Заклятая невеста Эльденберт Марина

1

Из сна меня выдернули так же резко, как из кресла. Последнее я поняла, оказавшись лицом к лицу со злющим, как стадо демонов, его аэльвэрством. Я в первый раз видела, чтобы Золтер так раздувал ноздри, у него разве что глаза темнели до смертельных глубин, и не уверена, что выразилась иносказательно. Это я тоже осознала спросонья, как и тот факт, что, вглядевшись в мое лицо, меня поставили на ноги и что до этого я болталась в воздухе в его руках.

– Что это значит? – ледяным тоном поинтересовался его аэльвэрство.

– Что именно? – уточнила я, глядя ему в глаза.

Перед тем как заснуть в кресле (упаси Всевидящий заснуть в кровати, а потом обнаружить его рядом даже случайно), я для себя решила, что не позволю страху взять надо мной верх, что не сдамся и продолжу искать. Не представляю, на что способен Эльгер, но, если существует способ помочь моим родным вытащить меня отсюда, сидеть сложа руки я не имею права. Да и в конце концов, что мне тут еще делать? Страдать по безвозвратно утраченной невинности и считать дни до той минуты, когда Золтеру вздумается повторить?

– Это. – Он указал на разбитое зеркало. – Кажется, я говорил, что за все глупости платить будет Амалия?

Какое-то время я смотрела на него, пытаясь понять, о чем он вообще говорит, потом до меня дошло. По всей комнате были разбросаны осколки, на одном, который, подчиняясь движению его руки, взмыл в воздух и застыл рядом с нами, – моя кровь. Учитывая, что, когда засыпала, я сползла пониже, чтобы не так болела спина, а руки вполне могли соскользнуть с подлокотников, со стороны это выглядело… так, как выглядело.

– Вы решили, что я собираюсь свести счеты с жизнью? – холодно поинтересовалась я.

– Я спросил, – жестко произнес он, – что все это значит.

– Зеркало разбилось. Я поранилась, – хмыкнула я и отвернулась.

Точнее, попыталась отвернуться, но мне не позволили. Перехватили пальцами за подбородок, разворачивая мое лицо к себе и вглядываясь так пристально, что я почувствовала себя обнаженной. Во всех смыслах. Несмотря на данное себе обещание, сейчас мне отчаянно хотелось спрятаться, и не только потому, что от прикосновения-клейма по телу разливался огонь. Меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы Золтер узнал про брата и про Эльгера.

Он ведь не может читать мои мысли?

Или может?

После чудесного воскрешения я не представляла, на что еще способны элленари, поэтому уже ничему не удивилась бы. Поэтому смотрела ему в глаза, а внутри дрожала, как натянутая струна. Поэтому мысленно глубоко вздохнула, когда он меня отпустил.

– Тебе принесут обед и одежду, – последовало очередное сообщение в приказном тоне. – Потрудись съесть все, служанка останется с тобой и за этим проследит. Равно как и за тем, чтобы ты выпила восстанавливающее зелье.

– Как трогательно, – заметила я. – А если не потружусь?

В ответ меня наградили убийственным взглядом, и я прикусила язык. Будь я здесь одна, мне было бы гораздо легче, но я была не одна. Золтер развернулся, чтобы уйти, и я сжала кулаки.

– Я могу увидеть Амалию?

– Не сегодня.

– Сегодня. Я должна убедиться, что с ней все в порядке.

Он обернулся. Резко.

– Кажется, я говорил тебе, что она жива.

– Слово «жива» мне ни о чем не говорит. Особенно из ваших уст.

Вот теперь глаза у него потемнели.

– Вместе с одеждой тебе принесут ее, – сообщил он. – Если ты так желаешь ее увидеть.

Я похолодела.

– Что скажешь, Лавиния?

– Я вас ненавижу.

– Вполне ожидаемо. Сегодня вечером ты нужна мне здоровой и полной сил, поэтому ты поешь и выпьешь зелье. Чуть позже за тобой придут, чтобы проводить ко мне, и мы отправимся на охоту.

– Куда?

– Тебе незнакомо слово «охота», Лавиния?

– Вы окончательно сошли с ума?! – выдохнула я. – Я – маг жизни и не собираюсь смотреть, как вы кого-то убиваете!

– Маг жизни? – Элленари приблизился так быстро, что я не успела отпрянуть. Перехватил мои руки, вжимая ладонь в ладонь. – Не так давно ты вонзила кинжал мне в грудь.

От его близости и прикосновений, больше похожих на ласки тисков наковальни, по телу шли волны ненавистной мне дрожи.

– Ты убила бы меня, девочка. Без малейших сожалений. – Золтер прижал мои ладони к своей груди, и от удара в них я вздрогнула, потому что он отозвался во мне, и на миг в темных глазах я увидела свое отражение. Странное чувство оборвалось, когда он резко меня оттолкнул. – Считай эту охоту своим наказанием.

Элленари вышел так быстро, что я не успела даже ответить, а впрочем, ответить мне было нечего.

Что собой представляет охота, я знала только по книгам и рассказам некоторых джентльменов (с которыми, впрочем, предпочитала далее не иметь дел). Брат никогда не благоволил этому времяпрепровождению: не столько из уважения к моей магии, сколько потому, что не видел смысла загонять априори более слабое существо. Да, у Винсента было море недостатков, но бессмысленно жестоким назвать его было нельзя.

В отличие от Золтера.

Впрочем, о чем это я. То, что для меня жестокость, для элленари – стиль жизни.

Как выяснилось, «проводить к нему» означало не в покои, а к месту сбора, и я мысленно вздохнула с облегчением. Не представляла, что буду делать, когда снова там окажусь. События ночи, когда не состоялась наша свадьба, сейчас казались далекими и размытыми, словно в тумане, и мне хотелось, чтобы так оставалось и дальше. Хотя бы первое время.

Сколько у меня этого времени, я не знала.

В нашем мире за заговор против короны полагается смертная казнь, в мире элленари тоже.

Почему я до сих пор жива?

Глубоко вздохнула, стараясь справиться с чувствами; бесшумно ступающая рядом девушка вопросительно взглянула на меня. Она назвалась Лизеей и, судя по заостренным ушам и разрезу глаз, вытянутых к вискам, хотя бы наполовину точно была элленари. Тем не менее я не увидела в ней превосходства, ни разу не услышала от нее слова «смертная».

– Вас что-то беспокоит, аэльвэйн? – Лизея все-таки решила нарушить молчание.

Меня много что беспокоит.

– Нет, все чудесно.

Губы вспыхнули, дыхание перехватило, а в глазах на миг потемнело. Я даже замедлила шаг, но все прошло так же мгновенно, как началось.

– Хорошо. – Девушка заметно повеселела. – Его аэльвэрство будет доволен.

Тем, что у меня все чудесно? Сомневаюсь. Сомневаюсь, что он вообще бывает доволен.

– Вы восхитительно выглядите, – тем временем продолжала она, пока мы шли по бесконечным коридорам, затянутым холодом смерти.

Наверное, я бы с ней согласилась, если бы не настроение под стать мрачным, давящим стенам. Охота представлялась мне чем-то мерзким и невыносимо жестоким: смотреть на то, как загоняют, а потом убивают живое существо, – это не для меня. Поэтому, когда Лизея помогала мне одеться (к моему величайшему счастью, без магии элленари) и делала прическу (уже при помощи магии), я решила просить Золтера о другом наказании. Сама мысль о том, чтобы о чем-то его просить, казалась ужасной, но еще ужаснее представлялось то, в чем я должна была принять участие.

Я действительно могла его убить, и я действительно сделала это. Тот факт, что он остался жив, не отменял того, что я била прямо в сердце, но тогда я действовала на инстинкте. Защищая себя и Амалию… Льера.

Льер участвовал в заговоре против Золтера, который должен был его уничтожить, и для этого нужно было уничтожить меня. Хьерг был с ними заодно, поэтому привел меня в мои покои, где меня должны были убить.

Льер собирался меня убить, но в самый последний момент передумал.

Почему?

– Вам очень идет персиковый. Он вас освежает, – снова напомнила о себе Лизея.

– О да. На нем чудесно будут смотреться кровь и грязь, – хмыкнула я.

Девушка опустила глаза, и мне стало стыдно. В конце концов, она не виновата в том, что со мной происходит, и уж точно не виновата в том, что Золтеру вздумалось нарядить меня в амазонку цвета весеннего бутона. В этом платье из невероятно мягкой и легкой ткани я действительно ощущала себя цветком, и стоило нам выйти во внутренний двор, как на меня уставились все элленари.

Точнее, все те, кому предстояло принять участие в охоте. Я расправила плечи. То, что здесь нельзя показывать свою слабость, я уяснила практически сразу, поэтому сейчас стряхивала с себя надменные взгляды, как мишуру. Золтер стоял в самом центре живого коридора: приблизившись к нему, я почувствовала взгляд Ирэи, полный такой обжигающей ненависти, что горло сдавило от ее тьмы.

Лизея, к моему невероятному удивлению, отступила в сторону, и высокий элленари мгновенно схватил ее за руку, притягивая к себе и впиваясь поцелуем в чувственные губы.

Не первая странность и не последняя.

– Мне нужно с вами поговорить, ваше аэльвэрство, – заявила я, когда приблизилась. – Наедине.

Помимо Ирэи в непосредственной близости от Золтера отиралось еще много элленари, среди которых женщин было гораздо больше, чем мужчин. Одна из них, с волосами цвета воронова крыла, так напоминающих цвет волос Льера, неприязненно взглянула на меня и отвернулась.

– Все, о чем ты хочешь спросить, ты можешь спросить в присутствии моих подданных.

– Я пришла просить отменить мое наказание.

Вот теперь черноволосая элленари снова впилась в нас взглядом: пожалуй, больше в Золтера, чем в меня. И не она одна, многоголосье мигом сошло на нет, я почувствовала, как нас накрывает вниманием собравшихся.

Полог безмолвия тишиной лег на плечи. Такое мне довелось испытать впервые. В том, чтобы набросить полог на комнату, не было ничего странного, но запечатать под ним двоих посреди переполненного двора – удивительное мастерство.

– Что ты себе позволяешь? – резко произнес он.

– Не больше и не меньше, чем мне позволяете вы. Вы же просили спрашивать при всех.

– Твое наказание останется прежним, девочка. – Это прозвучало холодно. – И если ты вздумаешь выкинуть что-нибудь еще, к нему добавится новое. Не заставляй меня проверять, сумеешь ли ты его выдержать.

Перед глазами вспыхнула картина случившегося в его покоях. Вспыхнула слишком ярко, отодвигая на второй план всех собравшихся и предстоящую охоту.

– Зачем я вам? – выдохнула, с трудом справляясь с нахлынувшими чувствами. – После того как Арка нам отказала…

– Зачем – решать только мне.

В меня вонзился кинжал его взгляда. Скользнул по коже, заставляя почувствовать его холод, словно рассекая пуговицу за пуговицей и обнажая. Вопреки всему я вспыхнула, как от опасной близости огня.

– Понравилась игрушка, ваше аэльвэрство? – спросила, до боли впиваясь ногтями в ладони.

– Игрушек у меня достаточно, Лавиния. – Он взглянул на черноволосую, которая с показным безразличием смотрела в другую сторону, хотя явно была не против подслушать наш разговор. – Ты – моя пленница.

Он шагнул ко мне вплотную, провел пальцами по щеке. На глазах у всех.

– Вспоминай об этом всякий раз, когда вздумаешь показать характер.

От прикосновения, или скорее от воспоминаний о других, отпрянула, вырываясь из-под полога в возобновившийся шум голосов. Золтер вскинул руку, и толпа взвыла, шарахнулась в стороны. С лязгом и скрежетом поднялась в стене замка тяжелая решетка, с глухим хрустом вышли из земли вонзавшиеся в нее пики. Прежде чем я успела вздохнуть, из тьмы коридорного зева рванулись оседланные животные. Из-под копыт летел гравий, над крыльями клубилась иссиня-черная тьма. Морды напоминали лошадиные, но вместо гривы по всей поверхности шеи бугрились шипы.

Элленари подхватывали поводья прямо на лету, вскакивая на недовольных чудовищ.

Одна за другой темные тени взмывали в небо.

– Руку, Лавиния, – произнес Золтер.

Прямо на нас стремительно летел огромный жеребец (или как еще можно назвать это существо). В черных провалах глаз клубилась тьма, и, когда Золтер одним движением перехватил поводья, меня подкинуло в воздух. В следующий миг мы уже взлетели, от размаха широких крыльев перехватило дыхание.

Где-то в стороне прозвучал дикий, режущий слух звук, напоминающий визг сорвавшегося со струн смычка, смешанный с воем животного.

Охота началась.

2

Я не любила конные прогулки. В отличие от Терезы, которая обожала умчаться в грозу под свист ветра в ушах, я больше любила ходить пешком: чувствовать, слушать и созерцать. Впрочем, полет на крылатом звере вряд ли можно было назвать конной прогулкой, а к свисту ветра в ушах сейчас добавлялись дикие вопли элленари, заглушающие горн. Спустя пару мгновений к ним добавилось не то рычание, не то вой, и вслед за нами хлынули псы, от одного вида которых меня замутило. Огромные оскаленные пасти, по две на одну голову, были вытянуты, кожа собиралась складками, полностью лишенная шерсти, короткие, мощные крылья, хвосты увенчаны шипами.

Куда мы летим, я понятия не имела, и даже сквозь бешеное биение сердца чувствовала близость сидящего за моей спиной мужчины. Он легко управлял поводьями одной рукой, и существо, как бы оно ни называлось, подчинялось ему беспрекословно. Вторая рука лежала на моей талии как влитая, создавалось впечатление, что проще уронить небо на землю, чем разъединить нас. В этом стремительном полете мы и правда стали одним целым, особенно когда глаза ослепила яркая вспышка и прямо перед нами раскрылся огромный портал.

Первым в него ворвались мы с Золтером – ворвались, чтобы оказаться между высоченных скал. У их подножия раскинулась деревушка, если можно так назвать двенадцать рядов покосившихся домишек, относительно похожих на человеческие. Окон в них не было, а двери напоминали замковые решетки, почему-то раскаленные докрасна. Внимание привлекла постройка в центре площади. Из трубы валил густой дым, даже сквозь плотные каменные стены и окружающий нас шум доносился странный, звенящий звук.

– Здесь живут наши кузнецы и их семьи, – сказал Золтер достаточно громко, часть его слов попытался унести ветер. – Здесь же создается все оружие элленари.

Я чуть не спросила, зачем вообще элленари оружие, если их невозможно убить, но поняла, что этот вопрос может стоить мне жизни.

– В том числе закаленные антимагией цепи, – добавил он. – Любой закованный в них элленари испытывает жуткие мучения.

Вот, собственно, и ответ.

– Не думала, что антимагию возможно укротить.

– В мире смертных нельзя, – пояснил он, и мне захотелось подрезать подпругу.

В конце концов это тоже стоило бы мне жизни, но летел бы его аэльвэрство из седла красиво, вниз головой, на глазах у своих придворных.

Тем временем деревушка осталась за спиной, мы углубились в скалы. Я уже почти привыкла к тому, что Аурихэйм – мир, подчистую лишенный силы природы, но такое странное место видела впервые. Скалы острыми пиками вырастали прямо из земли, одиночные, острые, злые, стремящиеся пронзить грозящее молниями небо.

Мимо нас пронеслась Ирэя на огненно-рыжем жеребце (для себя я решила пока называть этих животных знакомым словом). Алые волосы вспарывали черно-белый пейзаж, обжигали пеструю толпу, а когда псы всем скопом устремились за ближайшую гряду, я с ужасом поняла, что они взяли след.

– Если тебе станет от этого легче, бъйрэнгалы – дикие и очень опасные твари, – неожиданно сообщил Золтер, направляя зверя вперед и вверх. – Они перелетные, перемещаются с места на место и способны уничтожить население целой деревни или даже города элленари, если нападут стаей.

– Это повод их травить?

– Это повод быть безжалостными.

Продолжить разговор нам помешали: справа, из-за остроконечной верхушки прямо над нами взметнулся зверь размером с дога или даже с дикую кошку. Впрочем, дикую кошку он больше всего и напоминал: алые, как кровь, глаза с вертикальным зрачком, такое же безволосое туловище, как у псов, ободок шипов, защищающий шею. Шипы были и на спине, и на крыльях, мощных и сильных. Он метнулся к нам стрелой, выпущенной из арбалета. Когти я отметила мельком, в нескольких дюймах от лица, когда несущий нас зверь, подчиняясь руке Золтера, резко ушел в сторону.

Я едва успела перехватить брошенные мне поводья, когда перед глазами мелькнуло лезвие кинжала. Короткий замах – и вопль раненого зверя ударил по нервам. Бъйрэнгал отпрянул, пытаясь удержаться на одном крыле (второе Золтер просто рассек), и рухнул вниз. Черная свора метнулась за ним, многоголосьем заглушая то, что я не хотела слышать.

Точно так же как не хотела слышать звучащий из-за спины голос:

– Можешь отпустить поводья, Лавиния.

Я швырнула их ему в руки и отвернулась, стараясь смотреть на безучастные камни скал. В ушах до сих пор звучал вой зверя, от которого все внутри сжималось.

– Ненавижу вас, – прошептала я. – Как же я вас ненавижу!

И не успела отпрянуть, когда свободной рукой мое лицо развернули к себе, впиваясь болезненно-жестким поцелуем мне в губы.

От неожиданной, ворвавшейся в жестокую реальность яростной ласки задохнулась и широко распахнула глаза. Обожглась о глубокий, почерневший до темноты взгляд, уперлась ладонями ему в грудь и попыталась отпрянуть.

Золтер не отпустил, сильнее прижимая меня к себе. Губы горели огнем, и огонь с них распространялся по телу, заставляя теряться в ледяных порывах ветра и этом сумасшедшем поцелуе. Только когда сзади донесся чей-то голос, я почувствовала свободу.

Если можно так выразиться.

Губы по-прежнему полыхали, крики раненых зверей, вой псов, охотничий рог и торжествующие голоса элленари сливались воедино.

– Да, – хрипло произнес он, облизывая губы. – Ты умеешь ненавидеть, Лавиния.

Я вспыхнула.

– Если выбирать между вами и падением на камни, я выберу вас.

– А как же гордость леди Энгерии?

Он что, издевается? Очень похоже на то.

Голодный взгляд. Очень голодный и злой: невозможно даже представить, что под ним скрывается.

– Гордость хороша, но жизнь я ценю больше, – отвечаю я и отворачиваюсь.

Узор, привязавший меня к нему, пульсирует, отзываясь дикой, чуть ли не болезненной жаждой. От этого меня трясет, а еще трясет от мысли, что я сижу к нему слишком близко и могу чувствовать его желание.

Чтоб его разорвало!

Впрочем, когда яростный крик переходит в жалобный, я зажимаю уши и закрываю глаза. Мне нельзя показывать свою слабость, но я не могу на это смотреть. Не хочу этого слышать, но не чувствовать не могу. Все мое существо противится тому, что здесь происходит, и, если Золтер действительно хотел для меня наказания, лучше он придумать не мог.

Когда мы наконец опускаемся, меня трясет. Сильные руки ставят меня на землю, надо мной раздается голос:

– Открой глаза, Лавиния.

Я открываю и смотрю только на него. Смотрю, чтобы не смотреть по сторонам, дышу глубоко, но мой голос все равно кажется сорванным и хриплым.

– Уберите руки, – говорю еле слышно. – Если вы притронетесь ко мне сейчас, вам придется меня убить, потому что я за себя не отвечаю.

Странное дело, но он меня все-таки отпускает.

– Далеко не отходи, – следует приказ.

Мне хочется ударить его по лицу, вместо этого я разворачиваюсь и иду сквозь ряды элленари. Одежда в грязи, на лице брызги крови, возбуждение и азарт бьются о камни, бурлят горной рекой. На меня особо никто не смотрит, но сейчас меня это полностью устраивает. Хрустят под копытами мелкие камни, хлопают мощные крылья коней, слышатся крики-ржание.

Я подхожу к скале, зубцами вырастающей в небо, касаюсь ладонью гладкого камня.

Мне нужно найти способ достучаться до Эльгера или до брата. Вот только как? Аурихэйм не откликается на магию смертных.

Эту мысль перебивает яростное рычание, вой, а следом – тонюсенький, жалобный писк. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, срываюсь и бегу на него вдоль скалы. Дыхание сбивается, ветер отбрасывает волосы назад, когда я вылетаю прямо на свору псов.

Бъйрэнгал, скорее всего самка, рывками отбрасывает назад загоняющих тварей, которых привела охота. У нее уже разодран бок, задняя лапа волочится по острым камням, а у скалы, сжавшись в комок, ощетинившись, дрожит… детеныш. Именно до него пытаются добраться псы, потому что самка уже проиграла.

– Пошли вон! – ору я. – Вон! Вон! Вон!

Магия вспарывает пространство, я помню, что так делать нельзя, что всегда надо контролировать расход сил, но сейчас обрушиваю всю свою силу на псов. С визгом и воем они шарахаются назад, бросаются врассыпную. Кошка показывает зубы, рычит.

– Я не причиню тебе вреда, – говорю я.

Остаюсь на месте, пытаясь справиться с силой, бушующей внутри. Магия жизни только кажется легкой, на самом деле – это буйство природы, укротить которое очень сложно. Именно поэтому магов жизни перво-наперво учат держать себя в руках и только потом допускают к первой практике. Винсент учил меня очень долго, именно благодаря ему мне сейчас удается восстановить дыхание и контуры силы.

Из-за спины раздается яростное:

– Сдохни, тварь! – И метко брошенный кинжал ударяет самку бъйрэнгала в грудь в ту самую минуту, когда та взлетает в броске.

– Нет!

Кошка падает в камни и пыль, а я оборачиваюсь: за моей спиной стоит Ирэя.

– Зачем?!

– Она бы убила тебя, – цедит слова элленари. – Но по этому поводу я вряд ли особо расстроюсь. На самом деле я просто хотела, чтобы ты это увидела.

Ее глаза сверкают, волосы – один в один как у Золтера – бьются на ветру алым пламенем. Расстояние до меня она преодолевает в несколько резких шагов, останавливается, и детеныш с утробным рычанием прыгает на нее. Элленари рывком выдергивает кинжал, замахивается, и я бросаюсь вперед. Накрываю котенка собой, но в миг, когда сталь должна обжечь кожу, ничего не происходит. Поднимаю голову, оборачиваюсь: занесенную для удара руку сжимает Золтер.

– Потрудись объяснить, что здесь происходит.

Говорил он с ней, но смотрел на меня. Так, словно требовал объяснений: за то, что вытащил сюда, за то, что заставил меня на это смотреть. Все это всколыхнуло в груди такие темные чувства, что вряд ли я сумела бы их обуздать.

– Твоя шлюшка, – процедила Ирэя, отменяя мой смертный приговор, – решила поиграть в спаси…

Договорить она не успела: черная петля захлестнула ее шею, вздернула наверх. Раздались крики – изумленные, возбужденные, громкие, – к нам стянулись все участвовавшие в охоте элленари.

– Ваше аэльвэрство. – От толпы отделился высокий темноволосый элленари. Кажется, именно он целовал Лизею, но я была не уверена, отметила только, что над его бровями тоже узор, знак принадлежности к высокому роду. – Ее аэльвэйство сказала правду. Смертная отозвала псов, она остановила…

– Молчать.

Короткий рубленый приказ прозвучал как удар хлыста. Ирэя билась в смертельных путах, пытаясь вырваться, хрипела.

– Тот, кто еще хотя бы раз посмеет пренебрежительно отозваться об аэльвэйн Лавинии, будет казнен, – сказал Золтер. – Тебя это тоже касается, Ирэя.

Плеть тьмы растаяла в воздухе, и кузина его аэльвэрства рухнула с высоты пяти футов прямо в пыль. Сейчас мне даже жаль ее не было: возможно, именно потому, что рядом с ней лежала убитая ею кошка, детеныш которой яростно шипел, вздыбив короткую шерсть.

– Она остановила охоту, Золтер, – процедила Ирэя, пальцы ее сжались, собирая в горсти мелкие камни. – Она не имеет права, и ты это прекрасно знаешь. Это ты ей тоже спустишь? Тоже накажешь кого-то другого, как тогда наказал Льера за один поцелуй?!

– Замолчи, Ирэя. – Его голосом можно было убивать.

– Я не стану молчать! – Глаза рыжей сверкнули. – Ты убил его! Из-за нее! Из-за тебя он погиб, слышишь?!

Она швырнула в меня горсть колючих камней, которые не достигли цели: ударившись о сорвавшийся с руки Золтера странный иссиня-черный щит, рассыпались прахом.

– Арестуйте ее аэльвэйство, – коротко произнес Золтер. – Она будет наказана за неподчинение прямому приказу до первого слова.

Ирэя широко распахнула глаза, но к ней уже шагнули элленари. В мундирах, точь-в-точь похожих на мундир Льера, они смотрелись в этой пестрой толпе чернильными кляксами. Стоило им приблизиться, как рыжая отпрянула.

– Сама пойду, – прошипела она. Вскочив на ноги, метнула на меня ненавидящий взгляд, шагнула к толпе.

– Аэльвэйн Лавиния, – жестко произнес Золтер, протягивая мне руку.

– Надо его добить. – Кто-то кивнул на детеныша бъйрэнгала, который подошел к матери и лизал ее в морду.

Как ни странно, ни слова Ирэи про Льера, ни приказной тон Золтера, ни все эти собравшиеся жадные до потехи нелюди не сумели выдернуть меня из оцепенения, в котором я оказалась, а эти слова – смогли. Я подхватила выпавший из рук Ирэи кинжал и взметнулась ввысь. Оттолкнув руку его аэльвэрства, шагнула вперед, закрывая малыша и его мертвую мать.

– Тот, кто попытается к нему приблизиться, должен будет перешагнуть через меня.

Толпа застыла, когда ко мне подошел Золтер. Одним движением перехватил мою кисть и вывернул так, что пальцы разжались сами собой. Металл звякнуло о камень.

– Никогда не поднимай оружие, если не в силах его удержать.

Оттеснил меня в сторону, рывком поднял шипящего котенка за шкирку.

– Не надо, – прошептала я. – Не надо. Пожалуйста.

Золтер метнул на меня убийственный взгляд, после чего резко развернулся к толпе.

– Здесь только я решаю, – произнес, вскинув руку с отчаянно верещавшим зверенышем, пытающимся извернуться и зацепить его когтями или зубами, – кто будет жить, а кто умрет.

Выкрикнувший призыв добить под его взглядом попятился, элленари склонили головы.

– Возвращаемся, – коротко произнес он, кивнул в сторону, откуда пришла я и куда увели Ирэю.

Толпа хлынула между скал, звереныша Золтер сунул в руки первому попавшемуся элленари, как выяснилось, прислужнику.

– Отмоешь и принесешь мне. Целым и невредимым.

Тот склонил голову, покрытую короткой разноцветной шерстью, и попятился. Спиной, продолжая удерживать котенка за шкирку и морщась от того, что защитные шипы бъйрэнгала впивались в кожу шестипалой ладони.

– Руку. – Это уже относилось ко мне. – Немедленно. Ты сегодня достаточно испытывала мое терпение.

Достаточно испытывала?! Я?!

– Вы притащили меня сюда, – с трудом, из последних сил сдерживая клокочущие в груди чувства, ответила я. – Притащили на эту охоту, прекрасно представляя, что это для меня значит. Вы хотели для меня наказания?! Что ж, вам оно удалось!

Я не повышала голоса, но смотрела ему в глаза, хотя давно уже поняла, что ничего человеческого в них никогда не найду.

– Вы заставили меня смотреть на всю эту боль и смерть, заставили меня ее чувствовать. – Вся моя годами взращиваемая выдержка трещала по швам. – Вы хоть представляете, каково это? Чувствовать смерть, будучи жизнью?! Что вы чувствуете сейчас, ваше аэльвэрство?

Мне казалось, что он и сейчас ничего не ответит, но Золтер неожиданно вплотную шагнул ко мне.

– Боль, – произнес он, глядя мне в глаза. – Я чувствую твою боль, Лавиния.

Я не успела больше сказать ни слова, когда меня подхватили на руки и под сотнями хлынувших на нас взглядов шагнули сквозь толпу.

3

Возвращались уже в темноте: здесь, в Аурихэйме, ночь падала на мир в одно мгновение, накрывая его собой. Вряд ли сейчас для меня имело значение время суток, я не слышала даже биения собственного сердца. Зато биение сердца Золтера – отчетливо, как набат. Он по-прежнему прижимал меня к себе, а я не находила сил вырваться.

Сколько себя помню, я никогда не была сильной, эту характеристику всегда примеряла на себя Тереза. Но Тереза такой и была – яростной, жесткой и непримиримой, готовой бросить вызов всему миру. Она была влюблена в магию, практиковалась в заклинаниях, самых разных – от простых плетений до боевых, постигала глубины некромагии и мечтала о том дне, когда сможет открыто использовать свою силу. Увы, в Энгерии женщин-магов не поощряли. По большому счету их особо не поощряли нигде, но в нашей стране особенно.

Я же никогда не стремилась постичь больше, чем мне давал Винсент. Должно быть, природа моей магии была не такой агрессивной, напротив – мягкое и плавное течение жизни не подразумевало ярких силовых заклинаний и погружений в глубину по самую макушку. Мне всегда казалось (возможно, отчасти из-за матушкиного воспитания), что магия – не самое главное в жизни, что главное в жизни – это жизнь. Любовь к ней.

Любовь.

И вот теперь, когда моя любовь к Майклу, пусть даже оставшаяся в прошлом, оказалась фальшивкой, а сама я очутилась в мире, где любви места нет, во мне не осталось сил, даже чтобы оттолкнуть мужчину, которого ненавижу и презираю. Это было дико, но единственная близость и намек на заботу отозвались во мне щемящим, давно забытым чувством.

Тепло.

В Аурихэйме не было тепла. В Золтере не было тепла. Ни в одном из элленари, с которыми я общалась, тепла не было – разве что поверхностный интерес. Не только ко мне, временами у меня создавалось впечатление, что они живут, потому что не могут умереть, что их сила и власть – просто бремя, которое они несут по праву рождения. Может быть, так оно и было, а может быть, нет, но я не могла их понять.

Кроме разве что Льера… отчасти.

В нем я видела проблески того, что принято называть человечностью. Возможно, именно они спасли мне жизнь, но ему они жизнь не спасли, и теперь я понимала почему. В мире элленари нет места слабостям. Никаким.

Глухой пружинящий удар стал для меня неожиданностью: оказывается, погруженная в собственные мысли, я не заметила ни портала, ни обратного путешествия. Конь сложил крылья, и Золтер спешился первым, после чего протянул мне раскрытую ладонь. Я предпочла спуститься с другой стороны, пусть даже для этого пришлось ухватиться за поводья. Впрочем, тут же за это поплатилась – он обошел зверя и снова подхватил меня на руки.

– Странные у вас игры, ваше аэльвэрство, – заметила я.

– Я уже говорил, что ты для меня не игрушка.

Говорил, но в прошлый раз это звучало иначе. Если честно, я и впрямь не понимала, к чему это все. Показать свою власть надо мной? Ему не надо ничего показывать, его слово – непреложный закон для любого элленари. К чему были эти слова «Я чувствую твою боль»?