Тот, кто придет за тобой Нури Альбина

Пролог

Вчера ночью я снова слышала его за дверью спальни. То существо снова приходило. Оно бродило так близко, а я даже не могла понять, что оно такое, из какой адской пропасти выползло, чтобы утянуть меня за собой.

С прошлой недели кошмар стал повторяться каждую ночь, и я уже не надеюсь, что это прекратится само собой.

С вечера, а иногда и под утро, мне обычно удается забыться сном – отвар из трав успокаивает нервы, помогает заснуть, пусть и ненадолго. Но время с полуночи до трех-четырех часов, когда я бодрствую, превратилось в пытку.

Я никому не могу рассказать о том, что происходит: кто мне поверит? Впечатлительность, разыгравшееся воображение, состояние моей психики и прочие физиологические и эмоциональные причины – вот какими словами все будут жонглировать, если я посмею заикнуться о своих страхах. Наверное, я и сама бы так реагировала, поделись со мной кто-то подобной историей.

Но правда в том, что все происходит на самом деле! Жуткая тварь существует не только в моем воображении. Я слышала ее, я ее видела! Дом напоминает мне кладбище, а сама я – живой мертвец, похороненный в этих стенах.

Прошлой ночью – как и всегда, когда появляется это существо, – я лежала в кровати, трясясь от ужаса, не в силах пошевелиться. Страх парализовал меня настолько, что я не в состоянии была не только двигаться, но и дышать.

Воздух входил в легкие маленькими глоточками, и мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание от недостатка кислорода. Ноги и руки были ледяными, и я их почти не чувствовала, а сердце колотилось так громко, что я, кажется, слышала его стук.

И оно тоже слышало. Оно всегда чувствует человеческий страх – и наслаждается им, и пьет его, как коктейль через трубочку, вытягивая из меня жизнь, веру, способность бороться. Мы разделены тонкой стеной, хлипкой дверью – ничтожная преграда, не способная защитить меня от этого существа…

Глава первая

– Когда твоя мать выходит замуж раньше тебя, это как-то… – Яна сделала неопределенный жест рукой: помахала, как будто отгоняла назойливое насекомое. – Даже не знаю.

– Немного унизительно, – подсказала Зинаида.

– Вечно ты ляпнешь! – возмутилась сердобольная Галка. – Янчик, не слушай эту балбеску. Знаешь же, какой у нее поганый язык!

Яна сидела на кровати, скрестив ноги, поставив перед собой ноутбук. Суббота, на работу не нужно, а больше идти некуда.

Галка, как обычно, торчала на кухне и умудрялась что-то готовить, разговаривая с подругами по скайпу. Зинаида красила ногти на ногах винно-красным лаком.

– Строго говоря, Зинуля права, – честно сказала Яна, наблюдая за тем, как Галка с невероятной скоростью шинкует капусту для борща. – За маму я, ясное дело, рада. Она свое счастье выстрадала. Но в мои годы…

– Да какие годы, я тебя умоляю! – воскликнула Галка. – Нам всем что, полтинник стукнул? Мы старухи, по-твоему? И вообще, твоя мать, между прочим, в двадцать шесть тоже была не замужем!

– Что открывает передо мной фантастические перспективы, – грустно проговорила Яна.

Ее мать, Нина Владимировна, была один в один Катерина, героиня легендарного фильма «Москва слезам не верит» – умная, красивая, сильная, талантливая, гордая. В одиночку вырастила и выучила дочь – отец Яны бросил их еще до ее рождения. У девочки даже отчества от незадачливого папаши не осталось: она была Владимировна, как мать, и понятия не имела, жив ли человек, которому она обязана появлением на свет.

Нина Владимировна сама, без чьей-либо помощи, сумела получить высшее образование, а потом – ученую степень. Днем работала, вечерами бегала по ученикам: подрабатывала репетитором, вдалбливая химические формулы в деревянные головы учеников. Лет пятнадцать назад устроилась в крупную фармацевтическую компанию, доросла до исполнительного директора, купила квартиру. На работе на нее только что не молились.

– Хватит себя жалеть! – Зинаида ткнула пальцем экран. – На нас с Галкой посмотри! Ну, замужем она, и каждый день с мужем собачится. А я еле-еле от своего избавилась, все нервы вымотал.

– Девки, а мы ведь с вами прямо иллюстрация к женским судьбам: замужем, разведенка и в активном поиске, – хохотнула Галка и вдруг выкрикнула: – Неужели нельзя пять минут посидеть с ребенком! Я обед готовлю! – И после паузы: – Да, болтаю! Одно другому не мешает!

– Прелести семейной жизни, – прокомментировала Зинаида, принимаясь пилить ногти – теперь уже на руках.

Яна, Галина и Зинаида учились в одной группе в университете, на факультете социологии. Как подружились на первом курсе, так и оставались лучшими подругами, несмотря на то, что жили теперь в разных городах: Яна – в Казани, Галка – в Зеленодольске, а Зинаида после развода переехала в Москву. Снимала там квартиру и работала менеджером в какой-то строительной фирме.

– Свадьбу почему не стали делать? – поинтересовалась Галка, закончив препираться с мужем.

– Мама сказала, что поначалу хотела: с юности мечтала примерить фату, свадебное платье. Но потом решила, что в сорок пять рядиться невестой – это уже смешно.

– Зря! Ничего смешного, вообще-то. – Галка всегда была романтично настроена.

– Их дело. Расписались и все. В ресторане посидели узким кругом. Я да они с Михаилом.

– Ты его папой зовешь?

– Ха-ха, – громко сказала Яна.

– Говорю же, язва! – Галка опустила овощи в кипящую воду. Зинаида усмехнулась. – А в итоге что ты решила, Янчик? Едешь или нет?

Яна пожала плечами.

– А у меня есть выбор?

– Ой, да если бы и был! – закатила глаза Зинаида. – Думать даже нечего! Что тебя тут ждет? Ничего! Так и будешь в своем детском центре с малолетними балбесами возиться за три копейки, жить с мамочкой и отчимом, мучиться комплексами. А тут – такой шанс! Новая жизнь!

– Хороша жизнь – за старой бабкой горшки выносить, – нежданно-негаданно появившись на экране, сказал Валера, Галкин муж.

– Иди ты к черту! Кто тебя спрашивает! – вскинулась Галка.

Заиграла музыка из фильма «Грязные танцы».

– Все, дамочки, пора бежать! Труба зовет! – Зинаида послала воздушный поцелуй и пропала. Она часто обрывала разговор резко, не утруждаясь тем, чтобы нормально попрощаться. Все уже привыкли к этой ее манере.

– Я тоже думаю, что тебе надо поехать, – сказала Галка.

Они могли бы еще обсудить эту тему – собственно, Яна как раз и хотела посоветоваться, но Зинаиды уже нет, а при Валере откровенничать не хотелось. Яна его всегда недолюбливала.

– Видно будет, – туманно сказала она. – Ладно, Галка, мне тоже идти надо.

– Ты не обиделась? – спросила подруга, заметив ее прохладный тон.

Яна уверила Галку, что все в порядке, и щелкнула на значок отбоя.

Вечером того же дня они с матерью сидели друг напротив друга за кухонным столом. Нина Владимировна недавно пришла с работы – часто приходилось выходить по субботам. Яна пожарила котлеты, отварила рис, но есть не хотелось, и они решили просто выпить чаю.

Михаила дома не было, у него сегодня проходила консультация в клинике. Он работал офтальмологом в медицинском центре – там они с матерью и познакомились.

– Я на первой же консультации понял: у этой восхитительной женщины проблемы со зрением, а у меня, по ее милости, – с сердцем! – любил говорить Михаил.

Шуточки у него нелепые, но сам он – прекрасный человек. Добрый, надежный. Бездетный вдовец. Теперь у матери и со зрением, и с личной жизнью все в порядке. У Михаила дом в пригороде Казани, и они планировали туда перебраться, оставив Яне квартиру.

Но планы изменились три дня назад, после звонка тетушки.

– Я понимаю, что ехать, конечно, нужно мне. Она меня и ждет, в общем-то, – в десятый раз сказала Нина Владимировна. Сказала, прекрасно понимая, что поехать не сможет.

Яна посмотрела на мать. Она всегда казалась себе бледной маминой копией. Вроде и похожи, но Нина Владимировна – красавица, а Яна – просто симпатичная. Мать сделала блестящую карьеру, а Яна, хотя и окончила вуз с красным дипломом, все стремится непонятно к чему; ищет, в чем сможет себя проявить. Хотя, приближаясь к тридцати, пора уже что-то да найти.

– Хватит об этом, – поморщилась Яна. – Я сказала, что поеду.

Нина Владимировна встала, чтобы налить себе еще чаю. Яна к своей чашке почти и не притронулась.

– Прости, дочь. – Не дойдя до чайника, она наклонилась к Яне, обняла, прижалась щекой к щеке.

– Да чего ты, мамуль. Не за что извиняться. Ты всю жизнь пахала, как слон, заработала свое право на счастье.

– Как лошадь.

– Что?

– Работала, как лошадь. – Мать села на соседний стул и улыбнулась. – Какой еще слон?

Яна тоже хохотнула, поболтала ложкой в чашке и сказала:

– Вы с Мишей только что поженились – вам эта поездка не в кассу. Но даже если бы ты решилась, и он захотел поехать с тобой… У вас карьера: тебя заменить некому, у Миши пациенты, а я мало того что одна, свободна, так еще и работа у меня – чисто символическая.

В принципе, работа Яне нравилась: полдня она отсиживала методистом в детском центре «Журавлики» (мама пристроила), полдня – свободна. Яна писала статьи для женского интернет-издания, а параллельно, втайне ото всех, корпела над романом.

– Яночка, милая, ты не…

– Мам, мне уже Зинаида сказала сегодня. Не надо себя жалеть. Я и не жалею, просто это правда.

– Слушай, давай по-честному. Если отбросить разговоры про востребованность – не востребованность и прочее, мне кажется, это неплохо – поехать в Сербию. Красивая европейская страна, отличный климат, у тети Горданы большой дом. Да, нелегко, конечно, придется – все-таки нужно ухаживать за смертельно больным человеком. – Мать вздохнула. – Но потом… Она оставит тебе дом и сбережения. Ты сможешь поселиться в Сербии, если захочешь. Со временем можно будет получить гражданство. Возможно, встретишь кого-то, замуж выйдешь. Отличные же перспективы!

«А еще я допишу роман и прославлюсь на весь мир, – подумала Яна. – Сплошные плюсы. Здесь, в России, у меня ни фига не выходит, пришла пора поискать счастья на чужбине».

На следующий день она написала заявление об увольнении по собственному желанию. Мама позвонила директрисе, объяснила ситуацию, попросила не заставлять отрабатывать положенные две недели. Та легко согласилась: Яна не бог весть какой специалист. Работа детского центра без методиста не остановится.

Девушка заказала билеты на самолет – с недавних пор из Казани в Белград можно улететь прямым рейсом. До отлета оставалось три дня – куча времени, чтобы собраться.

– Постоянно будем на связи, – твердила мама.

– Не пропадай, звони! – говорили Галка с Зинаидой.

Яна, укладывая свои вещи, постепенно приходила к убеждению, что поездка, которая поначалу воспринималась как тяжкая повинность, теперь видится ей началом какого-то грандиозного жизненного этапа.

Вырваться из привычного ритма, выйти из круга, по которому бегаешь годами, как цирковая лошадь, – люди мечтают о таком! Еще и за границу уехать – вообще красота!

Когда Михаил за день до вылета, смущаясь и потирая от волнения ладони, сказал: «Ты только, пожалуйста, не считай нас с мамой эгоистами. Мол, сами не захотели ехать, а тебя заставили тут все бросить, сорваться с места…», Яна перебила его и вполне чистосердечно ответила:

– Перестань! Ничего такого я не думаю. Мне нравится идея поехать в Сербию. Я, может, даже мечтала об этом, только сама не подозревала. Все будет хорошо. Не волнуйся и береги маму.

Перед самым отъездом Яна, придя в парикмахерскую, вдруг неожиданно для себя, спонтанно, решила сменить прическу. В последние несколько лет она носила длинные волосы, ниже плеч, и постоянно закручивала их в узел на затылке или же делала «хвост». Все, хватит этого унылого однообразия.

– Сделайте мне каре, пожалуйста.

– А давайте лучше «боб», – предложила молодая парикмахерша, которой Яна прежде тут не видела. Мастера, у которой Яна обычно стриглась, сегодня не было. – Вам пойдет. У вас волосы послушные, густые. Укладывать будет несложно.

Яна взяла и согласилась, а потом, разглядывая в зеркале свой обновленный облик, удивлялась, почему не стриглась так раньше. Глаза стали казаться больше и выразительнее, а черты – изысканнее, тоньше.

– Стильно, современно. Мне нравится, – подвела итог мама. – У тебя даже вид теперь какой-то европейский.

Ночью, уже засыпая, Яна подумала, что все это как-то странно: лететь в чужую страну в качестве сиделки для малознакомого человека; пытаться начать новую жизнь, ожидая, когда умрет твоя родственница.

«Что на самом деле я получу в наследство?» – всплыл в голове вопрос, от которого почему-то побежали мурашки. Яна повернулась на другой бок и велела себе прекратить терзаться глупыми вопросами.

Она едет – и точка.

Глава вторая

«Двадцать девятое октября. Я в Сербии», – написала Яна в своей записной книжке. Она вела такие книжки-дневники с подросткового возраста, и на сегодняшний день накопилось уже девять «томов». Тут было все вперемешку: рецепты для похудения, отзывы о фильмах, дневниковые записи, зарисовки, заметки, наброски сюжетов, эпизоды, которые потом можно будет вставить в роман.

В аэропорту ее ждало такси – тетя Гордана заранее заказала. Яна понятия не имела, долго ли ехать, не узнавала видов за окном и сомневалась, что сможет узнать тетушку. В первый и последний раз (если не считать нынешнего приезда) Яна была в Сербии двадцать лет назад, в далеких девяностых, когда они с мамой приехали к тете Гордане погостить на недельку – тетя тогда еще жила в белградской квартире.

В ту пору Яне было семь лет, и в памяти осталось немногое: большой балкон, уставленный цветами, на котором они с мамой сидели и читали на сербском языке сказку «Палчица» – так в переводе на сербский зовется Дюймовочка. Вид из окон на реку; лестница, ведущая на второй этаж; ощущение свободы и простора. После тесноты, к которой привыкла Яна – они с мамой в тот момент жили в крошечной малосемейке – это было необычно и чуточку пугающе.

Тетя Гордана была не то троюродной сестрой маминого отца, не то его племянницей – Яна все время забывала. В общем, седьмая вода на киселе. Отец Горданы был русским, женился на сербке, Милице, – была там какая-то романтическая история, в послевоенные годы. Петр остался в братской Югославии, от брака с Милицей у них родились три дочери, но сейчас в живых осталась только Гордана.

Она никогда не выходила замуж, не имела детей – так и получилось, что на старости лет оказалась в одиночестве. Мама говорила, у Горданы имелись еще племянница и племянник, но где они – неизвестно. Возможно, что и не в Сербии. К тому же был там какой-то давний конфликт, из-за которого они не общались с тетей.

Мама всегда поддерживала связь с Горданой, пусть и не слишком тесную. Они писали друг другу, изредка созванивались. Будучи маленькой девочкой, Нина Владимировна с родителями гостила у тетки. Правда, после смерти отца и матери навещала Гордану всего однажды – в тот раз, с Яной.

У мамы была феноменальная память и интерес к языкам. Она неплохо понимала сербский, читала и говорила на этом языке и Яну пыталась выучить, но без особого успеха.

– Как мы с тетей Горданой будем разговаривать? – спросила Яна маму, собираясь в Сербию.

– Она прекрасно говорит по-русски, не волнуйся. Раньше его обязательно учили в школе, да и потом, ее отец был русским.

Дорога от аэропорта до дома тети Горданы оказалась утомительной, заняла почти пять часов. Когда такси наконец остановилось и водитель объявил, что они приехали, Яна с трудом выбралась из машины: спина разламывалась, ноги затекли.

Было четыре часа, день клонился к закату. Свое пальто Яна еще в аэропорту убрала в багажник: знала, что не понадобится. Октябрь в Сербии – как конец лета в России. Яна стояла на дорожке, ведущей к дому, и оглядывалась по сторонам, купаясь в ласковых лучах заходящего солнца.

Водитель вытаскивал из багажника ее сумки и чемоданы, заносил на крыльцо, аккуратно ставил возле двери.

– Я вам что-нибудь должна? – на ломаном сербском выговорила Яна.

– Ништа није потребно, – таксист отрицательно покачал головой. – Све je плаћено.

Ничего не нужно, все уже оплачено, без труда поняла Яна и вернулась к созерцанию. До дороги, с которой они свернули к дому, было, пожалуй, не меньше километра – и никаких других домов в округе. Тетя Гордана, видимо, была настоящей помещицей: вся эта земля принадлежала ей.

Мягкого кремового цвета дом был трехэтажным и, кажется, слишком большим для одного человека. Он стоял у подножия высокой горной гряды, заросшей травой, кустарниками, деревьями. Высокие туи, почти доходившие до третьего этажа, окружали дом зеленым нарядным хороводом.

Возле дома была широкая забетонированная площадка, с левой стороны раскинулся огромный сад – деревья стояли еще зеленые, а на яблонях даже висели краснобокие плоды угрожающих размеров.

Справа было большое двухэтажное строение – вероятно, гараж или какие-то подсобные помещения. Перед входом в дом раскинулись клумбы с кустами роз. А дальше, сколько хватало глаз, – зеленые поля.

Запросто можно было бы засеять эти территории разными полезными культурами, только Гордана, судя по всему, фермерством не занималась. Вправо и влево вели широкие грунтовые дорожки. Наверное, чтобы удобнее было обходить владения. Или просто для прогулок.

«Как же мне здесь нравится!» – подумала Яна.

А тишина какая – густая, как сметана, ничем и никем не нарушаемая.

А воздух! Свежий и хрустальный – невозможно надышаться.

Откуда-то выбежал и немедленно принялся с громким мурлыканьем тереться о ноги Яны большущий пушистый черно-серый кот.

Таксист перетаскал все вещи и, помахав на прощание, уселся в машину, собираясь уезжать, а из дома так никто и не вышел.

– Хвала лепо! – запоздало поблагодарила мужчину Яна, извлекая из глубин памяти полузабытые сербские слова.

– Чао! Приjатно! – отозвался шофер и, посигналив на прощание, уехал.

– Прости, дорогая, я задремала и не сразу услышала, что ты уже здесь! – услышала Яна и обернулась.

На террасе стояла высокая, сутуловатая худая женщина в очках, одетая в брюки и свитер. Вьющиеся короткие волосы ее были уложены в изысканную прическу и выкрашены в каштановый цвет.

– Тетя Гордана! – воскликнула Яна и поспешила ей навстречу.

– Здравствуй, дорогая! Вижу, ты уже познакомилась с Мэгги, – с улыбкой проговорила женщина.

Они обнялись. Яна поймала себя на мысли, что боится ненароком причинить тете боль – такой она была хрупкой. Косточки казались тонкими, как у птички. Но в целом тетя Гордана была вполне бодрой, хотя Яна ожидала застать ее с трудом передвигающейся, а то и вовсе не встающей с кровати.

– Красивая у вас кошка.

– Не у меня, – отозвалась тетя Гордана. – Не знаю, чья она. Заходит погостить, перекусить. Она ласковая, даже прилипчивая. Назвала ее Мэгги, и она, представляешь, откликается!

Яна засмеялась.

– Ты немножко изменилась с тех пор, как я тебя видела. Пожалуйста, зови меня Горданой. Не нужно никаких «теть» или отчеств, как в России. В Сербии люди обращаются друг к другу просто по имени.

– Договорились, – ответила Яна.

Гордана нравилась ей все больше.

– Оставь пока вещи на крыльце – никто не тронет. Давай я покажу тебе дом и твою комнату, а после будем ужинать.

Они вошли внутрь и оказались в просторном холле. Гордана открыла дверь, что была справа.

– Тут комната для гостей. Но ты не гость, а будущая хозяйка… – При этих словах Яна почувствовала себя неловко, не зная, как реагировать, и сочла за благо промолчать. – Поэтому ты будешь спать наверху, неподалеку от меня.

Они прошли до конца коридора и вошли в большую арку.

– Тут гостиная.

Яна огляделась: комната была большая, но немного запущенная, как будто ее давно не убирали. На большом столе, комоде и журнальном столике скопилась пыль, тяжелые занавеси тоже выглядели запыленными.

«У Горданы, конечно, нет сил заниматься уборкой. Но почему она никого не наймет? Ладно, не мое дело. Позже наведу тут порядок», – подумала Яна.

– Из гостиной можно пройти в кухню-столовую, а оттуда – выход в сад.

Осмотрев все, они вышли из гостиной, поднялись на второй этаж по широкой лестнице с каменными ступенями, ажурными решетками и деревянными перилами и очутились в квадратном коридоре.

– Справа – моя половина. Спальня и кабинет, он же и библиотека. Если захочешь взять какую-то книгу – не стесняйся. Там много изданий на русском языке. – Гордана сделала приглашающий жест, поведя рукою влево. – А вот тут – твои апартаменты.

Это и в самом деле были «апартаменты», Яна едва удержалась, чтобы не присвистнуть. Войдя, она оказалась в большой комнате, где стояли диван, стенной шкаф, столик, кресла, – это была гостиная. Пройдя через нее, можно было попасть в спальню: большая кровать, прикроватные тумбочки, трюмо, кресла, толстый ковер на полу, большое квадратное окно и дверь, выходящая на балкон.

– Нравится? – спросила Гордана.

– Не то слово! – искренне ответила Яна. – Лучше не придумаешь!

Гордана улыбнулась и погладила ее по щеке.

– Ты красивая девушка. Наверное, поклонники толпами ходят. Самое время развлекаться, а ты приехала сюда, в глушь. Возиться с больной старухой.

Яна хотела было возразить («Какие поклонники? Какие развлечения?»), но Гордана не дала ей такой возможности:

– Спасибо, дорогая. Я надеюсь, что не успею сильно надоесть тебе.

От этой фразы, в которой было столько сдержанного, ненавязчивого мужества, у Яны навернулись слезы на глаза. Она порывисто обняла Гордану, на найдя подходящих слов. Но та, видимо, и без того все поняла.

– Хорошая ты. Сразу видно. – Гордана немного помолчала, а потом вдруг усмехнулась, превратившись в задорную девчонку, какой, видимо, была когда-то, и сказала:

– Все, хватит слезливого пафоса. Не хватало еще с рыданиями упасть в объятия друг друга. На третий этаж сходишь сама, если захочешь, – мне тяжело. Но смотреть там не на что, это самый обычный чердак, заваленный старым хламом. Там вещи моих родных – все, что уцелело… – Она запнулась и поспешно договорила: – В общем, ничего интересного – пауки да пыль.

Яна улыбнулась и кивнула, решив про себя, что обязательно сходит туда позже. В течение следующих двух часов она раскладывала вещи, принимала душ, приводила себя в порядок после дороги. Гордана сказала, что к семи вечера из ресторана привезут праздничный ужин по случаю прибытия гостьи.

– Не стоило! – запротестовала она.

– Очень даже стоило, – возразила Гордана. – Я сто лет не была в ресторане и сюда ничего не заказывала. В этом заведении отлично готовят, тебе понравится.

После душа Яна надела домашнее трикотажное платье и вышла на балкон. Темень была почти непроглядной – стемнело как-то сразу, одномоментно. На ясном небе будто кто-то рассыпал сверкающий бисер, узкая полоска луны переливалась призрачным голубоватым светом.

Дороги отсюда видно не было. Если бы не горный рельеф, можно было бы увидеть далеко вдали сверкающие огоньки – в той стороне находился крошечный городок Мали Зворник, до которого было около пятнадцати километров. Между жилищем Горданы и Малым Зворником лежали такие же дома и небольшие поселки, но ничего этого было не разглядеть: обзор закрывал выступ горы.

Внезапно Яна почувствовала, что ей не по себе. Днем здесь было прекрасно – покой и простор, но ночью это место казалось слишком уж уединенным. И хотя она знала, что буквально в километре – оживленная дорога, по которой в обе стороны мчатся автомобили; почти вплотную к ней несет свои воды пограничная река Дрина, за которой – Босния и Герцеговина, а слева и справа – дома, селения, люди, это ничего не меняло.

Все вокруг казалось застывшим, неживым, а она сама словно заблудилась тут, в мрачном заброшенном месте, на краю ночи, откуда ей уже никогда не выбраться. Яна поспешно отошла от окна и задернула шторы – смотреть в темноту было жутко.

Зазвонил телефон, и она поспешно бросилась к прикроватному столику, на который положила его. Схватилась за мобильник, как за спасательный круг. Это была мама – хотела узнать, как дела.

– Я тебе много раз звонила, номер был недоступен.

– Тут связь плохая, мам. То ловит, то нет. Хорошо, хоть Интернет есть.

Мама беспокоилась, спрашивала, как настроение, передавала приветы Гордане. Слушая родной голос, Яна постепенно успокаивалась, а рассказывая, насколько прекрасен дом, где ей предстояло теперь жить, сама уже не могла понять, что ее так напугало и расстроило пару минут назад. Типично бабское поведение: сама придумала – сама обиделась. Или, как в данном случае, напугала сама себя – и переволновалась.

– Мамуль, все супер, как говорят сербы. Место чудесное, я рада, что попала сюда. Дом великолепен, виды кругом – закачаешься, глаз не отвести. А с Горданой мы, похоже, уже отлично поладили, – сказала она и поняла, что ничуть не кривит душой.

Глава третья

Первый месяц, проведенный у Горданы, пролетел незаметно и больше напоминал отпуск. Яне даже было совестно: приехала вроде бы ухаживать за больным человеком, а только и делает, что наслаждается жизнью, гуляет по саду да читает книги. Правда, она еще начала учить сербский, но это тоже оказалось скорее удовольствием.

До дальних концов поместья, как Яна про себя называла владения Горданы, она пока так и не добралась. Предлагала Гордане вместе пройтись, но та не выказывала особого желания, предпочитала сидеть на террасе или проводить время в саду.

– Пока я могу сама себя обслуживать, от тебя ничего не требуется, Яночка. Просто будь рядом, чтобы в случае чего вызвать врача, – сказала Гордана в первый вечер, когда Яна только приехала в Сербию.

– Зачем тогда… – начала девушка, но Гордана мягко перебила, накрыв ее ладонь своей рукой.

– Мне нужно было посмотреть на тебя. Приглядеться, понять, сможем ли мы жить под одной крышей. Люди ведь должны быть внимательны, осмотрительны, подбирая себе партнера для дальнейшей жизни, верно? Так вот, выбирать того, кто будет рядом с тобой в момент смерти, тоже нужно тщательно. Ты согласна?

Яна неуверенно кивнула.

– Если я вам не подойду, вы отправите меня обратно в Казань? – не подумав, брякнула она.

Гордана тихонько засмеялась.

– Не отправлю. Ты мне уже подошла. Я вижу такие вещи с первого взгляда и обычно не ошибаюсь в людях. – Она приподняла бровь и ухмыльнулась. – Может, поэтому так и не вышла замуж.

– Тогда я буду заниматься хозяйством, – решительно сказала Яна. – Если у вас есть помощники, скажите, что теперь их услуги не потребуются. Я сама буду готовить, убирать, стирать.

– Нет у меня никого. Никто не приходит, – говоря это она вроде бы как-то потемнела лицом. – Я все всегда делала сама и отлично справлялась. Но если хочешь помочь, возражать не стану.

На том и порешили. Кроме того, Гордана объявила, что собирается платить Яне, чтобы та не чувствовала себя приживалкой, и попросила дать номер карты и счета. На следующий день Яне пришел перевод на три тысячи евро.

– Тебе наверняка что-то понадобится, не будешь же ты каждый раз клянчить у меня. Потом, после моей смерти, все, чем я владею, отойдет тебе, но и до той поры ты не должна ограничивать себя в тратах.

Слушая ее, Яна чувствовала себя неловко – и вместе с тем восхищалась своей родственницей. Как спокойно, без надрыва, не стараясь вызвать жалости, она говорит о своей неминуемой смерти! Сколько в ней благородства! Яна задавалась вопросом: смогла бы сама так же достойно вести себя в подобной ситуации?

У Горданы был неоперабельный рак в четвертой, терминальной стадии. Она принимала какие-то препараты, которые призваны были облегчить ее состояние, и два-три раза в неделю к ней приезжал врач. В остальном же можно было подумать, что ничего плохого не происходит.

Конечно, ей было тяжело, не хватало сил – порой ей было сложно даже подняться на невысокий второй этаж, однако Гордана никогда не жаловалась на боль и слабость.

Яна старалась поддержать родственницу. Она быстро поняла, что самым лучшим вариантом было делать вид, что никакой болезни и вовсе не существует, так что стремилась всячески ее развлечь: рассказывала Гордане о жизни в России, о себе и своих подругах, придумывала разные байки. Ей доставляло неподдельную радость видеть улыбку и интерес на лице женщины.

В целом же, если не думать о страшной перспективе для Горданы, к которой она успела привязаться, Яна пребывала в отличном настроении.

Она успокоилась, перестала постоянно думать о неудавшейся личной жизни и невразумительных профессиональных достижениях. Вместо этого с удовольствием писала свой роман – и ей даже казалось, что выходит неплохо. Время от времени Яна болтала по скайпу с подругами и мамой, отлично высыпалась, а ощущение тревоги, которое посетило ее в день приезда, больше не возникало. Наоборот, ей нравились тихие вечера, уединенность дома Горданы, уют и покой, которые царили в комнатах.

Гости сюда не заглядывали – Гордана, судя по всему, не особо жаловала визитеров. Исключение составляла разве что милашка Мэгги, которая являлась раз в несколько дней. Яна оставляла для нее еду возле двери, и кошка опустошала миску, а потом, если девушка была на крыльце, запрыгивала ей на колени, сворачивалась клубком и дремала.

Слушая ее уютное мурчание, Яна жалела, что Гордана не позволяет взять Мэгги в дом: как она сказала однажды, «кошек люблю без ума, но животных в доме не выношу».

«В люди» Яна выбиралась не часто – примерно раз в неделю. Заказывала такси: автомобиля у Горданы не было, в последние годы она не водила машину и продала ее за ненадобностью.

Добраться до Малого Зворника можно было и на автобусе. Хотя до остановки было больше километра, Яна, наверное, все равно ходила бы пешком: прогуляться при хорошей погоде – сплошное удовольствие. Но подстраиваться под расписание движения автобусов не хотелось, поэтому она предпочитала такси.

Городок был крошечный, по российским меркам – не больше райцентра. С одной стороны – река, с другой – горная гряда. Домики, магазинчики, лавочки, а на выезде – огромная, будто вросшая в гору часовня.

Яне очень нравилось бывать там. Ноябрь был теплым и солнечным, и она выходила на берег, садилась на лавочку и подолгу смотрела на воду, на большой город, который раскинулся на другом берегу Дрины; на Зворницкую крепость, что взгромоздилась на высоченную гору.

Приграничный город – а поблизости никакой колючей проволоки, вышек, собак: именно так Яна представляла себе государственную границу. Зворник и Мали Зворник соединены мостом, и люди постоянно переходят, переезжают туда – сюда, кто-то за покупками, кто-то по работе.

Ритм жизни в Сербии совсем не тот, к которому Яна привыкла в России. Неспешный, спокойный, размеренный. Девиз сербской жизни – «полако», словечко, которое Яна постоянно слышала и которое можно было примерно перевести как «медленно, постепенно».

Бывало, что доводилось долго стоять в очереди перед кассой, потому что продавщице вздумалось побеседовать с подошедшей к ней женщиной. А вот два автомобиля вдруг остановились посреди дороги, и водители высунулись в окна, бурно приветствуя друг друга, так что всем остальным участникам движения тоже пришлось притормозить… Но это никого не раздражает, никто не орет и не ругается, ибо – куда и зачем спешить? Жизнь прекрасна, надо ценить каждое мгновение.

Яна поймала себя на мысли, что с каждым днем все больше влюбляется в эту страну – в ее прекрасную природу, пейзажи, от которых захватывает дух, в улыбчивых, доброжелательных людей, в их готовность помочь и принять участие.

В то же время девушку смущало, что она как бы выключена из этой жизни: она течет мимо, как несет мимо свои воды река Дрина. Яне хотелось бы тоже останавливаться и говорить с соседями, обсуждать что-то, чем-то заниматься, а не просто наблюдать за тем, как живут другие.

– Учи язык, Яночка, старайся, – советовала мама. – Будет у тебя нормальное полноценное общение, сразу почувствуешь себя своей.

Яна соглашалась, усердно занималась, учила. Это ведь только кажется, что русский и сербский похожи, а в действительности говорить и понимать других – непросто.

Но на самом деле ей показалось, что не только незнание языка затрудняло общение с местными жителями. Когда люди узнавали, кто она и где живет, что-то неуловимо менялось в их поведении.

Яна почувствовала это дважды – и с тех пор остерегалась касаться этой темы. Хотя, конечно, это уже вряд ли помогало: Мали Зворник – город маленький, все всех знают, и русская девушка, что регулярно отоваривалась в местных магазинах, успела запомниться.

В первый раз Яна заметила, как продавщица в «месаре» (мясном магазине), которая только что широко улыбалась, предлагая товар на выбор, вдруг как-то скисла. Улыбка ее погасла, она быстро упаковала выбранные Яной свиные ребрышки и курицу и всучила покупательнице, явно желая, чтобы та побыстрее ушла.

Тогда Яне показалось, что это случайное совпадение: мало ли, может, женщина вспомнила, что у нее какое-то неотложное дело.

Но похожая ситуация повторилась в аптеке, куда Яна зашла купить лекарство от головной боли: только что девушка за прилавком была полна желания помочь определиться с выбором, а потом неожиданно смешалась, даже покраснела слегка, опустила глаза.

Странно.

Яна подумала, что надо бы спросить у Горданы, поинтересоваться, в чем тут дело, но потом решила не волновать ее понапрасну. Скорее всего, обычные сплетни, людская зависть, пересуды и толки. Если все это нести в дом, обсуждать и всерьез воспринимать, никакого здоровья не хватит. А с ним у Горданы и без того проблем хватает.

Тем более что доктор, например, относился к Гордане и Яне прекрасно. Он знал русский, правда, говорил с сильным акцентом, но вполне понятно, так что Яне нравилось беседовать с ним. Высокий – среди сербов вообще много рослых мужчин, с благородной сединой и темными грустными глазами, доктор Милош Пантелич был немного похож на Сильвестра Сталлоне. Он жил в Лознице, городке, что находился примерно в сорока километрах от дома Горданы, и два-три раза в неделю навещал свою пациентку.

– Гордана – смелая, сильная женщина, – сказал он как-то Яне. – Я восхищен тем, как она борется. Как держится.

– Да, я тоже, – с энтузиазмом подхватила Яна.

– Вы ведь знаете, у нее была непростая жизнь, и люди не всегда понимали…

В этот момент Гордана вышла на террасу, где они разговаривали, и доктор Милош замолчал. Яне хотелось сказать, что ничего такого она не знает – выросла-то не здесь, и спросить, чего не понимали люди, но разговор перешел в другое русло, а подходящего момента, чтобы вернуться к прежней теме, не было.

При первой же возможности Яна задала эти вопросы маме.

– Гордана мало говорит прошлом, о родителях, о сестрах. Не показывает старинные альбомы. Если они и есть, я их не видела.

– Не все старики трясутся над фотографиями, – резонно возразила Нина Владимировна. – Некоторым, знаешь ли, не доставляет радости бесконечно перебирать пожелтевшие снимки и грустить об ушедшей молодости.

– Это понятно, – досадливо отмахнулась Яна, – но мне кажется, что она уходит от темы, если даже я завожу разговор. Ты ничего про это не знаешь?

– Про что – «про это»? Про родителей ее я тебе сто раз рассказывала. Видела один раз, помню смутно. Люди как люди. Были у нее сестры, одна умерла совсем крошкой. Или, может, в подростковом возрасте. – Мать задумалась, вспоминая. – В общем, ее я не знала. Вторую сестру тоже не видела. Она умерла лет десять назад. Или меньше.