Пленница босса Бушар Сандра

Часть 9

Конечности онемели по щелчку пальцев, а сама я будто начала проваливаться куда-то в бездну.

– Что вы такое говорите? – с отчаяньем прошептала, с трудом глотая кислород.

– А я больше ничего говорить не буду, Сонечка, – теперь мое имя из уст босса звучало, как матерное слово. Стало мерзко, больно, неприятно. Отряхнувшись, с трудом сдержала рвущиеся наружу слезы. Пока я справлялась с собой, начальник с размаху раскрыл ноутбук, повернул его экраном ко мне. – Я лучше покажу.

Когда Астафьев нажал кнопку воспроизведения, я застыла. Кажется, мир вокруг замедлился. Это были камеры видеонаблюдения. Они в режиме «кино» показывали путь сумочки из кабинета Павла Григорьевича. Сперва та попала ко мне в руки…

– Вот тут самое интересное начинается, – тыкая пальцем в экран, мужчина едва его не раскрошил.

Мне стало стыдно, потому что мое поведение на экране было далеко от профессионального. Босс вручил сумку, и я отправилась вниз, чтобы отвезти ее к месту назначения. Но там меня поджидал Димочка, решивший устроить сюрприз. Хотел принести кофе на обед.

«Плохо выглядишь, – помнила я каждое последнее слово из уст Димы, читала по губам. – Пойдем-ка ты лучше часик в кофейне посидишь, а я пока сам все сделаю, а?».

Дима часто проявлял ко мне заботу, я улыбнулась ему с благодарностью. Без задней мысли отдала ему миллион долларов, как потом выяснилось, а сама отправилась в здание через дорогу, где спокойно себе отдыхала.

– А теперь я тебе расскажу, что я вижу, – захлопнув экран, Астафьев казался мне чернее тучи и опаснее грома. Его сжатые губы и вытянутое лицо не предвещали для меня ничего хорошего. – Ты сразу заглянула в сумку и поняла, что там деньги. Подозвала своего подельника к зданию компании, отдала ему миллион, а сама, для отвода глаз, отправилась «пересидеть» в укромное место, часок.

– Я не… – сорвалось с губ, но я тут же осеклась. Поверит ли мне босс, когда все зашло так далеко? Стало дурно. Кто-то словно выкачал весь кислород в комнате.

– А теперь, – резкий удар по столу, и я едва ли не потеряла сознание от страха, – твой «Димочка» спокойно себе сидит в Мексике и ждет свою Сонечку. Мол, к тебе-то никаких претензий. У тебя руки чистенькие. Тебя не за что посадить. Вы так думали? Серьезно?

Во рту пересохло, в горле застрял ком. Сжав шею дрожащей похолодевшей ладонью, нервно уточнила:

– Какая еще Мексика? Вы о чем?

Астафьев расхохотался. Но это был тот самый смех, после которого хотелось выпрыгнуть из окна. Холодный, пугающе надменный и не предвещающий ничего хорошего.

– Не надо тут ломать комедию. Сама небось план этот придумала, – хриплый бас проникал под кожу, мой позвоночник дрожал. Я ощущала себя, как животное в ловушке. Та самая маленькая белочка, которой огромный сильный волк решил перекусить в качестве аперитива. Закатив глаза, Астафьев окончательно добил:

– Как говорится, яблоко от яблони…

Это было больно. Очень.

Отца я любила, сильно. То, что он оказался вором в законе – оставило огромную глубокую рану на сердце. Я носила этот жуткий секрет в себе и никому не могла рассказать! Никому!

– Грубо вы. – холодно и мертво прозвучало из моих едва открывающихся губ. Закрыв глаза, мечтала оказаться в другом месте.

– ГРУБО Я?! Я?? – вскочив на ноги, Павел Григорьевич заорал, как полоумный. Его сильные, мощные кулаки упирались в стол, как две скалы. Красные, налившиеся кровью. На них набухли вены, а пальцы слышно похрустывали. Мужчина тяжело дышал, рассматривал меня с ног до головы снова и снова. Пока вдруг не прищурился, с омерзением не прошептав: – Теперь я понимаю, откуда все это… Ты же натренированная входить в доверие к таким идиотам, как я и мой батя!

Вот тут-то я в конец опешила, уставившись на босса распахнутыми и удивленными глазами:

– Что, простите?

Пощелкав пальцами в воздухе, он выпалил:

– Тебя небось отец с детства учил, как мужикам нравиться. Вся такая милая, сексуальная, умная с томным голосочком… Я-то думал, что за женщина – идеал! А ты просто опытная мошенница! – ткнув пальцев в мои голые щиколотки, Астафьев в конец сбрендил. – Навыки соблазнения у тебя, что надо. Работает, Сонечка. Радуйся. Член у меня на тебя постоянно стоит.

Против воли взгляд опустился вниз, на ширинку босса. Было сложно понять, соответствуют ли его слова действительности, ведь все, что я видела: бело-красные круги.

– Великолепно, Сонечка! – хлопнула в ладоши я, обращаясь к себе же самой, – Ты попала в дурдом. Вот тебе и благодарность за упорные годы труда…

– «Упорные годы труда»?! – на вздохе возмущенно ахнул начальник. А потом и вовсе с рыком отшвырнул ноутбук к стеклянному стеллажу. Погром стоял страшный! Только вот он меня не впечатлил. Я еще не отошла от свинского отношения и кучи гадостей. Решив, видимо, завладеть моим вниманием полностью, Астафьев обошел стол и навис надо мной коршуном. – В чем именно ты трудилась, Сонечка? В соблазнении?

Спорить с человеком на взводе было бессмысленно. Более того, я находилась в чужом доме и все факты на первый взгляд казались явно против меня. Так что глядя мимо босса в окно, я произнесла лишь одного слово:

– Нет.

– Но ты не хотела, как другие, просто потрахаться, нет… – продолжал увлекательный разговор с умным человеком Павел Григорьевич. То бишь, сам с собой. – Ты все пыталась сделать, чтобы я тебе доверял и с ума сходил от твоих стройных ножек.

Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо рукой и покачала головой:

– Господин Астафьев, вам пора остановиться. Потом будете жалеть о сказанном.

– Это тебе пора остановиться, госпожа Симонова! – внезапно босс сжал мои скулы и поднял лицо вверх. Так, чтобы я смотрела только в полные ярости глаза начальника и никуда больше. – И это ты будешь жалеть, если немедленно не свяжешься с «Димочкой» и не вернешь мои деньги!

От Астафьева исходила не просто энергетика злого и немного выпившего человека. Что-то еще явно бросалось во внимание… Оценив, как изредка его зоркий взгляд скользит по оголенным участкам моего тела, стало очевидно: «Черт, да этот придурок просто меня хочет!».

– Дима был хорошим парнем. Ответственным, добрым и внимательным, – разведя руками, я обратила внимание, как тяжело далось дыхание боссу, стоило мне облизнуть сухие на нервной почве губы. – Он знал, что я трое суток выполняла бесконечный список задач, поставленный вами внезапно с пометкой: «Бегом!». Именно поэтому и пришел ко мне, проведать. Ведь ночевала я над рабочим столом, в обнимку с отчетами и накладными.

– Бедняга, – прошипел он сквозь зубы, – пожалеть тебя что ли? Совсем охренела?

– Видимо, – несмотря ни на что, продолжила я, – Дима сумочку все же распахнул. И выбрал не меня… Говорите, он в Мексике сейчас? Так вот меня туда никто не звал.

– Даже сейчас, – нагнувшись ближе к моему лицу, начальник заговорил низко и путанно. Все, что я чувствовала в тот момент: его хмельное дыхание. Кажется, кое-кто не просто стаканчик опрокинул, а пол бутылочки точно, – ты не перестаешь это делать, Сонечка! Что ты за человек такой?

Поморщившись от четкого и пробирающего до костей амбре, я окончательно запуталась в логической цепочке начальника:

– О чем вы сейчас?

– Ну, вот все эти твои чары… – неопределённо взмахнув рукой, словно волшебной палочкой, он приземлил ее прямо мне на коленку. От неожиданности я пискнула и едва не вскочила на ноги. Правда, закончить это действие мне никто не дал, толкнув обратно на место. – Сидишь тут вся такая: сексуальная, красивая, полуголая и, типа, недоступная. Но, мы-то оба знаем, что это не так.

– Для вас, Павел Григорьевич, – ехидно улыбнулась я, скидывая его ладонь с колена. Но этот умник не остановился и положил ее повыше, прямо на бедро. Сжимая пальцы, он буквально комкал ткань и оголял все больше и больше кожи, – я теперь всегда недоступна буду.

– Да что ты такое говоришь, золотце мое! – его лицо «упало» мне на шею. Глубокое дыхание мужчины отразилось на мне ожидаемыми мурашками. Именно по ним провел Астафьев кончиком языка, прежде чем продолжить свои умозаключения. – Именно поэтому ты всегда мне глазки строила?

– Да у меня глаз дергался от переизбытка работы! – не выдержав и ошарашенно воскликнув, я ладонью оттолкнула от себя мужчину.

– Ночами у моего кабинета сидела, словно чего-то выжидая! – продолжал свои гениальные аргументы тот, не унимаясь. Теперь его нос зарылся в мои волосы, пока пятерней он накручивал кудряшки на пальцы.

– Вы мне спать не давали, заваливая работой! – получил он тут же контраргумент.

– Всегда такая накрашенная, с причесочкой… – ехидничал он, все выше и выше пробираясь ладонью по моему бедру.

– Да я синяки замазывала, чтобы людей на улице не пугать. – покачав удивленно головой, я вспомнила свои пучки на скорую руку и хохотнула. – Уж простите, что волосы иногда мою. Наверное, в вашем окружении это редкость?

– В юбочках вечно своих, блузочках, – с мечтательным вдохом, Астафьев жадно сжал мое бедро, явно представляя на его месте другую часть моего тела. – Явно ведь хотела, чтобы я все твои прелести разглядел.

– А ничего, что в офисе действует дресс-код? У меня прямо в трудовом договоре есть четкий перечень того, что я могу носить на работу, а что – нет, – попыталась оторвать от себя ладонь босса – не смогла. Держал он крепко и явно плохо отвечал за свои действия. Напор бульдозера ручному миксеру не побороть. – Простите, что в спортивках не хожу. Мое упущение!

– Это ладно, допустим, – без капли согласия отмахнулся мужчина, слава богу отстраняясь. Но лишь для того, чтобы заглянуть своими расширенными пьяными глазами в мои трезвые, как стеклышко. – Мы оба знаем, какая ты услужливая всегда была. Добрая, покладистая. Все, что тебе не прикажу, все делаешь. В срок, ек макарек! И никогда… Никогда! Сонечка, не жалуешься! Это что по-твоему?

– Это, Павел Григорьевич, – развела руками я, почувствовав, как снова начал дергаться глаз, – и есть высокооплачиваемая работа и полное выполнение обязанностей!

Видимо, по старинке мой нервный тик Астафьев понял, как сигнал: «Сейчас или никогда!». Словно в замедленной сьемке я видела, как его взгляд опускается мне на губы. Как краснеет лицо, как дергаются желваки, и пульсируют вены на висках.

– Не надо! – пропищала я в пол голоса.

– Сама напросилась, Симонова! – пригрозил он мне, словно это самое жуткое наказание.

И поцеловал.

Часть 10

Никогда не думала, что такое возможно в реальной жизни… То есть, читала подобное в книгах, видела в фильмах, где впечатлительная героиня забывала дышать во время поцелуя, теряла счет времени, таяла и дрожала… Совершенно того не желая!

Это случилось и со мной. Вот так вот… Далекое Голливудское кино перенеслось в кабинет Астафьева.

«Да он не промах!», – пронеслось где-то на затворках разума. Босс, оказывается, умел охренительно целоваться. В тот момент я отчасти поняла всех тех барышень, что сдавались без боя перед этим бабником.

Его язык был мягким и нежным, но в то же самое время жестким и стремительным. Воевал с моим, сражался на смерть. Помечал свою территорию, «сглаживал» конфликт… Павел Григорьевич целовал меня так, словно от этого зависели наши с ним жизни: жадно, горячо, эмоционально.

В тот момент, когда он задыхался от желания, крепко сжимая мои щеки и мягко покусывая припухшие губы, я ощущала себя центром его вселенной. Будто нет ничего важнее меня.

Именно так и посмотрели на меня его серые глаза спустя целую вечность: пьяно, влюбленно, в чем-то помешано. Было полное чувство, словно я свела с ума крутого умного и красивого мужчину!

– Сонь, – его голос был сладким медом, который льют тебе в уши и… Все другие щели, до состояния захлебывания! Мягко поглаживая мою щеку, Астафьев нежно и бархатно хрипел, – девочка моя, хватит сопротивляться. Перестань, тебе ведь хорошо, правда?

«Он прав, – та часть меня, что поддалась, активно поддакивала боссу, – тебе хорошо. Чего сопротивляешься, отворачиваешься? Дима тебя бросил, подставил… Ты ему больше ничем не обязана!».

– Зачем все это, – не унимался Астафьев, – нам ведь обоим хорошо. Я тебя не обижу, обещаю!

И все же, несмотря на мурашки в желудке и ватную голову, что-то внутри меня не позволяло сдаться. Он целовал меня, где придется. Гладил, шептал пошлости на ухо. Его ставший каменным пах буквально вдавливался в колено, пока начальник отчаянно пытался задрать свою же рубашку на мне. Я не давала, не могла.

– Сонечка… – Астафьев задыхался, когда его губы спускались вниз по шее к груди.

Незнакомая ранее прелюдия подействовала. Низ живота стянуло до боли. Откинув голову назад, я зашипела от неожиданности и остроты ощущений. Руки мои обмякли, перестали сдерживать босса. В этот момент он одним движением разорвал две верхние пуговицы рубахи и коснулся губами груди. Благо, лиф я надеть не забыла.

– Прекратите, – попыталась остановить происходящее, но тут же покрылась румянцем. Мой томный полустон-полухрип звучал больше как набивание цены.

– Тебе понравится. Очень… – мягкие губы двигались вниз неумолимо, а ловкие руки оставили в покое бедра и неощутимо расстегнули на спине лиф. Клянусь, я даже моргнуть не успела, только после понимая, что его пальцы уже выкручивают мне сосок. «Прекрасный из вас карманник, Астафьев!», – только и подумала я, когда он вдруг поднял на меня полный безумия взгляд: