Небесный капитан Мах Макс

Глава 2

Лучший способ борьбы со сплином

Июль-август 1932 года

Из Гента выехали в вечерних сумерках, но полста километров до Брюгге проскочили за каких-то полчаса. Что называется, проехались с ветерком, тем более что дорога отличная, и взятый напрокат «Майбах» – хотя ни разу не «Кокорев» – оказался совсем неплох. Въехали в город по девятому шоссе, еще минут десять покрутили по узким улицам старого Брюгге – Лиза рулила, Нина читала карту – и достаточно уверенно выбрались к отелю «Поларис Альфа», расположенному почти в самом центре города, на улице Бриделстраат как раз между площадями Гроте Маркт и Бург. Вселились в смежные номера на втором этаже – не люкс, к сожалению, но весьма близко к эталону, – переоделись и отправились ужинать.

Столик в ресторане «Кафе де Арт», как и апартаменты на постоялом дворе, был заказан заранее, еще из Гента, и оно того стоило. В вечерние часы попасть в пользующееся популярностью заведение было совсем непросто. И надо сказать, свою репутацию этот франкский ресторан подтвердил без труда. Буйабес[1] – по словам Нины, бывавшей прежде в Марселе – был безукоризненно аутентичный, а угорь по-нидерландски в зеленом соусе с травами, который, увы, ела одна Лиза, – поскольку в Нину уже «не влезало», – оказался даже лучше, чем в Ниене, а уж там готовить угря умели и любили. Не стоит упоминать также о том, что под разговоры и рыбку женщины с легкостью приговорили бутылку отличного шабли «Гран Крю» из Вальмюра. Для Лизы это было в самый раз, у нее только настроение поднялось, да стало чуточку жарче, чем должно было быть. А вот Нина «поплыла». Ничего экстремального, разумеется, но то, как легла ее рука на Лизино колено, не предвещало ничего хорошего. В конце концов, они были не наедине – там Лиза, возможно, и поддалась бы соблазну, – а на публике. Здешнее же общество к однополой любви относилось резко отрицательно.

«Консерваторы хреновы!»

– Нина, – сказала она мягко, с максимальной деликатностью, – мы же договорились, шер ами, что не будем торопить события. Хорошо?

– Хорошо, – нехотя согласилась находившаяся «под градусом» женщина и убрала руку.

– И кстати, – продолжила свою мысль Лиза, – я надеюсь, Нина, ты помнишь, что мне еще предстоит деловая встреча. Сегодня. Практически сейчас.

– А не поздно для деловых встреч? – нахмурилась Нина.

Она о встрече, назначенной на одиннадцать часов вечера, знала, разумеется, заранее. Но сейчас, находясь подшофе, объяснения, данные ей Лизой накануне, успела как бы забыть.

– Не ревнуй! – улыбнулась Лиза. – Повода нет.

«Да и прав никаких, на самом деле, нет!»

– Only business, – сказала она тем не менее вслух, – у вас ведь так говорят?

– Ладно, извини! – сдала назад Нина. – Вино в голову ударило.

«Хорошо хоть не моча!»

– Извиняю! До отеля сама доберешься или «свистнуть» тебе извозчика?

– Иди уж! – вздохнула Нина. – Швейцар потом «свистнет», а я еще посижу. Может быть, выпью кофе, то да се…

– Хорошая идея, – согласилась Лиза, вставая из-за стола. – Особенно мне нравится «то да се»!

В результате извозчика взяла она сама и ровно в одиннадцать ударила кнокером в дверь старого двухэтажного дома на Форстенпарк.

Открыла ей Мари Нольф, осмотрела Лизу с ног до головы – именно в этом порядке, – криво усмехнулась, покачала головой и с тяжелым вздохом, словно собиралась как минимум на эшафот, предложила войти.

– Вот стол, – сказала Мари, когда они прошли в гостиную, – а вот стул, – указала она рукой. – Садитесь, Елизавета. Я к вашим услугам.

Лиза села.

– Какая-то вы неласковая, – посетовала она, доставая кожаный портсигар.

– В последнюю нашу встречу…

– Забудьте! – остановила Лиза женщину. – И не стойте надо мной, как памятник вселенской скорби! Садитесь, и давайте поговорим! В конце концов, вы могли не соглашаться на эту встречу. Liberum arbitrium indifferentiae, как говорили латиняне. Полная свобода выбора.

– Кофе? Вино? Коньяк? – как ни в чем не бывало спросила Мари. Правда, смотрела она при этом на Лизу с тем выражением, с каким разумные двуногие смотрят на говорящего попугая. – Разговор, я полагаю, будет долгим?

– Как получится, – усмехнулась Лиза, закуривая. – Надеюсь все-таки, что поговорим. Кофе с коньяком меня вполне устроит.

– Ну, кто бы сомневался! – в отличие от их последней встречи во Фритауне, сейчас Мари выглядела совершенно спокойной. – К вашему сведению, Лиза, я готовлю кофе во френч-прессе.

«Не дура! Сообразила, поди, что я к ней не собачиться пришла!»

– В этом скрыт какой-то тайный смысл?

– Нет, но кофе еще нужно смолоть, а воду вскипятить, – едва ли не через плечо бросила Мари, уходя на кухню. – Так что придется подождать.

– Я никуда не спешу, – пыхнула Лиза папиросой. – Подожду здесь и обещаю никуда не уходить!

Они познакомились чуть больше года назад, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Где Брюгге, а где Африка? Где тихая размеренная жизнь ученой девушки из Фландрии, и где похождения отпетой авантюристки Мари Нольф? Казалось бы, разные миры и разные женщины. Однако на самом деле один и тот же мир и одна и та же женщина.

«Сука драная! Да если бы не я, ты бы там, в Ярубе, и сгинула!»

– Итак, вот кофе и вот коньяк, – Мари закончила сервировать стол и села напротив Лизы. – Я вся внимание.

– Что ж, – усмехнулась Лиза, вполне оценив предложенный ей стиль общения, – давайте, Мари, для начала определимся с базовыми понятиями.

– Вы учились в университете? – нахмурилась Мари. Дело в том, что раньше Лиза с ней на таком языке не говорила. А сегодня, глядишь ты, то латинские поговорки озвучивает, то изъясняется ученым языком. Сплошные непонятки.

– Я автодидакт, – мило улыбнулась Лиза. – Лоужа се кеорока, йя теадера[2].

– Женщина, – перевела Мари, глядя на Лизу с еще большим недоумением. – Как же это? Должна? Обязана? Да, пожалуй, так, но с повторным обращением. Женщина, ты должна это знать, ибо это… Первое?

– Важно, – подсказала Лиза. – Потому что это важно.

– Ого! – подняла брови Мари Нольф. – Оказывается, Елизавета, вы еще и на яруба говорите, а изображали из себя черте что!

– Я сапог, милочка! – снова улыбнулась Лиза, довольная произведенным впечатлением. – Но я образованный сапог. А язык яруба я учу уже целый год. Читаю пока плохо, говорю чуть лучше, но не думаю, что в достаточной мере. Однако вернемся к нашим баранам. В прошлом году… – Лиза понюхала коньяк, но пить пока не стала. – В общем, было несколько моментов, Мари, когда я мечтала свернуть вам шею. Собственными руками. Услышать хруст позвонков, и…

В этом месте Лиза была более чем откровенна. Даже сейчас – даже после того, как она приняла принципиальное решение «дружить» – одно упоминание о возможности свернуть Мари шею едва не вызвало у Лизы настоящий оргазм.

– Жалеете, что не убили? – Мари, верно, заметила что-то такое в глазах Лизы, или услышала в интонации, или углядела в выражении лица.

– Иногда мне это снится, – почти искренно призналась Лиза.

– Однако вместо того, чтобы сломать мне шею, вы меня спасли от англичан.

– И не жалею! – Лиза сделала глоток, потом второй и отставила бокал. – Вы наименьшее зло, Мари. Да и потом, убей я вас тогда, с кем бы я разговаривала сегодня?

– А есть о чем?

– Думаю, что есть.

Лиза достала из сумочки кожаный кисет и положила его на стол.

– Дары данайцев, – кивнула она на кисет.

– Мне начинать бояться? – Прищурилась Мари, явно гадая, что находится в кисете.

– Не стоит, – покачала головой Лиза. – Я вас сразу предупреждаю. Придется платить.

– За все приходится платить, – пожала плечами собеседница. – Чего вы хотите?

– Хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете об афаэре.

– Вас заинтересовала эта заумь?

– Представьте, да.

– Что лежит в кисете?

– Давайте посмотрим! – Лиза развязала шнурок и осторожно вытащила из кисета скрученные в трубочку листки бумаги. – Ох! Да это же те самые листки из вашего блокнота, о которых вы спрашивали меня во Фритауне!

– Значит, их украли все-таки вы, – обвиняюще прищурилась девушка Нольф.

– Нет, – соврала Лиза. – Их взял доктор Тюрдеев, а я нашла бумажки, когда разбиралась с его вещами. Но ваши вопросы, Мари, заставили меня заинтересоваться афаэром. Оказалось, это не секрет и не тайна. Есть даже словарная статья. Как там? «Афаэр – нуминозное понятие, относящееся к древнейшей составляющей системы верований народа яруба…»

– Словарь Вигенера, – назвала Мари источник Лизиной мудрости. – Неплохо для начала. Что-то еще?

– Всякие глупости, никто ведь эту «заумь» всерьез не воспринимает. Ну, кроме вас, Мари.

О том, что «этой заумью» самым серьезным образом занимался доктор Тюрдеев, полагавший, что афаэр это не символ ключа, а именно ключ, открывающий двери между мирами, Лиза решила умолчать. Во-первых, не стоит открывать потенциальному конкуренту сразу все карты, ведь еще неизвестно, что предложит ей взамен Мари. А во-вторых, всё, что было связано с Тюрдеевым, по-прежнему оставалось для Лизы запретным для произнесения вслух. Леонтий, как говорят истребители, был больной на всю голову сукин сын, но сначала Лиза этого не знала и успела в него влюбиться. Тем сильнее оказалось разочарование, когда он попробовал ее убить. И все из-за этого клятого афаэра.

«Я сниму его с твоего мертвого тела! – вспомнила она последнюю реплику своего несостоявшегося любовника. – Вот же сука!»

Получилось наоборот, Тюрдеева убила сама Лиза, и это была еще одна причина, чтобы держать все связанное с доктором «в уме».

– Афаэром интересуется полковник Штоберль.

Про полковника Лиза уже знала, как знала и то, что Штоберль теорию доктора Тюрдеева не разделяет.

– Пустое! – отмахнулась Лиза. – Мне интересно, что знаете вы!

Лиза помолчала, нагнетая напряжение, и достала из кисета золотой афаэр.

– Это?.. – опешила Мари, явно не ожидавшая такого поворота. Да и кто-бы на ее месте ожидал?

– Мы нашли семнадцать таких украшений, – объяснила Лиза, пододвигая афаэр к Мари. – Из золота, серебра, ярубской бронзы… А теперь скажите, Мари, это то, что вы искали?

Лиза знала ответ. Это действительно было всего лишь украшение. Не афаэр. Во всяком случае, не настоящий афаэр, потому что Лиза ничего особенного в нем не почувствовала. В этих цацках не было жизни, не было души, не было магии, в конце концов. Не то, что в ее собственном, «настоящем» афаэре. И потом так много? Семнадцать штук в одной не самой большой сокровищнице яруба? Тем не менее они там были, и они явно были сделаны по образу и подобию подлинного афаэра. Поэтому, пользуясь своим безусловным «правом первой ночи», Лиза взяла из общего котла пять таких украшений. На всякий случай. И одно из них теперь лежало перед ней на столе.

– Можно взять? – подняла на нее взгляд Мари.

– Берите! – разрешила Лиза и едва ли не залпом выпила свой кофе.

– Даже боюсь спрашивать, что там у вас еще, – покачала головой Мари. – Чего вы хотите?

– Сотрудничества. Откровенности. Соблюдения договоренностей, когда и если таковые появятся. Можно еще кофе?

– Сотрудничества? И вы мне поверите после всего, что случилось между нами в Африке? – Мари долила кофе в Лизину чашку и посмотрела ей в глаза.

– Ну, как вам сказать, – Лиза закурила еще одну папиросу и пустила дым. – Наверное, нет. Но!

– Но?

– В следующий раз я вас просто убью. Сама. Своими руками. Верите?

– Да, – кивнула Мари через несколько секунд. – Верю.

– Тогда рассказывайте все, что знаете, и я оплачу продолжение ваших исследований, – с этими словами Лиза сунула пальцы в кисет и достала оттуда банковский чек…

Проговорили до двух часов ночи. Оказалось, что если правильно попросить, начинают сотрудничать даже такие стервы, как Мари Нольф. А Мари, похоже, вняла голосу разума и запела соловьем. И то сказать, Лиза предложила несколько весьма серьезных аргументов в пользу добровольного сотрудничества, а Мари Нольф не дура какая-нибудь: ученая девушка, умеет соображать.

В результате до постоялого двора Лиза добралась в четверть третьего ночи. Сбросила одежду, приняла душ, накинула на разгоряченное тело банный халат и только успела плеснуть себе в хрустальный стакан немного виски «Банф» двадцать третьего года, как в дверь постучали.

«Вот же неугомонная! – усмехнулась мысленно Лиза, направляясь к двери. – Но с другой стороны, упорство должно быть вознаграждено, разве нет?»

Лиза открыла дверь, и оказалось, что она кругом права.

– Что-то не спится, – неуверенно улыбнулась Нина, облаченная во что-то напоминающее японское кимоно, но в варианте – ткани поменьше, а шелк потоньше. И разумеется, ни пеньюара, ни белья Лиза под тем кимоно не рассмотрела.

«Предусмотрительно! Но и я сегодня заслужила что-нибудь эдакое, разве нет?»

– Входи! – пригласила она. – Выпить хочешь?

– А что ты пьешь?

– Виски.

– Крепкий?

– А тебе что, утром на работу идти?

– Да нет вроде бы, – Нина вошла и закрыла за собой дверь, щелкнул замок. – Дай попробовать!

– Пробуй, – улыбнулась Лиза и, сделав намеренно долгий глоток, наклонилась к Нине.

Прикосновение Нининых губ оказалось приятным, но коротким.

– Действительно, вкусно! – признала Нина, стремительно пройдясь языком по губам Лизы. – Еще глоток?

– Тогда нам лучше сесть или лечь, – усмехнулась Лиза. – А то у меня скоро шею сведет!

– Лучше лечь!

– Пойдем! – позвала Лиза и направилась в спальню.

На самом деле, она уже «загорелась» и останавливать этот пожар не собиралась. Одним глотком допила все, что еще оставалось в стакане и, поставив его на прикроватный столик, упала спиной на кровать. Приглашение недвусмысленное, и Нина не заставила себя ждать. Пожалуй, она была несколько поспешна и резковата в движениях, но, возможно, в этом была виновата страсть. Однако перед тем как окончательно потерять голову, Лиза отметила про себя очевидную неопытность подруги. Это было странно, учитывая активные ухаживания американки, но думать об этом не хотелось. Хотелось другого, и Лиза решительно взяла инициативу на себя. Нина была женщиной некрупной, можно сказать, миниатюрной, так что Лиза легко «взяла верх», показывая, что и как нужно делать, и, следует сказать, Нина оказалась хорошей ученицей, да и импровизировала не хуже профессиональных джазистов.

Сколько времени продолжалось это путешествие «в страну чудес», Лиза не знала. Возможно, долго, а может быть, и нет. Но в любом случае она совершенно определенно испытала невероятное наслаждение и многократно кончила, один раз и вовсе каскадом, так что ее било и мотало никак не меньше минуты или двух. Жарко было, как в бане, пот лился ручьем, и сердце колотилось, как после воздушного боя. И, похоже, что от переизбытка впечатлений и от силы пережитых эмоций в какой-то момент Лиза просто лишилась сознания, выпав в нирвану или еще куда. Нина – хоть и «орала» временами куда громче Лизы – оказалась в этом смысле невероятно выносливой, и когда Лиза пришла в себя, американка покрывала мелкими поцелуями ее многочисленные шрамы, о существовании которых Нина до этой ночи даже не подозревала.

Правду сказать, это оказалось по-настоящему приятно, так что Лиза расслабилась и продолжала получать удовольствие, хотя так высоко, как прежде, уже не взлетала.

– Что с тобой произошло? – спросила Нина чуть позже, когда они пили виски, сидя на постели в первых лучах восходящего солнца. Раздвинули шторы, приоткрыли одно из двух высоких окон и закурили, прихлебывая крепкий – сорок шесть процентов алкоголя – шотландский односолодовый виски тройной прогонки.

«И в самом деле, что с тобой произошло, милая?»

– Упала неудачно, – сказала она вслух, – и так несколько раз подряд.

Нина намек поняла и больше о шрамах не спрашивала. А вот сама Лиза не думать об этом не могла. Начала с очевидного: слава богу, местная мода не предполагает ношения мини-юбок, тем более тридцатилетней женщиной. Кроме того, шелковые чулки заметно плотнее капрона, а глубокое декольте в вечернем платье, если что, можно компенсировать открытой спиной. Так что выставлять напоказ свои уродства Лизе не приходилось, и вся правда открывалась только в постели. Ну, или на пляже, но на общественные пляжи, как и в общественные бани, Лиза не ходила. Она, разумеется, приходила иногда к морю, но не в купальнике, в смысле не для того, чтобы загорать или купаться, а просто чтобы прогуляться вдоль берега, только и всего. Купалась она обычно одна, на безлюдных пляжах, предпочитая для своих заплывов утренние или вечерние сумерки, или такое время года, когда нормальные люди на пляжах не появляются.

Однако дело было не только в эстетике. Гораздо важнее для Лизы было понять, как она вообще смогла выжить, получив такие – обычно не совместимые с жизнью – повреждения! В бою под Опочкой польский крейсер-тримаран «Маршал Гелгуд» расстрелял ее штурмовой коч, что называется, в упор. После этого штурмовик Лизы – или, вернее, то, что от него осталось – упал под действием гравитации на землю с довольно большой высоты. Лизу нашли спасатели. По их мнению, впрочем, они нашли окровавленный труп женщины-пилота, и то, что мертвое тело неожиданно стало проявлять признаки жизни, повергло их в замешательство, если не сказать, в шок. Врачи, как позже узнала Лиза, вообще не понимали, как такое возможно, считая Лизу неким принципиально непостижимым медицинским феноменом, никак не меньше. Впрочем, они не знали – и не могли знать, – что капитан-лейтенант Браге действительно погибла в тот день, а признаки жизни подавала уже совсем другая женщина, хотя и в том же самом разбитом и изуродованном теле. По мнению Лизы, именно тогда она и «застряла». Возможно, – и скорее всего, – войти в чужое сознание, как и выйти из него, можно только, если человек жив. Впрочем, это была всего лишь гипотеза. Одна из многих, но она Лизе нравилась больше других.

В общем, Лиза тогда выжила и вскоре даже пошла на поправку. А чуть больше чем через год после того, как произошел исторический бой между крейсером и одиноким штурмовиком, флотская медицинская комиссия признала ее здоровой, и более того, годной к службе на боевых кораблях. На штурмовик ее не пустили из одной только перестраховки, поскольку все физиологические показатели Лизы оказались в норме. Единственным напоминанием о многочисленных переломах и разрывах – ну, разумеется, кроме пресловутых шрамов – являлись периодические приступы сильной боли, о которых Лиза никому не рассказывала, переживая их в одиночестве, даже если оказывалась в этот момент на виду. Боли эти были в принципе необъяснимы, ведь неоднократные проверки Лизиного здоровья, последняя из которых произошла в апреле после боя над Виндавой, никаких отклонений в функционировании ее организма не выявили. Что-то такое знал об этих болях ее несостоявшийся любовник Леонтий Тюрдеев, но тайну свою – подонок – унес в могилу. Лиза убила его в Западной Африке на берегу реки Мосезе, – за дело, между прочим, – так и не узнав, что за снадобья готовил для нее корабельный лекарь.

Однако если вывести эти боли за скобки, смерть Елизаветы Браге – как ни странно это звучит – осталась для организма Лизы без последствий. Она была физически здорова, даже более чем здорова. Ее организм справлялся с такими запредельными нагрузками, что можно было только диву даваться. Даже если не считать ее военных приключений, Лиза ведь в одиночку прошла двухсоткилометровый маршрут, пролегавший через горы, пустыни и джунгли Западной Африки. На самом деле, даже больше, но кто считал! Ела – если приходилось – всякую гадость, пила что придется, временами едва ли не умирая от жажды. И все-таки маршрут прошла от и до. На своих двоих, без специального снаряжения, и даже без подходящей для таких приключений одежды и обуви.

Кроме того, следовало признать, что Лиза умудрилась ничем серьезным в Африке не заболеть. Раны если и нагнаивались, то воспаление проходило достаточно быстро, и уж точно ни разу не переросло во что-нибудь более серьезное, типа гангрены или заражения крови. Да и малярию не подхватила, хотя долго шлялась по самым гиблым местам. Возможно, ей просто везло, но не исключено так же, что и это положительный результат «вселения». В архиве Тюрдеева, хранившемся в его доме в Гейдельберге, Лиза нашла описания нескольких случаев, более или менее похожих на ее собственную историю. Закономерность, которая в них прослеживалась, заключалась в том, что «воскреснув», человек не только «освобождался» практически от любой «хвори», от которой страдал до своей гибели, но и обретал некие новые качества, прежде за ним незамеченные. Ничего волшебного. Все в пределах возможностей человека, но при том возможностей предельных. Физическая выносливость, мощный иммунитет, усиление регенеративной функции и высокая адаптивность, не говоря уже о психологической устойчивости. Это, между прочим, объясняло и то, что, реагируя в целом стандартно на алкоголь и наркотики, Лиза переносила их гораздо лучше большинства обычных людей. А в июне, во время нападения агентов английской секретной службы, она перенесла на ногах еще и острое отравления ингиберином[3].

Воспоминания о том дне заставили Лизу резко сменить направление мысли. Теперь – по прошествии времени – она уже не была так уверена, что это и в самом деле была операция МИб. Слишком топорно, грубо, словно бы напоказ, действовали англичане. Вполне возможно, что в той истории не обошлось без Ивана и контрразведки Флота. Не то чтобы откровенная инсценировка, но слишком похоже на провокацию.

«Все возможно!»

Но даже если Седжвик появился там случайно – во что Лиза не верила, – с капитаном ван Россомом пора было что-то решать. И решать кардинально.

«Да, – решила Лиза, пыхнув папиросой, – пора задуматься о судьбе майора Седжвика. Выстрел-то остался за мной!»

Две недели пролетели, как не было, буквально растаяли «как сон, как утренний туман». Лиза оглянуться не успела, а на дворе уже конец июля, а за окном площадь Испании. И значит, каникулы с Ниной закончились, но жизнь продолжалась, и это было прекрасно.

В конце концов, ничто не вечно под луной, и однажды выяснилось, что американке пора возвращаться домой, да и у Лизы в начале августа была назначена деловая встреча на севере Италии. Уточнять, где именно и с кем конкретно она встречается, Лиза не стала, но и Нина не могла сказать, когда именно прибудет в Нью-Йорк и когда доберется до Филадельфии. И с пенсильванским адресом неожиданно возникли проблемы. Один дом Нина вроде бы продала – он казался ей слишком большим, – другой еще не купила. История темная, но Лизу такое положение дел даже устроило. Курортный роман тем и хорош, что не предполагает логического продолжения. И никакого вообще продолжения, если честно. Любовь – морковь, встретились – разбежались, без обязательств и без последствий. Такова жизнь.

Расстались – трогательно, и едва ли не со слезами на глазах – в четверг утром в порту Ливорно. Нина уплывала на пароходе в Марсель, откуда собиралась вылететь в Лондон и уже оттуда трансатлантическим экспрессом в Нью-Йорк. Ну, а Лиза решила ехать поездом в Рим. По официальной версии, она собиралась осмотреть римские древности, но на самом деле планы ее были слабо связаны с развалинами Колизея или термами Каракаллы. У Лизы в голове крутились совсем другие идеи, недаром же она всю последнюю неделю названивала – в отсутствие Нины, разумеется – то на борт «Звезды Севера», готовившейся на достроечном поле верфей ван Хурина ко вторым ходовым испытаниям, то в роттердамский отель «Париж», где проживали временно некоторые члены экипажа, включая Иана Райта. Телефонировала она и в Гейдельберг, подолгу беседуя с полковником Штоберлем на разные отвлеченные темы, имевшие тем не менее особый подтекст, понятный лишь им двоим в контексте истории их делового партнерства.

И вот Лиза в Риме. Окна ее апартаментов выходят на площадь Испании, видна даже знаменитая Испанская лестница. Утро, солнце, благодать.

«Что ж, прогуляемся…»

Лиза критически изучила свой многократно разросшийся гардероб и, в конце концов, выбрала длинное – до середины икр – облегающее платье из голубого шелка от «Мадам Шерюи». Соответственно, пришлось надеть шелковые чулки телесного цвета и облегающее нижнее белье с латексом, которое несколько лет назад начала выпускать американская фирма Lastex. К платью подошли двухцветные – синие с белыми вставками – туфли с глубоким вырезом на двухвершковых каблуках и синий льняной жакет от модного дома «Дреколь». Завершали наряд белая шляпка от Скиапарелли – маленькая, плоская, сдвинутая к правому уху – и белая же крошечная сумочка. Ну и, разумеется, привычные уже круглые очки в золотой металлической оправе с затемненными стеклами.

Лиза придирчиво осмотрела себя в тройном зеркале трюмо и пришла к выводу, что она безупречна. Высокая, с тонкой талией, плоским животом и небольшой грудью, да еще и блондинка – она полностью соответствовала идеалу красоты, вошедшему в моду еще в конце двадцатых годов с легкой руки киноделов из Майями[4].

«Я красавица, и пусть умрут все завистники!» – Этому лозунгу Лиза научилась у Нади и теперь пользовалась им при всяком удобном случае.

Воспользовалась и нынче. Настроение сразу же поднялось, и Лиза покинула постоялый двор, двигаясь легко и раскованно, как может двигаться молодая здоровая женщина в хорошем настроении, твердо знающая к тому же, что она красива – во всяком случае, при взгляде издали – и одета не лишь бы как.

В конце концов, прогулявшись по близлежащим улочкам и переулкам, заглянув между делом в пару попавшихся по пути бутиков, Лиза вышла к кафе «Греко», и метрдотель проводил ее к столику у окна, выходившего на улицу. Завтракала Лиза по привычке рано утром. Разнообразно и с размахом. Сейчас же, в начале одиннадцатого, она заказала десерт – сицилийские канноли, – кофе по-венски и двойную порцию граппы.

И только она взялась за сахарные трубочки с сыром маскарпоне, как в зале кафе появился высокий спортивного сложения господин в светлом костюме-тройке, белоснежной рубашке со стоячим воротничком, при галстуке, но в шляпе-панаме[5]. Оглядев мимоходом зал, он неторопливо подошел к столику Лизы и учтиво приподнял шляпу.

– Доброе утро, Елизавета Аркадиевна! – поздоровался он по-русски. – А вы, смотрю, кардинально изменили свой облик!

Встреча оказалась настолько неожиданной, что у Лизы даже дыхание перехватило.

– Ну, – сказала она в ответ, преодолев краткий миг замешательства, – вас, полковник, тоже ведь хрен узнаешь! Что вы здесь, кстати, делаете?

– Путешествую в целях поправки здоровья.

– Что-то серьезное? – вежливо поинтересовалась Лиза, ни на мгновение не поверив, что Рощин и в самом деле чем-нибудь болен. – Присаживайтесь, пожалуйста! Терпеть не могу разговаривать задрав голову.

С полковником-пластуном Лиза познакомилась в апреле, в первый день войны. Она высаживала со своего крейсера десант в устье реки Роя. Ну, а командовал десантом как раз Вадим Рощин.

– Спасибо, – поблагодарил он, присаживаясь к столу. – Надеюсь, не помешал.

– Как вы узнали, где меня искать?

– Мистер Райт подсказал.

– Даже так? – подняла Лиза бровь.

– Вы не пришли на встречу в шесть часов вечера после войны.

– Господи, Рощин, вы что, серьезно?! В шесть часов вечера после войны?

– Да, – позволил себе скупую улыбку Рощин, – в Ниене на Великокняжеской набережной, у львов. Вы сами так сказали.

– Рощин, – виновато улыбнулась Лиза, – мне очень жаль. Я думала, вы поняли, я шутила. У меня есть друг…

– Мужчина, – добавила она, сообразив, что в ее случае это не так уж очевидно.

– Профессор Паганель покинул Себерию еще в мае, и вы, Лиза, сейчас находитесь в Риме, а не в Лондоне.

Звучало логично, что тут скажешь!

– В Эдинбурге, – автоматически поправила полковника Лиза. – Паганель живет в Эдинбурге.

– Тем более, – чуть пожал плечами Рощин. – Он там, вы здесь. Похоже, мои шансы уже не стремятся к нулю.

– Значит, собираетесь ухаживать?

– С максимальной деликатностью, – успокоил ее полковник.

«Вот только новых отношений мне сейчас и не хватает!»

Предыдущий опыт не обнадеживал. Тюрдеев попытался ее убить, а Паганель продемонстрировал такую разницу в менталитете, что просто оторопь брала. И все это в течение одного года. Начинать теперь – в преддверии экспедиции в Лемурию – новый виток брачных игр казалось неправильным, даже если речь шла о таком мужчине, как Вадим Рощин.

– Вадим, – сказала она мягко, – через месяц «Звезда Севера» уходит в новую экспедицию…

– Вот, собственно, об этом я и хотел с вами поговорить.

– Черный кофе, – бросил он подошедшему к их столику официанту. – Самый крепкий, какой получится.

– Любопытный поворот, – Лиза отодвинула от себя недоеденный десерт и открыла портсигар. Рощин и в самом деле сумел ее удивить.

– Я говорил с Райтом, но Иан, в силу известных нам обоим обстоятельств, направил меня к вам.

– Только не говорите, что собрались наняться на «Звезду Севера»!

– Именно это я и собираюсь сделать, – Рощин галантно дал ей прикурить от своей зажигалки. – Если, разумеется, вы не будете возражать.

– Я буду возражать! – пыхнула папиросой Лиза. – Я уже возражаю!

– Позвольте мне все-таки изложить вам свои соображения. – Рощин полковник-пластун, и этим все сказано. Его смутить сложно, еще труднее сбить с мысли.

– Излагайте! – согласилась Лиза.

– Во-первых, опыт вашей предыдущей экспедиции, Лиза, недвусмысленно указывает на то, что в вашем экипаже не хватает профессиональных военных. Несколько кадровых офицеров и сержантов разрешили бы ваши прошлогодние проблемы в Африке еще до того, как эти проблемы проявили себя в полную силу. Разве нет?

– Да, – кивнула Лиза, признавая очевидное, – скорее всего.

– Если же предположить, что это были бы пластуны…

– Я вас поняла, – Лиза все-таки взяла стаканчик с граппой и сделала осторожный глоток. – Продолжайте!

– Я взял годичный отпуск. Поручик Львов и два сержанта готовы присоединиться ко мне в любую минуту. Надо только дать телеграмму…

– И их сразу же отпустят со службы?

– Ваш кузен, капитан Кениг, обещал поспособствовать.

– О, Иван поспособствует! – усмехнулась Лиза, сообразив, откуда ветер дует. – Скажите, Вадим, это он вас надоумил?

– Вообще-то идея принадлежит Григорию, а Ивана мы подключили позже.

– А Григория, небось, надоумила Полина…

– Как бы то ни было, – покачал головой Рощин, – идея возникла. Но я не закончил излагать свои доводы.

– Продолжайте! – вздохнула Лиза. – Чего уж там!