Пока живу, люблю Знаменская Алина

Глава 11

Приведя девочек домой, Вика занялась обычными делами: она покормила их ужином, а после прогулки усадила играть в куклы. Вместе с ними она строила дом для кукол, принимала участие в кукольном чаепитии. Вику оторвал от игры телефонный звонок. Звонила Маринина свекровь и интересовалась Максом.

— Максим Александрович не появлялся, — ответила Вика и выслушала сокрушения его матери. Оказывается, он так и не позвонил родителям после посещения больницы и в офисе сегодня вообще не появлялся.

Положив телефонную трубку, Вика постояла в раздумье. Лично для нее ничего удивительного не было в том, что ее хозяина в этот час нет дома. Обычное дело. А что родителям не позвонил, так это необычно. Не был в больнице? Или был, но с врачом не поговорил? Мало ли что…

Вика собиралась покинуть гостиную, когда услышала шорох в кабинете. В квартире кто-то есть! Машинально она потянулась к выключателю и зажгла верхний свет. В кабинете что-то зашуршало и с коротким стуком упало на пол.

Вика схватила стоявший поблизости бронзовый подсвечник и, постояв еще некоторое время, осторожно двинулась к кабинету. Если это вор, то довольно вялый. Как-то уж больно медленно подвинул что-то и как бы нехотя уронил. А может, это тактика такая своеобразная? Вдруг грабитель услышал, что она в гостиной, и стал нарочно заманивать ее в кабинет? Чтобы ударить по голове чем-нибудь тяжелым… Как бы то ни было, она не может не проверить, в чем дело. Она отвечает за безопасность детей.

Вытянув руку и пригнув, насколько это возможно, голову, Вика толкнула дверь кабинета и резко отпрыгнула назад. Дверь открылась, и никто на Вику не кинулся. Зато в нос ударил острый запах алкоголя.

Первое, что она увидела, — это батарея разномастных бутылок на столе рядом с компьютером. Квадратная бутылка из-под виски, две водочных и пластиковая с минералкой. Вика приблизилась и поставила подсвечник на стол рядом с бутылками. На диване лицом вниз лежал хозяин в своем темно-зеленом костюме. Галстук торчал из-под лица, будто норовя вырваться на свободу. Пиджак на спине задрался, представив Викиному взору выбившуюся из брюк рубашку. Ноги в ботинках свешивались с дивана как ненужные. На голове хозяина углом сидела диванная подушка.

— Ничего себе — пироги с котятами… — вырвалось у Вики.

Макс в таком состоянии предстал ее очам впервые. Она подошла поближе к дивану и прислушалась. Из-под подушки явственно доносилось сопение. Жив. И то ладно. Вика вернулась к столу и внимательно все осмотрела. Да, выпито немало. Наличие одного-единственного стакана темного тяжелого стекла говорило о том, что Макс пил один. Постепенно картина начала прорисовываться. Скорее всего после посещения больницы он не поехал в офис, а вернулся домой, чтобы напиться в полном одиночестве. Это значит… что в больнице сказали ему то, к чему он не был готов. А как иначе понять его поведение? Макс не выглядел пьяницей. Даже на пресловутом ужине в честь выставки Никиты, где было море спиртного и многие из гостей напились до поросячьего визга, сам хозяин оставался лишь слегка навеселе. Скорее всего он узнал правду. И так отреагировал.

Вике стало жутко. Она вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь. Неумолимая реальность заставила ее вынырнуть из очарования прошедшего дня и содрогнуться от нахлынувших чувств. Господи, она, Виктория, смеет радоваться всякой чепухе, когда Марина…

Врачи обычно предупреждают родственников, когда уже нет надежды. Чтобы те сумели как-то подготовиться.

Вика вернулась к девочкам, но уже не смогла включиться в игру. Она думала о Марине. Она думала о ней весь вечер и ночью, когда ворочалась в своей постели без сна. О чем, интересно, думает человек на пороге между жизнью и смертью? К чему стремится душа, о чем жалеет, чего хочет?

Вику окружали вещи, купленные когда-то Мариной, ее безделушки, расставленные тут и там, но все они казались нарочито-безликими. Вещи не могли ответить на вопросы Виктории, они были слишком стандартны, заимствованы хозяйкой из чужой жизни, из журналов по интерьеру. Вообще, по наблюдениям Вики, в квартире было слишком мало Марины. Она еще жила, но ее как бы и не было здесь уже. В комнатах можно было представить любую женщину. Вещи ничего не говорили о хозяйке. Напротив, они словно были призваны умалчивать, тщательно хранить в тайне настоящее лицо владелицы.

На следующий день все повторилось. Макс не выходил из дома и, похоже, не спешил покидать свой кабинет. Виктория растерялась. Что должна делать она? Первая мысль была о Никите. Брат все-таки. Но у Никиты не было телефона. Как сообщить ему о происходящем? Друзей Макса она не знала. Те, кто бывал у них, кого Вика видела на ужине, не подходили к категории «друзей». Это были его клиенты. Люди, которых он когда-то выручил. Они не были ничем обязаны ему, потому что хорошо заплатили за его труд. Родители? Вряд ли они смогут помочь…

Вика бродила по квартире, прислушиваясь к звукам в кабинете. Там было пугающе тихо. Девочки заигрались на своем компьютере, и Вика могла быть уверенной, что еще час можно о них не беспокоиться. Она должна поговорить с Максом и попробовать хоть как-то повлиять на него. Она подошла и осторожно постучала. Ей не ответили. Тогда Вика приоткрыла дверь и, секунду помедлив, вошла внутрь.

— А, Виктория… Не стесняйтесь, проходите.

Макс сидел на диване. Он был одет по-домашнему — в джемпер и вельветовые брюки. Его костюм висел на спинке стула. Галстук свисал со стола, как дохлая змея. Батарея бутылок пополнилась еще одной, квадратной, на дне которой оставалось немного жидкости.

Макс держал на коленях альбом с фотографиями и смотрел на вошедшую затуманенным взором. Прежде чем она открыла рот, похлопал по дивану рядом с собой:

— Присаживайтесь.

Вика села. Он положил ей на колени свой семейный альбом, раскрытый посередине.

— Это моя жена, — сказал он.

Вика кивнула. Марина была снята возле машины… Сдержанная улыбка, и ничего больше. Она не светилась счастьем, как бывает.

— Красивая женщина, — сказала Виктория и перевернула страницы назад.

Она жаждала найти следы того счастья, о котором говорила Марина. Фотографии на первых страницах кольнули ее в сердце. Здесь Марина была ребенком. На Вику с черно-белого снимка смотрела девочка с косичками и озорным умным взглядом. А вот… В школьной компании на крыльце Вика увидела себя. Она высилась над недомерками-одноклассниками и неуверенно улыбалась в объектив. Виктория поспешно перевернула страницу и наткнулась на фотографию Марины с семьей дяди. Дядя, брат Марининого отца, считался когда-то крутым начальником, заведовал городской теплосетью. Его жена выглядела на фотографии ухоженной и благополучной. Рядом с Мариной сидел ее двоюродный брат Кешка, шкодливый пацан, который любил делать пакости втихаря. Вика его хорошо помнила. Иногда Маринин дядя подкидывал его на лето к бабушке, и тогда подругам приходилось соревноваться в изобретательности, чтобы оградить себя от общества прилипалы Кешки. Его родители и тетя всегда считали, что, наоборот, Марина плохо влияет на Кешку. Однажды Вика с Мариной сидели у Вики на балконе и слышали, как внизу Маринина тетя жалуется на племянницу бабушке. А Кешка в это время от нечего делать пулял вишнями в машину отца. Это мимолетное воспоминание вызвало у Вики улыбку, а Макс протянул руку и медленно провел ладонью по глянцу фотографии, словно стирая с той невидимую пыль.

— Это Марина со своими родителями. Они трагически погибли где-то в горах, на отдыхе.

У Вики сначала перехватило дыхание, а затем непонятно откуда взявшийся воздух рванул в горло и заставил закашляться. Но Макс, кажется, ничего не заметил. Он задумчиво гладил глянец фотографий, и Виктория чувствовала тяжесть его руки, ведь альбом лежал у нее на коленях. Надо же! Марина присвоила себе Кешкиных предков, а потом для удобства отправила их на тот свет! У Вики щеки загорелись от смятения: столько лет жить как разведчица и никогда в минуту откровения не обмолвиться мужу о своих настоящих родителях? Мало того, что это морально тяжело, это неудобно! Ведь нужно себя постоянно контролировать, нужно напрочь изолировать себя от прошлого — от друзей, родственников… Вот! Виктория быстро захлопнула альбом. Конечно, именно это Марина и сделала. Она исчезла для всех, даже для Вики. Она не хотела ничего из прежней жизни — ничего, что могло напомнить ей о детстве. Марина решила переписать жизнь набело и выбросить черновик! Вика взглянула на Макса — его пьяные глаза блестели. Вика прочитала в них полную растерянность. Марина обменяла свое прошлое на жизнь с ним. А стоил он такого обмена?

— А что любит ваша жена? — неожиданно для себя спросила она.

Макс уставился в окно и несколько раз моргнул.

— Конкретнее, — попросил он, ничуть не удивившись вопросу. Похоже, он хотел с кем-нибудь поговорить о ней.

— Из еды, например?

— Из еды? Ее любимое блюдо… Я люблю плов, который она готовит. Совершенно потрясающе.

«Вот! — подумала Вика, медленно раздражаясь. — Я люблю».

А Марина любила вареники с вишнями. Патологически любила, такое не проходит! Она их просто обожала и заставляла бабушку готовить чуть ли не каждый день, пока была вишня.

— Из музыки? — продолжала Вика, неумолимо следя за выражением Максова лица.

— «Битлз», — не задумываясь ответил он и повернулся к Виктории. — А вы любите «Битлз»? У нас с женой целая коллекция…

— Нет, — безжалостно оборвала она. — Я люблю Вивальди!

«Ничего, ничего не знаешь ты о своей жене, милый, — со злостью думала Вика. — Битлы — это не наше. „ДДТ“ мы слушали, „Аквариум“, но Марина просто балдела от Вивальди. Она всегда плакала, когда звучал его „Август“ из „Времен года“, и слезы эти были яростные, как сама музыка. А ты — „Битлз“… Да никогда они не трогали ее до слез, эти битлы. Это твое, а не ее. Вот так…»

— Из живописи? Картины она любила? — продолжала Виктория.

— Да! Вы, Вика, верно почувствовали мою жену. Она всесторонняя женщина, она… Мы в Петербурге с ней в Русском музее целый день провели. И «Лунная ночь на Днепре» Куинджи… Мы стояли около этой картины так долго… Я помню. Знаете, у отца родственники на Украине, мы с братом там бывали. Очень похоже.

Понятно… Куинджи, значит… Вике стало трудно сдерживать себя. Да простит ей Куинджи, он великий мастер, и «Ночь на Днепре» — безусловно, шедевр. Но Марина, та Марина, которую помнила Вика, не понимала такой живописи. «Зачем, — говаривала она, — ведь есть фотография!» Ее привлекали картины, в которые надо было вдумываться, где было второе дно. Ей нравился модерн. Символисты. Авангардисты. На это откликалась ее мятежная душа. Вика хоть и не разделяла вкусов подруги, но уважала. И прекрасно понимала, что да, с годами можно прийти от понимания реалистической живописи к восхищению модерном. Но — наоборот?..

Они стояли перед картиной Куинджи потому, что та тронула Макса. Вот и вся петрушка. Та догадка, которая зародилась у Вики давно, теперь обретала реальные очертания: ее подружка не была счастлива в браке! Она «пристроилась» к Максу, выражаясь словами Александры, засунула все свое в старый сундук на чердаке и выбросила ключ. Решила, что живет, а сама — медленно умирала!

Макс сидел, откинувшись на подушку, и смотрел прямо перед собой невидящими глазами. Рукой он поглаживал обложку семейного альбома. У Вики возникло острое желание заехать этим альбомом ему по голове. Смести все его бумажки со стола — соседство, оскорбляющее компьютер. Но она подавила в себе невольный порыв и, заложив руки за спину, сказала:

— Я мало знаю вашу жену, Максим-Александрович, но из ваших слов составила кое-какое мнение о ней. Спорный вопрос, что любит такая женщина, но бесспорный — что не любит.

— Что же, по-вашему? — спросил он, продолжая смотреть мимо нее, куда-то поверх бутылок.

— Одно я знаю наверняка: она терпеть не может алкоголиков! — отчеканила Вика, повернулась и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

На следующий день Вика отправилась посетить Марину. Было тепло, и Вика рассчитывала погулять в парке, но Марина не спустилась, и Вике разрешили пройти к ней в палату. Марина лежала на кровати под системой. Виктория входила в эту палату как в другое измерение — сразу все смещалось в ее голове, и каждый раз, готовясь к разговору с подругой, Вика все же оказывалась неготовой.

— Сядь вон там, чтобы я тебя видела, — сказала Марина, и Вика послушно устроилась у, нее в ногах. — Как дела дома?

— Макс вчера показывал мне ваши фотографии, — без предисловий начала Вика.

Марина внимательно посмотрела на подругу, но уточнять не стала, молча ждала продолжения.

— Почему ты до сих пор не рассказала ему о родителях? Виктория не собиралась выступать с обвинениями. Ей необходимо было понять.

— Он бы никогда не женился на мне, зная, кто мои родители.

— Но почему?! — Виктория искренне не понимала. Даже не Макса, который не хотел в жены дочь алкоголиков. Нет. Она не могла понять Марину. — Ты что, его безумно любила?

— Я выбрала его. Когда училась на втором курсе, умерла бабушка. Я осталась одна, и единственным способом остаться на плаву, не скатиться до проституции или нищеты я видела для себя замужество.

Марина говорила спокойно, не напрягаясь, рука покорно лежала вдоль тела, прикованная к прозрачной системе с лекарством.

— Мне нужна была работа, и в институте меня устроили лаборанткой к юристам. Я их всех знала в лицо. Даже личные дела посмотреть была возможность. Я не хотела сюрпризов, поэтому выбрала Макса. Он потомственный адвокат. И дед адвокат, и отец, и брат отца, ну и он, старший сын в семье. Их семья казалась мне идеальной. Все друг за друга горой, все там интеллигентно. И вдруг я, дочь алкоголиков. Это нонсенс. И поэтому я сказала, что не бабушку похоронила, а родителей. А заодно и брата — Кешку. В принципе недалеко от правды — Кешка теперь наркоман. А дядя и тетя из Первомайска к тому времени уехали, так что если бы мои новые родственники стали выяснять, кто да что, то выяснили бы, что действительно был такой Свитов, работал, а потом перевелся куда-то. И все, след его пропал, потому что дядя ударился в бизнес и со старыми друзьями не знается.

— Ну а если бы случайно? Кто-нибудь из старых знакомых…

— Я все предусмотрела. Я все мосты сожгла. Даже с тобой. — Марина виновато улыбнулась. — Поверь, ты — самая моя большая жертва.

— Да уж…

— Я придумала себе идеал будущей семьи. Я не знала, как будет, но в точности знала, как НЕ БУДЕТ.

— Ты выместила на детях свое детство.

— Ну зачем ты так — «выместила»… Я дала им все, чего сама не имела: школу танцев, бассейн, фигурное катание, отдых на море, кафе-мороженое по воскресеньям.

— Понятно. Мне кажется, твоим детям недостает другого.

— Чего же?

— Чтобы их слушали. Чтобы с ними разговаривали. Просто разговаривали.

— Вот ты и дашь им это, — вымученно улыбнулась Марина.

— Да пойми ты! Не смогу я заменить тебя! Я — другая! Мне дико неудобно жить по журналам, вписываться в твое расписание, лгать, наконец!

— Тебе и не придется лгать. Будь сама собой. Тебе — можно. Предки твои — вполне приличные люди, сама ты консерваторию закончила. Не то что я — два курса института. Тебе не придется притворяться.

Точное слово было найдено и произнесено — притворяться! Столько лет сплошного притворства!

— Неужели ты не могла хотя бы оставаться собой? Ну Бог с ними, с родителями. Но ты-то! Разве ты любишь Куинджи? «Битлз»? Почему он не знает, что ты тащишься от зареников? Как ты могла так себя скрутить? Зачем? Он даже не подозревает, что ты любишь Вивальди. Ну музыка-то при чем?

— Разве это такая уж трагедия? — слабо улыбнулась Марина. — Дело в том, что у Макса тоже был свой идеал семьи. Свое представление о жене. И самое главное, говорил он, чтобы жена его понимала. Чтобы разделяла его взгляды, его вкусы.

— Вот ты и «разделяла», — закончила за подругу Виктория. Марина вздохнула и отвернулась к окну. Какими мелкими и ненужными, должно быть, казались ей сейчас волнения подруги. Она наполовину была не здесь. Как в электричке — первую половину пути ты еще мыслями витаешь дома, вторую — уже там, куда едешь. Она устала от земных проблем.

— Больше ко мне не приходи, — вдруг сказала она. Вике даже сначала показалось, что она ослышалась. — И девочек приведешь только один раз. А потом отправишь в пансионат. Я знакомой заказала путевки.

— Но.., как же… — пересохшими вдруг губами прошептала Виктория.

— Во-первых, ты не видела, какими становятся люди в последние свои дни, а я видела. И не хочу остаться в твоей памяти такой. Тем более — в памяти девочек. Ты меня поняла?

— Да.

— И на похоронах. Я не хочу, чтобы девочки были там.

— Но…

— Постарайся попять: так я буду для них.., как уехала. А если они будут видеть все, то обязательно напугаются, я знаю.

— Ладно.

Вика плакала, а Марина не замечала ее слез. Она давно все продумала и могла теперь рассуждать хладнокровно.

— А с Максом — будь собой. Мое притворство ни к чему хорошему не привело. Он никогда не любил меня по-настоящему, хотя я очень старалась и делала то, чего он ожидал от меня. Так что тебе, думаю, повезет больше. А теперь уходи, Викушенька, я очень устала.

Вика не заметила, как оказалась на улице. Она шла, не понимая, как солнце может безрассудно светить, а фонтаны — брызгать, как все продолжается, цветет, когда такое…

А дома ее ждал новый сюрприз.

Глава 12

Хозяин позвал ее к себе сразу, едва она переступила порог.

— Виктория, сегодня вы соберете детей и уедете с ними в деревню.

— Но…

— Никаких «но»!

Макс двигался большими шагами по гостиной и выглядел нервным. Даже каким-то озаренным, что ли. Так выглядит человек, которого посетила странная, возможно, безумная идея и которому не терпится побыстрее осуществить ее.

Вика сразу внутренне закипела, как бутылка с газированной водой перед вскрытием. Он отправляет их в деревню! К Никите! В дом, где никто не живет, в ремонт! Где нет воды и, возможно, газа!

Эгоист! Убирает с глаз долой, не задумываясь — хорошо ли, удобно ли будет им там? Да что говорить! Чего и ожидать-то от такого типа?

— Надолго? — поинтересовалась Виктория.

— До заезда в пансионат. Затем, возможно, у вас будет отпуск.

— Кто нас отвезет? — уточнила Вика, ибо догадалась, что спорить бесполезно.

Но его ответ совершенно вывел ее из равновесия:

— Вы отправитесь самостоятельно на Марининой машине.

— Я? На машине?!

Макс раздраженно пожал плечами, словно она несла полную ахинею.

— Вы соображаете, что говорите? — прорвало ее. — У меня совершенно нет опыта вождения! Это же дети, а не картошка! — Она нарочно ввернула его фразочку, которую прекрасно помнила. Надеясь достучаться до его разума, добавила:

— Вы могли бы сами отвезти нас туда.

Макс остановился и вытянул вперед обе руки. Они тряслись. От выпитого ли спиртного, от нервного ли напряжения — не важно. Садиться за руль в таком состоянии он, бесспорно, не мог.

— Тогда вызовите нам такси, — не отступала Виктория, с чувством, плавающим между жалостью и возмущением, взирая на его вдруг согнувшуюся фигуру.

И тогда он сказал совершенно в тот момент непонятное для Вики:

— Я хочу, чтобы у вас там была своя машина. На всякий случай. Доверенность я оформил.

И он незамедлительно двинулся в кабинет и принес оттуда документы на машину Марины и ключи. И тогда Вику начало трясти. Она осознала, что это все всерьез и она перед его решением бессильна. Сейчас с бутылки лимонада сорвет крышку и вся шипучка вырвется наружу.

— Что за необходимость отправлять нас так срочно, будто завтра начнется землетрясение? — едва сдерживаясь, вопрошала она. — До смены в пансионате осталось так немного, мы могли бы…

— Я должен побыть один, — прервал ее Макс и добавил:

— Я не могу никого видеть, понимаете вы это?!

Вика поморгала глазами и вылетела из гостиной. У хозяина поехала крыша. Спорить бесполезно.

Она вытащила из-под кровати свою сумку и начала собираться.

Выехали к вечеру, после часа пик, когда основное движение схлынуло. План маршрута лежал на щитке, приклеенный скотчем. «Ничего страшного и нет», — говорила Вика мысленно, мертвой хваткой вцепившись в руль и шаря глазами по голому шоссе. И все же она благополучно вывела машину из города. А там, на открытом пространстве, Вика несколько воспряла духом. Девчонки крутили головами и предупреждали:

— «КамАЗ» сзади. Приближается.

— Появилась белая иномарка. Идет на обгон.

Но вскоре и в этом необходимость отпала — с основной трассы они свернули на проселочную дорогу и открыли окна. Дорога была узкой, но асфальтированной, что Вика отметила как большой плюс. Дорога убегала в поля, ныряла в овраги, богатые старыми мощными деревьями, рассекала надвое сиротливые деревни с обветшалыми жалкими домиками и лениво роющимися в навозе курами. Неожиданно этот выход в простор и покой изменил настроение Виктории и обеих девочек. Ей дико захотелось, чтобы случилось чудо — чтобы машина вдруг оторвалась от земли и, выбросив по бокам мощные крылья, взмыла бы над полями и понеслась, разрезая облака.

— У-у… — тихонько загудела Вика.

— У-у! — подхватили Карина и Рената, тоже обалдевшие от природы. Ренатка запела, Карина с Викой подхватили, и началось буйство выпущенных на свободу пленниц: они пели, читали хором стихи, рычали, изображая мотор, придумывали названия деревням, мимо которых проезжали, и — хохотали до икоты.

Указатель с названием «Живые ключи» призвал их к порядку. Виктория сбавила скорость, девочки утихомирились.

Миновав мостик через еле видный ручей, машина поднялась по взгорку, и взорам путешественниц открылась деревня Живые ключи, рассыпанная по пригорку горстью конфет, разбавленная густыми мазками деревьев, уходящая задами в пригорок. В свою очередь, пригорок перерастал по горизонту в синюю щетку соснового леса. А если взглянуть с дороги не вверх, а вниз, то за деревней пространство устремлялось ниже, к голубой полоске реки, и дальше, в густые пролески, затем взгляд терялся в зеленой бесконечности, неохватимой совершенно. Девчонки сзади вздохнули потрясение, Виктория въехала в деревню. Двухэтажный деревянный дом найти не составило труда — он высился среди своих ветхих низеньких собратьев, как Портос среди мушкетеров. Заросший буйной зеленью, он заметно выступал в высоту.

Виктория направила машину прямо к воротам. Смеркалось, но света в доме не наблюдалось, и Виктория потихоньку начала беспокоиться. Будет совсем интересно, если Протестанта не окажется дома.

Они пошли по тропинке от ворот, минуя заросли молодой крапивы и желтые плешины одуванчиков. Стояла не правдоподобная тишина. Действо напоминало собой кадры детективного фильма: молчаливая громада неосвещенного дома и три фигуры — мал мала меньше, — крадущиеся через заброшенный сад.

Вдруг прямо у Виктории перед носом сверкнул сноп света, она зажмурилась, инстинктивно прикрывшись руками, дети завизжали, а в следующий миг прыгнули в кусты, откуда сверкнуло.

— Дядя Кит! Дядя Кит! — кричали они, преследуя его меж кустов.

— О Господи… — только и сказала Виктория. Протестант носился по заросшему саду, высоко задирая ноги и беспрестанно щелкая фотоаппаратом. Наконец он предстал перед Викторией, упал на оба колена и, ослепив ее еще раз, выдохнул:

— Бонжур, мадам!

— Сам бонжур, — буркнула Виктория и вручила ему сумки.

— Я счастлив, что сразу три дамы посетили меня в моем уединении! — пророкотал он.

— Дядя Кит, мы не посетили, мы жить сюда приехали, — поправила Карина и первая взбежала на широкое крыльцо.

— Жить? — хитро улыбнулся Кит, блеснув темными глазами в сторону Виктории. — Ничего не имею против, но предупреждаю сразу, вам придется разделить со мной все тяготы спартанской жизни.

— А как это — тяготы? — заинтересовалась Карина, и все три дамы остановились на крыльце и уставились на Протестанта.

— Во-первых, в доме пока нет электричества, — оповестил он.

— Это тягота? — уточнила Карина.

— Еще какая, — подтвердила Виктория. Как права она оказалась в своих предчувствиях!

— Во-вторых, к газовой трубе нас пока тоже не подсоединили, и я варю обед на костре.

Девчонки переглянулись и дружно подпрыгнули. Виктория подпрыгивать не торопилась. Она все еще надеялась, что Кит привирает в свойственной ему манере.

— Удобства на улице, вода в ключе, — закончил Кит, блестя глазами.

— Чудненько! — заключила Вика, а девочки захлопали в ладоши. Они были в полном восторге.

Ужинали при свечах в пустой гулкой комнате первого этажа. Ели то, что догадалась захватить с собой предусмотрительная Виктория.

Привыкнув к полумраку, Виктория разглядела в глубине комнаты рояль. Удивлению не было предела — настоящий, старинный, беккеровский. Виктория взяла подсвечник и подошла к инструменту.

— Откуда он здесь?

— Местный клуб закрывали, распродавали инвентарь, вот я и купил.

— Но ведь ему больше ста лет!

— Так и есть.

Виктория подняла крышу и пробежала пальцами по клавишам. Рояль, конечно, расстроен, но звук остался глубоким, мощным.

— Настройщик нужен, — сказала она.

Никита принес чайник, только что вскипевший на костре. Чай пили на открытой террасе, на закуску вдыхая острый аромат летнего вечера. Перекличка лягушек и стрекотание цикад создавали шумовое оформление чаепития. Девчонки, похоже, находились на вершине блаженства — они болтали без умолку, ели с аппетитом и ни разу за вечер не поссорились. Такого приключения у них, видимо, еще не было в жизни. В темноте все четверо пробрались на второй этаж, где в пустой комнате Вика расстелила на полу принесенные Никитой матрасы и одеяла. Сквозь большое окно без штор светила луна, заливая комнату ровным неярким светом.

— Теперь спать, — объявил Никита. — А мы с Викторией Викторовной пойдем мыть посуду.

Вика стрельнула в него глазами. Лицо Протестанта оставалось невозмутимым.

— Идите, идите, — хитреньким голосом разрешила Ренатка, — а мы тут поболтаем…

— Мы в привидения нарядимся! — придумала Карина и запрыгала на матрасе.

— Кто будет баловаться, того не возьму завтра на прогулку, — сообщил Никита. Карина перестала подпрыгивать. Задумалась.

Никита нашел в темноте руку Виктории и потянул ее за собой. Виктория собралась возмутиться, но подумала об этом, только когда очутилась на лестнице и вроде бы уже поздно было возмущаться-то.

Прямо перед ней находилась слегка сутуловатая спина Протестанта, его волосы в свободном полете… И она ничего не сказала и руку не убрала. В конце концов, на лестнице темно, а он все-таки дорогу знает. Молча собрали посуду в какую-то корзину, Кит сунул ей полотенце, и они вышли из дома.

Кит пошел по тропинке с корзиной в руках, а Виктория с полотенцем пробиралась за ним след в след, обжигая ноги крапиной и цепляясь сарафаном за какие-то кусты. Миновали сад и вышли на тропинку, ведущую круто вниз.

— Это мы.., посуду мыть идем? — уточнила Виктория, вглядываясь в то, что у нее под ногами.

— Ага, — подтвердил Кит и снова подал ей руку. — Тут немного круто, держись за меня.

Виктория от души желала в эту минуту, чтобы на ее месте оказался хозяин. Чтобы ему лично довелось карабкаться ночью по еле осязаемой тропке, мыть посуду в ручье и варить обед на костре. А напиваться с горя у себя в кабинете — это каждый может.

И все же когда она почувствовала сильную ладонь Протестанта на своих пальцах, ее злость поутихла. Виктория невольно прислушалась к себе: что-то там внутри дрогнуло и завибрировало мелко-мелко. Спустились к реке. Никита подошел к мостку, закатал штаны до колен и деловито уселся на доски. Виктория примостилась рядом. Луна плавала в реке, как половинка желтка в щавелевом супе. Вокруг мерцал ее отраженный свет. Деревня светилась на горе своими недружными огоньками, а там, за речкой, как будто и не было ничего и не могло быть — ни людей, ни машин, ни самолетов, ни войн, ни бедствий… Ничего… Только мудрость деревьев и спокойствие звезд.

Никита мыл чашки, не обращая внимания на свою спутницу. А она сидела и смотрела вокруг, пытаясь проглотить непонятно откуда взявшийся ком в горле. Наконец она спохватилась и принялась вытирать перемытую Никитой посуду и складывать ее в корзину. Никита прошел дальше по мостку, откуда, должно быть, ловили рыбу. Она уже собрала всю посуду, когда услышала мощный всплеск и обернулась. Никита плыл, разгребая руками блики луны.

— Наверняка ты ужасно злишься, что пришлось уехать из города? — вдруг спросил он, когда, отфыркиваясь, выбрался на берег.

Виктория пожала плечами:

— Какая мне разница? Лишь бы платили.

— Но как же Макс? Он ведь остался там без присмотра?

Виктория поняла, что зря расслабилась — Никита не собирался оставлять ее в покое.

— Я не ему в няньки нанималась, — напомнила она, невозмутимо шагая среди влажной от вечерней росы травы.

— А впечатление было обратным.

— Впечатления бывают обманчивыми.

— Ты обманула его.

— В чем же?

Виктория обернулась и пристально вгляделась в темные глаза Протестанта. В них плавал ковш Большой Медведицы.