Две жизни Лидии Бёрд Силвер Джози
– Только для количества? – Щеки Райана розовеют.
Почему он задает такой вопрос? И одну ужасную секунду я думаю, что он готов, запинаясь, признаться мне в любви, и я в панике, хотя и понимаю, что это глупо.
– Просто ко мне подходил один парень и спрашивал, не передам ли я тебе это.
На мгновение меня охватывает нелепейшее облегчение, я рада, что не поспешила и не брякнула какую-нибудь чушь. А потом до меня доходит смысл сказанного, и я густо краснею, заметив в руке Райана сложенный листок. Выхватываю записку из его пальцев, как будто она горит, и швыряю в свою сумку скорее для того, чтобы положить конец этому разговору, чем для того, чтобы узнать, что в ней написано.
– Я не читал, – неубедительно врет Райан и даже в глаза не смотрит.
– И я не собираюсь. До встречи.
И поскольку неловкость разрастается до катастрофических размеров, я быстро сажусь в машину и хлопаю дверцей.
И от злости на себя нечаянно даю задний ход. Нужно было отказаться, когда Кейт попросила меня выйти на замену.
Отъехав подальше, я намеренно поворачиваю в сторону только что достроенного дома и останавливаюсь на обочине. Здесь все дома из одинакового красного кирпича, безликие и новенькие, но они приобретут характер, когда новые обитатели – какие-нибудь воодушевленные молодожены – посадят перед ними деревья или повесят на окна нарядные занавески. Мой взгляд останавливается на табличке, сообщающей мне, что я нахожусь в тупике Глициний. Прищуриваюсь в попытке придать немного блеска этому унылому углу. Плакат впереди сообщает, что непроданными остались всего два дома, так что здесь явно живут большие надежды. Ловлю себя на том, что возвожу взгляд к небу: я наполняюсь цинизмом при виде таких оптимистичных веяний. Но все же немного кривлю душой. Ведь я почти ощущаю живую пульсацию в своей сумке на пассажирском сиденье: как будто та записка сдерживает дыхание, предвкушая, как ее наконец развернут, и тогда она запустит новую цепь событий. Однако, хотя мои пальцы уже тянутся к ней и касаются бумажки, я продолжаю оценивать возможности: смять ее, не заглядывая внутрь? Или…
Можно даже открыть окно машины и выбросить записку, став первым человеком, намусорившим в тупике Глициний. Вот только я не из тех, кто так поступает. Меня приводят в бешенство люди, которые беспечно оставляют после себя разного рода мусор: окурки на пляже или обертки от сэндвичей в парке. Говорю себе, что я не из тех, кто пакостит вокруг себя, достаю записку и разворачиваю, прижав к рулевому колесу.
Привет, Лидия!
Я заметил, что у тебя не было бейджика, и потому предположил, что ты не собиралась принимать участие в вечерней истории. Кстати, для протокола, я тоже не собирался. Обычно я такого не делаю, но тут случай особый: пытаюсь вырваться из рутины повседневности, потому что в последнее время она для меня стала слишком унылой. Ну, как бы то ни было… Я просто подумал, может, мы могли бы как-нибудь вместе выпить кофе или чая или заглянуть в какой-нибудь вегетарианский уголок, где все гуляют нагишом, если это тебе по душе. Может быть, я слишком напорист и забегаю вперед, а потому просто пишу свой номер, тебе решать. А я буду искренне рад снова тебя увидеть. Крис.
Почерк у него не слишком неряшливый и не слишком аккуратный, и он не нарисовал что-нибудь вроде смайлика. Записка короткая, но когда я пробегаю ее глазами, время как будто замедляется. Слышу слова, звучащие между строк, и кое-что понимаю насчет Криса. Ему пришлось пережить какие-то трудности. Сомневаюсь, что его трудности сравнимы с моими, и мне тут же становится стыдно за эту мысль. Мне бы следовало сначала узнать побольше, а уже потом делать такие выводы.
Но я могу предположить, что Крис не принадлежит к породе бестолковых романтиков. Учитывая то, что он пришел на вечер экспресс-свиданий, скорее слегка самонадеян, или бесстрашен, или всего понемножку. Я не добавляю отчаяние, потому что никто на этой вечеринке не выглядел уж слишком отчаявшимся. И наконец, он, в общем, не особо серьезно воспринимает самого себя, если об этом можно судить по его шутке насчет гуляния нагишом. А мне только того и нужно. С учетом нашей короткой встречи всего этого достаточно для того, чтобы позволить ему проскочить в комнату ожидания моей жизни.
Наяву
Пятница, 14 июня
– Я теперь в ширину такая же, как в высоту, – ворчит Элли, хлопаясь на мой диван. – Придется мне сидеть здесь, пока не рожу. Не смогу встать.
– Ты выглядишь идеально. Настоящая Мать-Земля.
Большими и указательными пальцами я изображаю некую мудру, как истинная йогиня.
– Идеально круглой, – фыркает Элли. – Мои ноги еще там, на месте? Я их уже месяц не видела. И кстати, у тебя здесь ужасно жарко.
Я отворачиваюсь, чтобы она не заметила мою улыбку, и открываю окно. Элли совсем не выглядит сияющей и всем довольной беременной. Она ворчлива и требовательна. Когда я заходила к маме на прошлой неделе и встретила там Дэвида, он признался, что все сильнее боится за свою жену. Он утверждал, что время от времени Элли становится Джекилом, но в основном бывает Хайдом. Каждый сантиметр, который их дочь прибавляет к талии моей сестры, соответственно понижает ее порог терпения. Мама пыталась улучшить настроение Дэвида, объясняя, что беременность оказывает временное психотическое влияние, что с ней тоже так было. Потом вдруг сообщила, что во время схваток так сжимала руку моего отца, что сломала ему два пальца. Если бы она могла снова пережить день моего рождения, думаю я, изменилось бы только одно: она сломала бы ему все пальцы. Или вырвала руку из сустава, лишив даже малого шанса на то, чтобы стать хоть сколько-нибудь приличным серфером. Ну, как бы то ни было, суть в том, что теперь бедняга Дэвид боится еще и получить травму, и это удлинило его персональный список тревог. Дэвид из породы людей, все и всегда планирующих. Он просто теряется в ситуации, которую не может взять под контроль.
– Чая? – спрашиваю я.
Элли потирает ладонью глаза, под которыми залегли темные круги.
– Думаешь, мне еще недостаточно жарко?
Я напеваю строчку из песни: «Думаешь, твоя подружка кажется такой же горячей, как я?» – хотя и знаю, что это лишь ухудшит настроение сестры.
– Я уже никогда не буду выглядеть горячей, – стонет она.
– Переживешь, – смеюсь я. – Что, воды со льдом?
Элли пожимает плечами, недовольно соглашаясь:
– Даже если я сразу после этого захочу писать, я не смогу встать с этого чертова дивана!
– Я тебя подниму.
От меня не ускользнуло то, что мы постепенно поменялись ролями с тех пор, как Элли забеременела. В прошлом году она изо всех сил старалась помочь мне сохранить рассудок, а в этом я пытаюсь отплатить ей за доброту. В первые месяцы ее беременности я постоянно пополняла ее запасы имбирных бисквитов, а позже стала держать у себя в холодильнике кубики льда, потому что Элли все время было жарко, вне зависимости от погоды. Знаю, что Дэвид это ценит. «Надежность в количестве», – мрачно сказал он мне пару недель назад. К тому же из-за работы он порой по несколько дней не бывает дома. Наверное, это эгоистично, но мне самой так легче, я все время чем-то занята. И я рада тому, что мне есть на ком сосредоточиться: не нужно покупать еду на одного и гадать, чем заняться в выходные. Я и не осознавала прежде, что позволила себе в такой степени стать зависимой от Фредди. И только теперь, принимая все до единого решения самостоятельно, осознаю, насколько это легче, когда рядом есть кто-то, с кем можно разделить груз повседневности, пусть даже такой небольшой, как обед.
Впрочем, на самом деле как раз это я и решала за нас обоих. Но когда рядом нет человека, которого можно о чем-то спросить и для которого можно что-то приготовить, становится так скучно. Именно поэтому я порой ограничиваюсь тостом. Или бокалом вина.
– Что это?
Я оборачиваюсь на голос Элли – не слышала, как она появилась из гостиной. Мне даже в голову не пришло спрятать записку Криса, которая лежала между чашками на кухонной полке с тех самых пор, как мы с ним встретились на молчаливом экспресс-свидании. Честно говоря, я просто не знаю, что делать. Хотела выбросить, но почему-то не смогла. И поскольку так и не понимала почему, то положила листок на полку и почти забыла о нем. Плохая была идея, как теперь оказалось, поскольку записка решила выскользнуть из-за чашек и улеглась текстом вверх, чтобы все могли ее видеть. Или, что куда более вероятно, чтобы ее увидела Элли.
– Кто такой Крис?
Я замерла на месте, уставившись на сестру, перед широко распахнутой дверцей холодильника. Ледяное облако не помогло согнать краску с моих щек.
– Никто. – Я решаю говорить как можно меньше.
– Ну-у-у… нет, – ворчит Элли, снова просматривая записку. – Это кто-то, кому хочется угостить тебя кофе.
Ставлю на стол ее стакан и закрываю холодильник, чтобы протянуть время.
– Я не сделала ничего плохого! – наконец брякаю я.
Элли садится и придвигает к себе стакан.
– Лидс, присядь-ка на секундочку, – командует она.
Не хочу садиться и не хочу говорить об этой записке, но выполняю просьбу сестры, потому что в ее глазах появляется стальной блеск и она с угрожающим видом поглаживает свой живот.
– Ну-ка рассказывай! – требует Элли.
Съеживаюсь, как будто вернулась в школу и учитель поймал меня на том, что я передала кому-то записку. Моргаю слишком быстро, а потом продолжительно, глубоко вдыхаю:
– Это просто один парень с молчаливого экспресс-свидания.
Глаза Элли расширяются от удивления.
– Ты ходила на свидание? Когда? Где?
Я в отчаянии таращу глаза:
– Ох, ну конечно, я никуда не ходила, черт побери! Я помогала организовать в городском общественном центре! Это моя работа, Элли, только и всего! И не думала принимать участие, просто одна из женщин вдруг отказалась в последнюю минуту, нужно было ее кем-то заменить. И так уж вышло, что под рукой оказалась только я. У меня выбора не оставалось, и уж поверь, меня это ничуть не развлекло.
Я не собиралась говорить резко, но это получается само собой.
– Перестань, – с серьезным видом просит Элли.
– Перестать – что? Я ничего не сделала. Просто сидела там и смотрела на всех по очереди пару чертовых минут, потом пересаживалась, как положено, вот и вся история!
– Я не об этом, бестолочь, – устало произносит сестра.
И я вижу в ее глазах непролитые слезы, когда она возводит взгляд к потолку и качает головой.
– Не говори никому, – прошу я, чувствуя себя предательницей. – Особенно маме.
Элли раздраженно втягивает щеки:
– Бога ради, Лидия, я не сержусь на тебя, и не сужу, и ничего плохого не думаю, если тебе вдруг такое показалось!
Но она попала в точку, конечно. Черт! Мне кажется, я вот-вот разревусь.
– Ты ведь прекрасно знаешь: я ни за что не согласилась бы, если бы Фредди по-прежнему был здесь, так?
Она тянется к моей руке, слезы наконец катятся по ее щекам.
– А ты знаешь, что незачем объяснять мне это. Но на самом деле его здесь нет, а ты слишком молода, чтобы вечно оставаться одной. Мы все тревожимся за тебя.
– Я не одна. – Я нервно сглатываю. – У меня есть ты и мама, а теперь еще и малыш скоро появится. И я очень занята на работе, сама знаешь, постоянно хлопочу…
Я умолкаю, потому что и сама слышу, как жалко это звучит. Конечно, у меня есть и другие друзья, но Элли всегда играла главную роль, и мне на самом деле не слишком нужен кто-то еще. Если я проводила время не с ней, то, как правило, с Фредди. Моя жизнь была полна до краев в узком кругу близких. Я никогда и не представляла себе такого времени, когда Фредди исчезнет, Элли займется собственной семьей, а мне придется бродить по своему пустому дому и на ужин пить вино.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – говорит сестра. – Я довольно давно хотела поднять эту тему, просто не представляла, как это сделать. Ты знаешь, как все мы обожали Фредди, но, как ни тоскуй, его не вернуть.
Я киваю, тру щеки, и мне ужасно хочется рассказать ей, что на самом деле есть способ вернуть Фредди и как это чудесно – ускользать в другую реальность. Элли как будто копается в собственной голове, выискивая точные и правильные слова.
– В общем… я и Дэвид, да и мама тоже… мы все думаем, что было бы совсем неплохо, если бы ты немного расширила свой круг общения.
Она слегка морщится, договорив это, и приподнимает плечи, боясь моего отклика.
– Расширить круг общения? – медленно повторяю я, и тут до меня доходит, и это осознание леденит, словно мне внутривенно ввели холодный соляной раствор. – Ох, поняла… Я слишком вам надоедаю.
Элли явно ошарашена.
– Что? Нет, Лидия, ничего подобного! Нет!
Но я не понимаю, потому что слышу только одно: я чересчур много места занимаю в их жизни, просто повисла на них, Элли и Дэвид хотят наконец остаться вдвоем, да и мама устала от тревоги обо мне.
Им всем необходимо вернуть свою обычную, нормальную жизнь, и это переводится так: я должна найти других людей и другие места, чтобы проводить свое время. Отлично! Просто отлично! Я резко встаю из-за стола и включаю чайник, потом берусь за чашки, чтобы хоть чем-то занять руки.
– Чай?
– Я не хочу чая, и я не думаю, что ты нам надоедаешь, – говорит Элли тихо и ровно. – Я бы никогда такого не сказала, и тебе это известно.
Я оборачиваюсь, прислоняюсь к кухонной стойке.
– Все в порядке, – с трудом произношу я, не в силах скрыть боль. – В любом случае ты права. Ты будешь слишком занята, когда родится ребенок, а у мамы теперь есть Стеф… так что… – Я пожимаю плечами.
Стефан, или Стеф, – это некто, кем увлечена мама. В последние месяцы она несколько раз упоминала его имя. Стеф сказал то, Стеф сделал это… А потом, пару недель назад, когда я без предупреждения заглянула к маме после работы, то обнаружила его на кухне. Он ел макароны с сыром. Мама впала в панику и покраснела, как будто их застукали в постели, а не просто за ужином перед телевизором. Она проводила меня до двери, когда я придумала предлог, чтобы уйти, и пробормотала что-то о том, что они просто друзья и Стеф заглянул на минуточку проверить ее ноутбук, а она как раз готовила и предложила ему поужинать… Это наименьшее, что можно было сделать, ведь он сэкономил ей целое состояние, иначе пришлось бы нести компьютер в сервис…
Мне хотелось сказать ей, что она вовсе не обязана оправдываться передо мной и я только рада буду, если она кого-то найдет… Мы с Элли провели немалую часть своей подростковой и взрослой жизни в попытках убедить ее завести роман. Хотя должна признать, что прямо сейчас момент показался неудачным. Но это чистый эгоизм с моей стороны, ведь так? И по правде говоря, мне бы не хотелось, чтобы она упустила шанс, который может больше и не подвернуться. Просто… Просто я почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.
– Ну и каков он? – Элли постучала пальцем по записке. – Этот Крис.
Я благодарна ей за то, что она решила игнорировать мою враждебность.
– Да я на самом деле и не помню его, – отмахиваюсь я; это правда и в то же время неправда. – Ну, показался вполне милым.
– Привлекателен? – продолжает спрашивать Элли.
Я хмурюсь. Пожимаю плечами. Вру:
– Просто… обычный.
– То есть не хочешь говорить, – с легкой язвительностью комментирует сестра. – Ты ему позвонишь?
– Вряд ли, – качаю я головой.
К счастью, Элли не пытается выведать у меня подробности.
– Сестренка, никто не заменит Фредди, но это не значит, что ты никогда снова не сможешь быть счастлива.
– Да, – соглашаюсь я.
Я не говорю ей, что именно это и пугает меня. Мысль, что кто-то сделает меня вновь счастливой. Может, я и не помню в подробностях лица Криса, но помню чувства, которые он пробудил во мне. А еще, что в те несколько мгновений я вообще не думала о Фредди Хантере.
– Если честно, выглядел он неплохо. Не слишком серьезно к себе относился.
В глазах сестры вспыхивает надежда, но она старается себя не выдать.
– В чашке кофе безусловно нет ничего серьезного.
– Как скажешь. Но я вполне могу пролить ее на себя, и дело закончится ожогами третьей степени.
Элли улыбается на мою глупую шутку:
– Или ты можешь просто-напросто отлично провести время.
– Я подумаю об этом. – Не хочу связывать себя обещанием.
– Только не затягивай, – советует сестра. – Он кажется милым.
– Не думай об этом. – Я беру записку и складываю вдвое. – И я серьезно… бога ради, не говори маме!
– Обещаю, – отвечает Элли, потом с отвращением смотрит на стакан с водой. – Этот чертов лед уже растаял!
Ох… ну вот, опять она за свое.
Телефон словно обжигает мне ладонь. Элли ушла полчаса назад, а я все так же сижу за кухонным столом, передо мной лежит записка Криса. Держу телефон и пытаюсь решить, хватит ли у меня храбрости послать ему сообщение. Хочу ли я этого? Может, я просто хочу доставить удовольствие Элли? Наверное, нет, учитывая, что я сохранила записку. Но в любом случае, что сказать? Вновь перечитываю немногочисленные слова, от волнения мне становится жарко. Я не внесла номер Криса в свой телефон, поэтому открываю окошко сообщений и что-то набираю, не боясь, что нечаянно нажму кнопку «отправить».
Привет, Крис, это Лидия, помнишь, с экспресс-свидания?
Фыркаю и стираю сообщение. Сколько Лидий он может знать? А если он успел обо мне забыть, то, возможно, лучше не хлопотать вообще?
Привет, как твои…
Черт, нет, это ужасно!
Привет, что…
Черт побери! Ну почему это так трудно?
Привет, Крис, думаю, мы могли бы встретиться в том вегетарианском нудистском заведении, если твое предложение в силе? Лидия (с экспресс-свидания).
Вычеркиваю слова в скобках. Ничего лучше придумать не удается. Сообщение короткое, легкомысленное, прими или забудь. Я набираю номер Криса и нажимаю «отправить» прежде, чем успеваю испугаться и пойти на попятный. А потом роняю голову на стол и испускаю протяжный стон.
Ему не понадобилось много времени для ответа – максимум десять минут. Я вполне одобряю такую скорость – она говорит о том, что Крис не из тех, кто играет просто ради игры.
Привет, Лидия, рад получить весточку от тебя. Я работаю на дому, так что вполне свободен. Дай знать, где и когда тебе подойдет, и я буду там. К.
Во сне
Понедельник, 17 июня
– Он задержится на работе, – сообщает Джона, ставя на кофейный столик чашку кофе для меня.
– Он прислал тебе эсэмэску? – спрашиваю я.
Джона кивает:
– Говорит, чтобы начинали без него.
Я делаю большие глаза и из-за того, что Фредди опаздывает, и из-за того, что он выбрал путь наименьшего сопротивления, предоставив Джоне известить меня об этом. Уже девятый час вечера, черт побери! «Начинать без него» значит, что он не собирается принимать участие. Это бесит. Мы договорились составить план подготовки к свадьбе. Речь, прежде всего, о музыкальном сопровождении, ведь Джоне необходимо подумать. А сейчас я как раз в квартире Джоны. Я довольна тем, что он все еще не перебрался к Ди. Это предположительно должно было произойти раньше, но домохозяйка буквально умоляла его остаться на пару месяцев, пока не найдет нового арендатора. Это очень похоже на Джону – учитывать в своих планах кого-то другого. Домохозяйка, пожилая женщина, частенько поднимается из своей квартиры в цоколе, чтобы послушать, как Джона играет.
Я здесь бывала не слишком часто, потому что Джона чувствует себя как дома в нашей гостиной.
А это пространство весьма соответствует моему другу. Гостиная завалена всяким барахлом, одну стену занимают полки с книгами и виниловыми пластинками, в эркере стоит пианино… Гостиная успокаивает. Или могла бы успокаивать, если бы я не злилась на Фредди из-за того, что он снова предоставил мне самой заниматься устройством свадьбы.
– Как поживает Ди? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.
– Прекрасно. Уже строит планы на твой девичник.
– Мне следует поинтересоваться?..
Джона усмехается и качает головой:
– Я поклялся держать все в секрете.
Не знаю, что сказать.
– В музыке не должно быть ничего религиозного, – заявляю я. – Это светская церемония.
– Ладно, – соглашается Джона, рассматривая полки с пластинками.
В руке он держит чашку с кофе. Он босиком, в потрепанной футболке с изображением Роллинг стоунз, как какая-нибудь отставная рок-звезда.
– Традиционное или?..
Я качаю головой:
– Нет, что-нибудь более личное. И уж точно не «Вот идет невеста» или что-то в этом роде.
Джона ставит чашку на низкий подоконник и садится за пианино, чтобы наиграть первые прекрасные ноты свадебного марша. Я устраиваюсь на серо-коричневом в белую полоску диване, поджимаю под себя босые ноги и испускаю жалобный стон:
– Не заставляй меня нервничать!
Джона смеется и мгновенно переходит к «Somewhere Over the Rainbow», вопросительно глядя на меня. Я смотрю в глубину своей кофейной чашки, врасплох захваченная чувствами, потому что в этой песне есть нечто болезненно совпадающее с моментом. Слишком болезненно, так что я встряхиваю головой.
– Что-нибудь из The Beach Boys? – спрашивает Джона.
– Не думаю, что я что-то знаю.
В том, что касается музыки, Джоне, вообще-то, следовало бы застрять где-то в шестидесятых. Он обожает Элвиса и Стоунз, но всегда возвращается к Битлз.
– Ну, это ты наверняка знаешь. – Он наигрывает первые ноты чего-то, что я сразу узнаю.
– Да, это знаю! – Я беру блокнот и карандаш. – И мне нравится. Как это называется?
– «God Only Knows», – отвечает Джона.
Я разочарована.
– Ничего, связанного с Богом!
– На самом деле оно и не связано, – возражает Джона.
Но я не убеждена.
– Может, что-нибудь из Битлз?
Он наигрывает мелодию одним пальцем, в другой руке у него снова чашка. За пианино Джона выглядит как нельзя более дома.
– Может, это не совсем подходит, – бормочет он. – Или «All You Need is Love?»…
Он опять ставит чашку и играет вступление, но я при этом вижу перед собой сцену из фильма «Настоящая любовь».
– Нет, не хочу ничего такого, что в день нашей свадьбы напомнит Фредди о Кире Найтли, – смеюсь я.
– Справедливо, – усмехается Джона.
– Ох, боже, а вдруг мы ничего не подберем? – пугаюсь я, собирая свои волосы на макушке и закалывая их в узел.
Джона покусывает нижнюю губу:
– Могу я кое-что попробовать?
Я киваю, заранее благодарная за любое предложение.
Он берет несколько аккордов, потом останавливается, встряхивает руками, начинает снова. Думаю, это еще одна из мелодий Битлз, и вроде даже узнаю ее, но ни в чем не уверена, потому сосредоточиваюсь. Джона напевает о ярких звездах в темном небе и о неувядающей любви, и по моей щеке сползает слеза – это абсолютно идеально.
– Мне нравится, – говорю я.
– Одна из моих любимых, – кивает Джона.
Я тянусь к блокноту и записываю в верхней части страницы: «И я ее люблю».
Наяву
Вторник, 20 июня
– Рада видеть тебя снова. – Ди встает и целует меня в щеку. – Спасибо, что пришла. Боялась, что ты сочтешь это немного странным.
Она осторожно улыбается, бросает на меня загадочный взгляд из-под ресниц. Мы в кафе неподалеку от моей работы. Электронное письмо Ди застало меня врасплох этим утром: она спрашивала, можем ли мы встретиться во время ланча. Я встречалась с Ди периодически по разным поводам, но только когда они были вместе с Джоной. Мы так и не стали очень уж близки, по крайней мере не настолько, чтобы просто дружески встречаться поболтать. И тем не менее мы здесь. Я помахала Ди, когда увидела ее за столиком в углу, и заказала кофе, а она встала мне навстречу и чмокнула в щеку до того, как я успела опуститься на стул напротив нее.
– Как дела?
– Отлично! – Она водит пальцами по ручке своей чашки. – Работы много.
Я улыбаюсь, когда официант ставит передо мной кофе, и судорожно придумываю следующую реплику. Это не так уж легко – разговаривать с Ди в отсутствие Джоны.
– Полагаю, ты пытаешься понять, зачем я тебя пригласила? – спрашивает она.
Ценю ее прямоту.
– В общем, да, – признаюсь я, но невольно добавляю вежливо: – Хотя, конечно, приятно с тобой встретиться.
Это очень по-британски. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать что-нибудь о прекрасной погоде.
На Ди сегодня канареечно-желтый топ и черные легинсы, темные волосы туго стянуты в хвост. Она выглядит как человек, не вылезающий из спортивного зала, и вполне могла бы демонстрировать спортивную одежду на подиуме.
– Мне нужно попросить у тебя совета. Ну, вообще-то, даже помощи… – Она сбивается. – Это насчет Джоны…
Меня охватывает страх.
– С ним все в порядке?
Она кивает, потом нервно поводит плечами:
– И да и нет. Я всерьез беспокоюсь за него. Он не желает говорить со мной о том несчастном случае, мгновенно умолкает, стоит мне упомянуть имя Фредди.
Я смотрю на нее через стол, вижу, как она вертит на запястье плетеный браслет и прикусывает губу. Похоже, ей пришлось основательно набраться храбрости, чтобы пригласить меня сюда сегодня.
– Я никогда не встречалась с Фредди, – объясняет Ди. – Я имею в виду, что знаю, конечно, об их дружбе и знаю кое-что о случившемся, но в остальном я в полной темноте. Даже фотографий Фредди не видела. Можешь поверить?
Не думала, что Джона такой скрытный со своей девушкой. Он ведь всегда отличался болтливостью, был куда разговорчивее, чем даже Фредди. Теперь же, когда думаю об этом, вдруг понимаю, что и мы с ним не слишком часто говорим о несчастном случае. Конечно, я и сама не хочу вновь и вновь проходить через все это, наверное, потому и не замечаю ничего необычного в его поведении. Когда-то я выдержала его горестный отчет об аварии на дознании, а после Джона о том дне не упоминал. Во всяком случае, до того момента, когда неприглядная правда вырвалась у него на семинаре для понесших утрату. Мы часто болтали о Фредди, но о несчастном случае… Нет, помалкивали.
Я роюсь в сумке в поисках телефона, потом перелистываю фотографии, нахожу снимок, на котором он вместе с Джоной. Это занимает не слишком много времени. Ди всматривается в дисплей моего телефона.
– Вау! – после долгой паузы произносит она. – Я его совершенно не таким себе представляла.
– Не таким?
Я не совсем понимаю, что она подразумевает.
– Мне казалось, они должны быть похожи на братьев, наверное, – поясняет Ди, а потом улыбается и, возвращая мне телефон, добавляет: – Он был очень красивым. Должно быть, ты отчаянно по нему тоскуешь.
Что можно сказать на это? Прошло шестнадцать месяцев со дня его смерти, и – да, я каждый день по нему тоскую? Или: конечно, я тоскую, но иногда втайне встречаюсь с ним в параллельной вселенной, и это заметно успокаивает мою боль? Да, но я стараюсь продолжать жить, и, вообще-то, у меня скоро встреча с парнем, с которым познакомилась на экспресс-свидании?
Все это правда, но не думаю, что Ди действительно пришла сюда поговорить об этом, потому просто киваю и напряженно улыбаюсь.
– Может, они и не походили на братьев внешне, но они именно такими и были, – заявляю я. – Джона почти все школьные годы провел в доме Фредди.
Я не добавляю, что в собственном доме Джоны жизнь была весьма далека от идеала. Наверное, она уже знает о его прошлом, а если и нет, не мое дело посвящать ее в детали. Мэгги, мать Фредди, как-то раз сказала мне, что на десятый день рождения Джоны подарила ему их старый горный велосипед, долго простоявший в сарае, – это был единственный полученный им тогда подарок. И она поняла, что Джона не умеет ездить на велосипеде, только когда увидела, как он неловко перекинул ногу и попытался нажать на педаль. Мэгги выудила его из канавы, промыла разбитое плечо, а потом потратила две недели на то, чтобы научить держаться в седле. Они занимались этим на заднем дворе дома Фредди. Пожалуй, это была не та история, которую Джона захотел бы рассказывать, и вряд ли ему понравится, если я поделюсь ею с Ди.
– Мне кажется, ему полезно было бы сменить обстановку. – Ди снова нервно кусает губу.
– Каникулы? – предполагаю я. – Ну, если хочешь его приятно удивить, не тащи его в слишком жаркие края, он не любитель солнца. Италия бы подошла. Какие-нибудь исторические места, ему может понравиться.
Ди явно смущена.
– Я, вообще-то, думала о чем-то более долговременном, – наконец говорит она. – Моя мама несколько лет назад переехала в Уэльс, теперь живет в прекрасном месте, по-настоящему прекрасном, там можно подолгу гулять.
– Уэльс? – встревоженно переспрашиваю я.
Знаю, что там живут родные Ди, они с Джоной ездили туда на Рождество, но что она имеет в виду, говоря «долговременно»? Ведь не переезд же?
Ди сжимает в ладонях чашку и вздыхает:
– Ты заметила круги под его глазами? Он плохо спит, не садится за пианино, даже радио включает на те дурацкие болтливые станции, чтобы в машине не звучала музыка. Я могу по пальцам пересчитать случаи, когда он смеялся по-настоящему, как будто чувствует себя виноватым…
Я уже почти не слышу ее слов, потому что мой ум не желает воспринимать мысль о переезде Джоны в Уэльс. Возможно, наш город ничего особенного не значит для Ди, но это дом Джоны. Их с Фредди дружба зародилась на этих улицах, в этих пабах. И здесь осталась ДНК их юношеских лет, всей нашей жизни. Я уже достаточно взрослая и понимаю: в мире нет ничего вечного, но слишком уж многое изменилось, и эгоистическая часть меня желает, чтобы то, что осталось, уже не менялось.
– Не знаю, Ди. Здесь он, по крайней мере, в окружении знакомых мест и людей. Может, ему сейчас именно это и необходимо.
