Цифровой минимализм Ньюпорт Кэл
На первый взгляд, идея серьезных матчей по игре в «камень-ножницы-бумагу» может показаться очень глупой. В отличие от покера или шахмат здесь вроде бы невозможно применить какую-либо стратегию, а если так, то исход чемпионата становится совершенно случайным. Только вот на самом деле все происходит иначе. В начале 2000-х, когда Лига находилась на пике своей популярности, одни и те же высококвалифицированные игроки попадали в топы турнирных рейтингов, а когда опытные участники сражались с новичками, то их мастерство проявлялось еще более отчетливо{2}. В рекламном ролике от Национальной Лиги игрок турнирного масштаба, выступавший под именем Мастер Рошамбола[26], предлагал сыграть случайным встречным в вестибюле отеля Лас-Вегаса{3}. Мастер выигрывал почти каждый раз.
Эти результаты объясняются тем, что в игре в «камень-ножницы-бумагу» тоже можно применять стратегию, хотя это и противоречит интуитивным представлениям. Таких опытных игроков, как Мозг, Земляная Акула и Рошамбола, от простых КНБ-смертных отличает не утомительное заучивание последовательностей партий и не знание волшебных методов статистики — нет, они владеют тонким пониманием куда более обширной области — человеческой психологии.
Сильные игроки в «камень-ножницы-бумагу» используют богатый поток информации языка тела соперника и его предыдущие символы, чтобы приблизительно оценить его психическое состояние и на основании этого сделать разумное предположение о следующем ходе. К тому же такие игроки используют искусные движения и фразы, заставляющие противника думать об определенном символе. Опытный противник, однако, замечает эти попытки и выбирает противоположный символ. Конечно, первый игрок может ожидать такого поворота — в таком случае он выполнит третичную корректировку и так далее. Неудивительно, что участники турниров по КНБ часто описывают этот опыт как «изнурительный».
Чтобы рассмотреть некоторые из подобных приемов на практике, давайте вернемся к первому ходу в матче чемпионата 2007 года, описанному выше. Прямо перед тем, как игроки начали считать до трех, Мозг сказал: «Let’s roll»[27]. Это кажется безобидным, но, как отметили комментаторы, фраза «подсознательно стимулирует» соперника выбрать камень (прямое значение английского слова roll — «катиться», что наводит на мысль о камнях). Заронив семя, которое должно склонить оппонента к символу «камень», Мозг разыгрывает бумагу. Действующая на подсознание стратегия, однако, обернулась против создателя. Земляная Акула заметил ее, разгадал, что задумал Мозг, и сыграл ножницы, побив бумагу Мозга и заработав очко.
Понимание чемпионатов по игре в «камень-ножницы-бумагу» имеет значение для нашей темы, так как стратегии, используемые игроками, демонстрируют фундаментальный дар, присущий всем людям на Земле, — способность реализовывать сложное социальное мышление. Для того чтобы применить эту способность в узких рамках сражения в КНБ, необходима специфическая игровая практика, но, как я буду описывать ниже, большинство людей даже не осознают, в какой степени они проявляют похожие чудеса «социальной навигации» и чтения мыслей во время своих обычных ежедневных взаимодействий. Наш мозг во многих отношениях можно рассматривать как искусный социальный компьютер.
Из этого факта естественным образом вытекает следующий вывод: нам следует с величайшей осторожностью обращаться с любым приложением, ставящим под угрозу способы нашей связи и общения друг с другом. Если вмешаться во что-то настолько основополагающее для успеха нашего вида, то велика вероятность создать проблемы.
На следующих страницах я подробно опишу, как в нашем мозге сформировалось стремление к обширным социальным взаимодействиям, а затем рассмотрю серьезные проблемы, возникающие при замене этих взаимодействий на очень привлекательные, но куда менее значимые электронные контакты. В заключение я предложу отчасти радикальную стратегию цифрового минимализма, позволяющую избежать ущерба и одновременно использующую преимущества новых инструментов коммуникации, — стратегию, благодаря которой новые формы взаимодействия смогут поддерживать традиционные.
Социальное животное
Представление о том, что люди обладают особой склонностью к взаимодействию и общению, не ново. Еще Аристотель отметил, что «человек по природе своей есть социальное животное»{4}. Однако лишь на удивление недавно (в масштабах протяженности всей человеческой истории) мы обнаружили, до какой биологической степени эта философская интуиция оказалась верной.
Ключевой момент для этого нового понимания наступил в 1997 году, когда исследовательская команда Вашингтонского университета опубликовала несколько статей в престижном Journal of Cognitive Neuroscience («Журнал когнитивной нейронауки»){5}. В тот период ПЭТ-сканеры, изначально разработанные для медицинских целей, мигрировали в нейрологические исследования, предоставив ученым революционную возможность наблюдать за активностью мозга. Команда из Вашингтонского университета изучила коллекцию этих новых изображений, стремясь ответить на простой вопрос: «Существуют ли такие области мозга, которые задействованы при любом виде мозговой деятельности?»
Как психолог Мэттью Либерман подытожил в своей книге Social[28], результаты этого исходного анализа были «разочаровывающими». Они демонстрировали, что «во время всех тестов активность возрастает только у нескольких областей, и они не очень интересные»{6}. Но к тому времени команда еще не закончила своего исследования. После провала идеи найти области, участвующие в самой разнообразной деятельности, ученые задали противоположный вопрос: «Есть ли в головном мозге участок, активный даже тогда, когда человек не выполняет никакого задания?» Это необычный вопрос, замечает Либерман, и он привел к знаменательному открытию: команда обнаружила, что существует особая сеть участков мозга, которые активны, даже когда мы не решаем никаких когнитивных задач, и которые, напротив, перестают проявлять активность, когда мы фокусируем внимание на какой-либо деятельности{7}.
Из-за того что почти любая задача вызывает деактивацию этой сети, исследователи изначально назвали ее «сетью, деактивируемой выполнением задания». Труднопроизносимое название со временем трансформировалось до «сеть пассивного режима».
Сперва ученые не имели понятия, что делает эта сеть. Существовал длинный список задач, которые ее выключали (так что было хорошо известно, чего она не делает), но почти отсутствовали достоверные свидетельства о ее истинном предназначении. Однако, даже не обладая «железобетонными» фактами, ученые начали развивать интуитивные представления, базирующиеся на их собственном опыте. Одним из таких мыслителей-первопроходцев был наш гид по этому исследованию Мэттью Либерман — теперь он становится активным героем нашего повествования.
Как вспоминает Либерман, изображения сети пассивного режима обычно получали, попросив испытуемого в ПЭТ-сканере сделать перерыв в той повторяющейся деятельности, которую предполагал эксперимент. Поскольку испытуемый ничем конкретным не занимался, можно было легко предположить, что сеть пассивного режима проявляется в те моменты, когда мы ни о чем не думаем. Однако после небольшой рефлексии становится очевидно, что наш мозг едва ли вообще когда-нибудь ни о чем не думает. Даже без определенной задачи его активность остается высокой, мысли и идеи кружатся в бесконечном галдящем хороводе. Либерман осознал, что этот активный фоновый шум склоняется к фокусу на небольшом количестве целей: это мысли о «других людях, о себе или о том и другом сразу»{8}. Иными словами, сеть пассивного режима, видимо, связана с социальным восприятием.
Разумеется, как только ученые поняли, что именно надо искать, они обнаружили, что области мозга, определяемые как сеть пассивного режима, «практически идентичны сетям, активизирующимся во время экспериментов по социальному восприятию»{9}. Иначе говоря, во время простоя наш мозг «по умолчанию» сосредоточен на нашей социальной жизни.
И вот тут исследование Либермана принимает интересный оборот. Когда ученый впервые пришел к заключению, что сеть пассивного режима носит социальный характер, этот вывод его не впечатлил. Либерман, как и другие исследователи в этой области, знал, что для человека естествен сильный интерес к собственной социальной жизни, поэтому не удивительно, что именно об этом мы предпочитаем думать, когда нам скучно. Ученый, однако, продолжал изучать различные аспекты социального восприятия, и его мнение изменилось. «Я начал убеждаться, что сперва понял отношение между этими двумя сетями прямо противоположным образом, — писал он. — И эта реверсивность чрезвычайно важна». Теперь он верил, что «нам интересен социальный мир, потому что мы устроены так, что наша сеть пассивного режима запускается в свободное время»{10}. Иными словами, наш мозг приспособился автоматически практиковать социальное мышление в моменты когнитивного простоя. Именно эта практика вызывает в нас сильную заинтересованность своим социальным миром.
Либерман и его сотрудники разработали серию экспериментов, призванных проверить эту гипотезу. В одном из исследований они обнаружили, что сеть пассивного режима активизируется в моменты покоя даже у новорожденных. Эта была важная находка, так как младенцы «определенно еще не развили интерес к социальному миру… Исследуемые дети пока даже не умели фокусировать глаза»{11}. Следовательно, эта деятельность инстинктивна.
Участников другого, «взрослого», эксперимента помещали в сканер и просили решать математические примеры. Даже когда испытуемым давали трехсекундные перерывы между примерами — слишком маленький промежуток, чтобы начать думать о чем-нибудь другом, — сеть пассивного режима активизировалась, свидетельствуя, что стремление к мыслям о социальных вопросах включается как рефлекс.
Эти открытия подчеркивают фундаментальную важность социальных взаимосвязей для человеческих существ. «Мозг эволюционировал миллионы лет не для того, чтобы тратить свое свободное время на что-то несущественное для нашей жизни», — заключает Либерман{12}. Но сеть пассивного режима — это еще не все. Дополнительные исследования Либермана и его коллег выявили другие примеры того, как эволюция делает «крупные ставки» на значимость социальности, адаптируя другие структуры под ее нужды.
Например, потеря социальных связей, как оказалось, запускает те же системы, что и физическая боль, — что объясняет, почему смерть члена семьи, расставание и даже общественное пренебрежение могут причинить столько страданий. В одном эксперименте установили, что обычные безрецептурные анальгетики уменьшают и социальную боль. Учитывая мощь болевой системы в регуляции нашего поведения, ее связь с социальной жизнью демонстрирует важность общественных отношений для успеха нашего вида.
Либерман также обнаружил, что человеческий мозг выделяет значительные ресурсы на две крупные системы, которые работают совместно, решая задачи ментализации: они помогают нам разобраться в мышлении других людей, в том числе понять их чувства и намерения. Даже такое простое действие, как повседневный диалог с продавцом в магазине, требует огромного объема нейронной вычислительной мощности, чтобы принять и обработать высокоскоростной поток подсказок о том, что на уме у этого продавца. Хотя такое «чтение мыслей» кажется нам естественным, на самом деле это поразительно сложное мастерство, отточенное за миллионы лет эволюции в специальных мозговых сетях. Именно эти отлично приспособленные системы используют чемпионы по игре в «камень-ножницы-бумагу», приведенной в начале главы.
Эти эксперименты демонстрируют отдельные моменты из обширной литературы по когнитивной нейронауке, подтверждающей одно и то же: люди — существа социальные. Не зря Аристотель называл нас «социальными животными», но потребовались продвинутые сканеры мозга, чтобы мы осознали, насколько философ даже преуменьшил реальную картину.
Этот высокоадаптированный человеческий интерес к социальным связям — увлекательнейший фрагмент эволюционной истории. Запутанные мозговые сети, описанные выше, миллионы лет эволюционировали в среде, где взаимодействия всегда представляли собой глубоко личные контакты, а социальные группы были небольшими и родственными. Последние два десятилетия, напротив, характеризуются стремительным распространением цифровых средств коммуникации — так я называю приложения, сервисы и сайты, которые позволяют людям взаимодействовать через цифровые каналы. Это вынуждает социальные сети человека увеличиваться и становиться менее локальными, поощряя общение посредством коротких текстовых сообщений и одобрительных кликов, в которых заложено куда меньше информации, чем необходимо для анализа, заложенного в нас эволюцией.
Возможно, столкновение «старой» нервной системы и современных инноваций вызовет проблемы. Во многом ситуация схожа с тем, как «инновационные» пищевые полуфабрикаты в середине XX столетия привели к глобальному ухудшению здоровья населения. Непредвиденные побочные эффекты цифровых средств коммуникации — своего рода социального фастфуда — также вызывают оправданное беспокойство.
Парадокс социальных сетей
Определить влияние цифровых средств коммуникации на наше психологическое состояние — сложная задача. Дело не в дефиците научных исследований по данной теме, а в том, что разные группы приходят к разным выводам на основе одних и тех же данных.
Рассмотрим два противоположных текста об этой проблеме, опубликованных примерно в одно и то же время — в 2017 году. Первой была статья NPR, появившаяся в марте, в которой суммировались результаты двух нашумевших новых исследований о связях между социальными сетями и психологическим благополучием. Оба исследования выявили сильную корреляцию между активностью в соцсетях и целым рядом негативных факторов — от ощущения изоляции до ухудшения физического состояния. Заголовок статьи NPR ловко подытожил эти выводы: «Чувствуете себя одиноко? Возможно, вы тратите слишком много времени на социальные сети»{13}.
Вскоре после публикации этой статьи NPR два участника международной исследовательской группы Facebook выложили пост, где защищали свой сервис от возрастающей волны критики, которая поднялась после спорных выборов 2016 года. В этом посте авторы признавали, что социальные сети могут сделать человека менее счастливым, но, согласно некоторым исследованиям, «при правильном подходе», напротив, сделают значительно счастливее{14}. Facebook как инструмент поддержания связи с друзьями и возлюбленными, как замечают авторы, «дает нам радость и укрепляет наше чувство общности»{15}.
Иначе говоря, социальные сети или делают нас одинокими, или приносят нам радость — смотря у кого спрашивать.
Чтобы лучше понять этот неочевидный феномен противоположных заключений, давайте посмотрим внимательнее на исследования, которые суммировались выше. Авторами одной из основных положительных статей, процитированных в посте Facebook, были Мойра Берк, аналитик компании, и Роберт Краут, специалист по человеко-компьютерному взаимодействию из Университета Карнеги — Меллон{16}. Статья была опубликована в Journal of Computer-Mediated Communication в июле 2016-го. В том исследовании Берк и Краут набрали около 1900 пользователей Facebook, которые согласились оценивать свой текущий уровень счастья. Затем исследователи использовали логи сервера Facebook, чтобы совместить определенную социальную деятельность с этими оценками состояния. Ученые обнаружили, что, когда пользователи получали «нацеленную» и «сформулированную» информацию от кого-то хорошо знакомого (например, комментарий от члена семьи), они чувствовали себя лучше. Получение же лайка или нацеленной и сформулированной информации от дальних знакомых, а также чтение обновлений статусов не способствовали улучшению психического состояния большинства людей.
Другую позитивную статью, упомянутую в посте Facebook, написали социальные психологи Фенне Детерс из Свободного университета Берлина и Маттиас Мел из Аризонского университета{17}. Она появилась в журнале Social Psychology and Personality Science еще в сентябре 2013-го. В том исследовании Мел и Детерс организовали контролируемый эксперимент. Одну группу попросили в течение недели делать больше постов на Facebook, чем обычно, а другой группе не дали никаких инструкций. По итогам недели участники той группы, которая делала больше постов, меньше сообщали о чувстве одиночества, чем члены контрольной группы. Подробный опрос показал, что главным образом это происходило за счет ощущения более сильной ежедневной связи с друзьями.
Кажется, что эти два исследования рисуют убедительную картину, где социальные сети повышают уровень счастья и изгоняют чувство одиночества. Но теперь давайте добавим ложку дегтя и примем во внимание две главные «негативные» работы, цитируемые в статье NPR, которая появилась примерно одновременно с постом Facebook.
Первую работу написала группа ученых разных специальностей под руководством Брайана Примака из Питтсбургского университета{18}. Ее опубликовал престижный American Journal of Preventive Medicine в июле 2017-го. Примак и его команда исследовали репрезентативную выборку по стране по взрослым людям от 19 до 22 лет, используя статистические методы, применяемые социологами для измерения общественного мнения во время выборов. Стандартный набор вопросов фиксировал воспринимаемую социальную изоляцию (ВСИ) субъекта — уровень одиночества. Кроме того, в опроснике были пункты про одиннадцать различных платформ. Обработав числа, исследователи обнаружили: чем активнее субъект в социальных сетях, тем острее он ощущает одиночество. У человека из верхнего квартиля в три раза больше шансов оказаться одиноким, чем у человека из нижнего квартиля. Эти результаты сохранялись даже после корректировки на такие переменные, как возраст, пол, семейное положение, доход и образование. Примак признался NPR, что результаты его удивили: «Это социальные сети, они же должны объединять людей?!» Но данные были бесспорны. Чем больше времени вы проводите, «объединяясь» на этих сервисах, тем более одиноким вы, скорее всего, станете{19}.
Авторами другого исследования, процитированного в статье NPR, были Холли Шакья из Калифорнийского университета в Сан-Диего и Николас Христакис из Йеля, а появилось оно в American Journal of Epidemiology в феврале 2017-го. Шакья и Христакис использовали данные опроса более чем 5200 участников репрезентативного панельного исследования по стране, объединив их с наблюдаемым поведением на Facebook. Они изучили связи между активностью на Facebook, физическим и психическим состоянием респондента и его удовлетворенностью жизнью (наряду с другими показателями качества жизни). В отчете ученые сообщили: «Наши результаты демонстрируют, что в общем и целом Facebook негативно влияет на состояние человека»{20}. Оказалось, что с увеличением количества лайков или переходов по ссылкам стандартное отклонение психологического здоровья усиливается на 5–8 %. Эта негативная зависимость сохраняется, как доказывает и работа Примака, при контроле релевантных демографических переменных{21}.
Полемика этих исследований, кажется, создает парадокс — социальные сети дают нам ощущение и единства, и одиночества, делают нас счастливыми и печальными. Чтобы разрешить этот парадокс, давайте для начала внимательнее посмотрим на характер описанных выше экспериментов. Исследования, в которых обнаружен позитивный результат, сфокусированы на специфическом поведении пользователей соцсетей, в то время как исследования, обнаружившие негативную зависимость, направлены на общее использование этих сервисов. Интуитивно мы придаем таким переменным прямую зависимость: если обычная активность в соцсетях улучшает состояние человека, то чем больше он использует их, тем чаще вызывает это повышающее настроение поведение и тем счастливее становится. Потому, прочитав позитивные работы, мы будем ожидать, что увеличение времени, проведенного в соцсетях, приведет к росту благополучия, — но это, конечно, противоречит тому, что открыли ученые в негативных исследованиях.
Следовательно, должен быть какой-то дополнительный фактор — нечто возрастающее с увеличением использования социальных сетей и оказывающее отрицательное воздействие, сметая все маленькие полезные изменения. К счастью для нашего расследования, Холли Шакья определила наиболее вероятного «претендента» на роль этого фактора: чем больше вы просиживаете в интернете, тем меньше времени посвящаете коммуникации офлайн. «Существуют свидетельства, — сказала Шакья в NPR, — что замена взаимоотношений в реальном мире на соцсети вредит психическому здоровью»{22}.
Шакья и Христакис также замерили офлайн-взаимодействия и обнаружили, что они ассоциируются с положительными эффектами, — эти результаты затем широко тиражировались в литературе по социальной психологии. Затем ученые отметили, что негативное влияние от Facebook сравнимо по величине с позитивным воздействием офлайн-общения — своеобразная рокировка.
Получается, проблема не в том, что социальные сети напрямую делают нас несчастными. Как следует из упомянутых позитивных исследований, определенная активность в социальных сетях умеренно оптимизирует наше состояние. Ключевая проблема в том, что они препятствуют социализации в реальном мире. Негативные исследования показывают, что чем больше времени вы уделяете социальным сетям, тем меньше тратите его на взаимодействия офлайн, что усугубляет этот дефицит значимости, — и самые рьяные пользователи с большой вероятностью оказываются одинокими и печальными. Небольшие подъемы настроения от поста на стене друга или лайка под его свежим фото в Instagram не могут соперничать с крупным ущербом, полученным от нехватки времяпровождения с тем же другом в реальном мире.
Как заключает Шакья: «Нам следует быть осторожными… если звук голоса или чашка кофе с другом заменяется лайком под постом»{23}.
Идея того, что общение в реальном мире обладает большей ценностью, чем онлайн-взаимодействия, не вызывает протеста. Наш мозг эволюционировал в период, когда коммуникация в принципе была возможна только офлайн и лицом к лицу. Как утверждалось ранее в этой главе, офлайн-общение чрезвычайно изобильно, так как требует от мозга обработки огромного количества такой тонкой аналоговой информации, как язык тела, выражение лица и тон голоса. Низкоинформативный треп, поддерживаемый множеством цифровых средств коммуникации, представляет собой симулякр подобной связи, но оставляет без дела большую часть наших высокопроизводительных систем социальной обработки — что сокращает способность этих инструментов удовлетворять нашу интенсивную социальность. Именно поэтому ценность, генерируемая комментариями на Facebook или лайками в Instagram, невелика (хотя она есть) по сравнению с ценностью аналоговой беседы или совместной деятельности в реальном мире.
У нас нет надежных данных о том, почему люди, получив доступ к цифровым средствам коммуникации, предпочитают онлайн-общение, но легко можно составить убедительные гипотезы, основанные на здравом смысле. Очевидным будет возложить вину на то, что онлайн-взаимодействия и проще, и быстрее, чем традиционные формы общения. Люди от природы склонны выбирать деятельность, которая требует меньше энергии на данный момент, даже если в долгосрочной перспективе этот выбор может принести ущерб, — так что мы в итоге пишем нашим братьям и сестрам сообщения, вместо того чтобы позвонить, и лайкаем фото новорожденного ребенка друга, вместо того чтобы заехать в гости.
Более тонкий эффект заключается в том, как цифровые средства коммуникации разрушают то офлайн-общение, которое остается в нашей жизни. Врожденный инстинкт создавать связи настолько силен, что сложно удержаться и не проверить девайс посреди беседы с другом или в процессе купания ребенка — что снижает качество более богатых взаимодействий, которые находятся прямо перед нами. Нашему аналоговому мозгу не просто найти различия между значением человека, который находится с нами в комнате, и тем, кто только что прислал нам новое сообщение.
И наконец, как подробно описано в первой части этой книги, многие из цифровых средств разработаны так, чтобы взламывать наши социальные инстинкты, создавая привлекательную зависимость. Когда вы проводите много часов в день, компульсивно кликая и листая, на более медленные взаимодействия остается куда меньше свободного времени. Компульсивное пользование обладает неким налетом социальности и может внушить вам ложное чувство, что с вашими отношениями уже все хорошо и дальнейшие действия ни к чему.
Само собой разумеется, что данный отчет не охватывает все возможные опасности цифровых средств коммуникации. Критики также указывают, что социальные сети могут заставить нас чувствовать себя отверженными или неполноценными, подпитывать изнуряющий гнев, воспламенять наши худшие первобытные инстинкты и, вероятно, даже осложнять сам процесс демократизации. Однако в оставшейся части этой главы я хочу избежать дискуссии о потенциальных патологиях вселенной социальных сетей и продолжить фокусироваться на нулевой сумме отношений между офлайн- и онлайн-взаимодействиями. Я верю, что это наиболее фундаментальная из проблем, вызванных эрой цифровой коммуникации, и главная ловушка, которую должен понимать минималист, старающийся успешно управлять плюсами и минусами этих новых средств.
Возрождая беседы
До настоящего момента мы обходились довольно неуклюжей терминологией, чтобы отличать взаимодействия посредством текстовых интерфейсов и мобильных экранов от традиционного аналогового общения, к которому человечество исторически стремится в ходе эволюции. Для дальнейшего продолжения темы я хочу позаимствовать немного полезной лексики у профессора Массачусетского технологического института, ведущего исследователя в области субъективного восприятия технологий Шерри Теркл. В своей книге Reclaiming Conversation («Возрождая беседы») 2015 года Теркл проводит различие между коннектом (это ее название низкоинформативных коммуникаций, определение для социальной онлайн-жизни) и беседой (гораздо более богатой, высокоинформативной коммуникацией, обозначающей соприкосновение людей в реальном мире). Теркл подтверждает наш тезис о том, что беседы исключительно важны:
Беседа лицом к лицу — это наша наиболее человеческая — и человечная! — деятельность. Полностью присутствуя друг для друга, мы учимся слушать. В беседе мы развиваем способность к эмпатии, переживаем радость от того, что нас услышали, от того, что нас поняли{24}.
В своей книге Теркл изучает «антропологические прецеденты», освещающие все тот же «побег от бесед», который был запечатлен в количественных исследованиях, приведенных выше в этой главе{25}. Таким образом исследовательница определяет конкретные признаки ухудшения состояния, вызванного заменой беседы на коннект.
Она, например, знакомит своих читателей с «историей болезни» учеников средней школы, у которых появились проблемы с эмпатией из-за недостатка практики чтения выражений лица во время беседы. Поучителен и опыт 34-летней коллеги Теркл, которая начала осознавать, что все ее онлайн-взаимодействия содержат изматывающий элемент спектакля, и это привело бедную женщину к той точке, где грань между реальным и воображаемым начинает размываться. В трудовом коллективе Теркл обнаруживает молодых сотрудников, чье убежище — электронная почта, потому что мысль о неструктурированном разговоре вызывает у них ужас. Между тем замена беседы сомнительным коннектом лишь увеличивает нежелательное напряжение в офисе.
Когда Теркл появилась в передаче «Отчет Кольбера», ведущий Стивен Кольбер задал ей «глубинный» вопрос, направленный в самое «сердце» ее доводов: «Разве все эти маленькие твиты, маленькие „глоточки“ коннекта не сливаются в одну большую беседу?»{26}. «Нет, — твердо ответила Теркл и пояснила: — Беседа лицом к лицу разворачивается медленно. Она учит терпению. Мы обращаем внимание на тон и нюансы»{27}. «Общаясь же посредством цифровых девайсов, мы приобретаем разные проблемы».
Как истинный цифровой минималист, Теркл подходит к этим проблемам с позиции не отказа от цифровых средств коммуникации, а разумного их использования. «Я не против технологий, — пишет она, — я за беседы»{28}. Теркл уверена, что люди способны внести необходимые изменения, чтобы добиться «процветания» беседы. Несмотря на «серьезность момента», она выражает уверенность: осознав масштаб проблемы при замене беседы на коннект, мы сумеем пересмотреть наши практики{29}.
Я разделяю оптимизм Теркл в том, что «минималистское» решение этой проблемы возможно. Однако я более пессимистичен по поводу количества усилий, которые для этого потребуются. В конце своей книги профессор предлагает серию рекомендаций, которые сводятся к необходимости выделения в вашей жизни большего «пространства» для качественных бесед. Рекомендации эти понятны, они вдохновляют, однако их эффективность вызывает вопросы. Как утверждалось ранее в этой главе, цифровые средства коммуникации, используемые без намерения, способны спровоцировать замену бесед коннектом. Если вы сперва не урегулируете свое увлечение интернет-перепиской, то попытки «втиснуть» в вашу жизнь больше бесед наверняка проалятся. Не получится просто оставить цифровую составляющую неизменной, добавив больше времени для аутентичных бесед, — потребуется более фундаментальная смена поведения.
Чтобы преуспеть в цифровом минимализме, вам нужно противостоять смещению баланса между беседами и коннектом тем способом, который покажется вам разумным. На страницах этой книги я представлю отчасти радикальное решение — своего рода философию социализации в цифровую эру. Я называю эту философию беседо-центрированной коммуникацией. Вы можете преобразовывать высказываемые мной идеи для согласования с уникальной реальностью вашей социальной жизни либо полностью их отвергнуть — но вам так или иначе придется искать решение этих достаточно агрессивных проблем.
Многие люди думают о беседе и коннекте как о двух разных стратегиях достижения общей цели развития своей социальной жизни. Они предполагают, что есть много разных способов поддерживать значимые отношения — начиная от традиционных разговоров лицом к лицу и заканчивая кликом на иконке сердца под постом друга в Instagram.
Философия беседо-центрированной коммуникации занимает более жесткую позицию. Она утверждает, что беседа — это единственная форма взаимодействия в контексте выстраивания отношений. Это может быть встреча лицом к лицу, видеочат или телефонный разговор — короче, все, что соответствует критериям Шерри Теркл о включенности детальных аналоговых сигналов, таких как тон вашего голоса и выражение лица. Текстовый и неинтерактивный форматы — все социальные сети, электронная почта, СМС и мгновенные сообщения — не считаются беседой и вместо этого должны быть категоризованы как просто коннект.
В рамках этой философии роль коннекта снижается до уровня логистики. Такая форма взаимодействия служит двум целям: помогает запланировать и организовать беседу или эффективно передает практическую информацию (например, место встречи или время приближающегося события). Коннект больше не альтернативен беседе; он лишь ее помощник.
Приняв идею беседо-центрированной коммуникации, вы сможете сохранить некоторые аккаунты в целях оперативной логистики. При этом вы избавитесь от привычки регулярно просматривать эти сервисы в течение дня, рассыпая лайки и короткие комментарии, или выкладывать собственные новые посты и навязчиво отслеживать фидбек. С учетом новых реалий почти не останется смысла оставлять эти приложения на вашем мобильном телефоне, где они по большей части лишь саботируют ваши попытки более глубоких взаимодействий. Продуктивнее будет «переселить» их на ваш компьютер и время от времени использовать для конкретных целей.
Таким образом, настроившись на беседо-центрированную коммуникацию, вы оставите мессенджеры лишь для сбора информации, координации общественных событий или получения быстрого ответа на вопрос, но не для бесконечных текстовых переписок в течение дня. В рамках рассматриваемой философии текстовое общение не удовлетворительная замена социализации — засчитывается только реальная беседа.
Заметьте: в стиле истинного минимализма беседо-центрированная коммуникация не предлагает вам отказаться от волшебных цифровых средств коммуникации. Напротив, эта философия признает, что такие средства могут внести значительные улучшения в вашу социальную жизнь. Благодаря новым приложениям стало значительно проще назначить встречу. Если вы неожиданно обнаружите, что свободны вечером выходного дня, то быстрый раунд текстовых сообщений поможет эффективно идентифицировать друга, который не против прогуляться с вами. Социальные сети также оповестят о прибытии в город старого приятеля, что побудит вас пригласить его на ужин.
Инновации в цифровом общении также предоставляют дешевые и эффективные способы обойти в стремлении к беседе такое препятствие, как расстояние. Когда моя сестра жила в Японии, мы регулярно общались по FaceTime, и решение совершить звонок базировалось на том же спонтанном побуждении, которое заставляет вас невзначай заскочить к родственнику, живущему через дорогу. В любой другой период человеческой истории такая возможность расценивалась бы как чудо. Словом, представленная в этой книге философия ничего не имеет против технологий — до тех пор, пока они используются для улучшения вашей социальной жизни в реальном мире, а не сокращают ее долю.
Должен предупредить, что беседо-центрированная коммуникация требует жертв. С принятием этой философии почти наверняка сократится число людей, с которыми вы находитесь в активных взаимоотношениях. Настоящая беседа занимает время, и общее количество тех, с кем вы сможете поддерживать этот стандарт, будет значительно меньше, чем количество тех, на кого вы подписаны, кого репостите, лайкаете, кому время от времени отправляете сообщения и кого периодически комментируете. Когда вы перестанете считать перечисленные активности значимыми взаимодействиями, ваш социальный круг сперва, как будет казаться, сократится.
Иллюзия сокращения, однако, иллюзорна. Как я утверждаю на протяжении всей данной главы, беседы — это хорошая штука: будучи людьми, мы жаждем бесед, они предоставляют нам чувство общности, и их число необходимо увеличивать. Коннект же, хотя и кажется привлекательным в определенный момент, на деле дает очень мало из того, в чем мы нуждаемся.
В первые дни после принятия беседо-центрированного образа мысли вы, возможно, будете скучать по тому, что Стивен Кольберт проницательно окрестил «маленькими глоточками коннекта», а внезапная потеря слабых связей с «окраинами» вашей социальной сети может вызвать чувство одиночества. Но по мере того как вы будете отдавать освободившееся время беседам, богатство последних сильно перевесит то, от чего вы отказались. В своей книге Шерри Теркл приводит результаты исследований на эту тему. Обнаружилось, что даже пяти дней кемпинга без телефонов и интернета достаточно, чтобы вызвать значительные улучшения в самочувствии испытуемых и их ощущении общности{30}. Немного прогулок с другом, приятно извилистых телефонных разговоров — и вы удивитесь, как могли раньше отвернуться от сидящего перед вами человека, чтобы оставить комментарий под фото в Instagram кузена.
Независимо от факта принятия предложенной мной философии беседо-центрированной коммуникации я надеюсь, что вы согласитесь с утверждением: углубление противоречий между нашей глубокой человеческой социальностью и современными цифровыми средствами коммуникации чревато опасностями и может создать значительные проблемы в вашей жизни, если вовремя не остановиться. Нельзя ожидать, что приложение, выдуманное в комнате общежития или среди столов для пинг-понга в инкубаторе Кремниевой долины, может успешно заменить богатство взаимодействий, которое люди кропотливо развивали на протяжении тысячелетий. Наша социальность слишком сложна, чтобы переложить ее реализацию на социальные сети или сократить до мгновенных сообщений и смайликов.
Любой цифровой минималист должен управлять своими отношениями с цифровыми средствами соответствующим образом. Будучи сторонником беседо-центрированного метода, я уверен, что любая попытка выстроить «двухэтажный» подход к общению — объединить цифровую коммуникацию с традиционной аналоговой беседой — в конечном счете провалится, однако воздержусь от догматизма в этом пункте. Ключевым можно считать намерение, стоящее за вашим выбором, а детали уже не так важны.
В помощь моим минималистским размышлениям предлагаю конкретные практики, которые помогут вам возродить беседы. Я не принуждаю вас и не претендую на истину, а лишь знакомлю с типами решений, которые помогут вам вернуться к заложенному в нас природой средству коммуникаций.
Практика: не жми лайк
Вопреки популярному мифу, Facebook не изобретал кнопку «лайк». Эта честь принадлежит почти забытому сервису FriendFeed, который ввел данный элемент в обиход в октябре 2007 года{31}. Но только когда гораздо более популярный Facebook представил иконическую кнопку с большим пальцем вверх шестнадцать месяцев спустя, траектория социальных сетей изменилась навсегда.
Первый анонс, опубликованный корпоративным сотрудником по связям с общественностью Кэти Чан зимой 2009 года, раскрывал скромную мотивацию введения этого новшества. Как объясняла Чан, многие посты на Facebook получали большое число комментариев, которые сообщали примерно одно и то же; например «Круто!» или «Мне нравится!». Кнопка «лайк» была представлена как более простой способ выразить одобрение поста, резервируя комментарии для более интересных замечаний{32}.
Как я показал в первой части книги, из этих честных начинаний кнопка «лайк» эволюционировала в «фундамент», на котором Facebook перестроил себя из забавного развлечения в цифровую слот-машину, господствующую над временем и вниманием пользователя. Новый поток индикаторов социального одобрения создал у пользователей почти непреодолимый притягательный импульс постоянно проверять свой аккаунт. Это предоставило Facebook намного более детализированную информацию о ваших предпочтениях. Алгоритмы машинного обучения разложили ваш человеческий образ на статистические «щепки» и использовали их для проталкивания таргетированной рекламы и навязчивого контента. Неудивительно, что почти все остальные крупные медиаплатформы вскоре последовали примеру Facebook и FriendFeed, добавив элемент одобрения «в один клик» на свои сервисы.
Итак, кнопка «лайк» оказалась благодатью для компаний и нанесла существенный вред человеческой потребности в реальной беседе. В рамках точного определения информационной теории нажатие лайка — это наименее информативный тип нетривиальной коммуникации, предоставляющий минимальный один бит информации о статусе отправителя (человека, который кликнул на иконку под постом) по отношению к получателю (человеку, который опубликовал пост).
Ранее я приводил обширные исследования, подтверждающие, что человеческий мозг эволюционировал, чтобы перерабатывать океан информации, генерируемой взаимодействиями лицом к лицу. Заменить этот богатейший поток на один-единственный бит — это максимальное оскорбление нашей природной «машинерии» социальной обработки. Сказать, что это все равно что водить «Феррари» со скоростью ниже разрешенной, будет преуменьшением; скорее обмен лайками похож на буксировку «Феррари» с помощью осла.
Вместо того чтобы смотреть на эти простые клики как на забавный способ поощрить друга, расценивайте их как яд, отравляющий ваши попытки культивировать значимую социальную жизнь. Проще говоря, откажитесь от них. Не жмите лайк. Никогда! И заодно прекратите оставлять комментарии под постами. Никаких «Как мило!» или «Как круто!» Храните молчание.
Я неспроста занимаю настолько жесткую позицию по отношению к этим внешне безвредным действиям. Они приучают вас к тому, что коннект — это достойная альтернатива беседе. В результате роль взаимодействий с низкой ценностью неизбежно будет расти до тех пор, пока не начнет вытеснять высокоценную социализацию. Сказав «нет» лайкам, вы дадите четкий сигнал своему сознанию: беседы — это единственный действенный способ коммуникации. Не позволяйте блестящим штучкам на экране отвлечь вас от реальности! Как я упомянул ранее, вы, конечно, можете попытаться сбалансировать оба типа взаимодействий, но помните: у большинства людей такая попытка ни к чему не приводит.
Некоторые беспокоятся, что внезапное воздержание от «поглаживаний» рассердит членов их социального круга. Одна моя собеседница запротестовала: отсутствие комментария под новой фотографией ребенка подруги та расценит как черствую оплошность. Что ж, если эта дружба важна, возразил я, лучше потратьте время на реальную беседу. Визит к новоиспеченной матери будет для вас обеих значительно более ценным, чем короткое «вау!» в потоке комментариев.
Решив вернуться к традиционным беседам, предупредите ваш виртуальный круг френдов о своем решении. Заявив о своем намерении свести к минимуму активность в соцсетях, вы избежите жалоб, которые может вызвать эта политика. Дама, о которой я говорил выше, например, в итоге принесла своей подруге с ребенком домашний обед. Этот знак внимания укрепил их отношения больше, чем сотня быстрых лайков.
Конечно, отказ от иконок и комментариев будет означать, что люди, с которыми вы общаетесь исключительно виртуально, неизбежно сойдут с вашей социальной орбиты. Мой совет: позвольте им уйти. Идея о ценности поддержания большого количества слабых связей — это по большей части изобретение последнего десятилетия, осколки цветистых «приманок», необдуманно вброшенных в общество. На протяжении всей своей истории люди жили богатой и насыщенной социальной жизнью, не нуждаясь в ежемесячных отправлениях нескольких бит информации «шапочным» знакомым школьных времен. Один академик, изучающий социальные медиа, сказал: «Не думаю, что мы приспособлены сохранять связь с таким количеством людей»{33}. Иными словами, ничего ощутимого из вашей жизни не пропадет, если вы вернетесь к устойчивому состоянию предков.
Итак, став цифровым минималистом, вы вернетесь к соцсетям? Вопрос сложный и зависит от разных факторов. Независимо от вашего решения я советую вам следовать базовому правилу: не используйте соцсети как инструмент для низкокачественных общественных «поглаживаний». Проще говоря, не жмите и не комментируйте! Эта простая схема изменит к лучшему вашу социальную жизнь.
Практика: объединенная переписка
Ощутимое препятствие в попытке перевести вашу социальную жизнь с коннекта обратно на беседы — степень активизации текстового общения, будь то СМС-сообщения, iMessage, мессенджер Facebook или WhatsApp. Шерри Теркл, которая исследовала использование мобильных с самого начала эры смартфонов, таким образом описывает эту реальность:
Телефоны оказались в полном смысле «вплетены» в обязательства дружбы… Быть другом — это значит быть «на связи» то есть привязанным к своему мобильному, готовым оказать внимание онлайн{34}.
В прошлой практике я рекомендовал вам прекратить взаимодействия с друзьями посредством лайков и комментариев. Кого-то такой радикализм наверняка шокировал, но описание преимуществ замены этих малозначимых кликов более ценными беседами делает возможным принятие этих изменений. Покинуть же мир текстовых сообщений для большинства непросто. Дружба может не требовать лайков на Facebook, но если вы младше определенного возраста, то она, вероятно, требует переписки. Быть не «на связи» в этом случае означает серьезное отречение.
Выше я утверждал, что текстовая переписка не может в полной мере удовлетворить стремление нашего мозга к реальной беседе. Однако чем больше вы переписываетесь, тем менее необходимым будете считать настоящий разговор лицом к лицу и, более того, во время него, вероятно, продолжите проверять сообщения на вашем телефоне, что уменьшит ценность общения тет-а-тет. Таким образом, мы имеем дело с приложением, обязательным для нашей социальной жизни, которое при этом снижает ценность общения. Я хочу предложить компромисс, который уважает как вашу потребность быть «на связи», так и вашу человеческую тягу к реальной беседе, — объединенную переписку.
Эта практика предполагает, что вы по умолчанию держите свой телефон в режиме «Не беспокоить». На айфонах и на девайсах на андроиде этот режим отключает уведомления о пришедших сообщениях. Если вы беспокоитесь о чрезвычайных ситуациях, то легко можно изменить настройки так, чтобы вызовы от избранных контактов (ваш супруг, школа ваших детей) проходили без изменений. Вы также можете установить расписание, по которому телефон будет автоматически переключаться в этот режим в заранее запланированные периоды.
Текстовые сообщения при этом уподобляются электронной почте: чтобы увидеть, написал ли вам кто-то, необходимо разблокировать телефон и открыть приложение. Запланируйте специальное время для переписки, в течение которого вы просматриваете все сообщения, накопившиеся с последней проверки; при необходимости отвечаете и, возможно, даже обмениваетесь короткой серией сообщений, после чего извиняетесь, что вам пора удалиться, переводите телефон обратно в режим «Не беспокоить» и продолжаете свой день.
Ввести эту практику целесообразно по двум причинам. Во-первых, вы сможете больше присутствовать в настоящем, вместо того чтобы переписываться. Как только вы перестанете расценивать текстовое общение как бесконечную беседу, за которой нужно постоянно «присматривать», вам станет гораздо проще концентрироваться на деятельности вокруг вас и наслаждаться взаимодействием в реальном мире. Вероятно, вам удастся снизить степень собственной тревожности, так как наш мозг не очень хорошо реагирует на постоянно прерывающуюся коммуникацию (значение состояния одиночества описано в предыдущей главе).
Во-вторых, описываемая практика выводит природу ваших отношений на новый уровень. Имея возможность в любой момент возобновить несвязную «псевдобеседу по переписке», ваши друзья и члены семьи, как правило, удовлетворены этими отношениями. Подобные взаимодействия создают видимость близкой связи (хотя на самом деле они далеки от этого), что вызывает нежелание «инвестировать» время в более значимые встречи.
Если же вы проверяете свои сообщения только время от времени, ситуация меняется. Друзья все еще могут задавать вам вопросы и получать ответ спустя разумный промежуток времени или отправлять вам напоминания. Но эти более асинхронные взаимодействия больше не создают фальшивого впечатления реальной беседы. В результате пользователи на «обоих концах» получают мотивацию заполнить эту пустоту более ценными взаимодействиями, так как при отсутствии быстрой переписки виртуальные отношения покажутся «урезанными».
Другими словами, усложнение «текстовой» связи с вами может парадоксальным образом упрочить ваши отношения, хоть и сделает вас (слегка) менее доступным для тех, о ком вы заботитесь. Это важное уточнение: ведь многие боятся, что при ограничении легковесного коннекта их отношения пострадают. Заверяю вас, что на самом деле уменьшение доступности только укрепит наиболее дорогие для вас связи. Вы можете стать для своих собеседников единственным, кто регулярно разговаривает с ними, формируя гораздо более глубокие отношения, чем те, что выражены сотнями восклицательных знаков и пиксельных смайликов.
Необходимо, однако, отметить, что практика объединенной переписки может создать и некоторые затруднения. Если люди привыкли завладевать вашим вниманием в любое время, то отстранение может вызвать шок. Подобные беспокойства легко разрешить: известите своих абонентов, что проверяете сообщения несколько раз в день, так что при необходимости срочно с вами связаться они всегда могут позвонить (настройки режима «Не беспокоить» помогут фильтровать звонки от представителей избранного списка контактов). Это предупреждение успокоит возможные волнения о вашей доступности, при этом вы останетесь свободными от «кабалы» мессенджеров.
В заключение давайте признаем: текстовая переписка — это удивительная инновация, которая делает нашу жизнь более удобной. Но она превращается в проблему, когда ее начинают считать альтернативой реальной беседы. Держа свой телефон в режиме «не беспокоить» и проверяя переписку по регулярному графику, вы сможете пользоваться всеми преимуществами приложений.
Практика: устанавливаем «приемные часы» для бесед
Уже больше ста лет телефоны предоставляют возможность вступать в высококачественные беседы сквозь большие расстояния. Это выдающееся изобретение помогло удовлетворить социальные стремления в эпоху, в которой человеческая жизнь перешагнула рамки сплоченных племенных коллективов. Немалую проблему, конечно, создает неудобство организации телефонных звонков. Я до сих пор живо помню свое детское беспокойство во время звонков друзьям — я не знал, кто из членов их семьи возьмет трубку и как они отреагируют на мое вторжение. Именно поэтому не удивляет, что, как только появились более простые средства коммуникации — текстовые сообщения, электронная почта, — люди с энтузиазмом променяли проверенный временем метод ведения беседы на низкокачественный коннект (Шерри Теркл называет этот эффект «телефонофобией»){35}.
К счастью, существует простая практика, которая позволит вам обойти эти неудобства и упростит возможность регулярно наслаждаться телефонной беседой. Я почерпнул ее от технического директора из Кремниевой долины, который изобрел новую стратегию для поддержания высококачественных контактов с друзьями и семьей: он известил их, что всегда доступен для телефонных разговоров в 17:30 по будням. Не надо планировать звонок или сообщать ему, что вы собираетесь позвонить, — наберите номер. Как оказалось, в 17:30 он начинает свой путь домой по автомобильным пробкам в районе залива Сан-Франциско. В какой-то момент он решил, что хочет с пользой проводить это ежедневное заточение в машине, потому и появилось «Правило семнадцати тридцати».
Логистическая простота этой системы дала возможность тому директору легко сменить времязатратный, низкокачественный коннект на беседы с высокой ценностью. Если вы напишете ему, задавая вопрос, требующий развернутого ответа, он ответит: «Я буду рад это обсудить. Позвони мне в 17:30 в любой удобный день». Так, когда я посещал Сан-Франциско несколько лет назад и хотел договориться с ним о встрече, он ответил, что я могу связаться с ним по телефону в 17:30, чтобы мы могли продумать совместный план. Желая побеседовать с человеком, которого давно не видел, он отправляет короткое сообщение: «Я бы хотел узнать, что сейчас происходит в твоей жизни, давай созвонимся как-нибудь в 17:30». Я полагаю, что его друзья и члены семьи уже давно усвоили «Правило семнадцати тридцати». Звоня ему, они чувствуют себя более комфортно, чем при звонке другим знакомым, так как уверены: в данное время абонент доступен и рад ответить на их звонок.
Этот директор наслаждается более полной социальной жизнью, чем большинство знакомых мне людей, хотя и работает над сложными стартапами, которые отнимают много времени. Устранив большую часть неудобств, связанных с организацией полноценной беседы, он легко удовлетворяет свою человеческую потребность в общении. Я рекомендую вам последовать его примеру и «застолбить» собственные приемные часы для бесед. Выберите определенное время в определенные дни, в течение которого вы всегда доступны для общения. В зависимости от того, где вы находитесь в это время, беседы могут проходить исключительно по телефону или допускать личную встречу. Озвучьте эти «приемные часы» своим близким. Если кто-нибудь будет побуждать вас к низкокачественному коннекту, сообщите, что они могут позвонить или встретиться с вами в ваши «приемные часы» в удобный для них день.
Я наблюдал несколько отлично работающих вариаций этой практики. Использовать время в пути с работы для телефонных разговоров, как сделал технический директор, о котором рассказано выше, — это хорошая идея, если вы работаете по регулярному графику. Кроме того, пользуется популярностью время пребывания в кофейне. Выберите время на каждой неделе, в течение которого вы сидите за столиком в вашей любимой кофейне с газетой или хорошей книгой. Однако чтение — это запасной план. Оповестите знакомых о том, что в данное время вас всегда можно найти в этом месте, — и вскоре появятся те, кто пожелает к вам присоединиться. Впервые я стал свидетелем этой стратегии в кофейне городка, где я вырос. Небольшая группа мужчин лет сорока пяти — пятидесяти занимала столик субботним утром и в течение дня «затягивала» в свои беседы друзей, заглянувших в кофейню. Вам ничего не мешает последовать их примеру.
Я также встречал людей, которые используют для общения долгие ежедневные прогулки. Так, Стив Джобс любил пройтись по засаженным деревьями окрестностям Кремниевой долины, где стоял его дом. Если вы входили в число его близких знакомых, то могли ожидать приглашения присоединиться к нему для бесед, без сомнения очень насыщенных. По иронии, изобретатель айфона не испытывал желания поддерживать важные отношения посредством бесконечной цепочки цифровых сигналов.
Поделюсь и собственным опытом. Как препдаватель, я должен выделять время раз в неделю для того, чтобы студенты могли прийти ко мне со своими вопросами. Еще работая в Джорджтаунском университете, я постарался увеличить продолжительность этих «приемных часов», объявив себя доступным для всех «обитателей» Джорджтауна. Когда студент присылает мне вопрос, спрашивает совета или хочет поговорить об одной из моих книг, я сообщаю ему о своих регулярных «приемных часах» со словами: «Заходите или звоните!» И желающие заходят. В результате я чаще общаюсь со студентами, чем назначая им индивидуальные встречи.
«Приемные часы» для бесед, без сомнения, улучшат вашу социальную жизнь, потому что они обходят главнейшее препятствие — беспокойство, что незапланированный звонок доставит неудобства. Люди жаждут реальных бесед, но страх «побеспокоить» невовремя часто заставляет их отказаться от задуманного. Установив «приемные часы» для бесед, вы будете приятно удивлены качеством вашего общения!
Глава 6. Восстановление досуга
Досуг и комфортная жизнь
В своей «Никомаховой этике»[29], составленной еще в IV веке до нашей эры, Аристотель задается вопросом, актуальным и по сей день: «Как жить хорошо?» Ответ на него кроется в десяти томах «Этики». Большая часть первых девяти посвящена тому, что Аристотель называет «нравственными добродетелями», например выполнению своих обязанностей или справедливым действиям в спорных ситуациях и мужественным — в минуты опасности. Однако в последней, десятой, книге Аристотель отступает от освещения героических добродетелей и делает радикальный поворот в своих рассуждениях: «Наилучшая и доставляющая наибольшее удовольствие — жизнь, подчиненная уму»{1}. Она же, по его мнению, и самая счастливая, потому что созерцание — это «деятельность, которую любят во имя нее самой, ибо от нее ничего не бывает, кроме осуществления самого созерцания»{2}. В этом смелом утверждении Аристотель определяет, возможно, впервые в истории письменной философии концепцию, которая сохраняется на протяжении тысячелетий и продолжает резонировать с нашим пониманием человеческой природы до сего дня: хорошо прожитая жизнь требует деятельности, которая не служит никаким другим целям, кроме удовлетворения того, что сама порождает.
Как поясняет в своей современной интерпретации «Этики» философ Массачусетского технологического института Киран Сетия, если ваша жизнь состоит только из действий, «ценность которых зависит от наличия проблем, трудностей, потребностей, которые эти действия стремятся решить»{3}, вы уязвимы перед экзистенциальным отчаянием, которое возникает в ответ на неизбежный вопрос: разве в этом смысл жизни? Он отмечает, что один из способов избежать этого отчаяния — следовать за Аристотелем по пути, который обеспечит вам «источник внутренней радости»{4}.
Эту деятельность, приносящую радость, в читаемой вами главе я называю высококачественным досугом. Она играет главную роль в достижении хорошей жизни (идея, которая — напоминаю! — появилась более 2000 лет назад). И я убедился на личном примере: для успешного решения проблем современного цифрового мира необходимо понимать и применять основные идеи этой древней мудрости.
Чтобы объяснить заявленную мной связь между высококачественным досугом и цифровым минимализмом, я для начала расскажу о связанном с этим феномене. Те из нас, кто интересуется пересечением технологии и культуры, хорошо знают небольшой, но популярный журналистский поджанр, описывающий опыт временного перерыва. Эти отважные «первопроходцы» почти всегда отмечают, что «отключение» вызывает эмоциональное расстройство. Вот что, например, сказал Майкл Харрис, описывающий свой недельный опыт жизни без интернета и услуг сотовой связи в деревенской хижине:
К концу второго дня… я соскучился по всем. Я скучал по своей кровати, по телевизору, по Кенни и старому доброму Google. В течение часа я безнадежно смотрел на океан, похожий на жидкий металл, и чувствовал сильное желание переключать каналы каждые десять минут. Но передо мной текла одна и та же вода. Мучение!{5}.
Подобное расстройство часто определяется как синдром абстиненции или отмены, испытываемый зависимым. («Я знал и помнил о трудностях, что следует ожидать симптомов отмены», — пишет Харрис далее о своем опыте{6}.) Верна ли эта интерпретация? Психологические силы, побуждающие нас к использованию приложений, обычно определяются как умеренная поведенческая зависимость. Она делает приложения манящими, если они находятся рядом, но не настолько серьезна, как, например, химическая зависимость. Это различие объясняет, почему «информационные» расстройства часто описываются более размыто и абстрактно, нежели сильная и специфическая тяга, которую испытывает «классический» наркоман.
И дело не в том, что Харрис скучал по какой-то особой онлайн-деятельности (как, например, курильщик без сигарет), — ему было некомфортно не иметь доступа в интернет в принципе. Это важное различие для понимания продуктивной связи между Аристотелем и цифровым минимализмом. Чем глубже я изучаю эту тему, тем очевиднее, что низкокачественные цифровые раздражители значат в жизни многих людей больше, чем они себе это представляют. В последнее время рабочие обязанности расширяются, а общинные традиции деградируют, и все большее число людей не в состоянии обеспечивать себе высококачественный досуг, в котором, по мнению Аристотеля, заключается основа для человеческого счастья. В итоге возникает пустота, которая была бы невыносимой, если бы не цифровой шум, помогающий ее игнорировать. Теперь пробел между работой, семейными обязанностями и сном легко заполнить, вынув смартфон или планшет и обездвижив себя бессмысленным пролистыванием и постукиванием. Сооружение барьеров против экзистенции — это не новость. До появления YouTube бессмысленное телевидение и пьянство помогали, да и до сих пор помогают избежать глубокого размышления. Но особенно эффективны для впадания в бездумное «забытье» передовые технологии экономики внимания, возникшей в XXI веке.
Иными словами, Харрису стало непривычно не потому, что он вдруг оказался лишен определенной цифровой привычки, а из-за незнания, что делать с самим собой при исчезновении доступа к миру взаимосвязанных экранов.
Тем, кто хочет преуспеть в цифровом минимализме, нельзя игнорировать этот факт. Прежде чем начать избавляться от цифровых раздражителей, убедитесь заранее, что вам есть чем заполнить пустоту, которую они помогали игнорировать. В противном случае вас ждут неприятные эмоции, а то и полный провал задуманного. Именно поэтому самые успешные цифровые минималисты начинали преобразование с пересмотра своих занятий в свободное время. Другими словами, прежде чем отбросить худшие из своих цифровых привычек, они разрабатывали высококачественный досуг. На деле многие минималисты подтверждают: цифровые привычки, которые они ранее считали неотъемлемой частью своего дня, оказывались бессмысленными, как только эти люди начинали тщательнее продумывать и планировать свое свободное время. Когда пустота заполнена, больше не нужно отвлекаться на то, чтобы избежать ее.
Вдохновившись этими наблюдениями, я хотел бы помочь вам создать высококачественный досуг. В трех следующих друг за другом разделах я расскажу, с помощью каких критериев определяются наиболее полезные виды досуга. Затем мы рассмотрим несколько парадоксальную роль новых технологий. Далее я приведу набор конкретных приемов, которые помогут вам начать совершенствование своего времяпрепровождения.
Принцип Беннета
Исследование высококачественного досуга стоит начать в так называемом FI-сообществе. За аббревиатурой FI кроется английское выражение financial independence[30], подразумевающее денежное состояние, в котором активы приносят достаточно дохода для покрытия расходов на проживание.
Многие люди рассматривают FI как цель, достигаемую в пенсионном возрасте или, возможно, после получения огромного наследства. Но в последние годы интернет помог возродить FI-сообщество, которое сейчас состоит в основном из молодых людей, осваивающих короткие пути к финансовой свободе благодаря крайней бережливости.
По большей части внимание к движению FI 2.0 сосредоточено на его основополагающей финансовой концепции[31], однако эти детали не имеют отношения к нашему исследованию. Любопытно другое: эти финансово независимые молодые люди представляют собой отличные практические примеры для изучения высококачественного досуга. Во-первых, по достижении FI у вас внезапно появляется гораздо больше свободного времени, чем у обычного человека. Во-вторых, поворотное решение обрести FI в молодом возрасте, которое обычно приводит к радикальным изменениям в образе жизни, принимается молодыми людьми, необычайно обеспокоенными тем, как они проживают свои лучшие годы. Сочетание большого количества свободного времени и приверженности осмысленной жизни делает эту группу людей идеальным источником информации об эффективном отдыхе.
Для начала давайте изучим привычки неформального лидера движения FI 2.0 — бывшего инженера Пита Адени. Он стал финансово независимым в тридцать с небольшим лет и теперь ведет блог о своей жизни под намеренно самоуничижительным псевдонимом Мистер Денежные Усы (Mr. Money Mustache). Обретя финансовую независимость, Пит не стал наполнять свою жизнь всевозможными видами пассивного досуга, как другие юноши, — видеоиграми, просмотром спортивных состязаний, веб-серфингом, долгими посиделками в баре… Напротив, он воспользовался возникшей свободой, чтобы стать еще активнее.
У Пита нет телевизора, он не подписан на Netflix или Hulu. Иногда он смотрит фильм из Google Play, но чаще всего его семья не использует гаджеты для развлечения. Большую часть свободного времени он проводит за работой над проектами. Предпочтительно не дома. Пит объясняет свою философию досуга у себя в блоге следующим образом:
Никогда не понимал радости смотреть, как другие соревнуются в спорте. Не люблю туристические достопримечательности, не сижу на пляже, за редким исключением, когда нужно построить большой замок из песка, и мне плевать на то, чем занимаются знаменитости и политики… Вместо этого я, кажется, получаю удовольствие только от создания чего-то. Или, лучше сказать, от решения задач и совершенствования чего-либо{7}.
За последние годы Пит отремонтировал дом, построил во дворе небольшую студию для занятий музыкой. Завершив эти проекты и стремясь найти больше «ям для копания» и «стен для стучания», он несколько импульсивно купил разрушенное торговое здание на главной улице родного Лонгмонта, штат Колорадо. Теперь он превращает его, как сам шутит, во Всемирную штаб-квартиру Мистера Денежные Усы{8}. Чем именно станет это пространство после завершения, еще не совсем ясно, но конечная цель не так важна; кажется, он ввязался в авантюру в значительной степени из-за процесса. Пит резюмирует свою философию досуга следующим образом: «Если вы оставите меня в покое на один день… я прекрасно проведу время, занимаясь плотницкими работами, спортом, писательством, игрой на инструментах в студии, составлением списков дел и выполнением их»{9}.
Похожей любовью к действию наполнена жизнь Лиз Темза, которая также достигла финансовой независимости в возрасте чуть за тридцать. Сейчас она ведет блог об этом на популярном сайте Frugalwoods. Обретя финансовую свободу, Лиз и ее муж Нейт вышли на новый уровень активного времяпрепровождения — они покинули свой дом в оживленном Кембридже, штат Массачусетс, и переехали в усадьбу с территорией около 30 соток, расположенную на склоне небольшой горы в сельском Вермонте.
Как объяснила мне Лиз, когда я спросил ее об этом решении, переезд не был легким выбором. Усадьба постоянно требует хозяйских рук. Необходимо следить за длинной гравийной дорогой. Если дерево повалило ветром, его нужно распилить и убрать, несмотря на погоду. Во время снегопада приходится часто чистить дорожки, иначе снега станет так много, что трактор не справится, и в итоге все обитатели усадьбы будут заблокированы, а это совсем не весело — ближайшие соседи живут далеко, хоть и в пешей доступности, а у Лиз и Нейта нет сотовой связи, чтобы попросить о помощи{10}.
Они отапливают дом дровами со своего участка, заготовка которых также требует немалых усилий. «Все лето мы проводим за сбором древесины, — говорит Лиз. — Нужно пойти в лес, найти подходящие деревья, повалить их, затем распилить, перенести, расколоть и сложить поленницу, а еще внимательно следить за тем, как растапливается печь». И, как выяснилось, если вы хотите наслаждаться красивыми полями вокруг, «нужно косить… много косить».
Опыт Пита и Лиз наводит на, возможно, неожиданное открытие: когда финансово независимым людям предоставляется большое количество свободного времени, они часто добровольно наполняют эти часы тяжелой физической работой. Это пристрастие к физической активности вместо традиционных способов релаксации может показаться некоторым излишне утомительным, но для Пита и Лиз вполне имеет смысл.
Пит, со своей стороны, предлагает три «оправдания» своей напряженной жизни: это недорого, полезно, поскольку предусматривает дополнительные физические упражнения, а также способствует укреплению психического здоровья («Бездеятельность вгоняет меня в депрессию», — объясняет Пит){11}. Лиз дает аналогичные объяснения своему свыканию с деревенскими хлопотами. Но именует она их по-другому — «добродетельные хобби» — и подчеркивает, что в деятельности, которая кому-то покажется тяжелой, на самом деле есть множество преимуществ.
Рассмотрим, например, усилия, необходимые для расчистки дорожек на лесистом участке. Как объяснила мне Лиз: «У нас есть собственность, и мы хотим гулять по ней. Чтобы прогулки доставляли больше удовольствия, необходимо расчищать тропы, поэтому мы регулярно обходим территорию с бензопилой — спиливаем сухие деревья, подрезаем кустарники». От обычной работы эта деятельность все же имеет несколько отличий. Лиз поясняет: «Мозг отдыхает, в отличие от сидения за компьютером… Бытовые проблемы, конечно, тоже требуют решения, но несколько иного». Кроме того, заготовка дров или расчистка дороги — отличные физические упражнения, которые к тому же тренируют новые навыки. «Научиться управляться с бензопилой не так-то просто», — замечает Лиз. В конце концов, получаешь удовлетворение от прогулок по чистым тропам. Лиз говорит: «Неожиданно такое утомительное занятие может оказаться значительно более приятным и результативным, чем пассивный серфинг в Twitter».
Члены сообщества FI, конечно, не первые, кто оценил преимущества активного отдыха. Весною 1899 года Теодор Рузвельт, выступая в чикагском клубе «Гамильтон», произнес знаменитую фразу: «Я хочу проповедовать не доктрину постыдной праздности, но доктрину напряженной жизни»{12}. Рузвельт практиковал то, что проповедовал. Будучи президентом, он регулярно занимался боксом (до тех пор, пока однажды от сильного удара у него не отслоилась сетчатка левого глаза), джиу-джитсу, плавал зимой в реке Потомак и читал по одной книге в день. Он был не из тех, кто сидит сложа руки и расслабляется.
Десятилетие спустя Арнольд Беннет развил идею активного отдыха в своем коротком, но убедительном руководстве по «самопомощи» How to Live on 24 Hours a Day («Как прожить 24 часа в день»). В своей книге Беннет отмечает, что среднестатистическому лондонскому служащему — представителю среднего класса, работающему восемь часов в день, остается еще шестнадцать часов, в течение которых он, как и любой другой джентльмен, свободен заниматься багой деятельностью. Беннет сетует, что, хотя период бодрствования в эти свободные от работы часы может быть посвящен обогащающему и активному отдыху, большинство растрачивает его впустую (а то и хуже) из-за легкомысленного времяпрепровождения: курения, безделья, поглаживания пианино (вместо игры на нем) и, возможно, знакомства с «хорошим виски»{13}. После такого бестолкового вечера (викторианский вариант «залипания» в iPad) «развлекавшийся», по словам Беннета, в изнеможении падает в постель, и все предоставленное ему время «испарилось как по волшебству, безвозвратно»{14}.
Беннет утверждает, что эти «послерабочие» часы пойдут на трудный и добродетельный досуг. Будучи британским снобом начала XX века, он предлагает сосредоточиться на чтении сложной литературы и строгом самоанализе. Беннет исключает романы, так как они «никогда не требуют какого-либо заметного умственного напряжения»{15}. Стоящий вариант досуга, по его мнению, должен подразумевать большую «умственную работу» — и только во вторую очередь получение наслаждения (Беннет рекомендует сложную поэзию){16}. Он также не допускает, что часть этого свободного времени может быть посвящена уходу за детьми или работе по дому. Руководство написано для британских мужчин среднего класса в начале XX века, которым, как и Беннету, конечно же, никогда не приходилось беспокоиться о таких «прозаических» вещах.
Понятно, что, исследуя активный досуг в XXI веке, мы можем игнорировать некоторые советы Беннета. Но меня больше интересует неустаревающая часть аргумента, которым Беннет защищает от противников свои рекомендации по поводу напряженной умственной работы:
Простите, что? Вы считаете, что шестнадцать часов, проведенных с полной отдачей, снизят продуктивность восьми рабочих? Как бы не так! Наоборот, это несомненно увеличит ее. Одна из главных вещей, которую должен усвоить мой типичный джентльмен, заключается в том, что ум способен к непрерывной тяжелой работе; он не устает, как рука или нога. Все, что ему нужно, — это разнообразие, а не отдых, не считая сна, конечно{17}.
Беннет утверждает, что, тратя больше энергии во время отдыха, человек в итоге еще больше заряжаетесь ею. Он, если так можно выразиться, «перетрансформировал» старое бизнес-выражение «Вы должны тратить деньги, чтобы их зарабатывать» в рекомендацию по личностному развитию.
Эта идея, которую при отсутствии лучшего термина мы назовем принципом Беннета, — убедительная основа для активной жизни, о которой говорится в этом разделе. Пит Адени, Лиз Темза и Теодор Рузвельт приводят различные доводы в пользу своего энергичного досуга. Все они основаны на одном и том же общем принципе: ценность времяпрепровождения часто пропорциональна затраченной на него энергии. Некоторые считают, что после трудного дня в офисе нет большего наслаждения, чем вечер, полностью лишенный планов или обязательств, — но через несколько часов бессмысленного просмотра телевизора или серфинга в Сети ощущают себя еще более уставшими, чем в начале. Как посоветовал бы вам Беннет (а Пит, Лиз и Тедди подтвердили бы его слова), проведя вечер по окончании трудового дня за каким-либо делом, пускай даже трудным, вы с большой вероятностью почувствуете себя отдохнувшим.
Собрав воедино все рассмотренные выше мысли, мы формулируем наш первый урок создания высококачественного досуга.
Урок досуга № 1: Установите приоритет активной деятельности над пассивным потреблением.
Ремесло и удовлетворение
Любой разговор о качественном отдыхе в итоге сводится к теме ремесла. В нашем контексте «ремесло» подразумевает какой-либо вид деятельности, где человек применяет свои навыки и умения, чтобы создать что-то ценное. Изготовление красивого стола из кучи деревянных досок — это ремесло, равно как и вязание свитера или ремонт ванной комнаты без помощи подрядчиков. Ремесло не обязательно требует создания какого-то нового предмета — оно применимо и к занятиям, имеющим ценность. Исполнение приятной мелодии на гитаре или умение подобрать мяч в баскетболе тоже считаются ремеслом. А как насчет цифрового мира? Умение быстро ориентироваться в Сети или видеоигры также требуют навыков, но на данный момент мы должны отметить эти примеры звездочкой — вскоре мы вернемся к ним и обсудим их неоднозначность.
Мой основной вывод заключается в том, что ремесло также представляет собой высококачественный досуг. Вы хотите, чтобы я подтвердил этот аргумент? Пожалуйста! На эту тему написаны тысячи книг и статей. Для наших узких целей хорошей отправной точкой послужит Гари Роговски, производитель мебели из Портленда, штат Орегон. В 2017 году вышла его книга Handmade («Ручная работа»), представляющая собой отчасти мемуары мастера, а отчасти философское исследование самого ремесла. Handmade особенно актуальна для нашей дискуссии, поскольку ее автор подробно останавливается на плюсах от занятия ремеслом — в отличие от зависания в Сети, которое не требует особых навыков, но доминирует в нашей жизни. Цель Роговски раскрыта в подзаголовке его книги: Creative Focus in the Age of Distraction («Сосредоточение на созидательном в эпоху абстракции»).
Автор приводит несколько аргументов в защиту ценности ремесла в сегодняшнем мире, которым завладевают экраны. Я хочу особо выделить один из них: «У людей есть нужда взять в руки инструмент и создать вещь. Нам это необходимо, чтобы чувствовать себя целостными»{18}. Роговски поясняет: «Давным-давно мы научились мыслить, работая руками, а не наоборот»{19}. Иными словами, по мере развития нашего вида мы взаимодействовали с окружающим миром и изменяли его. Мы преуспели в этом, как никакое другое живое существо, благодаря сложным структурам, которые развивались в нашем мозге для поддержания этой способности.
Сегодня отключить эти процессы оказывается проще, чем когда-либо. «Многие люди теперь взаимодействуют с реальностью через монитор, — пишет Роговски. — Мы живем в мире, который развивается так, что осязание исчезает. Мы все реже пользуемся своими руками, если не считать кликанья по экрану»{20}. Результат — несоответствие между нашим оборудованием и нашим опытом. Покинув виртуальную среду и начав вместо этого взаимодействовать с физическим миром вокруг, человек больше соответствует своему начальному потенциалу. Именно ремесло делает нас людьми. При этом оно дарит нам глубокое удовлетворение, которое, осмелюсь заявить, трудно испытать в других, менее практических активностях.
Философ-механик Мэтью Кроуфорд — еще один кладезь мудрости в том, что касается творческого досуга. Получив докторскую степень в области политической философии в Чикагском университете, Кроуфорд устроился на «типично интеллектуальную» должность руководителя аналитического центра в Вашингтоне. Разочаровавшись в чересчур нематериальном и неоднозначном характере своей работы, он предпринял нечто из ряда вон выходящее — ушел из компании и занялся ремонтом мотоциклов. Теперь он собирает мотоциклы в своем гараже в Ричмонде, штат Виргиния, и пишет философские трактаты о смысле и ценностях современного мира.
Обладая уникальным опытом как в виртуальном, так и в физическом пространстве, Кроуфорд с увлечением описывает исключительное удовлетворение от последнего:
Похоже, физическое изготовление чего-то собственными руками освобождает человека от острой необходимости искать оправдание ценности своего существования. Теперь он может сказать: здание стоит, машина едет, лампы горят. И это не самовозвеличивание. Хвастовство — это удел подростков, не имеющих никакого реального влияния в мире. Ремесленное же мастерство — это верное представление о реальности, в которой нельзя просто отбросить неудачи или недостатки{21}.
Кроуфорд утверждает, что в среде, где мониторы заменяют ремесло, люди теряют способность к самооценке, основанной на демонстрации явного мастерства. Рост популярности социальных сетей в последние годы вызван тем, что они предлагают альтернативный источник самовозвеличивания. В отсутствие искусно сделанной деревянной скамьи или аплодисментов после музыкального исполнения теперь можно опубликовать фото последнего визита в модный ресторан, надеясь на лайки, или с увлечением проверять ретвиты остроумной шутки. Но, как считает Кроуфорд, эти «цифровые мольбы» о внимании — часто жалкая замена признанию, получаемому от успеха в каком-либо ремесле. За «подвигами» в Сети не стоят с трудом приобретенные знания и умения, необходимые для развития «верного представления» о физической реальности. Ремесло позволяет избежать поверхностности и дает более глубокий источник гордости.
Определив эти преимущества, мы наконец можем вернуться к поставленной выше «звездочке» — утверждению, что даже в цифровой деятельности можно заниматься ремеслом. Очевидно, что квалифицированное цифровое поведение также вызывает удовлетворение. Я впервые высказал эту точку зрения в своей книге «В работу с головой», где отметил, что такая умственная деятельность, как написание компьютерного кода (высокая квалификация), который решает ту или иную задачу, приносит больше пользы, чем поверхностное занятие вроде проверки электронной почты (низкая квалификация).
При этом, однако, также ясно, что конкретные преимущества упомянутого нами ремесла основаны на их связи с физическим миром. Разумеется, цифровое творчество также может вызывать гордость достижениями. Однако Роговски и Кроуфорд считают, что у действий, отражаемых в мониторе, принципиально иной характер, чем у тех, которые воплощены в реальном мире. Компьютерные интерфейсы и постоянно совершенствующееся интеллектуальное программное обеспечение предназначены для устранения как недоработок, так и возможностей, непосредственно унаследованных от нашей физической среды. Ввод компьютерного кода в продвинутую интегрированную среду разработки — совсем не то же самое, что строгание доски из клена ручным рубанком. Первому не хватает материальности и осознания неограниченных возможностей, скрытых во втором. Аналогично сочинение мелодии на секвенсоре не сравнить с удовольствием, которое возникает при высококлассной игре на обычной, «физической» гитаре, а стремительная победа в Call of Duty лишена многих измерений (социальных, пространственных, спортивных), присутствующих в реальном футбольном матче.
Поскольку эта глава посвящена досугу, то есть усилиям, которые вы добровольно предпринимаете в свое свободное время, я предлагаю придерживаться более строгого определения ремесла, основанного на приведенных выше аргументах. Иными словами, если вы хотите в полной мере извлечь выгоду из ремесла, ищите его в аналоговой форме, а проводя поиски, не забывайте заключительный совет Роговски: «Оставьте убедительные доказательства при себе. Делайте хорошую работу»{22}. В этом заключается второй урок о развитии качественной досуговой жизни.
Урок досуга № 2: Используйте свои навыки для создания полезных вещей в физическом мире.
Перенасыщенная социальность
Другая особенность высококачественного досуга — его способность поддерживать насыщенные социальные взаимодействия. Журналист Дэвид Сакс лично убедился в силе этой особенности, когда на его улице в Торонто открылось необычное кафе Snakes & Lattes. В нем не предлагали экзотических блюд, алкоголя и бесплатного Wi-Fi. Стулья там были неудобными, а вход стоил $5. Но, как сообщает Сакс в своей книге 2016 года The Revenge of Analog («Месть аналогового мира»), по выходным кафе на 120 посадочных мест было переполнено, а ожидать столика порой приходилось до трех часов.
Секрет успеха Snakes & Lattes состоит в том, что это кафе предлагает настольные игры: вы входите с группой друзей, усаживаетесь за столик и выбираете любую понравившуюся игру из обширной коллекции кафе. Если вам нужна помощь, игровой сомелье даст рекомендации. Успех этого кафе несколько озадачивает, так как аналоговые игры должны были бы исчезнуть в цифровом мире. Какой интерес переставлять пластиковые фишки на куске картона, когда можно бороться с фотореалистичными людоедами в многопользовательской видеоигре, как, например, World of Warcraft? Посетители кафе, однако, предпочитают настольные игры. Они более чем когда-либо хотят играть в скрабл с соседями, болтать с коллегами за покером или ожидать на холоде свободный столик в Snakes & Lattes. Классические игры, столь популярные в «доцифровые» восьмидесятые: «Монополия», скрабл и т. д., — остаются востребованными и сегодня. Интернет лишь способствует инновациям в их дизайне (одна из самых популярных категорий на Kickstarter — настольные игры). В итоге появились интеллектуальные стратегические игры в европейском стиле, в том числе и мегахит «Колонизаторы». Игра была продана в количестве более 22 млн экземпляров по всему миру с момента ее первого выхода в Германии в середине 1990-х годов{23}.
Дэвид Сакс утверждает: популярность настольных игр во многом обусловлена социальным опытом, возникающим в процессе «передвигания фишек». «Настольные игры создают уникальное общественное пространство вне цифрового мира, — пишет он. — Это полная противоположность глянцевым потокам информации и маркетинга, которые маскируются под социальные сети»{24}. Садясь за стол, чтобы вживую поиграть с другими людьми, вы испытываете то, что теоретик игр Скотт Николсон называет «богатым мультимедийным трехмерным взаимодействием»{25}. Вы тщательно изучаете язык тела своего оппонента в поисках подсказок к его стратегии, пытаетесь представить себе, что он планирует в своих следующих шагах, и опираетесь на то, что Сакс назвал «сигнальными вспышками наших самых сложных эмоций»{26}.
Горечь поражения более реалистична, когда вы сидите напротив довольного победителя, складывающего фигурки обратно в коробку. Но, поскольку чувство поражения находится в четко определенных рамках игры, оно постепенно исчезает, позволяя вам практиковать сложный межсоциальный «танец», требуемый для снятия напряжения. Мы просто созданы для этих турниров по «социальным шахматам»! Настольные игры позволяют нам многократно расширить свои способности — это по-настоящему захватывающий опыт.
Кроме того, настольные игры формируют условия для так называемой перенасыщенной социальности — взаимодействия более высокой интенсивности, нежели это принято в вежливом обществе. Сакс описывает возбужденную болтовню и громкий смех, с которыми он сталкивался в Snakes & Lattes во время ночи игры. Его наблюдения меня нисколько не шокируют. Каждые пару месяцев мы с приятелями собираемся в этом кафе, чтобы поиграть в покер (насколько это можно назвать покером). Эти встречи дают нам повод шутить, общаться и снимать напряжение в течение трех часов. Тот из нас, у кого рано заканчиваются фишки, всегда остается до конца партии. Дело ведь не в фишках — подобно тому как и в игре «Колонизаторы», также находящейся «в меню» Snakes & Lattes, дело вовсе не в строительстве дорог.
Эти преимущества «старомодного» времяпрепровождения с живыми людьми помогают понять, почему даже самые крутые видеоигры и ослепляющие мобильные развлечения не разрушили индустрию настольных игр. Сакс пишет: «На социальном уровне видеоигры бесспорно несут низкую информационную нагрузку по сравнению со сражением на квадратном куске картона с другим человеком»{27}.
Конечно, настольные игры — не единственный вид отдыха, способствующий интенсивному общению. Еще один интересный вариант «смеси» досуга и социального взаимодействия практикуется в мире физкультуры и здоровья. Возможно, одна из самых влиятельных тенденций в этом секторе — феномен «социального фитнеса». Как описывает один аналитик спортивной индустрии, «фитнес перешел от частной деятельности в тренажерном зале к социальному взаимодействию в студии или на улице»{28}.
Если вы живете в городе, то, вероятно, видели где-нибудь в парке группы людей, занимающихся гимнастикой, как в скаутском лагере, под команды инструктора. Группа, за которой я часто наблюдал, собиралась на лужайке возле местного супермаркета Whole Foods и состояла из молодых мам, которые выстраивались вокруг своих колясок. Я не знаю, результативнее ли эти дамы в фитнесе, чем посетители тренажерного зала Planet Fitness в нескольких кварталах от того места, но смею предположить, что их социальный опыт гораздо богаче. Встречи с одной и той же группой женщин, объединенной схожими трудностями раннего материнства, дает тот уровень взаимодействия и поддержки, который совершенно отсутствует, когда вы идете в освещенный флуоресцентными лампами тренажерный зал с оглушительной музыкой в наушниках.
Еще одна популярная организация группового фитнеса называется F3 — Fitness, Fellowship и Faith, то есть «Фитнес, Братство и Вера». F3 функционирует только для мужчин и полностью на добровольной основе без каких-либо денежных сборов. Концепция заключается в том, что вы присоединяетесь к уже существующей или создаете местную группу, которая собирается несколько раз в неделю для тренировок на открытом воздухе — под дождем или в лучах солнца. Каждый из членов группы поочередно выступает в роли инструктора, но участников F3 явно привлекает не профессиональное наставничество. Их притягивает социальный опыт. Об этом факте свидетельствует почти комический уровень мужского товарищества, который «исповедуют» члены этой группы. Сайт F3 предупреждает:
Для FNG (новых членов) используемый на типичной тренировке жаргон может показаться немного непонятным. Например, кто такой FNG и почему все меня так называют?
Затем сайт предоставляет словарик клуба, который содержит более ста различных слов и выражений в алфавитном порядке{29}. Многие из них отсылают к другим записям, создавая сложную рекурсивную систему. Наглядный пример — следующее определение из словаря:
Бобби Креминс (или потянуть своего товарища) — когда человек отправляется на одну тренировку, но покидает после Startex, чтобы перейти к другому АО. Кроме того, LIFO без тренировки маркируется M или CBD.
Для таких FNG, как я, данное определение не имеет никакого смысла. Но опять же, в этом и фишка! К тому времени, когда вы поймете, что значит «вытащить Бобби Креминса», у вас появится чувство удовлетворения, вызванное тем, что вас приняли в племя. Это стремление к присоединению, пожалуй, лучше всего иллюстрируется ритуалом круга доверия, которым завершается каждая тренировка. В этот момент каждый участник называет свое имя и клубный псевдоним, прежде чем сказать что-то мудрое или поблагодарить. Если вы новичок в группе, вам сразу дают прозвище, то есть посвящают.
Кому-то эти искусственные правила и лексикон могут показаться чрезмерными, но их эффективность неоспорима. Первая бесплатная тренировка F3 была проведена основателями клуба Дэвидом Реддингом по прозвищу Дред и Тимом Уитмиром (прозвище OBT) в кампусе средней школы района Шарлотт в январе 2011 года. Семь лет спустя в стране действует уже более 1200 товариществ{30}.
Однако самая большая история успеха из мира социального фитнеса связана с CrossFit. Первый тренажерный зал CrossFit, называемый на жаргоне «коробкой», открылся в 1996 году. В настоящее время в более чем 120 странах насчитывается более 13 тыс. «коробок». В США на каждые два Starbucks приходится один CrossFit — это невероятно много для фитнес-бренда{31}.
Вначале популярность CrossFit смутила конкурентов, которые в течение многих лет неустанно фокусировались на цене и уровне услуг в своих спортзалах. Типичная «коробка» CrossFit больше напоминает грязный, почти пустой склад. Тренажеры, часто расположенные в глубине помещения, кажется, привезли сюда из боксерского зала прошлого века: гири, медицинские мячи, веревки, деревянные ящики, подтягивающие штанги и металлические стойки для приседаний. Вы не найдете здесь беговых дорожек, модных тренажеров, красивых раздевалок, яркого света или, не дай бог, телевизионных экранов. Плюсом ко всему посещение CrossFit очень дорогое. «Планета Фитнес» возле моего дома стоит $10 в месяц — цена, включающая бесплатный Wi-Fi. Ближайший CrossFit стоит $210 в месяц, и если вы спросите их о Wi-Fi, они выгонят вас за дверь с помощью гири.
Секрет успеха CrossFit лучше всего проявляется в одном из самых заметных отличий от стандартного тренажерного зала: там никто не носит наушники. Фитнес-модель CrossFit построена на тренировке дня (или WOD, workout of the day), которая обычно представляет собой комбинацию функциональных двигательных упражнений высокой интенсивности, выполняемых максимально быстро. Вот пример WOD того времени, когда я начал писать эту главу:
Три раунда на время:
• 60 приседаний;
• 30 поднятий ног в висе на перекладине;
• 30 кольцевых отжиманий{32}.
Вы не можете делать WOD самостоятельно. Ежедневно есть несколько вариантов предварительно установленного времени, когда вы можете прийти в ближайшую «коробку» и выполнить WOD вместе с группой других участников и наблюдающим тренером. Социальный аспект тренировки очень важен: вы подбадриваете группу, а она, в свою очередь, подбадривает вас. Что важно, эта поддержка помогает людям преодолеть свои естественные преграды; основное убеждение CrossFit заключается в том, что короткая тренировка экстремальной интенсивности эффективнее длительной, с большим количеством упражнений. Социальный аспект WOD также помогает создать сильное чувство общности. Вот как бывший личный тренер, ставший со временем фанатом CrossFit, описывает этот опыт: «Дух товарищества с другими участниками давал мне силы завершить WOD в моей „коробке“. Ни в одном фитнес-центре я не испытывал такого удивительного чувства»{33}. Грег Глассман, основатель CrossFit, определил суть грубого, но интенсивного духа товарищества созданного им фитнес-движения, назвав CrossFit «религией байкерской банды»{34}.
Скаутский лагерь молодых мам, товарищество F3 и CrossFit успешны по той же причине, что и кафе с настольными играми Snakes & Lattes: они представляют собой развлекательные мероприятия, которые предлагают энергичное и комплексное социальное взаимодействие, редко встречающееся в обычной жизни. Настольные игры и занятия фитнесом — не единственные виды досуга, обладающие подобными достоинствами. Еще примеры — спортивные лиги для активного отдыха, большинство волонтерских мероприятий или командная работа над проектом, таким как ремонт старой лодки или заливка катка во дворе.
Наиболее успешные формы социального отдыха имеют две характерные черты. Во-первых, они требуют от вас проводить время с другими людьми вживую. Как уже отмечалось, в реальных встречах есть сенсорное и социальное наполнение, которое в значительной степени теряется в виртуальных связях, поэтому времяпрепровождение с вашим кланом World of Warcraft не годится. Во-вторых, такая деятельность всегда имеет структуру социального взаимодействия, включая правила, которым необходимо следовать, внутреннюю терминологию или ритуалы и часто общую цель. Эти ограничения парадоксальным образом обеспечивают большую свободу самовыражения. Ваши товарищи по кроссфиту будут кричать, вопить, неистово жать вам руки, заключать вас в потные объятья с радостным энтузиазмом, который может показаться безумным в большинстве других ситуаций.
В завершение нашего исследования мы формулируем третий урок культивирования высококачественного досуга.
Урок досуга № 3: Ищите активности, в которых требуются реальные структурированные социальные взаимодействия.
Ренессанс досуга
Клуб Mouse Book — хороший пример комплексного объединения высококлассного отдыха и цифровых технологий{35}. Вступив в него, вы будете четыре раза в год получать тематическую коллекцию классических книг и рассказов. Например, коллекция, выпущенная в новогодние каникулы 2017 года и озаглавленная «Дары», включает в себя «Дары волхвов» О. Генри, «Счастливого принца» Оскара Уайльда и три рождественских рассказа Толстого, Достоевского и Чехова.
От подобных организаций этот клуб отличают сами книги — они обычно печатаются в компактном формате, который приблизительно повторяет размеры смартфона. Этот размер не случаен. Философия клуба заключается в том, что эта книга может лежать в вашем кармане вместе с телефоном. Почувствовав необходимость достать свой девайс для того, чтобы по-быстрому отвлечься, вы вместо него можете достать эту книгу и прочесть несколько страниц текста, более глубокого, чем экранные сообщения. Компания описывает свою цель как «мобилизацию литературы»{36}. Ее сотрудникам нравится отмечать, что у их переносных развлекательных «девайсов» «никогда не сядет батарея и не треснет экран; они не звонят, не дребезжат и не вибрируют».
Как и другие варианты высококачественного досуга, Mouse Book — это физический объект, который требует когнитивных усилий, прежде чем он начнет приносить пользу. Но, когда он начинает ее приносить, оказывается, что эта польза более существенна и долгосрочна, чем опьянение от поверхностного «цифрового отвлечения». Может показаться, что приведенные примеры ставят высококачественные развлечения в противовес новейшим технологиям, но, как я заметил выше, реальность не так проста. Более пристальный взгляд на клуб Mouse Book свидетельствует: само его существование обусловлено множеством технологических инноваций.
На печать книг нужен капитал. Основатели проекта Дэвид Девейн и Брайан Чаппелл получили эти деньги при помощи сервиса Kickstarter, который принес им более $50 тыс. от более чем 1000 инвесторов. В свою очередь, эти инвесторы узнали о проекте благодаря таким блогерам, как я, которые направляли своих онлайн-читателей к этому проекту. Другой ключевой аспект модели клуба Mouse Book — помощь читателям в восприятии материала и обсуждении книг, что позволяет максимизировать пользу от читательского опыта. Чтобы этого добиться, компания запустила блог, в котором члены клуба обсуждают темы последней коллекции книг, а также создала подкасты с интервью, чтобы подробнее осветить отобранные идеи. (Один эпизод этого подкаста — интервью о Монтене с Филиппом Дезаном, профессором литературы из Чикагского университета.) Пока я писал эту главу, компания создавала онлайн-систему, призванную помочь находящимся неподалеку подписчикам найти друг друга и организовать реальные клубные встречи.
Клуб Mouse Book предоставляет опыт высококачественного досуга, но он не смог бы существовать без многих инноваций прошлых десятилетий. Я отмечаю это еще раз, чтобы выразить свое несогласие с идеей, что высокосортный досуг требует ностальгического возврата в эпоху без интернета. Напротив, интернет — это что-то вроде топлива для «ренессанса» досуга, ведь он дает человеку больше возможностей проведения свободного времени, чем когда бы то ни было в истории. Он делает это двумя путями: помогая людям находить сообщества по своим интересам и предоставляя простой доступ к иногда туманной информации, необходимой для некоторых специальных занятий. Если вы переезжаете в новый город и хотите найти в нем людей, которые разделяют ваш интерес к литературе, клуб Mouse Book может помочь вам скооперироваться с библиофилами, живущими поблизости. Если вас вдохновил блог Фругалвудсов и вы хотите начать запасаться своими собственными дровами, на YouTube есть множество видео, которые научат вас этому. Я не могу придумать более подходящего времени, чем нынешнее, для создания высококачественного досуга.
Кажется, мы наткнулись на порочный круг. В этой главе утверждается, что для ограждения себя от траты времени на малоценные цифровые привычки сначала нужно поставить на первое место высококачественные активности. Они помогут вам заполнить пустоту, где раньше господствовали экраны. Но, как я только что объяснил, для создания такого досуга необходимы цифровые инструменты. Получается, я призываю вас к новым технологиям, чтобы получить возможность избегать их?!
К счастью, из этого порочного круга легко выйти. Трудность, с которой я помогаю вам бороться, заключается в том, что пассивное взаимодействие с экранами — ваш первостепенный досуг. Я хочу, чтобы вы заменили его на времяпрепровождение в физическом мире. В этом новом утверждении по-прежнему присутствуют цифровые технологии, но теперь они становятся второстепенными: они лишь помогают вам найти или поддержать ваш досуг, но перестают играть первоочередную роль. Час за просмотром веселых видео на YouTube может иссушить ваши жизненные силы, в то время как поиск видео, обучающего менять мотор в вентиляторе в ванной комнате, сделает ваш вечер наполненным.
Основная мысль цифрового минимализма заключается в том, что осознанный подход к новым технологиям способствует лучшей жизни. Нас не должно удивлять, что эта общая идея применяется и к нашему специфическому обсуждению создания досуга.
Аристотель утверждал, что высококачественный отдых — неотъемлемая часть хорошей жизни. Помня об этом, в данной главе я привел три варианта создания такого досуга. Закончил я следующей оговоркой: несмотря на то что эти активности в основе своей лежат в физическом мире, их успешное исполнение часто зависит от стратегического использования новых технологий.
Я привожу в пример набор конкретных практик, которые помогут вам работать согласно сделанным выше утверждениям. Эти практики не предписывают поэтапного плана по улучшению вашего досуга, а напротив, предоставляют образец, который поможет осуществить на практике проект Аристотеля по нахождению счастья.
Практика: чините или стройте что-нибудь каждую неделю
Ранее в этой главе я рассказывал о Пите Адени (известном под псевдонимом Мистер Денежные Усы), бывшем инженере, который достиг финансовой независимости в молодом возрасте. Если вы просмотрите архив его блога, то, вероятно, наткнетесь на удивительную запись, датированную апрелем 2012 года, которая описывает эксперименты Пита по сварке металлов.
Как объясняет Пит, его «сварочная одиссея» началась в 2005 году. В то время он строил дом по индивидуальному заказу. (Как известно преданным фанатам Денежных Усов, Пит потратил несколько лет на создание «провальной» компании по жилищному строительству после ухода с основной работы.) Дом был современным, так что Пит включил в свой строительный план некоторые металлические элементы, в том числе стальные лестничные перила.
Дизайн казался ему великолепным, пока он не получил ценник от своего подрядчика: работы по металлу стоили $15 800, а у него в распоряжении было всего $4000. «Черт!.. Этот парень оценивает свои работы по металлу в $75 тыс. за час! Я сам должен освоить это ремесло, — подумал тогда Пит. — Насколько это сложно?»{37} Ответ оказался обнадеживающим: не так-то и сложно.
В своем посте он рассказывает, что купил точильный камень, пилу по металлу, маску, рукавицы и 120-вольтный сварочный аппарат с флюсовой проволокой — простейший, по заверениям Пита. Потом Пит подобрал простые схемы, загрузил несколько YouTube-видео и принялся за работу. Вскоре он стал довольно хорошим сварщиком, обретя навыки, позволяющие сэкономить десятки тысяч долларов на стоимости работ. (Как объясняет Пит, он не смог бы собрать «шикарный суперкар», но точно сумел бы сварить «хороший багги в стиле Безумного Макса».) Он сам изготовил перила для своего проекта (разумеется, это стоило намного меньше, чем заявленные $15 800), пошел дальше и сварил похожие перила для патио на крыше дома поблизости. Потом он начал делать стальные садовые калитки и необычные цветочные подставки. Он сварил стеллаж для своего пикапа и создал ряд несущих элементов для выправления просевших фундаментов и полов исторических усадеб в окрестностях. Пока Пит писал свой пост о сварке, металлический доводчик, открывающий дверь в его гараже, сломался. Он без труда починил его.
У Пита «золотые руки». Он быстро приобретает новый навык, если это требуется. Когда-то такими были большинство американцев. Если вы, например, жили в сельской местности, то должны были уметь чинить и изготавливать вещи: ведь у вас не было возможности обратиться в Amazon Prime или нанять разнорабочего для ремонта сломавшегося оборудования. Мэтью Кроуфорд отметил, что в каталогах Sears раньше повсеместно размещали увеличенные схемы деталей для всех их устройств и механических приспособлений. «Было само собой разумеющимся, что такая информация нужна покупателю», — прокомментировал он{38}.
«Рукастость» сегодня редка — для большинства людей слаженное функционирование перестало быть основополагающей частью профессиональной или домашней жизни. В этом и плюсы, и минусы. Главный плюс — это, конечно, высвобождение кучи времени для более продуктивных занятий. Возможность починить что-то самому приятно будоражит, но постоянная починка вещей может здорово надоесть. Экономисты также будут убеждать, что специализация более эффективна. Если вы адвокат, то с финансовой точки зрения вам лучше посвящать ваше время профессиональному совершенствованию, а потом платить заработанные деньги людям, которые специализируются на починке сломанных вещей.
Но максимизация личной и финансовой эффективности не является единственной значимой целью. Как я отмечал ранее, применение новых навыков — важный источник высококачественного отдыха. Умение делать что-то своими руками приносит небывалое удовлетворение. Вам не нужно становиться Питом Адени — у которого, как мы узнали ранее, неограниченное количество времени для таких занятий, — но вы сможете сделать ремонт, обучение или проекты строительства неотъемлемой частью своей жизни.
Самый простой способ стать более мастеровитым — это обучиться новому навыку для собственных нужд, а потом при случае повторить опыт. Начните с простых проектов, в которых достаточно следовать пошаговым инструкциям. Затем двигайтесь к более сложным начинаниям, в которых вам придется самим что-то додумывать или адаптировать предложенные решения. Я представлю вам список не вызывающих затруднений проектов. Каждый представленный ниже пример включает в себя умение, которое либо я сам, либо кто-то из моих знакомых сумели освоить за одну неделю.
1. Поменяйте сами масло в своей машине.
2. Поменяйте потолочный светильник.
3. Изучите основы новой техники игры на уже освоенном музыкальном инструменте (например, человек, умеющий играть на гитаре, изучает трэвис-пикинг).
4. Научитесь настраивать звукосниматель на проигрывателе.
5. Сделайте спинку кровати из качественного вторсырья.
Читать бесплатно другие книги:
