Победитель Кобен Харлан

– То, о чем я тебе расскажу, строго конфиденциально, – почесывая подбородок, говорит ПТ.

Это заявление меня раздражает. ПТ знает: такие предупреждения излишни и оскорбительны.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Ты не должен никому рассказывать.

– Естественно. – Я слышу раздражение в голосе. – Это уже предполагалось, что явствует из слов «строго конфиденциально».

– Никому, – повторяет он и добавляет: – Даже Майрону.

– Нет, – говорю я.

– Что нет?

– Майрону я рассказываю все.

Он пристально смотрит на меня. Обычно ПТ невозмутим, как шкаф с документами. Попросите Сири показать вам образец невозмутимости, и у вас на экране появится фотография ПТ. Но сегодня, на борту «Гольфстрима G700», от него исходят волны возбуждения.

Я откидываюсь на спинку кресла, скрещиваю ноги и двумя руками показываю готовность слушать. ПТ открывает портфель, стоящий у него сбоку, достает конверт из плотной бумаги и протягивает мне. Пока я открываю конверт и вынимаю фотографию, он смотрит в окно.

– Думаю, тебе знаком этот снимок.

Знаком. Вы бы тоже его узнали. Передо мной одна из культовых фотографий, олицетворяющих шестидесятые годы прошлого века с их антивоенными демонстрациями, проповедуемой хиппи «властью цветов», борьбой за права женщин и гражданские права и расцветом контркультуры. Возможно, я ошибаюсь, и речь идет о самом начале семидесятых. Откуда мне помнить? Этот снимок – один из документов той эпохи; такой же, как снимки с процесса «Чикагской семерки»[6], снимок Мэри Анн Веккьо[7], стоящей на коленях над телом Джеффри Миллера[8], убитого в Кентском университете. Добавьте сюда снимки «Веселых проказников»[9] на крыше их психоделического автобуса, снимок демонстрантки, протягивающей цветок национальному гвардейцу, снимки ликующей толпы в Вудстоке[10] и снимки сидячей забастовки чернокожих студентов в кафетерии «Вулворта»[11]… Вот и этот знаменитый снимок шестерых нью-йоркских студентов когда-то красовался на первой полосе каждой газеты и вошел в анналы истории.

– Снимок сделан за день до их атаки, – говорит ПТ.

Это я помню.

– И сколько тогда погибло?

– Семь человек. Еще двенадцать получили травмы разной степени тяжести.

Фотография сделана в подвале таунхауса на Джейн-стрит в Гринвич-Виллидже. На ней шестеро: четверо всклокоченных парней и две всклокоченные девушки; все длинноволосые, одетые в манере ранних американских хиппи. Вид у всех ликующий: улыбки во весь рот, выпученные глаза. Я уверен: если увеличить снимок, наверняка будут видны расширенные зрачки – следствие приема какого-то психоделика. Все шестеро держат в поднятых руках винные бутылки, словно салютуют грядущей победе. Жуткой победе, поскольку из горлышек бутылок торчат фитили. Вскоре мир узнает, что бутылки были наполнены керосином. На следующий вечер эти фитили вспыхнут, бутылки полетят в цель и вызовут гибель людей.

– Ты помнишь их имена? – спрашивает ПТ.

Я указываю на парней в центре:

– Это, естественно, Рай Стросс. А это Арло Шугармен.

Имена лидеров группы тогда знали все. Что касается самых известных фотографий, людям свойственно искать дополнительный смысл в расположении предметов. То же происходит и с известными живописными полотнами. Вот и на этом снимке, если приглядеться, двое юношей посередине кажутся крупнее. Они ярче освещены. Нечто подобное ощущаешь, если всматриваться в картину Рембрандта «Ночной дозор». Снимок шестерки был изучен вдоль и поперек. Сначала вы рассматриваете его целиком, потом замечаете индивидуальные особенности каждого. У Стросса длинные светлые волосы, как у скандинавского Тора или Фабио, у Шугармена прическа «афро», наподобие той, что тогда носил певец Арт Гарфанкел. Стросс держит «коктейль Молотова» в правой руке, Шугармен – в левой. Свободными руками они обнимают друг друга за шею. Оба смотрят прямо в объектив аппарата, готовые бросить миру вызов. Что они вскоре и сделают… и с позором провалятся.

– А что скажешь о ней? – ПТ наклоняется вперед и пальцем касается лица девушки справа от Рая Стросса.

Эта хрупкая на вид девушка выглядит менее уверенно. Ее глаза устремлены на Стросса, словно она пытается следовать его указаниям. Бутылку она подняла только наполовину. В ее движениях улавливается робость.

– Ларк, как ее там?

– Лейк, – поправляет меня ПТ. – Лейк Дэвис.

– Единственная, кого удалось поймать?

– Спустя почти три года. Она сама сдалась.

– Приговор ей вызвал противоречия.

– Она отсидела всего полтора года. Ее защитник выступал очень убедительно, упирая на то, что ее участие в нападении было незначительным. Скорее всего, парни бросали бутылки сами, не доверяя это девушкам. Далее защитник обращал внимание на ее молодость и житейскую глупость, а также безоглядную влюбленность в Рая Стросса. Рай был харизматичным лидером. Своеобразным Чарльзом Мэнсоном. Арло Шугармен отличался более прагматичным подходом. Добавлю, что Лейк Дэвис сотрудничала с нами.

– Каким образом?

– Давай перенесемся в то время. – ПТ подается вперед и последовательно указывает на лица шестерки. – Рай Стросс и Арло Шугармен были лидерами. Обоим по двадцати одному году. Лейк Дэвис было девятнадцать. Она училась на первом курсе Колумбийского университета. Рыжеволосую девушку звали Эди Паркер. Она из Нью-Джерси. Оставшиеся двое ребят – это Билли Роуэн, первокурсник Холиокского колледжа в Массачусетсе, бойфренд Эди Паркер. И наконец, чернокожий Лайонел Андервуд учился на первом курсе Нью-Йоркского университета. Ты следишь за моим рассказом?

– Да.

– Эта фотография была сделана за сутки до их нападения на Фридом-Холл в Нижнем Ист-Сайде. ОСОДВ[12] арендовала Фридом-Холл, собираясь устроить танцульки для солдат и местных девиц. Шестерка намеревалась устроить пожар и спалить помещение накануне танцевального вечера.

Я хмурюсь:

– Решили воевать с танцзалом.

– Вот-вот. Герои.

– Или они были под кайфом.

– Такие группы считали, что Соединенные Штаты находятся на грани настоящих политических перемен и что насилие ускорит перемены.

– Или они были под кайфом, – повторяю я и снова хмурюсь.

– Помнишь, чт произошло в тот вечер?

– Я читал об этом. Помнить не могу, я родился несколько позже.

– По утверждению группы, они не хотели человеческих жертв. Их целью было повредить помещение. Потому временем нападения они выбрали поздний вечер, когда Фридом-Холл пустовал. Но одна из бутылок, так сказать, отклонилась от курса и ударилась в фонарный столб, сорвав провода. Посыпались искры. Это отвлекло внимание водителя междугороднего автобуса, который поднимался по эстакаде на Уильямсбургский мост. А дальше начинается трагедия. Водитель в панике резко сворачивает вправо. Автобус ударяется о каменную стенку, срывается с эстакады и падает в Ист-Ривер. Пассажиры захлебнулись. – ПТ ненадолго умолкает. – И вот через два с лишним года Лейк Дэвис приходит в Детройтское управление ФБР и сдается властям. Но судьба ее сообщников: Стросса, Шугармена, Роуэна, Паркер и Андервуда – по сей день остается загадкой.

Все это мне известно. О бунтарях было снято великое множество документальных фильмов, сделаны теле- и радиопередачи. Позже появились художественные фильмы и романы. О них была написана баллада в стиле фолк, ставшая хитом и до сих пор звучащая по радио. Она называется «Исчезновение „Шестерки с Джейн-стрит“».

– Зачем она сдалась? – спрашиваю я.

– Она находилась в бегах вместе с Раем Строссом. Во всяком случае, так она рассказала нам. По ее словам, существовала целая тайная сеть радикалов, помогавшая разыскиваемым бунтарям скрываться от закона. Для нас в этом не было ничего нового. «Синоптики», «Черные пантеры», Симбионистская армия освобождения, ВСНО[13] и так далее – все они находились в бегах и разными способами получали помощь. Опять-таки, по словам Дэвис, в какой-то момент Рай Стросс решил сменить внешность и сделал пластическую операцию. Кстати, ее делал врач, который затем менял внешность Эбби Хоффману. Они со Строссом продолжали прятаться, держась на шаг впереди от правоохранительных органов. Так они оказались на Верхнем полуострове Мичигана, в рыбачьей лодке. Лодка опрокинулась, и Стросс утонул. Тогда-то Дэвис и решила сдаться властям.

– И Стросс утонул, – повторяю я слова ПТ.

– Да.

– Разделил участь своих жертв?

– Да.

Я указываю на Арло Шугармена с его пышным «афро» на голове:

– А ведь Шугармена едва не схватили?

По лицу ПТ пробегает тень. Его пальцы начинают сгибаться и разгибться.

– Через четыре дня после атаки ФБР получило наводку, что Арло Шугармен прячется в Бронксе, в заброшенном доме. Можешь представить, какая напряженка тогда была в Бюро. Расследованием занималась куча агентов, но когда ищешь шестерых подозреваемых и тебе постоянно приходят наводки… – Он замолкает, делает глубокий вдох и снова трет лицо. – В тот дом мы послали всего двоих агентов.

– И никакой поддержки?

– Нет.

– Стоило бы обождать, – говорю я, так как знаю, чем это кончилось. – Одного Шугармен застрелил.

– Он убил заслуженного агента по имени Патрик О’Мэлли. Вторым агентом был новичок. Он-то и провалил операцию, не остановив О’Мэлли, когда тот один проник в дом через заднюю дверь. Словом, О’Мэлли попал в засаду. Он умер по пути в больницу. Шестеро детей остались без отца.

– А Шугармен улизнул, – говорю я.

– С тех пор его ни разу не видели, – кивает ПТ.

– Не только его. Остальных тоже.

– Да, и в этом-то вся загадка.

– У вас были соображения на этот счет?

– Были.

– И какие?

– Я пришел к выводу, что все они мертвы.

– Почему?

– Я не меньше других люблю фольклор, но в реальной жизни трудно скрываться пятьдесят лет подряд. Что происходило со всеми бунтарями, уходившими в подполье? Одни сдались, других выловили к началу восьмидесятых. Думать, будто пятеро из «Шестерки с Джейн-стрит» до сих пор живы и прячутся от закона, – полная бессмыслица.

Я смотрю на фотографию:

– ПТ…

– Да?

– Я думаю, барахольщик был одним из «Шестерки с Джейн-стрит». – (ПТ кивает.) – Который?

– Рай Стросс.

Я морщу лоб:

– Стало быть, Лейк Дэвис вам соврала.

– Похоже, что так.

Я думаю над его словами.

– Значит, Рай Стросс, харизматичный лидер, икона «Шестерки с Джейн-стрит», оканчивает свои дни нелюдимым барахольщиком, живущим в одной из башен небоскреба на Сентрал-Парк-Вест.

– Вместе с бесценной картиной Вермеера, висящей у него над кроватью, – добавляет ПТ.

– Которую он украл у моей семьи.

– Перед тем как напал и похитил твою двоюродную сестру, а до этого убил твоего дядю.

На некоторое время мы умолкаем, позволяя логической цепочке осесть в нашем сознании. Затем я говорю:

– Вы же не рассчитываете на то, что ФБР будет держать личность барахольщика в секрете.

– Нет. Такое было бы невозможно. В нашем распоряжении день, от силы два, а потом все выплеснется наружу.

– И чего вы хотите от меня? – спрашиваю я, сцепляя пальцы.

– Разве ты не догадался? Я хочу, чтобы ты провел расследование.

– А как же Бюро?

– Для ФБР раскрытие личности Стросса вызовет поток неприятных воспоминаний. Ты, конечно, не можешь помнить доклад Комиссии Чёрча в семьдесят пятом году. Там были вскрыты множественные факты незаконной слежки ФБР за группами защитников гражданских прав, феминистками, пацифистами и прочей публикой, которую мы тогда называли новыми левыми.

– Не понимаю, каким образом это связано со мной.

– В расследовании этого дела ФБР придется играть строго по правилам, – говорит он и многозначительно смотрит на меня. – Надо мне добавлять, что ты от этого свободен?

– Кажется, вы уже добавили.

– Если ты простишь мне каламбур, это беспроигрышная ситуация, Вин[14].

– Не прощу.

– Не простишь?

– Не прощу каламбур.

Мои слова вызывают у него улыбку.

– Что ж, вполне честно и точно. Ты, со своей стороны, занимаешься расследованием и защищаешь интересы семьи, и прежде всего интересы двоюродной сестры.

– А с вашей стороны?

– Раскрытие крупного дела.

Я обдумываю его ответ и говорю:

– Я в это не верю. – (ПТ молчит.) – Меньше всего вам нужно пятно на вашем поясе чемпиона. Вы же окончили службу, не проиграв ни одного дела.

В голове теснится множество вопросов, но один так и рвется наружу. Я задаю его ПТ:

– Почему это дело так важно для вас?

– Из-за Патрика О’Мэлли.

– Агента, застреленного Шугарменом?

– Я был тем самым новичком, провалившим операцию.