Отставник Чук Павел
– Никого, – задумчиво произнёс полковник, – а родственничкам со стороны супруги он не нужен. Из них никто на похороны не приехал. Хотя бы венок передали, там соболезнования, про внука спросили, так ничего – тишина. А что делать, думаем. Хотел к себе забрать, но чувствую, что не выдюжу, да и жена только из больницы в больницу переезжает.
– Может я к себе возьму? Где трое, там и ещё одного воспитаем.
– Подумаем, не оставим пацана, – доставая следующую сигарету произнёс полковник и ненадолго задумавшись, продолжил, – примерно полгода назад из Генштаба секретка пришла. Я даже удивился, что такая информация и с грифом, пусть и «ДСП»2. Так вот, при Министерстве Обороны недавно образован специализированный интернат для детей-сирот, оставшихся без попечения родителей-военнослужащих.
– Думаешь туда?
– Не знаю. Не хотелось бы. Но в справке-объективке, если не изменяет память, толково расписано. Вроде кадетского корпуса на полном обеспечении Министерства Обороны. Питание, обмундирование, обучение, в том числе и высшее профессиональное. По выпуску – жильё.
– Странно. Не думал, что в столице о детях озаботятся.
– Вот и я об этом. Не спроста. Хотя, сколько таких как Генка?
– Не знаю, – пожал плечами майор.
– Вспомнил, читал прошлогоднюю сводку. Только в нашем округе с таким же вывертом судьбы как у Генки шесть ребят наберётся. Вот и озаботились видать в столице о пацанятах. Но ты прав. Сначала надо узнать, что это за специнтернат.
– Если что не так, Михалыч, мы о Генке позаботимся. Я со своей говорил. Она не против. Тут главное не затягивать.
– Понимаю. Ещё вера своим знакомым из Генштаба позвонил. Попросил разузнать, что да как. Завтра ещё раз позвоню, – произнёс полковник и затушил сигарету, – ладно, пошли помянем.
Не успел полковник зайти в комнату, как он остановился и потянулся к телефону.
– Слушаю. Да, здравия желаю… Ты иди, я догоню…
Майор вернулся в комнату, где его встретила жена.
– Серёж.
– Да.
– Возьми, – она протянула ему поднос с тарелкой, – отнеси Гене. От нас он ничего не берёт.
– Плачет?
– Нет. Просто сидит в комнате. Ни на меня, ни на Екатерину Сергеевну не реагирует.
– Думаешь у меня получится? Ему рассказали, что… или сам понял?
– Не знаю. Сходи, поговори с ним. Ты с Николаем Михайловичем разговаривал?
– Да. Но об этом потом. Хлеба ещё положи и пойду попробую поговорить.
Сергей Петрович остановился возле открытой двери второй комнаты. Её специально не закрывали, чтобы не оставлять пацана одного, но и старались излишне не тревожить. Майор перешагнул порог.
– Солдат! Что надо делать, когда в помещение входит старший по званию? – неизвестно почему выбрал такой стиль общения офицер. Он умел общаться с детьми. Всё-таки трое растут, но почему-то именно властно-повелительный тон начала общения показался ему более приемлемым в данной ситуации. Из прострации, в которой как он думал находится малолетний ребёнок лучше выводить, заинтересовав его неизвестным.
Ребёнок перевёл взгляд на вошедшего и тихо произнёс:
– Встают и подают команду: «Смирно!».
Майор опешил от такого ответа. Он рассчитывал, что тот скажет: «Не знаю» или не прореагирует на его слова, но правильный, согласно Уставу ответ, поставил его на короткое время в тупик.
– Правильно, – после непродолжительной паузы произнёс майор, ставя рядом с ребёнком поднос, – а что у нас сейчас по распорядку?
Генка пожал плечами.
– По распорядку у нас приём пищи. Так что разрешаю приступить. Тебе же расти надо. Не всё солдатом ходить.
– И тогда я стану майором? – Сергей неосознанно отметил, что Гена не уточнил: «Как мой папа», а только произнёс звание, но мимолётное беспокойство не отложилось в памяти.
– Непременно. Бери ложку, во-от. Давай, кушай. Сначала станешь лейтенантом, потом старшим лейтенантом, капитаном…
– Разве только за то, что хорошо кушаешь дают звания?
– Нет, конечно.
– Я хочу стать военным.
– Для этого надо учиться. Помнишь, мы приходили, и ты играл с Виталиком? Ты же с ним подружился, и вы хорошо ладили, – Сергей тщательно подбирал слова, стараясь не напоминать о произошедшей трагедии, не упоминать ни трагически погибшего отца, ни мать. «Пусть пройдёт время, – думал он, – а время – это самый лучший лекарь».
– Да. Помню.
– Хочешь жить с нами? Всегда будешь…
– Нет, – спокойно, но отчётливо произнёс Гена, что от единственного слова, впитавшего в себя властные нотки, майор вздрогнул и непроизвольно расправил плечи.
– Не хочешь? – Сергей хотел спросить: «Почему?», но ребёнок опередил.
– Я – военным. И стану самым лучшим.
– Как твой отец?
На этот вопрос Гена промолчал, насупившись.
– Поел? Вот и молодец. А теперь по распорядку у нас отдых. Приляг, полежи чуток.
Гена передал поднос с чистой тарелкой майору и кивнув прилёг на подушку.
– Как? – шёпотом спросила супруга.
– Поел. Но… он сказал, что к нам не хочет.
– Сергей, подойди! – позвал полковник.
– Генка не хочет к нам. Я только что с ним разговаривал, – вместе с супругой подошёл майор к Михалычу.
Словно не слыша констатации факта, полковник заговорил:
– Звонил знакомый из Генштаба. Сказал, что интернат хороший. С современным оборудованием, преподавателями чуть ли не профессорами, передовой методикой обучения, обеспечением по первому разряду и прочим. Его ведомство как раз его и курирует. Посоветовал не думать, а направить парнишку туда. Обещал проследить, чтобы всё было хорошо.
– В интернат? – едва слышно всхлипнула женщина.
– Тише, – успокаивая произнёс майор и обращаясь к Михалычу спросил, – ты ему доверяешь?
– Да, Серёж, как себе, – спокойно ответил полковник.
Глава 2
«Я же им говорил, что не хочу расставаться! А они не послушали, уехали», – лёжа в кровати размышлял Гена. Родители уехали поздно вечером, и он никак не мог уснуть. Он каким-то образом чувствовал, что больше их не увидит. А ещё Генка боялся ночи, но не темноты как таковой, а обстоятельства, что придётся закрыть глаза и погрузиться в сон. Раньше он не понимал, что за картинки видит пока спит потому что, проснувшись он их быстро забывал, но как ему исполнилось пять лет, то, что ему снилось начало обрывками, разрозненными фрагментами оставаться в памяти и он не знал, что с этим делать. Он хотел поделиться открытием с мамой, но она уехала и больше не вернётся. Гена отчётливо это понимал и не хотел их отпускать, но его не послушали.
Известие, что папы и мамы больше нет он случайно подслушал из разговора тёти Кати с кем-то по телефону. Она громко вскрикнула и стала причитать, повторяя: «Как же так. Как же так. Что же будет с Геночкой?! Он совсем один остался». И после этого он замкнулся в себе. Ему было страшно, что остался один, что такой хороший, тёплый окружающий мир где его любят, заботятся – рухнул.
От потери родных он долго не мог прийти в себя. Подолгу сидел в своей комнате и смотрел в одну точку. Перед его глазами мелькали приятные моменты жизни: как он гулял с мамой и папой и ему купили мороженое, что он с отцом пошёл на какой-то спортивный матч, где двадцать два взрослых мужчины бегали за одним мячиком, пиная его из стороны в сторону. Он не понимал смысла игры, но с интересом смотрел, как спортсмены стараются добраться до единственного мяча и со всей силой бьют его как можно дальше от себя.
За воспоминаниями его не беспокоили, и он так и продолжал бы сидеть в одиночестве, как в один из дней, когда в квартире было много народу не зашёл знакомый дядя. Заданный вопрос его заинтересовал и всколыхнул потаённые уголки памяти. Ответ сам пришёл ему на ум, а потом… потом всплыли казалось позабытые сны, что он когда-то был солдатом – лучшим солдатом.
***
– Добрый день, проходите.
– Я…
– Мне звонили, что вы приедете. Мальчик с вами? – говорила средних лет женщина, восседавшая в кабинете за массивным, ещё советских времён постройки столом.
– Да, – ответил военный.
Сергей впервые оказался в ситуации, что робел от возложенной на него миссии. После долгих обсуждений, споров и увещеваний Николай Михайлович поручил ему доставить в целости и сохранности в специнтернат ставшим сиротой Генку. Решающей крупинкой, перетянувшей чашу весов к этому решению стало желание самого ребёнка. Никакие уговоры, просьбы, обещания сердобольных женщин не смогли переубедить упрямого мальца стать сыном кому-либо из семейных пар. И сейчас Сергей находился в кабинете директора специнтерната – Валентины Сергеевны Самсоновой. От опытного взгляда офицера не скрылась аккуратность, ненавязчиво изучающий, оценивающий взгляд собеседницы. Никакой кричащей косметики, никаких побрякушек. На столе ничего лишнего. Все бумаги аккуратно сложены в папки, одну из которых при его входе она тут же закрыла. Сам кабинет обставлен добротно, но никакой личной или другой информации, позволяющей сделать вывод о хозяйке кабинета ни на стенах, ни на столе не было.
«Бывшая разведчица-нелегал», – сделал вывод майор.
– Прошлись? Посмотрели? Если есть какие-то вопросы, задавайте, – осведомилась Валентина Сергеевна.
– Да, погуляли немного, – ответил майор. Специнтернат при Министерстве обороны располагался в ста километрах от столицы в живописном уголке посреди леса, укрытый от посторонних глаз непримечательными вывесками и отсутствием указателя при съезде с основной трассы. Но плохая, в ухабах, явно никогда не видавшая ремонта идущая вглубь леса дорога всего через несколько километров приобретала ухоженный вид и практически идеальное покрытие. На въезде на огороженную высоким забором территорию с предупреждающей надписью: «Собственность Министерства обороны. Проход закрыт», контрльно-пропускной пункт с автоматическими воротами.
Сергей думал придётся потрудиться, чтобы его вместе с задремавшим на заднем сиденье машины мальцом пропустили внутрь, но ворота открылись и автомобиль беспрепятственно заехал на охраняемую территорию, а что территория охраняется майор заметил сразу. Ему не раз приходилось бывать на спецобъектах, иногда инспектируя, но в основном «играть» плохих дядей, вознамерившихся совершить диверсию. И он сразу обратил внимание на количество камер видеонаблюдения, пассивных охранных систем и это его удивляло. Туда ли он приехал?! Слишком основательная система безопасности для объекта: «Интернат», пусть и при таком серьёзном ведомстве.
– Вижу вашу растерянность, – после недолгой паузы, продолжила Валентина Сергеевна, – давайте сама расскажу об учреждении.
– Интернате, – поправил Сергей.
– Мы стараемся не упоминать это понятие и заменяем его словом: «Учреждение». У детей кто постарше слово «Интернат» ассоциируется с неприятными образами и по рекомендации психологов стараемся исключить его из общения, – Валентина Сергеевна говорила быстро, словно ей каждый день приходится отвечать на одни и те же вопросы неоднократно.
– «Учреждение», звучит как-то… – не закончил свою мысль офицер.
– Да, учебное учреждение с постоянным пребыванием. Знаете, у спортсменов широко используется форма подготовки – спортивная школа с постоянным пребыванием. Но мы с вами отвлеклись.
– Извините. Гене сейчас шесть, а вы сказали, что есть дети и постарше.
– Предполагаете, что старшие станут обижать малышей? Не волнуйтесь, – впервые за всё время разговора Валентина Сергеевна улыбнулась, – за пять лет существования таких фактов не было, – Сергей хмыкнул и это не скрылось от опытного взгляда директрисы. – Понимаю, что поверить трудно, а тем более сразу довериться незнакомому человеку, но за порядком у нас смотрят даже не преподаватели или воспитатели, а сами дети, что поступили в учреждение в первый набор.
– Странно это всё, – пожал плечами офицер. Для него, а в особенности для женской половины принимавших участие в решении судьбы Генки, интернат вызывал отторжение и неприятие. Только настойчивость и упрямство самого парня заставило смириться с выбором. – Да, ещё хотел спросить. Как с посещением и… что потом? Специальность или институт?
– С посещением никак. Оно строго запрещено. Знаете, у большинства детей совсем никого не осталось и выделяться, пусть и редким, но общением с дальними родственниками, коими считают себя бывшие коллеги, мы настоятельно не рекомендуем. А на второй вопрос отвечу на примере. Учреждение функционирует давно и несколько детей достигли совершеннолетия, и вышли из его стен. Двое поступили в военный ВУЗ, а один человек в гражданский. Всем выделены сертификаты на жильё и подъёмные. И не сомневайтесь, у нас обучение построено по другой программе, не то что гражданские интернаты, – тут Валентина Сергеевна поморщилась, – мы с раннего детства готовим к самостоятельной жизни, чтобы, когда они выйдут за стены во взрослую жизнь, окружающий мир не стал для них шоком.
– Даже так?
– Да. Классы у нас небольшие. По пять-шесть человек. Образовательная программа построена, как и в средней школе, но с углубленным изучением физики, химии, литературы, языков и…
– Извините, – перебил офицер, – но насколько знаю, если у кого-то предрасположенность к точным наукам, то литература и искусство ему будет даваться нелегко.
– Вы правильно заметили: «Предрасположенность». В начале по специальной методике определяем предрасположенность и только потом начинаем обучение. Сильные стороны, что у воспитанника лучше всего развиты и даются легко – усиливаем, помогаем раскрыться, а слабые стараемся нивелировать или заместить.
– И как, удаётся? – не поверил Сергей. У самого трое растут, а чем хотят заниматься так и не определились. То всеми вмести в секцию шахмат запишутся, походят недолго и бросят, то на борьбу, то на футбол, то на моделирование, но результат один и тот же. Всего на пару недель хватает запала.
– Удаётся, – кивнула Валентина Сергеевна, – и как не прискорбно признать, чем раньше к нам попадает воспитанник, тем легче с ним дальше.
Офицер промолчал. Понятно, что перевоспитать человека невозможно, можно только воспитать и делается это в первые осознанные годы жизни, когда закладываются основы морально-этических норм.
– Что ж, думаю ответила на ваши вопросы. Есть пожелания или просьбы?
– Звонить можно?
– Можно, номер у вас есть. Это служебный телефон. Позвонив, вам ответят на все вопросы касаемые воспитанника.
– Мы тут вещи собрали, игрушки… они в машине остались.
– На первое время вещи пригодятся, оставляйте. И если есть любимая игрушка, а остальное – лишнее. Вам нужно время попрощаться?
– Да, – ответил Сергей. Теперь до него дошло, что с большой долей вероятности Генку больше не увидит. Оставалось ещё много вопросов, но в голове всё смешалось. Пока ехал он проговаривал их, а сейчас растерялся. Первоначально у него было желание взять с собой жену, но, когда договаривались о встрече, настоятельно рекомендовали не брать в качестве сопровождающих лиц с сильным эмоциональным фоном и ему пришлось ехать одному.
Дверь кабинета раскрылась, Сергей вышел. Мальчонка продолжал сидеть в коридоре с интересом разглядывая развешанные на стенах постеры. Сергей обратил внимание на красочно оформленные, больше походившие на произведение искусства плакаты. Они в неназойливой форме, в картинках, рассказывали-показывали устройство Вселенной, правила личной гигиены и ещё много чего, но тут мальчонка спрыгнул с дивана и подошёл к нему.
– Дядя Серёж, ты уезжаешь?
– Да, мне пора. Сейчас выйдет Валентина Сергеевна… – как трудно сказать пацану, что он останется тут… один, в незнакомом, чужом доме. Пусть будет обут, одет, накормлен и под присмотром, но… один. В принципе, как и эти больше полугода, что прошли с гибели его родителей Генка оставался один. Он не реагировал на ненавязчивые предложения остаться с кем в семье, но иногда играл с ребятишками – детьми офицерско-сержантского состава. Но не надо быть провидцем, что Генка – этот пацанёнок шести лет отроду выбрал для себя судьбу. Его и отговаривали, и упрашивали, но не по годам быстро повзрослевший ребёнок стоял на своём. И сейчас, вместо того, чтобы ныть или упрашивать его не оставлять в чужом доме, он стоял и спокойно смотрел своими невинными, но серьёзными глазами на Сергея. – В машине твои вещи, пойдём заберём.
– Хорошо.
Они вышли, прошли немного и оказались на крытой парковке. Сергей всё время, что они шагали по ухоженным дорожкам, ожидал, что вот-вот Генка кинется к нему, сожмёт руку и скажет: «Дядя Серёж, забери меня», но они шли молча. Генка с интересом глазел по сторонам, а на душе Сергея кошки скреблись.
– Давай посмотрим, что тут нам собрали, – открыв багажник, с трудом произнёс офицер, – твои любимые игрушки, берёшь?
– Нет, – недолго подумав, ответил Гена, – мне папа с мамой портфель купили, его возьму. Мы его брали, я видел. Он где-то здесь.
– Портфель. Вот он. Что-то тяжёлый.
– Там всё, что нужно к первому классу, кроме учебников. Их не успели купить.
– Ничего страшного, в школу тебе осенью, а сейчас только весна.
– Лето скоро. Через месяц.
– Верно. Так, что тут ещё. Это зимние вещи, это…
– Добрый день Гена, – от неожиданности Сергей уронил обратно в багажник взятый пакет с вещами. Рядом стояла Валентина Сергеевна. Она подошла очень тихо, что офицер не заметил.
– Здравствуйте, – ответил пацанёнок, пытаясь открыть замок портфеля.
– Сергей Петрович, вы всё? Обед скоро. Хотела успеть представить Гену ребятам.
– Да-да. Минутку. Ген, что ещё? Тут много чего собрали…
– Дядя Серёж, не надо ничего. Что хотел, я взял, – перехватывая с правой руки в левую портфель, ответил Гена и протянул свободную руку. – Папа говорил, что здороваться и прощаться у офицеров принято отданием чести, но я не офицер и… спасибо за всё дядя Серёжа и тёте Тане, и тёте Лене, и тёте Кате. Пусть они не плачут по ночам. Всё будет хорошо.
Паренёк стоял с протянутой для рукопожатия рукой. Сергей в ответ выпрямился, отдал честь и протянул руку. На удивление рукопожатие у ребёнка оказалось крепкое, уверенное.
– Ну что Ген, пойдём? Знаешь, кто я?
– Знаю. Вы Валентина Сергеевна. Главная тут, как командир в части.
– Верно, – вновь улыбнулась директриса, – Сергей Петрович, мы пойдём, а вас как подъедете к КПП выпустят. До свидания, звоните, телефон знаете.
Сергей смотрел вслед шагающей неспешной походкой женщине и идущим рядом пацанёнком.
– Вот мы больше и не увидимся, Генка. Всего тебе хорошего и… прости нас, что не смогли уговорить, – тихо пробормотал Сергей.
По возвращению в город, его встретили женщины и Михалыч.
– Рассказывай, что там и как? Генка капризничал? – первым делом с расспросами, отбив от сердобольных женщин, увёл с собой курить на балкон полковник.
– Прошло всё как-то буднично, Михалыч. Генка не капризничал. Я пробовал его ещё раз уговорить остаться с нами, но он отказался. Всё мечтает стать солдатом. Точнее – лучшим солдатом.
– Да, я помню. Он и мне это говорил. А вообще, как в интернате, что за люди? Директора, преподавателей-воспитателей видел?
– С воспитателями поговорить не удалось, встречался с директрисой. Мужественная женщина, как понял из бывших. На интернат не похоже, скорее, как они сами называют это заведение – учреждение постоянного пребывания, вроде как у спортсменов на сборы собрали и живут там. Программа обучения…
– Эту бурду женщинам расскажешь, – перебил полковник, – сам какого мнения, не обманули, можно им малого доверить? Или связи поднимать и…
– Не стоит, Михалыч. Генка сам этого хотел. Не знаю, но у меня сложилось ощущение, что он был готов к этому.
– Это как? – не понял полковник, – как можно быть готовым к… ну, сам понимаешь к чему.
– А вот так. Сам не понимаю. У меня такое чувство, что его мы больше не увидим.
– Это ты брось! Через месяц у меня отпуск, и я собрался с женой к нему туда заехать, самому посмотреть, что и как. Как раз скоро ему в первый класс идти, подарки там к школе какие привезти или…
– Без «или», Михалыч. Дали номер телефона куда звонить если невтерпёж, интересоваться. Но настоятельно рекомендовали не приезжать. И я понял почему. У него другая жизнь начинается, совсем другая, а мы только мешать будем ему адаптироваться. Думаешь, как на него другие смотреть будут, если мы к нему одному по несколько раз в месяц наведываться будем? Не качай головой, вижу, что понимаешь, не дурак.
– Значит…
– Значит надо думать, как успокаивать женщин. Они не поймут.
– Поймут. Попричитают немного, но поймут. Они ж видели, что Генка ни в какую не хотел оставаться. Да и жёны офицеров, как-никак. Ладно, пошли что ли?
– Ты иди, я сейчас.
Сергей остался стоять на балконе. Ночь постепенно вступала в свои права, скрывая солнце за горизонтом. Бордово-алый закат окрашивал здания многоэтажек в кровавый оттенок.
– Николай… – воздев голову вверх, произнёс Сергей. Он не верил во всякие мистические штучки, но почему-то именно сейчас ему захотелось выговориться, – ты прости, если что не так. Мы пытались, но так получилось, но может это и к лучшему. У Генки будет своя жизнь, та что он захочет, а не та, что мы своими хотелками старались бы сотворить. Он у тебя не по годам взрослый. Ты бы видел его сегодня, как он разговаривал с Валентиной Сергеевной и не скажешь, что ему всего шесть лет… Ладно, пора, женщины Михалыча уже затретировали. Надо его спасать. Прощай, Николай.
Глава 3
– Гена, распорядок у нас простой. Ты же ходил в детский сад? – осведомилась Валентина Сергеевна, сопровождая новенького воспитанника в столовую.
– Да. Но мне скоро в школу. В этом году.
– Это хорошо. Но до начала учебного года поживём по распорядку детского сада. Подъём в семь часов. Умывание, утренний туалет. Завтрак… – Валентина Сергеевна рассказывала распорядок дня, но Гена не слушал, он внимательно смотрел по сторонам. Ему всё было интересно. И его удивляло, что за всё время пока они шли по длинным коридорам им никто не встретился.
– Валентина Сергеевна, а почему столько мало людей? – перебил Гена продолжавшую говорить женщину.
– Разве должно быть много?
– Да. Территория большая, здесь много солдат разместится. И её надо убирать, охранять…
– Хм-м, – улыбнулась Валентина Сергеевна, – ты правильно заметил, что территория большая. Но мы занимаем всего лишь два здания. В одном располагаются спальные комнаты и второе, где учебные классы и подсобные помещения. Ты меня понимаешь? Не слишком умно говорю? – осведомилась Валентина Сергеевна. Она старалась говорить простым, понятным для дошкольника языком, но иногда не получалось упростить фразы, и она сомневалась, что новенький её понимает.
– Понимаю. Тогда получается, что остальные живут в других зданиях? Я насчитал восемь двухэтажных, три трёхэтажных и два очень больших одноэтажных.
– Ты умеешь считать? – удивилась женщина не тому, что он умеет считать, а что запомнил количество зданий и сооружений, расположенных на видимой части территории.
– До ста. Могу складывать и вычитать, а ещё я читать умею! – гордо произнёс Гена.
– Молодец! Вот мы и пришли. Оставляй здесь портфель, вот сюда клади. Его никто не заберёт, не бойся. Пойдём помоем руки, и я тебя представлю детям и воспитательнице. Её зовут Елена Степановна, но можно звать тётя Лена. Запомнил?..
Вечером после отбоя по заведённому правилу все воспитатели собирались в кабинете директора и говорили о прошедшем дне.
– Так, смотрю все собрались, – оторвала взгляд от изучения бумаг директриса, – сегодня у нас пополнение, двое новеньких: Гена – шести лет, сирота. Родители – военнослужащие, погибли в автокатастрофе и София – четырёх лет. После гибели отца, её мать отказалась от ребёнка. Светлана Сергеевна, обратите на неё внимание, помогите адаптироваться. Не знаю, что у них в семье произошло, но гибель отца она восприняла очень эмоционально, а расставание с матерью было тяжёлым. Наши психологи поработали с ней, не дали замкнуться, но посматривайте за ней, чтобы вновь не ушла в себя.
– Хорошо, Валентина Сергеевна, – ответила средних лет женщина.
Коллектив воспитателей состоял из женщин разного возраста, но всех объединяло одно – все они имели профильное образование и опыт работы с трудными подростками.
– Итак, Елена Степановна, начнём с вас, пожалуйста.
– День начался как обычно. Борис как всегда капризничал с утра, но он по своей природе «сова» и ему трудно вставать рано утром.
– Да, я обсуждала это с психологами, советуют не применять превентивных мер и постепенно он втянется в режим дня. Извини, что перебила.
– Ничего страшного, Валентина Сергеевна. Умылись, позавтракали, погуляли, поиграли. На обеде представили новенького Гену.
– Да, как его приняли? Не капризничал? – у Валентины Сергеевны была привычка перебивать говорившего и все с ней смирились.
– Нет. Я отвела его за свободный столик, усадила. Он немного посидел, а потом стал кушать. Ел с аппетитом. Вот только отказался спать днём, но не капризничал, а просто лежал с открытыми глазами.
– Не плакал?
– Нет. Но перед отбоем он тоже не хотел засыпать. Может чего боится. Я и ночник оставила включённым возле его кроватки, но не заметила, что он боится темноты.
– Посмотрим. Через недельку, когда освоится, проведём полное медицинское обследование и начальные тесты. Как с ребятами, познакомился?
– Познакомился, но держится на дистанции. Времени прошло слишком мало, думаю, освоится.
– Понятно. Так, кто следующий?..
Вечернее обсуждение проблем минувшего дня закончилось. Валентина Сергеевна откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Кто бы мог подумать каких-то шесть лет назад, что бывшую разведчицу отзовут с заслуженной пенсии и не преподавать в закрытом учебном заведении, а возглавить специальное учреждение для детей сирот. Она долго отказывалась, ссылаясь, что не её профиль, не знает, как общаться с детьми и прочее, что не справится. Но по пути на очередную встречу, увидав сиротливо сидевшего на лавочке мальчону, сердце её сжалось.
Из-за специфики работы детей у неё не было. Они самое слабое звено, как говорил её преподаватель тактики агентурной работы. У любого человека есть тот рычажок, та кнопка, нажав на которую тот сделает всё что потребуют, и чем меньше таких «кнопок», тем лучше для агента. Эту нравоучительную отповедь она запомнила на всю дальнейшую жизнь. И проработав тридцать лет на нелегальном положении так и не обзавелась детьми. Хотя в юности, будучи молодой, она грезила, что выйдет замуж, у них будет счастливая семья с тремя детьми, не меньше. Семья была, был скоропостижно скончавшийся муж, но вот детей… И теперь она всю себя посветила делу, чтобы оставшиеся без родителей дети не чувствовали себя обделёнными, но и была другая причина, о которой знали немногие.
Валентина Сергеевна поднялась из кресла, прошлась по кабинету, по привычке проверила не осталось ли чего на столе и вышла из административного здания. Все воспитатели учреждения проживали на закрытой территории, а сменный персонал состоял в основном из прибывающих учителей, психологов, медиков и прочих узкопрофильных специалистов. А вот штат подсобных рабочих состоял из солдат и сержантов, но в эту вотчину она не лезла. Налаживанием быта и прочей рутиной занимался комендант учреждения – майор Ольшанский Игорь Леонидович. К нему она сейчас и направлялась.
– Добрый вечер Валентина Сергеевна, с чем пожаловали? Проблемы? – осведомился майор, приглашая позднего посетителя в кабинет.
– Двое новеньких. Заявку принесла. Девочка София ещё маленькая, нужны для неё соответствующие возрасту одежда, игрушки. Я тут примерный список написала.
– Понятно, – быстро пробежав по листу бумаги, произнёс майор, – а для второго, разве ничего не нужно?
– Второй – мальчик шести лет. Гена зовут. На этот возраст у нас почти всё есть. Только ближе к новому учебному году понадобится. Я чуть позже заявку составлю.
– Хорошо. Через пару дней доставим. Что-то ещё?
– Да, на несколько недель необходим психолог для Софии, чтобы пообщался с ней. Боюсь станет замыкаться, потом не «разморозим».
– И это устроим. Кстати, по поводу нового учебного года. Да, где же она… – засуетился майор.
– Вы о расширении программы обучения?
– Да. Именно об этом. Сторонних преподавателей станет слишком много, придётся усилить режим во время их здесь пребывания. Минимизировать контакты со сторонними, с теми, кого им не нужно видеть и знать.
– Я проведу беседу со своими людьми. Но может отобрать тех преподавателей, что не станут покидать территорию учреждения? – вопрос был логичным. Зачем через день забирать человека из города, везти его сюда на полдня, а потом возвращать обратно. Режим секретности на объекте устанавливала не она, но что это такое директриса знала не понаслышке.
– Не все с необходимыми знаниями и умениями согласятся поселиться в глухом, отрезанном от цивилизации месте.
– Вы слишком много требуете. Кстати, есть сведения о выпускниках? Почти год прошёл, как первые птенцы гнезда Васильева3 вышли в свет, а у меня всё та, первичная информация, что получила.
– Странно это слышать от вас, Валентина Сергеевна, – хмыкнул майор. Он знал, кем была в своё время смирно сидевшая напротив женщина и только догадывался, за какие заслуги ей в закрытой обстановке вручили высшую награду страны, но не ожидал от неё такого вопроса.
– Понимаю, мы о них больше не услышим?
– С такой фамилией и прошлым, точно нет.
– Значит, не зря стараемся…
***
Гена лежал, смотря как мерцает тусклый огонёк ночника. Его искусственное пламя, стилизованное под неровный, мерцающий свет свечи, успокаивал, но Гена продолжал лежать, следя как они причудливо танцуют. Первый день на новом месте прошёл так, что он и не заметил. Сначала долгая дорога, потом короткий разговор и вот он стоит вместе с воспитательницей тётей Леной в центре столовой, его представляют.
– Дети, познакомьтесь. Это Гена. С сегодняшнего дня он у нас в группе. Проходи на свободное место, там накрыто.
– Я – Боря, – указал на себя худощавый паренёк, сидевший напротив, – а это Игорь, – он указал жестом на сидевшего справа.
– Гена.
За время поездки Гена проголодался, но не настолько, чтобы набрасываться на еду. Он осмотрелся, перебросился ещё парой фраз с сидевшими за одним с ним столом ребятами и принялся есть. Наступил тихий час.
В детском саду все воспитатели знали, что он не спит после обеда, а сидит отдельно, или рисует, или сидит читает, рассматривая книжные картинки, но наверно не предупредили тётю Лену и она уложила его в кровать. Но он не спал. Смотрел, изучал стену напротив, где были развешены рисунки. А потом они играли, гуляли, смотрели мультики и наступил вечер и после ужина он лежал в кроватке детской спальни.
Гена вспоминал прошедший день и незаметно для себя уснул…
– Курсант Глен! Выйти из строя!!! – просторный плац, где выстроились выпускники военно-космической академии. Отдельно ото всех, выделяясь чётким строем и мужественным видом стояли два десятка курсантов. Один из них, подав сигнал впереди стоявшему, вышел из строя.
– Курсант Глен, поздравляю вас с успешным окончанием академии и с присвоением первого офицерского звания – лейтенант! – продолжал говорить офицер в тёмно-синей форме с погонами полковника Планетарного десанта.
– Служу Империи! – отозвался лейтенант.
– Нас завтра отправляют? – после официальной части вручения знака об окончании учебного заведения и присвоения первого офицерского звания, в кубрике собрались те, кто стояли отдельно ото всего строя.
– Нет. Убываем сегодня, – ответил Глен, – сам знаешь, эти полгода мы тут, считай в отпуске были.
– Ясно. Хоть отдохнули немного. И звание офицерское присвоили официально и курс прошли. Известно, хоть куда отправляют?
– Пока нет. В пути доведут приказ. Так что, не расслабляемся…
Невыносимо мучала жара. Палящее солнце не скрывалось с небосвода третьи сутки, но группа шла, делая короткие остановки.
– Командир, долго ещё?
– Километра четыре, по прямой.
– А если зигзагом?
– Все десять. Стоп, привал!
Ошибка в выборе способа десантирования изменила план и поставила под угрозу выполнение задания. И теперь группе приходится совершать вынужденный марш-бросок до цели…
– Командир, оставь. Вдвоём не дойдём.
– Заткнись! Не говори, – прошипел Глен. Они – двое солдат-хосков сутки скрывались в густых зарослях величавых деревьев. Задание успешно выполнено, но группа практически уничтожена. Их осталось двое. От маршрута в квадрат, где предполагалась эвакуация, они отклонились в противоположное направление и если их и ищут, то в другом месте. Но по-другому не вырваться из кольца. После успешно проведённой ликвидации командира, противник словно озверел. Открыл огонь из всех калибров и пришлось отходить незапланированным маршрутом. Хорошо, что удалось оторваться от преследователей…