Время одуванчиков Афанасьев Александр

– А кто?

– Откуда нам знать?

– Вы края знайте. Там девчонку догола раздели. Мать у нее работает в горисполкоме. Ровно это не пройдет.

Раздели – сегодня тоже не понять, что это такое. Пустые полки были не только по продуктам – одежды тоже не было, голяк на полках. А одеваться хочется. Начали придумывать – обмен одеждой. Поношу и отдам. Потом отдавать перестали. Потом начали требовать – снимай. Потом начали отбирать, избивая.

– Точно не мы.

– Да? А где вы позавчера были?

Мы молчали. Марков поднялся.

– Черные вас ищут, – сказал он, – на рынок не суйтесь, и вообще, будьте пока тихо. А так… Молодцы.

14 мая 2021 года. Белогорск, Россия

День сегодня какой-то…

Сутолочный день.

Уже в глубокой ночи я подъехал к свечкам – комплексу из двадцатипятиэтажных высоток, стоящих в центре города. При СССР – у нас запрещали строить выше девяти – не по чину. Сейчас – вот так. Строили, конечно, не мы, москвичи – но все стройматериалы на площадку мы поставляли. Сейчас у меня еще одна идея появилась – пятьдесят этажей. Зачем? А для того чтобы область на карте России выделялась. Только и всего. Чтобы все понимали, что мы не в убогом совке живем, а в двадцать первом веке. Чтобы приехали потенциальные инвесторы, посмотрели и сказали – да, ребята. Это место что-то да значит. И если они такое могут у себя сделать – значит, тут и деньги есть, и распоряжаться ими умеют. Давайте-ка с ними законтачим…

А еще это делается для того, чтобы рождающиеся здесь, в городе пацаны и девчонки смотрели на все на это и понимали – для жизненного успеха совершенно не обязательно уехать сначала в Москву. Деньги есть и здесь. Дела тоже. Более того – если все правильно обстряпать – их тут будет даже больше. В Москве много зарабатываешь, это верно. Но сколько – отдавать?

– На сегодня всё.

Охрана вопросов не задает. Она знает, к кому – я.

С тех пор, как мы разбежались с Крысой, узаконили то, что давно надо было сделать, похоронили смердящий труп нашего брака и поставили крест – у меня нормальных отношений какое-то время не было. Почему? Ну… не то чтобы развод мне травму причинил… это только слабаки так говорят – развод причинил мне травму. П…ц.

Вместе с пацанами поехал в Тай. Там мне стало так противно – не выскажешь. Я понял, что не могу так – просто покупать мясо, как делают все остальные. Не мое это… как общественным платком сопли вытирать, представили? Но и второй раз пройти через горнило брака – я не хотел. Один раз хватило, спасибо.

Знаете… наша проблема с Крысой была в том, что у нас было слишком мало общего в этом браке. Дети? Да, дети. Но понимаете… если у вас есть деньги, то с детьми становится намного проще. Можно спихнуть их на нянек и жить для себя. Крыса это быстро поняла. И так и сделала.

Мне всегда было интереснее на работе, интереснее с людьми, интереснее дело делать. А ей оказалось интереснее жить для себя, что бы это не значило. Если бы она посвятила себя детям, я бы смог жить в семье, пусть и без любви. Если бы она пошла на работу… любую работу, хоть училкой в школу на пятнадцать тысяч, по диплому – я бы принял и это. У нее работа, у меня работа – каждому своё.

Но она не сделала ни того ни другого.

В какой-то момент я понял, что живу с женщиной, которая меня просто не уважает. То, что я делаю – она воспринимает как должное. То, что она косячит – я должен иметь дело с последствиями этого. Поговорить нам не о чем. Оправдаться за свою жизнь – мол, я всю себя посвятила детям, в то время как ты … – она тоже не могла, да и не собиралась. Ей не нужны были никакие оправдания, она была самодостаточна в том, что творила. И в оправданиях не нуждалась.

Тогда я просто принял решение и из семьи ушел. Всему есть предел.

Постепенно – родилось и новое решение. Мне тогда еще Мозг говорил – не заводи интрижек на работе, не гадь, где живешь, аукнется потом. Но…

Получилось, как получилось.

А пока я тут душу вам наизнанку выворачивал, лифт поднял меня на двадцать пятый, куда мне и нужно. И за сим на сегодня прощаюсь.

Телефон зазвонил, когда было четыре часа ночи – но я проснулся. Сразу.

– Алло… да…

Я посмотрел на часы, которые положил у столика. Тускло светил тритий.

Четыре почти.

– Я сейчас приеду.

Дурное предчувствие накинулось на меня.

– Что? – спросил я, понимая уже – что ничего хорошего?

– Фабрика горит.

Твою мать…

– Сильно?

Алена не ответила. Я подошел к окну, откинул темную штору. Везде где я жил – висели эти шторы, и они всегда были опущены, даже на двадцать пятом. Зарево было видно даже отсюда.

Да, сильно…

Примчалась Алена

– Я поехала…

– Я подъеду чуть позже. Не надо чтобы мы приезжали вместе.

– Хорошо. Дверь закрой.

– Будь сделано…

Вот так вот. Алена управляющая на фабрике. На пять лет младше Крысы, на десять – меня, но мудрее лет на сто.

По крайней мере, нам есть о чем поговорить, и мне ничего не надо мучительно объяснять – она и так все понимает.

Хлопнула дверь. Ключ у меня есть, закрою.

Достал телефон, включил. Глядя на далекое зарево, набрал Мозга.

– Спишь?

– Что…

– Ткацкая горит.

– Горит?!

– Из дома видно.

– Твою мать…

– Ты туда?

– Да. Там на месте встретимся.

– Давай.

Дал отбой – и тут меня как током дернуло.

А что если поджог на то и рассчитан? И кто-то там сидит сейчас со снайперской винтовкой и ждет?!

Паранойя? А то, что произошло за последний день – это как все объяснить? С чего это вдруг начались мутные мутки – и тут же фабрика загорелась? А?

С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление – несчастные случаи не происходят.

В дверь позвонили, когда я почти оделся. Я глянул в глазок, только потом открыл. Дверь из 7мм-ой бронестали, с доводчиком. Глазок – электронный.

Охрана…

– Александр Иванович… мы за вами.

– Сейчас. Только оденусь…

Оденусь…

Двадцать пятый – не шутка. Открыл окно, высунул руку. Там кондей стоял, сверху прикрытый – от осадков. Я высунул руку, нащупал пакет, припрятанный между кондиционером и крышей, осторожно потянул на себя…

Ну да, пистолет. Один из лучших – Глок-19. Я так обычно при себе не ношу, чтобы не провоцировать ментов – но иногда выхода не остается.

Как сейчас.

– На фабрику, Александр Иванович?

– Что я там забыл? Посмотреть, как деньги мои горят? Давайте, на металлобазу. И телефоны выключить…

Далекое прошлое. 1992 год. Белогорск, Россия

От автора

Вот вроде, совсем немного времени прошло от тех времен, о которых будет здесь рассказ. Четверть века – что такое четверть века по историческим меркам? Ничего. А что изменилось?

Всё.

Попробую кратко – как было тогда.

Вот представьте себе –мобил нету. И интернета нету. То есть совсем нету. Ни про какие социальные сети – никто слыхом тогда не слыхивал. Мобилы были у долларовых миллионеров, бригадиров бригад и прочего – и только поговорить. Минута разговора стоила несколько долларов.

Твоя социальная сеть – это твой двор, твоя школа, твоя компания. Всё. Одни и те же лица изо дня в день – и никого не забанишь, они всегда будут рядом, если не пойдут в армию, в тюрьму или их не убьют.

Вся информация – или из газет и журналов или из телека. Но на прессу денег нет.

Денег вообще нет. Во многих местах не знаешь, заплатят ли зарплату и когда. Некоторые – не получали годами, но как то жили. Но если и платят – хорошо если хватает на самое необходимое. Про то чтобы пойти посидеть в кафе – речи не идет, такое себе позволяют максимум на день рождения и то не всегда и не все.

Машина – это роскошь, даже если это десятилетний Жигуль. Ремонтируют всегда сами, для чего мужики целыми днями сидят на гаражах. Бабы руками стирают, плюс – сидят на огородах. Огороды есть у всех, иначе не выжить. Зимой все едят свою картошку.

Никаких кредитов. Проценты по кредитам заоблачные, но и так не дают. Нет денег на самую примитивную бытовую технику, все советское. Стройка везде кроме самых крупных городов – почти остановлена, потому что квартиры никто не покупает. Денег нет.

Отовариваются все на рынках. Супермаркеты – это для богатых. Никаких брендовых вещей – все одеты в самый дешевый Китай или то, что осталось от СССР. Вещи носят до тех пор, пока они не превратятся совсем уж в тряпки. Никто не меняет вещь в носке просто потому что она больше не нравится или вышла из моды.

В политике полный бардак. Меняются премьеры, голосят депутаты – но толку от этого ноль. Лучше не становится. У всех четкое понимание, что завтра может начаться все что угодно – например, гражданская война. Или придут, передернут затвор автомата и скажут – выметайся из квартиры. Бизнесом заниматься нормально нельзя – кругом вымогатели и кидалы. Кидают все и всех. Единственный закон – умри ты сегодня, а я – завтра.

Единственный путь наверх – это подростковая группировка. Потом банда. Но это был не только способ зарабатывать деньги (вымогая их у других). Уровень насилия тогда был очень высоким. Могли избить, убить просто так – чтобы сорвать злость на ком-то. Единственный способ избежать этого – самому представлять опасность, причем чем больше, тем лучше.

Представили все это?

А теперь представьте, как жили пацаны, которым в те годы было… четырнадцать… шестнадцать… двадцать лет. Перспектив никаких. Что дальше будет – непонятно. Из развлечений – бабы, бухло, может мотоцикл или дешевая машина.

Ничего не было ценно и дорого. Не было чего-то такого, что было страшно потерять. Изо дня в день – все одно и то же, одни и те же рожи, одни и те же дворы, учеба, которая надоела и которая все равно не даст возможностей для достойной жизни. Если ничего не ценно, совершить преступление очень просто, ничего не удерживает тебя от этого. Одно, потом еще одно, потом еще и еще.

Выхода – нет.

Можно много говорить про то что есть сейчас – да, есть проблемы. Но по крайней мере «сейчас» есть и «завтра» тоже есть. И наверное платить пятнадцать лет за ипотеку лучше чем жить в развалюхе с родителями и знать, что ты никогда из нее не выберешься.

Вот, как то так. Судить нас, тогдашних – просто. Но чтобы иметь право судить – надо самому пожить, посмотреть. Или просто – попытаться представить и примерить на себя. Тогда и говорить.

И да, еще одно. Когда кто-то говорит или думает что ему нечего терять – он сильно ошибается. Только в 1992 году стало понятно, что терять все же есть чего. Но было уже поздно.

Год 1992. Первый год новой России.

Страна развалилась как-то тихо и буднично, никто не понял, что тогда произошло. Она развалилась без грохота орудий, без митингов, без криков и грохота автоматных очередей – все это было, но было где-то далеко. Может, где-то кто-то в республиках и хотел отделения, думал о том, что вот без русских, своим умом – уж заживем. В России все прекрасно понимали – нам никуда не деться от нас же самих. Мы – были есть и будем, со всеми нашими пороками и недостатками. И потому осень все провели задницей кверху – копая картошку. Участки тогда были у всех и многие еще брали десяток – другой соток в поле – под картошку. Земля каменная, не удобренная, колхозная – непонятно, как вообще такая земля может хоть что-то рожать. И чего – выписывали навоз, на горбу таскали, лопатой раскапывали каменную землю. Страна готовилась уходить в зиму, и никто не знал, что будет весной, многие ждали голода. В ту осень сушили сухари, я это точно помню…

Зимой объявили о том что цены теперь свободные. Я это тоже помню – в тот день они практически не изменились, инфляция началась потом. Вообще, хлеб у нас не пропадал никогда. Не было сахара – это да, потому что сахар все покупали мешками и складывали под кровать. В то время многие варили варенье – сахар точно пригодится…

Если пару лет назад диковинкой были купюры в сто рублей – то в этом году напечатали пять и десять тысяч. На них уже не было Ленина…

Что касается меня – я тогда заканчивал школу и думал, куда поступать. Неопределенности не было никакой. Никто не знал, кто будет завтра и что будет завтра. Люди ничего не планировали. Но самое главное – в обычном обществе с вопросом можно подойти к отцу, к матери. Тут – ни к кому. Вся жизнь отцов, матерей, дедов, прадедов – была в один момент смыта в унитаз. И даже речи не было о каких-то там преступлениях режима, как сейчас говорят – не до того было. Никто не стал бы ни в чем каяться, просто посмотрели бы как на дурака. Просто – развалилась страна, общество, начали закрываться заводы и фабрики, не платили зарплату уже. Какой режим, какой тридцать седьмой год, о чем вы? Тут не знаешь, завтра есть деньги на еду или нет.

Я много потом понял и принял для себя за правило – никогда не иметь дело с голодными людьми. На таких нельзя положиться ни в каком варианте. Это полный бред то что пишут в литературе – мол, он бедный, но честный. Бедный человек – чаще всего дурак для начала. Или лентяй. Но честных среди бедных – я практически не встречал. Только когда человеку есть что терять – у него и ответственность реальная появляется.

Так вот, в последние годы перестройки – наши пацаны ездили в Москву одеваться. Как это выглядело – ватаги провинциальных пацанов добирались до Москвы (в том числе издалека, в Москве, например, одевались казанские) и рассыпалась по городу – грабить. Грабили обычно женщин, детей, подростков – кто послабее. Могли сработать ларек или квартиру – но это уже профи, по квартирам в чужом городе особо не полазаешь. Идете вы по улице – навстречу ватага, двое или трое достают ножи – снимай шапку, пальто. Сшибать шапки – это и преступлением то не считалось. Смех – но тогда деньги брали редко, потому что деньги мало что стоили. Потому кошелек часто со смехом оставляли терпиле. Ценилась одежда – ту, что не станешь носить сам, сдашь скупщику. Нормальной одежды, да и вообще одежды было так мало, что порой подержанная вещь стоила дороже, чем новая. Понятно, что никаких телефонов не отнимали – какие тогда телефоны?

Еще тогда были популярны «раздевания» машин – но этим занимались в основном местные. Вышел утром во двор, ба! – а машина стоит на кирпичах, потому что шины украли. Одно время говорят, еще лобовые стекла вырезали – дефицит был. Доходило до того, что по ночам с машин могли сливать бензин…

Ездили обычно на выходные. За уик-энд совершали по пять – семь групповых грабежей и разбоев. Милиция такие дела практически не раскрывала. Вообще, тогда весело было – некоторые пацаны, уходя в армию, уже имели за спиной до сотни нераскрытых преступлений.

Но можно было нарваться на местных. Особенно свирепствовали любера – те качались и ходили с палками и цепями. Чужака могли забить до смерти.

Что касается меня – то моя преступная карьера началась с… зажигалки.

Недалеко от моего дома был коммерческий ларек. Тогда это было важно – были ларьки от магазинов, а этот был коммерческий, так на нем и было написано. Это была такая стальная халабуда, сваренная на заводе и покрашенная половой краской. За мощными решетками виднелись ряды бутылок и блоки сигарет.

Я пошел в ларек – а тогда ценники писали от руки. Мне нужна была зажигалка, и я не увидел, сколько она стоит. Подал деньги продавцу – тот удивился.

– Ты чо, пацан. Ты за эти деньги собрался зажигалку покупать?

– А сколько она стоит?

– Кусок она стоит!

Куска у меня не было…

Я отошел, но недалеко, и стал думать, что что-то в этом мире не так. Эти деньги – я копил… и долго копил вообще то. Но я ни до чего не додумался – меня окликнули.

– Саня! Санек, ты?

Я подошел к старому Москвичу-412.

– Чего?

– Чо стоишь, горюнишься?

– Да так.

– Слышь, съезди с нами.

– Куда.

– Да тут недалеко. Постоишь за компанию.

Я подумал – а почему бы не съездить?

Дальше – мы подъехали к кооперативному кафе, вышли. Там была еще одна машина. Ларик сказал – пацаны, тут постойте – а сам пошел внутрь. Я ничего не вкуривал, но уходить было как-то стремно.

Потом появился Ларик, веселый. За ним продавец вынес огромный противень с выпечкой и чебуреками. Как потом оказалось – это нам…

Вернулись во двор, купив по пути еще какой-то газировки, ядовитого цвета. Начали все это есть, потом Ларин отозвал меня в сторону, сунул пачан бабок. Там было десять штук. Я удивился.

– За что?

– Ну ты же с нами был. Твоя доля.

Я подумал – так-то неплохо.

Уже через два месяца мы поставили этот ларек под крышу. Грузанули, короче. Когда я первый раз пришел получать – продавец узнал меня и побледнел. Но я его бить не стал – зачем? И из товара ничего бесплатно не взял – хотя крыша имела право брать все что угодно.

Вообще, чтобы вы понимали психологию рэкета и чем мы изначально отличались от прочих рэкетирских групп – рэкет был примерно тем же, чем в Средневековье были рыцари. Рыцари – людьми считали только других рыцарей, прочие же были для них не более чем плебсом, податным населением. И как и рэкетиры – рыцари ненавидели купцов и деловых.

Было распространено мнение – торгаш не человек. Это говорилось вслух, это не скрывалось. Торгашей ненавидели все- и с чего бы любить торгашей представителям социального дна, из которых и комплектовались группировки рэкетиров. Да ни с чего. Их и не любили. Своими считались те, кто двигался так же как и ты, кто бился с тобой на ринге и на стрелках, ходил к одному и тому же тренеру… короче, свои. Торгаш был чужим, обобрать его считалось святым делом и непреложным правом, он обжимал народ, а рэкетиры обжимали его. С них кормились и их же ненавидели. Были случаи, говорят, в Питере – когда братки брали у торговцев продукты, а потом формировали продуктовые наборы для нищих стариков и старух. Я сам не видел – но говорят, было и такое.

Торгашей разводили, имитировали наезды чтобы снять два раза дань, кидали, обирали вдвое, когда к примеру бригадир по пьяни разбил свой Паджеро и надо ремонтировать. Потому кстати ничего удивительного, что когда пришел Путин – братков удалось выкорчевать очень и очень быстро, а торгаши с чувством глубокого удовлетворения восприняли усиление государства, даже если оно начало закручивать гайки, и если начались отъемы бизнеса.

У нас было все иначе. Общение с Львом Игоревичем не прошло задаром, мы много чего выслушали и поняли – по крайней мере, я точно понял – что торгаш тоже человек. Система заставляла обмеривать, обвешивать, продавать из-под полы и с заднего хода – система, а не люди. И это надо понять. Я и до сих пор считаю, что разгрома движения силами милиции и ФСБ можно было бы избежать, если бы главные по движению поняли простую как мычание вещь: торгаш – это тот кто тебя кормит и другой кормушки у тебя не будет. Если бы начали в свое время хоть немного соображать, то может и не получили по пятнадцать – двадцать лет срока.

Вскоре о нас пошла слава как о людях вменяемых, которые торгашей не щемят и могут войти в положение…

Далекое прошлое. 1993 год. Белогорск, Россия

Девяносто третий год –это год, когда все стало проясняться…

В армию я не пошел – потому что поступил. Как то я этот год был одновременно и в группировке и вне ее. Я никогда не был членом группировки формально, просто я дружил с Лариным и с кем-то еще и время от времени в чем-то принимал участие. Милиция тогда на нас не обращала внимания, потому что мы были шпаной. В то время как город делили воры и афганцы. Странно… я тогда не понимал, что меня могут тупо пристрелить.

Впрочем, в тот год стволов было еще немного на руках, и многое решалось махачем. Но… в тот год и не махались особо. Кровавые разборки начались где-то в девяносто пятом, когда начали переделивать уже поделенное. В девяносто третьем места еще хватало всем… как и денег.

Вообще, вспоминая те годы, я не перестаю удивляться, как бедно мы тогда жили. Сейчас работяга имеет больше чем мы тогда. Подумайте – вор в законе, смотрящий по городу –жил на окраине в деревянном доме и ездил на Волге. Причем не новой – вроде как из гаража какого-то ведомства списали. Главный у афганцев жил в трехкомнатной квартире и гонял по городу на БМВ пятерке, которую ему пригнали из Германии – там купили на рынке подержанной. Это была самая крутая тачка города. Большинство бригадиров жили там, где они жили и до движения, а денег у них хватало на рестораны с телками, машину – девятку и видак. Волга считалась крутой машиной. Обладатель праворульной японки – богачом. Одевались все в турецкую кожу и джинсы – просто у простого народа и на это денег не было. Сейчас за те деньги, которые мы тогда получали – никто со стула не встанет.

Хочу так же опровергнуть и распространенное мнение о том, что движение- это такой клубок змей. Макиавелли в действии. Ничего подобного не было. Движение – начиналось обычно с того что несколько пацанов, которые дружили с детства – вдруг понимали, что им не хватает денег. И начинали думать – где взять эти деньги. А кроме как грузануть торгашей – откуда тогда было деньги взять? Их ни у кого не было. Даже воры перешли на рэкет, потому что традиционные преступления уже не приносили дохода, ими было не прокормиться.

И никто ведь не держит в движении. Если тебя что-то не устраивает – кругом бегом. Мочить… это только редкие отморозки пойдут на такое. Ты одного отступника замочил – но в бригаде человек двадцать, и все смотрят на тебя, а прикидывают – на себя. И что им помешает при случае перейти к кому-то, у кого вменяемые понятия – а тебя сдать под молотки?

Так что в бригадах – по крайней мере, тогда все держалось на энтузиазме, дружбе и авторитете бригадиров – большинство из которых были людьми сильными и незаурядными. Они могли вести за собой – за ними и шли.

Может, если были бы какие-то другие заработки – многие из движения и ушли бы. Как сейчас – много ли осталось того движения? Пацаны сейчас идут в менты, в чиновники, причем они с самого начала понимают – зачем. Прислониться к власти и от имени ее творить что хочешь и извлекать доход. Что это – лучше чем то, что было? По-моему у нас честнее было.

Хотя я движение тоже не обеляю. Деньги потом многих испортили, очень и очень многих.

В тот год была такая тема… У нас в центре – был своего рода пятачок, сейчас там парк небольшой разбили, а тогда там торговали. Если в девяносто втором нормальные киоски были не у многих, многие торговали чуть ли не с земли, с газетки – то в девяносто третьем все массово начали вкладываться в торговые площади. Машиностроительный – практически полностью перешел с оборонной тематики на клепание и сварку различных торговых конструкций. Делали просто, но надежно – в таком ларьке из металла – была дверь с замком и можно было не уносить домой товар каждый день – а оставлять на точке. Бригады – оставляли на подкрышных территориях молодых бычков, их звали контролеры. Они присматривали за порядком и за тем чтобы ларьки никто не вскрыл. То, что получалово было совсем ни за что – это тоже неправда, какие-то функции бригада все равно выполняла. ЧОПов тогда не было совсем.

Так вот.

Я тогда не считал, что я двигался с Лариным и его бригадой – но со стороны получалось, что именно так, а я не вкуривал. В этом году у меня появилась по-серьезному девушка, и начались отношения. И с этого то – мне пришлось определяться.

Ирина, как и я, училась в институте – но так как время было голодное, а у родителей денег особо тоже не было – подрабатывала продавщицей в ларьке. И лет было нам – на двоих сорок с чем-то, а значит – молодежи нужен был кекс, а так как и она и я жили с родителями, на квартире кекс практически исключался. Конечно, хорошо если предки на огород уедут с ночевой – так ведь они и тебя с собой потащат как рабсилу. С квадратами тогда вообще было худо, СССР как не старался – обеспечить людей жильем нормально не мог, в гостинице дорого, да и не факт что пустят. Тогда – смех, но порядки тогда были еще совковые, при поселении требовали паспорт. И штамп о браке, если селимся вдвоем. Интернета тогда не было, квартир на час или на сутки – тоже, если кто и сдавал –то развешивал объявления и сдавал на долгий срок. Кекс в подворотне или в подъезде – это как то нехорошо, я уже тогда старался быть солидным человеком, а не подзаборной шпаной. Молодежь на три – четыре года младше – занимались кексом либо вечером на веранде садика, либо – в подвале было «ложе любви» в виде пары скамеек и картона от упаковки холодильника, и не счесть девчонок, которые приобщились к взрослой жизни в таких вот спартанских условиях. Но я то уже студентом был.

И вот оставался единственный выход – ларек, где она работала. Запирается на ключ, ничего не видно, тепло, никаких осадков, места хоть немного, но есть. Лучше чем ничего, верно?

И вот – я приходил, когда уже темно, и покупатели – только отдельные творческие личности, которым не хватило, Ирина пускала меня в ларек, и мы предавались страсти. В ларьке продавались и презервативы, так что ни о чем не думай…

То, что я творю – я не понимал. Что ларек на чужой территории, и что все считают, что я двигаюсь с Лариным – и значит, приходя к Ирине, я посягаю на чужую территорию. Понятно что я ничего не получал, кроме любви – но по понятиям – пофиг. По понятиям все, что на твоей территории – твое, включая и людей…

Короче говоря, в тот день я пришел, Ирина закрыла дверь – и мы предались страсти – но в самый неподходящий момент в дверь застучали. Да не просто застучали – забарабанили.

– Открывай, с..а! Че у тебя там?!

А ларек маленький, спрятаться негде.

Короче, Ирина и я спешно привели себя в порядок. Черт этот не уходил, стучал все сильнее и сильнее. Деваться некуда.

– Открывай – шепнул я.

Ирина отодвинула засов- а засов был прочный, пруток стали больше пальца толщиной.

– Э, это че такое? Ты кто такой?

И вот, какое-то мурло. На голову ниже меня, лицо как то чем садятся на крыльцо, короче – жертва пьяного зачатья. Но борзый.

– Ты чо, тут передком подрабатываешь? Так за это платить…

Я понятно – двинул его… кто бы я был перед девушкой, если бы этого не сделал. Этот типок отлетел, но тут же поднялся. Выхватил дубинку милицейскую. Придурок придурком – он же ниже меня и руки длиннее. У меня длиннее. Короче, второй раз я его двинул так что он так и остался лежать…

Я как то не придал значения ни тому, что произошло, ни испугу Ирины – я тогда не понимал, кого ударил, не понимал, что вот такой вот расходный материал – все равно находится под защитой группировки, и ради этой защиты – он туда и вступил, ради права творить все что угодно. Он был контролером на точках – и был в своем праве. И понятно, что они наехали на Ирину и узнали, кто я такой и откуда.

Я вышел из универа и заметил стоящую девятку. А около нее паслись бычки. Тогда это все было нормально, никто не звонил в милицию, кто-то поворачивал назад, а девушки наоборот – старались пройти поближе, потому что быть женой или подружкой бандита – означало вытащить счастливый билет по жизни. Бычки в куртках мерно жевали свою жвачку (тогда все жевали, потому что круто) и когда я проходил мимо, один из них заступил мне дорогу.

– Ты Лом, да?

– Допустим.

Я уже тогда знал, что отвечать на любой вопрос по возможности неконкретно. И встал так чтобы видеть обоих.

Один достал ТТ и направил на меня.

– Базар к тебе есть. Поехали.

И вот тут – я совершил нечто такое, чего никто от меня не ожидал. И совершил тем самым первый шаг к тому, чтобы стать легендой города…

Я не испугался ствола.

Тогда времена была конкретно беспредельные – но какие-то края все же были. Пистолет – или «плётку» на сленге – носили не для того чтобы стрелять направо и налево. Убить могли – но этим занимались профессиональные киллеры или те кто проигрался в карты или просто задолжал – и за долг должен был убить. Понятно, что в этом случае нападение было внезапным, киллер делал все, чтобы оставаться неузнанным. Тут – эти двое приехали открыто, на тачке номера, их все видели, а кто-то и номера запомнил. Милиция тогда все-таки работала, и если бы они сейчас выстрелили в меня – то уже через пару дней их бы приняли по тяжкой статье. А группировки тогда подходов к ментам и судьям не выработали, взяли – садись. Группа лиц – уже отягчающие, плюс еще что-то намотают – минимум пятнаха. А тогда еще начинались терки у спортсменов с ворами, должны ли спортсмены платить в общак? Воры считали, что должны, а спортсмены, что не должны. Воры полностью контролировали зоны и следственные изоляторы, и этих красавцев – могли в первую же ночь опустить или на перо поставить. Так, чтобы на воле понимали, чем чревато не платить в общак. Я был не в курсе всех этих терок – а они в курсе, и приземляться на нары сильно не хотели. Тот черт, что стволом тряс – рассчитывал, что я испугаюсь – а я не испугался. По глупости – но не испугался. И главное – не «по глупости» – а то, что не испугался.

– Нет.

Бондики переглянулись. Они явно такого не ожидали. Тот, что со стволом – задал очень дурацкий вопрос:

– Ты че, крутой что ли?

Я не ответил.

– Он с Лариком двигается, – сказал второй, – его бригада.

Тот, что со стволом сплюнул.

– Короче, блинку знаешь? На Луначарского. Завтра в это же время туда подскакивай. Не придешь – найдем и заколбасим, понял?

Я снова ничего не ответил. Бондики сели в свою девятку и уехали.

Ларин тогда квартировал в дешевой кафешке, в нашем районе, рядом с общагой – там было просто, потому что в общаге было полно согласных баб. Это потом, двадцать лет спустя ее закрыли на ремонт, да так и не открыли. А тогда в ней никогда не было свободных мест. Сама кафешка была не столько местом, где питались – сколько местом, где жили и общались. В кафешках тогда было принято сидеть часами и если ты там сидишь – значит, у тебя либо деньги, либо авторитет.

Вот, я зашел в кафешку – меня не прогнали, потому что знали. Перездоровался со всеми, потом показал Ларину – переговорить надо. Тот выждал какое-то время, потом поднялся. Мы вышли.

Я кратко рассказал, что к чему. Тот кивнул.

– Поможешь? – спросил я.

– Помочь-то помогу – сказал Ларин, – ты мне помогал, я тебе помогу. Но… ты понял, где ты был не прав?

– А где?

– Ты, похоже, уронил контролера у ларьков.

– Он мою девушку б… назвал.

– Он как хочет, так и называет. Там его земля, понимаешь. Захочет – вы… т ее и будет в полном своем праве. Погоди, ты чего, в натуре ничего не соображаешь? Они там имеют с ларьков. Там все принадлежит им. А ты сунулся. Ты – свой пацан. Потому тебе предлагаю – с нами двигаться хочешь?

– А что делать?

– Что скажу. Но лавэ много будет. Будешь полезным – будешь зарплату получать, а не раз от раза. Ты пойми, Саня. Сейчас одному нельзя. Любая тварь – тебя затопчет. Если ты один. А если не один – поопасается. Ну и… ты на кого учишься?

Я пожал плечами. А в самом деле – где мне потом работать

– Учеба… все фигня это, в институте жизни не учат. Вот, смотри – кооператоры. Где они учились? А Тойоты покупают. Ну?

Я кивнул. Я тогда до конца все не осознавал.

– С нами?

– С вами.

– Вот и хорошо. Где тебе забили?

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Любовь, покой, состояние гармонии – важнейшие признаки истинной женской природы, которые вдохновляют...
Капитан 1-го ранга Елизавета Браге снова в отставке, но нет худа без добра. Она вернулась на «Звезду...
XII век. Права человека, гуманное обращение с пленными, высший приоритет человеческой жизни… Все уме...
После нескольких лет в слишком спокойной Англии неукротимая Марина Коваль возвращается в родной горо...
В этой книге зашифрован рецепт эликсира истинного счастья и исполнения желаний. Эликсир работает, но...
Казалось бы, все в жизни Ярославы плохо – ушла от мужа, мать выгнала ее на улицу, но героиня находит...