Эра Стрельца Андреева Наталья

– Позвоню.

«Вот и все», – подумала Ирина Сергеевна, почувствовав, что ноги подгибаются. А надо идти туда, к ним. Нет, на кухню. Мясо и в самом деле подгорает. Где взять силы? Отпустить? Или бороться? Какое решение принять?

На кухне она выпила стакан воды. Потом машинально выключила духовку. Потом включила. Жаркое подгорело, но, похоже, в этот вечер это уже никого не интересовало. Андрей Елистратов был взволнован, наверное, из-за финансовых проблем, о которых только что сообщили. Лада и Серебряков заняты друг другом, Ирина Сергеевна – своими мыслями.

Гости вскоре откланялись, и муж заперся в кабинете. Ирина Сергеевна помыла посуду и стукнула в дверь.

– Саша, к тебе можно?

– Я занят!

– Я хотела…

– У меня дела.

В другой комнате сын был целиком поглощен компьютерной игрой. Она осталась одна. Заглянула в спальню. Огромная кровать, где они спали, каждый на своей половине. Не нарушая священных границ. Ирина Сергеевна пошла на кухню. Никто ее не беспокоил. Вернее, не замечал. Она плакала, отвернувшись к окну.

«Саша, Саша! Зачем тебе эта женщина? Ты же видишь, что поезд ушел. Если бы ты хотел быть с ней, ты бы не рассчитывал на случайную встречу. Ты искал бы ее. И нашел. С твоим упорством в достижении цели ничего невозможного нет. Она не нужна тебе. Ты все понимаешь…» И решение пришло: бороться.

Через день, двадцать девятого августа ее мужа нашли убитым. В лифте, в доме, где жила его любовница. О которой Ирина Сергеевна давно уже знала…

– …Я любила. И прощала ему все. Его любовниц, частые отлучки, пренебрежение. Он и в делах добился такого успеха только потому, что никем не дорожил. Ни мною, ни семьей. Друзей у него не было. Пропадал на работе допоздна, домой приходил только спать. Иногда вообще не приходил. Как одинокий волк, рыскал в поисках кредитов и партнеров. Но я еще раз повторяю: в расследовании я вам помочь не могу. Врагов мужа не знаю, в делах понимаю мало, к любовнице Александра ненависти не питаю. Убивать его я не собиралась. И вообще… Я бы хотела остаться одна.

– Это муж на вас так повлиял? Предпочитаете, как и он, переживать в одиночестве, отвернувшись лицом к стене?

– Что? Да, знаете, так бывает. Прожив вместе много лет, люди кое-что друг у друга перенимают. К сожалению, Саше не перешла моя доброта. Он был жестоким человеком.

– Что ж, извините, что побеспокоил. К кому мне обратиться на фирме? Я бы хотел знать, как обстояли дела. Коммерческие тайны меня не интересуют, мне надо выяснить, кто мог быть заинтересован в смерти Александра Сергеевича. Может, конкуренты? Я знаю, что у него были проблемы в делах.

– Ситуация еще не стабильна. Фирма выживет, но за ее процветание я ручаться не могу. Теперь… – Она вздохнула. – Без Саши все будет гораздо сложнее. А обратиться вы можете к Паше, то есть к коммерческому директору.

– Сергеев Павел Петрович, шестьдесят третьего года рождения, не женат, проживает в Ясенево. Правильно?

– Да, верно. Номер дома и квартиры тоже есть? Или вам записать?

– Запишите, Ирина Сергеевна, запишите. Если вам не трудно. Буду признателен.

– А как насчет кофе? Говорят, у меня это получается. Варить кофе.

– У вас получается. Но я… спешу.

Алексей Леонидов брел по Москве в сторону метро. Погода готовилась сделать резкий скачок в осень, и Леонидов бормотал: «Любовь бывает разная: жидкая, твердая и газообразная… Любовь бывает…» Вот ведь привязалось! Лана отнесла Ирину Сергеевну к тем, кто способен лить слезы. Все так, но… Ирина Сергеевна твердо стояла на ногах. И так же твердо будет стоять на своих показаниях. Ничего не знаю о делах, о конкурентах, о его женщинах. И вообще она дама с характером. Мешала бы ей любовница мужа, Леонидов подумал бы сто раз, прежде чем сделать ставку на победителя. Но Лана… Ах! Светлана Анатольевна, Светлана Анатольевна! Как бы нам с вами перейти на ты? От газообразного воздыхания к чему-нибудь более существенному. Вы теперь на свободной охоте, я на охоте всегда. Профессия такая. Но надо же что-то и для себя иметь! Взятки – это хорошо. Но плохо. Что касается злоупотребления служебным положением… Неплохо было бы разок злоупотребить. Так злоупотребить, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Так злоупотребить, чтобы… Его мечтания прервал глас, раздавшийся с небес:

– Следующая станция…

«Да слышу я, Господи! Моя! Уж и помечтать нельзя! Вечно ты бдишь! Как только не надоест! Скучная у тебя работа, Господи».

Леонидов стряхнул оцепенение и двинул локтем соседа, который вел себя слишком уж нахально. Толкался, протискиваясь к выходу. Двери открылись, согбенная старушка с двумя огромными сумками в руках и рюкзаком за плечами рванулась в вагон с криком: «Бабушку, бабушку не обижайте!» Молодежь шарахнулась в стороны. Леонидов подумал, что напрасно обидел соседа. Бабушка снесла их обоих с пути, еле успели выскочить из вагона. Он привел в порядок одежду, которая пострадала в боях за место под электрическим солнцем метро, и двинулся к эскалатору. На волю всех! На волю!

Он долго пытался вызвонить коммерческого директора. Тот был то в банке, то в одном из магазинов, то по делам. Наконец выяснилось, что вечером Павел Сергеев будет снимать стресс на теннисном корте. После такого напряженного рабочего дня стресса должно накопиться много.

Что ж, теннис нынче в большой моде. Сверившись с бумажкой, Леонидов побрел к означенному спортивному комплексу. И добрел до него, ибо все конечно. За металлической сеткой, которой была огорожена площадка, невыносимо страдали двое мужчин. Один худой, другой с огромной лысиной. Лысина сверкала на солнце, ибо мужчина успел уже вспотеть. Оба были в фирменных футболках и трусах. Мысленно примерив на себя экипировку теннисистов, Леонидов заскучал. Ноги у него были не очень. То есть не мускулистые. А если уж быть честным до конца, то и кривые. Утешило только, что оба играли скверно. То, что сам он играть не умел вообще, не смутило. И никто об этом не узнает, вот что главное! Приняв вид знатока, Леонидов присел на скамейку и стал наблюдать за игрой. Кто же из них Сергеев?

Мячик ядовитого желтого цвета все время норовил покинуть пределы корта, и чаще всего слышались крики «болл» и «аут». Противники мучили друг друга, видимо, уже не первый сет.

«Класс игры невысокий, – вспомнил Леонидов слова Остапа Бендера, глядя на то, что некоторые смелые люди рискнули бы назвать теннисом. – Зато пижонства… Пижонства выше крыши! Как красиво он замахивается! Как поднимает ракетку! Ё ты мое! Сергеев, точно! Худой, а не лысый. Лысый просто потеет».

Зрителей было не много. У самой сетки, в первом ряду, сидела полусонная блондинка с длиннющими ногтями на руках и пыталась болеть за худого. Леонидова так поразили ее ногти, что теннис померк. Что можно делать такими руками? Стирать? Мыть посуду? Пеленать детей? Дудки! Это элитная порода блондинок. Выведенная специально для того, чтобы сидеть у теннисных кортов. У бассейнов. В шезлонге на берегу моря. Ради нее и старался худой мужчина в трусах. Блондинка пыталась хлопать его удачным ударам, но ногти мешали. Она явно скучала, и Леонидов отважился спуститься в первый ряд. Присел рядом, не отводя взгляда от ногтей. Потом глянул ниже, на стройные ноги и откровенно увлекся. Из открытых босоножек выглядывали пальцы с ногтями того же цвета, что и на руках. Он тихонько вздохнул. А вот когда в постели, насчет секса, с такими ногтями, это как? Мысль, конечно, крамольная, но никто ведь не узнает. Вот что главное! На то они и мысли, чтобы их скрывать. Он вспомнил Лану и вздохнул еще раз. Девушки были похожи на родных сестер. Хотя одна была яркой блондинкой, другая брюнеткой. Выражение лица – вот что делало их родными сестрами. Скучающее. И надменное. Наконец он осмелился:

– Девушка, вас не Ланой зовут?

– Еще чего! Я – Нора, – мгновенно проснулась блондинка.

– А Нора – это производное от чего, простите?

– В смысле?

– Ну, например, Лана, как мне удалось узнать сегодня ночью, выводится из Светланы, а из чего же следует такая прелесть, как Нора?

– Из Елены, – деловито ответила блондинка.

– У меня неважно с логикой. Не могу сообразить.

– Елена, Элен, Элеонора, Нора – это все одно и то же, – охотно пояснила блондинка.

– Восхитительно! – всплеснул руками Леонидов. – У вас так развито чувство прекрасного! Я в восторге! Ну а я просто Леша от просто Алексея.

– Вы чей-то шофер?

– Так похож? – мгновенно расстроился он. Принять сыщика за шофера!

– Да вы же без ракетки. И не в трусах. Значит, из свиты.

– А если я прохожий?

– Ну и проходите себе дальше. – Блондинка откровенно зевнула, потом добавила: – Я с прислугой романов не кручу.

– Ладно, Нора, карты на стол. Вы меня разоблачили. Я здесь жду Павла Петровича Сергеева, коммерческого директора фирмы «Алексер».

– Пашу? Почему же тогда я вас не знаю?

– А должны?

– Я Пашина девушка, – тряхнула блондинка копной волос.

– А я – Пашин следователь.

– Как, как?

– Тот есть оперуполномоченный, который собирает улики по делу об убийстве А. С. Серебрякова. Вы в курсе?

Девушка наморщила лоб. Она пыталась что-то сообразить. Пауза затянулась, Леонидов искал подходящую фразу, чтобы продолжить разговор, но тут теннисисты решили: довольно! И пошли к сетке. Худой пожал руку лысому, потом направился к выходу, прихватив по пути полотенце.

Вблизи он выглядел не таким юным и спортивным, как на корте. Его рот был сочный, плотоядный, как у любителя выпить и покушать, волосы редкие, зато грудь волосатая. Первым делом мужчина стянул майку. Блондинка взяла полотенце и нежно провела им по волосатой груди. Ногти ей не мешали. Леонидов поспешил представиться.

– Ну и что вы хотите? – вяло поинтересовался коммерческий директор.

– Поговорить с вами, Павел Петрович, всего лишь поговорить. Вы ведь не только коммерческий директор фирмы, вы были другом покойного, учились вместе с Александром Сергеевичем, много знали о нем. Не уделите мне времени для беседы?

– Нора, сходи, купи мне минеральной воды. Пожалуйста.

– А если ко мне будут приставать мужчины? – кокетливо спросила блондинка голосом красивой женщины, которой мужчины платят за то, что она есть на свете.

Сергеев поморщился, но ответил в тон:

– Задержи до моего прихода, хорошо? Я всех их побью.

Нора направилась выполнять просьбу Сергеева, волнующе покачивая бедрами. На ней был костюм теннисистки, короткая юбочка и обтягивающая майка. Поверх – ветровка. Но представить, что девушка играет в теннис с такими ногтями…

– Я вас слушаю.

– Красивая у вас девушка, Павел.

– Да, красивая.

– И дорогая, наверное?

– Это имеет прямое отношение к смерти Серебрякова?

– Как знать, как знать. Сегодня ночью я беседовал с любовницей Серебрякова. Вы, быть может, в курсе. Вижу: в курсе. Никогда не задумывались над тем, будет ли ваша девушка оплакивать вас?

По лицу Сергеева Алексей понял, что попал в больное место.

– Я, в отличие от Серебрякова, не женат и комплексами не страдаю.

– А он страдал? Какими же?

– Это вы с его бабами выясняйте. И почему все они его ненавидели.

– Кто конкретно испытывал бурную ненависть? Их что, было несколько?

– Хватало. Но ко мне это не имеет никакого отношения. Я с женщинами схожусь для взаимного удовольствия. Взаимного, заметьте.

Кто бы в этом усомнился! Сергеев в прекрасной форме. Но и Серебряков был не промах. Вот такие они, молодые бизнесмены. Ведут здоровый образ жизни, занимаются спортом, не курят и не пьют. Содержат любовниц. Опять-таки, для здоровья полезно. И внутри, и снаружи – броня.

– У вас были конфликты с покойным шефом? Или другом? Как вам удобнее?

– Меня его женщины не интересовали.

– А если отвлечься от волнующей вас темы? – Леонидов начинал подозревать, что комплексами в отношении противоположного пола страдает сам Павел.

– А чего мне с ним было делить?

– Как же так, Павел Петрович, а доходы? А власть? Неужто ваш номер – второй и вы с этим смирились? Судя по сегодняшней игре, лысого вы натянули.

– Этот лысый, как вы изволили выразиться, – уважаемый человек. – Сергеев пожевал губами. – У нас официальный допрос или как?

– Или как. За лысого простите. Разумеется, здесь все уважаемые люди.

– Что ж, извинения приняты. Что с вас взять… – Павел кашлянул и проглотил последнее слово. Как Леонидов догадался, «ментов». – Вы уже наверняка наслышаны, что приятным человеком Серебряков не был. У всех рано или поздно возникали с ним трения. Он не любил людей и никогда их не жалел. Загонял, как лошадей, и безжалостно бросал, когда нужда отпадала.

– Следует ли из этого, что по отношению к вам тоже была допущена несправедливость?

– Понимайте, как хотите. Я жаловаться не собираюсь. Тем более вам… – Слово «ментам» он опять проглотил. – Я в Сашу не стрелял, сидел дома с Норой, она может подтвердить, да и другие свидетели найдутся. Так что не надо мне наводящие вопросы задавать. Могу доказать, что я вообще стрелять не умею. И оружия у меня нет. И взять неоткуда. И справочку соответствующую принести.

– Можете. А что же вы так боитесь, что именно вас могут обвинить в убийстве? Так боитесь, что даже заранее начинаете оправдываться. Кстати, в Серебрякова стрелял наемный убийца. Судя по всему. Так что вам и не обязательно быть мастером спорта по стрельбе, достаточно иметь деньги. Хорошо вам платил покойный?

– На жизнь хватало.

Он врал. И не первый год. Ему не хватало. И врал не только этому тощему нахальному оперу. Он запутался в этом вранье, но миф о своем богатстве поддерживал. Мол, он не просто начальник отдела продаж, он компаньон Серебрякова. Не на зарплате сидит, а получает процент. Отсюда все. Машина, квартира, любовница. Теннис, час игры в который стоит не дешево, но Паша Сергеев не скупится. Да и чего скупиться, если денег куры не клюют?

Все считали Пашу человеком богатым, и он скорее пустил бы себе пулю в лоб, чем позволил, чтобы кто-то думал иначе. Самым страшным для него было признать, что другие добились большего. Имеют больше. А он никто. Зависть была тайным пороком этого приятного во всех отношениях парня. Злое чувство возникало из ничего: вот девушка прошла мимо – красивая девушка, и кто-то с ней спит. Почему не он, Павел Сергеев? Машина проехала мимо: крутая машина, и сидит в ней какой-то лысый хрен, а он, Павел Сергеев, смотрелся бы гораздо лучше. Хата, в которой живет подруга приятеля, – крутая хата. Он бы, Павел Сергеев, лучше вписался в роскошный интерьер. И дорогие теннисные корты только и ждут легких Пашиных шагов на упругом покрытии. Ждут именно его и дорогие магазины, и швейцары в шикарных ресторанах должны улыбаться приветливее, чем кому-либо еще. Павел Сергеев – король жизни. Все остальные – его слуги. Но…

Красивая жизнь его отторгала. Как инородное тело. Неудачник завидовал всем, кому повезло. Чужой кусок всегда слаще, чужая постель мягче, а чужая жена желаннее прочих женщин. Паша страдал и делал долги. Вот-вот он выкрутится, и ему непременно повезет. Будут деньги, много денег. Будет своя собственная фирма. Ему давали, ибо созданный Пашей имидж служил гарантией возврата. Такой шикарный парень! На такой машине! С такой блондинкой на переднем сиденье! Ну разумеется, отдаст. Он перезанимал у одних знакомых, чтобы отдать другим, потом перезанимал у тех, кому только что отдал, и в итоге очутился в кругу одних только кредиторов. И, естественно, самым крупным был его шеф и друг детства Александр Серебряков.

Самое скверное, что тот его быстро раскусил и не упускал случая лягнуть в больное место. Мол, богатый бедняк. Уступи любовницу со скидкой, как подержанный товар, когда начнется распродажа имущества. А до этого недалеко. Сначала Сашка давал деньги легко и отмахиваясь: какие, мол, с друзей проценты! Тем более, что начинали они вместе, и Паша поначалу вложил в фирму собственную наличность. Скоро его потребности превысили доходы, и деньги свои он постепенно изъял из оборота, о чем потом жалел до умопомрачения, ибо обороты фирмы росли. Серебрякову же это было на руку. Над Пашей он тайно смеялся. Вот ведь нет у человека терпения! Подожди годик-другой, и все будет твое. Машины, квартиры, блондинки, брюнетки. Терпения нет.

Выкупив его долю, Серебряков стал единоличным хозяином фирмы. А спустя какое-то время стал брать с бывшего друга немалые проценты. Ибо дружба между ними давно уже кончилась. Паша дернулся было туда-сюда, пробовал стать в позу, но Серебряков держал его на коротком поводке. Паша не мог уйти из фирмы, не мог найти другую работу, за которую платили бы больше. Его зарплату Серебряков устанавливал сам, а он не любил переплачивать. Так тянулось довольно долго, и Паша смирился. Серебряков держит его долгами, чтобы работал на фирме. Но топить не станет. Паша нужен фирме. У него знания, опыт. Все утрясется. Но тут, совсем некстати, Нора попросила новую шубу: «До зимы рукой подать, – сказала она. – Ты же не хочешь, чтобы рядом с тобой шла облезлая обезьяна?»

До облезлой ей было далеко и в старой шубе. А что касается обезьяны… До нее у Паши было много девушек. Это было важной составляющей его имиджа – блондинка на переднем сиденье машины. Надо одевать ее так, чтобы все поняли: у парня есть средства. К кукле же предъявляются следующие требования: смазливое лицо и стройная фигура. Волосы у Норы были крашеные, ногти наращенные, ресницы тоже. Но ноги настоящие. Паша относился к ней, как к дорогой игрушке. Заниматься любовью с Норой было невыносимо. Ее отвратительные ногти раздражали. Судорожно сцепив руки у него на спине, Нора в момент накала его страсти думала только о том, как бы их не сломать. Он терпел, потому что на нее оборачивались. Шикарная девица! Но ведь дура набитая!

– Я хочу шубу…

– Милая, у тебя же есть шикарная шуба…

– Шикарная?! Ей уже год.

– Но…

– Ты же не хочешь, чтобы твоя девушка выглядела как пугало. Мне нужна новая шуба.

Отказать? Пойдет сплетня. У Норы много подружек в кругах, где вращаются Пашины кредиторы. Купить? А деньги? Деньги где взять?

Паша еще не знал, что главный удар, причем в спину, нанесет ему бывший друг. Друг детства…

– …Да, на жизнь мне хватает.

– Ну тогда вы счастливый человек, Павел Сергеевич! Завидую. Не многие этим могут похвастаться. А вы вот молодец! Я так понимаю, живете экономно, да и девушка ваша лишнего не просит. Умная девушка.

– Не надо иронизировать. И вообще: вы не там ищете. Чтобы я заказал Серебрякова? Чушь! Меня все устраивало. Так называемые вторые роли. Вся ответственность ложилась на Серебрякова, а с меня какой спрос? Бизнес-планы разрабатывал Серебряков, кредиты брал Серебряков, с «крышей» договаривался опять-таки Серебряков…

– Насчет «крыши»… Так как? Все в порядке?

– Вполне!

– Могли его заказать конкуренты?

– Не думаю. Хотя… Кто знает? Я могу предположить…

– Ну-ну? Попробуйте!

– Кто-то из обиженных. Или на бытовой почве. Не бизнес.

– Ну хорошо. Вы были его другом?

– Я бы не сказал. Последнее время мы друг от друга отдалились. Но раньше…

– Раньше? Праздники вместе справляли? В дом к ним были вхожи?

– Что-то вроде того. Мы ведь родились и выросли в одном городе. Учились в одной школе. Вместе основали фирму.

– Так почему наступило охлаждение? Что случилось?

– Это естественно. Чем старше человек, тем больше его тянет к семье. Побыть с близкими людьми, провести вечер у телевизора, – промямлил Сергеев.

– Но, насколько я знаю, в семье у Серебрякова не очень, мм-м-м… тепло.

– Это не мое дело, – поспешно сказал коммерческий директор.

– Значит, вы хорошо знаете его жену, Ирину Сергеевну. А любовницу?

– Любовницу? Какую любовницу? – заволновался Павел.

– Их что, было несколько?

– Ах, любовницу! Вы имеете в виду… Лану, конечно! Естественно, я знал. Нора и Лана подружки. Мы вместе выводили своих девочек в свет, туда, где не требовалось соблюдать этикет. Есть мероприятия, куда приходят с женами, а есть те, где все с любовницами. Это заранее обговаривается. А то может возникнуть неловкость. Мне проще. Я мог переиграть ситуацию и назвать Нору своей невестой. Допускается. Я ведь холост. В отличие от Серебрякова. Девочки хорошо ладили. Знаю, что они встречались и без нас, обсуждали свои женские проблемы.

– Пили на кухне коньяк и сплетничали.

– Нора не пьет коньяк. Только мартини. С соком.

– Это вы так полагаете. При вас она, конечно, марку свою держит.

– Знаете, Алексей Алексеевич, я немного устал. Тяжелый день, потом теннис. Саши ведь нет теперь с нами, – скромно опустил глаза коммерческий директор. – Мне надо подумать о будущем фирмы.

– Кстати, о фирме. Могу я посетить ваш офис?

– Да, пожалуйста! Хоть завтра, прямо с утра! Я подготовлю сотрудников.

– Что ж они у вас, пугливые?

– Вы все время цепляетесь к словам. Если я подозреваемый, предъявите мне обвинение. И документ, согласно которому я должен давать показания. Если же у вас ничего такого нет, то… До свидания. Извините, мне и в самом деле некогда.

Он нагнулся к спортивной сумке и вытащил из нее штаны. Потом куртку. Леонидову ничего не оставалось, как уйти. Что можно предъявить коммерческому директору? Ничего. Пока ничего. Надо поговорить с сотрудниками фирмы, вдруг да всплывет интересный факт. Леонидову захотелось взглянуть на машину Павла Сергеева. Неплохо бы и квартиру посмотреть. Любовницу он уже увидел.

Столкнувшись по дороге на автостоянку с Норой, Леонидов усмехнулся: «Богатой будет. Только что о ней думал». В руках у Норы ничего не было, мужчины, который шел бы за ней хвостом, тоже не наблюдалось. Разумеется! Бутылка с минеральной водой в сумке у Сергеева! Это был только предлог. И для Норы, которая не упустила случая продефилировать в короткой юбке мимо кортов, где потели солидные и уважаемые люди. Видно, сегодня удача от нее отвернулась. Золотая рыбка не клюнула, только тощий карась Леонидов. На него Нора и не взглянула.

Вздохнув, Леонидов продолжил свой путь. Минут десять крутился на автостоянке и даже привлек внимание охраны. Подошедшему парнишке с квадратной челюстью сказал:

– Спокойно, милиция. – И сунул в нос удостоверение.

– Сперли чего? – деловито поинтересовался охранник.

– Честь, совесть и достоинство.

К автостоянке в сопровождении Норы подошел Павел Сергеев. На Леонидова он даже не посмотрел, сразу полез в машину красного цвета. «Пеужот», – прочитал Алексей. Сколько же бесполезных букв во французском языке! Такое короткое слово – «Пежо». И так много букв на конце!

Сергеев сел на водительское место, Нора рядом, и машина тронулась. Водил Павел лихо. «“Пежо” – это, наверное, от слова “пижон”», – подумал Алексей, наблюдая за процессом. Именно в этот момент ему пришло в голову, что у коммерческого директора долги. А кто был так богат, чтобы давать в долг, и так близок Сергееву, чтобы не отказать старому другу? Серебряков! Кто же еще? Капитан вздохнул и пошел на маршрутку. Сил толкаться в метро уже не было, а надо доехать до места прохождения службы, отчитаться перед начальством о проделанной работе, и только тогда можно рвануть домой. Спать.

В маршрутном такси он задремал. Когда очнулся, увидел объявление. На альбомном листе синим фломастером было выведено: «Остановки “тута” и “здеся” не объявлять!»

– Остановите, пожалуйста, вон у той зеленой палатки, – попросил он.

– Ты читать умеешь? – бросил через плечо водитель.

– Да, – скромно сказал Алексей. – Красиво написано. Но я сказал: у палатки.

– Ага. У фонарного столба, у дерева, возле той большой черной собаки, перед указателем на деревню Васькино-Мордаськино. Всего не перечислишь.

– Ну что вам, трудно?

Водитель выругался и дал по тормозам. Такси остановилось, Алексей шагнул к двери и потянул за ручку. Ах, эти двери маршрутного такси! Поэма о чувствах человеческих. Которые со знаком минус. Приложишь минимум силы, она не откроется. Станет стыдно. Мужчина, а такой слабый. И женщины. Смотрят. Приложишь максимум, водитель заорет благим матом, как этот:

– Если все так будут хлопать, я скоро без дверей останусь!

– И без крыши, – буркнул Леонидов, аккуратно закрывая дверь, и прищемил палец.

Маршрутное такси уехало, а он подул на руку, чтобы унять боль.

«Хочу машину», – тут же заныла душа. Ей только дай повод, начнет скулить. Почему люди не летают, почему летают другие люди, почему они и не люди вовсе?

А ведь еще в автобус лезть! А Павел Петрович Сергеев, мало того что послал куда подальше, укатил на шикарной машине в сопровождении шикарной блондинки. Ну как тут не обозлиться? Как остаться человеком? Вот так и рождается классовая борьба. Бедный, но талантливый сыщик Алексей Леонидов собирался «бороть» коммерческого директора фирмы «Алексер» и быть при этом безжалостным и беспощадным.

– Алло! Привет, подруга, узнала?

– Нора? Привет.

– Не спишь еще?.

– Уснешь тут! Одна в квартире, а по телевизору сплошняком идут ужастики. По первой «Зов убийцы», по российской какой-то там «Безжалостный свидетель», а по кабельному вообще «Полночный маньяк»! И это после вчерашнего! У меня свет везде включен, а все равно пробирает. Ты про моего Серебрякова-то в курсе?

– Да уж. Выстрелы слышно было?

– Я сериал смотрела. Который в десять вечера начинается. Из-за Шурика две серии в неделю приходилось пропускать. Он, как приходил, сразу переключал на политику. А вчера вечером Серебрякова все нет и нет. Думаю, слава тебе, Господи, может, в пробке сидит, хоть десять минут посмотрю, а оно вон как оказалось. Представляешь, я-то, дура, еще радовалась, что он задерживается! А его в это время убивали!

– Да уж.

– А я знала? Выстрелов никто не слышал. Пистолет-то, говорят, с глушителем был.

– Слушай, ну ты как?

– Да нормально.

– Жалко?

– Себя? Да.

– Что, совсем плохо?

– Денег нет. Только что потратилась.

– Что купила-то?

– Да дубленку новую в «Снежной королеве».

– Сколько?

– Две штуки, – слегка приврала Лана.

– Всего? – подколола подруга.

– Ну, ты знаешь, мой-то не баловал. Да и барахла у меня полно. И дубленка не нужна была. У меня еще шуба не сносилась. Из норки. Как новенькая! Просто Шурик обещал новую машину, вот я и купила короткую дубленку, чтобы удобнее было за рулем да чтобы норку не трепать зря.

– А ты какую тачку хотела?

– Третьего «Гольфа». Теперь накрылась моя голубая мечта. «Жигули» в ремонт пришлось отогнать, сцепление барахлит, да и надоела уже эта рухлядь. Хорошо хоть вперед отдала бабки.

– Да, жаль, – сказала Нора с плохо скрываемой радостью в голосе.

У нее-то машины не было никакой, и в этом вопросе Паша был тверд, как скала.

– А ты у Пашки шубу-то выклянчила?

– Разбежалась! Жмот он. Да сдается мне, у него и денег нет.

– Как нет? Он же коммерческий директор, совладелец!

– Это он так говорит. Я недавно слышала краем уха, как он с Серебряковым собачился, царство ему небесное. Раньше все тихо-мирно было, а тут орали так, что мне даже подслушивать не пришлось. Серебряков прямо сказал, что Пашиной доли и в помине нет, ему надоело, мол, субсидировать его дорогие привычки.

– Чего-чего делать?

– Субсидировать. Слово такое, но не суть. Я одну фразу четко запомнила: «Ты все отдашь до копеечки и тогда, когда я тебе скажу». Вот так-то, подруга.

– Да, значит, обе мы с тобой на мели.

– Как знать, как знать. Серебряков помер, а жена его корова коровой. Авось, Паша и развернется, она-то считает, что он близкий друг, совладелец и все такое.

– А я теперь женщина свободная. Познакомила бы ты меня с каким-нибудь мужиком, что ли? С богатеньким Буратино.

– Смеешься! Кто ж таких отдает? У меня с Пашей, похоже, остывает.

– Что, сорвался?

– Вроде того. Так что скоро вместе пойдем, подруга, на вольные хлеба.

– Приезжай. Дубленку посмотришь, посидим, водочки попьем. Коньяк у меня кончился, а денег нет.

– Лучше в кабак. Я приглашаю. Может, зацепим кого.

– Что мы, дешевки?

– Милая, знаешь, какая конкуренция подрастает? Помоложе нас с тобой, да и поумнее. Кризис всех на улицу выкинет. А умные девки в цене: образование, манеры, языки.

– Может, и нам пойти поучиться?

– Ты читать-то еще не разучилась, подруга? Поучиться! – хмыкнула Нора. – Пойди в институт заявление подай.

– А сама? Ладно, в кабак так в кабак. Гульнем на последние. Что ж делать! Времена сейчас тяжелые.

– А ты объявление в газету дай: «Молодая, красивая, свободная, ищет состоятельного мужчину…»

– Смеешься?

– Ну вывеску на грудь нацепи: «Свободна, сдаюсь в наем».

– Что я, квартира?

– Это как сказать.

– Ладно-ладно, я посмотрю, как ты пошутишь, когда тебя к следователю таскать будут.

– А меня-то с чего?

– Что ж мне, одной, что ли, отбиваться? Кстати, следователь ничего. Или кто он там? Можно и пообщаться.

– А, этот блондин в дешевых шмотках? Приезжал сегодня к Паше, когда мы в теннис играли.

– Ну шмотки у него, может быть, и дешевые, зато в шмотках все нормально.