Сексуальный дерзкий парень Лорен Кристина

– Так ты… что? – Поскольку я понятия не имею, о чем она спрашивает, она уточняет: – Ты просила меня поговорить с отцом относительно вашего развода, но… ты действительно этого хочешь? Вы вообще разговариваете с Анселем? И ради бога, не пожимай плечами, а то я наброшусь и поколочу тебя!

Я подмигиваю и пожимаю плечами.

– Мы… переписываемся.

– Ты что, школьница? – всплескивает руками Харлоу. – Почему ты не позвонишь ему?

Смеясь, я объясняю:

– Потому что я не готова пока услышать его голос. Я пока только обживаюсь. И боюсь, что сяду в ближайший самолет и улечу в Париж, как только услышу, как он произносит мое имя. – Поворачиваясь так, чтобы видеть из обеих, я добавляю: – И потом Ансель все это время шел вперед, а я крутилась на месте, как белка в колесе. Мне нужно устроить свою жизнь так, чтобы даже если он приедет сюда, ему не нужно было брать все заботы обо мне на себя. – Я замолкаю, они обе смотрят на меня, лица у обеих сейчас настороженные. – Мне нужно было повзрослеть. И Ансель своим идиотизмом парадоксальным образом выкинул меня из гнезда. Именно он подал мне мысль вернуться сюда, чтобы учиться. Я только надеюсь, что не окончательно спятила.

– Не будь так строга к себе, – вступает Лола. – Я вот, например, просто счастлива, что ты здесь.

– Господи, да я тоже! – восклицает Харлоу. – У меня были уже серьезные проблемы со сном из-за твоих звонков по ночам.

Я бросаю в нее подушку:

– Ха-ха.

– А что насчет работы? Ты же знаешь, мой отец с радостью возьмет тебя, чтобы ты сидела и украшала один из его офисов. Не хочешь соблазнить кого-нибудь из продюсеров средних лет?

– На самом деле у меня уже есть работа.

– Это здорово! – Лола хватает меня за руку.

Всегда куда более скептически настроенная, Харлоу продолжает смотреть на меня испытующе:

– Где?

– В моей старой студии, – говорю я. И это все, что я успеваю сказать, потому что в следующую секунду они обе, и Лола и Харлоу, накидываются на меня с объятиями.

– Я так горжусь тобой! – шепчет Лола, гладя меня по плечу.

– Мы так скучали по твоим танцам. Черт, похоже, я сейчас расплачусь, – добавляет Харлоу.

Я смеюсь, тщетно пытаясь спихнуть их обеих с себя.

– Девочки, это совсем не то же самое. Я буду…

– Для нас то же, – возражает Лола, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ладно, ладно. – Харлоу встает и смотрит на нас. – Хватит уже этих сопливых сентиментальных штучек. Сейчас мы пойдем что-нибудь поедим, а потом – шопинг!

– Нет, вы идите. А мне надо поехать в студию и обговорить кое-какие детали с Тиной. И еще мне надо в душ.

Лола и Харлоу переглядываются.

– Хорошо, но когда ты закончишь, ты наша. И мы идем куда-нибудь вместе. Напитки за мой счет, – говорит Лола. – Нам же нужно отметить возвращение нашего Сахарка.

Мой телефон вибрирует на столе, и Харлоу хватает его, отпихивая меня своими длинными, сильными руками.

– Ох и Миа!

– Что? – Я пытаюсь обойти ее сбоку.

– Возьми ты этот долбаный телефон, когда он звонит! Или набери ему сама. У тебя десять голосовых сообщений, не говоря уже о письменных. Пусть не сегодня, пусть даже не завтра, но не будь ты такой слабачкой! Ты можешь пойти учиться, работать и притворяться, что ты не замужем, но ты не можешь обмануть нас и заставить думать, что не влюблена по уши в этого парня.

ЕХАТЬ НА МАШИНЕ в студию для меня немного странно. Я ожидала, что буду нервничать или ностальгировать, но на самом деле стоит мне выехать на дорогу, по которой я ездила сотни и сотни раз, как я вдруг понимаю – во всех этих поездках рядом со мной была мама, именно она была за рулем.

И внутри меня рождается ощущение, что теперь наконец я САМА двигаюсь по тому пути, по которому меня так долго вели. Неброский торговый центр виднеется сразу за перекрестком Линда Виста и Морена, и припарковавшись, я несколько минут оглядываюсь по сторонам, привыкая к тому, как тут все изменилось. Открылось новое кафе с замороженным йогуртом, «Сабвей»; в большом помещении, где когда-то находился китайский ресторан, теперь студия карате. Но студия Тины по-прежнему на старом месте, прямо в центре здания, только вывеска другая и новая кирпичная отделка внутри. Я судорожно сглатываю вставший в горле ком, волнение скручивает мой желудок словно жгутом. Я так счастлива снова увидеть это место! Неважно, что оно выглядит сейчас иначе! А еще у меня все-таки немного щемит сердце от понимания, что для меня здесь уже все будет по-другому.

Голова идет кругом от эмоций – здесь и облегчение, и печаль, и много еще всего, но я не хочу делиться этим сейчас ни с мамой, ни с Харлоу, ни с Лолой. Сейчас мне нужен Ансель.

Я лезу в сумку за телефоном. Горячий воздух давит на меня, но я не обращаю на это ни малейшего внимания, трясущимися руками набирая пароль и выискивая фотографию Анселя в списке контактов.

Задыхаясь так, что я начинаю всерьез опасаться, не приступ ли у меня астмы, я выстукиваю слова, которые, я знаю это, он надеялся услышать, слова, которые я должна была бы сказать в тот день, когда уходила: «Я люблю тебя…» и нажимаю «отправить». «Прости, что ушла так, как ушла, – добавляю я вдогонку. – Я знаю, что сейчас поздно, но можно тебе позвонить?»

«Я звоню».

Боже, сердце стучит так сильно, что я, кажется, слышу, как кровь несется по венам. Руки дрожат, и мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя – я опираюсь на машину и пытаюсь привести себя в чувство. Когда наконец я чувствую, что готова, я открываю снова список контактов и выбираю его номер. Соединение занимает секунду, и я слышу гудки.

Гудки, гудки… и наконец включается автоответчик. Я кладу трубку, не оставляя сообщения. Я знаю, что сейчас ночь, но если его телефон включен, а он, разумеется, включен, и он действительно хотел бы со мной поговорить, он бы ответил.

Я стараюсь справиться с разочарованием и закрываю глаза. Утешает меня мысль о том, как же прекрасно даже просто признаться себе и ему, что я не готова, чтобы все это заканчивалось.

Открыв дверь в студию, я вижу внутри Тину. И по выражению ее лица – зубы сжаты, в глубоких глазах стоят слезы, понимаю, что она наблюдала за мной все время, пока я стояла у машины.

Она, конечно, выглядит старше, но по-прежнему такая же стройная и изящная, как и раньше, седые волосы аккуратно зачесаны в пучок, а на лице ни грамма косметики, кроме ее знаменитой вишнево-красной помады. И униформа у нее все та же: обтягивающий черный купальник, черные свободные брюки для йоги, балетки. Миллион воспоминаний связано у меня с этой женщиной. Тина заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе.

– Как ты? – спрашивает она. – Все хорошо?

– Иду к этому.

Отстранившись, она оглядывает меня с ног до головы, ее голубые глаза широко распахнуты.

– Ну расскажи же мне все!

Я не видела Тину четыре года, поэтому я догадываюсь, что она имеет в виду под «расскажи мне ВСЕ». Поначалу, когда меня только выписали из больницы, она приходила к нам домой минимум раз в неделю. Но я сразу извинялась и придумывала кучу отговорок, почему мне срочно надо уйти из дома, или пряталась у себя наверху за закрытой дверью. И в конце концов она перестала приходить.

Я знаю, что мне не нужно извиняться за это. Вместо извинений я выкладываю ей сокращенную версию событий за последние четыре года, заканчивая Вегасом, и Анселем, и своим новым планом. Клянусь, с каждым разом рассказывать становится все проще.

Я так хочу эту работу! Надо, чтобы она поняла, что я в порядке, а я действительно в порядке, поэтому я стараюсь говорить спокойно и рассудительно. И горжусь тем, что мой голос даже совсем не дрожит. Она улыбается, когда я заканчиваю, и признается:

– Работать с тобой вместе – это просто мечта.

– И для меня.

– Давай проведем небольшой просмотр, прежде чем заключим договор. Я хочу убедиться, что ты помнишь наш подход, а твои ноги помнят, что делать.

Она упоминала о неформальном собеседовании по телефону, но, разумеется, ни о каком просмотре речи не было, поэтому сердце у меня немедленно начинает выпрыгивать из грудной клетки. Ты сможешь это сделать, Миа. Ты много лет этим жила и дышала.

Мы идем по небольшому коридорчику, проходим мимо самого большого зала, который зарезервирован для старшего класса, и направляемся к малому залу, в котором проходят индивидуальные уроки и занятия для начинающих. Я улыбаюсь сама себе, ожидая увидеть ряд маленьких девочек в черных купальниках, розовых трико и крошечных балетках.

Все головы поворачиваются к нам, когда дверь открывается, и я на миг забываю, как дышать.

Шесть девочек стоят в зале у станка, по три с каждой стороны от высокого мужчины с ослепительно зелеными глазами, загорающимися надеждой и лукавством при встрече с моим взглядом.

Ансель.

Ансель?!!

Что за…???

Если он здесь, то он был в здании и полчаса назад, когда я звонила. Он видел, что я звонила? Читал мои сообщения?

На нем спортивная черная майка, туго облегающая мускулистый торс, и темно-серые классические брюки. Он босиком, стоит, расправив плечи и вытянув шею, как и девочки рядом с ним, которые украдкой бросают на него взгляды и с трудом удерживаются, чтобы не хихикать.

Это Лола и Харлоу его сюда прислали, я уверена!

Я открываю было рот, чтобы заговорить, но меня сразу же перебивает Тина, которая с понимающей улыбкой выходит из-за меня, высоко подняв подбородок, и сообщает классу:

– Класс, это мадемуазель Холланд и…

– Вообще-то мадам Гийом, – поправляю я тихо и строго поворачиваюсь к Анселю, когда он от удивления невольно охает.

Тина широко улыбается.

– Прошу прощения, мадам Гийом наш новый хореограф, и она будет заниматься с вами растяжкой и станком. Класс, поприветствуйте своего нового преподавателя!

Шесть девичьих голосков и один низкий мужской голос в унисон произносят:

– Здравствуйте, мадам Гийом!

Я закусываю губу, с трудом сдерживая смех. Снова встречаю его взгляд и понимаю, что он читал мои сообщения и что он тоже с трудом сдерживает волнение от того, что находится здесь, особенно после того, как я назвалась его женой. Он выглядит утомленным, но в глазах его я читаю облегчение. Мы обо всем говорим друг другу только глазами. И одному Богу известно, чего стоит мне не подбежать к нему и не броситься в объятия его сильных, мощных рук.

Словно прочитав мои мысли, Тина чуть слышно кашляет, и я моргаю, выпрямляюсь и отвечаю:

– Здравствуйте, девочки. И мсье Гийом.

По классу разносятся смешки, но тут же стихают под грозным взглядом Тины.

– У нас сегодня также гость, как вы, очевидно, заметили. Господин Гийом хочет проверить, стоит ли ему поступать в академию. Пожалуйста, ведите себя как можно более достойно и покажите ему все, на что вы способны.

К моему абсолютному удовольствию, Ансель, кажется, собирается полностью соответствовать названию «маленькая балерина». Тина отходит к стене, и я достаточно хорошо ее изучила, чтобы понимать: никакой это не тест и не просмотр – это просто сюрприз для меня. Я могла бы сейчас посмеяться и начать занятие с растяжки, а сама в это время разговаривать с Анселем. Но он, кажется, готов заниматься вместе с ними, и я хочу, чтобы Тина увидела, что я все могу, даже в присутствии самого большого, самого потрясающего отвлекающего фактора на свете.

– Давайте начнем с растяжки. – Я включаю тихую музыку и наблюдаю, как девочки повторяют за мной движения: сидя на полу, вытягивают ноги перед собой. Согнувшись, я тянусь кончиками пальцев к носкам и говорю:

– Если вам больно, можете немножко согнуть ноги. Кто посчитает до пятнадцати?

Все стесняются. Все, кроме, разумеется, Анселя. И, конечно, он тихо считает до пятнадцати по-французски: «Un… deux…trois…», а девочки не сводят с него глаз.

Мы продолжаем растяжку: кладем ногу на нижнюю перекладину станка и едем по ней, от чего девочки пищат и морщатся. Потом делаем несколько пируэтов, и даже если мне суждено дожить до ста одного года, я и тогда не забуду вида Анселя, пытающегося сделать пируэт! И буду так же смеяться над этим. Потом я показываю им экстремальную растяжку, когда одна моя нога прижата к стене (возможно, это я показываю скорее Анселю, но я никогда не признаюсь в этом!). Девочки пытаются это повторить, хихикают еще сильнее, и некоторые из них набираются храбрости и начинают показывать Анселю, что надо делать: как держать руки, как стоять, а потом и то, что они уже умеют: какие-то вращения и прыжки.

Когда в классе становится слишком шумно и оживленно, Тина отрывается от стены, хлопает в ладоши и обнимает меня:

– Что ж, дальше занятие поведу я. Думаю, у тебя сейчас другие заботы. Встретимся в понедельник вечером, в пять.

– Я так вас люблю, – говорю я, крепко обнимая ее.

– Я тоже люблю тебя, солнышко, – улыбается она. – А теперь иди и скажи это ему.

АНСЕЛЬ И Я выскальзываем из зала и молча идем по коридору. Мое сердце стучит так сильно, что, кажется, при каждом ударе норовит выскочить из грудной клетки. Я физически ощущаю его тепло за спиной, но мы оба молчим. Из-за того, что я снова в студии, и из-за этого внезапного сюрприза в виде его присутствия я так ошеломлена и растеряна, что просто не знаю, с чего начать разговор.

Горячий ветер набрасывается на нас, как только мы открываем дверь на улицу, и Ансель смотрит на меня осторожно, искоса, не в силах предугадать мою реакцию.

– Сериз… – начинает он и судорожно вздыхает. Он смотрит мне в глаза, и каждая следующая секунда нашего молчания становится тяжелее предыдущей. Зубы у него плотно сжаты, но когда он сглатывает, на щеке появляется знакомая ямочка.

– Привет, – говорю я почти неслышно.

Он делает шаг вперед, но, кажется, все еще не уверен в том, что я ему это позволю.

– Ты… звонила мне перед своим приходом.

– Я звонила с парковки. Меня переполняли эмоции, когда я снова приехала сюда… Ты не ответил.

– В студии нельзя пользоваться телефоном, – отвечает он с лукавой улыбкой. – Но я видел твой номер на экране.

– Ты что, приехал прямо с работы? – спрашиваю я, кивая на его классические брюки.

Он кивает. На его подбородке – щетина минимум однодневная. Когда я представляю себе, как он уходит с работы и едет прямо в аэропорт, ко мне, едва успев покидать в небольшую сумку какие-то вещи, у меня слабеют колени.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – говорит он. – Лола позвонила мне и сказала, что ты здесь. Я как раз собирался пригласить вас троих на обед. И Харлоу сказала что-то в том смысле, что выломает мне ноги и оторвет все остальное, если я не буду обращаться с тобой так, как ты этого заслуживаешь.

– Я не злюсь. – Я качаю головой в подтверждение своих слов. – Я просто… я просто поверить не могу, что ты правда здесь!

– А ты думала, я буду просто сидеть и ждать, пока все само собой как-то уладится в будущем? Нет уж, я не мог быть так далеко от тебя…

– Ну… я рада.

Я знаю, что он хочет спросить: «Почему ты ушла так? Почему даже не попрощалась со мной?» – но он не спрашивает. И этим зарабатывает сразу много очков. Потому что хотя и мой приезд во Францию, и мое бегство оттуда были импульсивными, причиной в обоих случаях был он: первый раз я летела на крыльях любви, второй – с разбитым сердцем. И хорошо, что он это понимает. Он оглядывает меня с ног до головы и задерживается взглядом на моих ногах, выглядывающих из-под короткой танцевальной юбочки.

– Ты выглядишь потрясающе, – говорит он. – Правда. Ты выглядишь так сногсшибательно, что у меня просто нет слов.

Я больше не могу сопротивляться и бросаюсь ему на шею. Он обнимает меня и утыкается лицом мне в щеку. У него такие длинные руки, что он мог бы обвить ими мою талию несколько раз. Я чувствую его дыхание на своей коже и то, как он дрожит от моей близости, и когда я произношу: «Так хорошо!» – он только кивает, и наше объятие, кажется, может длиться вечно.

Его губы находят мою шею, подбородок, он посасывает и прикусывает мою кожу. Дыхание у него теплое и свежее, он шепчет что-то по-французски, какие-то слова, которые я не могу перевести, но это и не нужно. Я слышу слова «любовь», «жизнь», «прости», и вот он берет в ладони мое лицо и накрывает своими губами мои, глаза у него открыты, пальцы дрожат. Это единственный, целомудренный поцелуй, без языка, неглубокий… но то, как я трепещу в ответ, кажется, обещает ему нечто гораздо большее, потому что он отстраняется и смотрит на меня торжествующе.

– Пойдем же, – говорит он, и ямочка его становится глубже. – Нужно поблагодарить твоих девочек.

Я так изголодалась по нему, по нам, но еще больше мне хочется увидеть его сейчас вот так, вместе с моими друзьями, поэтому, взяв его за руку, я веду его в машину.

АНСЕЛЬ НАДЕВАЕТ РУБАШКУ и рассказывает о своем полете, о том, как ему пришла в голову мысль, что надо улететь сразу после работы, и как он прилетел, и как потом ему пришлось ждать целый день, чтобы увидеть меня… все эти милые детали призваны замаскировать один вопрос, который дрожит у каждого из нас на кончике языка: и что теперь?

Я веду машину и посматриваю на него искоса. На фоне темнеющего у него за спиной неба он выглядит невероятно шикарно и элегантно в своем костюме цвета графита и лавандовой рубашке на пуговицах. Я, хоть и вышла только что из танцевального класса, переодеваться не собираюсь. Если мы заедем сначала ко мне домой, нет сомнений, что мы там и останемся, а мне нужно увидеть девочек, нужно сказать им спасибо. И, что еще важнее, дать ему возможность сказать им спасибо.

Я только переобуваюсь в более удобные туфли на плоском каблуке и везу Анселя в бар «Динамит», где тащу его за руку прямо к Лоле и Харлоу, которые широко улыбаются при виде меня и моего мужа, моего Анселя. Они сидят в отдельной кабинке, потягивая коктейли, и Лола видит меня раньше, чем Харлоу. И разрази меня гром, если ее глаза не наполняются слезами при виде нас.

– Нет! – Я грожу ей пальцем, смеясь. При всей ее внешней жесткости она такая чувствительная! – Нет-нет, мы так не делаем!

Она смеется в ответ, качает головой и смахивает слезы, и я наблюдаю со смешанными чувствами удивления и радости, как мои самые близкие люди и мой муж обнимаются, словно они лучшие друзья и просто ненадолго разлучались.

Но ведь на самом деле так и есть. Я люблю его, а значит, и они тоже. Я люблю их, а значит, и он любит их тоже. Он вынимает из внутреннего кармана пиджака две шоколадки и протягивает одну Лоле, а другую Харлоу.

– Это за помощь. Я купил их в аэропорту, так что не смотрите с таким уж восторгом.

Они обе берут подарки, и Харлоу смотрит на свою шоколадку, а потом переводит взгляд на Анселя:

– Если она тебя не прикончит сегодня вечером, это сделаю я.

Он вспыхивает румянцем, его ямочка, тихий смех, то, как он закусывает губу, – все, я готова. Черт, убейте меня на месте.

– Нет проблем, – говорю я, бросаю его пиджак на стул и тащу его на танцпол. Меня совершенно не волнует, что за песня играет, я не выпущу его из рук этой ночью ни на секунду. Обняв его, я прижимаюсь к нему всем телом.

– Мы снова танцуем?

– О, нас ждет очень много танцев, – обещаю я ему.

– Ты могла заметить, что я старательно следую твоим указаниям. Я так горжусь тобой, – шепчет он и смотрит мне в глаза. – Ты только что заявила, что вечером прикончишь меня. – Его улыбка становится шире, а руки ложатся на мою талию.

– А ты разыгрывай карты правильно.

– Я забыл свои карты. – Его улыбка гаснет. – Но зато я привез свой пенис.

– Что ж, я постараюсь его не сломать на этот раз.

– На самом деле, я думаю, тебе нужно лучше стараться.

Пол у нас под ногами сотрясается от басов, и мы почти кричим во время этой игривой пикировки, но настроение почему-то уходит, между нами повисает напряжение. Нам всегда удавался флирт, и в сексе у нас все было прекрасно, но нам всегда приходилось притворяться кем-то другим, чтобы быть откровенными друг с другом.

– Поговори со мной, – просит он, шепча мне прямо в ухо. – Расскажи, что случилось тем утром, когда ты ушла.

– Я… просто поняла, что мне нужно сделать шаг назад и подумать, что делать дальше, – говорю я тихо, но он сейчас очень близко ко мне и я знаю, что он слышит меня. – С твоей стороны было ужасно дерьмово не сказать мне о Перри. Но на самом деле это дало мне тот пинок, который был очень нужен.

– Прости меня, Сериз.

Когда он произносит это мое прозвище, грудь у меня напрягается, и я провожу руками по его груди:

– Если мы хотим попытаться быть вместе, я должна быть уверена, что ты будешь рассказывать мне о таких вещах.

– Обещаю. Буду.

– Прости, что я ушла так.

Его ямочка появляется буквально на несколько секунд.

– Покажи мне кольцо. Я увижу, что оно все еще у тебя на пальце, и ты прощена.

Я поднимаю свою левую руку, и он смотрит на тонкий золотой ободок у меня на пальце, а потом целует его.

Мы медленно покачиваемся, почти не двигаясь, хотя все вокруг прыгают, дергаются и трясутся под музыку. Я кладу голову ему на грудь и закрываю глаза, вдыхая его запах:

– Ладно, с этим покончили. Теперь твоя очередь болтать.

С легкой улыбкой он наклоняется ближе, целует сначала мою правую щеку, а потом левую. И касается моих губ на несколько долгих, прекрасных секунд.

– Мой любимый цвет – зеленый, – говорит он мне прямо в рот, и я хихикаю. Его руки скользят вниз по моему телу, руки смыкаются у меня на талии, он придвигается еще ближе и целует меня в шею. – Я сломал руку, когда мне было семь лет, учился кататься на скейтборде. Я люблю весну и ненавижу зиму. В детстве моим лучшим другом был Огюст, а его старшую сестру звали Катарина. С ней у меня случился первый поцелуй, когда мне было одиннадцать, а ей двенадцать, в кладовке в доме моего отца.

Мои пальцы поглаживают его грудь, потом поднимаются вверх, к его горлу, и дальше, на заднюю поверхность шеи.

– Моя самая большая травма – когда моя мать уехала из Штатов, но при этом, несмотря на то что мой отец тиран, детство у меня было вполне счастливое. В школе мне не давалась математика. Девственность я потерял с девушкой по имени Ноэми, когда мне было четырнадцать. – Он целует меня в щеку. – Последний раз я занимался сексом со своей женой, Миа Розой Гийом. – Теперь он целует кончик моего носа. – Моя любимая еда – хлеб. Да, да, знаю, это звучит ужасно скучно. И я не люблю сухофрукты.

Я смеюсь и тянусь к нему уже для настоящего поцелуя, наконец-то. И о… мой… Бог… Губы у него теплые, уже такие знакомые мне, мягкие и в то же время властные. Я чувствую, как растет его желание прикоснуться ко мне, попробовать меня на вкус, заняться со мной любовью, его руки опускаются на мои ягодицы, бедра прижимаются к моим. Он слегка касается языком моего языка, и мы оба стонем, вжимаясь друг в друга и тяжело дыша.

– Я даже не знал, что могу довести женщину до оргазма ртом, пока не встретил тебя, – признается он. – Мне так нравится целовать тебя там. И мне нравится твоя попка, она совершенна. – В этот момент я чувствую, как его твердый член упирается в меня, он сжимает мои ягодицы руками. – Мне нравится любой секс с тобой, но больше всего я люблю быть сверху… ты превращаешь миссионерскую позу в нечто очень сексуальное тем, как извиваешься и двигаешься подо мной.

Черт. Я просто растекаюсь в его руках.

– Ансель…

– Я знаю, какие звуки ты издаешь, когда кончаешь, – тебе никогда не удастся меня обмануть. – Он улыбается и добавляет: – Снова.

– Говори мне обычные вещи, – умоляю я. – Это меня убивает.

– Я ненавижу убивать пауков, потому что мне они кажутся потрясающими, но я буду делать это ради тебя, если ты будешь их бояться. Я ненавижу сидеть в машине на пассажирском сиденье, потому что предпочитаю быть за рулем. – Оон целует теперь мое ухо и шепчет: – Мы можем жить в Сан-Диего, но я бы хотел хотя бы лето проводить во Франции. И может быть, мы перевезем сюда мою маму, когда она состарится.

Мое сердце бьется так сильно, что даже больно.

– Хорошо.

Он улыбается, и я касаюсь его ямочки кончиком пальца:

– Ты правда собираешься сюда переехать?

– Думаю, в феврале, – отвечает он, слегка пожимая плечами. Так, будто это очень просто. Как будто и говорить не о чем и все решено.

Я рада, но в то же время расстроена. Конечно, прекрасно, что все так легко устраивается, но сейчас ведь только июль. Февраль так далеко!

– Это кажется таким далеким-далеким.

– Я приеду в гости в сентябре. В октябре. В ноябре. В декабре. Я январе…

– А сейчас как надолго ты останешься? – Почему я не спросила этого раньше? Я заранее боюсь его ответа.

– Только до завтра. – Мое сердце обрывается, и я вдруг ощущаю щемящую пустоту внутри. – Я могу пропустить понедельник, – говорит он, – но во вторник должен быть на работе на первом этапе слушаний.

Значит, у нас очень мало времени.

Схватив его за руку, я поспешно пробираюсь через толпу к столику.

– Слушайте, девочки…

– Да понятно все, Сахарок, – кивает Харлоу. – У вас всего двенадцать часов. Я вообще понять не могу, что вы до сих пор тут делаете. Бегите.

Видимо, они знали не только то, что он приедет, но и то, когда он уедет. Они успели поговорить обо всем. Черт, я люблю моих друзей.

Я целую Харлоу, целую Лолу, и мы бежим к выходу.

КАК-ТО НАМ УДАЕТСЯ добраться до моей квартиры и не раздеться по пути. Я молюсь, чтобы мы не разбудили Джулианну, когда мы вываливаемся из машины на дорожку, целуясь, а потом гремим в гараже, впечатываясь в стенку, потому что Ансель залезает руками мне под юбку и в трусики, умоляя дать ему меня почувствовать. Его пальцы горячие и нетерпеливые, он резко отводит в сторону тонкое кружево и гладит меня.

– Ты нереальная, – шепчет он. – Мне нужно, чтобы ты была голая. Мне нужно увидеть тебя.

– Тогда тащи меня наверх.

Мы спотыкаемся и бьемся по пути по деревянной лестнице об стены, потом наваливаемся на дверь, он истово целует мою шею, а его жадные руки вцепляются мне в ягодицы, вжимая меня в него.

– Ансель! – смеюсь я, слабо отбиваясь от него, потому что мне нужно достать ключи из сумки.

Оказавшись внутри, я не включаю свет, не в силах оторвать руки от его тела хотя бы на то короткое мгновение, которое нужно для того, чтобы нажать на выключатель. Я слышу, как ключи падают на пол, за ними следуют сумка и его пиджак, а потом уже и мы оба спотыкаемся и падаем в темноту. Он подхватывает меня за талию, чтобы помочь мне подняться, не переставая целовать.

– Мне нравится твое жилище, – говорит Ансель, улыбаясь между поцелуями.

Я киваю, лихорадочно вытягивая рубашку из его брюк.

– Хочешь экскурсию?

Он смеется, когда я рычу от нетерпения, мои пальцы расстегивают пуговицы на его рубашке… И почему этих долбаных пуговиц так много?!!

– А эта экскурсия включает кровать, да? – спрашивает он и убирает мои руки, сам быстро расстегивая оставшиеся пуговицы и снимая наконец рубашку.

– И стол. И диван, – бормочу я, увлеченная его обнаженной кожей, такой гладкой, такой совершенной, которая вдруг оказывается у меня под руками. – А может быть, и пол. И еще душ.

Прошло всего несколько дней, как я не касалась его, но кажется, будто целый год, и мои пальцы скользят по его груди, ногти царапают твердые мышцы его живота. Когда я подаюсь вперед и целую его ключицу, он издает звук, который представляет собой нечто среднее между стоном и рычанием.

Он стягивает купальник с моих плеч, тянет его дальше, по рукам, пока наконец он не остается болтаться у меня по бокам.

– Давай начнем со спальни. А потом можем совершить круиз.

– Нам же надо как-то убить двенадцать часов времени, – говорю я.

Он захватывает мою нижнюю губу зубами, и я начинаю хныкать, мне так сильно его не хватает, что, кажется, в грудной клетке у меня что-то сломалось и я не могу дышать.

Кровать – самый большой предмет в квартире, и даже в темноте Ансель находит ее без усилий. Он ложится на спину, продолжая меня целовать, а потом садится, подтягивая меня к себе, между раздвинутыми ногами. Его руки ласкают внутреннюю поверхность моих бедер, двигаются вверх и вниз, пока наконец пальцы не касаются кромки моих трусиков. Уличный фонарь заливает тусклым светом одну из стен, и я вижу лицо Анселя, его плечи. Брюки у него расстегнуты, и его член уже очень твердый, головка выглядывает из боксеров, а ствол сильно прижат к животу.

Он тянет меня к себе, и я чувствую жар его губ на своей шее.

– Двенадцать часов недостаточно, – говорит он, и его слова обжигают мне кожу. Он облизывает линию между моих грудей, сосет мой сосок прямо через ткань бюстгальтера. Я лихорадочно высвобождаю руки, и он проявляет ко мне милосердие, помогая мне снять оставшуюся одежду, которая падает мне под ноги.

Наконец я могу двигаться и запускаю пальцы ему в волосы. И да, все так, как я помню: то, как он звучит, как он пахнет, как горит моя кожа, когда он ее посасывает под моей ключицей – как я могла думать, что проживу хоть один день без этого?

– Я хочу, чтобы ты сняла, – говорит Ансель и тянется мне за спину, чтобы расстегнуть застежку лифчика. Стянув бретельки, он быстро снимает с меня бюстгальтер, его руки скользят по моим плечам, потом по ключицам, он берет в ладони мои груди. Наклонившись вперед, он ласкает одну, целует другую. Он постанывает от удовольствия и передвигает одну руку мне на ягодицы.

– И это. Сними.

Его рот кружит вокруг моего соска, язык ласкает верхушку. Это тот момент, когда я должна была бы превратиться в кого-то другого, чтобы успокоить сознание костюмом и чужой ролью. Но сейчас, в эту минуту, я хочу быть только собой.

– И ты тоже, – бормочу я. – Брюки.

И смотрю, сгорая от неудержимого желания, как он встает и сбрасывает на пол остатки одежды.

Ансель больше не дает мне подсказок, он просто вытягивается на постели и ждет, пока я стаскиваю с себя трусики. Он молча тянется и берет свой член рукой у основания и медленно поглаживает его.

Я забираюсь на кровать, ложусь на него сверху, обхватываю своими бедрами его бедра. Он отпускает член, тот победно встает, почти касаясь его живота. Глаза у Анселя открыты и не отрываются от расстояния между нашими телами, которое становится все меньше. Он нетерпеливо хватает меня за ягодицы, подтягивая меня кверху, так, чтобы я находилась прямо над ним.

Зубы у него крепко сжаты, голова откинута назад, на подушку, и он выдыхает:

– Возьми меня.

Я провожу руками по его груди и ниже, скольжу пальцами по его члену и беру в ладонь его яички, глажу бедра. Есть что-то очень возбуждающее в том, чтобы быть вот так сверху. Я совершенно обнажена и беззащитна под его взглядом. Не могу спрятать лицо в его шею, не могу исчезнуть под весом его тела.

Это ново для нас, то, что он здесь, в моей квартире, в моей постели, его взъерошенные волосы разметались по моей подушке. Взгляд у него остановившийся, вишнево-красные губы вспухли от моих поцелуев, и это вызывает у меня такое возбуждение, какого я раньше никогда не испытывала.

– Ты такая горячая, – говорит он, лаская меня между ног. – Такая мокрая… – Его пальцы легко скользят по моей плоти, исследуя каждый укромный уголок, а потом он берет в руку свой член и проводит им по моим влажным нижним губам. Я не могу оторвать глаз от его лица, от выражения сосредоточенности, когда наши тела соприкасаются, и это как будто весь воздух выкачали из комнаты, оставив только на один вздох.

Едва заметно двигая бедрами, он приближается все ближе, ближе, и вот он уже здесь, у входа. Я медленно впускаю его в себя, дыша тяжело и часто, и не могу закрыть глаза, потому что его лицо просто нереально: глаза прикрыты, губы полуоткрыты, щеки покрыты румянцем, и он задерживает дыхание, наконец входя в меня.

Это так полно, так мощно, и я даю своему телу секунду, чтобы привыкнуть к этому ощущению. Но я не хочу неподвижности, я хочу совсем другого: я хочу чувствовать его внутри себя, хочу ощущать, как его руки на моих ягодицах становятся все требовательнее и горячее, когда я скачу на нем. Я хочу, чтобы он был внутри меня всю ночь.

Я начинаю легко покачиваться, растворяясь в его реакциях так же, как он, кажется, растворяется во мне. Он крепко держит меня за бедра, но при этом дает мне возможность двигаться, и наконец он открывает глаза, смотрит мне в лицо и улыбается, являя мне настоящего Анселя: яркие глаза, ямочка и сладкий, сексуальный рот.

– Устрой для меня маленькое шоу, Сериз. Сломай меня.

С ухмылкой я приподнимаюсь и опускаюсь, а потом немного быстрее, и еще немного быстрее, зачарованно глядя на крошечную морщинку у него между бровей, которая возникает от того, как сосредоточенно он смотрит на мое лицо. Он двигается мне навстречу и удовлетворенно улыбается, когда я вскрикиваю, и вставляет руку между нами, чтобы дотронуться до меня, ласкать меня, гладить и тихонько, шепотом просить трахать его сильнее и быстрее.

– Дай мне услышать, – рычит он, прижимая меня к себе. – Выпусти на волю мою маленькую дикарку.

Он с неотступным вниманием смотрит, как я приближаюсь к оргазму, и шепчет: «О, Миа, да, вот оно…» Мои руки лежат на его груди, глаза прикованы к его полуоткрытым губам, и я молю его: «Пожалуйста, о, пожалуйста…» Я чувствую, как моя голова запрокидывается назад, когда приближается взрыв наслаждения. «Сейчас, сейчас, я кончаю, кончаю…»

Он еле заметно кивает, улыбается и прижимает свои пальцы сильнее к моей плоти, глядя, как я растворяюсь в чистом наслаждении, содрогаюсь на нем и наконец падаю без сил на его грудь.