Прометей: Прогрессор Рави Ивар

Глава 1. Экспансия на запад

– Впереди по курсу земля, – донесся крик с «вороньего гнезда». Напрасно всматриваюсь вперед, кроме голубой дали моря ничего не вижу. «Стрела» режет носом морскую гладь, оставляя за кормой пенистый след. Пять лет понадобилось Тиландеру, чтобы построить двухмачтовую шхуну своей мечты. Получилось судно с косым парусным вооружением, несущее на фок-мачте два прямоугольных паруса (марсели). Американец смог все-таки построить двухмачтовую шхуну марсельного типа, прекрасно идущую при боковом и почти встречном ветре. Попутный ветер вызывал небольшое рысканье, но это недостаток косого парусного вооружения всех шхун подобного типа.

«Пять лет», – мои мысли вернулись к прошлому. Прошло пять лет с тех пор, как Ондон признал мою жену Алолихеп правительницей, а меня Верховным Богом Ра. Отец Алолихеп оказался потомком англичан с учебного парусника «Аталанта». Судовой журнал корабля содержал подробное описание приключений парусника, его капитан Стирлинг даже верно предположил, что они очутились в далеком прошлом Земли. Не найдя Темзы и Лондона, «Аталанта» проследовала в Средиземное море в поисках признаков цивилизации. Обойдя всю береговую линию, англичане наткнулись на племена кроманьонцев у дельты Нила. Здесь они обосновались и назвали свое поселение Лондон, местные со временем перефразировали его в Ондон. Курсанты с «Аталанты» смешивались с аборигенами, и только офицеры старались блюсти свое прошлое, но со временем и они махнули на это рукой.

Часть англичан ударилась в религию и стали служителями Ра, чьими посланниками они объявили себя. Собрав воедино несколько племен, англичане научили их культивировать пшеницу. Нил своими ежегодными разливами удобрял почву, и Амонахес процветали, пока в Ондоне не произошел переворот. После смерти капитана Стирлинга ирландцу Эйфину Маклафлинну пришлось бежать, спасая свою жизнь. Он пристал к берегу в районе Израиля, где местное племя его приняло добродушно. Со временем доминантные гены ирландца подавили гены местных, и дети стали рождаться рыжими со светлой кожей. А после смерти родоначальника рыжеволосых, сами Нига стали выбраковывать темнокожих и черноволосых. Так на Ближнем Востоке появилось небольшое племя рыжеволосых, где власть постепенно перешла к женщинам. Моя Миа оказалась ирландкой по происхождению, а темперамент видимо ей достался от африканских родичей.

Не менее интересным оказалось происхождение и Алолихеп: она получалась англичанкой в девятом поколении. Ее прямым предком был английский офицер «Аталанты» Глен Соммерс, взявший в руки бразды правления после смерти Стирлинга. Несколько офицеров «Аталанты» подверглись репрессиям, остальные перешли в разряд священнослужителей. Зикур, захвативший власть в Ондоне и убивший отца Алолихеп, являлся потомком одного из таких офицеров. И возможно, правил бы в Ондоне много лет основав собственную династию, если бы не я.

– Макс, впереди земля, если верить карте, это Сицилия, – в паре метров от меня Тиландер держался рукой за натянутый шкот.

– Пристанем к берегу, осмотримся, – слова американца вырвали меня из воспоминаний. Пять лет он потратил, но своего добился: теперь мы не нуждались в гребцах. Двухмачтовая «Стрела» так названа неспроста: четырнадцать узлов удалось развить при свежем в ветре в бакштаг без потери устойчивости. При сильном встречном и боковом ветре парусник мог идти со скоростью до десяти узлов. Путь от Плажа до Кипруса в среднем проделывали в течение шестнадцати-восемнадцати часов.

Освободившись от гребцов, шхуна могла принять на борт до полутора сотен воинов и до пяти тонн груза при длительном плавании. При необходимости шхуна могла взять до трехсот человек, но тогда про нормальные условия пришлось бы забыть. «Стрела» имела тридцать восемь метров длины при ширине всего шесть метров. Максимальная осадка судна при полной загрузке достигала двух с половиной метров, позволяя подходить к берегу практически вплотную. Две небольшие шестивесельные шлюпки вместимостью до двадцати четырех человек были крепко зафиксированы на палубе.

– Как думаешь, Макс, могут на Сицилии жить аборигены? – Тиландер жевал кусок солонины, производство которой мы освоили пару лет назад.

– Вполне вероятно, на территории Греции ведь попались нам неандертальцы.

– Наши действия? Убиваем или делаем их людьми?

Вопрос американца рассмешил, встретившись с неандертальцами на территории будущих Афин, он так не спрашивал, когда удирал. Его преследователей мы просто отпугнули, на что недовольный Тиландер час убеждал меня в необходимости истребить этих недолюдей, искоса поглядывая на Санчо.

– Без опасности для нашей жизни убивать не будем. Нам нужны людские ресурсы везде. Если адекватные, работаем по прогрессу племени. Если неадекватные – просто оставляем в покое.

– Понял, буду искать место для подхода к берегу, – Тиландер ушел на корму, оставив меня одного. Санчо мирно похрапывал, привалившись спиной к бочонку с солониной, поднятому из трюма. Бер со своими людьми находился на палубе, большинство из них спало, а сам командир точил катану куском камня.

Бер попал ко мне подростком в составе огромного войска черных кроманьонцев под командованием вождя Сиха. Случилось это на пятый год моего нахождения на Земле. Первые два года я провел на турецком побережье, где встретил Нел, Рага и Бара. Нел стала моей женой, а ее братья – моей опорой. Но Бар мертв, погиб пять лет назад, прикрыв меня своим телом во время нападения воинов Зикура на Плаж. Он долго не мог прийти в себя после моего похищения неандертальцами, приняв на себя всю вину. Вина в том похищении была только моя, пренебрегая опасностью, я пошел на охоту в сопровождении всего одного лучника Маа.

Результат охоты оказался плачевный – Маа в желудках неандертальцев, я же в плену. Позднее я часто думал, почему меня не убили захватив в плен. Может из-за моего цвета кожи (неандертальцы были светлокожие) может из-за моей связной речи, вызывавшей искреннее изумление дикарей. Мне фартило, даже когда кроманьонцы напали на стоянку неандертальцев у озера: из всего племени уцелели я и Санчо. После полугодовых приключений удалось вернуться домой, потеряв кроманьонку Ику, встреченную в плену у неандертальцев.

– Макш, Ха? – проснувшийся Санчо по привычке задал стандартный вопрос.

– Ха (все хорошо), – вопрос неандертальца сбил меня с цепочки воспоминаний, а ведь именно его телепатическое чутье спасло жизнь Келадонхепу и Алолихеп, умиравшим в лодке от обезвоживания. В мои планы переселения на Кипр пришлось внести коррективы. Одновременно с основанием колонии на Кипре провел разведку, отправившись к дельте Нила. Город Ондон поражал размерами, и, как оказалось, не зря. После практически бескровного взятия города произвел перепись и поразился. В самом Ондоне и его окрестностях проживало три тысячи восемьсот двадцать человек, большинство из которых занимались рыбной ловлей.

Помню дилемму, вставшую тогда передо мной: как заставить говорить такое количество народа на языке Русов. Выход, как ни странно, подсказала сама Алолихеп, предложив переселить в Плаж и Кипрус несколько сотен Амонахес. В свою очередь, следовало поселить в Ондоне тоже около сотни Русов, чтобы изучение языка шло и здесь. Для личной охраны Алолихеп я выделил десятку воинов Бера и двадцать воинов из отрядов Лара и Гау. Два судна Амонахес нагруженные колонистами ушли вместе с «Акулой», чтобы поселить этих новоявленных Русов в Плаже и Кипрусе.

В тот раз я задержался в Ондоне на месяц, часто беседуя со служителями Ра, обладавшими обрывочными знаниями, переданными их отцами. Самым настоящим подарком для меня послужили яблони, которые были высажены англичанами из припасов «Аталанты». Яблони росли в небольшом изолированном саду и считались священными деревьями. Каждую весну во время цветения служители Ра совершали под ними обряды, знаменующие их связь с посланниками Ра.

Несколько десятков саженцев яблонь теперь превратились в молодые деревца, давшие уже второй урожай в Кипрусе и Плаже. Пшеница тоже успешно прижилась на Кипре. Виноград, найденный мной в горах Кипра, теперь обвивал южную сторону моей резиденции, радуя нас своим вкусом. Первое вино получилось неудачным, но, учтя ошибки, при втором урожае получил недурное вино, признанное Тиландером как «самое лучшее в мире». Но самым главным приобретением в Ондоне стали кошки, которых там оказалось просто тьма. Большинство кошек были домашними, около тридцати кошастых вывезли и выпустили в Плаже и Кипрусе. Проблема мелких грызунов в виде мышей и крыс перестала быть таковой уже через год.

Оливковые деревья тоже высадили в долине, недалеко от полей пшеницы и ячменя. Эти прошедшие пять лет выдались относительно мирными: только один раз в районе Форта появилось большое племя кроманьонцев, быстро покинувшее берега Литании после смертоносного обстрела лучниками. В Ондон я вернулся через год и удивился: практически везде слышалась немного искаженная русская речь. Алолихеп встречала меня на пристани с младенцем на руках. И опять судьба подарила мне сына, которого в мое отсутствие нарекли Максхеп.

Обедая во дворце, узнал причину повального знания русского языка: Алолихеп снизила вдвое налоги для тех, кто полностью перешёл на язык Русов. Стоит ли говорить, что к истечению года Ондон стал русскоговорящим. Дворцовая охрана и челядь вообще считала язык Русов единственно верным, старательно избегая говорить на языке Амонахес.

Мои владения сильно расширились: в течение последующего года дважды посещал Ондон, чтобы провести время с Алолихеп и поиграть с сыном. В городе было хорошо развито гончарное дело: горшки Нел не шли ни в какое сравнение. Но в окрестностях города совсем плохо обстояли дела с древесиной. Между Кипрусом, Плажем и Ондоном начали налаживаться торговые отношения. Ондон поставлял горшки, камни для заточки ножей, шкуры африканских животных. Кипрус был богат устрицами, нефтью, оливами и виноградом. Плаж оставался промышленным городком: отсюда на продажу шли свинцовые и стальные плашки, каменный уголь и кокс, соль.

Спустя пять лет жизнь в моей зачаточной империи уже трудно представить без денег. Все средства стекались в Кипрус, фактически ставший столицей первого протогосударства. Мы научились перегонять нефть, получая керосин. Лайтфут долго мучался, клепая цилиндр для перегонки нефти. Зато теперь с наступлением темноты зажигались керосиновые светильники, установленные по улицам наших поселений. Обе рации функционировали успешно, но рацию с «Акулы» я перенес на «Стрелу».

За пять лет Гау также сильно продвинулся в изготовлении луков: я лишь в общих чертах рассказал про композитный составной лук. Путем проб и ошибок на третий год после завоевания Ондона Гау смастерил первый композитный составной лук. Этот лук значительно превосходил прежние, уверенно посылая стрелу до полутораста метров.

Население Кипруса выросло до четырехсот человек, и пришлось закладывать второе поселение на западном берегу острова. Путь к нему через холмы и леса занимал около суток, но необходимость контролировать западный берег Кипра была актуальной. Поселение я назвал Запрус, по аналогии с Кипрусом. Полторы сотни человек переселились туда, в основном занимаясь добычей известняка и рыбалкой.

К исходу четвертого года завоевания Ондона и двенадцатому году моего пребывания на Земле колонизировали Родос. Здесь я заложил небольшое поселение Славрус, где сейчас проживало около семидесяти человек.

Но одним из самых важных своих достижений я считал внедрение стандартов системы СИ. Опытным путем определили эталон килограмма, литра и метра. Дальше уже проще: Лайтфут отливал болванки весом в полкилограмма, килограмм, пять и десять. Мерные медные сосуды для сыпучих продуктов, таких как ячмень, пшеница, чечевица тоже изготавливались кузнецами. Привить Русам понятие метра и километра оказалось довольно легко. В настоящее время эталоны веса, емкости и длины имелись во всех поселениях, а изготовленные Лайтфутом гирьки не отличались большой погрешностью.

После расчета летнего солнцестояния я ввел юлианский календарь, началом отсчета Времени определил день своего приземления. Бумажные календари из листов папируса существовали всего в нескольких экземплярах. Остальной народ пользовался палочками с нанесенными цифрами, где передвигая толстую нить, отмечали нужный день.

– Макс, мы готовы высаживаться, – голос американца вырвал из очередной череды воспоминаний. Встряхнув головой, осмотрелся: у побережья темной грядой нависали скалы, среди которых открывалась изумительно красивая бухточка похожая на скандинавские фиорды. Тиландер аккуратно вел «Стрелу» постоянно замеряя глубину. Достав потрепанный атлас мира, сверился: в моем мире здесь располагалось поселение Гранелли. Узкий проход в бухточку переходил в обширную лагуну с бирюзовой водой и ослепительно белым песком пляжа.

– Это Гранелли, – вслух произнес название местечка. Тиландеру название ни о чем не говорило, тем не менее, мотнув головой, он продолжал вести корабль у береговой линии внутри лагуны.

В этот раз мы в разведывательной операции: предстояло обследовать итальянский «сапог», Францию, Испанию и дойти до Гибралтара. Островные государства хороши своей изолированностью, делающие их недоступными для врага. Но я не собирался жить в изоляции: будущее мира в Европе, а значит необходимо стремиться сюда. Только прежде следовало оценить климатическую ситуацию в этих местах и разведать ситуацию с людьми, что населяли эти места.

«Стрела» бросила якорь в пятидесяти метрах от берега: дальше начиналось мелководье. Матросы сноровисто спустили шлюпку на воду, и первая партия во главе со мной и Тиландером на веслах отправилась к берегу. Вода в лагуне кристально чистая, и дно просматривалось в мельчайших деталях. Обращало внимание огромное количество пестрых рыб и небольших осьминогов, сновавших по дну. Шлюпка заскребла днищем по песку, двое матросов выскочили и вытянули ее на берег не дожидаясь нашей выгрузки.

– Добро пожаловать на Сицилию, будущую родину итальянских мафиози, – Тиландер смехом встретил мои слова.

Ему, выросшему в Америке тридцатых годов, слова «итальянская мафия» хорошо знакомы. За широкой полосой песка начинались кусты растений похожих на пальмы, что обычно растут в кадках. Чуть дальше уже темнел нормальный кустарник, плавно переходивший в лес. Слева от нас высились скалы, по одной стекал еле заметный ручеек. На расстоянии километра лес прерывался, переходя в скальное нагромождение с редкими кустарниками.

– Останемся ночевать здесь?

– Да, осмотримся поблизости, может, наткнемся на людей. Пусть все высаживаются на берег и занимаются делом. – Тиландер отдал команду, и матросы зашевелились. Шесть человек на шлюпке отправились к шхуне, остальные начали собирать хворост для костра и устанавливать мою палатку, которую я взял в эту экспедицию.

Здесь прохладнее, чем на Кипре и Родосе, но для апреля погода довольно теплая. Неделю назад минуло ровно тринадцать лет, как моя нога ступила на землю, и я начал обживаться. Мне стукнуло сорок лет, и шел сорок первый. Старшему сыну Михе уже одиннадцать почти, Мал на год младше. Близняшкам по восемь, а Урру уже идет седьмой год. Самому младшему Максхепу четыре, на этом процесс деторождения временно прекратился. Нел и Миа тоже повзрослели, Миа даже слегка остепенилась. Нел занимается обучением грамоте населения Кипруса, Зик прекрасно совмещает обязанности мэра и местного лекаря. Еще несколько человек обученных мною оказанию первой медицинской помощи расселены по остальным поселениям. Как я ни стараюсь, цивилизационные процессы идут медленно, дикарям трудно перестроить свое мышление. Они привыкли жить сегодняшним днем и искренне не понимают моих мотивов.

– Га (опасность), – одновременно с голосом в голову ворвался телепатический сигнал от Санчо.

– Тревога, рядом враг, всем занять оборону, – по моей команде группа воинов из двадцати человек мгновенно образовала каре, заключая меня внутрь живого щита. Группа птиц вспорхнула с деревьев, выдавая присутствие постороннего. Потянулись минуты ожидания, пока из-за деревьев не показались несколько человеческих фигур с копьями в руках. Даже с расстояния в триста-четыреста метров видно, что это не кроманьонцы и не неандертальцы. Это пигмеи.

Глава 2. Карликовые люди

– Это лилипуты? – в голосе Тиландера сквозило крайнее удивление.

– Скорее, пигмеи или карликовые люди, – выйдя из каре, я рассматривал карликовых дикарей, вышедших из леса. Их около двух десятков, рост едва превышал метр, если только расстояние не обманывало. Тем временем аборигены двинулись в нашу сторону, периодически пропадая из поля зрения за невысокими кустами.

– Без моей команды не стрелять, мы пришли не убивать, – еще раз напомнил своим людям. От «Стрелы» неслась шлюпка, с корабля тоже заметили аборигенов.

– Герман, предупреди воинов в шлюпке, чтобы не стреляли, попробуем установить с ними контакт.

Я прошел вперед метров на тридцать и остановился, практически прикрываемый мощной фигурой Санчо. Пигмеи или карлики остановились в сорока метрах передо мной, с минуту мы просто рассматривали друг друга. Если бы я попал в фэнтезийный мир, решил бы, что передо мной гномы. Ростом примерно с метр, с широкими окладистыми бородами и довольно развитой мускулатурой карлики сильно напоминали гномов из книг. Вот только нет на них шлемов и топоры не отягощали руки. Вместо топоров карлики вооружены копьями, половины еще сжимают в руках ровную трость или палку в метр длиной.

Пора устанавливать контакт: выйдя из-за спины Санчо, демонстративно протянул руки, показывая пустые ладони:

– Я Макс, пришел с миром, – плавно прикладываю правую руку к сердцу. «Гномы» переглянулись, и самый статный из них повторил мой жест, прикладывая руку к груди.

– Уру, малт пава, – прозвучало в ответ. Чтобы проверить догадку, переспросил, показывая на вождя:

– Уру?

– Уру, – отозвался бородатый карлик, остальные настороженно взирали на нас не выпуская из рук копий и своих тросточек. Шлюпка пристала к берегу, и около тридцати воинов построились во второе каре, увеличивая наше численное преимущество практически в три раза. Самое странное, что «гномы» никак не отреагировали на увеличение численности возможного врага.

– Есть кусок солонины, Герман?

На мой вопрос американец послал воина в шлюпку, и тот быстро вернулся с солидным куском мяса в руках. Взяв мясо, нарочито спокойно откусил и начал жевать. Бородатые карлики смотрели на мой прием пищи с некоторым любопытством. Сделав несколько шагов, протянул мясо вождю. Тот, оглянувшись на своих людей, двинулся навстречу. Примерно на полпути мы встретились.

– Это соленое мясо, вкусно, – еще раз откусив, протянул вождю аборигенов, который доставал мне, можно сказать, до пояса. Схватив мясо, вождь вонзил в него зубы и откусил солидный кусок, усиленно работая челюстями. Я ждал, пока он прожует, если аборигены употребляют соль, мясо ему понравится. Судя по отсутствию гримасы и последовавшей довольной улыбке, соль карликам знакома.

– Оро, – на его крик подбежал молодой карлик, получивший мясо в руки. Еще пара гортанных фраз, и карлик вернулся к остальным пигмеям, которые передавали кусок из рук в руки, откусывая по куску.

– Уру, – еще раз повторил вождь, снова дотрагиваясь до своей груди

– Макс, – поспешил напомнить я свое имя, но дикарь так и не смог его выговорить, и мое имя в его устах трансформировалось в «Мака», что, в принципе, меня устраивало. Вождь смело смотрел мне в глаза, не показывая признаков страха или растерянности. Пару раз он задержал взгляд на Санчо, не удостоив остальных воинов пристального внимания. Пигмеи были смуглыми, но назвать их черными я бы не решился. По форме носа, бородам и надбровным дугам, это кроманьонцы. Но я никогда не слышал, чтобы в Европе жили карликовые люди.

– Герман, тащите еду, угостим наших хозяев, – затем повернувшись к Уру, сказал, показывая на костер:

– Пошли, поедим у костра. – Не знаю, понял ли пигмей смысл моих слов или моя интонация не внушала ему опасений, но к костру он присоединился вместе со своими людьми. Пигмеи и Русы присматривались друг к другу, кое-где даже слышался смех. Я попросил у ближайшего воина тросточку и после кивка вождя мне ее дали. Это оказалась не трость, а идеально прямая полая трубка. Только я собирался спросить, для чего она нужна, как со стороны леса над нами пролетела стая птиц похожих на гусей. Несколько воинов-пигмеев приставили трубки ко ртам, надули щеки и словно выплюнули в трубку. Три птицы камнем полетели вниз, две упали на песок у линии воды, еще одна – в воду в двадцати метрах от берега. Но на этом чудеса не прекратились: один из карликов вошел в воду и поплыл по-собачьи. Добравшись до птицы, ухватил ее зубами за крыло и поплыл обратно.

Я заметил, как осмотрев тушки упавших птиц, пигмеи ловко что-то спрятали, вытащив из добычи. Полая трубка, выдох, мгновенная смерть: по спине поползли капли пота. Карлики владели ядом, убивающим мгновенно. Вот почему их особо не беспокоила наша численность: такой яд мгновенно выкосил бы половину моих воинов. Но настоящий сюрприз оказался куда неприятнее:

– Уру, уру, саа кан, – высоким голосом громко прокричал вождь. Как только его слова смолкли, из-за кустов неподалеку, слева и справа от нас показалось еще около двадцати карликов, большинство из которых были вооружены полыми трубками. Воины приблизились и уселись на землю в нескольких метрах, не сводя с нас глаз. В отличие от первых пигмеев, свободно ходивших между моих воинов и трогавших металлические части оружия, эти вели себя словно снайперы на крышах зданий во время проезда президентского кортежа. Одно неверное движение, и отравленные шипы или иголки положат половину моего отряда. Выхватить меч и нанести удар или послать стрелу из лука займет куда больше времени, чем приставить трубку ко рту и дунуть.

Сейчас главное, чтобы Тиландер и воины не поняли, что все мы под прицелом. Испугаются, дернутся, и карлики могут решить, что мы им угрожаем. Костер весело пожирал веточки, на самодельных шампурах готовилось мясо с удовольствием, пожираемое карликами. Ощипав убитых гусей, пигмеи глубоко и с захватом большой площади вырезали куски почерневшего мяса. Это что за токсин такой в яде, что убивает за секунду и превращает мясо в черное желе? По позвоночнику отчетливо прошелся холодок, лучше разойтись миром, не дав повода к ссоре.

Хорошо, что никто из моих людей не подозревает о грозящей опасности. Встретившись взглядом с Бером, осознал, что мой командир спецназа все понял. Бер сканировал пигмеев и окрестности, пытаясь определить, нет ли еще карликов в засаде.

«Нет, ничего не делай», – сообщил взглядом своему приемному сыну. Бер дал понять, что понял мой приказ, но все же он оставался единственным, кто не смеялся и не расслаблялся. Пигмеи лезли на плечи моим воинов, с удовольствием катавших их на плечах. Все это напоминало снежные баталии из моего детства, когда, усевшись на плечи старшим, мы лупили друг друга, пытаясь скинуть «всадника с коня». Меня удивляла беззаботность Санчо, который посадив на каждое плечо по карлику, носился с ними по песку, изображая моего Дрома. Где его обостренное чувство опасности? Почему он не чувствует опасность, исходящую от карликов…

Пересчитал пигмеев, что вышли из засады и вели себя настороженно: восемнадцать человек и все вооружены трубками с отравленными шипами. Понемногу веселье прекратилось, и большинство уже успело наесться. Интуитивно я почувствовал, что наступил момент, когда может все либо наладиться, либо придется биться с пигмеями.

– Ху лела ду? – Вопрос вождя прозвучал неожиданно, заставив вздрогнуть. Для себя я его перевел как «какого хрена вы здесь потеряли»? Следовало ответить немедленно и очень доступно, чтобы у карликов не появились сомнения насчет нашей дружелюбности. Взгляд уперся в скалу, по которой сбегала тоненькая струйка воды:

– Вода, у нас закончилась вода, – поднявшись, подошел к скале и подставил сложенные руки под ручеек. Выпил воду, блаженно зажмурившись и повторил:

– Вода.

– Су? – в голосе вождя прозвучало понимание.

– Да, вода, су, – снова выпил пригоршню воды и, оттерев губы тыльной стороной ладони, продолжил:

– Мы уплываем прямо сейчас, – для наглядности показал на корабль и негромко дал команду Беру: – собирай людей, мы отплываем.

Бер прикрикнул, шумевшие воины стихли и деловито начали собираться. В глазах вождя Уру промелькнул огонек радости: похоже, он все-таки побаивался нас, несмотря на кажущееся спокойствие.

– Макш, Ха (мы уходим)? – Санчо наконец освободился от своих всадников и теперь нависал надо мной и вождем.

– Ха (да, уходим). – Сейчас нет времени выяснять, но потом на корабле задам ему взбучку за его спящее хваленное неандертальское чувство опасности. Но Санчо не собирался сдаваться так быстро. Он трижды пробовал уговорить меня остаться, даже отшвырнул в сторону двух карликов, собирающихся залезть на него в попытке прокатиться. На такое грубое движение пигмеи не прореагировали, хотя оба бородача покатились по песку. Но стоило мне встать с места, как с десяток воинов из засады напряглись, а двое даже подняли трубки.

– Ахец, – прозвучала команда вождя, и трубки снова уткнулись концами в песок. Не знаю, когда Бер успел довести до людей грозящую нам опасность, но все двадцать моих лучников тоже изготовились пустить стрелы, наложенные на тетивы. Напряжение нарастало с каждой минутой, жест лучников не ускользнул от внимания карликов, которые практически встроились в шеренгу. И снова мы с вождем Уру оказались практически наедине, но теперь в его глазах я прочитал беспокойство, и секунду спустя меня осенило:

«Он не знает, как быстро подействует яд на таких крупных воинов. Одно дело гуси и мелкие грызуны, может даже козы. Но мы втрое крупнее коз, и если яд мгновенно нас не убьет, можем запросто перебить карликов». От понимания, что не одного у меня трясутся поджилки, почувствовал облегчение и улыбнувшись, обратился к Уру:

– Мы уходим, все хорошо, мир.

– Мир, – повторил последнее слово Уру.

– Да, мир. Живите на своем острове и плодитесь, – не оглядываясь пошел к морю, уверенный, что в спину не выстрелят. В каменном веке, действуют законы животных: хищник нападает на того, кто слабее и боится. Если человек не показывает страха, даже крупные хищники обходят его стороной. Инстинкт заложил в них правило преследовать и нападать на того, кто убегает, потому что убегает слабейший.

– Грузимся в шлюпку, отплываем, – по моей команде шлюпку столкнули в воду, и набитая воинами она пошла к «Стреле». На берегу остались Санчо, я, Тиландер, Бер и около двадцати лучников, прикрывавших нас полукругом. Только сейчас пигмейские часовые немного расслабились, некоторые даже присели на землю, ковыряясь в песке. Прошло около десяти минут, прежде чем шлюпка снова оказалась на берегу рядом с нами.

– Прощай, Уру, постарайся выжить, – я последним взобрался в шлюпку и отдал команду: – Отплываем.

– Мака! – голос вождя пигмеев ударил в спину. Выхватив у одного воина трубку и держа в руках что-то похожее на грушу коричневого цвета, Уру шел к шлюпке.

– Не стрелять, он не угрожает нам, – охладил я пыл лучников, спрыгнул со шлюпки и по колено в воде ожидал приближения вождя. Зайдя в воду по пояс, Уру протянул мне трубку и странный предмет похожий на грушу, только очень сухой. Вытащив деревянную пробку, он показал на вязкую консистенцию внутри:

– Дохаж. «Яд», – интуитивно догадался. Кроме трубки Уру протянул около десятка шипов длинной в пять сантиметров, в основании которых было что-то похожее на цветок распустившегося хлопка. Бородатый вождь карликов продемонстрировал, как макает шип острием в яд, вкладывает в трубочку и дует.

– Ха эц! – я принял из его рук грозное оружие, убедился, что пробка сидит плотно и окликнул Бера:

– Дай мне лук и десяток стрел. – Взяв переданное оружие, наложил стрелу и пустил ее в сторону свободную от карликов. Под восхищенный гул удивления один из воинов побежал за ней: стрела пролетела больше сотни метров и упала на песок.

– Бери! – теперь грозное оружие другой эпохи и другой культуры перешло в руки Уру. Лук для него оказался великоват, но, если они не дураки, смогут сделать себе луки по росту. На минуту закралось сомнение, правильно ли я поступаю, вооружая карлика. Если их трубки могли стрелять на пару десятков метров, то с отравленными стрелами они станут опаснее. С другой стороны, Уру дал нам смертоносный яд и свою технологию. Вряд ли племя карликов так многочисленно, чтобы представлять для нас опасность, тем более что обосновываться на Сицилии я не собирался. По моему времени Сицилия была куском скалы, на которой очень мало что росло, если не считать олив, апельсинов и винограда.

– Мне пора, береги себя, Уру, – похлопав «гнома» по плечу, снова влез в шлюпку, и матросы начали грести. Уру вышел на берег, его сразу окружили пигмеи. Мы могли их расстрелять, пользуясь расстоянием и потерей бдительности. Но мне они не мешали, карлики просто нас боялись и приняли меры предосторожности. Пожелай они нашей смерти, мы даже не успели бы приготовиться, чтобы дать им отпор.

– Макс, почему мы так спешно уходим, собирались ведь переночевать на твердой земле после недельного плавания, – нарушил молчание американец. Шлюпка дошла до «Стрелы», и с корабля сбросили веревочный трап.

– Они нас боялись, и в любой момент одно наше неосторожное движение могло вызвать бойню. Пусть живут на своем острове, все равно они обречены, так зачем нам или им умирать, – закончил я фразу уже на палубе. Уже поднаторевшие матросы Тиландера довольно сноровисто подняли шлюпку на палубу и выбрали якорь.

– Мака, – донеслось с берега. Приветственно подняв руку, отдельно ото всех стоял Уру, пожалуй, единственный пигмей искренне жалевший, что мы покидаем их землю. Я помахал рукой в ответ, пока американец гонял матросов, выкрикивая непонятные мне команды:

– Поднять марселя, поставить кливер на фок-мачте, два гафеля на бизань-мачте. – Обученная команда носилась по палубе, тянула шкоты и фиксировала паруса. Медленно, словно раненые чайки, затрепетали на ветру полотнища парусов, и «Стрела» начала движение. Помню, когда встал вопрос о паруснике, спросил Тиландера, почему он мечтает построить именно шхуну, а не бриг или барк.

– Потому что шхуна с гафельными парусами не нуждается в вантах. С парусами можно работать прямо с палубы, не поднимаясь на мачты, – тогда ответ мне показался невразумительным. Сейчас я оценил выбор американца: высокие борта «Стрелы» практически по грудь скрывали матросов, поднимавших паруса. Если бы мы попали под обстрел, их работа практически не прерывалась бы. Совсем другое дело карабкаться по мачтам под обстрелом противника.

Паруса «Стрелы» поймали ветер, и шхуна заскользила к выходу из гавани, оставляя позади племя карликов, освоившее смертоносные технологии. Каждое племя, встреченное мной за тринадцать лет жизни на этой Земле, выживало по-своему. Крупные дикари надеялись на силу, племена мельче и слабее изобретали оружие. Совсем мелкие пигмеи освоили яд и успешно его применяли.

– Санчо, почему ты не чувствовал в них угрозы? – Неандерталец не понял моего вопроса, удивленно глядя на меня и хлопая глазами.

– Га (там была опасность), прорычал я на верного телохранителя, еще раз удивляясь его беспечности, вспомнив как он носился с пигмеями на плечах.

– Ха, Макш, яц га (Макс, не было никакой опасности), – поколебал мою уверенность невозмутимый ответ неандертальца.

– Он не знает, что такое яд, поэтому не воспринял их как врагов, – Бер прислонился к борту рядом и продолжил: – Никогда не испытывал такого страха как сегодня. Ты правильно сделал, что мы оттуда ушли, это их земля, и они маленькие, но смелые.

Я не ответил, перед глазами стояла фигура Уру с поднятой рукой. Этот пигмей понял, что мы не враги, но рисковать не захотел. А может, он сожалел, что мы такие разные и не можем быть одним народом. Не знаю, впереди нас ждал остров Сардиния, после которого я наконец попаду на территорию, где видел костер с МКС. Франция, Италия или Испания для последующей колонизации? На этот вопрос пока не нашел ответа. Все будет зависеть от климата и населения, если таковое нам встретиться. Материк, хватит мне островов, империя Русов должна расширяться, а не умирать, отсиживаясь на островках в Средиземном море.

Глава 3. Максель, а не Марсель

Лишь выйдя в открытое море, позволил в полной мере высказать Санчо все, что думаю о его предчувствии опасности. Неандерталец моргал, не понимая вспышки моего гнева и не выдержав моего напора, понурил голову, признавая свой прокол. Для меня так и осталось загадкой, почему Санчо, чувствующий опасность задолго до ее появления, не разглядел в карликах угрозы. Боковой ветер с юга прижимал «Стрелу» к побережью, и Тиландеру приходилось манипулировать парусами, меняя галсы. Южный берег Сицилии проплывал справа по борту в трехстах метрах. В сравнении с живописными берегами Кипра Сицилия проигрывала: лес рос в глубине небольшими участками, основной ландшафт состоял из камней и кустарника. На скалах по побережью гнездились птицы, но животных мы так и не заметили. Только к полудню следующего дня Сицилия осталась позади, перед «Стрелой» расстилалось безбрежное море.

– Сворачиваем вправо, чтобы обследовать Италию? – Тиландер держался рукой за фок-ванты, удерживая равновесие. На море гуляло волнение в районе трех баллов, и нос шхуны то взлетал на волну, то зарывался в воду, окатывая нас брызгами.

– Что с ветром?

– Попутный, скорость девять узлов.

– Свернув вправо, мы потеряем время. А так быстро доберемся до Сардинии, где можно провести на суше пару дней, если не встретим потенциальных убийц, – принял я решение, и американец согласно кивнул:

– Вы начинаете разбираться в мореходстве, сэр!

Хотя с Германом мы давно перешли на «ты», временами из него выскакивала вбитая в армии привычка. Несколько раз делал ему замечание по этому поводу, американец извинялся и снова переходил к дружеской манере общения. С Лайтфутом так не получилось: он категорически не желал сближаться и по-прежнему обращался только «сэр». За пять лет на Кипре он сделал вторую кузницу, где обученные им ребята ковали орудия труда. Сам Уильям делал оружие и сложные конструкции. Последним заданием стало изготовление змеевика для самогонного аппарата: мой спирт давно закончился, а для дезинфекции требовалось кое-что покрепче пива и вина.

В такое волнение ходить по палубе чревато опасностью вывалиться за борт. Мои воины дремали, найдя позиции поудобнее. Раньше, когда читал книги про попаданцев, всегда думал, почему они вносят так мало новизны в мир, куда попали. Почему прогрессорством занимаются спустя рукава? Оказавшись в подобной ситуации, понял, что за каждым нововведением стоит долгая и кропотливая работа. За прошедшие спокойные пять лет мною сделано немало. Но еще больше было неудачных попыток. Попытка получить стекло закончилась фиаско: или песок не подходил, или у нас руки росли не из того места. Вместо прозрачного стекла получалось подобие витражного, имевшее разноцветные разводы. Тем не менее, часть окон в моей резиденции на Кипре застеклили такими витражами. Моим женам это нравилось, окна они протирали с удовольствием, любуясь игрой света.

Название месяцев, дней недели, понятие часа, суток, килограмма и литра насаждалось долго. Понемногу определился костяк будущего государственно обустройства: армией ведал Лар, казна и торговые отношение были на Зике. Своего рода министром образования стала Нел, учившая в Кипрусе детей читать, писать и несложным математическим действиям в школе, рассчитанной на сорок учеников за смену. Образованием своих детей преимущественно занимался я, облегчая до невозможности школьную программу. Зачем им тангенсы и синусы, если до их применения в реальной жизни пройдут тысячи лет? Мои уроки носили познавательный характер для развития общего кругозора. Миху я учил основам врачебной деятельности, парень уже знал о классической медицине куда больше Зика. Хотя занятия с Зиком он тоже посещал.

Дальше я упирался в тупик: у меня есть масса запчастей с двух самолетов, но практического применения им пока не видел. Мелькнула идея сделать повозку, благо имелось шасси, но Тиландер отговорил. Вместо этого он сделал обычную одноосную тачку с деревянным колесом. Тачка стала востребованной и вскоре их стало около десятка. Проблему быстрой изнашиваемости колеса решил Лайтфут, обив колесо железной полосой. Ось тачки вначале смазывали жиром, но тот быстро густел и заканчивался. Мазут, остававшийся после перегонки нефти в керосин, загустили гашенной известью, получилось что-то похожее на солидол. Теперь тачки не скрипели, и смазывать приходилось реже.

Устричная отмель Кипруса исправно снабжала моллюсками, рыбаки заваливали городок рыбой, и постепенно акцент в еде сместился в сторону морепродуктов. Стада коз и овец росли с угрожающей быстротой, пришлось пастухов вместе с их подопечными отогнать подальше от Кипруса, построив им хижину для ночлега. В Плаже и Кипрусе созданы прядильные мастерские, где работали переселенные с Ондона работники. Туники однотонного цвета все чаще появлялись на Русах, постепенно вытесняя шкуры и одежду из травы.

С одной стороны, жизнь вошла в размеренную колею, голод никому не грозил, и кроманьонцы с Африки практически перестали мигрировать на северо-запад. С другой стороны, я понимал, что все это временно и зиждется на моем авторитете. Мне катастрофически не хватало с десяток людей из моего времени, чтобы упорядочить наши знания и заняться архивизацией. При всех своих достоинствах, оба американца все же люди со средним образованием. Их умелые руки и практические навыки не могли заменить знания, необходимые для передачи потомкам.

От размышлений отвлек Бер, принесший мне покушать. Я не заметил, как уйдя в воспоминания, забыл про еду. Солнце уже село, с моря повеяло теплым воздухом. Нагревшаяся за день вода начинала отдавать тепло.

– Бер, сколько воинов осталось в Кипрусе?

– Двадцать, и командир там Гор, он все правильно сделает, – мой приемный сын понимал меня с полуслова. Довольное урчание раздавалось в паре метров – это Санчо расправлялся со своей едой. Есть мне не хотелось, съел пару кусков, чтобы не обидеть Бера. Санчо, закончив со своей порцией, подобрался ко мне словно хищник.

– Кушай, Санчо, – протянул ему медное блюдо с кусками солонины, мгновенно исчезавшими в бездонном желудке неандертальца. Громко рыгнув, он устроился поудобнее и через пару минут захрапел. Бер, видя, что я не настроен говорить, отсел в сторонку. Опустилась ночь, спать в каюте было выше моих сил, духота стояла неимоверная. Расстелив шкуру, растянулся на палубе, благо волнение стихло, и «Стрела» шла без качки. Несколько раз сквозь сон слышал, как отбивают склянки, Тиландер трепетно относился к соблюдению морских законов. Горе тому матросу, назвавшему швартов канатом или ванты – тросом. Весь раскрасневшись, американец полчаса минимум распекал провинившегося, заново вдалбливая морские термины в дикарские головы.

– Впереди земля, – прозвучало во время обеда второй раз за последние пару дней. Между крайними точками Сицилии и Сардинии по моему атласу около трехсот километров. «Стрела» оправдывала свое название, пролетев это расстояние за сутки. Нет предела человеческой жадности, в этом я убедился лично. Когда после первых ходовых испытаний «Стрелы» похвалил Тиландера за скоростной парусник, тот промямлил, что ему хотелось бы построить клиппер с тремя или четырьмя мачтами. На мой вопрос, в чем преимущество клиппера перед шхуной, американец рассмеялся:

– Это как сравнить мула и английского скакуна, Макс. Клиппер самый быстроходный тип парусника, рекорды скорости принадлежат клипперам.

Это случилось почти год назад, уступая его просьбе я махнул рукой: «дескать, строй хоть ядерный ракетоносец». Сейчас на верфи Кипруса высился скелет будущего клиппера из киля и двух штевней. Балки на шпангоуты уже вырезаны и сушатся под прессом для получения необходимого изгиба. По мне, «Стрела» вполне быстроходна, но получение еще одного скоростного корабля нам не помешает.

– Где пристанем, Макс? – Берег уже находился на расстоянии пары километров, и американец задал резонный вопрос. Покопавшись в атласе, ткнул пальцем:

– Вот здесь, – ткнул я в удобную бухту, расположенную напротив островка Сант Антьоко. На моем атласе обозначен мост, соединявший два острова, но в этом мире вместо него виднелся пролив.

– Убрать марсели, спустить гафели бизань-мачты, – Тиландер начал криками подгонять матросов, и сразу палуба отозвалась шлепками босых ног. «Стрела» сразу сбавила ход и, убрав гафели, шла по инерции. Якорь бросили в ста метрах от берега, Тиландер не стал рисковать и подходить ближе из-за воды, блестевшей ярким салатовым цветом. В шлюпку набилось двадцать человек, и матросы налегли на весла. По мере приближения берега, становилось ясно, что это место мало чем отличается от места нашей высадки на Сицилии. Такие же глыбы камней, заросли невысокого кустарника, среди которых пробивались клочки травы. И множество птиц, взлетевших при нашем приближении. Совсем узкий галечный пляж. Питьевой воды поблизости не нашлось, хотя запас воды у нас оставался солидный, пополнить его не мешало. Задерживаться здесь нет смысла: вскарабкавшись на высокую глыбу, внимательно осмотрелся. Практически всюду, куда мог дотянуться взглядом, однообразная картина: скалы, кустарники, редкая трава. Небольшими группами росли низкие и раскидистые деревья. Леса, в том виде, что мы привыкли видеть, просто нет.

Бер с несколькими воинами набрал полные рюкзаки яиц, мы их съели, зажарив в медном блюде на небольшом костре, разожжённом из сухих водорослей. Конечно, судить о пригодности острова по одному месту нельзя, но тот же Кипр и Родос выглядели совсем по-другому.

– Отплываем, – по моей команде люди засуетились, доедая импровизированную яичницу.

– Тоскливо здесь, – поделился своими наблюдениями Тиландер, запивая водой еду.

– Это острова вулканического происхождения, видимо поэтому пока здесь мало флоры и фауны, – это единственное объяснение, что приходило мне в голову.

«Стрела» миновала проход между островами, ширина пролива не превышала километра, и вышла в открытое море.

– Курс? – уточнил Тиландер, хотя его мы уже обговаривали. В свое время я мечтал на Лазурный берег Франции. В той жизни этого сделать не удалось, но в этом мире вся планета практически принадлежала мне.

– Ориентир на Марсель, Герман.

– Хорошо, только ты неправильно назвал город, – в глазах американца плясали огоньки.

– Марсель, как его еще называть? – я искренне удивился.

– Предлагаю его называть Макселем, в честь того, кто по праву главный на планете, – Тиландер не шутил, его лицо оставалось серьезным.

– А Париж мы назовём Германиком? – вернул я шпильку.

– Зачем? В честь меня и так названа целая страна в старом мире – Германия.

– А ты изменился, Герман. Помню, ты был немногословным, даже немного замкнутым, когда попал сюда. А сейчас шутишь, подкалываешь, матросов гоняешь матами. Я столько ругательств на русском не знаю, сколько ты.

– Я их модифицирую, Макс, – американец реально развеселился, – в русском языке любое слово можно сделать матерным, если есть желание.

– А в английском нет?

– А что в английском? – Тиландер пожал плечами, – одно знаменитое «fuck». То ли дело в русском: только член можно назвать двадцатью способами, а вагину так вообще сотней слов.

– Да, Герман, ты походу больше русский, чем я, – весело отозвался на его философские размышления.

– Не русский, Макс, а Рус. Русские, американцы, французы, арабы остались в той Земле, откуда мы родом. А здесь есть всего три нации: Русы, кроманьонцы и неандертальцы.

– Ты забыл карликов, – Бер, внимательно слушая наш диалог, ввернул фразу.

– Карлики – неандертальцы, – невозмутимо парировал американец.

– А почему не кроманьонцы, – мне стало любопытно, как он выкрутится.

– Они светлокожие, и у них внешнее сходство с нашим Санчо, поэтому он так с ними игрался. – На минуту я даже опешил: а ведь есть сходство в чертах лиц.

«Они хорошие, из нашего народа», – больно ворвалась в голову мысль Санчо, лежавшего рядом с закрытыми глазами.

«Поэтому ты не почувствовал в них опасности», – сквозь боль послал ответ.

«Да».

«И дал бы им убить меня, потому что они из твоего народа?», – не удержался от подколки, а спустя мгновение чуть не скорчился от боли из-за потока разгневанных и обиженных импульсов неандертальца, смертельно обиженного моим вопросом.

– Макс, Макс, что с тобой? – открываю глаза. Я лежу на палубе, а надо мной обеспокоенные лица Бера, Тиландера и парочки матросов.

«Прости Макш, я случайно», – голос Санчо преисполнен печали и отчаяния.

«Все нормально, сам виноват, глупости не следовало говорить», – кряхтя поднялся на ноги.

– Все нормально, просто немного поговорили с Санчо. Бер, остынь, это всё моя вина, – осадил сына, глаза которого пылали яростью. Бер хорошо относится к неандертальцу, но после телепатических сеансов я всегда замечал, что он злится. Меня эти сеансы выворачивали, такое общение мы с Санчо свели к минимуму. Неандерталец ушел на корму, он всегда так делал после подобных контактов. Первое время я не мог понять причину, пока чисто случайно не догадался. Санчо испытывал угрызения совести за боль, что мне причиняла телепатическая связь с ним.

До самого вечера ничего интересного не произошло, я спустился в каюту, наплевав на духоту. Открытый иллюминатор не давал притока свежего воздуха, пролежал до ночи обливаясь потом. Все тело болело, словно меня засунули в мешок и отходили битами. Дважды вниз спускался Санчо, виновато потоптавшись у двери молча уходил. Я лучше других чувствовал сдерживаемую бурю эмоций в его душе, он боялся причинить мне боль. Пришел Тиландер узнать о моем самочувствии и попросить атлас, чтобы проложить кратчайший курс к Марселю. До Макселя, как его окрестил американец, оказалось более пятисот километров, практически двое суток пути. От ужина, принесенного Бером, отказался, меня тошнило, и аппетит совсем пропал.

Утром почувствовал себя заново рожденным: настолько велика разница между вчера и сегодня. Наверху сегодня ветрено, чувствовалось, что мы приближаемся к Европе, ветерок стал прохладнее. Чтобы занять себя, решил порыбачить: крючки и тоненькая бечевка теперь были в наборе у каждого воина. Это еще одно нововведение, за которым Лар и Бер строго присматривали. Кроме этого, в аварийном наборе у каждого воина имелся кремень и трут.

Первая поклевка чуть не оторвала мне руку: не отпусти я веревку, упал бы в море, настолько сильным оказался рывок рыбы. Самодельные крючки рассчитаны не для ловли карасей и сельди: длиной с мизинец и толщиной в три миллиметра крючки выдерживали и двухметровых рыб. Ко второй поклевке подошел осторожнее, привязав конец веревки к стояку борта. Почувствовав, что руку дернуло, сразу разжал: пару минут ничего не происходило, потом из воды на метр выскочил тунец метра три в длину, с голубоватым отливом по спине и огромной пастью. Второго рывка веревка не выдержала, и рыба исчезла, унося крючок с остатками веревки.

Вторую ночь после отплытия с Сардинии я провел на палубе. Под утро даже стало немного зябко: над головой висели миллиарды звезд, среди которых мне показалось, что летит горящая точка. Протерев глаза, всмотрелся: красная точка медленно плыла по небу, немного выделяясь среди разноцветно сияющих звезд. Что это могло быть? Метеорит, астероид, отражавший свет звезд? Или МКС – неожиданная мысль заставила глубоко вздохнуть. Нет, это не может быть МКС, я покинул ее тринадцать лет назад, ей оставался максимум месяц до входа в плотные слои атмосферы, где станция превратилась в факел.

Моргнув, снова проследил за красной точкой: это точно не метеорит, скорость слишком мала. Хотя… если он летит очень далеко, тогда понятно, почему он так долго на ночном небосклоне. Скорее всего, астероид, но меня смущал один момент: однотонность точки, словно это работающий двигатель ракеты. Еще минут двадцать я наблюдал за красной точкой, пока та не скрылась в восточном направлении, спускаясь по ночному горизонту.

Утром мысль о красной точке на ночном небосклоне не давала мне покоя. Тиландер заметил мое состояние и атаковал вопросами, пока не рассказал ему о виденном.

– Это не может быть твой корабль?

– Исключено, Герман. Без корректировки с Земли и изменения орбиты МКС уже через месяц должна была сгореть в атмосфере. Она не может летать тринадцать лет без экипажа.

– Тогда это может быть спутник, ты же говорил, что на орбите земли крутились тысячи спутников.

– Тоже не вариант, у них другая орбита, и они находятся слишком далеко, чтобы их увидеть. Кроме того, цвет точки говорил, что высока вероятность работающего двигателя. Но это невозможно, думаю, это необычный метеорит, летящий по очень пологой орбите.

– Было бы неплохо, если бы из твоего времени к нам еще попали люди, – с этими словами американец вернулся к своей работе. Еще ночью меня посетила мысль, что это может быть космический корабль, попавший в такое же свечение, что и мы с Михаилом. Но потом я отмел эту версию: это Михаил так пофигистически отнесся к свечению. А любой другой космонавт отреагировал бы, адекватно изменив курс, не рискуя пролетать через неизвестное свечение.

«Если успел бы», – отозвался внутренний голос, столько времени не подававший признаков жизни.

До обеда мысли периодически возвращались к красной точке на небосклоне. Теперь я отчаянно желал наступления ночи, словно мог увидеть странную точку снова.

– Земля, Макс, мы находимся напротив Франции, попробую отыскать бухту Макселя, – Тиландер вернул меня из грез на землю.

– Добро пожаловать в Максель, – вслух произнес я, всматриваясь в темное пятно на западе. – Вот и Европа, бери ее голыми руками.

Глава 4. Твою мать

Максель в этом или Марсель в прежнем мире лежал в большой бухте, обращенной на юг. Уже на подходе стало ясно, что это место обжито довольно развитым племенем. У самого берега находилось поселение, состоящее из хижин полукруглой формы. У берега в воде находилось пять лодок, привязанных веревкой к кольям вбитым в песок. Хижины выглядели необычно и не походили на юрты кочевых народов, всего их около трех десятков, и над большинством вился дымок.

Невозможно было не заметить «Стрелу», появившуюся в бухте: толпа народа бегала по берегу, готовясь к бою. О готовности принять бой можно судить по оружию в руках у аборигенов. Наряду с дубинами, топорами и копьями у нескольких воинов в руках заметил что-то похожее на пращу.

В ста метрах от берега Тиландер скомандовал, и «Стрела» встала на якорь. Якорь потащило метров десять, и наконец шхуна остановилась.

– Макс, ты не пойдешь на берег, пока Бер все не разведает, – категоричность американца заставила меня опешить. Понимая, что его фраза прозвучала слишком грубо, Тиландер добавил извиняющимся тоном:

– Если с тобой что-нибудь случится, все пропало. Все, ради чего мы столько трудились, рассыплется, словно карточный домик. Ты не имеешь права так рисковать всеми нами и будущим империи Русов, которую мы все пытаемся построить.

– Хорошо, – признал я правоту его доводов, – но почему Бер? Я не хочу им рисковать, отправим рядовых воинов.

– Макс Са, я лучше справлюсь, кроме того, воины просто не смогут найти нужные слова, чтобы эти люди не боялись, – Бер деловито начал отдавать распоряжения воинам, не дожидаясь моего ответа.

Шлюпку спустили, кроме Бера и шестерых матросов в лодку прыгнули все десять спецназовцев Бера не желавших отпускать командира без охраны. За время наших манипуляций на берегу уже собрались, наверное, всё население. Навскидку там сейчас сновало до ста человек, половина из которых мужчины самых разных возрастов. Даже с расстояния ста метров видно, что аборигены достаточно светлые, даже светлее, чем Луома. Их можно принять за белых людей, проведших всю жизнь под солнцем.

Шлюпка направилась к берегу: в последний момент успел сунуть Беру пистолет Босси, а Тиландер без команды развернул ствол пулемета на деревню. Даже мои десять спецназовцев во главе с Бером уже представляют опасность для этой деревушки, не говоря о пулемете, направленном прямо на толпу.

– Ложитесь на песок, если начну стрелять, – крикнул Тиландер Беру. Тот поднял руку в кулак и разжал, давая понять, что услышал. Шлюпка остановилась в десяти метрах от берега, и Бер начал диалог. Как назло, ветер дул в сторону берега, не давая расслышать, о чем говорит мой парламентер. Я видел, как Бер показывает рукой на корабль, несколько раз показал на небо. Большая часть воинов на берегу опустили оружие, с нескрываемым любопытством внимая чернокожему посланнику, чей цвет кожи должен бы их удивить. Около десяти минут продолжались переговоры, потом шлюпка пошла к кораблю.

– Я не понимаю их языка, но, кажется, они поняли, что ты Великий Дух с Неба. Они приглашают нас к себе, предложили еды, – с этими словами Бер закинул на палубу вяленую рыбу. – Местные кинули ее в шлюпку, рыба хорошая, не испорченная. Они не хотят драться с нами, – подытожил новоявленный парламентер.

– Герман, спускайте вторую шлюпку, оставь на корабле двоих матросов, остальные на берег. Чем нас больше, тем меньше соблазнов ссориться с нами.

Выслушав указание, Тиландер расшевелил матросов, слушавших рассказ Бера. Всего нас шестьдесят шесть: шестнадцать матросов, десять спецназовцев Бера, двадцать лучников, я, Санчо, Тиландер и Бер вместе с копейщиками.

Шестьдесят четыре человека еле поместились в две шлюпки, будь на море волнение, набрали бы воду: борта шлюпок возвышались над водой на десять сантиметров. Когда мы высадились на берег, местные сразу скукожились, увидев такое количество разномастных и разноцветных воинов. Особенно внимание приковывал Санчо, который по этому случаю облачился в броню и выглядел среди нас Голиафом. В каменном веке люди очень наивные: еще двадцать минут назад они готовились к бою, а сейчас удивленно цокали языками, разглядывая неандертальца и других воинов. В свою очередь я рассматривал аборигенов, пытаясь понять, откуда здесь появились довольно светлокожие люди.

Все местные высокого роста, мужчины практически не уступают мне, будучи лишь на пару сантиметров ниже. У них правильные черты лица, выдававшие в них кроманьонцев, длинные волосы у мужчин и женщин перехвачены тесьмой несколько раз, формируя примитивную косицу. Одеты местные в шкуры, но это не набедренные повязки и топы, а подобия платья-сарафана, что надевалось через голову. Меня больше интересовало оружие: увидев лодки в воде, необычную форму хижин и сеть, развешенную на кольях, ожидал увидеть продвинутое племя. Оружие меня разочаровало: копья с каменными наконечниками, топоры тоже каменные. Единственной новинкой оказалась праща, но до знакомства с ней следовало пообщаться с вождем.

– Макс Са, – громко сказал, постукивая себя по груди. Цоканье и возгласы стихли, воцарилась тишина: мой взгляд скользил по лицам воинов, пытаясь угадать, кто из них вождь. К моему удивлению, вождем оказался старик с седыми почти белыми волосами. Он появился с краю деревни, выйдя из лесной чащи, и заспешил в нашу сторону, увидев незваных гостей. Я снова, громко повторил свое полное имя:

– Макс Са Дарб Канг У Ра!

– Гапп! – старик коротко ответил и повторил мой жест. Несмотря на возраст, я ему дал бы все семьдесят, что в каменном веке могло считаться немыслимым рекордом долгожительства, старик выглядел подвижным и полным сил.

Кладу на песок катану и, повернув руки ладонями к толпе, демонстративно показываю, что в них нет оружия. Старик вполголоса произнес короткую фразу, и все воины его племени побросали оружие на песок. Такая доверчивость могла бы им дорого обойтись, будь у нас плохие намерения.

– Ялат, – взяв меня за руку, Гапп повел в сторону хижины в форме юрты кочевников, накрытой шкурами животных.

– Бер, оставайтесь начеку, но местных не обижать, – успел шепнуть, прежде чем нырнуть за стариком в темное нутро хижины. Следом внутрь ввалился Санчо, держа мою катану, опрометчиво забытую мною. Внутри хижины оказалось на удивление прохладно: две женщины неопределенного возраста хлопотали у очага, что-то готовя в глиняном сосуде на углях. От горшка шел ароматный запах, и желудок призывно заурчал, вызвав звонкий смех одной из женщин, оказавшейся молодой девушкой примерно семнадцати лет.

– Сед, да койл, – сердито проворчал Гапп, пододвигая мне сложенную стопкой шкуру. Что-то меня беспокоило несмотря на все радушие принимавшей стороны. Пока женщины наливали жидкое варево в глиняные горшочки размером поменьше, меня словно торкнуло: лодки, горшок, выдерживающий огонь, жидкая пища. Все это не вязалось с примитивным оружием. И старик, которому явно не меньше семидесяти лет, являющийся вождем, чьего слова достаточно, чтобы все воины побросали оружие. Передо мной поставили горшочек и когда мне всучили ложку, вырезанную из дерева, я чуть не проглотил язык от удивления.

– Ялат, – повторил старик, показывая личным примером, как нужно использовать ложку. Словно заторможенный, я вслед за ним набрал в ложку варева и пролил себе на лодыжку, дернувшись от руки Санчо, которую тот положил мне на плечо. Боль адская, не сдержавшись, вскочил с места, выкрикнув в сердцах:

– Санчо, твою мать, придурок!

– Макш, – обиженно проворчал Санчо, отодвигаясь в сторону, а в следующую секунду я уже бросился оказывать помощь старику, рот которого застыл в немом крике, а побагровевшее лицо различимо даже в полутьме хижины. Первой мыслью мелькнуло, что старик поперхнулся, не раздумывая, поднял сухонькое тело и применил прием Геймлиха. Не знаю, что было во рту старика, но прием сработал: он со свистом выдохнул и отчаянно заколотил меня по рукам, прося ослабить хватку. С визгом обе женщины выскочили наружу, секунда, и аборигены решат, что их вождя убивают.

Гапп отчаянно пытался что-то сказать, но я, схватив его за шкирку поволок к выходу, чтобы предотвратить столкновение. Боль от ожога исчезла в ожидании Большого Песца, что мог разразиться с минуты на минуту. Когда выскочили наружу, увидел, что женщины успели поднять ложную тревогу: аборигены ринулись на моих воинов с голыми руками, так и не взяв свое брошенное оружие.

– Прекратить, не убивать! – даже сквозь шум мои воины услышали приказ: ловко укорачиваясь от противника, подсечками укладывали аборигенов на песок.

– Скажи своим, чтобы успокоились, или я перебью всех до одного, – старик по интонации понял, о чем речь и гортанно крикнул:

– Ма лат, са тох! – После его слов аборигены мгновенно успокоились, тем более что говоривший оказался жив и здоров, и, судя по всему, ему ничего, не угрожало.

– Бер, ко мне! – командир спецназа мгновенно очутился рядом:

– Передай воинам, что, если кто обидит местных, спущу шкуру. Произошло недоразумение, все нормально. Нам ничего не угрожает. Сейчас мы со стариком вернемся в хижину…