Коснуться мира твоего Алексеева Оксана

Глава 6

Кирк

Я не стал отвечать ей, что, скорее всего, никто не успел – эти хищники слишком быстры, а почти все к ним были ближе, чем мы, да еще и в непроглядной темноте. Рядом я видел только Зага – у него был какой-то шанс. Но он побежал в другую сторону, поэтому я потерял его из виду. А если пауки прошли через лагерь, то и припасы наши уничтожены. До ближайшего отсюда Города Травы не меньше четырех дней пути, как и до первого источника воды. И если нам не повезет, то мы и сами скоро умрем. Мясом птеродактиля можно насытиться, но не напиться.

Она же задавала один вопрос за другим, а я на многие сам не знал ответа. Почему червееды так называются, если они травоядные? Сколько нам тут сидеть, пока минует опасность? Можно ли Шо запрячь в тележку? Из кого мутировали птеродактили? Почему у людей от радиации не выросли хвосты? Она и сама не замечала, что когда забывается, то начинает щебетать без умолку, да и вообще плохо воспринимает тишину. Наверное, это их подземная привычка от слишком тесного сожительства – рядом постоянно должен кто-то говорить, а если возникает длительная пауза, значит, что-то случилось – потому-то она и начинает сразу неосознанно волноваться, а от этого забывает, что совсем не хочет со мной или с кем-то из нас разговаривать. Ненавидит ли она нас? Бесспорно. Боится? Да, но возможно, уже не так сильно, как поначалу.

Когда Тара кратко рассказала мне о ее сдвиге, я долго не мог это переварить. Может ли быть такое, что по меркам крысоедов она уродлива, и поэтому мужчины не смотрели в ее сторону? А может, там вообще мужчин слишком мало, и потому женщины вынуждены жить друг с другом? Я с трудом смог представить, как они занимаются любовью… Конечно, это очень странно, но на что только не пойдешь от безысходности. Наверное, пора мне спускаться в подземелье, на растерзание бедным женщинам – я бы тогда вообще с постели не поднимался. И стал бы первым верхним человеком, который умер от удовольствия.

Узнанная информация меня обескуражила. Но чем более странно и дико Хани себя вела, тем больше мне хотелось усмирить ее… подмять под себя – во всех смыслах. Чтобы она только на меня своими глазищами лупала и только мне задавала вопросы про червеедов. Это чувство напоминает то, что испытывает подросток, когда какая-нибудь девушка, которая ему понравилась, начинает жить в чужом доме. Одолевает злость, желание кому-то что-то доказать, даже ненависть к парню, у которого она живет. Это только со временем проходит, когда понимаешь, что девушка, когда позовешь, придет и в твой дом – просто чуть позже. А если откажется – значит, ты для нее недостаточно хорош; а тут уже винить, кроме себя, некого. Я уже давно не подросток, но отчего-то ощущаю нечто подобное, когда смотрю на Хани.

Тара сказала, что я должен надавить, а иначе девчонке будет сложно отказаться от своих стереотипов. Если дословно, то «вставь ей уже так, чтоб у нее мозги вправились!». Но не могу же я ее заставить, в самом деле. Я даже всерьез не обдумывал, хочу ли. И ни я, да и никто из нас, не голоден без женщины настолько, чтобы не спросить ее согласия. Таре я ответил, что крысоедка мне не нужна, а в моем доме ждет Лили, которая еще совсем мне не приелась.

Но здесь, когда мы вдвоем, когда она ждет, чтобы я хоть что-то ответил на ее очередной вопрос, приоритеты куда-то сдвинулись. Даже страх того, что мы увидим в лагере после пауков, не проявлял себя слишком сильно – да и глупо переживать о том, что еще произойдет. Она даже не заметила, как я сел, облокотившись на Шо, и мог бы уже дотронуться до ее спины, только протянув руку.

– Хани, – настала моя очередь заполнить очередную паузу. – Тогда и ты мне что-нибудь расскажи, раз сама так нагло выспрашиваешь.

Она обернулась и заерзала от того, насколько близко я оказался, но заметным усилием воли удержалась, чтобы не начать двигаться от меня по песку дальше.

– Ч-что? – она снова отвернулась. Это дало ей возможность собраться с мыслями и заговорить увереннее: – Я не скажу тебе ничего, что может навредить нашим! И лучше я вообще ничего не стану рассказывать, потому что не уверена, что вы эту информацию не сможете использовать!

Она, сама того не заметив, перешла от «ты» к «вы», показав этим, что считает меня только «одним из». Она не со мной сейчас говорит – она говорит со всеми «обезьянами» в моем лице. Ничего удивительного – доверие не появляется так скоро. Хотя она, в общем-то, права. Мы совсем мало знаем об их укладе, а если бы у нас появилась четкая картина, то мы бы нашли способ вытравить все их племя: чтобы наши знахари могли создавать лекарства в их стерильных лабораториях, чтобы наши Матери и маленькие дети нашли безопасное укрытие хотя бы на время зимы… Остальных под землю надолго не загонишь – мы уже иной природы, но сколько проблем можно было бы решить, если бы все крысоеды сдохли! Хотя нет, не все…

– Хани, – я все же решил тронуть ее кончиками пальцев. – Ты боишься меня?

– Нет! – она это почти выкрикнула, но глаза ее говорили об обратном.

И именно это волнение, промелькнувшее в ее взгляде, заставило меня резко податься вперед и сжать руками ее плечи. Она тут же ударила меня по руке, затем кулаком в лицо – но промахнулась. На очередном размахе я просто перехватил ее запястье. Ее учили драться, это сразу было понятно. Если ее хорошо тренировать, то через несколько лет она станет второй Тарой. Никакие навыки не имеют значения без оттачивания в полевых условиях, а она за всю свою жизнь, наверное, ни с кем всерьез и не дралась.

– Успокойся! – я так и не выпустил ее запястья и немного потянул на себя, заставляя наклониться.

В ее глазах пропал страх, но появилась злость, а это уже более трезвое поведение – наверное, только поэтому она впервые за все время назвала меня по имени:

– Кирк! Что ты делаешь? Отпусти, мне больно.

Ишь, а она уже неплохо нас изучила! Любого мужчину можно остановить, если произнести: «Отпусти, мне больно». Даже в период злости, когда женщина выводит окончательно из себя, в каждом из нас срабатывает рефлекс, сформированный в раннем детстве – «ты сильнее, ты можешь избить любую женщину и сделать с ней все, что пожелаешь. Но если она когда-нибудь станет чьей-то Матерью, как ты посмотришь в глаза ее детям?». По мере нашего взросления он только укреплялся, а потом и распространялся на всех женщин без исключения. И несмотря на то, что она сделала самый верный ход из всех возможных, – я не отпустил. Наоборот, даже перехватил ее тоненькие руки уже в локтях, чтобы заставить приблизиться еще сильнее.

А вот сейчас – снова страх. И изменение стратегии:

– Кирк… пожалуйста… отпусти, – теперь тихо, почти с нежностью.

– Сейчас отпущу, – я просто не мог заставить себя выполнить ее просьбу.

Она сильно дернулась, поэтому мне пришлось оставить ее руки, чтобы сразу притянуть за затылок и прижаться губами. Она била меня в грудь, но хорошо размахнуться просто не могла, пару раз попала в челюсть, расцарапала мне шею – и только потом притихла. Ее сопротивление будило во мне какого-то мутанта, чего я раньше за собой не замечал. Я целовал ее, и почему-то мне даже нравилось то, что она не отвечает. Нет, еще не покоренная, а на мгновение смирившаяся, она позволила мне даже нырнуть языком в ее рот. Она пыталась укусить, поэтому одну руку я перенес под ее подбородок и надавил на точки между челюстями – так кормят заболевших щенков горькой травой. Это должно быть неприятно, если не больно, но мои пальцы действовали рефлекторно, а мозг отключился полностью и не мог анализировать, что я вообще творю. Я снова не дал ей возможности вырваться, и через пару мгновений она опять перестала дергаться – вообще замерла. Решила для себя, что способна перетерпеть? Она пахла травой или какими-то пряностями, и от этого мутилось сознание. Я словно пытался вжать ее в себя, уже совсем не заботясь о том, как она сама к этому относится. Ее озлобленное равнодушие вызывало во мне неведомый азарт, сбивало дыхание, открывало глаза, чтобы увидеть отвращение в ее зрачках. Смогу ли я заставить ее отвечать мне, обнимет ли она меня добровольно, застонет ли, если я… Человеческое отступало под натиском животного, но все прекратилось. Она уже не отбивалась – значит, я сам себя остановил. Мыслью, что если стану продолжать, то мне захочется толкнуть ее на землю, придавить собой. Я остановился, потому что в это мгновение сам себя не узнавал.

Едва я отпустил ее, она тут же метнулась от меня и уселась за Шо, нервно вытирая рот. Я никогда не был агрессивен, даже желания такого ни разу не возникало – что на меня вообще нашло? Я отвернулся от нее, чтобы не смотреть, как брезгливо кривится ее лицо.

Больше она вопросов не задавала. Никакое любопытство не заставит ее теперь даже приблизиться ко мне. Час за часом мы сидели почти в тишине, слушая ветер и карканье птеродактилей где-то совсем далеко. Я проклинал себя за свой поступок и одновременно весь сжимался от одной мысли о том, как хочу это повторить, а потом раздеть ее силой, чтобы просто увидеть ее голую кожу – и пусть кричит от отчаянья… Наверное, мне бы и этого хватило, чтобы испытать оргазм. Стоп, Кирк, стоп! Просто поход затянулся – пора возвращаться домой к своим женщинам, а то безумие какое-то начинается. Или меня укусила зеленая ящерица? А она… Она, наверное, была очень привязана к своему отцу, потому что, едва успокоилась, начала тихо бормотать – вроде бы просила у него за что-то прощения. Это немного странно – дети обычно тянутся к матерям, но кто знает… может, ее мать умерла, а другой женщины, чтобы воспитывать ее, не нашлось? И у нас случается такое, что некоторые поддерживают дружеские отношения со своими отцами на протяжении всей жизни. И все равно я не понимал – зачем она обращается к своему отцу так тихо, раз он не сможет ее услышать, даже если она будет орать на всю пустыню?

Я решил, что пора возвращаться – пауки должны были к этому времени уйти. Тут не росло даже морсянки, способной частично утолить жажду. За последние несколько часов я успел подумать о многом, поэтому и сказал:

– Хани, прости меня. Я больше не стану так делать.

И она гордо задрала подбородок, а потом и уверенно поднялась на ноги – я последовал ее примеру:

– Хорошо! Это твоя природа – я понимаю! Давай забудем о произошедшем? – Я не мог поверить, что она так быстро мне все простила. – Но ты должен знать, что мне нравится Нал. Только я еще не понимаю ваших традиций – должна ли я ему сама сказать об этом или подождать, когда он мне сам предложит… сблизиться?

– Любой вариант подойдет, – это совсем не мой голос. – Тебе стоило предупредить меня раньше.

Первой мелькнувшей мыслью было то, что она врет, и тут же сознание подкинуло картинки, как они с Налом мило обсуждают морфологию, рисуют на песке крыс, поют… И я почувствовал настоящую ненависть – таких масштабов, которую не испытывал ни к одному убитому мною охотнику или даже ядовитым ящерицам, уничтожившим Город Ветра. Ненависть к ней – до такой степени, что захотелось ударить; к старому другу Налу, с которым мы пережили уже не одну экспедицию; к исконной традиции «выбирает женщина». И к себе – за то, что я никак не мог отчетливо вспомнить о том, что после дома Нала я мог бы предложить ей жить в моем.

– Поехали, Хани, посмотрим, что там пауки натворили.

Она безропотно подошла ко мне, взглянула с каким-то вызовом в глаза и не сжалась, когда я закидывал ее на спину Шо. Я вынужден был усадить ее перед собой и придерживать, потому что мы даже закрепительных ремней не взяли, но она уже вполне уверенно себя чувствовала на спине псины. Есть люди, к которым эти животные сразу тянутся и не пытаются побороться за власть, – к таким отношусь я и, конечно, Трок – хозяин До, который гораздо более агрессивен, чем моя псинка. Насколько я мог судить, Хани вполне способна ухаживать за щенками, когда мы вернемся в Город. Да и псарня совсем рядом с домом Нала…

Чем ближе мы приближались к лагерю, тем чаще мне приходилось удерживать Шо – он так и норовил помчаться туда во весь опор. Но никакой опасности я так и не заметил, а когда мы почти доехали… Кажется, я все понял, когда увидел их издалека, но просто не мог в это поверить. Бег Шо теперь никто не ограничивал – и он воспользовался возможностью.

Я соскочил с псины еще до того, как он остановился, чувствуя закипающую ярость. Теперь я хотел убивать. Да сегодня я раз за разом бью собственные рекорды! А матушка меня считает очень спокойным – полюбовалась бы сейчас! Это крысоедка меня до такого состояния довела. Все мое накопленное раздражение вылилось в крик:

– Тара! Бесплодная ты сука!

Теперь на меня обернулись и те, кто разводил костер и надевал на крюки мясо – предполагаю, червеедов. Командирша со смехом отскочила, но когда я снова попытался ее ухватить за шиворот, легко отбила мою руку.

– Спокойно, Кирк, спокойно! Сейчас мы тебя накормим, напоим, спать уложим…

– Я тебя сейчас на куски порву, гадюка ты старая!

Вокруг все ухахатывались – и вы посмотрите только на них! Если бы тут побывали пауки, то мы бы и целые палатки вряд ли застали, я уж не говорю о том, что из моих друзей даже хоронить бы было нечего! А тут не то что хоронить есть чего, даже больше – все живы, здоровы, смеются, жизни радуются. Вот только Заг морщится от боли, пытаясь своим видом утешить меня:

– Я вообще на дерево полез! А оно сломалось, представляешь? Кирк, мы с тобой обязаны им отомстить – у тебя не найдется парочки зеленых ящериц для парочки задов?

Я снова смотрел на Тару – ну и где у нее совесть? Заг был тоже неподалеку, когда раздался клич о пауках, а все остальные, видимо, сразу были предупреждены. Поэтому на розыгрыш только мы и попались. Убивать… срочно убивать.

Но она была ловкой – не хуже любого из нас. Такую и захочешь прибить, да не поймаешь. Наткнулся на Нала и только теперь вспомнил о Хани. Обернулся – она и сама уже слезла с Шо и смотрела на происходящее с недоуменной улыбкой. Счастлива, наверное, дура, что все живы, а не съедены пауками: и ее Нал, и Тара. Посмотрю я на ее лицо, когда до нее дойдет, что никаких пауков не было. Но теперь почему-то ее вид заставил меня сделать над собой усилие.

– Тара, – сказал уже спокойнее. – За такое и из командиров вылететь недолго. А мне сейчас так противно, что я за тебя еще и переживал! Лучше б тебя паук сожрал, честное слово.

Я снова начал закипать, но Тара бесстрашно подошла и хлопнула меня по плечу:

– А идея-то не моя была! Но всем сразу понравилось – создать для вас такие условия… – она начала активно жестикулировать, изображая, как мы должны были по ее мнению выглядеть: – «А-а-а-а! Всех съели пауки! Теперь мы умрем от тоски по нашей любимой Таре! Что же делать, что же делать?! Давай, Ханичка, быстро размножаться, пока не поздно!». А Ханичка такая: «Да он герой и мой спаситель! Сегодня же рожу ему дочку!». А потом вы восторженно кормите друг друга кактусами…

Некоторые вокруг уже рыдать начали. Представляю, как все это они обсуждали в наше отсутствие… Мне оборачиваться не пришлось, чтобы понять – Хани больше не улыбается. Тара, сама о том не подозревая, ударила по больному месту нас обоих. Процедил сквозь зубы:

– Я же сказал тебе, что не хочу ее брать.

Она глянула на царапины на моей шее, но, видимо, к однозначному выводу об их происхождении не пришла:

– Ага, не хотел. Да почему-то только ты с ней оказался рядом, когда подняли тревогу. – Она снова рассмеялась, будто это что-то однозначно доказывало. – Все остальные бросились смотреть, почему червееды бегут, а только тебя кое-кто интересовал больше, чем вкусняшки-червееды! Заг попался совершенно случайно – он по нужде уходил, а когда вернулся, просто еще не понял, что происходит.

Уже потом выяснилось, что червеедов спугнули кошки – пустынные хищники, которые сторонятся людей. Возможно, что червееды сами разрыли их нору в земле, а те уже кинулись вдогонку, отгоняя от потомства. На кошек люди не охотились, если была другая еда, а те не охотились на нас. Читатели говорили, что их со временем можно будет приручить, как псин, поскольку нашли неопровержимые доказательства того, что их предки тоже жили с людьми. Поэтому мы их не истребляли – по старой памяти или в счет будущих заслуг. Или потому, что их мясо на вкус было отвратительным.

Кто организатор всего этого безобразия – мне так и не признались. Видимо, побоялись, что без драки не обойдется. Я смотрел на Нала и думал, что такая затея не очень в его духе, хоть он точно был одним из первых, поднявших шум. Будет очень иронично, если именно он предложил способ сближения нас с Хани… С ней мы даже взглядами не пересекались, но на ночь она пошла в его палатку, поскольку Тара ее из своей прогнала. Я слишком устал за этот день, поэтому просто отмел очередную волну злости. В том числе и потому, что начинал понимать ее природу – здесь все, а не только я, находятся в таком же положении. Всем интересна необычная женщина, все хотят увидеть ее в своем доме. Как какую-то иноземную диковинку, которую привозят из Города Неба, заставляя всех сбегаться на центральную площадь, чтобы посмотреть. Это обычное, но очень сильное любопытство – и бытовое, и, конечно, мужское. Мы ведь живые люди! Но остальные, в отличие от меня и Пака, боятся пока даже мечтать, ведь они не смогут подарить ей ребенка. Самое большее, на что они сейчас рассчитывают – что она когда-нибудь потом примет их ухаживания. Этим и успокаиваются. А я… я просто расслабился от того, что женщинам могу предложить не только плотские утехи. Избаловался ими. Проникся мыслью, что я-то уж точно не могу быть отвергнутым. И тут меня словно по голове огрели – ей нравится Нал, который даже не способен зачать! Вот она – истинная природа моей внезапной ярости.

И еще, я, кажется, сегодня точно понял значение слова «насиловать», которое она выкрикивала в первый день с таким ужасом, – это примерно то, что сегодня сделал я. Неудивительно, что никто из нас его не знал. Удивительно, что его знают крысоеды.

Глава 7

Кханника

Спасибо, Отец, что даровал мне этот день. Будь милостив – подари мне следующий. Отец! Подскажи правильный путь, когда только имя твое и спасает меня от сумасшествия… Ослабь мою тоску по дому, ослабь тоску моих близких по мне. И… сделай некоторые воспоминания туманными, чтобы они больше не тревожили меня! Я целовалась раньше – и конечно, никогда с мужчинами – но все равно понимаю, что он не просто целовал меня! Даже страстной Зельмине не пришло бы в голову своим языком… Как псина! Чтоб у него язык этот отсох! Чтоб его самого так кто-нибудь… лизал! Ничтожное обезьянье отродье!!! Зеленых ящериц ему в зад!

Ой, прости, Отец… Не для твоих ушей такая брань. Прости, прости! Спасибо, что даровал мне этот день. Будь милостив – подари следующий.

А ведь я сразу сторонилась Кирка. Он был молод и красив, несмотря на слишком длинное тело. Даже его седые волосы выглядели так, будто специально росли для того, чтобы создавать контраст со смуглой кожей. Он не был задирист, как остальные, не отличался излишней пошлостью – словно вообще открывал рот только для того, чтобы сказать что-то важное, не тратя силы на пустую болтовню. Люди, как это ни странно, везде похожи. И среди нас есть такие, которых мы называем «сам себе на уме», потому что их мысли и эмоции непонятны остальным. И именно от таких стоит ждать подвоха. Похабник Дик способен максимум на то, чтобы схватить за грудь – конечно, унизительно, но при этом каждая его мысль отражается на лице. А Кирк и ему подобные – совсем другие. Ведь совершенно непонятно, где их граница. И интуиция меня не подвела. Он пообещал, что больше такого не повторится – и опять я не смогла найти в его лице ни подтверждения, ни опровержения того, что он сам в это верит. И теперь мне спокойнее даже в обществе Дика! К счастью, есть не только Дик.

Любому человеку нужен хоть кто-то близкий, особенно если он насильно оторван от своих родных. Когда я поняла, что Тара теперь будет держать меня на расстоянии вытянутой руки, посчитав, что я умственно отсталая, то оставался только Нал. Теперь я даже удивлялась, что не додумалась сразу обратиться за помощью именно к нему. И мне не привыкать поддерживать дружеские отношения с мужчиной – Закари тому живое доказательство. Надеюсь, что живое… Нал ничем не напоминал Закари – по возрасту он годился мне в отцы, он не был так весел и бесшабашен, как мой старый друг, но он точно был добрым человеком. Среди обезьян большинство даже читать не умели, этим занимались только читатели – аналог наших ученых. Они по книгам изучали древний мир, поэтому их знания и советы были бесценны. Я тоже очень много читала прежде, поэтому нам всегда было что обсудить. И именно к нему я обратилась, когда меня прижали к стенке.

Я коротко рассказала Налу о том, что вообще не собираюсь жить в доме какого-то мужчины. Если мне сохранят жизнь, то я попытаюсь вписаться в их общество и заняться полезным делом. Я готова пойти на многое, чтобы выжить, но не на все. И если он хотя бы отчасти может меня понять, то только он в состоянии помочь. Взамен я предлагала всю оставшуюся жизнь убирать его квадрат или выполнять какие-то поручения, а если мне будут платить за работу талоны, то половину из них я буду отдавать ему, сколько лет ни подарил бы мне Отец.

Он долго качал головой, глубоко задумавшись. Но наконец заговорил:

– Ты просишь, чтобы я соврал всем, что ты стала моей женщиной? И тем самым хочешь полностью обезопасить себя от остальных на какое-то время? Хани… Ты понимаешь, о чем говоришь?

Я кивнула, теперь уже не чувствуя первоначальной уверенности. У него добрые глаза, острый ум и мягкий характер, но он все же обезьяна, как это ни прискорбно.

– Хани! Ты утверждаешь, что бесплодна, но это… Разве ваши ученые не могли ошибаться? Сейчас тебя оставят в покое, конечно, но рано или поздно этот вопрос снова поднимут. У нас совершенно не принято, чтобы женщина всю жизнь жила в доме одного мужчины. Нет, если бы она его детей рожала, то…

– Я не собираюсь жить в твоем доме! – наверное, я так плохо объяснила, что он не до конца понял. – Хотя бы пока мы не вернемся в Город. Если ваши Матери и в самом деле такие, как вы о них говорите, то они пожалеют и защитят меня!

– Сомневаюсь… – Нал снова посмотрел на меня. – Сомневаюсь, что они станут защищать тебя от тебя же самой. Но… ты отдаешь себе отчет, что просишь меня врать своим друзьям? А что же я? Как я посмотрю им в глаза, – тон голоса его внезапно изменился и становился все более веселым, – в глаза, полные зависти! Да я же стану их героем! Меня будут просить вновь и вновь рассказывать о… Я могу заодно и врать, как хороша ты в постели?

У них вообще было огромное количество синонимов «этого» – от «заниматься любовью», «секса», «постели» до полной похабщины, которую даже мысленно повторить невозможно. Поняв, что я убедила его, с облегчением кивнула:

– Говори им, что хочешь!

И пусть все они считают меня развратной подстилкой для мужчин. Самое важное, что Отец, когда посмотрит на меня, убедится, что сама я до этого не опустилась.

С тех пор я спала в палатке Нала, и никто другой на ночь туда же не укладывался. Нал говорил, что было бы неплохо хоть раз поцеловаться на глазах у других, но на это я пойти уже не могла. Кто знает, может, у них не только Кирк такой извращенец, который даже поцелуй превращает чуть ли не в «это»? Поэтому Нал объяснял остальным: «Моя Хани – просто огонь! Но такая скромница… Вы, мужики, ее не донимайте лишний раз, пусть пообвыкнется». И поэтому он, а не я, принимал на себя все похабные шуточки. Я никак не могла понять, почему они все, даже Тара, с легкостью поверили в такую очевидную ложь, а потом дошло – они не усомнились, потому что не видели причин, зачем нам врать. И еще та же Тара была настолько уверена, что у меня просто поехала крыша, что с радостью приняла бы любой вариант развития событий, где я с мужчиной. В общем, они сами убедили себя в правдивости Наловых баек, потому что все остальное в их нестандартный менталитет не вписывалось. Ну а то, что я по ночам не стону на весь лагерь, со смехом списали на недостатки Нала. Люди просто не видят того, чего не хотят видеть!

А я собой гордилась. Нал был лучшим вариантом из всех возможных, и оставалось только удивляться своей глупости – почему я раньше этого не разглядела. Теперь и Тара общалась со мной, как раньше, Кирк даже близко не подходил, а остальные мужчины… они стали похожи на замерших в ожидании псов, когда те охотятся. Наверное, в их перемешанных с гормонами мыслях царила идея, что когда мне надоест Нал, я выберу кого-то другого. И еще я показала, что мой выбор не зависит от их способности «подарить» ребенка, поэтому теперь каждый навострил на меня хвост. Или не хвост. Но до возвращения в Город я в безопасности.

Отряд решил сделать очередной крюк и направиться в Город Травы, раз уж удалось отловить несколько червеедов живыми – их можно продать для разведения. С убитых содрали шкуры и упаковали тюки до отказа. Я пыталась идти рядом с остальными, а не ехать на спине и без того нагруженного Шо, но хлябающая обувь натирала мне ноги до крови. Нал пообещал, что в Городе Травы купит мне подходящие сапоги, и в них, по его словам, я уже смогу прыгать, как настоящий верхний человек.

Пейзаж менялся очень быстро – вокруг встречалось все больше и больше травяных полянок и раскидистых кустов. Мне объяснили, что мы приближаемся к огромной реке, соответственно, тут и влажность выше, а значит, и растительности больше. Уже через несколько дней нас окружала зелень – и это оказалось впечатляющим зрелищем. Листья и трава наполняли воздух тягучим ароматом, на кустах росли «ягоды» – мелкие плоды, сладкие и очень вкусные. Пак рассказал, что в других местах пустыни, например, там, где Город Неба, растут деревья – необычайно огромные, иногда в два-три раза выше роста мужчины! Я не поверю в такое, пока не увижу собственными глазами! На картинках старых книг есть и реки, и кусты, и деревья, и небо, но оказалось, что картинки совсем не отражают реальности.

– Тропа! – радостно крикнул кто-то, шедший впереди.

Тропой оказалась протоптанная колея, которой не было видно ни начала, ни конца. Мне наперебой рассказывали о торговых караванах, которые ходят по этой тропе от Города к Городу. Из Города Травы везут сушеные водоросли, зубы речных мутантов и корнеплоды, а сюда привозят что-то другое. На каждые три дня пути по протяжению всей тропы вырыты колодцы, а кое-где даже выстроены простые хибары, чтобы путники могли провести ночь под крышей. Кажется, им нравилось рассказывать обо всем этом не меньше, чем мне нравилось слушать. Они получали удовольствие, доводя меня до крайней степени удивления, которое я теперь даже скрыть не пыталась.

– Почему же вы шли по пустыне, если так было и ближе, и безопаснее?

Сай рассмеялся:

– Эта дорога для тех, кто везет товары – у них нет других целей в путешествии. На ней уже не найдешь ничего интересного, совсем мало мутантов… Да и мы-то к крысоедам в гости заглядывали! – он подмигнул, но вместо ответного веселья вызвал очередной приступ грусти.

Чтобы отвлечься от внутренних переживаний, я начала расспрашивать Нала. Город Травы располагался недалеко от очень широкой реки. В ее водах водилось такое количество страшных мутантов, что никому до сих пор не удалось ее пересечь – другой берег можно было рассмотреть, только если сильно напрячь зрение. А жизнь здесь очень уютная – вода словно впитывает в себя жару, а потом отдает ее воздуху, оттого и климат мягче. Река не замерзает даже зимой. Горожане привыкли питаться мясом земноводных, но с радостью купят наших червеедов, которых видят на своих столах нечасто.

У меня рот от изумления вообще не закрывался от всех этих историй. А когда он рассказал о городской стене… Это сколько же сил, времени и камней ушло на то, чтобы ее выложить? В преддверии этого грандиозного строения, которое мне не терпелось увидеть, располагались целые поля, на которых колосились разные растения, пригодные в пищу. И там мы встречали людей, которые издали махали нам, приветствуя, а потом возвращались к своей работе на этих полях. Что же представляют собой эти обезьяны? Они почти защитились от мутантов, они осваивают все больше и больше растений, они разводят животных, они покоряют природу. А за городскими стенами они почти в полной безопасности даже зимой, когда голодные хищники особенно агрессивны. Я была зрителем рождения новой эпохи! Человек снова становится на вершину пищевой цепи. Если не в пустыне, но тут он точно хозяин! Новый виток человеческой цивилизации, о котором у нас даже не подозревают…

– Почему же вы все не живете тут, рядом с рекой, раз здесь уже есть практически все необходимое? – поинтересовалась я. – И зима, как ты говоришь, тут значительно мягче…

Нал улыбнулся, наверное, удивляясь моей наивности:

– Отраслевая специализация! Ты же прочитала много книг! – тут он прав, но ни в школьной программе, ни при самостоятельном изучении я не натыкалась на вопросы, которые не имели никакого значения в замкнутом пространстве – как строилась в древней цивилизации внешняя торговля, как утверждалось территориальное разделение труда – обо всем этом с нарастающим любопытством я узнавала только теперь. И читатель Нал мог во многом удовлетворить его: – Если бы все жили тут, то кто бы добывал меха, как это делает Город Солнца, кто поставлял бы камни и руду, кто рубил бы огромные деревья, которые в этой местности не растут? Каждый Город самостоятельно обеспечивает себя только основными продуктами, а все остальное получает из обмена. Но ты права, Город Травы – прекрасное место для жизни! Не зря же тут собралось столько народу… не знаю данные последней переписи, но тысяч пятьдесят уж точно имеется. Из-за большого населения у них есть законы, которых нет в более мелких Городах… И поэтому Совета у них целых три – Матерей, Ремесленников и Защитников. Конечно, Совет Матерей…

Я онемела. Пусть этот Город – самый большой, но… пятьдесят тысяч? А если вспомнить обо всех упомянутых Городах, то обезьян, по самым скромным подсчетам, наберется тысяч триста, а то и больше! Сотни тысяч людей, которые уже сделали невозможное… И каждый из них ненавидит «крысоедов». Каждый свято верит в то, что мои предки изгнали их когда-то давно из «подземелья», обрекая на смерть. А они выжили – вопреки всем предположениям выжили и почти построили новый мир, у которого есть будущее. Я не верила в эту легенду, но достаточно было того, что верят они. Все, чего им не хватает для того, чтобы цивилизация возродилась в полную силу – наших лабораторий, медикаментов, чтобы снизить уровень детской смертности, и стопроцентного укрытия на время зимы для женщин, способных рожать. Мы всегда боялись обезьян, но только сейчас я воочию убедилась, что угроза гораздо больше, чем мы могли себе представить.

Значение некоторых слов мне было неизвестно, но я не могла не восхищаться глубиной проработки таких вопросов. Эта цивилизация эволюционировала не спонтанно, а выбирала лучшие решения для текущей ситуации. Теперь я смотрела на Нала с еще большим восхищением – да такого грамотея у нас кластеры ученых, учителей и врачей разорвали бы на куски, не сумев поделить между собой!

Я успела увидеть уже много красивого, но река оказалась чем-то, что обесценило все предыдущее восхищение. Она блестела издалека – сразу за черной землей начиналась полоса серого сияния, простирающаяся до самого горизонта. Река шумела монотонно, но громко, закладывая уши. Река кричала голосами мутантов, которые выныривали иногда, нарушая идеальность текущей поверхности. Река оглушала и ослепляла своим величием. Это чувство было похоже на то, когда впервые слышишь песню, – только стократно увеличенное. В груди сжимается от боли и восторга, хочется одновременно и плакать, и кричать от счастья в полный голос – ответить реке на ее зов. Но сил не хватает ни на что – все эмоции собираются в горле так плотно, что их невозможно выплеснуть. Я даже пыталась остановить Шо, чтобы он замедлил шаг. Нал, а за ним и все остальные принимались смеяться, едва посмотрев на меня, но мне было все равно. Я опомнилась только тогда, когда городская стена закрыла обзор.

Дик решил меня поддержать. Он уже давно забыл об инциденте, произошедшем между нами. У них вообще не было принято долго хранить злость – даже те, кто с вечера разодрался, утром с веселым смехом вместе шли охотиться на птеродактиля. Наверное, просто делали вид, что обо всем забыли… Или правда забывали? А сейчас Дик шагнул ближе к мохнатому боку псины:

– Это нормально, Хани! Все впечатляются, когда впервые видят Большую Реку. Я так вообще чуть не обоссался от восторга, хотя до этого повидал немало речек поменьше! Так что не тушуйся… Крысоеду не грех и обосраться! Чего вы там видели, кроме своих стен?

Я улыбнулась ему за такие «теплые» слова. И хоть сердце до сих пор учащенно стучало, я подумала, что теперь не стану умолять жителей Города Травы взять меня к себе, чтобы каждый день смотреть на Большую Реку. Еще и месяца не прошло, как меня пленили, а я уже столько чудес увидела… Что еще впереди? А вдруг гигантские деревья окажутся еще красивее?

Едва мы миновали городские ворота, как все закрутилось. И в центре этой воронки оказалась бедная я. Сначала подходили их знакомые, радостно приветствовали, спрашивали о чем-то, но почти сразу же переключались на мою персону, не знающую, куда спрятать глаза.

Но я была вынуждена и видеть, и слышать. Слово «крысоедка» тут же привлекало и тех, кто просто мимо проходил. Меня пытались потрогать, особенно дети, с любопытством дергающие за штанину. Насколько я могла судить, вокруг темноволосых женщин было предостаточно! Может, волосы у них и не были настолько черными, но я все равно не должна была выглядеть слишком экзотично. Не такая уж и низенькая – я всего на полголовы ниже Тары. Может быть, бледноватая – даже полученный загар еще не сделал меня смуглой. Такие мелочи не оправдывают их больное любопытство!

Но дело, конечно, было не в этом. Наверняка они просто не могли определить, как ко мне относиться – ненавидеть, как они ненавидят любого «крысоеда», или любить, как они любят любую женщину. Попутчики моего смущения не разделяли – очевидно, сразу ожидали, что примерно так и произойдет.

Толпу впереди раздвинул рослый мужчина, разодетый в какие-то цветные тряпки. Его появлению мои знакомые были особенно рады.

– Лао! Давно не виделись! – начала Тара, а ее приветствие тут же подхватили и остальные. – Два года к вам не заглядывала, и ты перестал нас навещать!

Ее он крепко обнял, а остальным с улыбкой пожал руки, почти каждого называя по имени. Тут же махнул рукой, чтобы следовали за ним.

– Это Лао. Он раньше был торговцем, а сейчас входит в Совет Ремесленников Города. Очень толковый мужик! Он предлагает нам свой дом для ночлега. Так что радуйся, Хани, сегодня ты наконец-то помоешься и уснешь в настоящей постели!

Я пока не готова была радоваться. Квадрат у Лао был огромным, но насколько я поняла, почти все горожане жили в похожих. Вертикальные стены были накрыты сверху, а внутри выделено еще несколько квадратов. В первом стоял огромный по моим меркам стол, но даже за ним места для всех не хватило. Часть мужчин тут же расселась на полу, заполнив почти весь этот квадрат внутри общего квадрата.

А они неплохо обустроили быт. Столько пространства, что даже неуютно – будто на улице сидишь. Я заняла стул с краю и старалась поменьше привлекать внимание и самого гостеприимного хозяина, и его домочадцев – женщины с грудным ребенком, которая так и норовила подойти ко мне ближе. Хозяин сам вытаскивал какие-то продукты из ящиков и раздавал чашки, без устали задавая вопросы о путешествии. Громко смеялся, когда ему рассказали о том, как они запустили к нам зомби. Ну и на меня поглядывал, не скрывая любопытства. Все эти разговоры заняли очень много времени. Обсудили и то, с кем обменять червеедов на сушеные водоросли, как протекают дела в Городе Солнца, много ли детей появилось там за последний год. А когда все насытились и едой, и бурным обсуждением, Лао перешел к теме, заставившей меня снова внутренне сжаться:

– И что вы собираетесь с ней делать? Может, оставите у нас? Я дам очень хорошую компенсацию Городу Солнца! Тара, ты меня знаешь, не обижу.

Он предлагает меня купить! Как какого-то червееда – обменять на кучку пряностей! А Нал мне доказывал, что такого понятия, как «работорговля», у них нет – ну не соседа же соседу продавать, в самом деле! У них ее не было, пока не появилась я, что ли?

– Нет! – я выкрикнула, хотя не собиралась этого делать. Тут же снова притихла и поглубже вжалась в стул.

Лао шагнул ко мне ближе, улыбаясь. Он был высок – примерно одного роста с Саем, которого я поначалу считала гигантом. Возраст – немного за тридцать. Движения его были плавными, словно он вообще не привык напрягаться.

– Хани же? – он уточнил у рядом сидящего Торка, и когда тот ответил утвердительно, обратился ко мне. – Хани! Не нужно так переживать. Подумай хорошенько. Я обещаю, что буду обращаться с тобой бережно, ты не пожалеешь. А если родишь дочь, то обеспечишь себе лучшую жизнь, которую можно представить в Городе Травы, как и вообще во всем нынешнем мире.

– Нет, – вот именно с такой интонацией скулил До, когда у него болела лапа.

Мужчина понял, что от меня, кроме этих странных звуков, ответа не дождется. Тогда обратился к остальным:

– Что же вы там делали с ней, изверги, что она людей боится? Допрашивали? Юную девушку?

Теперь он говорил с ними даже не на равных, а как-то свысока. Наверное, положение хозяина дома давало ему такое право.

– Не допрашивали! – отозвался Дик обиженно, словно лично его обвинили в этом преступлении. – Просто…

– Просто, – подхватила Тара, – она уже носит ребенка Кирка. И если мы оставим ее тут, то Город Солнца не скажет нам за это спасибо, сам понимаешь.

У Лао сразу сменился тон голоса:

– Понимаю, конечно! Поздравляю, Хани, береги себя! А если потом захочешь приехать жить к нам – мой дом всегда к твоим услугам. Кирк, и ты прими мои поздравления! Это какой ребенок у тебя уже? Третий?

– Четвертый, – отозвался парень, при этом даже не взглянув в мою сторону. – Но третьего ждем только ближе к зиме.

Хозяин похлопал его по плечу, но добавил с некоторым хвастовством:

– А у меня уже семеро, – он кивнул в сторону женщины, то ли укачивающей младенца, то ли подпрыгивающей на месте от любопытства. – И шестая дочка!

Странно, но никто из присутствующих не выдал, что про меня прозвучала откровенная ложь. Даже про Нала никто не заикнулся! Все принялись тут же поздравлять Лао, а Тара попросила у женщины подержать ребенка на руках. Вопрос о моей продаже больше не поднимался.

Намытая в горячей ванне, разнеженная, я улеглась на кровать, которую хозяин выделил нам с Кирком. К счастью, тот почти мгновенно уснул, а я все же пробралась поближе к Налу, который с остальными разместился на полу. Он мне шепотом и объяснил, что вранье про Кирка было лучшим решением и способом не обидеть хозяина дома, который много раз оказывал им гостеприимство. Естественно, что «отцом моего ребенка» мог быть и Пак, просто Тара сказала то, что первым пришло на ум. Да и логично предположить, что я сама бы выбрала молодого Кирка. Кстати, Пака почти сразу же утащила в свой дом какая-то старая знакомая. У их женщин вообще нет ни стыда, ни совести.

Поняв и приняв все эти аргументы, я окончательно успокоилась и вернулась в кровать. Кирк тут же обнял меня, при этом даже не проснувшись. Словно его рука действовала по какой-то привычке. Я терпела и не шевелилась, боясь разбудить его. Ведь прекрасно знала, как быстро и легко спокойный Кирк превращается в дракона. Так и уснула, смирившись с тем, что он почти всем телом прижимается ко мне.

Мы провели в Городе Травы три дня. И в это время все были заняты делами: Нал встречался с местными читателями, многие уже на следующий день нашли себе женское общество, Чату и Торку выдали задание – выменять шкурки на подарки для всех матерей и женщин, которые ждут их дома. Вечером я с восхищением рассматривала семнадцать платков – каждый своего оттенка. А Кирк купил щенка-девочку. Единственная сука, которая оставалась в Городе Солнца, может умереть от старости до того, как произведет свою преемницу, как объясняли мне. Там они только недавно начали разводить псин, поэтому еще ощущалась жесткая нехватка плодовитых особей – таким образом, этому приобретению все радовались. В особенности Шо с До – правда, те виду не показывали, с подозрением принюхиваясь к новенькой.

Тара же все время нянчилась с ребенком, словно веселее в жизни ничего не делала. Они вместе с Чи – женщиной, что жила в этом доме – мне постоянно пытались всунуть в руки это орущее и сморщенное чудовище.

– Да не бойся ты, Хани! Подержи ее! Смотри, какие глазки – мамины!

Если я чего и боялась, так что эта маленькая обезьяна с «мамиными глазками» обгадит мне штаны! В итоге, когда Нал позвал меня на рынок, я с радостью согласилась. Хоть и понимала, что снова столкнусь с уличным любопытством.

Рынок представлял собой не сборище различных торговцев, а один длиннющий прилавок с несколькими продавцами. У горожан были установлены обменные курсы – например, шкурку червееда можно обменять на мешочек сухой морсянки или на два платка. Если же появлялся новый товар, то цена устанавливалась в ходе переговоров – иногда довольно длительных.

Компанию нам составили Дик и, конечно, Кирк, который принимал на себя хотя бы часть всеобщего любопытства. Теперь не все норовили ткнуть в меня пальцем, многие обращалась напрямую к «счастливчику». Поступила и пара десятков предложений мне на будущее, я улыбалась глупо, как болванка, но ничего не отвечала. Всего на две шкуры червееда и одну кожу птеродактиля мне купили подходящую обувь и новую одежду: штаны, рубаху и легкую куртку. Нал предлагал купить мне и платье – это такой цветной мешок с дырками для головы и рук, который женщины надевали на себя и подвязывали на поясе. Платья были разной длины – от доходящих до пят до едва закрывающих попу. По улице ходили дамы и в тех, и в других. Но я отказалась – мешки эти словно были предназначены для того, чтобы все окружающие мужчины могли рассмотреть величину твоей груди и тонкость твоей талии. Даже длинные были сшиты из таких материалов, что струились по ногам… Ну и чего они хотели от мужчин, выряжаясь в такие одежды? Чтобы те только об «этом» и думали? Когда ко мне подходили уж слишком близко, Кирк за локоть подтягивал меня к себе, этим останавливая всех любопытных. У них не было в порядке вещей бороться за женщину, которая уже выбрала себе мужчину, да к тому же носит его ребенка.

Детей вокруг было множество, и никто не раздражался, когда те что-то вытворяли. Наоборот, буквально каждый норовил или погладить по голове, или дать вкусную ягоду. Потому-то их чада и избалованы донельзя! У нас бы просто прибили на месте ту девчонку, которая ухватила с прилавка какой-то товар и кинула на землю. А тут нет – добродушно пожурили, подняли уроненное и сделали вид, что ничего не произошло.

На утро третьего дня мы собирались в путь. Пойдем по торговой тропе, а значит, впереди у меня еще пара недель до того, как моя жизнь снова кардинально изменится – ведь неизвестно, как отреагируют Матери на мои просьбы. К тому моменту я была уже рада покинуть Город Травы – за такое короткое время меня сильно утомил бесконечный шум. Под землей тоже никогда не бывало совсем тихо, но детских визгов – уж точно поменьше. Да и личное пространство у нас уважали больше – по крайней мере, никто не стал бы трогать тебя без причины – только если это твоя девушка или на танцах, когда приходится держаться за руки.

Лао лично провожал нас и еще раз обратился ко мне, чтобы я обдумала мысль о переезде. По его словам, когда я устану рожать Кирку сыновей, наступит самое время рожать ему – Лао – дочерей. Через пару-тройку лет примчусь да уговаривать еще буду! Все вокруг рассмеялись. Я тоже не сдержала улыбки от абсурдности сказанного.

Едва мы отошли от Города Травы, как «моим мужчиной» сразу снова стал Нал. Все понимающе закивали – вероятно, думая о том, как непросто мне было притворяться столько времени. И хоть я и сейчас притворялась, но облегчение испытала невероятное – все же в обществе Нала я чувствовала себя куда спокойнее. И разве не его имя останавливало Кирка от того, чтобы за две проведенные на одной кровати ночи он ни разу не попытался меня снова… своим языком… фу! Как же мне повезло, что среди обезьян родился настоящий человек!

– Нал, а спой «Матушкины слезы»!

– Для тебя все, что угодно, солнышко!

Спасибо, Отец, что даровал мне этот день. Будь милостив – подари мне следующий.

Глава 8

Кирк

Вначале мне это даже смутно нравилось – такое острое сочетание приятных эмоций, которые совсем немного граничат с раздражением, а оттого и ощущаются ярче. Но уже через несколько дней раздражение стало зашкаливающим, перечеркивающим все приятное. Теперь при взгляде на Хани я испытывал гораздо больше злости, чем трепета. А это уже совсем не похоже на возвышенное волнение подростка. В моей голове родился и расширялся, завоевывая все новые и новые территории, абсолютный негатив, который начал распространяться не только на нее или Нала. Промахнувшемуся на охоте Дику хотелось врезать, а Торка за подгоревшее мясо – прибить. И чем дальше, тем больше. Проанализировав свое внутреннее состояние, я пришел к выводу, что проблема зиждется только в этой болезненной навязчивой идее, что Хани непременно должна была сначала принадлежать мне, а потом уже выбирать кого угодно. Эдакое ни на чем не основанное чувство собственности – матушка дала бы мне оплеуху, озвучь я ей подобные мысли. Но любую навязчивую идею, тем более такую нелепую, можно научиться игнорировать.

И как всегда, я успешно справился с поставленной перед собой же задачей. Со временем и думаться стало легче, и смотреть на старого друга проще. Теперь я не выискивал подвоха, не зацикливался на том, какими глазами смотрит она в его сторону, когда тот поет. Несмотря на то, что в некоторых сферах я был кромешно избалован, я никогда не был рабом своих желаний. И теперь не стану.

Правда, слух сам улавливал все, что непосредственно касалось нашей новенькой. Оказалось, что полушепотом она обращается не собственному отцу, а к некой абстрактной фигуре, которую Нал обозначил, как «бог». Такое мировоззрение, основанное на вере в какую-то сверхъестественную сущность, сотворившую мир и следящую за каждым человеком, чтобы после смерти воздать всем по заслугам, было типично и для древних людей. Так что крысоеды не изобрели колеса. Нал терпеливо объяснял, что религия помогает людям быть лучше, безропотно придерживаться норм и самостоятельно держать себя в рамках. С другой стороны, религия упрощает и контроль над такими людьми. Картина становилась все полнее. Допустим, если нужно ограничить рождаемость, то гораздо проще внушить людям, что секс и зачатие – отвратительны «богу», вместо того, чтобы следить за каждой спальней. И хоть мысль о том, что подземелье небезгранично, я обмозговывал не раз – только теперь становилось все предельно ясно. Ее нежелание сближаться с мужчиной было всего лишь необходимым крысоедам стереотипом, внушенным с самого раннего детства, обличенным в ауру религии. Но если это противоречит природе, то любой стереотип можно переломить – это и сделал для нее Нал. С чем их обоих и поздравляю.

В общем, ее история разрешилась благополучно, чего не скажешь об остальных крысоедках. Но не идти же нам под их ворота с лозунгами, предлагая свои услуги в отказе от стереотипного мышления? Возможно, ее выдуманный друг просто позволяет ей справиться с накопившимися переживаниями, потому что она не умеет с ними справляться по-другому? Их не учат искать ответы в себе и самим себя судить, потому-то она ищет поддержку и оценку своих действий извне.

Удивительно, но все последовали просьбе Нала безропотно. Даже Дик с Саем ни разу не упомянули Отца при ней! А до сих пор в этой компании запретных тем не было. Последнюю границу перешел Сай, когда рассказывал нам о цвете своих фекалий после того, как обожрался какой-то степной травы. Я думал, что уж после этого ничего запретного быть не может – и гляди-ка, появилось! Нахождение рядом Хани меняло нас, хоть она сама об этом и не подозревала. Уже многие в ее присутствии начали выбирать выражения – и хоть полностью отказаться от обсуждения постельных похождений мы физически не могли, но эти самые похождения теперь были облечены в какую-то почти невинную форму. Будто сам Отец смотрит на нас с осуждением через глаза Хани, а нам от этого становится неловко. Смешно. Но, кажется, именно это факт и означал, что мы окончательно приняли ее в свой круг со всеми ее заскоками. Да и она старалась слиться – уже шла наравне со всеми в общем темпе часами, а на Шо садилась, когда окончательно выбивалась из сил. С ее характером она найдет себе место в Городе Солнца.

Сколько же охотников мы пытали до смерти, задавая вопрос о численности их населения? А оказалось, что вся эта кровавая кашица была ни к чему. Достаточно было привести Хани в Город Травы и посмотреть на ее лицо – она совсем не умела скрывать свои эмоции. Такого количества народа она прежде не видела – факт. Ставлю на то, что крысоедов не больше двадцати пяти тысяч, скорее всего, и того меньше. Там или вообще нет детей, или их очень мало, судя по ее реакции. Ее взгляды на горожанок тоже о многом говорили. Например, о том, что женщины одеваются примерно в те же наряды, в котором мы ее захватили: широкая рубаха и штаны. Все нацелено на то, чтобы поменьше привлекать к себе внимания. И хоть сама она ни слова не сказала об их укладе, за последний месяц мы узнали о крысоедах больше, чем за все предыдущие годы.

По всему, мне б только радоваться ее присутствию. Я всеми силами старался радоваться. Но воспоминание о том, как прижимал ее к себе ночами в Городе Травы, как целовал тогда на пустыре, выжигало внутренности – сумасшедшая смесь нежности, влечения и злости. Пришлось снова усилием воли переключить мысли – все в порядке, пройдет. А если не пройдет, то потом сделаю все возможное, чтобы она пришла и в мой дом. Но это потом. И только если не пройдет. А пока лучше просто держаться от нее подальше. Но если бы ее вообще не было, то жизнь была бы куда проще.

На пятый день путешествия домой нас ожидало целых два сюрприза – один другого хуже. Сначала Тара подняла руку вверх и очертила резкий круг – знак опасности, потом молча указала пальцем в сторону. Далеко, очень далеко от нас виднелось коричневое пятнышко. Вот это уже настоящий паук, а не какой-то там розыгрыш. Насколько я мог судить, особь была одна и чем-то явно увлеченная – вероятно, отловила уже себе сытный обед. Это давало нам шанс остаться незамеченными. Все без лишних разговоров прибавили шагу, переходя на бесшумный бег. И только Хани громко спросила:

– Что случилось? Куда все заспешили?

Я зажал рот ей рукой – и почему снова именно я оказался рядом? – и двинул ее тело к подбежавшему Шо. К счастью, она не стала спорить и сопротивляться – любой шум мог привлечь внимание паука даже с такого расстояния. Мы спешили убраться отсюда подальше, надеясь миновать опасность. Некоторые пауки вырастали до размера небольшого дома, а значит, и пищи им требовалось колоссальное количество. Их слух, обоняние и скорость были направлены на то, чтобы дать им шанс выжить. Наши уже несколько лет не видали этих мутантов, почему мы и стали надеяться, что или радиация, или голод добили последних из них. Естественных врагов в пустыне у них не было, а нам оставалось только дожидаться, когда они вымрут сами. Ну а сегодня единственным шансом для всех было просто тихо уйти. К сожалению, малышка Ло, как мы назвали купленного щенка, была настолько мала, что за нами не поспевала, хоть и пыталась быстро семенить, догоняя своих собратьев. Лишь бы лаять не начала. Я бежал рядом с Шо – так и он чувствовал себя спокойнее, и контролировать его легче, если что-то пойдет не так.

Замедлили бег уже через очень длительное расстояние, облегченно улыбаясь. И не успели мы полностью отойти от пережитого волнения, как нас ждало новое.

Кто-то с более острым зрением уже начинал смеяться, распознав одинокую фигуру на тропе. И я вскоре с удивлением узнал нашего старого знакомого. Он поднял обе руки вверх ладонями вперед, вероятно, этим демонстрируя, что пришел не воевать.

– Еще пальцев нам принес? – среагировал Дик первым.

– Закари! – счастливо или удивленно крикнули сверху, но я остановил Шо. – Закари!

Тогда она спрыгнула на землю – пришлось перехватить ее саму, чтобы даже не думала рыпаться.

– Я пришел поговорить! – начал крысоед, едва мы все остановились перед ним. – Я предлагаю…

– Как ты нашел нас? – перебила его Тара.

Теперь он оторвал взгляд от Хани и посмотрел на командира:

– Вы пришли с востока, когда схватили нас, а потом направились на запад… Охотники знают про эту дорогу, соединяющую ваши поселения, поэтому я предположил, что рано или поздно вас на ней встречу.

Так себе предположение. Мы могли возвращаться в обход, могли и остаться в Городе Травы на месяц погостить. Наверное, если бы он нас тут не дождался, то отправился бы дальше – искать свою милую уже в Городах. Глупо, абсурдно, смешно и храбро.

Сай возмутился:

– Крысоеды знают о тропе! То-то я смотрю, что все кусты вокруг обгажены.

Тара взмахом руки остановила его.

– И чего же ты хочешь, крысоед? Чтобы мы закончили с тобой то, что начали?

Парень, несмотря на свою молодость и явно неблагоприятный для него расклад, вел себя уверенно:

– Хотели бы закончить, сразу бы и закончили! Я решил, что с вами можно договориться, хоть вы и обезьяны.

Никто не стал отвечать, дожидаясь продолжения. Но он снова посмотрел на Хани, которую я был вынужден прижать к себе, чтобы она не рванула вперед.

– Ты в порядке, Кханника?

Она снова попыталась вырваться, но после безуспешной попытки ответила:

– Да! Они… они не обижали меня! Клянусь Отцом, что они не причинили мне вреда! – и при этом таки извернулась, чтобы зыркнуть на меня – то ли намекая, что я был единственным, кто ее обижал, то ли негодуя, что я не позволяю ей броситься в объятия соплеменника.

На лице крысоеда отразилось явное облегчение. Тогда он снова повернулся к Таре:

– Раз так, то теперь я уверен, что мы сможем договориться. Поскольку и в вас есть что-то человеческое…

– Говори уже! – не выдержал Торк. – Хочешь обменять пару крысиных хвостов на свою подружку?

– Почти, – парень кивнул, а я в очередной раз поразился его самообладанию. В голову пришла мысль, что несмотря на его приземистость и некрасивое лицо, любая женщина согласилась бы жить в его доме. Любая! Так почему же он хочет забрать нашу? Сам он поднял с земли набитый чем-то мешочек и обозначил: – Лекарства.

Мы переглянулись. Если он не врет – а он вряд ли бы пришел сюда, чтобы блефовать – то такого количества таблеток хватит, чтобы надолго обеспечить целый Город даже в случае вирусной эпидемии.

– Или мы можем просто тебя убить, – резонно заметил Дик. – Забрать и лекарства, и нашу Хани.

Парень достал из-за пазухи огнестрел, направил вверх и пальнул в воздух, чтобы ни у кого не возникло желания поддержать озвученную идею.

– Если не ошибаюсь, в этой модели всего шесть патронов! – вставил и свое научное мнение Нал. – Или ты надеешься, что мы подождем, пока ты перезаряжаешь?

– Ты прав, обезьяна. Осталось пять. Это значит, что я могу успеть убить пятерых из вас.

Мы не обменяли бы жизнь даже одного из своих на этот мешочек – мы вообще не привыкли вести торг по таким вопросам. Оглушающий звук выстрела был точно выверенным ходом, останавливающим нас от необдуманных шагов.

– Так и что? – крысоед теперь обращался ко всем, переводя взгляд с одного лица на другое.

– Нет! – сказал это я, хотя должен был сказать Нал.

Но по взглядам друзей уже понимал, что вопрос не настолько однозначный. Тишину нарушила сама Хани:

– Закари… – совсем тихо, неуверенно. – Где ты их взял? За девушку бы никто не стал платить выкуп…

Опа, еще одна деталь. За девушку бы не стали, но за мужчину – вполне бы могли? Интересно. Но об этом можно подумать позже – когда я отпущу ее, и она вернется в свое подземелье навсегда. А ее запах – травы, перемешанной с какой-то пряностью – полностью выветрится из памяти.

И вот только теперь на лице парня уверенность исчезла:

– Я… Кханника, это все потом… Сейчас главное…

– Вот же дурак… Что ты наделал… – прозвучало так тяжело, что свидетельствовало о каких-то серьезных проблемах.

Я же понимал, что вопрос уже решен – осталось только кому-то произнести это вслух. Ведь никто не станет всерьез настаивать на том, что Городу девушка, которая еще и утверждает, что бесплодна, нужна больше, чем такое количество медикаментов. Как я ни пытался, не мог придумать ни единого аргумента в пользу другого варианта. Единственным аргументом могло бы стать желание самой Хани, которая захочет остаться с Налом – но странное дело, они словно вообще позабыли друг о друге. Подсознательно решив проверить эту гипотезу, я отпустил ее – и она тут же бросилась к Закари, даже не взглянув на своего мужчину! Вот так, а еще час назад я считал, что она полностью вошла в наш круг.

– Ребята… – такой голос у Сая я слышал нечасто – верный признак беды.

Я резко повернулся и вздрогнул, увидев приближающуюся к нам коричневую точку. Схватил арбалет – то же самое сделали все остальные, начиная рассредоточиваться полукругом. Должно быть, звук выстрела привлек все-таки внимание паука, хоть мы и отошли на безопасное расстояние, и теперь весь предыдущий разговор потерял смысл. Переживем следующие десять минут – вернемся к мелочам.

Без жертв не обойдется. Арбалетный болт, даже попавший прямиком в лоб, не останавливает паука сразу. Даже если мы все с первого выстрела попадем в голову этого слишком быстрого хищника – он все равно успеет убить многих. С бешеной скоростью паук увеличивался в размерах, приближаясь к нам. Еще несколько секунд. На пути у него первой будет малышка Ло, которую я сам толкнул туда – слишком маленькая добыча, но если паук отвлечется хотя бы на пару секунд, это кому-то из остальных может спасти жизнь. Взрослые псы нагружены, и сейчас нет времени их высвобождать. Но они все равно помогут – уже сосредоточились и тихо рычат.

Чтобы болт смог пробить череп паука, стрелять придется с небольшого расстояния. Мы увеличивали радиус охвата, чтобы хищник не покалечил сразу всех. Когда уже можно было рассмотреть и огромную зубастую пасть, и желтые глаза с вертикальными зрачками, все перестали дышать. Я выстрелил первым – паук только слабо вздрогнул. Видимо, болт не пробил кость – надо подходить ближе. Вечно голодный, он все же ухватил Ло и замер на месте, пережевывая. Огромный. Может, и не самая крупная особь, но и не детеныш. Полетевшие со всех сторон арбалетные болты только разозлили его, но пока не причинили заметного вреда. Кажется, Тара попала ему в висок, он зарычал от боли и чуть не упал, но все же снова восстановил равновесие и кинулся на того, кто был ближе. Дик умер не сразу – сначала взвыл, когда паук сломал ему позвоночник, и только через несколько секунд утих. Теперь мутант уже не отвлекался на еду, увидев в нас угрозу. Мы убьем его – часть болтов попадает в цель. Но скольких из нас он успеет убить до того?

Выстрел. Крысоед уже стоял рядом со мной, а потом шагнул и вперед. Паук припал на передние лапы, но начал подниматься. Второй – и снова в голову. Третий. Четвертый. Пятый. Только после этого туша замертво рухнула на землю.

Слишком много, чтобы обо всем думать сразу. Слишком много. Дик погиб, но никто и не рассчитывал, что мы обойдемся всего лишь одной жертвой. Крысоед привел к нам паука, или мутант все же сразу унюхал нас и пошел по следу – сейчас уже неважно. Важно, что крысоед спас нас. Потратив все патроны. Зная, что теперь мы сможем сделать с ним все, что угодно – а в том, что мы не щепетильны, он уже убедился лично в нашу первую встречу. Не побоялся остаться перед нами беззащитным, ведь он мог просто дождаться, когда паук прикончит нас, а уже потом начинать стрелять. Если все крысоеды такие, то я больше не позволю себе называть их трусами.

Теперь уже исход нашей встречи был понятен. Ни у кого бы не поднялась рука на человека, который стоял рядом против общей опасности. Ни у кого бы не хватило совести забрать у него лекарства силой.

– Уходите, – тихо озвучила Тара всеобщую мысль. – И будьте осторожны.

Я долго смотрел в сторону, куда они ушли. Шкуру с паука снимут и без моей помощи – наша экспедиция стала невероятно удачной в плане добычи. Не повезло только задире Дику – мы похороним его прямо тут, а его матушка станет кричать и плакать, когда мы принесем в ее дом печальную весть. А потом все будут слушать историю о крысоедке – и многие, конечно, не поверят, что мы ее так просто отпустили, если она вообще была. Закари бросил мешок с лекарствами на землю и обнял Хани, а потом они ушли. Она не обернулась, ей даже в голову не пришло попрощаться хоть с одним из нас. Я сильно ошибался в том, что близким можно сделать того, кого принудили к этому. Все время она играла свою роль, чтобы выжить. И при первой же возможности хотела вернуться домой. Все ее кажущееся хорошим отношение к Таре или Налу – это был единственный способ существования, который мы ей предоставили. Кто осмелился бы винить ее в том, что она даже не оглянулась?