Космический принц и его заложница Пашнина Ольга

– Да. Все силы галактической империи, вся мощь разведки бессильны против женщины.

– А потому что не надо «против», надо «за».

– «За» ты тоже не соглашаешься.

Что ж, с этим не поспоришь, и я замолчала. Завтрак, совершенно непохожий на привычные земные продукты, потребовал полной сосредоточенности. Где-то я читала, что незнакомые напитки нужно пробовать как яд, кончиком языка. Вряд ли, конечно, Александр стал бы меня травить (в добавок ко всему, что уже в меня впихнул), но фиолетовое пюре с маленькими белыми семечками выглядело так странно, что я не удержалась.

– А если у меня будет аллергия, интересно, меня спасут? – пробормотала себе под нос.

Честно говоря, ожидала саркастического «не надейся» сверху, но мой похититель был занят чем-то другим. И время потекло в мучительном ожидании.

Чем только не займешься, когда нечего делать от слова «совсем». Я позавтракала. Выпила чаю. Посмотрела в иллюминатор, но ничего интересного там не было – темный, безжизненный космос. Сделала зарядку, чем сроду не увлекалась на Земле. Попила еще чаю. А когда мое терпение практически лопнуло и я была готова взмолиться дать мне чего-нибудь почитать, раздался голос Александра:

– Скоро посадка. Пристегнись и не дергайся.

Я растерянно оглядела комнату:

– Куда пристегнуться?

К кровати себя, что ли, привязать?

К счастью, я не успела озвучить это предположение: все в комнате вдруг пришло в движение. Кровать шустренько скрылась в нише в полу, как и все остальные немногочисленные предметы интерьера. Вместо них в центре каюты образовалось (оно действительно образовалось, ибо пока я с подозрением следила за кроватью, за моей спиной что-то происходило) кресло. С ремнями, кнопочками, светящимися штучками и… в общем, такое себе интерактивное кресло, как бизи-борд для ребенка.

Правда, на поверку все кнопочки оказались муляжами, и меня быстро перестали прикалывать светящиеся элементы.

Экран погас. Свет стал ощутимо тускнее, и я заволновалась. Вкупе с температурой, уже привычной сверхчувствительностью кожи и болезненной татуировкой нарастающий страх перед неизвестностью и тугие ремни оптимизма не добавили.

Если бы не фантазия, услужливо подкинувшая картинку, как ржать будет Александр, если я начну хныкать, словно маленький ребенок в очереди за шоколадкой, я бы наверняка не сдержалась.

Кстати… шоколадку-то как хочется! Хотя бы маленькую… можно даже без орешков.

Резкий рывок выбил из головы мысли о шоколаде. Меня бросило на ремни, которые обжигающе больно впились в кожу. Потом свет окончательно погас, последовал еще один рывок. Вслед за ним еще и еще. И лишь потом освещение медленно возвращалось, сначала аварийное, а потом и основное.

– Мягкая посадочка, – усмехнулся Александр. – Мы сломали дерево. Хорошо, что здесь еще не эволюционировали природозащитники.

– Можно отстегиваться? – просипела я.

– Да, можешь идти к выходу. Я уже снаружи. Тут довольно приятно.

– А мне разве не нужен скафандр?

Руки плохо слушались, то ли от страха, то ли с непривычки, но я возилась с ремнями куда дольше, чем обычно делала это в машине.

– Нет, атмосфера пригодна к дыханию, вредных микроорганизмов и вирусов нет, радиации тоже. Идеальная планета, я бы даже здесь поселился.

После этих слов разве я могла не заинтересоваться, что там такого интересного снаружи? Тем более что свежий воздух виделся мне если не избавлением от отвратительного ощущения высокой температуры, то хотя бы временным облегчением.

Дверь моей камеры… то есть каюты оказалась открыта, и, к счастью, коридор вел прямо к выходу. Меньше всего мне хотелось заблудиться и дать повод посмеяться.

Пока шла, задумалась: а ведь если жертва боится не того, что похититель ее убьет или замучает, а того, что он ее засмеет, значит, похищение пошло как-то не по плану.

Дурацкие мысли тотчас исчезли, когда я толкнула вбок огромную и холодную серебристую дверь, ступила за порог корабля и оказалась в удивительно зеленом лесу. Огромные деревья уходили в небо, рядом с ними я казалась крошечной, как героиня детской книжки про Карика и Валю. Корабль действительно сел прямо на группу молодых деревьев и напрочь их все сломал. Щепки валялись под ногами, а с места локальной экологической катастрофы спешно убегали полчища жучков.

– Ух ты, – не удержалась от удивленного возгласа, – никогда не видела таких листьев. На Земле другая природа, да? Она везде разная?

– Бывает, повторяется, а бывают совершенно удивительные миры. Этот – довольно обычный. Есть планеты с летающими водопадами, есть планеты с деревьями-вулканами. Недавно мы открыли планету с разумной фауной… ну то есть насколько разумной… это как если зверушка размером с вашего тигра будет обладать интеллектом первоклассника.

Даже не знаю, пугаться, вспоминая наших первоклассников, или смеяться, представляя себе разумного тигра.

Александр меж тем прервал мое единение с природой и как-то очень мрачно позвал:

– Иди сюда, я должен прицепить тебе маяк.

Что такого страшного в маяке, я поняла не сразу. На самом деле я предполагала, что мне выдадут какую-то следилку на случай, если я попытаюсь сбежать. Это было бы логично: космический корабль есть, космический принц… тоже есть. А вот антуража остро не хватает, ни тебе роботов, ни гигантских голограмм. Хоть следилку выдадут…

Я вдруг словно споткнулась и попыталась отшатнуться, но Александр успел поймать меня за руку и дернуть к себе. Оказавшись в стальных объятиях, я поняла, что деваться мне совсем некуда, и от обиды горько всхлипнула, да так, что самой стыдно стало.

– Нет! – пробормотала я, для убедительности качая головой.

– Да, – мягко, но настойчиво проговорил мужчина. – Это для твоей безопасности. Не думай об этом как об ограничении. Думай, что если заблудишься на незнакомой планете, я тебя быстро найду.

– Я это не надену!

Я покраснела и спрятала лицо у него на груди. Потому что сама мысль о том, чтобы надеть… даже не знаю, как это назвать, ошейником? Ожерельем? Чокером?

– Брилл, ну отнесись ты проще, он разрабатывался для пленников, а не для…

– Кого? – Я упрямо поджала губы.

– Для… мм… временных ценных заложниц.

– Пусти меня!

Неожиданно для самой себя я вспыхнула и забилась в его руках, в общем-то понимая, что свобода мне не светит, но иллюзия сопротивления – лучше, чем полная покорность. Все усилия Александра уходили на то, чтобы меня удержать.

– Да подожди ты! Подожди! Я переделаю его, как появится свободное время, вытащу маяк и сделаю, не знаю, брошку или сережку, но сейчас мне надо… Бриллиана, ты как маленький ребенок, ты можешь постоять спокойно? Звезды, какая ты горячая… надо найти что-то от жара. Как же с вами со всеми много проблем.

Наконец он удобнее перехватил мои руки и зафиксировал так прочно, что я вообще потеряла возможность шевелиться. Плюс: я уже порядком устала, но сдаваться не собиралась, а тут так удачно получилось затихнуть. Минус: как-то все же мы оказались слишком близко друг к другу.

– Один день.

– Нет! – хныкнула я.

– Брилл…

– Я не надену ошейник, я же не собака!

– Да… вот… у меня слов нет!

Он задумчиво посмотрел на небо.

– Ладно, хорошо. Я переделаю его сегодня. Но ты меня поцелуешь.

– То есть ты мало того что наденешь на меня следилку, так еще и поцелуй себе урвешь? – от такой наглости я растерялась.

– Ну ты же не хочешь ошейник. Я должен иметь стимул его переделать. За уступки полагается благодарность.

Мне было так жарко, сердце колотилось так сильно, что, кажется, отдавало в почки. Наши лица находились слишком близко друг к другу, и даже несмотря на сильную температуру, я чувствовала жар от губ мужчины, медленно проваливаясь в какое-то странное состояние.

И вдруг очарование момента пропало, а губы перестали обжигать. Может, ослабила влияние татуировка, а может…

Мы синхронно обернулись, и я встретилась взглядом с огромной мокрицей. Блестящие черные глаза внимательно рассматривали нас, а длинные тонкие усики мерзко шевелились. Я почувствовала, как внутри все сначала сжимается, а потом переворачивается от отвращения.

– Тихо! – предупредил Александр. – Не орать!

– Девственно чистая планета? – пискнула я. – Мы тут не затеряемся, нас сожрут!

– Успокойся, – усмехнулся он.

Достал из кармана какой-то блестящий предмет, смахивающий на пистолет (я окрестила его бластером, ибо других подходящих слов не знала), и выстрелил в ближайшее дерево, которое тут же вспыхнуло. Искры полетели в сторону мокрицы, и спустя секунду ее уже не было, только топот множества ножек еще с пару секунд доносился из темноты.

– Повизжать охота, да? – хмыкнул этот гад.

– Ну, вообще меня немного напрягает горящее дерево рядом с нами. Если оно спалит корабль, мы останемся здесь жить. И, по ходу, тут не только мокрицы живут. Представляешь гигантскую сколопендру? Или паука?

– Они называются арахниды. А планета не так проста, как кажется.

Я аккуратно кашлянула. Александр вопросительно на меня посмотрел.

– Отпусти меня, а? И… мм… дерево потуши. Можно, я вообще пойду в корабль? Мне перестала нравиться идея здесь гулять.

– Я так понимаю, маяк можно не цеплять, – усмехнулся он.

Еще и издевается.

Пока он тушил дерево, я не удержалась и решила погулять по кораблю. И в мыслях не было вредить или пытаться сбежать, но все-таки я ни разу еще не видела настоящий космический корабль. Отличается он от тех, что показывали в кино, или нет?

Сверху вдруг что-то грохнуло, а потом раздался такой звук, какой могут издавать только десятки мелких лапок, карабкающихся по крыше корабля.

– Мне не страшно, мне не страшно… А-А-А!

Не знаю, кто больше испугался, я или усатая морда, заглядывающая в окно корабля.

– Брилл? – Александр заглянул внутрь. – Что тут у тебя?

– Они бегают по кораблю! – скривилась я.

– Они просто любопытные.

Усатая тварь за окном обнажила сочащиеся слюной (или ядом) клыки.

– Да уж. Очень. Они точно не могут выковырять нас из этой консервной банки? По-моему, мы для них нечто вроде сгущенки.

– Успокойся, – фыркнул он. – Корабль совершенно…

Затрясся. Корабль затрясся.

– Ладно, зверюга, ты меня достал!

Александр скрылся в недрах корабля, и через минуту за окном вместо ночного леса появилась светящаяся зеленая сетка. А насекомое упало замертво, нашинкованное, как овощное рагу.

– Мне обязательно возвращаться в комнату? Раз уж я навсегда к тебе привязана, можно мне погулять или… не знаю, сделать кофе на кухне? Я бы много отдала за хороший кофе.

– Что именно?

– В смысле?

– Что отдала за кофе? Много – это что?

Я закатила глаза. Вот уж самое неудачное место для шуток – враждебная планета с огромными насекомыми.

На самом деле я готова была делать все, что угодно, лишь бы не лежать в тишине и темноте. Если двигаться, говорить, занимать чем-то голову, то болезненные прикосновения к коже уже не кажутся такими мучительными. Температура не путает мысли. А теперь еще и воспоминания о сорвавшемся поцелуе, который наверняка прекратил бы эту пытку, будут преследовать меня в минуты одиночества.

Проклятье! Неужели такая связь действительно существует? Неужели можно вот так привязать одного человека к другому, заставить его тело игнорировать разум?

– Э-э-эй! – Александр помахал перед моим носом рукой.

– А? Прости, я задумалась.

– Говорю, пойдем на кухню, я хочу есть.

– Почему твои… ну, источники ошиблись, сказав, что это обычная планета? Почему не рассказали о таких насекомых? Или для вас это обычное дело?

– Да нет. Информации о такой фауне в отчетах нет.

Помещения, страннее, чем корабельная кухня, я еще не видела. Вообще все комнаты были сделаны так хитро, что при желании любой предмет мебели легко убирался в специальные ниши. Наверное, чтобы во время посадки или взлета по всему кораблю не летали подушки, одеяла и миски с хлопьями.

Но чтобы вместо привычных холодильника, кухонного гарнитура, микроволновки и посудомойки в стене сделали небольшую, размером с духовку, нишу, подсвеченную со всех сторон ярким зеленым светом?

– Сделай мне кофе с сиропом атниса, – попросил Александр, сел за стол и уставился на столешницу, словно там писали сводки погоды.

Впрочем, действительно писали: любая поверхность на этом корабле, кажется, служила еще и экраном.

Я задумчиво замерла у ниши. Кофе с атнисом? Сделать? Я поняла только про кофе, а вот все остальное – темный лес.

– Мм… я не умею с ней обращаться, – вынуждена была признать.

Ответ одновременно и удивил, и вогнал меня в краску – можно было догадаться:

– Попроси.

– Попроси, – пробурчала я. – Как все просто. Кофе с сиропом… как?

– Атнис, это ягода с легким карамельным привкусом.

– Кофе с сиропом атниса.

Вспышка – и в нише стоит дымящаяся кружка. Я с трудом оторвала ее от поверхности, на дне обнаружился магнит. Ну вот. Даже кружка в случае катастрофы не будет летать по кораблю, угрожая жизни пассажиров. Разве что обварит им задницы.

– А можно у нее попросить шоколадку?

– Можно.

У меня даже настроение поднялось!

– Дай, пожалуйста, шоколадку, – попросила я.

Александр вдруг рассмеялся.

– Это же кухонная система, зачем ты ее уговариваешь?

– Ну ты-то вообще таких слов не знаешь. Пожалуйста, спасибо, извини, Бриллиана, я полный мудак и совершил ошибку. Это все не про тебя, верно?

– Точно. Интересная планета. Похоже, мы крупно ошиблись в ее оценке.

– Разве вы ошибаетесь? – удивилась я.

Он с удивлением на меня посмотрел. А что? Я думала, внеземные цивилизации – это что-то вроде богов. Все знают, все умеют, присматривают за неразумными землянами. Конечно, в образ всезнающих рептилоидов не слишком вписывалась волшебная татуировка, но отказаться от того, во что верила благодаря кинематографу, за пару дней – задача непосильная.

Кстати, о рептилоидах – не зря все-таки сказки придумываются. Шипы ну прямо очень намекают.

– Конечно, Бриллиана, мы ошибаемся. Когда мы открываем планету, сначала запускаем туда пару роботов, но очень-очень скрытно и осторожно. Они оценивают общий уровень развития, условия типа атмосферы, состава воды, почвы и так далее. Затем посылается первая экспедиция. Между собой ученые называют таких исследователей смертниками, потому что на неизвестной планете случается всякое. Статистика невозврата на этом этапе огромная. Затем уже, в зависимости от результатов первой экспедиции, мы определяем дальнейшие действия. На самом деле я не слишком в это вникаю, разведка новых миров – мамина забота.

– Она не дает мне шоколадку, – обиженно пробурчала я.

Александр рассмеялся.

– Вот видишь, – закончив смеяться, он подошел к нише, набрал что-то на панели наверху и выдал мне вожделенную шоколадку, – твое «пожалуйста» не работает, мир вокруг понимает только позицию силы. А еще тебе нужно выучить наш язык, мало кто говорит на твоем. Кофе мы взяли из вашего мира, поэтому название осталось неизменным. А шоколад у нас свой.

– Ты же обещал, что мы долетим до этой вашей… как ее там… и меня отпустят!

– И как ты собираешься жить в мире, не зная его языка?

– Я вернусь домой, поступлю в этот дурацкий колледж и нагоню все, что пропустила.

– Ты серьезно? – На меня посмотрели как на умалишенную.

– А что?!

– Для начала, никто не повезет тебя специально на Землю. Нет, если бы у тебя осталась там малолетняя дочь или старики родители, то мама, быть может, и сжалилась бы, но одинокой плевать, где жить, так что специальный рейс в задницу галактики ради тебя никто не будет организовывать. А если этого мало, то поверь, увидев мир, который я покажу, ты не захочешь обратно.

– Ты всегда так самоуверен и… не могу даже слово подобрать… решаешь за других, что им лучше?

– Ну ладно, пойдем длинным путем. У тебя в крови дикая концентрация возбуждения. Ты связана со мной навечно, и единственное, что избавит тебя от мучений, – жизнь рядом со мной в буквальном смысле этого слова. Если ты не хочешь со мной спать, тебе нужны лекарства. Если хочешь, то соответственно регулярная доза моих прикосновений и всего, что может вообразить твоя фантазия. На Земле тебе не поможет ничто, ни одно их лекарство. Даже диагноз тебе не поставят, а организм не железный: такая нагрузка его измотает. Поэтому единственный вариант для тебя: находиться рядом, пользоваться нашими разработками и уговорить отца сотрудничать. Так доступнее?

Я молча, рассматривая стол, ела шоколадку. Каждый раз, когда мне казалось, что наш диалог налаживается, Александр напоминал о связи, и все планы рушились. Последнее, за что можно было цепляться – возвращение домой, теперь казалось совершенно идиотской надеждой.

А еще я выпросила шоколадку, но совсем забыла о питье. От такой концентрации сладости аж челюсть сводило, но обида оказалась сильнее.

– В общем, про огромных инсектоидов в отчетах ничего. Экспедиция регулярно посылает маячки, но пока что никаких данных не передавала. Если ее здесь не сожрали.

– Мы будем их искать?

– Нет. Мы переждем здесь пару дней, затем стартанем дальше. Я не записывался в исследователи диких миров. Мне надо проложить маршрут, так что сделай одолжение, как доешь, вернись в комнату и не шатайся по кораблю.

Он о чем-то подумал, а затем для пущей верности добавил:

– Жилые каюты герметичны, а вот в остальных комнатах и коридорах могут бегать маленькие злобные иномирные паучата, медведки и сколопендры.

– Ты же шутишь? – после паузы еле выдавила я.

– Кто знает, Брилл, кто знает, – усмехнулся Александр.

Нравится ему, что ли, издеваться? Мало мне татуировки, еще и добивает своими подколками. Как бы научиться достойно на них отвечать, а не сопеть возмущенно в уголочке. Особенно обидно придумывать ответ спустя половину дня.

– На вот, – он поставил передо мной свою кружку, из которой отпил максимум пару глотков, – запей хоть. Гордая ты моя.

И снова не придумала ответ, только язык в спину показала.

Как можно сосредоточиться на чем-то, если вокруг столько отвлекающих факторов? Если температура держится на уровне хорошей простудной, кожа болезненно отзывается на каждое прикосновение, а низ живота подозрительно тянет и стараешься не думать, к чему все эти признаки относятся.

Одновременно с этим слышишь, как по крыше кто-то ходит, а еще за окном – если включить динамик – раздается неприятный стрекот. Мерзкая планета. Мерзкая и враждебная. Что бы ни говорил Александр о любопытстве здешних тварей, я была рада, что мы улетим отсюда буквально на следующий день. И еще была рада, что для сна у меня есть таблетки.

– Ух ты, – вдруг раздался голос Александра, – хочешь взглянуть на местное чудо?

Что-то мне подсказывало, что чудо не приведет меня в восторг. Но может, отвлечет?

– Давай.

Окно в моей каюте сменило картинку. Теперь оно смотрело куда-то на запад, где садилось солнце. Сначала я не поняла, что особенного в пейзаже: ну, деревья, огромные кусты, гора какая-то на фоне заката. Затем черный силуэт не то бабочки, не то еще какой твари почти заслонил собой солнце.

– Хм… слушай, а вот я называю ту светящуюся штуку солнцем, но ведь на самом деле это не оно? Как вы называете светило? И неужели не говорите «солнечный свет»?

– Очень редко говорим, но вообще это звезда. Звездный свет, звезда в системе и так далее. У некоторых планет двойные звезды или даже тройные, довольно красивое зрелище. Смотри.

Бабочка расправила крылья и вдруг издала пронзительный звук. Мы не видели никаких подробностей, только силуэт, поэтому оказались избавлены от знания, откуда вылетали десятки маленьких созданий, внешне таких же, как этот мотылек.

– Отвратительно, – пробурчала я.

Александр рассмеялся.

– Почему? Это законы мира. Его обитатели. Мы для них кажемся такими же странными и жуткими. Здесь все подчиняется особым законам, все живет без вмешательства человека. Красивый в своей уникальности мир. Это насекомые. Неотъемлемая часть любого заселенного мира. Ты любишь пушистых зверьков, но ведь пауки тоже пушистые и милые, почему ты не любишь их?

– Милые? В параллельной вселенной?

– Ладно, ты не любишь их, я понял.

– Они агрессивные! Перебирают лапками, чавкают жвальцами… и вообще. Меня пугает эта планета.

– Больше, чем я?

– Ты же не чавкаешь жвальцами. Хотя лапы у тебя тоже вездесущие.

– И с шипами… У меня есть хитиновые шипы, они не пугают тебя, потому что я выгляжу как человек. А они выглядят иначе и пугают. Хочешь, расскажу историю? Грустную, но очень поучительную.

– Ну, рассказывай.

– Давным-давно мы нашли очень интересную планету. Гуманоиды – внешне обычные люди с незначительными отличиями от нас – жили в одной части планеты, а в другой жили… ну не совсем гуманоиды. Они действительно выглядели отталкивающе: кожа цвета сырого мяса, бесцветные огромные глаза, лишенные век и ресниц, вместо волос – наросты из ороговевшей кожи. И что самое интересное, каждое уродство – с точки зрения людей, конечно, – было разным. Два народа жили не то чтобы в мире, но не враждовали. Люди неохотно пускали к себе онтренов – так они называли чужаков. Затем разразилась война, и тут уже вмешались мы. Кое-как урегулировали конфликт, но людей осталось очень мало. Они проигрывали в войне с уродливыми, но сильными и жестокими противниками. Все человеческие города заполнили онтрены. Кое-как два народа учились жить в мире, но, чтобы не допустить вырождения целой гуманоидной расы, мы забирали желающих в другие миры. Я работал с девушкой из этого мира, и знаешь, что она мне рассказала?

– Что вы влезли не в свое дело? – мрачно предположила я, представив, что бы творилось на Земле, если бы в наши конфликты влезали извне. Вряд ли это привело бы в восторг правящую верхушку.

– Они всегда считали онтренов уродами, испытывали отвращение при виде их. И вот война кончилась, города заполнились теми, кого люди боялись и презирали. Моя знакомая как раз поступала на учебу, и в свой первый учебный день она вошла в группу и поняла, что является единственным человеком среди них. Все остальные были иными, совсем непохожими на нее, отталкивающими и пугающими, а еще… все они испытывали ровно то же самое по отношению к ней. Их пугали ее волосы, они с трудом смотрели на ее руки, а уж такая вожделенная нашими мужчинами ложбинка в вырезе блузки казалась онтренам чем-то вроде мандибулы на океанской миноге. Синти не выдержала и сбежала. Говорит, первые месяцы на Канопусе она хоть и была шокирована расовым разнообразием, хотя бы почувствовала себя симпатичной. Но комплексы у нее все равно остались.

– Ага, намекаешь, что все зависит от точки зрения? – хмыкнула я. – Что ж, не имею ничего против, если этим ходячим мандибулам не нравится моя ложбинка, однако оставляю за собой право сбежать в ужасе и не вспоминать про «цок-цок-цок, привет, ребята, я – медведка размером с танк».

– Как скажете, леди Кноринг. Или желаете взять мою фамилию? Могу звать вас леди Фортем.

– Иди ты, лорд Фортем…

Александр снова рассмеялся. Раздразнил и довольный – и как с ним общаться?

– Ты не хочешь быть повежливее, от меня все-таки зависит твоя жизнь!

– Ты же сам сказал, что мое «пожалуйста» не работает. Решила обойтись без него.

Ну вот, я снова придумала ему ответ на издевку спустя половину дня. Но в этот раз хорошо получилось.

Внеземной мир таил в себе, как оказалось, еще один секрет. А именно смену дня и ночи. Казалось, совсем недавно мы вышли в темноту и напугали залпом огня медведку, затем выглянуло солнце и промелькнул короткий день, сменившись закатом. И вот снова темнота. Признаться честно, это начисто лишило меня ощущения времени.

Я легла под одеяло, но в каюте было светло и сон не шел.

– А сколько сейчас времени… ну, по местному?

– Семь вечера. Отбой через четыре часа, но если ты хочешь спать, я могу погасить свет.

– Неплохо бы дать мне возможность делать это самой.

На что Александр с усмешкой ответил:

– Не могу же я лишить себя одного из немногих удовольствий. Ты и так режешь меня без ножа, оставь хоть немного радости.

Свет погас, но я уже завелась и возмущенно сопела.

– Режу без ножа?! Это говоришь мне ты?! Человек, который… который похитил меня! Шантажирует моего отца! Сделал эту мерзостную татуировку и постоянно издевается?!

– А ты думаешь, легко смотреть на тебя, знать, что ты можешь выносить моего ребенка, и сдерживаться? Думаешь, так просто находиться рядом, зная, что ты жизнь отдашь за ночь со мной?

– Какие непереносимые страдания!

Как хорошо, что погасили свет, я, даже не видя себя, поняла, что покраснела, как вареный рак.

– Интересно, когда ты сдашься, Брилли?

– Мечтай-мечтай, я скорее пойду жить к мокрицам, чем пересплю с тобой…

Наружный динамик все еще был включен, и я услышала женский крик, полный страха и боли. А затем женщина произнесла что-то еще на незнакомом языке.

– Ты с кем-то связался?

– Нет. Это снаружи. Сиди в комнате и не высовывайся.

«Ты куда?! А если не вернешься?» – хотелось крикнуть мне, и только невероятным усилием воли удалось промолчать.

Откуда здесь люди, и чего еще Александр не знал об этой планете? Похоже, что многого. Какое-то нехорошее предчувствие поселилось в душе, и теперь уж точно от сонливости не осталось и следа.

Экран-окно был темен, динамики молчали – Александр их отключил. Верхнего освещения тоже не было, только от потолка лился тусклый, ненавязчивый свет. Мой похититель явно надеялся, что я лягу спать. Но разве можно уснуть в полном одиночестве, в неизвестности, в темноте, да еще и с волнами жара, которые накатывают изнутри и отступают, вызывая неприятный озноб?

Я сидела, прислонившись спиной к стене, обняв руками колени, и старалась думать о чем-то отвлеченном. Какой мир меня ждет? О мечте работать в игровой индустрии можно забыть, но тогда чем заняться после того, как все кончится?

Против воли мысли потекли в совершенно ненужном направлении.

А если все кончится не радужно? Если отец откажется сотрудничать или люди, на которых он работает, найдут нас раньше? Александр, может, и принц, но даже он не сумеет противостоять наемным убийцам или кого здесь отправляют на охоту за врагом.

А даже если и сумеет, то вариантов не долететь у нас масса. Сейчас он ушел на таинственный женский крик, который может быть всем, чем угодно. От реального человека в опасности до какого-нибудь монстра, подражающего человеческому крику.

Время все шло и шло. В моей комнате не было часов, в вещах, что принес Александр, копаться не хотелось. Я вообще не смогла бы сейчас подняться с постели, разрушить хрупкое спокойствие, которое вокруг себя выстроила. Никаких звуков не было, он словно вышел с корабля и сгинул бесследно в темноте враждебного леса. Чтобы не дать панике разгореться, я начала считать секунды. Это занятие вгоняло в транс, освобождало голову от всех мыслей.

Тысяча двенадцать…

Если он не вернется, что мне делать? Попробовать связаться с кем-то через корабль или найти людей на этой планете?

Тысяча пятьсот семнадцать…

Что случится раньше: нас найдут или я умру без лекарств и его поддержки?

Тысяча девятьсот девяносто девять…

А может, умру вместе с ним, ведь зависимость предполагает это… Тогда он еще жив, потому что мое сердце определенно бьется, да так сильно, что, кажется, не успевает и сбивается с ритма.