Избранная морского принца Арнаутова Дана
– Как они могли? О чем они думали столько веков подряд? Жрецы, короли… Не могли же они быть настолько слепы, глухи и безумны? Губить не только свой город, но и все морское дно?! А если завтра проснется не только Старший Брат? Акаланте стоит на кратере! Если все три Брата проснутся одновременно, толчок будет таким, что… Да Глубинные пробудятся от такого толчка!
– Успокойся, – тихо уронил отец, и Алестар, сплюнув воду, которой наглотался от возмущения, снова опустился на ложе.
Вода, взбаламученная его хвостом, колыхалась по всей комнате, и оттого казалось, что стены дрожат.
– Успокойся, – повторил отец устало. – Это свойственно всем, и людям, и иреназе: думать, что беда придет еще не скоро, что можно потянуть время, пожить в сытости и довольствии. Я и сам надеялся, что еще несколько поколений изменения будут незаметны, а кариандские жрецы и ученые искали способы мягко успокоить разлом. У них вполне могло получиться, они уже зарастили несколько неглубоких трещин и проложили новые там, где было нужно. Просто… все случилось слишком быстро.
– Безумцы! – выплюнул Алестар зло. – Ладно, мы-то что можем сделать? И… куда они собираются из своего города?
Мысль была настолько простая и жуткая, что Алестар замер, осознавая ее, глядя на отца с испугом, и тот медленно кивнул, подтверждая.
– Они уйдут… – прошептал Алестар, с трудом узнавая собственный голос. – Уйдут из города в новые воды. А воды давно поделены, и лишних Трое не создали. Переселить целое королевство, найти всем пропитание… Будет война! Отец, это же… И мы тоже?
– Мы заключаем брачный союз с Кариандом, – тихо и ровно сказал отец. – И принимаем в город два десятка родов из тех, кто готов переселяться прямо сейчас. Знать Карианда разделилась надвое: одни требуют уходить немедленно, другие надеются выждать и даже предотвратить беду. В основном, это те, кто владеет шахтами, конечно. Акаланте примет тех, кто хочет уйти. Не всех сразу, но оставшиеся могут занять участки дна между нами и Суаланой. Там не слишком удачные места для жизни, но что-то всегда можно устроить, а кариандцы не в том положении, чтобы выбирать. Они благодарны и за это. Я мог бы потребовать руки не младшей принцессы, а любой из старших, но человеческая кровь…
– Кровь… Два десятка родов – это сколько?
Новости были чудовищными, Алестар чувствовал, что теряется под ними, как под ударом штормовой волны, даже сжался в комок, словно пытаясь смягчить удар.
– Около пяти-шести сотен взрослых с семьями. Еще примерно столько же заселят окраины. Много, но мы выдержим. Придется тяжело первые лет двадцать, но Акаланте нужна новая кровь, да и знания кариандцев пригодятся. Ради этого стоит потесниться, а брак с Маритэль тир-на Карианд укрепит союз.
– А Суалана? Маравея? Миралайн?
– Маравея примет десяток родов, но не больше, просто не смогут. Миралайн еще думает. Полагаю, они тоже возьмут немного. Суалана отказала. Им самим не хватает милости Моря, сказал король Суаланы.
– И потому он оставит сородичей погибать? Или милость Моря заранее учтена в его казне?
– Он думает о своем народе, – утомленно сказал отец. – И в чем-то прав. Суалане тяжело далась недавняя война. Да, их никто не звал в наши воды, но сложно жить рядом с богатым соседом, заглядывая в его сети и зная, что твои почти пусты. Карианд не придет в новые воды с пустыми руками, у них еще есть время собрать необходимое даже с избытком, но в голодный год золото дешевле водорослей.
– У меня только один вопрос, отец, – Алестар глубоко вдохнул и выдохнул, со странным равнодушием наблюдая, как поднимаются к потолку пузырьки воздуха. – Когда ты собирался рассказать мне все это? Почему я узнаю такие вещи из болтовни наложниц и просьб кариандских купцов? Или я проспал день, когда перестал быть твоим сыном и наследником?
– Алестар, Алестар…
Отец укоризненно покачал головой в ответ на обиду, невольно просочившуюся в его голос.
– Ты помогаешь мне с делами уже дюжину лет. Последние пять – наравне с моими советниками. И ты ничего не замечал? Не видел, как определенная часть продовольствия перерабатывается для хранения и отправляется на склады? Как копится земляное масло и рыбья кость? Как возделываются новые поля водорослей, куда больше, чем надо для прокорма Акаланте?
– Видел! Но я думал… это… Я думал, это просто запасы. На всякий случай. Водоросли на продажу…
– И это тоже, – кивнул отец. – Сейчас мы продаем в два раза больше водорослей, чем потребляем сами, а на прибыль закупаем то, что может храниться как можно дольше. Ты не слеп, Алестар, и умеешь делать правильные выводы. Но ты слишком привык к тому, что видишь. И не всегда даешь себе труд подумать над тем, почему видишь именно это.
– Когда? – тихо спросил Алестар, потирая пальцами занывшие виски. – Когда все начнется? И почему… ты разрешил мне взять в супруги Кассию? В ней ведь нет крови человека. Не было… А если все это известно давно: и про мою кровь, и про Сердце Моря, и про Карианд…
– Потому и разрешил. Карианд не в том положении, чтобы торговаться, они отдали бы Маритэль и в наложницы – в крайнем случае. А ты мог передумать, запечатление с Кассией могло сорваться, жрецы Карианда – найти способ спасти свой город… Будущее меняется каждое мгновение, Алестар. Кто мог знать, например, что ты встретишь человеческую девушку и сотворишь такую глупость? Нет, помолчи. Я знаю, что ты раскаиваешься. Я даже верю, что ты не пил гарнату. Что-то неладное творится в нашем городе и в самом дворце, но после смерти Кассии ты вел себя, как дикий салту, не слушаясь ни слов, ни лоура. Как я мог говорить с тобой о столь серьезных вещах?
– Прости, – прошептал Алестар, теперь уже сам беря отцовскую руку со странно тонкими пальцами и с осторожной ласковостью сжимая их. – Прости…
– Ничего, мой мальчик, – вздохнул отец, отвечая на пожатие. – Лишь бы все обошлось. Боги любят Акаланте, помни это и не разочаруй их. Жрецы обещают разорвать запечатление без вреда для девушки с земли. И для тебя, разумеется. Если Маритэль окажется тебе совсем не по сердцу, мы найдем другой союз, хоть и будет сложно. Но я верю, ты не поставишь будущее города выше собственных прихотей. Ты очень нужен, Алестар. И городу, и мне. И, Алестар, я прошу тебя… обещай…
– Да, отец. Все, что смогу…
– Это ты сможешь. Обещай мне не участвовать в гонках. Ты слишком ценен, чтобы рисковать жизнью. Я позволил тебе быть загонщиком в охоте, потому что этого ждал народ. Все должны были увидеть, что ты не потерял смелости и заботишься о подданных. Гонки – другое дело. Неразумный риск ради честолюбия. Прошу тебя, сын…
– Я… отец…
Голос не слушался, осекался, срывался… Алестар даже тронул пальцами сжатое спазмом горло, отчаянно думая, как же объяснить? Как сказать, что ему нужно на Арену? Не для того же, чтобы заполучить очередную дурацкую раковину из золота с драгоценными камнями. Этих раковин и так полка целая в покоях… А ему надо на Арену, чтобы убить страх. Задавить мерзкую дрожь, которая всякий раз рождается внутри, стоит подумать о том дне… Это не честолюбие, это стоит риска. Иначе как он сможет жить, зная в себе такой изъян? Но отец ждет, смотрит, и отказать ему невозможно…
– Я…
Внезапная тошнота и пронзительная тоска накатили вдруг и разом. Отголосок чужого ужаса, нет, не чужого…
– Джиад, – выдохнул Алестар, отталкиваясь от ложа. – Да, отец, конечно… Поговорим потом, ладно? Я… мне нужно…
– Плыви, конечно, – согласился отец, отпуская его руку и сползая ниже на постель. – А я посплю, пожалуй…
* * *
Ночью Джиад все-таки согрелась. Наверное, потому и снилось что-то спокойное, мирное, про храмовый сад, где она играла в прятки и рвала прямо с куста сладкую крупную береснику. Тяжелые, налитые пурпурно-фиолетовым соком ягоды поспевали круглый год, радуя послушников помладше, которых еще не пускали в город. Поэтому малыши смотрели на старших с завистью, а те приносили из города гостинцы, но сначала заставляли оттирать перемазанные темным ладошки и мордочки.
Когда Джиад открыла глаза, вкус бересники стоял во рту так ясно, будто она и вправду наелась ею во сне. И это было, как привет из дома, у нее даже глаза чуть-чуть защипало, так захотелось повидать друзей и наставников. Но вокруг тихо колыхалась непроглядная вода, и Джиад только выдохнула сквозь сжавшееся горло, снова опуская веки.
Когда она проснулась второй раз, уже по-настоящему, Алестара не было. Комнату ярко освещала подкормленная кем-то туарра, со столика исчезли тарелки с остатками пиршества Жи. Сам рыбеныш мотался по клетке кругами, задевая прутья хвостом, отчего они слегка постукивали в пазах. Видимо, этот негромкий мерный стук и разбудил Джиад.
Что ж, пора было вставать. Она выбралась из-под прилипшего к телу одеяла, невольно спросив себя, чем укрывался рыжий, если все одеяло оказалось намотанным на Джиад, как кокон. Но теперь ясно, почему согрелась.
В памяти непрошено вспыхнуло, как Алестар бережно кутает ее вечером, и Джиад закусила губу. Она ожидала другого. Злости, обвинений, выставленных условий… Но уж точно не извинений и заботы. И это после того, как Алестару досталось вдвойне: и физиономии, и гордости. Ладно, об этом надо будет думать позже, когда принц вернется, потому что настроение рыжего меняется чаще, чем погода в горах. А пока есть дела важнее.
Одно такое дело уже всерьез ломилось наружу сквозь прутья, возмущенно вереща, что про него забыли, а он хочет есть, гулять, грызть вкусный кожаный пояс и еще чтоб нос почесали. Джиад прямо слышала все это в истошных руладах из клетки и теперь прекрасно понимала, почему иреназе держат своих любимцев не в покоях, а в общих загонах. Это же с ума сойти можно!
Зато оказавшись на воле, малек – да уже и не малек, пожалуй, – мгновенно притих. Деловито проверил стол, обиженно вякнув на отсутствие еды, метнулся куда-то в угол, и Джиад с опозданием подумала, что зверушке надо делать свои звериные дела где-нибудь подальше от спальни. К счастью, осознание этого пришло вовремя, так что удалось сразу оттащить не сопротивляющегося рыбеныша в комнату чистоты, поближе к ширакке. Что интересно, с шираккой тот отлично поладил и вообще вел себя, как очень благовоспитанное существо… Как оказалось – усыплял бдительность. А вернувшись в комнату, быстренько стянул пояс и спрятался с ним под свисающий с постели край одеяла.
– Нет уж, дружок, – мрачно сказала Джиад, отнимая изрядно пожеванный острыми зубами пояс. – Мы с тобой сейчас отправимся гулять. А если потеряешься или решишь слопать то, что само тебя слопает, я переживать не буду, так и знай!
Но в каймур, висящий у клетки, Жи лезть не пожелал, и оставалось только подивиться, как ловко его туда запихивал принц. Так что Джиад просто приспособила плетеный кошель вместо ошейника, взявшись за длинные завязки, и дотащила рыбеныша до внутреннего дворика, рассудив, что вряд ли там встретится опасная тварь. Мало ли что она сама говорит этому прохвосту, а завела животное – надо за него отвечать.
Почти сразу стало ясно, что о своей тренировке можно забыть. Салру был везде. Он вылетал из кустов и с разгону пытался врезаться Джиад в живот, он подкрадывался сзади, чтоб схватить её за полюбившийся край штанов, он мотался вокруг, так что голова кружилась следить за серебристой молнией.
– Ты когда-нибудь устанешь, зараза маленькая? – поинтересовалась Джиад примерно через час мучения, терпеливо принимая очередную добычу, которую ей принесли из зарослей, – лохматый пук водорослей был полон маленьких крабов, что тут же кинулись разбегаться по плитке двора.
Салру только хвостом помахал, ничуть не расстроившись, что кормилица не оценила подарок. У ног Джиад уже лежали полусгнивший кусок толстой деревяшки, выбеленный рыбий череп длиной в пару ладоней и другой, из глазниц которого тянулись щупальца небольшого осьминога.
– Выгонят нас с тобой из приличного места, – пробормотала Джиад, почесывая нахально подставленный нос, а потом и все маленькое тельце. – Ну вот где ты в королевском саду столько всякой гадости нашел?
Рыбеныш нежился, подставляя голову и бока, а когда Джиад коснулась основания хвостового плавника, заверещал в экстазе, выгибаясь всем телом и чуть ли не силой всовывая хвост ей в руки.
– Что, нравится? – хмыкнула Джиад. – Интересно… А вот у других… хвостатых… тоже так?
Она представила Алестара, с блаженным лицом чешущего хвост, и невольно фыркнула. Нет, а правда? Хвост, он и есть хвост, что у рыб, что у салту, что у иреназе…Или нет? Вот салту любят чесать нос, о хвосте и речи не шло, когда её учили править рыбозверем. Может, это только у малышей так? Но не спрашивать же принца.
От последней мысли Джиад чуть не подавилась очередным вдохом, а отдышавшись, не сразу заметила, что маленький паршивец куда-то подевался. И только когда из-за высокого заборчика, оплетенного водорослями, донеслась невнятная ругань, спохватилась и кинулась за рыбенышем.
– Полагаю, это ваш… зверь? – кисло осведомился пожилой иреназе в богато расшитой золотом черной тунике, брезгливо держа за хвост дергающегося Жи.
Второй, такой же седоволосый и одетый не менее роскошно, но более ярко, почти пестро, парил в воде рядом со спутником, и Джиад оказалась в перекрестье двух осуждающих взглядов.
– Прошу прощения, – отозвалась она насколько могла вежливо. – Мне очень жаль, если мой салру доставил вам неудобство или что-то натворил.
– Салру? – переспросил тот, что держал Жи, поднимая его выше и внимательно разглядывая. – А ведь и правда. Смотрите-ка, амо-на Тиаран, действительно, одиночка. Не вы ли убеждали меня, что это слухи и избранница принца приручила обычного салту редкой масти?
– Что ж, похоже, меня тоже ввели в заблуждение, – отозвался второй, пожимая плечами, так что бело-голубая туника с яркими полосами по воротнику и рукавам заколыхалась в воде. – Прошу прощения у каи-на… как вас зовут, дитя мое?
– Джиад. Джиад из Арубы. Я тоже прошу прощения, господа, что не имею чести и удовольствия знать ваши уважаемые имена.
Слова слетали с языка легко, но мысли не поспевали за ними. Кто эти двое? Почему они обсуждали прирученного им малька, но не помнят имени избранницы принца? И почему их взгляды такие… тяжелые?
– Джиад… – снова повторил одетый в черное. – Вы ведь не с нашего побережья?
– Нет, – ровно отозвалась она, невольно подаваясь назад под ощутимо давящим взглядом. – Аруба гораздо южнее Аусдранга.
Представляться сами они, кажется, не собирались. Что ж, пусть, лишь бы отдали Жи. Что он мог такого сделать, кого-нибудь цапнуть, что ли?
Но тут же, словно отвечая на её мысли, тот, что держал яростно бьющегося Жи, отпустил хвост. Малек кинулся к Джиад, тычась мордой ей в ладони и будто пытаясь спрятаться.
– Я Герлас, – отрывисто бросил иреназе, потирая руки, точно желая смыть с них грязь. – Старший служитель храма Глубинных богов. А это – амо-на Тиаран, высший жрец Троих.
Джиад склонилась в глубоком поклоне, задержавшись на несколько мгновений, а выпрямившись, опустила ладонь на спину рыбеныша, успокаивая его. Высший жрец и старший служитель? Теперь понятно, откуда такая властность…
– Аруба… – задумчиво сказал Тиаран. – Да, припоминаю… Мне рассказывали о служении ваших жрецов, каи-на Джиад.
– Служение, – презрительно фыркнул Герлас, засовывая большие пальцы рук за пояс и покачиваясь на хвосте. – Земным богам несть числа, но они лишь подобрали крохи силы, оставленные изначальными. Теми, кто ушел в глубины, когда земля еще была молода, а двуногие только учились одеваться в звериные шкуры.
– Вы говорите о глубинных богах, господин Герлас? – вежливо поинтересовалась Джиад, почесывая нос прижавшегося к ее колену Жи. – Да, они были первенцами создателей мира. Но разве родители не любят одинаково всех детей, и старших, и младших? Мой повелитель – такое же дитя Троих, как и те, что ушли в недра земли и подводные глубины.
– Не спорьте, амо-на Герлас, – попросил Тиаран со снисходительной благостностью в голосе. – Госпожа избранная защищает своего покровителя, это достойно уважения. А ваши слова обижают ее бога.
– Мне-то что, – снова фыркнул Герлас, глядя на Джиад с какой-то брезгливой жалостью. – Пусть служит, кому хочет, лишь бы не забывала, что здесь её молитвы стоят меньше пучка водорослей. Земные боги остались на земле… Что смешного я сказал?
– Прошу прощения, – отозвалась Джиад, не переставая улыбаться. – Но мой повелитель Малкавис не нуждается в защите. Ни моей, ни чьей-либо еще. Разве оттого, что я назову море мелким, оно обмелеет? Разве бог обидится на чьи-то слова, как неразумное дитя? Сила Малкависа не камень, который может упасть в воду или остаться на земле. Она в сердцах тех, кто верит в него. И где бы я ни была, она со мной.
Она посмотрела на Жи, с блаженным тихим повизгиванием трущегося носом о её колено, снова подняла взгляд, уже слегка сожалея, что наговорила лишнего. Оба жреца молчали, рассматривая её в упор. Герлас – с откровенной враждебностью, у него даже хвост резко дергался, Тиаран – с интересом, пожалуй, словно редкую забавную зверюшку. А ведь они должны гораздо больше понимать в том, что здесь творится. Особенно Герлас – служитель глубинных богов. Алестара едва не убило дыхание Бездны, да и сирены… Если это Герлас хочет смерти принца, у него и вправду нет оснований любить Джиад.
– Хорошо сказано, – усмехнулся одним уголком губ жрец глубинных, нарушая затянувшееся молчание. – Я смотрю, не только у салру здесь острые зубки. А все-таки поберегись, двуногая… Море любит смелых, но не путай смелость с дерзостью и глупостью.
Джиад молча поклонилась, не считая нужным отвечать, и Герлас, не переставая криво усмехаться, резко махнул хвостом, отталкиваясь от воды. Несколько движений руками, блеск широкого хвостового плавника – и жрец глубинных уплыл торопливо, как раздраженно уходящий человек.
– Я прошу прощения за амо-на Герласа, он не очень любит людей… – все с той же мягкой властной любезностью сказал Тиаран – и тут у Джиад перехватило дыхание.
Она узнала голос. Тяжелый властный голос, чьего приказа было невозможно ослушаться. Голос велел возвращаться, и Джиад чувствовала его в бреду, как чувствовала бы удар кнута или раскаленное железо на коже.
Она сжала зубы, не собираясь выдавать, что вспомнила жреца и его зов. Обиженно пискнул Жи – пальцы слишком сильно стиснули загривок малька.
– Что-то не так? – вкрадчиво уточнил Тиаран.
– Нет, все в порядке, – с трудом улыбнулась Джиад. – Я не обижаюсь.
Этот взгляд… Он давил, сминал волю, заставлял гореть в бреду и задыхаться, будто на грудь положили каменную плиту. Это Тиаран звал её – теперь Джиад была уверена. И если сейчас уступить, значит, и впрямь цена ей, жрице Малкависа, меньше пучка водорослей.
– Я рад, – тоже улыбнулся Тиаран одними губами – глаза были холодными, внимательными. – Нравится ли вам Акаланте, госпожа избранная?
Еще и издевается… мразь. Не может ведь не знать, что почти убил её тогда.
– Очень нравится, – все так же старательно растягивая непослушные губы в улыбке, отозвалась Джиад. – Город прекрасен и люди здесь гостеприимные. То есть иреназе…
– А его высочество, полагаю, очень дорожит вашими отношениями? – подсказал Тиаран, откровенно забавляясь.
Он плавно повел рукой перед собой, и Джиад с трудом оторвала взгляд от ярких полос туники, сливающихся в одну, плывущую перед глазами. Бежать? Слабость накатывала холодными волнами. Джиад задыхалась, как выброшенная на берег рыба. Ей бы передышку – хоть несколько мгновений… Сосредоточиться, как там, в спальне, призвать силу…
– Конечно, – выдавила Джиад. – Иначе зачем бы мне возвращаться?
Она попыталась было отвести взгляд – не вышло. Тиаран держал её невидимой удавкой, и стоило дернуться – петля затягивалась туже. Да что ему нужно? Посреди королевского дворца, под окнами у короля… Что он творит? И зачем?
– О да, – мягко сказал Тиаран. – Для Акаланте огромная удача, что вы вернулись, госпожа избранная. Признаться, я был восхищен вашей стойкостью…
Он еще что-то говорил, плетя сеть словами, движениями холеных белых рук, уверенным тяжелым взглядом и плавными колыханиями яркой туники. Джиад из последних сил скидывала с себя липкую тошнотворную одурь, но та наползала снова и снова, туманила остатки сознания, обволакивала…
– Пре-кра-тите… – выдавила она, не падая лишь потому, что вода держала.
Ладонь, слепо скользящая по поясу, не находила рукоять ножа. Джиад еще смутно помнила, что должна почувствовать пальцами и ладонью другую рукоять, упругую, горячую, рождающуюся изнутри, но забыла, как это сделать. Она все забыла, даже, кажется, как дышать… самой… Грудь поднялась и опустилась в чужом, навязанном извне ритме, в виски и уши бил тяжелый гул прибоя – откуда бы в глубине взяться прибою – но тут ладонь все-таки наткнулась на что-то… стиснула… сжала…
Обиженный визг врезался в сознание, распарывая липкую серую пелену. Следом пришла боль – резкая, острая, настоящая! Одна только боль и была настоящей среди тяжелого марева, в котором тонула Джиад, и она жадно ухватилась за эту боль, вспоминая заново, как дышать – самой. Думать – самой. Со-про-ти-вля-яться…
ГЛАВА 6. Между судьбой и свободой
– Джи! Джиад!
Кто-то звал её, голос был знакомый и вроде бы неприятный, но, главное, он не был зовом, и Джиад ухватилась за него тоже, упрямо выныривая, выкарабкиваясь, добавляя к осязанию слух, а затем и зрение.
– Джиад!
Алестар смотрел на неё сверху и сбоку, его лицо плыло перед глазами, и выражения было не разобрать, но в голосе звенел испуг, и Джиад, как пьяная, протянула руку, нащупала пальцами плечо принца, белое посреди отступающего серого марева, сжала тонкую ткань…
– Джиад! Да что здесь происходит, Тиаран?!
– О, боюсь, это моя невольная вина, – отозвался другой голос, мягкий, сочувствующий, обволакивающий…
– А-ле-стар… – выдохнула Джиад, впервые радуясь появлению рыжей заразы рядом.
– У тебя кровь на руке, – отозвался принц, держа ее за плечи. – Тиаран, позовите целителей. И я хочу знать, что случилось.
Голос у него был скорее злой, чем испуганный, но дрожали в нем нотки страха, еще как дрожали, и Джиад различала их даже сквозь навалившееся оцепенение.
– Не надо… целителей… – попросила она, поднимая к глазам и вправду раненую ладонь. – Все хорошо… Просто укус…
Жи, тихонько попискивая, лез в руки, виновато тыкался носом, и Джиад вяло подумала, что надо бы убрать рыбеныша – нечего ему чуять запах крови, да еще той, которую он сам пустил. А потом вспомнила боль…
– Не трогай, – сказала, едва шевеля губами, хмурящемуся Алестару. – Он не виноват…
Язык не слушался, в глазах все еще темнело, но уже было понятно, почему она так странно видит рыжего – принц склонился над Джиад, придерживая её за плечи. И было почти спокойно…
– Мне так жаль, – голос вползал в уши змеей, тек медом, плыл легкой струйкой дыма – нет, воды… – Это моя вина, тир-на Алестар… Я не подумал, что госпоже избранной вспомнится зов. Мы разговаривали втроем: амо-на Герлас, каи-на Джиад и ваш покорный служитель. Когда амо-на Герлас покинул нас, госпоже избранной стало… нехорошо…
– И причем тут зов? – хмуро поинтересовался Алестар, подставляя Джиад плечо, на которое ей пришлось опереться, чтобы сесть.
– Наша память, мой принц, хранит гораздо больше, чем мы думаем, – сказал Тиаран с таким искренним сожалением, что Джиад едва не стошнило. – Память госпожи избранной скрыла от неё зов, чтобы дать душе залечить раны, но мой вид, голос… Они послужили камнем, который упал в омут памяти и взбаламутил ее. Мне так жаль…
Он все говорил верно, Джиад понимала это. И, кажется, искренне переживал… Действительно, просто воспоминание о зове, едва не убившем её. И жрец, пожалуй, не виноват, они ведь просто разговаривали…
Джиад снова глянула на ладонь, так и сочащуюся кровью. Она искала рукоять клинка и схватилась за… Жи. Сделала больно, и рыбеныш тяпнул за руку. Память возвращалась медленно, Джиад вытаскивала ее осторожно и терпеливо. Боль… она дала ей несколько мгновений передышки, вернула в сознание. Если бы не эта боль…
Она вспомнила. Она уже дышала по чужой воле. И пальцем шевельнуть не могла. И думать. И если бы не Жи и так вовремя появившийся Алестар…
Джиад глубоко вздохнула, сбрасывая с мыслей остатки почти ощутимой сети. Подняла голову и посмотрела поверх плеча Алестара в полные сочувствия глаза жреца. Улыбнулась.
– Ничего страшного, амо-на Тиаран. Вы правы, память хранит многое. Но это верно, я думаю. Ваше высочество, мне уже… лучше…
– С вашего позволения, тир-на Алестар, я вас оставлю. Госпожа избранная, мои самые искренние извинения.
– Не стоит, – откликнулась Джиад, глубоко дыша. – Благодарю вас, амо-на Тиаран.
– За что?
В голосе жреца слышался лишь легкий вежливый интерес, и Джиад усмехнулась:
– За встречу, знакомство и урок.
Она окончательно высвободилась из объятий принца – к явному неудовольствию последнего – села на плитку дворика, глядя вслед удаляющемуся хвосту жреца. Протянув руку, погладила Жи, трущегося носом о её колено.
– И почему у меня чувство, что я опять знаю меньше всех? – хмуро спросил Алестар, расстилая рядом по плитам роскошный хвостовой плавник. – Джиад, что случилось?
– Ничего, – бесстрастно ответила она. – Вы же слышали. Мне просто стало… нехорошо. Ничего удивительного, я и правда едва не умерла от зова.
– Тиаран выполнял приказ отца, – помолчав, тихо сказал Алестар. – Я даже не вправе винить его за это. Прости…
– Не просите прощения за то, в чем не виноваты, – посоветовала Джиад. – Зов – это уж точно не ваша вина.
– Значит, только зов, да? – прищурился Алестар. – А этот паршивец тебя случайно укусил?
Паршивец крутился вокруг, работая хвостом, как мельница – крыльями. Джиад снова протянула руку, почесала немедленно ткнувшийся в нее нос. Наверное, надо было рассказать Алестару. Но что? А если она ошибается и все действительно так, как говорит Тиаран? Память иногда играет жестокие шутки, особенно, если это память о боли и страхе.
– Я пришла в себя от укуса, – с неохотой выговорила она. – Если бы не Жи, все было бы… сквернее.
«Гораздо сквернее, – подсказывал гаденький тошнотворный страх, лишь теперь поднимающий внутри голову. – Потому что нет ничего хуже, чем потерять себя».
– Тогда не буду отрывать ему хвост, – вымученно пошутил Алестар, тоже почесывая малька, радостно извивающегося от такого двойного счастья. – Ты… точно в порядке? Я чувствовал…
– Что? – осторожно поинтересовалась Джиад, незаметно убирая пальцы со спины Жи, чтобы не встретиться с рукой Алестара.
– Что тебе плохо, – просто ответил принц. – Так… не больно, а просто очень плохо… Может, все-таки позвать Невиса? И что ты там говорила Тиарану про урок?
Внимательный… Джиад снова подумала, не поделиться ли подозрениями. Ведь про урок она сказала единственно затем, чтобы увидеть, как отзовется жрец Троих. Никак не отозвался – просто вежливо поклонился и уплыл. А урок и вправду вышел хорошим, но за него стоит поблагодарить обоих, и жреца Троих, и служителя Глубинных. Да, она должна по-прежнему верить в Малкависа, но нельзя забывать, что это совсем чужая земля. То есть вода… Со своей силой, своими секретами и магией. А она, дура самоуверенная, расхвасталась и получила по носу, как… рыбеныш. Без которого все и вправду могло бы обернуться куда хуже.
– Мы беседовали о богах, – бесстрастно отозвалась Джиад, отталкиваясь от плиток и всплывая выше. – Это было очень интересно. Если позволите, я бы отвела Жи домой. Хватит с нас прогулок.
– Все время забываю, что ты жрица.
В дворцовом коридоре, благо тот был достаточно широк, Алестар плыл рядом, время от времени поглядывая на нее задумчиво и как-то осторожно. Потом, наконец, решился:
– Злишься за вчерашнее?
Джиад пожала плечами.
– Нет, ваше высочество. А вы?
– Нет, – буркнул Алестар, и, немного помолчав, добавил: – Немного злюсь. Вот знаю, что ты права, а все равно… Ладно, забудь. Хочешь посмотреть город? Не сверху, а по-настоящему…
Лицо его застыло от внутреннего напряжения, и Джиад невольно оценила, каких усилий принцу стоило и признание, и предложение. Алестар изо всех сил делал вид, что занят только Жи, который гонялся за его хвостом, и Джиад решилась.
– Хочу, – призналась она, подплывая к их покоям. – Только… без этого зверя, ладно?
– Само собой, – выдохнул принц, хватая в охапку не ожидающего такого коварства рыбеныша. – Подожди, я мигом!
Скрывшись за дверью с возмущенно вопящим Жи, он и вправду вернулся почти сразу. Перебросил на спину косу, наспех перехваченную золотым кольцом-заколкой, поправил простую темную тунику.
– Салту бы оставить, – протянул задумчиво. – Но как ты поплывешь тогда?
Про салту Джиад вскоре поняла. Оказалось, в городе иреназе плавают без своих верховых зверей или оставляют их наверху, спускаясь к лавкам, открытым галереям и просто домам. Джиад во все глаза глядела на маленькие площади, окруженные жилищами иреназе. Что это жилища, она поняла только по круглым окнам, врезанным прямо в плоские или слегка выпуклые крыши. Окна были то ли стеклянные, то ли слюдяные, за многими светилась туарра.
– А во дворце стекол нет, – сказала она немного растерянно, приглядевшись к странным постройкам.
– Во дворце вода теплее, – объяснил Алестар. – Он построен на горячих источниках. Часть воды идет по трубам, но часть проточная, так что через окна она меняется. А в городе нужно беречь тепло. На каждые несколько домов – труба с горячей водой, она и жилища греет, и еду. Ну что, в сады или на рынок? А хочешь – храмы посмотрим.
– Нет, – слишком быстро, пожалуй, отозвалась Джиад. – Храмы… не сегодня. Можно на рынок?
Алестар глянул на нее внимательно и кивнул, разворачивая салту. Джиад с опозданием и некоторым смущением вспомнила, что на рынке придется только глазеть, – единственную монету она оставила на Арене, о чем, конечно, нисколько не жалела. Вдруг и правда тезка её рыбеныша окажет милость рыжему конюшонку?
Они уже спускались к огромной площади, исчерченной хорошо видимыми сверху рядами каменных столов. Скамей не было, зачем они там, где никто не сидит? Только столы да короба с товарами – тоже каменные.
Алестар соскользнул с салту, обернулся к охранникам, бросив что-то вполголоса. Кари, молча кивнув, принял повод его зверя, потянулся за поводом салту Джиад и брата. Дару так же молча покинул седло.
– Идем, – нетерпеливо позвал Алестар, подавая ей руку. – И смотри, не отказывайся от подарков – это не принято. Подарить что-то избранной перед свадьбой – к удаче…
А вот этого Джиад не ожидала. И знай о таком – носа бы не сунула на рынок. Она же не настоящая избранная! Нельзя так обманывать! Но было поздно. Алестар потянул её за собой, опускаясь к рядам, и Джиад окунулась в круговерть блестящих хвостов, заплетенных и струящихся в воде волос, ярких туник и вездесущих водорослей, среди которых сновали мелкие рыбешки.
«Как мухи на базаре», – подумала она, отмахиваясь от рыбьей мелюзги. Рыбешки действительно вились над прилавками со снедью, причем торговцы этому вовсе не препятствовали. Напротив, один из них, как заметила Джиад, размашистым жестом сгреб серебристую россыпь над столом соседа, перегнав на свой.
– Зачем ему эта мелочь? – не утерпела Джиад, украдкой кивая на прилавок, мимо которого они как раз плыли.
– Это симсарель, – отозвался рыжий. – Она ест только самую свежую еду. Если над столом полно симсарели, значит, рыба поймана сегодня утром. О, а вот и курапаро…
Он протянул руку к очередному лотку, бесцеремонно прихватив с него плоскую толстую лепешку величиной с тарелку. Торговец – коротко стриженый пожилой иреназе – только разулыбался, низко кланяясь рыжему.
– А что, платить здесь не принято? – сдержанно поинтересовалась Джиад.
– Да кто же у меня возьмет? – хмыкнул принц. – Думаешь, мне жалко? Подержи-ка.
Он сунул ей в руки сочную лепешку, сочащуюся зеленой слизью из надлома, повернулся к прилавку, выудил из кошелька на поясе монетку…
И Джиад сама смогла убедиться, как акалантцы относятся к своему принцу. Торговец оскорбился! Он воздел руки к небесам, то есть туда, где они должны были находиться, совсем как купец на родном арубском базаре. Он призвал Троих в свидетели, что никогда ничем даже в мыслях не оскорбил благословенную богами королевскую семью, так за что же тир-на Алестар так обижает его! И видят Трое, и даже глубинные увидели бы, но пусть лучше спят, что у него свежайший товар во всем городе, так что если благородный тир-на и его прекрасная избранная не отведают хоть чего-нибудь еще, ему только на скалы броситься от позора…
– Видишь? – мрачно спросил Алестар, когда они отплыли от прилавка с полными руками всякой снеди. – И так всегда… Дару, забери. Нет, это оставь, пожалуй. Попробуй, Джи.
Он протянул тонкий длинный прутик с уже знакомыми прозрачными кусочками маару вперемешку с ломтиками синеватого мяса и такими же зелеными лепешками, только маленькими.
Джиад осторожно надкусила. Мякоть курапаро оказалась сочной, приятно-кисловатой и тугой, напоминая виноград…
– Вкусно, – сказала она, обдирая с прутика лепешечки. – Во дворце такого не подавали.
– Это не дворцовая еда, – хмыкнул Алестар сожалеюще. – Курапаро… он для тех, кто победнее. А мне нравится.
Про себя Джиад подумала, что лучше бы там не кормили изысканными лакомствами вроде чьих-то глаз, а рыжий уже тащил её дальше, к рядам с гарпунами и сетями, одеждой, посудой и оружием. Джиад рассматривала длинные низки жемчуга, кожаные туники, богато украшенные и совсем простые пояса. У очередного прилавка её поймали за край рубахи, кланяясь и умоляюще протягивая красивую шкатулку, выложенную перламутром.
– Бери, – уголком рта прошипел рыжий, милостиво кивая торговцу. – И не вздумай деньги…
– Благодарю, – поклонилась Джиад, обеими руками принимая подарок. – Да благословят вас боги.
Благословение, в отличие от денег, торговец принял с радостью. И пока они плыли по рынку, только немалый опыт принца помог не оказаться нагруженными, как пара караванных верблюдов. Алестар как-то определял на глаз тех, кто готов был всучить им полприлавка, умело уклоняясь и лавируя между рядами. И все-таки Джиад достался набор фигурных бутылочек в коробке из толстой кожи, бусы из красивых ракушек, вышитый жемчугом широкий пояс и книга. Ничем иным тонкие жестяные таблички с выбитыми значками быть вроде не могли.
А еще им улыбались, кланялись, желали счастья, здоровья и многочисленного потомства – как яиц у маару. От последнего пожелания Джиад едва не поперхнулась вкусным, несмотря на подозрительный цвет, мясом с прутика, а любезная улыбка Алестара на пару мгновений стала больше похожа на оскал.
– Ну, посмотрела? – выдохнул рыжий, помогая ей выбраться из водоворота счастливых лицезрением наследника подданных.
Джиад прижимала к себе подарки, не представляя, куда их можно сунуть, если сейчас придется снова править салту.
– У седла сумка есть. Давай…
Алестар махнул рукой, подзывая плывущего поверху Кари, и подал пример, сунув свои дары в кожаный мешок на боку зверя.
– Раз в храм ты не хочешь…
– Ваше высочество, – сказал Кари, отдавая ей повод салту и помогая сгрузить подарки. – Только что приплывал гонец. Каи-на Ираталь просит о встрече, как только вам будет угодно.
* * *
Увидеть Алестара вместе с Джиад Ираталь явно не рассчитывал. Почти ничем не выказав неудовольствия, разве что губы на мгновение сжались в узкую линию, начальник охраны поклонился жрице так же почтительно, как и самому принцу, осведомился о здоровье и делах и лишь затем очень вежливо поинтересовался, не уделит ли ему тир-на Алестар время для личной беседы?
Алестар и сам уже понял, что зря привел Джиад с собой, но теперь просить её уплыть было неловко. Однако жрица, нисколько не обидевшись, кивнула:
– Разумеется, господин Ираталь. Позвольте вас оставить. Только мне бы тоже хотелось как-нибудь побеседовать с вами.
– Так, – решительно сказал Алестар. – Не знаю, что это за тайны, но не собираюсь опять узнавать о них последним. Джиад, рассказывай при мне.
Ох, как не понравился ему быстрый обмен взглядами между жрицей и Ираталем. Но Джиад тут же пожала плечами, снова опускаясь на кушетку у стены.
– Собственно, я лишь хотела спросить у каи-на Ираталя, – сказала она ровно, – кто такие «спящие до конца мира»?
– Это… – Ираталь на мгновение осекся. – Мне, в свою очередь, хотелось бы узнать, где вы слышали эти слова. И от кого.
– Конечно, – кивнула Джиад. – Я слышала их от сирен. Они были не слишком-то разговорчивы, да и говорили очень странно, но между собой парой слов обменялись. А я тянула время и спросила, зачем им принц. Один из них сказал…
Джиад прикрыла глаза и старательно, как ученица наставнику, повторила:
– Он сказал: «Иреназе должен умереть. Это приказ спящих. Спящих до конца мира».
– Вот как… – задумчиво протянул Ираталь. – Что ж, мы подозревали, что это не простая случайность, но не были уверены. Почему вы не рассказали сразу, госпожа моя?
И снова Алестару не понравился его тон, вроде бы вежливый, но очень уж мягкий, прямо как хорошая рыболовная сеть.
– Сначала я забыла, – просто сказала Джиад. – Да и не было желания с кем-либо здесь откровенничать. А потом не представилось случая. Это важно, господин Ираталь? И не соблаговолите ли ответить и на мой вопрос?
Что ж, у нее голос был не менее любезным и мягким, так что Алестар решил в кои-то веки попридержать язык и не кидаться с непрошеной защитой. А подумать лучше о том, что многовато вокруг странностей, взять хоть утреннюю, где были два жреца. И один из них как раз…
– Так иногда называют глубинных богов, – суховато, но вежливо ответил Ираталь прямо-таки на его мысли. – Сирены поклоняются им, но есть и иреназе, которые считают глубинных… своими покровителями.
– Что за бред? – вырвалось у Джиад.
– Еще какой, – кивнул Ираталь. – Весьма опасный бред, который никак не удается искоренить. Служители спящих – так они себя зовут. И не гнушаются ничем: от клятвопреступления до убийства. Госпожа избранная, вы очень разумная… девушка. И достаточно опытны в определенных делах как страж. Не вам объяснять, что тайные вероучения – это… серьезно. Так что если вы когда-нибудь от кого-нибудь услышите упоминание спящих, я надеюсь на ваше благоразумие и осторожность.
– Я поняла, – спокойно отозвалась Джиад, чуть подаваясь вперед и сцепляя пальцы на колене. – Но если я не смогу обратиться к вам сразу, кому еще можно довериться?
Начальник охраны задумался. И это уже говорило о том, что в королевстве творится неладное. Нет, Алестар знал о ненормальных, всерьез считающих себя избранниками глубинных богов, но даже предположить, что они перешли от просто глупостей к опасным глупостям? А ведь Ираталь именно так и думает!