбывали боевикам, выкормышам заокеанских спецслужб. Тем самым, что потом по нашим пацанам и стреляли. У*баны, сука, алчные. А это уже ни черта не моя вотчина, это уже к внешней разведке, потому как и госизменой попахивает так душевно, и чины замараны, что потеряют тебя мигом. А мне оно не надо. Я со службой на благо государства, которым правят до мозга костей проворовавшиеся чинуши и недовояки с большими звездами на погонах, закончил. Кончился во мне патриот, с незамутненным взглядом выполняющий любой приказ, после понимания, что те самые мои командиры и прочие отцы народа как минимум закрывают глаза на существование мерзких приютов, торгующих детьми, из какого Лизку мою вытащили. Я домой хочу. Вон в «Орион» пойду, как Шаповалов с Камневым предложили. Буду им налаживать направление личной охраны для VIP-персон. Раньше они и сами справлялись, как-то все вокруг попроще было. Но время идет, народ состоятельный из наших соотечественников все взыскательнее, требовательней и, чего душой кривить, откровенно капризнее становится, а криминал гораздо изощреннее и изобретательнее. Проходит время примитивных гопников или тупых боевиков со стволами, что палят из окон машин. Теперь защитить того, кого реально хотят замочить, уже высокое искусство с сотнями тонкостей, а не чисто мрачные качки вокруг охраняемого «тела» стеной.Так что придется набирать парней посмекалистее и обучать чуть ли не с нуля. Короче, не помру с голодухи на вольных хлебах и Лизку прокормлю и выучу. Буду гонять, засранку ленивую, чтобы отличница у меня была, потом замуж отдам. Дачу куплю, капусту выращивать стану. Помидоры опять же. Люблю я их. Женюсь где-то между всей этой тусней. Когда-то же надо. Пусть кто-то трется рядом, не все же одному.

Вот только что-то чует мое многоопытное седалище, как вокруг будто воздух сгущается. И все эти почти пасторальные картинки мирной жизни на гражданке вроде как отдаляются и размываются, а все окружающее, наоборот, с запредельной четкостью начинает восприниматься. Каждое движение вокруг, взгляды, звуки. Это как знать, что небо чистое, солнце лучистое, но все твое нутро, и особенно места четырех ножевых и двух огнестрелов, воет, что вот-вот гроза грянет. А я знаю, к чему такое.

Подчиняясь чисто интуитивному импульсу, я вышел в местные «удобства» с чудовищными запахами, аккуратно сложил по карманам пиджака документы, перекинул его через плечо и сунул почти демонстративно пустую папку подмышку. Смешные примитивные манипуляции, рассчитанные чисто на лохов, но хоть что-то. Пиджак с компроматом протянул бармену, он же хозяин заведения, сопроводив это двадцаткой, в полный голос попросив присмотреть, пока я пройдусь «в поисках приключений».

– Соломон, дружище, отдать это нужно только тому, кто скажет «ржавчина», понял? – прошептал очень тихо, так, чтобы на фоне музыки в заведении услышал только он. Повторил русское незнакомое ему слово еще пару раз.

Африканец оказался сообразительным и подтвердил понимание только взглядом. Я отдаю себе отчет, что он с лету продаст оставленное на хранение, только деньги покажут или если припугнут, но авось и прокатит. На родину должен попасть или я, или эти бумажки. Раньше я бы весь из себя служивый пес и патриот, сказал: главное – они и дать делу ход, и все такое. Сейчас… короче, не тот уж я. Не тот. Перегорел, похоже.

Выйдя на улицу, я незаметно оглядывался, ожидая нападения. А чего им тянуть? Главное же, по логике, не дать мне добраться до базы, все скопировать и отправить факсом домой. Так что самое время. Что это будет? Имитация уличного ограбления? Сценарий с очередным самоубийством на пустом месте больше не прокатит. Так что или ограбление, или нападение боевиков.

Но до открытого служебного «Уазика», на которых тут передвигались все россияне, я дошел без инцидентов. Бегло осмотрел на предмет взрывоопасных сюрпризов, ничего не нашел. Что, и даже гадину какую сильно ядовитую, коих тут в достатке, не подкинули? Тоже, кстати, был бы вариант, хоть и без стопроцентной гарантии моего летального исхода. Мало ли, вдруг организм не сильно к яду окажется восприимчив, или до госпиталя с противоядием оперативно довезут. А может, и зря я себя накрутил. Конечно, с самого момента прибытия я видел, что за мной ходят. Но сегодня, добираясь до места встречи, следы путал, как мог. Сработало?

О том, что я зря обольщался своими способностями сбрасывать хвосты, сообщила мне яркая вспышка слева, прямо в узком проулке, мимо которого я как раз проезжал. Мысль – гранатомет! – мелькнула одновременно с тем, как я что есть сил крутанул рулем, ударив по газам.

– Тихо-тихо, сынок, лежи! – голос незнакомой женщины просочился в сознание, затопленное сплошным огнем и болью. – Все хорошо, милый, успели, довезли. Сейчас тебя сразу на стол, стабилизируют, и на самолет. Полетишь в Москву, милый, а там все поправят, соберут, и станешь лучше, чем был.

– На… – Горло драло адски, глаза не открывались ни в какую, зато боль будто стала отступать, прихватывая и вообще все ощущения в теле, в сознании мутнело. – Пить дайте. – Губ что-то коснулось, и на язык потекла вода. Самая малость, но горло чуть отпустило. – Насколько плохо все?

– Да ты о том не думай сейчас. Засыпай.

– Насколько?!

– Жив ты. Радуйся. Остальное – ерунда все.

Я бы хотел потребовать правду, всю информацию без утаивания, но действительно стал отключаться опять.

– Глаза?.. – только и пробормотал, почти во сне.

– Нормально с ними все. Тут тебе совсем повезло, сынок.

– Капитан, вам пора остановиться! – строго нахмурилась мой лечащий врач, глянув на меня, утирающего футболкой лоб. – Вы уже полтора часа на дорожке и бегом к тому же, а мое назначение – сорок пять минут исключительно шагом.

Красивая баба, чуть старше меня. Насколько знаю, одинокая. В паху потянуло, член отяжелел, напоминая о том, как давно у меня не было ни с кем. Почему бы и нет? Но… нет. Я свой хлеб не так уж и зря ел на службе. Хотела бы эта привлекательная женщина краткосрочных интрижек, то в претендентах на постель согреть, как в мусоре бы копалась. Работает в госпитале, где сплошь и рядом вот такие, как я. Голодные до секса, потому что внезапно живые и не сдохли, а только по грани прошли, относительно молодые мужики. Да только чую я, что она из тех, кому надо всерьез, не на сейчас поиграться. А я врать не собираюсь. И предлагать ничего тоже. И нечего пока и не хочу. Чую, если и будет у меня дача с капустой и помидорами, то без промежуточного звена в качестве жены. На кой я кому сдался теперь, в неполной, бля, комплектации.

– Все в порядке со мной, Лилия Андреевна! – ответил, скрывая похотливый блеск в глазах. Она хороший человек. А я хочу не ее. Любую. Я жизнь снова ощутить хочу просто. А это суть – использование кого-то. Вариант для той, кто готов на это осмысленно и использует в ответ. Не ее это, вижу же, и все на этом. – Пора меня выпускать. Здоров, как бык.

– Присядьте, Корнилов, – велела женщина, села передо мной, открывая вид на заманчивую ложбинку между грудями, и принялась расстегивать крепления протеза. – Ну вот, о чем я и говорю! Опять все в мозолях кровавых! Так нельзя, надо постепенно добиваться огрубения тканей культи!

Культи! Меня от слова этого самого скручивало. Прекрати, истеричка конченая, а не мужик! Сдохнуть разве выбрал бы?

– Не хочу я ничего постепенного, – возразил я, и она подняла на меня глаза. Карие, красивые. И губы полные. И все так близко. Член снова налился, похоть покатила по телу потоком, добираясь до разума. И вижу ведь – хочет. Только руку протянуть.

– Вы очень сильный мужчина, капитан Корнилов, – прошептала она. – Но сейчас требуется именно терпение и постепенность. Торопиться некуда, это долгий путь.

А говорит же не только о моей ноге. Скорее уж точно не о ней, судя по тому, что обе ладони уже на моих бедрах лежат, провоцируя на действие теплом, и смотрит все так же, неотрывно и голодно, но при этом будто просит о чем-то. О чем-то таком, что я не дам ей.

– Лилия Андреевна, я не хочу ничего постепенного и долгого, – повторил я, говоря уже о другом. – Только здесь и сейчас.

– Возможно, позже, – пробормотала она, поднимаясь и отводя глаза, в которых мелькнуло разочарование, и щеки ее вспыхнули.

– Угу, но вряд ли.

– Вот ты, Корнилов, и козлина! – шагнул мне навстречу Шаповалов и как-то неловко дернулся, будто хотел поддержать на железных ступенях вагона, на что я оскалился. Еще не хватало. – Сколько недель отлеживался по госпиталям, а нам хоть бы полсловечка весточки послал!

– А чего слать? Таскались бы ко мне с апельсинами? Так я их не люблю.

– Не корчи из себя большего говнюка, чем на самом деле являешься, – огрызнулся Николай. – Лизка вон извелась вся, а в вашей конторе и узнать-то ничего нельзя, где ты, да что с тобой. Секретность ваша *баная.

– А мне прям надо было, чтобы она узнала, что со мной. Зачем? Чтобы потом ее с водосточной трубы снимали?

– Эта бы полезла, точно, – фыркнул бывший подельник. – Хотя сейчас, знаешь, поутихла она. Сдружились они с Камневой, слушает Роксану во всем, с детьми помогает. Зубрит что-то. Но ведь ждет тебя, видно. Ты не передумал?

Он открыл с брелока тачку, жестом предлагая мне устраиваться, и больше не дергался помочь как ущербному – просек, что бесит.

– Насчет чего? – не понял я.

– Ну, насчет… ты и Лизка, туда-сюда, семья.

– Мы и так семья, без всяких туда-сюда. Рехнулся ты?

– Ну… она бы заботилась…

– Знаешь, пойду я, пожалуй, – распсиховавшись, я полез из салона.

– Да какого ты, Корнилов!

– А такого! Это я взялся о ней заботиться, я! С хера ли теперь все так поменялось, чтобы я захотел ей себя повесить на шею и жизнь пересрать? Она мне как дочь, я же вам говорил!

– Но не дочь же.

– Да иди ты!

– Ладно, кончай беситься. Поехали уже к Камневым, прибухнем за твое возвращение и потолкуем обо всем спокойно.

О чем тут толковать? Уж не обо мне и Лизке в подобном плане. Чушь какая.

Глава 4

– Елена Валерьевна, я хотел бы показать вам, какую красоту тут мне на участке устроили, – обратился ко мне, едва заметно коснувшись тыльной стороны кисти кончиками пальцев, Сван. – Не против немного пройтись и потерпеть мое хвастовство?

Я вздрогнула от его касания, но тут же взяла себя в руки, натянув улыбку. На самом деле я уже дико устала. Стоило только нам с Сергеем войти на террасу огромного деревянного коттеджа в три этажа, где и был накрыт ломившийся от изобилия стол, хозяин дома поднялся и пошел нам навстречу. Что сразу же притянуло все взгляды. Понимающие глумливые от дружков мужа и откровенно завистливо-злобные от девиц.

Выяснилось, что место нам с Сергеем отведено рядом с именинником, так, чтобы Георгию было удобно ухаживать за мной, беседуя и вынуждая отворачиваться от мужа. Впрочем, я что-то не заметила, чтобы моего благоверного это напрягло. Наоборот, мне почудилось, что он поглядывает и на меня, напряженную внутренне, как струна, от тревоги в чем-то ошибиться, и на окружающих с каким-то торжеством, будто все складывалось, как он и задумал. А вот мне расслабиться не помогло и вино, которое практически принуждал меня пить гостеприимный хозяин. Моя попытка отвертеться, мотивируя тем, что мне еще обратно машину вести, была пресечена на корню приглашением переночевать, на что мой супруг с лету и согласился. Естественно и не подумав спросить моего мнения.

Спустя пару часов Сергей вообще бросил меня, по сути, уйдя сначала к дружкам с их подружками, что толклись у огромного мангала, а потом я его и вовсе перестала видеть. И это после всего того, что он наговорил мне о природе интереса ко мне своего… ну, назовем, босса.

– Так что, разомнем ноги, Елена Валерьева? – Сван поднялся, давая понять цепким псевдодружелюбным взглядом, что это предложение, от которого нельзя отказаться.

– Да, конечно, – кивнула я, принимая его протянутую руку, ощущая нечто вроде обреченности.

Весь вечер мужчина был очень обходителен и много рассказывал о своих поездках за границу, особенно про Египет, где я так мечтала побывать с детства. Конечно, главными в его повествовании были не впечатления о памятниках архитектуры и музеях, а всевозможные развлечения и обслуживание в отелях, но все равно мне было реально интересно. Правда, безумно утомлял хрипящий из динамиков шансон, громкие, полные нецензурщины пьяные разговоры за столом и те самые бесконечные смех и визг девиц. Так что я не так уж и против прогулки. Ну не станет же Георгий на меня бросаться прямо в собственном дворе! Сергей сказал, что у него… как там… понятия. И в их среде это «лютый зашквар». Силой брать чужую женщину, жену. А вот интересно, просто ничью женщину можно? В общем, я поводов давать не собиралась, так что вроде вне опасности.

– Поглядите, Елена Валерьевна, вот тут у меня искусственный пруд, – явно с гордостью демонстрировал Сван работу ландшафтного дизайнера на своем огромном участке, обнесенном высоченным забором. Мельком подумалось, насколько же его доходы превышают наши, если он себе такое может позволить. – Вам нравится?

– Да-да, – немного рассеянно пробормотала, оглядывая живописные альпийские горки и группы явно очень недешевых крупных хвойников. – Жаль, что он зимой будет промерзать, скорее всего, до дна, а то можно было бы карпов кои запустить.

– Хм… Так и запустим, вы только скажите.

– Что, простите?

– Я говорю, что вам ведь достаточно сказать, Елена вы прекрасная, и все выполним. А чтобы не замерзало, построим вокруг какую-нибудь там теплицу или оранжерею. Так оно зовется?

– Я не понимаю… – смешавшись, я отпустила его локоть и попыталась отступить, но Сван с удивительной стремительностью сцапал меня за запястье и подтянул обратно.

– Не нужно так пугаться, Елена. Могу ведь я звать тебя так, мы же не первый день знакомы? – Я смотрела только на его кисть, удерживающую меня, и молчала. Ужасно некрасивые волосатые пальцы в тату, перстни, пара широких колец. – Я думаю, настало время для серьезного разговора, голубка.

– И о чем же?

– О тебе и обо мне, Елена.

– В каком смысле?

– В смысле, что пора перестать нам обоим делать вид, будто твой Серый – тот мужчина, что заслуживает такую женщину, как ты. Его уровень – это те самые писклявые размалеванные шмары, которых ты видела там за столом.

– Это…

– Неправда? – ухмыльнулся мужчина. – Скажи, вот так вырядиться сегодня разве не он заставил? Очки носить на сходняках запрещает, так? Стремается такой, какая ты есть. Цвет волос же этот не родной, так?

– Послушайте, Георгий Владимирович…

– Просто по имени, Лена, – велел он жестко. – И прежде чем отшивать меня, подумай. Подумай, что я могу дать такой женщине, а что твой недоумок Серый. Он же и не понимает, что ему досталась за женщина. Как такую, как ты, нужно достойно содержать и сколько на это бабок нужно.

– Я не…

– Он и дальше станет лепить из тебя дешевку, знаешь ведь. Опускать до доступного ему уровня. А не опустишься – топтать станет. Или уже топчет, Лен?

– Да прекратите! Что у нас с мужем – это не ваше дело! Или вы с женщинами лучше обращаетесь? Я не слепая, вижу.

– Ты видела, как я с шалавами обхожусь. Не примеряй это на себя. С тобой я другим совсем буду. Соглашайся со мной жить, Лена, и все будет у тебя, что захочешь. Все, клянусь. Пацана перевезем. Подрастет – за границу учиться пошлем…

– Да вы в своем уме? Я замужем!

– Ну так я же не против, Лен. Мне, по нашим понятиям, жениться нельзя, я же в законе. Но ты всему тут хозяйкой и так будешь. Все на тебя перепишу, все, что имею, твое будет. А печать… черт с ней, пусть себе остается у тебя.

– Господи, да что за безумие! Вы как вообще… это же… Сергей… он…

– Он согласится, Лен, поверь.

– Ни за что!

– Хочешь спросим?

– Нет, не хочу! Я этого сама не хочу! И он вас боится, какой смысл спрашивать. Это бесчестно.

– Боиться-то – само собой, голубка, но тут вопрос в другом. Предложи я ему сейчас встать старшим над всеми, кто подо мной ходит, и он мне сам тебя сюда привезет. Потому что твой Серый – жадный до бабок и власти куда как сильнее, чем ревнивый.

– Нет! Неправда! – замотала я головой, выкручивая руку из его захвата. – Вам не понять! Сергей меня любит. Он просто связался… с вами. Его дружки затянули. Он другой. Он хороший, добрый, ему просто надо вылезти из вот этого всего, и он опять…

– Что, станет прежним добрым парнем, за которого ты вышла? – усмехнулся цинично Сван. – Ну-ну. Хорошо, Елена, не дергайся, я не насильник какой и принуждать не собираюсь. Я свое предложение сделал, а ты думай, думай и смотри на все уже как взрослая женщина. Цену себе, голубка, знать надо и за беспонтовый вариант не держаться.

– Это ужасный подход. В семье так нельзя.

– Да как скажешь, успокойся. Пойдем лучше я тебе покажу, какую баню отгрохал. Бассейн двадцать метров!

Георгий увлек меня за собой, будто сразу и забыв о нашем разговоре. Вел по хрустящей под подошвами дорожке, указывая то направо, то налево, хвастая всякими изысками, которые я, по сути, и не видела, все еще внутри клокотало и тряслось. Перед новеньким срубом, от которого пахло сосной и немного дымом, он чуть затормозил и внимательно глянул мне в лицо.

– Смотри, Лена, смотри. – Он толкнул дверь, из-за которой тоже был слышен ненавистный шансон, женский смех и мужские голоса.

Тамбур, и вот мы в большом предбаннике. Длинный стол, лавки, шкуры по стенам и огромный бильярдный стол, над которым мой Сергей нагнул какую-то девицу и вдалбливался в нее под глумливый гогот и комментарии своих дружков. Напротив тем же самым занималась еще одна парочка.

– Мужики, вы бы хоть предупреждали, – ухмыльнулся Сван. – А то я гостье своей экскурсию устроил, а вы тут с шалавами балуетесь.

Сергей оглянулся через плечо, скользнув по мне совершенно рассредоточенным пьяным взглядом, очевидно и не сразу узнавая.

– Ленка, вон пошла! – рявкнул, отстранившись от своей партнерши, когда наконец дошло.

– Серый, язык прикуси, скотина пьяная! – прикрикнул на моего, моего мужа, имеющего на моих глазах девку, его босс и протянул мне руку, как ни в чем ни бывало. – Идемте, Лена. Уж простите, не хотел делать вас свидетельницей таких непотребств. Что поделать: молодежь, кровь горячая.

Я же, игнорируя его, попятилась прочь, чувствуя, что не могу дышать. Да, я догадывалась… что там… была практически уверена, что муж изменяет мне. Потому и не могла с ним спать. Брезговала. Как будто и проблем с возбуждением было недостаточно. Но одно дело понимать, что, скорее всего, измены бывают, а другое – увидеть все своими глазами. Да еще унизительно, так, чтобы у этого была куча свидетелей. Схватившись рукой за горло, будто это могло помочь вдохнуть, я быстро пошла прочь.

– Лена, постой, не нужно так расстраиваться! – догнал меня Сван и приобнял за плечи. – Я извиняюсь, что так вышло.

– О, ну да, конечно же совершенно случайно вышло само, Георгий Владимирович! – взорвавшись злостью, я вырвалась и развернулась, глядя на него в ярости. – Вы, само собой, и предположить не могли, чем они там занимаются, думали, плавали, а тут такое! Какая неожиданность и, главное, удачное совпадение!

– Удачного не вижу ничего, голубка, но все же это к лучшему. Я, согласись, понятия не мог иметь, что Серому приспичит прямо сейчас трахнуть эту шмару. Но до тебя должно дойти: это не в первый и не в последний раз. Не по-пацански так говорить, но правда есть правда. Вот это – его уровень, Лена. Его жизнь. Ему это в кайф. Никто его не втягивал. И никто, даже ты, сколько ни уговаривай, его не вытащит.

– Ленка! – заревел где-то сзади опамятовшийся, видно, муж. – Ленка, сюда иди! Ленка-а-а-а!

– Лена, просто скажи – и я его отсюда выставлю. Прими решение.

– Ленка-а-а!

У меня в голове и в груди будто что-то взорвалось. Боль. Такая сильная, что почудилось, что вывернула ребра наружу, и череп вот-вот тоже лопнет, как орех. Сорвавшись с места, я побежала. Металась между проклятыми деревьями, пока не выскочила к коттеджу. Метнувшись на террасу, схватила свою сумку и побежала вон со двора, сопровождаемая криками. Завела двигатель и рванула с места, успев засечь Свана, выскочившего из ворот.

Слезы никак не шли, они как будто застряли где-то, и от этого дико жгло глаза и в сердце. Думать не получалось. Перед мысленным взором на повторе проигрывалась картинка ритмично движущейся задницы Сергея в приспущенных штанах. Мерзко. Ожидаемо. Но все равно мерзко.

В зеркале заднего вида мелькнули вдали фары. Меня преследуют? Да что же еще от меня нужно? Раздавить окончательно?

Резко вильнула в первую попавшуюся неширокую улицу поселка. Через минуту еще и снова. Петляла до тех пор, пока не выскочила с асфальта на гравийку, а потом пошел лес и вообще началась размытая дождем грунтовая, где я и застряла в первой же глубокой луже. Буксовала, дергая машину вперед-назад до тех пор, пока она не заглохла и больше не завелась. Вот тут уже уткнулась лбом в руль и разревелась. Выла белугой, оплакивая себя, любовь свою, окончательно изгаженную и добитую. А ведь верила я. Верила, что не все для нас с Сережей потеряно. Что он осознает, перебесится. Ведь в душе не такой. А там, может, от той души уже и нет ничего. И я не хочу, не хочу уже ничего назад. Невозможно это.