Это не сон Дрисколл Тереза
«Но кто, черт побери, согласится жить здесь после всего произошедшего?»
Я снова и снова задавала этот вопрос Марку во время наших вечерних разговоров по телефону. Этот же вопрос я задала и Хелен. А вот ответ на него получила быстрее, чем ожидала, – уже через три дня молодая пара с двумя детьми начала выгружать мебель и коробки из большого, взятого напрокат фургона.
– Просто не могу в это поверить. Как они собираются спать по ночам?
Мои вечерние разговоры с Марком становились все длиннее и длиннее. Они были путаными и полными обыденщины. Планы деревенской парковки. Погода. Доход на наши сбережения, который вновь понизился. Я как можно быстрее пыталась заполнить любую возникающую между нами паузу слухами и всякой ерундой, потому что ни один из нас не решался обсудить ту единственную вещь, которая требовала обсуждения. Исчезнувшего ребенка. Или его никогда не было?
Второго малыша, которого мне не было позволено иметь…
– А может быть, они просто не знают, как ты думаешь? Эти новички. Ведь если они из другого района, то и знать обо всём этом никак не могут. Хотя лично меня удивляет мать Джил. Здесь есть некий моральный аспект, не согласен? Ничего не сказать новым постояльцам – я хочу сказать, если они из другого региона…
И опять-таки разгадку я узнала быстрее, чем ожидала, вдруг оказавшись в понедельник на школьной игровой площадке рядом со вновь прибывшей. К моему большому удивлению, ее дети были аккуратно одеты в положенную серо-зеленую форму; и хотя было видно, что они нервничают, оба позволили своим новым учителям увести себя в классы. Девочка, которая была помладше, оказалась в подготовительном вместе с Беном, а мальчик – в первом.
– Надеюсь, что с ними всё будет в порядке. – Голос матери прозвучал так тихо, что сначала я не поняла, говорит ли она со мной или сама с собой.
– Я в этом уверена. Это очень милая школа. Кстати, меня зовут Софи. Мой сын Бен ходит в подготовительный класс. Учительница у них действительно отличная.
– Здорово. Спасибо. Я – Шарлотта. Но большинство знакомых называют меня Чарли. Мы только что переехали.
– Да. Я знаю.
Мы направились к воротам, и женщина пошла в ногу со мной.
– Думаю, что люди немного удивлены.
– Простите?
– Что мы переехали в этот дом. Я хочу сказать – так быстро.
– Так, значит, вы знаете, что в нем произошло?
– Конечно. Надеюсь, вы не считаете нас бездушными. Черствыми или какими-то в этом роде… Не буду лукавить: мы довольно долго все обдумывали. И нас, естественно, волнует, как на это отреагируют дети, но, честно говоря, мы уже очень давно пытаемся пристроить их в приличную школу. Купить дом мы себе позволить не можем, а в последней школе над нашим мальчиком издевались. О том, что этот дом сдается, мы узнали от друга. И когда всё взвесили…
Я повернулась и посмотрела женщине в лицо – для ее возраста кожа у нее была слишком сухой и морщинистой. Никакого макияжа. Длинные прямые волосы – немодно подстриженные и неухоженные. Одета она была в джинсы и растянутый серый свитер. И во всём ее облике была видна невероятная усталость.
– Наверное, вы считаете нас крохоборами.
Я не знала, что ответить ей. Меня занимала мысль, говорил ли ей кто-нибудь, что первой их обнаружила именно я.
– Мы ведь их совсем не знали, так что ничего личного здесь нет. И дом тщательно вычистили – поменяли ковры и все такое… Я хочу сказать, что, должно быть, в истории всех домов есть и немного плохой кармы, не согласны? Особенно у старых. – Это прозвучало так, будто она долго репетировала.
– А как же дети? – Я просто не могла представить себе, как они сказали им об этом.
– Детям мы ничего не говорили.
Мои худшие страхи подтвердились, когда Бен вернулся домой.
– Мамочка, ты веришь в привидения?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Ну, все думают, что мертвый дядя будет гоняться за этими детьми. За то, что они заняли его дом.
– Не говори глупостей, Бен. И я надеюсь, что никто из вас их не расстраивал. Ведь это как-то не по-доброму, правда? Они ведь новенькие и, наверное, немного волнуются.
– Я ничего не говорил. А вот Эмили Прайс сказала, что мертвый дядя превратился в призрака. Она говорит, что там была куча крови и что ты ее видела. Ты ее правда видела, мамочка? Потому что если она врет, то я могу ее поколотить за тебя.
– Достаточно, Бен. Никто никого не должен колотить. Особенно девочек. Никогда! – Я начинаю нервно тереть пармезан над его тарелкой с пастой, руки у меня дрожат. – Послушай, в мире существует много разных вещей, но призраков не бывает. И дома, города и люди опять могут стать счастливыми, даже если с ними в прошлом произошло что-то плохое или печальное. То, что было в прошлом, уже не важно.
– Правда? – Сын посмотрел на меня очень пристально, и я поняла, что не смогла его убедить. – Мне кажется, что это – кошмар. И лучше бы ему не приглашать меня поиграть, потому что я не пойду. – Тут он широко раскрыл глаза. – Особенно в Хэллоуин.
Вторая неожиданность случилась буквально на следующее утро, и началом всему был таинственный звонок от секретарши Марка, Полли. Она попросила меня перезвонить женщине, о которой я никогда не слышала, и подчеркнула, что дело не терпит отлагательств. Я записала «Эмили Галлахер», но не смогла вспомнить ни этого имени, ни номера телефона.
– Мистера Эдвардса рядом нет? – Эмили говорила приглушенным голосом, что добавляло интриги всей ситуации.
– Нет, а в чем дело?
– Отлично.
После этого Эмили Галлахер заставила меня поклясться в том, что я сохраню весь разговор в тайне, а потом объяснила, что она входит в оргкомитет гала-ужина ежегодной Национальной премии в области рекламы, который пройдет в Лондоне, и что оргкомитет очень расстроило решение мистера Эдвардса не принимать в нем участия в этом году.
Первой моей реакцией было раздражение. Я решила, что количество участников резко сократилось и поэтому оргкомитет так «расстроило» решение Марка не тратить наследство нашего сына на неизбежное утешительное шампанское.
– Понимаете, миссис Эдвардс, я вынуждена быть очень сдержанной, но – и это строго между нами – я хочу, чтобы вы понимали… как бы это сказать поточнее… что в этом году такое решение может оказаться крайне неудачным.
Я села возле ока и стала смотреть на площадь.
– Неудачным?
– Дело в том, что из-за него образуется, э-э-э… некий пробел…
Я почувствовала, как выражение моего лица изменилось. На нем появилось любопытство.
– Вы что, хотите сказать, что премию в этом году выиграл Марк? – Я повернулась к комнате.
– Ну, вы же понимаете, что я ничего не могу говорить открытым текстом.
– И насколько же велик этот «пробел»?
Повисла долгая пауза.
– Вот что я могу сказать: пробел окажется очень большим, и ваш муж будет очень, очень жалеть о том, что не пришел.
Агентство года. Боже мой! Кажется, Марк выиграл номинацию «Агентство года». Я с трудом могла в это поверить…
– Он будет у вас.
Сразу же после этого разговора я позвонила секретарше Марка, объяснила ей, что произошла некая ошибка относительно занятости моего мужа – в связи с семейными делами, – и попросила ее забронировать два столика на церемонии награждения. При этом подчеркнула, что Марк ничего не должен об этом знать – я хочу сделать ему сюрприз. За свой счет. И он, и его сотрудники вполне это заслужили.
– Займитесь списком приглашенных и не забудьте оставить местечко для меня. Воспользуйтесь моей кредитной картой. Марк сейчас совсем заработался и думает, что мероприятие совпадает с кое-какими событиями дома.
Прием должен был состояться в следующую среду, то есть через неделю. Уже много лет я отказывалась посещать вместе с мужем подобные мероприятия – частично из-за Бена, а в основном из-за того, что и он, и я ненавидели эту необходимость улыбаться сквозь сжатые зубы, когда присутствие в шорт-листе не приносит никаких результатов. Хотя синдром «второго места» значительно ослабел с того самого первого приема, на котором мы познакомились.
Я подняла ноги вверх, на спинку сиденья, и почувствовала прилив какого-то незнакомого чувства. Мне потребовалось время, чтобы понять, что это было. Счастье. Настолько я была за него рада. Горда им. Именно этого Марк заслужил своими бесконечными поездками – и именно это было сейчас необходимо нам обоим.
Но что же делать с Беном? Среда – это день повышения квалификации у учителей. Я уже пожалела, что в такой спешке отослала Хелен, когда услышала звонок в дверь. Это была Эмма, рядом с которой стоял Тео, неловко сжимая в руках слишком большой лук и стрелы.
– В чем дело, Софи? Выглядишь так, будто ты сейчас где-то далеко-далеко.
– Секрет.
– Не смеши меня. Конечно же, ты сейчас мне его расскажешь.
Глава 32
В недалеком прошлом
– Нам надо ехать во Францию.
– Что ты сказал?
– Кроме шуток, Мелани. Это касается дела в Тэдбери.
– Мэттью! О чем ты, черт побери?
Мэттью Хилл сидел в своем кабинете. Кабинет располагался совсем рядом с комнатой Амели, поэтому он старался говорить потише. Перед Мэтом лежала стопка бумаг. На самой верхней были его последние записи, сделанные черной ручкой: «Эмма Картер является лишь арендатором “Приората”».
– Послушай, Мел, я не все сказал тебе во время нашей последней встречи. Просто не мог.
– Не сказал чего? Ради всего святого, Мэттью! С Тэдбери я уже закончила. И заканчиваю со вторым бокалом вина, потому что время позднее…
– Помнишь то дело, над которым я сам работал в Тэдбери? Его заказчицей была Эмма Картер.
Повисла пауза. Мэттью прикусил нижнюю губу и еще раз перелистал всю пачку бумаг, чтобы найти имя и телефонный номер сиделки во Франции, ухаживавшей за матерью Эммы.
– Я ничего не понимаю.
– Богом клянусь, Мелани, я всё тебе рассказал бы, если б знал, что всё это как-то связано, но мне надо было кое-что проверить. На это потребовалось время…
– И что бы ты мне рассказал?
Мэттью провел рукой по волосам и откинулся в кресле. Он не мог смириться с тем, что опять облажался, как не мог поверить в то, что его обвели вокруг пальца. Он вспомнил Эмму Картер у себя в офисе. Такую сдержанную. Такую элегантную. Такую странную, привлекательную и веселую. Вспомнил, как она угадала его знак Зодиака и предложила погадать ему на чаинках. И этот странный блеск ее цветных глаз…
– Ладно, отхлебни еще вина и постарайся не слишком злиться на меня. – Мэттью глубоко вздохнул. – Эмма Картер наняла меня для рутинной работы. Я должен был собрать сведения о членах строительного комитета в Тэдбери. Речь шла о том, что она, в составе небольшого консорциума, купила в деревне немного земли и теперь подала заявку на получение разрешения на смешанное строительство. На пять особняков и три единицы доступного жилья. Ее интересовало, кто каким влиянием пользуется и не было ли раньше подобных заявок. У кого какие шкурные интересы. Есть ли конкурирующие проекты. И что строительный комитет, возможно, хотел бы скрыть.
– Как мило…
– Всё это – абсолютная рутина, Мел. Для людей, занимающихся моей работой, в этом нет ничего экстраординарного. Заурядная работенка.
– И?..
– Я собрал досье на каждого, кто мог бы поднять бучу на местном уровне. На всех членов местного совета. Их прошлое. Политические предпочтения. Личное отношение к местным архитектурным проблемам и так далее. – Замолчав, Мэттью посмотрел на замерцавший монитор видеоняни – его дочь издала какие-то чмокающие звуки, поворачиваясь в кроватке за дверью. Он проверил время. Сал была на уроке по йоге, но должна была вот-вот вернуться. – Одним из членов местного совета был Энтони Хартли, Мел.
– Черт, мне это совсем не нравится.
– Послушай, Богом клянусь, Мелани, я и не подозревал тогда, что с Эммой что-то не так. И этот комитет… Ее резоны звучали очень убедительно. Она была совершенно очаровательна. А немного жульничества во всех этих строительных комитетах – вещь обычная. Масса случаев, когда приходится скрывать личные интересы, люди выступают под разными именами… А моя работа – копаться в этом. Все находится в открытом доступе, надо только знать, где искать. Вот я и собрал всю эту информацию, чтобы сэкономить ее время.
– И что же было в файле на Энтони Хартли?
– Если официально – то жуткая тоска. В комитете он заседал уже много лет. Никаких корпоративных интересов или акций строительных компаний. Полностью разорен, с какой точки зрения ни посмотри. Категорически против застройки деревни по частям. Сторонник комплексной застройки доступным жильем, в чем никто его не поддерживал, как ты понимаешь: местные хотят, чтобы здесь строилось как можно меньше новых домов.
– Ну, и как это всё связано, Мэт?
Мэттью показалось, что ему залепили пощечину.
– Я сделал большую глупость, Мел. Упомянул кое-что помимо всей этой инфы, когда передавал свой отчет Эмме.
– Продолжай…
– Когда я копался в жизни Энтони Хартли, то выяснил, что он обрюхатил одну из своих одногруппниц-студенток. В университете. – Во время последовавшей за этим паузы Мэттью напрягся так, словно ждал удара. – И рассказал об этом Эмме.
– Ради всего святого, Мэттью! Мужчина умер, а ты пытаешься убедить меня, что это не важно?
– Знаю, всё знаю… Но когда он внезапно умер, я молил Бога, чтобы всё это оказалось случайным совпадением. Смотри – сразу же после его смерти я поговорил с экспертами, и те заверили меня, что нет никаких свидетельств вмешательства третьей стороны. То есть классическая домашняя разборка. Наверное, жена, так же как и я, неожиданно всё узнала… И, в любом случае, я был уверен, что ты выяснишь всё до конца.
– Ладно. Прежде всего мне не нравится, что мои эксперты общаются с тобой у меня за спиной. И всё равно ты должен был мне всё рассказать. А потом, какого черта ты рассказал это Эмме?
– Понимаешь, она была моим клиентом, Мел. И мне казалось, что она со мной абсолютно откровенна. Я передал ей файл, и мы просто болтали за чашкой кофе. И я сказал ей, что ничего компрометирующего не обнаружил. И что Энтони будет обязательно возражать против строительства. Но что сам по себе он – неплохой парень. А потом добавил, вроде как в качестве ремарки: «Хороший член комитета и никудышный муж». Это была просто шутка. Глупо, конечно. Я рассказал ей о его шалостях. Но, как я уже сказал, в виде ремарки. И всё равно это было неуместно. Мой косяк…
– Боже!
– Но этим всё не закончилось, Мелани. – Мэттью еще раз стал пролистывать пачку заметок, лежащую перед ним. – Я продолжил раскопки, и мне как раз позвонил мой человек из комитета. Оказалось, что Эмма – первостатейная лгунья, и вся ее история про землю – полная хрень. Да, подобная заявка в комитете существует – это я проверил в первую очередь, – но к Эмме не имеет никакого отношения. Эмма не только не является владелицей земли, о которой говорила, но и не состоит ни в каком консорциуме. По-видимому, она просто об этом где-то услышала. А сегодня утром я узнал, что она так же разорена, как и Хартли. Даже «Приоратом» не владеет, а арендует его с опцией последующей покупки. Так вот, я еще кое-что проверил по моим финансовым каналам. У нее – совершенно жуткий кредитный рейтинг[80].
– Я ничего не понимаю. Хотя тоже проверяла ее счета и увидела, что это полная загадка. В Тэдбери все говорят о якобы крупном наследстве, которое она получила от матери, но все ее закрома пусты. Совсем недавно ей пришлось даже взять заем. Так что если к архитектурному проекту она не имеет никакого отношения, то какого черта ей вообще надо в Тэдбери? И зачем понадобилось всё это прикрытие? Для того чтобы покопаться в грязном белье местных аборигенов?
– Вот это-то нам и надо выяснить, ты не находишь? А для этого надо поехать во Францию и проверить обстоятельства смерти ее матери. Я нашел сиделку, которая за ней ухаживала. Вначале просто хотел выведать у нее информацию об Эмме, но чем дальше, тем страшнее становится история. Эмма уволила сиделку безо всяких на то оснований. По телефону женщина говорить не хочет. Непонятно почему, но она очень расстроена. И мне всё это перестает нравиться, Мел…
Мэттью знал, что должно произойти в следующий момент. Правда, в его идеальном мире он ожидал, что Мелани решит ехать во Францию как официальный представитель полиции, а ему предложит сопровождать себя. Но он также понимал, насколько это все маловероятно. Совместная работа с иностранными службами была настоящим кошмаром, и разрешение на нее обычно ждали месяцами.
– Официально я ничего не могу сделать, Мэт. У меня на это нет бюджета. И разрешения тоже. Более того, мне приказали притормозить дело в Тэдбери до тех пор, пока – если это вообще произойдет – Джил Хартли не придет в себя. А завтра меня ждет большая презентация. О нулевой терпимости в отношении кварталов красных фонарей[81].
– Скажись больной. Мы могли бы поехать вместе…
– Ты же знаешь, что я не могу. И рассказать об этом тоже никому не могу. Потому что сразу же подставлю тебя.
Услышав в трубке ритмичный звук, Мэттью тут же представил себе Мелани, которая постукивает шариковой ручкой по бокалу с вином. Ничего не меняется…
– И всё-таки я не понимаю. Где здесь собака зарыта? Эмма что, сама встречалась с Энтони? И… всё это просто ревность? Именно поэтому она наняла тебя?
– Бог знает. Но нам необходимо это выяснить. Черт, я опять облажался, Мел…
Мэттью испустил долгий выдох. Мелани будет вести себя как настоящий дипломат. Да. И никогда его не выдаст. И никому ничего не скажет. Но он знал, что сейчас они думают об одном и том же – о том ужасном случае, после которого он покинул службу. Мэттью всё еще считал себя ответственным за смерть того подростка. Внутреннее расследование его полностью оправдало, но это не помогло. Мэттью еще раз посмотрел на детский монитор и прикрыл глаза, вспоминая… Лицо матери во время разбирательства. Ненависть в ее глазах.
– Серьезно, Мел. Если ты не поедешь, то я поеду один. И еще, ты знаешь, что народ в отделе шепчется у тебя за спиной? Говорят, что ты встречаешься со свидетелем. Это правда? – Говоря это, Мэттью поморщился: он боялся переступить черту, но еще больше боялся за Мелани. Это было ее первое дело в чине детектива-инспектора. Он пустил под откос свою собственную карьеру, но ей этого позволить не мог.
– Никого не касается, с кем я встречаюсь… Ну, ладно, да, я выпила с этим Томом. Пару раз. Он правда очень приятный, Мэт, и мне он нравится. Ну и что? К делу он не имеет никакого отношения. Да и дела-то никакого нет.
– Я тебе не судья, Мел. Просто рассказываю тебе, о чем говорят люди. Несколько завистливых клеветников. Ты же знаешь, как это бывает. Так вот, тебе надо закрыть дело, а мне – успокоить свою совесть. То есть мы убьем двух зайцев одним выстрелом. Поэтому я поеду во Францию. Идет?
– Ты этого действительно хочешь? И у тебя есть время? Ведь денег ты за это не получишь.
– Да, и я не говорю, что это идеальная ситуация, но последние два месяца я неплохо зарабатывал, так что всё в порядке. А потом, в какой-то степени я устроил всю эту заваруху – мне ее и разгребать.
– Ладно. Только строго в рамках закона. И без этих твоих глупостей…
– Moi?[82]
– И ты позвонишь мне из Франции, да? То есть если тебе понадобится какая-то помощь с моей стороны. Если надо будет что-то посмотреть в Системе.
– Конечно.
– Мэттью, эта Эмма… – Последовала новая пауза, сопровождавшаяся ритмичным постукиванием по бокалу с вином. – Она появилась в больнице, чтобы навестить Джил. Знаю, что нам надо верить фактам, а не инстинктам, но какие-то очень странные ощущения в отношении нее…
– А они что, были подругами – Эмма и Джил?
– Да нет, не были. Пару раз встречались в компаниях. Скажу тебе больше, Мэт: во всём этом нет вообще никакого смысла.
Глава 33
В недалеком прошлом
Тео достал из кармана фонарь и посветил им на книгу. Ему хотелось бы быть большим и уметь свободно читать. Когда они жили в Манчестере, няня Люси говорила, что понимать все слова совсем необязательно, когда есть такие прекрасные картинки, но в этих книжках некоторые рисунки были очень странными и совершенно непонятными.
Тео перевернул страницу и тут увидел паука, как раз в углу его паутины. Пауков Тео совсем не боялся. И не мог понять, почему они не нравятся Бену. А вот ему самому нравилось, когда они бегали по паутине, а потом внезапно замирали и становились абсолютно неподвижными. Если б слова внутри него так не перепутались, он сказал бы пауку, что тот может спокойно жить в своей паутине у него под кроватью. И стать его любимцем. Мальчик направил луч фонаря на паука, и тот побежал прямо по вертикальной стене. Совсем как Человек-паук.
Тео всю жизнь мечтал о домашнем питомце. Он умолял, чтобы ему купили морскую свинку, но мама сказала, что это отвратительные существа, похожие на крыс в мехах. У Бена были две морские свинки и три кошки – одна черно-белая, вторая полосатая, а третья серая, которая много шипела, с блестящим мехом. Тео нравилась даже Слинки – та, что шипела. Мамочка сказала, что эта кошка злобная и от нее надо держаться подальше, но Тео ее не боялся. Совсем ни чуточки.
Боялся он как раз не Слинки…
И вот теперь Тео свернулся в тугой клубок в своей пещере и стал ждать Бена. Совсем недавно он до смерти испугался у себя в пещере, когда раздался звонок в дверь (а вдруг это пришла полиция?). Недавно он увидел их машину на площади и чуть не наделал в штаны. Тео не любил темноту и не был уверен, что в тюрьме будут кормить. По телевизору люди в тюрьме всегда выглядели голодными, а некоторые из них воровали в столовой ножи и прятали их в рукавах.
Мальчик закрыл глаза и задумался о Криптоне. Он был абсолютно уверен, что в один прекрасный день к нему в окно постучит Супермен, надо только подождать. И он наверняка будет знать все те слова, которые Тео хранил глубоко-глубоко в своем сердце. Он узнает о них благодаря своему рентгеновскому зрению и суперслуху и вытащит Тео из его пещеры.
И они с Суперменом будут точно знать, что надо делать. Отвезут его мамочку на Криптон и попросят вернуть ей блеск в глазах. Но так, чтобы снаружи она оставалась все такой же (и лицо, и волосы, и все остальное – а то люди узнают, что они сделали, и может приехать полиция), а вот внутри у нее все будет новое. Прямо с Криптона.
Внутри она будет, как мама Бена.
Тео бесшумно пошевелился – пошарил в своей пещере и нашел печенье «Пингвин», припрятанное с завтрака. Бен был внизу с мамочкой, и он был явно чем-то расстроен. Вот Тео и постарался придумать план. План побега для них обоих.
Все дело было в том, что Бен не прекращал плакать, а мама обычно очень сердится, когда много плачешь. Надо рассказать Бену вот что: лучше всего держать свои страхи и слова глубоко-глубоко внутри себя и ждать появления Супермена.
Когда мама Бена вернется из Лондона, может быть, он зайдет к ним на чай и пирожные. Мама Бена разрешает опускать шоколадное печенье в чай. Тео нравилось держать печенье во рту до тех пор, пока весь шоколад не растворялся, а само печенье на языке не становилось слегка влажным. Один раз они с Беном и его мамой устроили соревнование, чтобы проверить, кто из них сможет дольше всех продержать печенье в чае, чтобы оно не размокло и не упало на дно. Они засекали время и много смеялись. И он победил.
Мама Бена разрешала Тео самому кормить морских свинок, а еще позволила им устроить новую пещеру под кроватью Бена. Они положили одно покрывало на пол для мягкости, а второе мама Бена накинула на кровать, чтобы под ней стало темно. Кровать у Бена была на высоких ножках, так что места было более чем достаточно. Стоять, конечно, нельзя, но и сгибаться так, как под этой кроватью, его собственной, не нужно. А его кровать была довольно маленькой и совсем неудобной.
А еще мама Бена однажды возила их в зоопарк. Тео впервые был в зоопарке, и тот его потряс, но и немного испугал. Бен сказал, что больше всего ему понравился бегемот, а Тео подумал, что бегемот – это ерунда. Он вообще ничего не делал, только какал. У него были большие, липкие какашки.
Нет, Тео больше всего понравилась пустыня. Она находилась под куполом, и в ней действительно было жарко и ярко светило солнце, совсем как в телевизоре, а повсюду летали птички. Он наблюдал за ними и думал о своей малиновке, которая сейчас летает где-то на свободе, и воображал себе голубое небо и облака, и что-то давило ему на глаза. Тео этого не понимал, ведь ощущение было действительно странным – счастье и печаль одновременно, потому что ему хотелось улыбаться и в то же время плакать каждый раз, когда он вспоминал о своей малиновке, которая была от него далеко-далеко.
А еще под куполом были маленькие ящерки, которые прятались за камнями, и очень красивые, действительно пушистые морские свинки.
В его саду тоже была бело-коричневая морская свинка, за которой Тео хотелось ухаживать больше всего на свете. Когда они жили в Манчестере с няней Люси, он просил, чтобы ему подарили бело-коричневую морскую свинку на день рождения, но мамочка все время говорила, что морские свинки «абсолютно отвратительны».
А когда в тот день они вернулись домой, их там ждало сообщение, что голова у мамочки прошла и что он может около пяти вернуться домой. И Тео расплакался, а мама Бена сказала, что всё в порядке. До пяти не так уж много времени. Оно пройдет, как одно мгновение. И она достала бумагу и цветные карандаши для него и для Бена, чтобы они могли нарисовать то, что видели в зоопарке.
А Тео не знал, как объяснить ей, что он не хочет, чтобы время прошло, как одно мгновение. Потому что, по правде говоря, он вообще не хотел возвращаться домой.
Глава 34
Сегодня, 12.00
Я смотрю на фруктовый торт. Честно говоря, я его не очень люблю. Цвет вишенки вызывает у меня чуть ли не тревогу. Но Марк любит поглощать за кофе всякую всячину, когда мы едем на поезде, а фруктовый торт – неотъемлемая часть этого праздника живота, и поэтому – скорее всего, ассоциативно и по привычке – я ем то же самое, когда путешествую в одиночестве.
– Желаете еще что-нибудь? – В голосе мужчины по ту сторону прилавка звучит нетерпение, и только сейчас я понимаю, что отвлеклась, и сильно смущаюсь.
– Простите. Кусочек фруктового торта, пожалуйста. И овсяное печенье.
Вернувшись на свое место, смотрю на часы. На Паддингтон[83] мы прибудем часа в три дня. Не так уж плохо. Я открываю журнал и прихлебываю кофе через небольшую дырочку в крышке, довольная тем, что поезд двигается так бесшумно и что у меня есть редкая – правда, к сожалению, кратковременная – возможность одной пользоваться столиком, рассчитанным на четверых. Две бумажки о зарезервированных местах говорят о том, что компания у меня появится за Тивертоном, ну, а пока мне предстоит длительный отрезок благословенного одиночества.
Кладу свой смешной запасной телефон на столик. Какая же я всё-таки дура… Упаковывая вещи, уронила свой смартфон с туалетного столика и вдребезги расколотила экран, так что мне едва-едва хватило времени вставить сим-карту в этот запасной. Древняя модель без выхода в Интернет. По нему можно лишь звонить и писать эсэмэски. Я не могу даже найти в нем рабочий мобильный Марка, новый номер. И это именно сегодня…
Я проверила покрытие – вроде нормально – и набрала номер мобильного Эммы; слава богу, что записала его в дневнике. Бен казался спокойным и даже радостным, когда вчера паковал свой рюкзачок, но всё-таки это первая ночь, которую он проведет у друга. И хотя Эмма уверяла, что это будет здорово для Тео и удобно для меня, я всё-таки была ей благодарна за такое предложение.
– Привет. Играю роль мамы-курицы. У вас всё в порядке?
– Софи? У тебя что, новый номер?
– И не спрашивай. Запасной телефон. Ты можешь сохранить номер? Я сейчас в поезде. Так что, всё в порядке?
– Ну да. Все хорошо. Они играли в рыцарей в маскарадных костюмах, а сейчас мы собираемся за пирожными.
– А Тео говорит? Я имею в виду с Беном?
– Нет. Сегодня – нет. Пользуется каким-то странным языком жестов… Ну, да ладно. Бен к этому прекрасно относится. Дети вообще более терпимы, правда? Хотела бы я быть настолько спокойной…
– А можно мне поговорить?
– Прости?
– С Беном.
– Ой, мне кажется, он отошел в туалет. Не будем его сейчас беспокоить.
Я начинаю открывать фруктовый торт и, мучаясь с целлофаном, прижимаю телефон подбородком.
– Знаю, что это звучит смешно, но ты же знаешь меня… Позови его, и я обещаю больше вас не беспокоить.
Раздается шорох и стук, потом повисает длинная пауза, и я решаю, что Эмма положила телефон и пошла за Беном. На заднем плане какое-то время слышу голоса и нечто, похожее на плач, а потом – опять шорох, и Бен берет трубку.
– Мамочка, я не хочу идти плавать. – Я слышу его судорожное дыхание сквозь рыдания. – Я вообще не хочу выходить. Я домой хочу. Ты должна вернуться.
– Тише, Бен, милый. В чем дело, мой дорогой? Вы же идете не плавать, а за пирожными. А ты любишь пирожные.
– Эмма говорит, что сначала мы должны поплавать. Это такой сюрприз…
– Нет-нет, милый. Ты, должно быть, не так ее понял. Эмма знает о твоих отношениях с водой, мой хороший. Честное слово, знает. Послушай, дай ей трубку, и мамочка всё уладит. Тебе теперь не о чем беспокоиться. Эмма просто хочет, чтобы вы с Тео хорошо провели время.
– А когда ты вернешься?
– Завтра. Всего одна ночка, ты же помнишь? А теперь подумай, какое пирожное тебе хочется, и передай трубку Эмме. Крепко целую. Мамочка тебя любит. Крепко-крепко-крепко, не забывай.
После паузы, которая опять заполнена какими-то стуками, трубку наконец берет Эмма.
– Прости, Софи… Даже не представляю, откуда это всё взялось. Он почему-то вдруг стал сам не свой. Без всяких на то причин.
– Но вы не идете плавать?
– Нет, нет. Конечно, нет. Мне не нужны фобии, даже если это твои фобии, милочка. Я просто положила полотенца в сумку – на тот случай, если потом мы решим зайти в тематический парк. Тео всегда сильно потеет на аттракционах. Бен, наверное, увидел полотенца и сделал неправильный вывод.
– Ну да. Я сказала ему то же самое. Послушай, может быть, поговоришь с ним еще раз? Объясни ему, для чего нужны полотенца. Знаю, что я тебя уже достала, но по телефону он был страшно расстроен. Меня это даже немного напрягло.
– Конечно. А на водные аттракционы ему можно? Или мы можем заняться чем-нибудь другим… Я не хочу, чтобы он расстраивался.
– Думаю, что можно. Но спроси его самого. Вообще-то, он боится только плавания как такового. То есть всего, что пробуждает в нем воспоминания.
– Понятно. Ладно, думаю, что мне пора. Я пока отвлекла их шоколадом.
– Хорошо.
– Ты ни о чем не беспокойся. Через пять минут с ним всё будет в порядке. Ты же знаешь детей. Сейчас они чернее тучи, а через минуту улыбаются во весь рот.
– И не говори.
– Так что развлекайся.
Кофе кажется мне горьким, и я содрогаюсь, жалея о том, что позвонила. Отломив кусочек торта, убираю с него вишенку и засовываю в рот. Сама виновата в том, что совсем не занимаюсь фобией Бена. Нам придется с этим что-то сделать до того, как в школе начнутся уроки плавания. Лучше всего отвести его к специалисту. Вечно я это откладываю на потом… Наверное, из чувства вины.
Закрываю глаза и вспоминаю этот кошмарный момент внезапного озарения на вилле.
«Где Бен? Боже мой, где же Бен?»
И его крохотное личико – прямо под поверхностью воды. И Марка, в одежде ныряющего в бассейн. Моя вина. Это произвело на меня такое впечатление, что после я ни разу не заикалась о плавании. А ведь я всего на мгновение отвела от него глаза… Никогда в жизни мы больше не поедем на виллу с неогороженным бассейном.
Я думаю о том, как он задыхался и захлебывался. И о том, как ужасно, должно быть, чувствовать, что тонешь. В груди у меня что-то сжимается, и я машинально давлю рукой на верхнюю часть легких, словно хочу выровнять дыхание.
Этот телефонный разговор заставил меня собраться. Бедный Бен… Его фобия зашла слишком далеко. Да. Надо будет узнать об индивидуальных уроках, когда вернусь. Найти кого-то достаточно опытного и терпеливого. И закрыть этот вопрос.
Я открываю глаза, чтобы посмотреть в окно, и стараюсь успокоиться. Небо сегодня высокое и чистое, и довольно тепло, хотя позже днем предсказывают дождь. Потом я перевожу глаза на чемодан в багажной сетке и задумываюсь о том, как Марк оценит мое новое платье. В магазине я была в шоке, когда осознала, сколько живого веса потеряла. Конечно, так я чувствую себя лучше, но возникала вечная проблема – покупать ли платье меньшего размера, понимая, что долго его не проносишь, или выбирать свой обычный размер? Осознавая всю важность предстоящего мероприятия, я несколько раз примеряла и то, и другое, а потом послала к черту всякую осторожность и остановилась на платье меньшего размера.
Мне пришлось помучиться, чтобы придумать, как выманить Марка на вручение. В конце концов я попросила Полли заказать виртуальный обед с важным клиентом в ресторане недалеко от места вручения наград. План был следующим: сначала огорошить его необходимостью надеть смокинг, а потом на такси подвезти к залу, где будет проходить церемония.
Когда поезд наконец-то подъезжает к Паддингтону, я ощущаю волнение: не лучше ли было как-то намекнуть Марку? В этом случае всё было бы гораздо проще. Но тут я вспоминаю обо всей этой езде и обо всём, что Марк для нас делает. И о том, что нам пришлось пережить за последнее время. Я чувствую, что мне хочется сделать мужу сюрприз, хочется увидеть его счастливым.
По дороге я звоню Полли, которая подтверждает, что Марк уже отбыл на реальную встречу за пределами офиса. С нее он направится прямо в студию, которую снимает, чтобы принять душ перед выдуманным обедом в семь вечера. Горизонт чист, и я решаю заскочить в офис и проверить все остальные приготовления к гала-ужину.
Компания Марка переехала в новый офис всего три месяца назад, когда истек срок аренды старого, и я еще не видела его воочию. Для меня этот переезд был своего рода шоком, поскольку я думала, что следующим шагом будет перевод компании в другой город. Но этого не произошло. Марку надо, чтобы его клиенты были удовлетворены, а на экране компьютера новый офис выглядел довольно впечатляюще – треть первого этажа в реконструированном здании всего в нескольких шагах от Оксфорд-стрит[84].
Приемная выглядит в точности так, как ее показывали на сайте: сплошной металл, белоснежный цвет и современное искусство. Я чувствую законную гордость: «Молодец, Марк. Отличный выбор».
Хозяйка всего этого великолепия, Полли, широко улыбаясь, смотрит, как я воюю со своим чемоданом и портпледом Марка. Она заказывает мне такси, а я проверяю рассадку за нашими столами, прежде чем отправиться в туалет.
Полли направляет меня по коридору, проходящему за ресепшном.
– Только скажите мне, что вы думаете о фотографиях на стенах, ладно? – Она встает. – Я вставила их в рамки, чтобы сделать сюрприз, но Марк их ненавидит. Хочет, чтобы их сняли. Ваша поддержка мне не помешала бы.
– И ты думаешь, что он меня послушает? – Полли мне нравится, и я улыбаюсь, направляясь по коридору. Пара дверей в кабинеты открыта, и меня охватывает знакомое волнение при виде раскадровок новых слоганов и сюжетов.
Фотографии начинаются сразу после кабинетов – большие, в современных металлических рамках, подходящих по стилю к лестнице. И я понимаю причины недовольства Полли. На фото – вся история развития компании, от крохотного офиса в Южном Лондоне, в котором Марк начинал десять лет назад, и до современной студии в Доклендсе[85], которая знаменует собой уже второе расширение офиса. Всё это кажется мне довольно милым, и я не могу понять возражений Марка – хотя, может быть, он не хочет вспоминать о скромной истории развития компании?
Здесь же висят несколько групповых фото, сделанных в минуты триумфа, которые разбавлены более откровенными изображениями персонала, с ног до головы покрытого грязью, во время принудительных занятий по гражданской обороне, именуемых в компании «тимбилдингом»[86].
А потом, как раз перед знаком туалета, я внезапно замираю перед самой последней фотографией.
Вначале это абсолютно инородное фото заставляет меня окаменеть. Так иногда бывает, когда во сне открываешь шкаф и находишь в нем одежду, которую не можешь узнать. И понимаешь, что ты все еще спишь… И видишь что-то, на первый взгляд абсолютно безобидное, но настолько неуместное, что это воспринимается тобой как угроза. Которая способна все изменить.
В течение всего нескольких секунд я чувствую себя так, будто мой мозг не в состоянии воспринять то, что я вижу перед собой, но вместо того, чтобы попытаться это понять, я хмурю брови, и у меня перед глазами возникает совсем другой образ.
А потом, с пониманием того, что изображение не изменится, сколько бы я на него ни смотрела, на меня накатывает холодная волна ужаса.
Глава 35
Сегодня
Вконец измученный Мэттью проверяет карту на своем смартфоне. Следующий поворот направо, потом налево. На пароме не было свободных кают, а спать из-за гвалта и толпы было невозможно.
Езда на арендованной машине, как и всегда, оказалась кошмаром, и теперь у него кружилась голова. Машину он оставил на центральной городской парковке и пошел пешком, настроенный как можно скорей сдвинуть дело с мертвой точки и вернуться домой. По его данным, мать Эммы жила в Бретани под фамилией Белл. Девичья фамилия? Возможно. Ее сиделка, Эвелин, теперь больше не работает в агентстве по уходу – она уволилась сразу же после того, как Эмма неожиданно выгнала ее с места сиделки своей матери. Все это Мэттью выяснил у болтливой секретарши агентства. У мужа Эвелин была булочная рядом с главной улицей города, и с тех пор женщина работала вместе с ним. Немного странно – столь внезапно отказаться от работы сиделки…
Эвелин сразу и очень сильно расстроилась, когда Мэттью позвонил ей из Англии, и бормотала что-то только о Тео, а потом передала трубку мужу – они оба говорили на удивительно хорошем английском.
Читать бесплатно другие книги:
