Гордость и предубеждение Остин Джейн

Когда танцы возобновились и Дарси приблизился, дабы увести Элизабет, Шарлотта не сдержалась и шепотом посоветовала той не глупить и не позволить ее расположенью к Уикэму испортить впечатленье от нее персоны, коя вдесятеро Уикэма влиятельнее. Элизабет не отвечала и заняла свое место, изумляясь тому, что удостоилась такой чести – стоять против г-на Дарси, и в глазах соседей, зрящих сие, читая равное изумленье. Некоторое время они простояли безмолвно; Элизабет заключила, что сие молчанье продлится два танца, и поначалу не желала его прерывать, но затем внезапно решила, что понужденье партнера к разговору накажет его безжалостнее, и отпустила пустое замечанье относительно танца. Дарси ответил, и они вновь погрузились в молчанье. Не одну минуту помолчав, Элизабет обратилась к нему с:

– Теперь ваша очередь что-нибудь сказать, господин Дарси, – я говорила о танце, а вы должны высказаться относительно размеров комнаты или количества пар.

Он улыбнулся и заверил ее, что будет сказано все, чего бы она ни пожелала.

– Очень хорошо. Такой ответ пока сойдет. Пожалуй, вскоре я могу отметить, что частные балы гораздо приятнее публичных. Но теперь мы можем помолчать.

– Стало быть, вы разговариваете за танцами, ибо так полагается?

– Иногда. Человек, изволите ли видеть, должен немного поговорить. Дуэтом безмолвствовать полчаса будет странно, однако же ради некоторых беседу следует обустроить так, чтобы на их долю выпадало возможно меньше затрудняться говореньем.

– В данном случае вы потакаете собственным чувствам или имеете в виду потворствовать моим?

– И то и другое, – лукаво отвечала Элизабет, – ибо я зрю великое сходство наших нравов. Оба мы необщительны, молчаливы и не желаем раскрывать рта, если не помышляем произнести такое, что потрясет все собранье и будет передаваться из поколенья в поколенье со всем блеском пословицы.

– Сие, должен заметить, не вполне точно описывает ваш характер, – молвил он. – Сколь доподлинно описан мой, не могу и предположить. Несомненно, вы считаете, будто изобразили достоверный портрет.

– Мне ли судить о собственных достиженьях?

Он не ответил, и они молчали, пока, пройдя в танце меж прочих пар, он не спросил, часто ли она и ее сестры бывают в Меритоне. Элизабет сие подтвердила и, не в силах противостоять соблазну, прибавила:

– Когда мы с вами встретились там, у нас как раз завязалось новое знакомство.

Сие подействовало мгновенно. Заносчивость обволокла черты его еще плотнее, однако он не ответил, а Элизабет, кляня себя за слабость, не смогла продолжить. В конце концов Дарси заговорил – весьма натянуто произнес:

– Господин Уикэм благословен замечательными манерами, кои обеспечивают ему обретенье друзей; менее бесспорно, окажется ли он равно способен сих друзей сохранить.

– Он имел несчастье лишиться вашей дружбы, – с нажимом отвечала Элизабет, – и к тому же манером, от коего он, по вероятию, будет всю жизнь страдать.

Дарси не отвечал и явно желал сменить тему. В сей миг подле них возник сэр Уильям Лукас, пробиравшийся по комнате меж танцоров; узрев г-на Дарси, сэр Уильям остановился и со снисходительной учтивостью отвесил поклон, выражая восхищенье танцовальными уменьями своего визави и его партнершей.

– Я получил высочайшее наслажденье, милостивый мой государь. Редко увидишь столь великолепного танцора. Сразу видно, что вы принадлежите к высшим кругам. Позвольте, впрочем, заметить, что ваша прекрасная партнерша нисколько вас не компрометирует, и мне следует надеяться, что сие удовольствие повторится еще не раз, в особенности когда произойдет некое желанное событие, дорогая моя госпожа Элайза, – косясь на ее сестру и господина Бингли. – Ах, сколько будет поздравлений! Сим взываю к господину Дарси… но не дозволяйте мне вас прерывать, сударь. Вы не поблагодарите меня за то, что отсрочиваю вашу чарующую беседу с сей юной дамою, чьи ясные глаза тоже укоряют меня.

Финал сей тирады едва ли был услышан его собеседником, но упоминанье сэра Уильяма о Бингли воздействовало мощно, и весьма серьезный взор г-на Дарси устремился на его друга и Джейн. Вскоре, однако, придя в себя, он обернулся к своей партнерше и молвил:

– Вмешательство сэра Уильяма вынудило меня позабыть, о чем мы беседовали.

– По-моему, мы вовсе не беседовали. Вряд ли сэру Уильяму могла бы попасться пара, коей менее нашего было бы что сказать. Мы уже безуспешно опробовали две или три темы, и о чем станем говорить дальше, я не имею представленья.

– Что думаете вы о книгах? – с улыбкою спросил он.

– Книги – о нет! Я совершенно уверена, что мы не читаем одно и то же – или же со сходными чувствами.

– Мне жаль, что вы так думаете; но в сем случае нам не нужно более искать тему. Мы можем сравнить наши мненья.

– Нет, я не могу беседовать о книгах в бальной зале – голова моя всегда полна иного.

– В подобной обстановке вас всегда занимает сиюминутное, правда? – спросил он, с сомнением воззрившись на нее.

– Да, всегда, – отвечала она, сама не сознавая, что говорит, ибо мысли ее улетели прочь, что вскоре было явлено внезапной ее репликою: – Я помню, однажды вы сказали, господин Дарси, что редко прощаете и обида ваша, едва возникнув, становится неутолимой. Вы, полагаю, крайне осмотрительны при ее возникновении.

– Да, – твердо отвечал он.

– И никогда не допускаете, чтобы предубежденье ослепило вас?

– Надеюсь, нет.

– Тем, кто никогда не меняет мненья, особо надлежит судить как должно с самого начала.

– Могу ли я спросить, к чему сии вопросы?

– Всего лишь к иллюстрации вашего характера, – отвечала она, пытаясь стряхнуть серьезность. – Я стараюсь в нем разобраться.

– И преуспели?

Она покачала головою:

– Я вовсе его не постигаю. Я слышу столь разные отзывы о вас, и они беспредельно меня озадачивают.

– Я охотно верю, – серьезно ответил он, – что отзывы обо мне могут быть весьма разнообразны, и я бы желал, госпожа Беннет, чтобы вы не писали эскиза моего характера прямо сейчас, ибо имеются резоны предположить, что достиженья ваши не отдадут должного нам обоим.

– Но если я не сделаю наброска ныне, мне может не представиться иной возможности.

– Я ни в коем случае не отсрочу любого вашего удовольствия, – холодно отвечал он. Элизабет ничего более не сказала; они протанцовали следующий танец и расстались в молчаньи, оба недовольные, хотя и не в равной степени, ибо чувство в груди Дарси уже пристойно разгорелось, а посему даровало Элизабет прощенье и весь гнев направило на другого.