Брачная ночь с горцем Берн Керриган

Впрочем, у дорогой Элисон, кажется, одно другому не мешает.

– Что такое, бонни?.. – протянул он своим выразительным баритоном. – Собственное имя позабыли? Ну-ну, не смущайтесь. Такое часто случается, когда девицы из чужих земель впервые видят шотландца в костюме его родины. – Тут он указал на свой килт, накидку и спорран, кожаную сумку через плечо. – Узнаете цвета, милая? Вам они хорошо знакомы!

Сегодня он надел цвета Россов – и ожидал взрыва ярости. Но она только отвела взгляд.

– Я… я думала, что буду выступать перед судом, при свидетелях, а не… не в кабинете магистрата… то есть в вашем.

Гэвин прищурился. Неужто эта американочка так прочно порвала с родиной, что позабыла даже цвета собственного клана?

Нет, быть такого не может! Вероятно, девчонка хитрее и гораздо лучше владела собой, чем ему казалось. Скрывала свои истинные чувства? Хочет, чтобы он ее недооценил?

– Я подумал, что нам обоим будет удобнее и приятнее обсудить найденное мною… м-м… свидетельство с глазу на глаз.

С этими словами Гэвин вышел из-за стола и положил руку на тот документ, который мисс Росс бросила на стол.

– Похоже, утверждение, что ваш прадед Джеймс Росс купил Эррадейл у Маккензи, следует подвергнуть сомнению, – продолжал он. – В этой бумаге ясно сказано, что Джеймс Росс получил Эррадейл в аренду на срок в девяносто девять лет. Чтобы сохранить Эррадейл за собой на следующие сто лет, вам придется не позднее 1 января 1881 года выплатить условленную арендную плату – тысячу фунтов.

– А если я не заплачу? – с воинственным видом поинтересовалась девица.

Гэвин пожал плечами.

– Что ж, в таком случае вам придется передать поместье Эррадейл лэрду Маккензи.

– Вилы ему в задницу, а не поместье! – в ярости выпалила Элисон.

Как обычно, выражений она не выбирала. Что ж, ничего страшного. Куда хуже было то, что в этот момент Гэвин почувствовал весьма характерное напряжение в паху.

– Все американки так вульгарны – или только вы? – поинтересовался он, стараясь говорить сухо… и одновременно проклиная себя за прокравшиеся в голос чувственные нотки.

Этой его реплики девица словно не заметила.

– Но ведь вам это не поможет! – воскликнула она. – Сами же говорили, что вы больше не Маккензи. Значит, земля достанется не вам, а вашему брату.

Присев на край стола, Гэвин окинул стоявшую перед ним женщину внимательным взглядом. Смотри-ка, мисс Росс еще и отлично соображает! Может, она и не леди, но точно не дура.

– Процесс об эмансипации – дело долгое, – ответил он, пожав плечами. – Пока процесс не закончен, формально я остаюсь членом клана Маккензи. У нас с Лиамом немало разногласий, это правда, но Эррадейл ему не нужен – и тем более не нужно взваливать на себя бремя налогов за эту землю. Он будет счастлив принять мое предложение и отдать мне Эррадейл в обмен на мою долю в винокурне Маккензи. Избавиться, так сказать, от двух камней на шее по цене одного. – «От ненужного клочка земли и от нелюбимого брата», – мысленно добавил Гэвин и невольно вздохнул.

– Но у меня имеется купчая на землю, и смысл ее прямо противоречит этому так называемому договору об аренде. – Мисс Росс помахала у него перед носом бумагой, однако, едва он протянул за ней руку, поспешно отдернула свою. – Так что встретимся в суде! Просто скажите, когда и где.

По лицу Гэвина расплылась улыбка – сладкая как мед.

– Если у вас есть доказательства обратного, вы вправе представить их все в судейской коллегии магистрата.

Элисон Росс нахмурилась, что-то соображая. Гэвин не мог не отметить, что такое выражение лица чертовски ей шло.

– Но… но ведь магистрат – это вы!

– Ох, а ведь верно! – с притворным изумлением отвечал граф.

Элисон густо покраснела: румянец гнева заливал ее щеки и шею. «Интересно, – подумал Гэвин, – грудь у нее сейчас тоже зарумянилась?»

– Вы… вы… да вы просто грязный мошенник! – вскричала она, судорожно сжимая в руке свой драгоценный документ.

– Я слуга закона, а не мошенник, – с легким поклоном ответил Гэвин.

– Но вы не можете решать это дело. Ведь у нас с вами конфликт интересов! Вы же прекрасно понимаете…

– Знаете, это у вас в Америке принято беспокоиться о мельчайших юридических формальностях. Мы к делу подходим проще. Достаточно того, что все мы верно служим британской короне, а она служит нам.

В глазах Элисон промелькнула паника, и она в растерянности пробормотала:

– Неужели ничего нельзя сделать? – Казалось, она забыла о его присутствии и говорила сама с собой.

«Как странно…» – подумал Гэвин. Странной была его реакция на эту девицу. Когда Элисон орала и бранилась, на это реагировало его мужское естество, но отчаяние, прозвучавшее сейчас в ее голосе, вдруг пробудило к жизни совсем другой его орган. Тот, что, казалось, давным-давно спал крепким сном. Тот, которому Гэвин много лет назад приучился не верить и не принимать в расчет.

Потирая ладонью левую сторону груди, он спросил:

– Скажите, не будь вы из Россов, а я – из Маккензи, мое предложение купить Эррадейл вас бы соблазнило?

– Я… не могу сказать, – ответила Элисон, глядя на него с беспокойством.

Гэвин осторожно шагнул к ней. Она не отпрянула, и он сделал еще шаг.

– Если наши отцы были врагами, это не значит, что враждовать должны и мы. – С этими словами он подцепил пальцами выбившуюся из ее прически шелковистую прядь волос, заправил ей за ухо. Это было почти машинальное движение, вдруг показавшееся ему вполне естественным и даже привычным. – Милая, вы все еще можете продать мне землю. И остаться богатой, очень богатой дамой. А можете вступить со мной в борьбу – и остаться ни с чем.

Элисон Росс глубоко задумалась, закусив нижнюю губу. Он ждал, не в силах оторвать взгляд от ее губ – пухлых и сочных. Господи, как хотелось попробовать их на вкус!

– Это нечестно! – наконец воскликнула она с дрожью в голосе. – Так нельзя! Вы выкручиваете мне руки…

– Пока нет, – выдохнул он ей в самое ухо. – Хотя, если это убедит вас согласиться, готов и выкрутить руки… и куда-нибудь опрокинуть.

Тут Элисон словно очнулась.

– Хватит меня соблазнять! – отчеканила она и, отпрянув от него, схватила со стола договор об аренде и помахала им словно боевым топориком. – А этим, сукин ты сын, можешь подтереть себе задницу!

– К магистрату положено обращаться «ваша честь», – поправил граф, скрестив руки на груди, чтобы удержаться от соблазна ее обнять.

– Хорошо. – Она сделала глубокий вдох. – Этими бумагами вы, ваша честь, можете подтереть себе задницу. Ни закулисные сделки, ни обращение со мной как с уличной девкой – ничто не поможет вам добиться своего. Хотите заполучить Эррадейл – придется вам за него побороться!

Повернувшись к нему спиной, мисс Росс зашагала к дверям.

– Может, и так, – ответил Гэвин, догоняя ее двумя широкими шагами. – Похоже, никто из нас не против хорошей драки!

Он попытался преградить ей путь, но Элисон проскользнула у него под рукой и шмыгнула за порог – впрочем, оставив у него в руке свою шляпку.

Гэвин с поклоном подал ей головной убор.

– Какой же вы ублюдок! – прошипела она свирепо, выхватив у него шляпу.

Он расплылся в улыбке и проговорил:

– Вы удивитесь, если узнаете, сколько раз меня так называли. А ведь я – законный сын своего отца!

– Ни капли не удивлюсь! – отрезала она и, развернувшись на каблуках и взметнув пышные юбки, гордо прошествовала мимо секретаря, с открытым ртом слушавшего их перепалку.

Гэвин проводил девушку взглядом, подавляя желание ее окликнуть. Хотелось спросить, не собиралась ли она надеть на суд те странные голубые штаны, что сидели на ее стройных ногах словно вторая кожа.

Голубые – как огонь в ее глазах.

«Голубое пламя, – вспомнилось ему – это то, что ярче всего горит».

– А с тобой я вообще не разговариваю! – рявкнула Саманта и захлопнула дверь.

Немного подумав, она снова ее распахнула, выхватила у Каллума очередное «подношение» – ощипанного тетерева – и опять захлопнула.

– Я еще и соль принес! – крикнул он, нагнувшись к замочной скважине. – И дикий укроп, а также розмарин, что растут здесь, на утесах. Но ты их получишь только тогда, когда впустишь и меня!

При мысли об аппетитной жареной птице с солью и зеленью рот Саманты наполнился слюной. К тому же снаружи шел проливной дождь. И все же она не готова была впускать Каллума, пока его голос за дверью не сменился дрожащим тенорком Кэлибрида:

– На нас-то ты не злишься, верно? Надеюсь, что нет. Знаешь, еще одной зимы на мясной похлебке Лока я просто не переживу!

И тут же послышался голос Локрина, что-то проворчавшего басом.

С тяжелым, хоть и не вполне искренним, вздохом Саманта отодвинула засов и отступила от двери, впуская в дом вместе с холодным ветром и троих продрогших гостей.

Кэлибрид, используя остроту своих локтей, ворвался первый. Узловатые коленки его под красно-желтым килтом отчетливо тряслись, а с редких прядей, торчавших из-под клетчатого берета, и с длинной и тонкой седой бороды, придававшей ему вместе с лохматыми бровями удивительное сходство со старым козлом, струилась вода.

Локрин обладал такими же костлявыми коленками, однако, в отличие от Кэлибрида, мог похвастать широкими плечами и обширным пузом. Физиономия у него была круглая как солнышко и, как казалось, очень добрая, однако с постоянным хмурым выражением, что всегда удивляло и забавляло Саманту. Сейчас он взирал на хозяйку с нескрываемым скепсисом.

– Тетерев? Хм… давайте я сам его приготовлю!

Но Кэлибрид положил руки ему на плечи и принялся толкать его в сторону зала, где ярко пылал очаг, над которым Саманта уже расположила вертел.

– Ступай-ка лучше туда, подбрось в огонь торфа и кедровых щепок, чтобы дым был ароматнее, – проговорил Кэлибрид.

Соблазнившись перспективой после холода и дождя снаружи оказаться у горящего очага, Локрин проворчал «ну ладно» и двинулся вперед.

Так проходили теперь их вечера. После долгого дня, заполненного работами на пастбище, мужчины расходились кто куда, а затем, уже после захода солнца, снова появлялись на пороге, привлеченные дымом, клубившимся над самой высокой трубой старого особняка.

– Когда Лок в последний раз пожарил птицу, – сообщил драматическим полушепотом Кэлибрид, – я потом неделю с кровати встать не мог. Хлестало с двух концов, если вы понимаете, о чем я…

Но жалобы его были внезапно прерваны. Из зала в переднюю, со «шлепающими» звуками падая на каменный пол, полетела мокрая одежда Кэлибрида – шарф, свитер, еще один свитер, и, наконец, неподалеку от одежды звучно приземлился башмак.

– Убирайся отсюда и жри со скотиной, пока не отучишься разбрасывать повсюду свое дерьмо! – заорал Локрин.

– Не беспокойся, Лок, я все подберу на обратном пути. Я же всегда так делаю, правда, Сэм? – Не дожидаясь ответа, Кэлибрид крикнул приятелю: – Собрался всю ночь меня пилить?! Лучше набей торфа в рот да помалкивай!

Локрин прошелся по залу, подбоченившись, точно рассерженная матрона, только с рыжей бородой.

– Вот интересно, – проговорил он, – почему это у Сэм ты свои тряпки собираешь, а у нас дома их собираю я? Я что, такой чести не заслужил?

– Лок, старина, хватит кудахтать! Дождешься, что Сэм отправит тебя спать в курятник!

Саманта, которую эта сцена и развеселила, и заинтриговала, наклонилась к Каллуму и вполголоса прошептала:

– Они ругаются словно пожилые супруги.

– Ходят упорные слухи, что так и есть, – прошептал в ответ Каллум.

– Как это?.. – в недоумении протянула Саманта. И вдруг глаза ее округлились, и она на мгновение прикрыла рот ладонью. – Так вот оно что… – прошептала она, теперь уже по-новому глядя на двух забавных стариков. Их уединенная жизнь вдвоем и постоянные шутливые перебранки стали ей отчасти понятны. – Но кто из них муж, а кто жена?

В груди Каллума зарождался мощный басовитый смех, напоминавший гром над далекими Гебридами.

– Об этом мы с Торном спорим уже много лет, но никак не можем прийти к согласию, – ответил он вполголоса.

И тут Саманта вспомнила, что все еще сердита на отшельника. Она смерила его хмурым взглядом, и тот притворно потупившись, проговорил:

– Я-то полагал, что ты знаешь, кто у нас магистрат. – Он в смущении улыбнулся, и Саманта вдруг заметила, что борода его уже, словно солью, присыпана сединой.

– У нас в Америке есть пословица насчет необоснованных предположений, – пробормотала она, принимая его дары и начиная натирать птицу солью и пряностями перед тем, как нанизать на вертел.

– Какая же? – Золотистые глаза Каллума блеснули насмешкой, и Саманта поняла, что он знал эту поговорку.

– Когда думаешь, что другой человек сам все прекрасно знает, рискуешь выставить ослом и себя, и… Ну, в данном случае только себя.

– Не стану спорить, милая, не стану, – сказал Каллум.

Его басовитый смех согревал душу Саманты так же, как согревал ее тело огонь в очаге, для которого она успела набрать и наколоть дров, прежде чем разразилась буря.

Колоть дрова было нелегко, но Саманта нашла способ облегчить работу: всякий раз, взмахивая топором, она представляла себе, что опускает лезвие на ухмыляющуюся физиономию лорда Торна. С этой мыслью дело сразу пошло веселее!

Черт бы побрал лорда Торна… и этот его глубокий раскатистый баритон! А также проклятую ямочку на подбородке! Наглый ублюдок прекрасно понимал, как его внешность действовала на женщин. И он точно знал, как воспользоваться своим гибким мускулистым телом хищника и ослепительной улыбкой, чтобы лишить женщину рассудка!

«Только не меня, – мысленно добавила Саманта, поворачивая птицу на вертеле. – Во всяком случае, не в этот раз».

– Видимо, встреча с Торном прошла не совсем удачно? – осторожно предположил Каллум.

– Он якобы нашел какой-то договор об аренде столетней давности, опровергающий мою купчую. Бог знает, какой из документов поддельный. По мне, так оба выглядят как настоящие.

– Быть может, тебе пора нанять поверенного? – сказал Каллум.

Саманта кивнула. Она и сама уже об этом думала, однако, не будучи знакома с британской жизнью, не знала, хватит ли ей денег на услуги адвоката. Да и вообще не понимала, много ли у нее денег. То, что дала ей с собой Элисон, – это сколько по здешним меркам?

– Скажи, Каллум, – решилась она спросить, – а если я захочу оспорить решение магистрата, то куда я должна обратиться?

– Видимо, в Королевский верховный суд.

– Из сегодняшнего разговора я поняла, что если захочу оспорить договор об аренде и доказать, что моя купчая имеет преимущество, то мне надо предстать перед судейской коллегией магистрата. Но магистрат – Торн. Это же нечестно!

– Как ты сказала?.. Судейская коллегия?..

Заинтригованная ноткой недоверия в голосе Каллума, Саманта подняла глаза от жаркого.

– Да, именно так. А что?

Отшельник улыбнулся, обнажив на удивление белые и крепкие зубы.

– Похоже, Торн забыл тебе кое-что объяснить – или просто не счел нужным. Да, он у нас главный мировой судья. Но в судейской коллегии магистрата, что собирается четыре раза в год и юрисдикция которой простирается от острова Малл до самого Лохинвера, заседают трое.

– И что это значит?

– Что побеждает большинство. Чтобы получить решение в свою пользу, тебе нужно склонить на свою сторону двоих магистратов из троих.

У Саманты перехватило дыхание.

– А кто еще состоит в судейской коллегии?

– Один – граф-англичанин, заменивший сына Хеймиша… Ну, того из них, что был повешен за измену. Граф Нортуок, кажется.

– Ты про Черное сердце из Бен-Мора? – подсказал Локрин, подбросив в огонь брикет торфа.

– Черное сердце из Бен-Мора?.. – эхом отозвалась Саманта. – Звучит не слишком приятно.

– Ему принадлежит замок Бен-Мор на острове Малл. Не беспокойся, милая. Как судья он очень даже неплох. Быть может, не всегда судит строго по закону, но к делу подходит ответственно. Говорят, он незаконный сын старого Маккензи. Так или иначе, в своих решениях он обычно следует за лэрдом.

– За лэрдом? – снова переспросила Саманта. Все это ей совсем не нравилось. – Но ты же не хочешь сказать…

– Он говорит о Демоне-горце! – объявил Локрин.

– О нынешнем лэрде Маккензи, – поправил Каллум, бросив на Локрина предостерегающий взгляд, меж тем как Кэлибрид пихнул своего приятеля локтем в бок. – Он также известен как маркиз Рейвенкрофт. Вернувшись из своих заграничных военных походов, маркиз занял третье судейское кресло.

Саманта тяжко вздохнула. Ее надежды ухнули в пропасть.

– Если так, мне в здешнем суде делать нечего, – заметила она, откинув с лица прядь волос.

– Нет-нет, не сдавайся, – подбодрил ее Каллум. – Рейвенкрофт и Торн, как правило, ни в чем друг с другом не соглашаются.

– Потому что Торн спал с его первой женой?

Каллум неловко заерзал на своем месте, и Саманта вспомнила о том, что они с лордом Торном – старые друзья.

– Ну… гм… это тоже делу не помогло, – пробормотал Каллум.

Несмотря на жар от очага, по спине Саманты пробежал холодок, когда девушка мысленно спросила себя: «Значит, враг моего врага – мой друг, не так ли?»

– Думаешь, этого лэрда Маккензи тронут мои просьбы? – проговорила она. – Каллум, ты хорошо его знаешь?

Тут Кэлибрид протянул руку к огню и, прежде чем Саманта успела его остановить, сорвал с тетеревиного бока хрустящую поджаристую кожицу.

– Всем от Дорсета до Кейп-Рэта известно: хочешь поладить с Демоном-горцем – сначала поладь с его женой! – изрек он.

– Точно! – согласился Локрин. – Муж ее обожает и потакает ей во всем. По моему мнению, если хотите знать, это из-за величины ее… – Он сделал выразительный жест, обрисовав у себя на груди воображаемые внушительные выпуклости.

– Величины сердца! – воскликнул Кэлибрид, схватив старика за руки. – Все из-за ее огромного доброго сердца!

– Это-то верно, – закивал Локрин, пытаясь освободиться. – Но, кроме сердца, Господь наградил ее невероятно больши…

– Большой силой духа! – перебил Кэлибрид, закрыв ему рот ладонью.

– Да нет же! – вскричал Локрин, отбрасывая руку приятеля. – Я про ее большие…

Оставив всякое притворство, Кэлибрид просто шлепнул друга ладонью по лбу.

– Ты мне за это ответишь! – пригрозил Локрин.

Наблюдая за этой сценой и давясь от смеха, Саманта спросила:

– Ты про ее грудь?

– Нет-нет! – вскричал Кэлибрид.

А Локрин в тот же миг воскликнул:

– Да-да, конечно!

– Вы же знаете, мне можно все говорить начистоту, – сказала девушка.

– Как это – «начистоту»? – Локрин почесал свои лохмы. – Я ведь вроде бы ничего такого грязного не сказал…

– Начистоту – так выражаются в Америке, – рассмеялась Саманта. – Это значит – говорить искренне, все как есть. Не нужно стесняться и подбирать слова только потому, что я женщина.

– Это мы знаем, – потупился Кэлибрид. – Вот только…

– Да просто Кэл, старый дурак, решил, что ты огорчишься или начнешь завидовать, – простодушно пояснил Локрин. – Потому что у жены лэрда сиськи во какие! А у тебя… гм… ну, можно сказать, совсем никаких нет.

– Все, что мне надо, у меня есть! – возмутилась Саманта.

Три пары мужских глаз тотчас же уставились на весьма скромный вырез ее платья, и Саманта скрестила руки на груди, мысленно признавая, что впечатлить мужчин ей и впрямь нечем.

– Не думай об этом, Сэм, – решил утешить ее Кэлибрид. – Ты очень красивая!

– Это точно! – согласился Локрин.

– Глаза у тебя того же цвета, что и наш Альт-Дабхорм.

– И это правда.

– Ну, а грудь? Что грудь? Разве это в человеке главное?

– Ты не переживай, и без сисек жить можно! – добавил Локрин, но, на взгляд Саманты, это было уже лишнее.

Кэлибрид снова пихнул приятеля локтем.

– Ах ты старый болван! Еще раз рот откроешь – смотри, как бы тебе не остаться без ужина!

– Да уж, тетеревиную грудку кто-то сегодня точно не получит! – подмигнув старикам, проговорила Саманта.

Решившись наконец, взглянуть на Каллума, она заметила, что по щекам его, почти сплошь заросшим бородой, разливается румянец, а золотистые глаза искрились весельем. Хотя… Было в его глазах и еще что-то, и это «что-то» заставило ее поспешно отвести взгляд.

Жареного тетерева с зеленью и в подливе из стекшего жира, четверка ела в уютном молчании. Саманта обдумывала свое положение и пыталась понять, что делать дальше.

Даже если забыть о данном Элисон обещании, Саманта не хотела расставаться с Эррадейлом. За неделю, прожитую здесь, она успела полюбить это место. Влюбилась в этот старый дом со сложной планировкой, к которому, казалось, каждое новое поколение пристраивало что-то свое – и в просторный зал, и в холл, и в окна-бойницы… Никогда еще ей не приходилось жить в таком огромном доме! И в таком старом – быть может, старше всей ее страны.

Целые дни, с утра до вечера Саманта проводила в полях, на болотах и на берегах хрустальных озер, гоняя скот, так что возможности привести дом в порядок у нее пока не было. Даже топила она только в зале и в хозяйской спальне. Каждую ночь, завернувшись в мягкие меха, устраивалась она на каменном полу перед очагом и засыпала под уютный треск огня и пляску теней на стенах. Иногда, проснувшись среди ночи, не сразу вспоминала, где она – пылающие в очаге угли и тени вокруг создавали впечатление какого-то зачарованного царства.

Порой среди теней являлись Саманте лица ее демонов. Или ее грехи.