Лунный бассейн [Лунная заводь] Меррит Абрахам

ГЛАВА 23

ДРАКОНООБРАЗНЫЙ ЧЕРВЬ И СМЕРТОНОСНЫЙ МОХ

Сохраняя полное молчание, мы ждали уже целую вечность (так, во всяком случае, мне казалось), пока не появился зеленый карлик.

- Все в порядке, - сказал он, с явным облегчением в голосе. - Беритесь снова за руки - и вперед.

- Подожди-ка, Радор, - заговорил Ларри, - Скажи, Лугур знает об этой дороге? Может быть, нам с Олафом лучше вернуться назад к выходу, и прикончить всю эту шайку, когда они сунутся вслед за нами? Мы сможем долго продержаться, а тем временем ты с Гудвином доберешься до Лаклы и вернешься с подмогой.

- Лугуру известен секрет Портала, хотя я сомневаюсь, решится ли он воспользоваться им, - ответил зеленый карлик, почему-то уклоняясь от прямого ответа. - Правда сейчас, после того как они пошли наперекор воле Молчащих Богов, я думаю, что он… он осмелится! Как только он увидит следы наших ног, он сразу догадается, куда мы скрылись.

- Так в чем дело, Боже правый!. - воскликнул в полном недоумении О'Киф. - Я как последний дурак ничего не понимаю: если он знает обо всем этом, и ты знаешь, что он это знает, - так почему ты не позволил мне пристукнуть его, когда был подходящий момент.

- Лaрри! - с каким-то необычным смирением в голосе ответил зеленый карлик. - Поначалу мне тоже показалось, что так будет лучше, но затем я услыхал приказ… мне приказали остановить тебя, потому что Лугуру нельзя было тогда умереть, иначе не сможет свершиться страшная месть.

- Приказ? От кого? - Голос ирландца звучал так растерянно, что я точно увидел в темноте его ошарашенное лицо.

- Я так полагаю, - зашептал Радор, - я так полагаю, что от Молчащих Богов.

- О! - в крайнем раздражении взвыл О'Киф. - Вы что - сговорились! И тут предрассудки!

Природное чувство юмора все-таки пришло Ларри на выручку.

- Да ладно, Радор, не бери в голову. В любом случае теперь уже поздно об этом говорить. Ну так куда же мы идем отсюда? - примирительно спросил он.

- На этой дороге мы можем повстречать кое-кого. - сказал Радор. - Мне бы этого сильно не хотелось, но если встреча все же произойдет, то ты, Ларри, прицелься своей смертоносной трубкой в тусклый щит, который прикрывает ему глотку, и пошли огонь прямо в цветок холодного пламени, тот, что сияет в центре щита, только старайся не смотреть ему в глаза!

Мы с Ларри дружно поперхнулись.

- Все это слишком сложно для меня, - сдавленно просипел Ларри. - Вы что-нибудь поняли, док?

- Нет, - коротко ответил я. - За исключением того, что Радор кого-то боится, и вкратце описал нам его!

- Да, - ответил Ларри, - но в таких выражениях, что я ровным счетом ничего не понял.

Я мог бы поклясться, что Ларри усмехнулся в темноте.

- Все ясно, Радор, - бьем точно в цветок холодного пламени, и я не стану смотреть ему в глаза, - и бодро добавил: - Ну что, шагаем дальше?

- Пошли, - ответил карлик-солдат, и снова, держась за руки, как слепые, мы осторожно тронулись в путь.

Ирландец бубнил себе Под нос:

- Цветок холодного огня! Не смотреть в его глаза! Все свихнулись! Кругом одни чертовы предрассудки!

Затем он тихо замурлыкал.

- Тс! - шикнул на него Радор, и зашептал: - Уже половину ва мы идем по дороге смерти. Впереди нас ждут другие опасности, от которых я постараюсь уберечь вас. Но часть нашего пути будет видна с дороги, и может случиться так, что Лутур заметит нас. Если это произойдет, мы будем биться насмерть. Если обе опасности благополучно минуют нас, то путь к Винноцветному Морю свободен, и нам больше не надо будет бояться ни Лугура, ни кого другого… Да вот еще - Лугур не знает об этом, но когда откроется Портал, Молчащие Боги услышат это, и Лакла вместе со своими Акка быстро прибудет навстречу незваному гостю.

- Радор, - удивленно спросил я. - А ты откуда все это знаешь?

- Служительница - дочь моей сестры, - скромно ответил он.

О'Киф чуть не задохнулся от смеха.

- Дядюшка, - фыркнув, заговорил он по-английски. - Познакомьтесь с человеком, который мечтает стать вашим племянником.

И в последующем Ларри уже обращался к зеленому карлику не иначе как величая его этим родственным титулом, на что Радор, которому не меньше Ларри доставляло удовольствие валять дурака, реагировал с видом человека, принимающего знаки почтительной привязанности. А для меня все встало на свои места. И самое главное прояснилось, почему Радор предвидел появление Лаклы на празднике, когда Ларри чуть было не поддался чарам Йолары; стала ясна главная причина, побудившая его связать свою судьбу с нашей, и, невзирая на его загадочные рассуждения о каких-то там таинственных опасностях, я, приободрившись духом, весело устремил взор в будущее.

Мои размышления на тему о новоявленном дядюшке и его золотоглазой племяннице, а также о странном различии в их внешности прервались в ту минуту, когда я вдруг осознал, что окружающая нас непроглядная тьма сменилась тусклым полумраком.

Оказалось, что мы идем по невероятно широкому туннелю, и откуда-то, довольно близко, слабо просачивался бледно-желтый свет, точно луч солнца, пробивающийся через осеннюю листву тополя. Когда мы подошли ближе к источнику света, я увидел, что и в самом деле туннель перегораживает сплетенная из желтых листьев циновка.

Осторожно отодвинув ее в сторону, Радор сделал нам знак следовать за ним. Оказалось, что мы находимся в туннеле, проложенном в мягкой зеленой почве. Основанием туннеля служила ровная дорожка, примерно в ярд шириной; от нее отходили закругленные стены правильной цилиндрической формы с необыкновенно ровной и гладкой поверхностью. В самом широком месте расстояние между стенами было около тридцати футов, затем они сходились без малейших признаков нарушения симметрии, но не смыкались окончательно. На самом верху змеилась широкая трещина с рваными краями и вливавшийся через нее бледно-желтый цвет, казалось, исходил из сердцевины куска янтаря; нежное как цыплячий пух свечение наполняло туннель странными блуждающими бронзовыми тенями.

- Пошевеливайтесь! - беспокойно скомандовал Радор и нетерпеливо зашагал вперед.

Теперь, когда глаза мои уже освоились в странном освещении, я разглядел, что стены туннеля состояли из утрамбованного мха. Я различал в них бахромчатые пластинки и кудрявые завитки листиков; огромные спрессованные пласты полых шаров (Physcomitrium) и гигантских зубчиков (perlstome), обширнейшие пятна чего-то, что показалось мне кроваво-красными гребешками Cladonia, - ажурные узоры огромных моховых полотен были обсыпаны яркими цветными спорами: белыми и коричневыми, шафрановыми, цвета слоновой кости, ярко-алыми и небесно-лазурными. Спрессованное какой-то неведомой силой, все это складывалось в чудную, восхитительную для глаз мозаичную картину.

- Поторопитесь, док! - донесся оклик Радора.

Я, оказывается, сильно отстал от всех.

Радор шел очень быстро, почти бежал. Задыхаясь, мы преодолевали крутой подъем. Янтарный свет стал ярче, трещина у нас над головами - шире. Туннель сделал крутой поворот и, на левой стороне, в стене, показалась расщелина. Зеленый карлик, подскочив к ней, молча затолкал нас в трещину, и мы полезли по крутому неустойчивому разлому, очень узкому, почти как дымовая труба. Так мы карабкались вверх, а Радор подгонял и поторапливал нас, пока мне не отказались служить запаленные легкие, и я уже было решил, что сейчас упаду, не в силах сделать больше ни шагу, как расщелина кончилась.

Выбравшись наружу на четвереньках, мы как попало повалились наземь, и сам Радор растянулся на маленьком, покрытом листвой пятачке, окруженном кружевными папоротниковидными деревьями.

Вытянув мучительно ноющие ноги, жадно хватая воздух пересохшими ртами, мы лежали, распластавшись на земле, отдыхая и набирая свежие силы.

Радор поднялся первым.

Трижды он низко поклонился, точно в знак благодарности, затем сказал: Благодарите Молчащих Богов… только их покровительство спасло нас.

Признаться, я не обратил особого внимания на его слова.

Что-то в листве папоротника, на котором сейчас покоился мой взгляд, заставило меня подняться. Я вскочил на ноги и подбежал к стволу дерева. Это был не папоротник! Это был папоротниковидный мох!

Самые большие экземпляры этого вида, которые мне доводилось встречать в тропических джунглях, не превышали высотой двух дюймов, а этот… был высотой в двадцать футов!

Во мне с новой силой всколыхнулся огонь научной любознательности, пробудившейся еще когда мы шли по туннелю. Я раздвинул лапчатые ветви, выглянул наружу..

Моему взору открылся протянувшийся на много миль вперед пейзаж., и какой пейзаж!

Фата-Моргана мира растений! Невиданный волшебный цветник!

Мхи высотой с настоящее дерево стояли густой как в лесу стеной, усыпанные блестящими цветами самых невообразимых форм и расцветок струящихся водопадами и собранных в гроздья, ниспадающих снежной лавиной и тонкой сетью наброшенных на ветви. Цветы пастельных, тускло-металлических, роскошных огненно-красных оттенков; иные из них фосфоресцировали, сияя, словно живые драгоценные камни, иные вспыхивали разноцветными искрами, точно припорошенные опаловой, сапфировой, рубиновой, изумрудной пыльцой. Из зарослей вьюнков торчали исполинские венчики, словно трубы семи слуг-вестников Мары[46], властителя иллюзий, с помощью которых он мастерил свои высочайшие небеса.

Мшистые покрывала свисали с ветвей подобно знаменам марширующих сонмищ Титанов, как стяги и хоругви, вывешенные вечерней зарей; словно флаги короля Джиннов; как одеяния сказочных фей; как орифламмы[47] заколдованного царства!

Пробившись вверх сквозь половодье красочных расцветок, торчали мириады стебельков - узких и прямых, как пики; закрученных спиралями, изящно изогнутых волной, словно белые змейки Танит из садов Карфагена, - увенчанных причудливыми, фантастических форм семенными коробочками. Тут можно было увидеть башенки и минареты, куполы, шпили и конусы, фригийские колпаки, епископские митры - формы гротескные и ни на что не похожие, формы изящные и привлекательные.

Они торчали на высоких стебельках, кивая и раскачиваясь…

Сверху все это великолепие заливал яркий янтарный свет, постепенно тускнеющий на горизонте, и там, вдали, словно развевающийся плащ урагана, ходили гигантские скопления мрачной тьмы.

А здесь, пронизывая светящийся воздух искрометным дождем драгоценных каменьев, то пикируя вниз, то взмывая вверх, носились мириады и мириады птиц и порхали громадные переливчато-радужные бабочки в таком же невообразимом количестве.

Откуда-то издалека к нам донесся слабый протяжный звук. Сначала похожий на шуршание первой волны начинающегося прилива, он, переходя в тихий глубокий вздох., становился все громче, сильнее… и вот уже от этого траурного шепота задрожало все вокруг… Ударная волна мягко толкнула меня и затем - словно мимо нас прошло невидимое живое существо - растаяла в отдалении.

- Это Портал, - сказал Радор. - Лугур прошел через него..

Сейчас он, как и я, раздвинув перистые листья, пристально всматривался назад, - туда, откуда мы пришли. Все остальные, присоединившись к нам, тоже стали глядеть на дорогу. Скалистая преграда, о которую мы чуть не расшиблись, находилась сейчас на расстоянии миль трех или даже больше от нас; и оттуда к нам тянулся туннель, словно полоса взрыхленной кротом земли. То и дело на вершине туннеля мелькала прорезывающая его трещина, мне показалось, что далеко-далеко в ней виден блеск копий и мечей.

- Они идут! - прошептал Радор. - Быстро! Они не должны застать нас тут… А потом..

- О Господи, Святая Бриджет! - прохрипел Ларри.

Из раcщелины, тянувшейся вдоль всего туннеля, на расстоянии около мили от того места, где мы выбрались наружу, показалась голова, увенчанная короной рогов… или возможно щупалец! Настороженно и бдительно поводя из стороны в сторону испещренными золотыми и малиновыми пятнами отростками, она приподнялась над щелью, так что на этой чудовищной, алого цвета голове стали видны два огромных продолговатых глаза, из глубины которых накатывали волны пурпурной фосфоресценции. Голова поднялась еще выше… безносая морда, лишенная ушей и подбородка, разинула синевато-багровую пасть, откуда (будто полыхнуло пламенем!) выпрыгнул длинный, узкий алый язык! Червь неторопливо приподнимался… вот стала видна его толстая шея, одетая в панцирь золотой и алой чешуи, на полированной поверхности которых моментально заплясали огненные блики отраженного янтарного света. А еще ниже, закрывая часть шеи, мерцало что-то, напоминающее своим тусклым блеском серебряный щит. Эта страшная голова не переставала тянуться вверх и скоро стал виден весь щит целиком: в центре его (должно быть полных десять футов в поперечнике) засветилась, затрепетала, испуская слабое мерцание, словно дохнула на нас морозом, роза из белого пламени, или, как точно выразился Радор - «цветок холодного огня».

Теперь эта тварь быстро взметнулась вверх и огромной чешуйчатой башней возвышалась над расщелиной футов на сто, не меньше, следя своими жуткими глазищами за тем, что происходило в глубине ее логова. С громким шипением увенчанная рогами голова опустилась, выстреливая во все стороны извивающиеся как у осьминога щупальца; башнеподобное туловище заструилось вниз.

- Быстрей! - взревел Радор и, помчавшись по тропинке, ведущей через заросли папоротникового мха, мы скатились вдоль крутого склона вниз, на другую сторону туннеля Где-то сзади раздался шум, словно хлынул поток воды, затем, далеко-далеко, слабый предсмертный визг… и все стихло.

- Теперь можно не бояться тех, кто шел следом за нами, - остановившись, прошептал зеленый карлик.

- Благослови нас Св. Патрик[48]! - О'Киф задумчиво уставился на свой пистолет. - Так он, выходит, хотел, чтобы я вот этим убил вон того? Знаете, как сказал Фергус О'Коннор, когда его послали на верную смерть сражаться с диким быком и дали только кухонный нож: «Вы никогда не поймете, как я признателен вам за веру в мои возможности!» - Что это было, док? - спросил он.

- Дракон-червь! - ответил Радор.

- Это был Орм из Хельведе… адский червяк, - каркнул Олаф.

- Опять ты за свое… - вспылил было Ларри, но зеленый карлик уже торопливо шагал вдоль тропы, и мы поспешили следом; позади меня, ворча и тихо переругиваясь, шли Олаф с О'Кифом.

Зеленый карлик сделал нам знак соблюдать осторожность. Он показал на просвет между огромными как сосны и напоминающими их по внешнему виду мхами, высотой не меньше пятидесяти футов - оказывается, тут проходила совсем рядом обсидиановая дорога! Тщательно оглядевшись, мы не увидели никаких признаков Лугура с его компанией и решили, что, по-видимому, он убежал назад, наткнувшись на этого чудовищного червя.

Мы быстро зашагали прочь, удаляясь от пути следования кориа. Мох становился тоньше и ниже, постепенно делаясь высотой с низкий кустарник, который едва ли смог бы служить нам укрытием при необходимости. Внезапно еще одна полоса папоротниковидного мха преградила нам путь. Радор медленно направился к ней и остановился в нерешительности.

Странная, гнетущая картина открылась нашим взорам; неизвестно почему я вдруг испытал дикий, сверхъестественный ужас. Я не смог бы объяснить, в чем тут дело, но чувство было столь сильным, что заставило меня отшатнуться. Потом, собравшись с мыслями, я подумал, не связано ли это с жутковатым видом разбросанных повсюду нагромождений странной моховой плесени, чем-то напоминающих животных, птиц… да пожалуй что и людей - и это было страшнее всего.

Наша дорога пролегала между некоторыми из них. С левой стороны стояли кучки покрупнее. Зеленая, почти с металлическим отливом плесень покрывала их, точно какие-то предметы антиквариата. В самом деле, они странным образом походили на искаженные изображения собак, диких оленей, птиц… карликов, то тут, то там попадались подобия гигантских лягушек. Семенные коробочки, желтовато-зеленые, огромные, как епископские митры, и отчетливо повторяющие их форму, торчали из этих моховых груд. Меня чуть не стошнило от омерзения.

Радор повернул к нам лицо: сейчас оно было белее, чем в тот раз, когда мы увидели червя-дракона.

- Ради спасения ваших жизней, - прошептал он, - двигайтесь здесь как можно осторожнее, и вообще не раскрывайте пока рта!

Медленно, с крайней осторожностью Радор на цыпочках двинулся вперед. Повторяя его движения, мы шли след в след. Кучки мха стояли возле самой тропинки, проходя мимо них я почувствовал, как мурашки побежали у меня по телу, - все сжалось у меня внутри. Я видел, что и другие тоже испытывали невыразимое отвращение. Не останавливаясь, зеленый карлик шел вперед и вперед, пока не достиг края отлогого холмика, протянувшегося на сотню ярдов вперед. И он… - этот холмик - он весь дрожал и колыхался.

- Теперь прикажешь лезть на него? - недовольно заворчал Ларри.

Зеленый карлик протянул руку и оцепенел; он с ужасом глядел поверх наших голов туда, где слева от нас находился другой, более низкий холмик на его широкой вершине стояла целая куча моховых статуй. Они столпились у края холма, шапки, набитые спорами, свесились вниз, придавая этим фигурам такой смешной вид, точно они следили за тем, что делается внизу. Под холмом проходила блестящая автострада… оттуда донесся яростный крик.

Я увидел наполненные лугуровскими людьми кориалы, числом не менее десяти, - ив одном из них сидел, злобно посмеиваясь, сам Лугур! Десятка два солдат выскочили из машин и помчались вверх по низкому холмику по направлению к нам.

- Бежим! - заорал Радор.

- Ни за что, - рявкнул О'Киф и быстро вскинул руку, прицелившись в Лугура. Прозвучал пистолетный выстрел, и эхом ему отозвался выстрел Олафа.

Обе пули пролетели мимо. Лугур, все еще смеясь, бросился под защиту своего кориала. Но вслед за выстрелами из огромной кучи мха, находившейся на верхушке холма, послышалась серия приглушенных хлопков. От сотрясения, вызванного пистолетными выстрелами, взорвались шапки семенных коробочек и оттуда вылетел рой белых блестящих спор, накрыв сверху бегущих солдат: точно так же, как из созревшего гриба-дождевика, если по нему ударить, вылетает облачко пыли, но, конечно, гораздо меньших размеров. Сквозь облако спор я мельком увидел лица солдат, искаженные мучительной болью.

Некоторые их них кинулись было обратно, но не сделав и двух шагов окаменели.

Белое облачко клубилось над ними, расплываясь, споры сыпались градом солдатам на головы и полуобнаженные торсы, покрывая толстым слоем их одежду. Солдаты быстро преображались. Стали неразличимыми черты лица, словно по ним провели резинкой. Блестящие споры быстро меняли белый цвет на светло-желтый, потом зеленый… Вот блеснули напоследок глаза одного из солдат и погасли, припорошенные толстым слоем спор. Там, где еще несколько секунд назад были люди, - там стояли какие-то гротескные фигуры, быстро приобретая округлые формы лежащих вокруг могильных курганов и уже начиная покрываться такой же прозеленью, что придавала им вид предметов старины.

Ирландец больно вцепился мне в руку, и это привело меня в чувство.

- Олаф прав! - прохрипел он. - Это ад! Я сейчас сблюю.

Он так и сделал, откровенно и не сдерживаясь.

Лугур и вся остальная его компания, стряхнув оторопь от кошмарного видения, опомнились, бросились к своим кориалам, развернулись и с криками укатили прочь.

- Все! - хрипло сказал Радор. - Обе опасности мы миновали - Молчащие Боги уберегли нас.

Скоро мы опять зашагали между знакомыми и незнакомыми мне гигантскими мхами. То, что мы сейчас видели, было мне понятно, и уж на сей раз Ларри не мог упрекнуть меня в склонности к суевериям. В джунглях Борнео я изучал подобные виды быстроразвивающихся грибов. Их используют жители некоторых племен, обитающих на холмах, когда хотят отомстить похитителям их женщин. Цепляясь за кожу микроскопическими крючками, грибы быстро внедряются в тело, выпуская крошечные корешки в кровеносную систему, и сосут жизненные соки своей жертвы, расцветая сами пышным цветом, и так, вцепившись в живую плоть, они не переставая мучают человека, пока он не превратится в иссохший труп.

Здесь мы встретились с несколько иной разновидностью таких грибов, у которых в невероятной степени ускорено развитие. Кое-что из моих познаний я пытался изложить О'Кифу, пока мы шли, чтобы успокоить его.

- Но они превратились в мох прямо у меня на глазах! - воскликнул он.

Я снова терпеливо принялся объяснять. Но, похоже, из всего сказанного Ларри усвоил только то, что феномен имеет естественную природу, и, отвлекаясь от его ужасающего действия, представляет особенный интерес для ботаника.

- Понятно, - только это и вымолвил он. Потом добавил: - Подумать только, вдруг одна из этих хреновин взорвалась бы, когда мы проходили рядом… Боже милосердный!

Я немедленно принялся размышлять над тем, какие меры предосторожности можно было бы принять, чтобы заняться изучением этих грибов, как вдруг Радор остановился - прямо перед нами снова заблестела лента дороги.

- Теперь нам нечего бояться, - сказал он. - Путь открыт… Лугур бежал..

На дороге что-то ярко сверкнуло. Мимо меня пролетел свернутый петлей луч света. Ударив Ларри точно между глаз, петля охватила ему все лицо и втянулась внутрь головы.

- Ложись! - заорал Радор и швырнул меня на землю.

Я сильно стукнулся головой и почувствовал, что теряю сознание. Олаф упал рядом. Зеленый карлик потащил вниз безвольно обмякшее тело ирландца. Я увидел неподвижно застывшее лицо О'Кифа, его широко раскрытые, уставившиеся в одну точку глаза.

С дороги ринулась с яростными воплями толпа лугуровских солдат; я различил рев самого Лугура.

Торопливо прошуршали маленькие ножки… легкая ткань защекотала мне лицо… я смутно увидел склонившуюся над ирландцем Лаклу…

Вдруг она выпрямилась и стремительно вскинула руку с обвивавшейся вокруг нее лозой. Головки рубиновых цветов вместе с усиками, на которых они держались, сорвались с лозы и точно раскаленные, пышущие жаром угли метнулись навстречу окружающим Лаклу солдатам. Цветы вонзались им в глотки, кусали, кололи, сворачивались кольцом и били снова.

С невероятной скоростью, то свиваясь в спираль, то распрямляясь, они летали в толпе солдат, выбирая незащищенные места на горле, на лице, на груди нападавших, словно пружины, наделенные сознанием, волей и ненавистью. Пораженные их ударами оставались стоять неподвижно с лицами, превратившимися в маску нечеловеческого страха и муки, те, кто еще уцелел, в панике уносили ноги.

Снова раздался звук шагов… нет, топот множества ног, и на лугуровское войско хлынули лягушкообразные люди - во главе с рычащим гигантом. Они яростно кинулись в бой, терзая противников острыми, как ланцет, зубами, раздирая на части когтями и клыками, протыкая насквозь шпорами на ногах.

Против такой бешеной атаки карлики уже не могли устоять. Они быстро побежали к своим кориалам. Я слышал, как что-то злобно проорал Лутур, и ему в ответ раздался голос Лаклы, прозвучавший, как золотая труба ангела гнева:

- Беги, Лугур! - кричала она. - Беги, чтобы ты, и Йолара, и Сияющий Бог могли умереть вместе! Смерть тебе, Лугур, смерть вам всем… Запомни, Лугур, - смерть!

В голове у меня дико шумело, но все равно… неважно., главное - Лакла была здесь, Лакла пришла, но слишком поздно, Лугур перехитрил нас, ни смертоносный мох, ни дракон-червь не испугали его… он подкрался и поймал нас в западню… Лакла пришла слишком поздно… Ларри был мертв.

Ларри!

Странно… Почему-то я не слышал причитаний баньши, хотя Ларри сказал, что он не может умереть без предупреждения… и все же Ларри мертв! Поток бессвязных мыслей бурлил у меня в голове.

Грубые шероховатые ладони подняли меня, два огромных, как блюдца, необыкновенно добрых глаза уставились мне в лицо… голова моя упала, и, уже теряя сознание, я увидел стоявшую на коленях около О'Кифа Золотую девушку.

Шум в голове сделался невыносимым и, спасаясь от этого грохота, я провалился в мягкую, глухую темноту.

ГЛАВА 24

ВИННОЦВЕТНОЕ МОРЕ

Я медленно раскачивался, подвешенный на ниточке в центре огромной розовой жемчужины., нет, я находился в розовом утреннем облачке, медленно вращавшемся в пространстве. Сознание вернулось ко мне: на самом деле я, точно младенец, лежал на руках у одной из человекообразных лягушек, и мы двигались по какому-то месту, заполненному ровным свечением, достаточно похожим на сердцевину жемчужины или рассветное облачко, чтобы оправдать причудливые фантазии моего пробуждающегося сознания.

Впереди шла Лакла, о чем-то серьезно беседуя с Радором, так что у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько разглядеть ее. Девушка сняла свою металлическую робу. Толстые косы золотисто-каштановых волос, уложенные в высокую корону прически, затягивала шелковая зеленая сеточка, волнистые прядки выбивались из нее и щекотали робкими поцелуями горделивую белую шею и затылок. Просторное платье переливчатого зеленого цвета, подпоясанное широким золотым кушаком, свободно спадало с плеч, оставляя обнаженными прекрасные руки, короткая юбка в складку едва закрывала колени.

Котурны она тоже сняла, и изящные, с высоким подъемом ступни были обуты в сандалии. В прорезях разлетающихся складок юбки мелькали точно выточенные из слоновой кости нежно-округлые бедра, такие же совершенные но форме, как и та часть стройных ножек, что открывалась моему взору из-под нижней кромки юбки.

Что-то настойчиво стучало в дверь моего сознания, какая-то трагическая мысль. Что это было?

Ларри! Где Ларри?

Я все вспомнил… Резко приподняв голову, я увидел рядом другую человекообразную лягушку, несущую О'Кифа, и рядом с ними размеренно шагал, опустив голову, Олаф, сейчас похожий на преданного пса, тоскующего о любимом, потерянном хозяине. Стоило мне пошевелиться, как монстр, у которого я лежал на руках, бросив на меня любопытный взгляд, издал низкий гулкий звук с легким вопросительным оттенком.

Лакла обернулась; ясные золотые глаза глядели печально, уголки нежного рта опустились, но ее прелестное, миловидное лицо, в котором, казалось, неуловимо отразилась вся доброта ее души, излучало такое спокойствие и благожелательность, что паника, охватившая было меня, мигом улеглась.

- Выпей это, - велела она, поднося к моим губам маленький хрустальный флакон.

Содержимое флакона оказалось ароматным и незнакомым на вкус, но поразительно эффективным, ибо как только оно попало мне в рот, как я тут же обрел прежние физические силы и необыкновенную ясность сознания.

- Ларри! - крикнул я. - Он умер?

Лакла покачала головой; глаза у нее были тревожные.

- Нет, - сказала она, - он словно мертвый, но он жив.

- Спусти меня вниз, - потребовал я у своего носильщика.

Вылупив на Золотую девушку круглые глаза, он крепко держал меня, не отпуская. Она издала несколько протяжных, вибрирующих звуков, похожих ка односложные слова, - и меня опустили на землю.

Я кинулся к ирландцу. Он напугал меня видом своего безвольно обмякшего тела, ненормально податливого, словно у него полностью атрофировались мышцы - полная противоположность rigor mortus[49].

Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с таким глубоким обморочным состоянием, похожим на смерть: тело холодное, как камень, пульс едва прощупывается, редкий и слабый, дыхание почти не заметно, зрачки глаз ненормально расширились - короче, полное впечатление, что жизнь уже покинула это тело.

- На дороге вспыхнул свет. Вспышка ударила ему в лицо и словно бы проникла внутрь головы, - сказал я.

- Я видел, - ответил Радор, - но не знаю, что это такое, а я-то считал, что знаю все виды оружия наших правителей. - Он как-то странно поглядел на меня. - Поговаривают, что чужеземец, что пришел вместе с вами, этот Двойной язык, сделал Лугуру новое смертельное оружие.

Маракинов! Русский уже не покладая рук трудится, изобретая новое страшное оружие для своих опустошительных замыслов. Апокалиптические видения вновь поплыли перед моими глазами…

- Он не умер, - резко сказала Лакла. - Он жив, а Трое Богов умеют творить чудеса. Они поставят его на ноги, если захотят… а они захотят… захотят. - На мгновение она замолчала. - Пусть Лугур и Йолара молят о помощи своих богов, - прошептала она, - ибо, если Молчащие Боги будут слишком суровы или слишком слабы, и он умрет - то, будь что будет, но я нападу на этих двоих и убью их, - пусть даже ценой своей жизни.

- Йолара и Лугур должны умереть. - У Олафа мрачно горели глаза. - Но Лугура убью я сам.

Слепая ярость в глазах Лаклы сменилась острой жалостью, когда она посмотрела на норвежца. Она поспешно отвернулась, словно боялась встретиться с ним глазами.

- Пошли с нами, - сказала мне Лакла, - если ты не слишком ослаб.

Я отрицательно покачал головой, бросив последний взгляд на О'Кифа (я ничем сейчас не мог ему помочь!), и зашагал рядом с девушкой. Заботливо протянув белую, изящно выточенную руку, она положила мне на запястье тонкие, с удлиненными кончиками пальцы.

Сердце у меня так и подпрыгнуло.

- У тебя чудодейственное лекарство, служительница, - не удержался я. Но даже если бы я и не выпил его, одно прикосновение твоей ручки поставило бы меня на ноги, - галантно добавил я в лучших традициях Ларри.

Она беспокойно заморгала, отводя глаза.

- Прекрасно сказано, особенно для такого умудренного познаниями человека, каким я представляла тебя по рассказам Радора, - засмеялась она.

Я вздрогнул, как ужаленный. Можно подумать, что если человек служит науке, так он уже не может сделать даме комплимент, чтобы не показаться при этом фокусником, извлекающим алую розу из ящика с ископаемыми окаменелостями.

Ну и наплевать, подумал я, и улыбнулся ей в ответ. Снова я отметил широкий, классической формы лоб с выбившимися из прически легкими завитками золотисто-бронзовых волос, изящный изгиб тонких каштановых бровей, придававший ее прелестному как цветок лицу вид простодушного лукавства, которое его ничуть не портило, напротив, легкая шаловливость взгляда только неуловимо подчеркивала скрытые благородство и непорочность души, как у проказливого, но милого и чистого ребенка; я увидел длинные черные изогнутые ресницы… нежную округлость левой обнаженной груди..

- Ты мне сразу понравился, - с открытой улыбкой сказала она. - Еще тогда, в первый раз, когда я увидела вас там, где Сияющий Бог выходит в ваш мир. Мне очень приятно, что ты оценил мое лекарство. Оно не хуже, чем те, что ты носил в черной сумочке - той, которую ты оставил в доме Радора, быстро добавила она.

- Откуда ты об этом знаешь, Лакла? - изумился я.

- Я часто приходила к нему., и к тебе, когда вы спала Как его зовут? спросила она, показав глазами на Ларри.

- Ларри, - ответил я - Ларри, - повторила она задумчиво. - А тебя?

- Гудвин, - вмешался Радор.

Я с достоинством поклонился, словно меня представляли очаровательной юной леди в той старой прежней жизни, которая отсюда казалась чем-то вроде другой геологической эры.

- Вот так… Гудвин, - сказала она. - Я очень часто приходила к вам. Иногда мне казалось, что вы видите меня. А ови, он никогда не думал обо мне? - застенчиво спросила она.

- Думал, - ответил я. - Думал и ждал тебя… Но как же ты приходила? с изумлением воскликнул я.

- О… это очень странный путь… Я приходила, чтобы посмотреть, все ли в порядке с ним… и заглянуть в его сердце, ибо я боялась Йолары и ее красоты. Но я видела, что ее нет в его сердце. - Она залилась ярким румянцем, так что даже маленькая обнаженная грудь превратилась в розу. - Это удивительная дорога, - продолжала рассказывать девушка. - Много, много раз я ходила по ней и смотрела, как Сияющий Бог уносит свои жертвы в Голубую заводь; видела женщину, которую он ищет, - Лакла быстрым, незаметным жестом показала на Олафа, - и ребенка, которого мать в последнюю минуту с мукой оторвала от груди и выбросила из объятий Сияющего Бога; видела другую женщину, которая сама кинулась в эти объятия, чтобы спасти любимого человека., и я ничем не могла помочь им! - тихо добавила она дрожащим голосом… - И твоего друга, из-за которого, как я понимаю, ты ведь и пришел сюда, Гудвин.

Замолчав, Лакла шла, погрузившись в свои думы, словно видела и слышала сейчас то, что было недоступно нам. Радор сделал предупреждающий жест, и мне пришлось отложить на другой раз все терзавшие меня вопросы.

Я огляделся вокруг. Сейчас мы двигались но плотно утрамбованной полосе песка, напоминающей вылизанный постоянными приливами и отливами отлогий берег океана. Странный это был песок: словно мелке дробленный гранат, - и каждая песчинка, окрашенная в темно-красный цвет, вспыхивала и искрилась. Ровный плоский берег, лишенный какой бы то ни было растительности, тянулся в в обе стороны беспредельной дали, пропадая в розовой дымке на горизонте, точно такой же, как та, что окружала нас сверху.

С обеих сторон от наших носилок и сзади маршировали гигантские батракианы[50], их было не меньше пяти десятков - целая толпа! Глянцевая поверхность черных и малиновых пластинок их панцирей тускло поблескивала в розоватом освещении; вокруг огромных, как блюдца, глаз светились фосфоресцирующим блеском зеленые, красные, пурпурные круги; шпоры пощелкивали, когда они шли своей необыкновенно смешной, но очень внушительной походкой.

Впереди розовая дымка сгущалась, превращаясь в красноватое зарево, в нем наметилась длинная темная линия - вход в какую-то пещеру, подумал я, в которую нас ведут. Зев пещеры все приближался, поднимался у нас над головой…

Мы стояли, омытые потоками яркого рубинового света, а впереди раскинулось море., винноцветное море. Мне тут же припомнилась восточная легенда о том, как Фу-Ши построил беседку около моря для украденной им у Солнца девушки и покрасил ее ярким чистым лаком, который сам же и создал (но секрет его изобретения с тех пор утрачен навсегда) из кораллов и огненной крови дракона, чтобы она, подходя к беседке, думала, будто это само солнце встает над летним морем.

Оно лежало спокойное и неподвижное, даже легкая рябь не волновала гладкую, словно у бездонного лесного омута в тихую лунную ночь, поверхность.

Огромная чаша, наполненная огненно-красной, похожей на расплавленный металл жидкостью, - точно чья-то рука, достаточно большая, чтобы объять земной шар, выжала сюда пылающие краски пожарищ всех осенних рассветов и закатов.

Вдруг из моря выпрыгнула огромная, как акула, рыба, с плоской головой, острым хребтом, бронзовые искры вспыхивали на зубчатых пластинках покрывающего ее тело панциря. Взлетев высоко вверх, она стряхнула с себя сверкающие рубиновые капли и с шумом упала назад в воду, подняв при этом целый столб сказочно-прекрасных, как драгоценные камни, брызг.

Я повернул голову и в поле моего зрения вплыло, медленно и величественно двигаясь над морем, светящееся, полупрозрачное полушарие. Его радужная поверхность все время меняла окраску, переходя от ярко-бирюзового к аметистовому и оранжевому цветам, вот оно уже алое с розовой поволокой, потом кроваво-красное, дымчато-серое и снова вернулось к первоначальному переливчато-радужному цвету. Позади него плыли еще четыре других полушария, и самое маленькое из них было около десяти футов в диаметре, а самое большое - никак не меньше тридцати. Они медленно дрейфовали, проплывая мимо нас, подобно мыльным пузырям, что выдул из взбитой в пену радуги какой-то исполинский ребенок. Затем одно из них выпустило из днища массу спутанных, сверкающих нитей; длинные, гибкие, извивающиеся прутья быстро обшарили поверхность воды, и эти загадочные существа погрузились в море.

Я ахнул, ведь рыба была ганоид, - та древняя панцирная рыба, что, возможно, являлась самой разумной из всех обитателей нашей планеты в девонианскую эру, постепенно вымирая в течение многих столетий, и которую мы представляем только по оставшимся от нее окаменелым отпечаткам, по контурам этого удивительного создания, заключенного в объятия камня, который когда-то служил для него мягкой подушкой дна. А полушария были - Medusae - медузы… но совершенно невиданных размеров и расцветок, и к тому же светящиеся.

Прервав мои размышления, в эту минуту Лакла, приложив ко рту сложенные чашечкой розовые ладошки, громко и призывно закричала. Берег, на котором мы стояли, тянулся вперед еще несколько сотен футов, а затем резко обрывался, но высота его над Винноцветным Морем была не слишком высока; справа и слева от нас он загибался длинным полумесяцем. Повернувшись направо, туда, куда Лакла послала свой клич, я увидел поднимающуюся над морем, на расстоянии мили от нас или больше подернутую легкой дымкой радугу, гигантскую спектральную дугу, впрочем, довольно плоскую, я подумал, что форма ее связана с особенностями этой странной атмосферы. Дуга начиналась от красной кромки берега и, размахнувшись над винноцветными водами, опускалась тремя милями дальше на обрывистый, скалистый утес, мрачно чернеющий над лакированной морской гладью.

А за этим каменистым утесом, возвышаясь над его остроконечными зубцами, виднелся гигантский купол тускло-золотистого цвета - циклопическое сооружение, поражающее чем-то чужеродным, полностью обескураживая человеческий разум и зрение, как будто через бескрайние просторы космического пространства, с какой-то отдаленной звезды, дошли до меня связные образы, совершенно разборчивые, безусловно осмысленные и чем-то смутно знакомые, и которые абсолютно невозможно выразить символами или мысленными образами, привычными обитателям нашей планеты.

Это море, покрытое винноцветным лаком с плывущими над ним светящимися разноцветными лунами., эта каменная дуга, окрашенная во все цвета спектра, перекрывшая море - от берега до какого-то странного острова, увенчанного аномальным позолоченным., шишковидным наростом… получеловеческие батракианы, сказочная земля, по которой мы сюда пришли, со всеми ее таинственными ужасами и чудесами, я почувствовал, как заколебался фундамент моего столь заботливо выпестованного научного мировоззрения.

А вдруг это всего лишь сон? Может быть, тело мое лежит где-то, сражаясь со смертью в горячечном бреду, а то, что я вижу, всего лишь образы, проплывающие в отмирающих клетках моего мозга?

Колени мои подогнулись, я непроизвольно застонал.

Обернувшись ко мне, Лакла с обеспокоенным видом мягко обняла меня за плечи и поддерживала до тех пор, пока не прошло головокружение.

- Потерпи! - сказала она. - Носильщики уже идут. Скоро ты отдохнешь.

Она кивнула в сторону радуги, и я увидел, как оттуда спрыгивают и бегут к нам еще десятка два других лягушкообразных людей. Некоторые из них держали высокие носилки, снабженные ручками: что-то вроде паланкинов.

- Асгард![51] - впившись горящими глазами в арку моста, рядом со мной стоял Олаф. - Бифрост Бридж… острый как лезвие ножа, по которому души идут в Вальхаллу[52]. А она… она Валькирия[53]… девушка с мечом! Ja!

Я сжал пылающую жаром ладонь норвежца, и острое чувство жалости охватило меня. Если даже я был так потрясен этим местом, представляю, что должен чувствовать Олаф. С превеликим облегчением я увидел, как он, повинуясь мягкому приказанию Лаклы, опустился на одни из носилок и лег там на спину, закрыв глаза. Двое монстров, подняв его, положили перекладины на свои чешуйчатые плечи. Надо ли говорить, что без малейших колебаний я сам лег на мягкие бархатные подушки других носилок.

Кавалькада тронулась в путь. По приказу Лаклы О'Кифа поместили в ее носилки; скрестив колени на восточный манер, она сидела, склонившись над его бледным лицом; ласково перебирая белыми удлиненными пальчиками волосы на голове ирландца.

Вдруг она подняла руку, размотала уложенные высокой короной косы, встряхнула головой, освобождая волосы, так что они заструились вниз неудержимым потоком и закрыли их обоих.