Шарко Тилье Франк

15

После собрания Люси и Франк вернулись в Со, каждый на своей машине. В восемь тридцать вечера они наконец-то смогли обнять сыновей. Джая уже накормила их ужином и переодела в пижамы. Франк горько сожалел, что не уделял достаточно внимания своим детям. Жюль и Адриен требовали этого утром и вечером, по возвращении из школы. Если он не играл с ними сейчас, то когда он собирается это делать? А потому впервые за долгое, долгое время он привел обоих в свою комнату, осторожно вытащил из-под кровати железную дорогу, прикрепленную к доске, и продемонстрировал закольцованную железнодорожную ветку, выложенную рельсами знаменитой фирмы «Роко», правда немного запыленную.

– Я вам ее уже показывал когда-то. Но вы наверняка не помните, вы были еще совсем маленькими. Только не трогайте, ладно? Папе она очень дорога.

Близнецы растаяли при виде миниатюрного пейзажа с туннелем, тремя коровами на лугу и железнодорожным переездом. Очень аккуратно Франк взял локомотив, подул на него пару раз и поставил на рельсы:

– Его зовут Пупет.

Как только его подкормили тридцатью граммами горючего, Пупет запыхтел. Франк чуть подпихнул его, и тот покатил, как новенький. Каждый сделанный им круг вызывал у Шарко слезы, которые он пытался скрыть. Этот маленький поезд был сама невинность, обещание лучшего мира, а главное, он таил в себе воспоминания, взрывы смеха Сюзанны, его ушедшей жены, лицо их дочери, умершей при таких обстоятельствах, каких не должен пережить ни один отец. Пупет еще продолжал свое движение по кругу, а Франк оказался на дне колодца, который, оказывается, всегда был рядом.

– Почему ты плачешь, папа?

Он утер слезы – он, кто никогда не плакал.

– Пустяки. Смотрите, как он мчится.

Но тут, словно назло, Пупет стал выказывать признаки усталости, прошел еще один поворот и вдруг остановился на рельсах. Близнецы запротестовали, им хотелось еще посмотреть, как он гордо накручивает петлю за петлей. Франк долил горючего, но ничего не помогло, Пупет заупрямился. Шарко занервничал, засуетился, даже сходил за отверткой и подвинтил крошечные детали, но все напрасно.

– Мы потом еще попробуем. Папа его починит. Обещаю.

Позже он уложил сыновей и остался рядом, в темноте, слушая, как они спят. Отцовские руки рвались защитить их, словно оберегая маленькой живой огонек.

В конце концов он присоединился к Люси, они поужинали без аппетита, не чувствуя вкуса. Трудно было не думать о деле и предстоящих тягостных днях, когда им придется носить лживые маски.

Они заснули на диване за каким-то нудным телефильмом, хотя обычно, столкнувшись с подобным расследованием, они бы уткнулись в отчеты. Телефонный звонок вырвал их из сна около полуночи. Люси подскочила, Шарко заворчал, как старый медведь. Это был его рабочий мобильник.

– Белланже… Чего ему надо?

Он снял трубку и быстро закончил разговор, явно встревожившись. Потом направился к вешалке:

– Он у Рамиреса. Что-то там нашел.

Люси побелела:

– Что? И что он там забыл в такое время?

– Представления не имею, и мне это действует на нервы. Он просто просил приехать.

Перед тем как выйти, он обернулся с серьезным видом:

– Мой локомотив Пупет сломался и отказался двигаться. Впервые за тридцать лет.

16

Франк вел машину, а рядом примостилась тревога. В лучшие свои времена Белланже был великолепным копом, педант с чутьем зверя, который отлично уловил суть их работы: главное – вцепляться в детали, на которые остальные не обращают внимания. Типа задаться вопросом о положении гильзы и никогда не отступаться от следа, в который веришь, даже несмотря на начальственный гнев. Что он обнаружил у Рамиреса среди ночи?

Когда Шарко подъехал, Николя курил у входа, подняв ворот плаща. Всякий раз при виде Белланже у Франка в голове возникал образ опустившегося копа, которого сыграл Брэд Питт в фильме «Семь» Дэвида Финчера.

И справа и слева сад превратился в череду земляных холмиков – следы работы бульдозера. Шарко погасил фары и выбрался из салона, мрачнее тучи:

– А до завтра подождать не мог?

– Ты стареешь.

– У меня, между прочим, семья есть.

– Верно, ты везучий, что да, то да.

Николя щелчком отправил сигарету в одну из земляных ям и показал ключи от входной двери:

– Я позволил себе забрать их с твоего стола.

Шарко задался вопросом, возвращался ли вообще Николя домой после собрания, устроенного Маньеном. Может, он остался на работе один, приглушил свет и сидел с кокаином в глубине носовых пазух, лицом к лицу с фотографиями трупа Рамиреса и своими давними призраками. Франк кивнул на грубо сорванные пломбы:

– Мог бы и поаккуратнее.

– Ты и впрямь постарел. Ладно, шевелись, все самое интересное наверху.

Они начали подниматься по лестнице. Капитан полиции протянул ему пару латексных перчаток.

– Ближе к вечеру я созвонился с коллегой нашего Шене, тем, который крутится среди готов. В моем пересказе это звучит слегка карикатурно, но черные кошки связаны с оккультной магией, колдунами, сглазом, а главное – с сатанизмом. Их используют самыми различными способами, чтобы вызвать дьявола во время проведения ритуалов. Их приносят в жертву Сатане. Сжигают, мучают. Их долгие вопли привлекают демонов.

– Полная чушь.

– Но не для Рамиреса, по всей видимости, и не для тех долбанутых и их мини-сект, которые еще существуют в наши дни. Пирсинг на головке члена с сатанинским символом, его называют ампалланг, главным образом используется как опознавательный знак. Я попытался выяснить, что означают слова «Pray Mev». «Молись Мев» или «Молитесь Меву». Трудно найти точную информацию о «Мев», слово слишком общее и слишком короткое, я подумал… может, какое-то божество, демон или вожак своры.

– Но ты ничего не нашел.

– Нет. Одно точно: даже загремев на четыре года, Рамирес никогда не порывал с сатанизмом. Напротив, сидя в камере, он, вероятно, с еще большим пылом предался в руки шайтана. С тем медэкспертом-готом я также поговорил о следах крови, полосах перед дверьми. По его мнению, такие ритуалы разливания крови практикуются во многих местах, где бытует вера в колдовство. Перерезают горло домашним животным, как правило курам, и размазывают кровь перед входами или вокруг тех мест, которые важны по жизни. Эти преграды предназначены для защиты домашнего очага и самих домочадцев от злых духов, особенно от дьявола.

– О’кей. Допустим, Рамирес всегда сидел по уши в этой бредятине, вроде дьявола и компании, а тюрьма только подбавила жару. Но то, что ты мне рассказываешь, парадоксально. Если Рамирес сатанист, он не отталкивает дьявола, он его призывает.

– Именно. Нет барьера из крови ни перед входом в дом, ни… – он остановился перед закрытой дверью, – в этой комнате. Он не запрещает дьяволу проникать к нему, наоборот. Он ведет его в эти четыре стены.

– На случай, если дьявол забыл свой навигатор и заблудился.

Николя позволил себе легкую улыбку, что было слишком большой редкостью на его лице.

– Помнишь граффити с мотоциклами и машинами на стенах этой комнаты? Не такая уж сатанинская атмосфера эти граффити, верно? От субъекта, который разливает кровь по всей халупе, убивает черных кошек, оскверняет могилы в семнадцать лет, ожидаешь скорее рисунков пентаграмм, перевернутых крестов, трех шестерок и прочей хрени в таком духе.

Николя открыл дверь. Он сорвал обои с граффити и обнажил безумную фреску во всю стену, тщательно выписанную во всех деталях. Необычайно точные рисунки были выполнены черной тушью, не без таланта. Два крылатых монстра, мохнатых, с мордами волков и свисающими языками, отрывали женщин и мужчин от их семей, их когти вцеплялись в беспомощные руки. На заднем плане огромный алый монстр поглощал маленькие фигурки.

– Почему он спрятал эту фреску за обоями? Что она изображает?

Шарко не ответил, внутренне потрясенный: он не мог оторвать взгляда от одного из лиц, с колечком в носу, короткими курчавыми волосами, глазами… Летиция Шарлан была там, прямо перед ним, в ее левую руку вцепился самый агрессивный монстр. Он хотел увлечь ее к большому голодному дьяволу.

Франку пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничего не сказать и сохранить на лице лишь легкое удивление. Летиция и ее улыбка, которую сожгло пламя, должны остаться только в его голове. Если дьяволы унесли ее, а она действительно существовала, значит ли это, что то же самое случилось с остальными персонажами фрески? Соответствуют ли они реальным людям?

Мужчины встали на середину комнаты, окруженные пространством безумия, чистой одержимости, ощутимого страдания. По своей простоте это место напоминало жертвенный алтарь, средоточие поклонения дьяволу. Коп почувствовал, как ледяная рука прошлась по его спине и вдоль позвоночника. Он вздрогнул. Николя заметил, как его коллега сжался:

– А, ты тоже его почувствовал…

– Кого?

– Небольшой сквозняк.

Николя похлопал его по плечу:

– Иди посмотри.

Шарко направился вглубь комнаты.

– Я еще передвинул этажерку… Вот отсюда сюда. И смотри, что под ней.

Он сдвинул этажерку в сторону, присел и поднял люк, вырезанный в полу. Из тайника достал два удостоверения личности. Фотографии соответствовали лицу Рамиреса, но на одном значилось «Жюльен Форже», а на другом «Жюльен Пуа». Даты рождения одинаковые. Удостоверения были хоть и качественно сделанной, но фальшивкой. Потом Николя протянул ему толстую цепь с круглым металлическим ошейником, покрытым засохшей кровью. И мотнул подбородком в сторону, куда-то позади Шарко:

– Трубы рядом с отопительной батареей… Слегка погнуты. И краска облупилась, если приглядеться.

Шарко пошел глянуть:

– Как если бы кто-то сидел на цепи.

– По всей видимости, здесь держали пленника.

Николя достал также нечто вроде деревянной стойки, в которой находилось тринадцать пробирок. Шарко осмотрел их: каждая была до середины наполнена светлой прозрачной жидкостью, похожей на воду. Он хотел вынуть из одной пробку, но Николя сжал его запястье:

– Лучше не открывать, пока не узнаем, что это.

Белланже смотрел на него очень серьезно. Шарко поставил стойку перед собой. Почему Рамирес спрятал ее с такой тщательностью? Капитан полиции достал оттуда же длинный картонный свиток. Внутри – калька размером с вывеску на автобусной остановке, Шарко развернул ее. На ней ничего не было, кроме тринадцати точек, нанесенных черным фломастером и распределенных по всей поверхности.

– Тринадцать точек, которые на кальке ни о чем не говорят, тринадцать пробирок. А еще было тринадцать групп из скарификаций в форме черточек на груди Рамиреса. А если ты внимательно пересчитаешь на фреске…

– Тринадцать человек, которых уносят два дьявола к третьему, самому большому. Восемь женщин и пятеро мужчин.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Шарко принялся фотографировать мобильником. Троица дьяволов наблюдала за ним. Они высовывали длинные красные языки под дымящимися ноздрями, тащили Летицию и других во мрак. В самой глубине черепа коп слышал их жадный смех и вопли пленников. Был ли сам Мев тем красным дьяволом, в два раза больше и мощнее других, который, казалось, всем дирижировал и питался человеческой плотью? Где Летиция? Что с ней случилось? Почему именно она?

Закончив, Шарко выключил свет. Комната погрузилась в полную темноту. Мрак столь гибельный, что оба копа похолодели от ужаса.

17

Назавтра, около девяти утра, Франк и Люси отправились в Управление на одной машине. С осунувшимися лицами и траурным настроением. Люси пришлось приналечь на косметику, чтобы скрыть последствия ужасной ночи. Фотографии, сделанные Шарко своим телефоном. Зрелище тщательно выписанных кошмаров, лиц в слезах, раздвоенных языков. Настоящая сцена оргии, но еще и насилия, ненависти, ужаса. Что хотел сказать Рамирес своей фреской?

Всю дорогу Франк не уставал повторять, что они должны следить друг за другом, поддерживать, быть единым целым, а главное – никогда не произносить имени Летиции Шарлан. Забыть ее лицо. Она была одним из их уязвимых мест. Достаточно малейшей ошибки, ляпа, неправильной реакции, и конец им обоим.

Но как забыть такое лицо? Дьяволы бились и внутри Люси. С одной стороны, следовало молчать, а с другой – ее жгла потребность понять, разрешить загадку, найти молодую женщину, возможно еще живую. Потому что в этом заключалась ее работа, ее убеждения. Потому что это вписано в ее ДНК копа, и если она добьется успеха, возможно, совесть ее успокоится.

К их приезду на работе уже кипела жизнь. Знакомая картина: каждое новое дело вызывало прилив возбуждения, уже стекались данные от различных запрошенных служб. Шарко всегда сравнивал первые дни с началом охоты: они были сворой взвинченных звуком рога псов, которые бросались преследовать добычу. С той существенной разницей, что на этот раз добычей были они сами.

Он поставил рядом со своим компьютером недавнее фото сыновей. Люси поступила так же. Дети были их понюшкой кокса, их невидимым уговором, залогом их молчания. Близнецы помогут им продержаться.

– Пришли результаты анализа ДНК по корням черных волос, найденных в постели Рамиреса, – объявил Робийяр. – Они точно женские, но во FNAEG[21] ничего нет. Девица в наручниках по-прежнему невидимка и по-прежнему в бегах.

Тихое облегчение для Шарко. Народ входил и выходил – одни документы отксерить, другие отыскать, тех и тех обзвонить. Леваллуа вернулся к своим обязанностям процессуалиста и отбыл на сбор улик в комнату с фреской. Франк исподтишка наблюдал за каждым членом команды, который отвечал на очередной звонок и записывал новую информацию: живот постоянно сводило от страха, что объявится свидетель («Мне кажется, я вспомнил, как молодая женщина спустила шину прямо у дома того типа») и поставит под удар их будущее – его и Люси.

Но настоящий кошмар начался после звонка в десять сорок. Когда Николя ответил баллистику и долго с ним говорил, расхаживая туда-сюда. Шарко сразу понял, что чувство, которое мучило его с самого начала, – сомнение, не забыл ли он какую-нибудь первостепенную деталь в ту ночь, – было связано именно с гильзой. Эта проклятая оловянная трубочка создала слишком много сложностей и потребовала слишком много усилий.

А когда Николя связался с жандармерией, осведомился о текущих делах и записал номер телефона, Франк почувствовал, как кровь отливает от лица. Он обменялся с Люси отчаянным взглядом.

Дело было не в забывчивости, а в ошибке. Незначительной или серьезной? На данный момент понять невозможно. Как бы то ни было, благодаря характеристикам найденных боеприпасов – царапинам, точке удара – стало известно, что пистолет, которым убили Рамиреса выстрелом в горло, фигурировал также в двух других делах. Первое было давним, ограбление в мини-маркете.

Второе касалось убийства.

18

Полицейский «Пежо-306» наматывал асфальтовую ленту в направлении Лооза, затерянного городка километрах в тридцати от Осера. Йонна[22], край пламенеющих лесов, отливающих золотом полей и мощных оленей, наследников долгих веков травли, способных сплющить вам капот на ближайшем повороте. Сейчас, в начале осени, природа чуть успокоилась – в отличие от Шарко, вынужденного все держать внутри, быть любезным и делать вид, что его радует обнаруженный след, который на самом деле походил на предвестника вернувшегося кошмара. Он практически не вымолвил ни слова за всю дорогу, а на Белланже по части беседы можно было не рассчитывать. На протяжении последних месяцев двое мужчин все больше отдалялись друг от друга, и темы для разговоров иссякли. О чем им было говорить, если у одного было все – жена, дети, дом и кусочек счастья, а у другого ничего?

Николя съехал с шоссе А6 и минут десять петлял по дорогам, ведущим, казалось, на край света.

– Судя по навигатору, мы почти приехали. Я сказал, что будем к часу, так что мы на час опоздали. Не страшно.

Он искал старую водонапорную башню, следуя указаниям, полученным по телефону. Шарко углядел ее в просвете между деревьями, туда вела заросшая грунтовая колея. Они припарковались за машиной жандармерии, из которой вылез широкоплечий мужик, затянутый в уставную форму, в рейнджерских ботинках и темно-синем кепи. Он держал в руках два фонарика и папку на резинке. Обменялись крепкими рукопожатиями.

– Капитан Жак Сосей, дижонский отдел расследований.

– Капитан Белланже, это я говорил с вами по телефону. Извините за опоздание. А это лейтенант Шарко. Странное местечко для встречи, не находите?

– Встретиться на месте преступления – лучший способ сразу поладить. Идите за мной. И возьмите фонарь, он вам понадобится.

Белланже сохранил свои рефлексы лидера команды, хотя с точки зрения иерархии в группе Шарко был старшим. Но Франк пустил дело на самотек. Они двинулись по дороге. Водонапорная башня была видна, но находилась в нескольких минутах ходьбы.

– Что ж, у вас и у меня есть нечто общее, – заключил жандарм. – У каждого из нас имеется пуля и гильза калибра девять миллиметров, у которых одинаковые баллистические характеристики согласно поисковой системе CRIBLE. Значит, они были выпущены из одного оружия.

– Совершенно верно. И эти идентичные патроны являются связующим звеном двух дел. Мы ищем одного и того же убийцу.

Шарко молчал, шагая рядом. Он-то знал обоих убийц: с одной стороны, Люси прикончила Рамиреса, с другой – Рамирес убил жертву из водонапорной башни. Какой кошмар – видеть, как коллеги возводят здание своих расследований на фундаменте ложных гипотез.

– Может, вы первый? – предложил Николя.

– Отлично. Сначала история оружия. В январе две тысячи десятого использовано во время пустякового налета на мини-маркет в парижском предместье. Преступник, некий Алекс Жамбье, выстрелил один раз в потолок, чтобы нагнать страха, что и позволило полицейским заполучить пулю и гильзу, а значит, внести технические данные в базу. Того парня арестовали через две недели после его художеств. Он уже успел сбыть ствол, но смог его с точностью описать: американский «Хеклер-Кох P30», характеристики которого обнаружились в баллистической базе. Замечу, что сейчас, когда я с вами разговариваю, Жамбье еще в камере, его прихватили за торговлю наркотиками несколько месяцев назад, и никакого отношения к моему делу об убийстве он не имеет. Мы пробовали поискать, через чьи руки мог пройти пистолет, но все напрасно. Его следы безнадежно затерялись.

Они подошли к зданию в форме гриба, построенному из бетона, который был изъеден до сердцевины плющом, крапивой и кустарником. Бесхозная развалина под открытым небом. Вампирствовали даже ветви соседних деревьев, облепив ее листьями.

– А теперь об убийстве… К нам обратились недели две назад, пятого сентября. Пара молодых ребят, которые любят бродить по всяким заброшенным местам и фотографировать, обнаружила тело. Они немедленно сообщили в жандармерию Жуани, это в нескольких километрах отсюда. Учитывая серьезность преступления, дело сначала перешло в Осер, а потом к нам, в Дижон.

Цепь с висячим замком, ключ от которого имелся у Сосея, перекрывала большую ржавую дверь, ведущую в башню. Ленты с пломбами, которыми жандармы опечатали вход, болтались, отклеившись из-за влажности.

– Эту башню забросили больше десяти лет назад, можно сказать, уже лес вокруг вырос. Доступ был запрещен, разумеется, поскольку представлял опасность. Надеюсь, вы в хорошей спортивной форме, тут высоко карабкаться. И прижимайтесь к стенам, держаться не за что.

Луч фонаря высветил впечатляющую внутреннюю структуру. Широкие ступени спиралью шли вверх, вплотную примыкая к серой стене без перил. Узкий цилиндр уходил ввысь, таящий опасность, подобно смертельной ловушке. И чем выше они поднимались, тем сильнее Шарко ощущал, как ни парадоксально, что он погружается в ложь.

– Мы полагаем, что жертва была жива, когда поднялась наверх, безусловно под угрозой оружия, которое и стало причиной нашей встречи.

– Что вас заставляет так думать?

– Трудность подъема, а главное – истязания, вы увидите. Убийца искал уединенное место, где он мог бы держать все окружающее под контролем и не торопиться. Потому что времени ему потребовалось много.

Они дышали все тяжелее. Преодолев сотню ступенек, трое мужчин пролезли в люк и оказались на верхней площадке башни. Только небольшая дыра в бетоне, под подошвами Шарко, позволяла различить головокружительную винтовую конструкцию, которую они только что преодолели. Жандарм Сосей высветил фонарем следы крови, еще видневшиеся на полу:

– Тело нашли здесь.

Присутствие крови сводилось к вееру брызг, разлетевшихся повсюду. Капитан Сосей раскрыл свою папку на резинке и протянул Николя фотографии. Тот молча просмотрел их под лучом собственного фонаря. Шарко тоже глянул. Каждое движение и каждое слово отдавались от стен.

– Жертве выбили зубы, выстрелили прямо в лицо, отрезали последние фаланги пальцев, чтобы сделать невозможной любую идентификацию. Следы истязаний по всему телу, сигаретные ожоги на гениталиях. Жертва намучилась. Часы на запястье были разбиты, мы нашли мелкие осколки циферблата на полу. Повезло, что с нами нечасто случается, – и эти осколки позволили нам установить точное время смерти. Часы указывали тридцать первое, двадцать три пятьдесят. Тридцать первое августа, по словам медэксперта, потому что тело было бы в куда худшем состоянии, если бы лежало здесь и гнило весь август. На данный момент оно находится в холодильнике дижонского морга, и мы до сих пор не знаем, кто это. Мужчина лет тридцати пяти – сорока, телосложение среднее, глаза голубые, волосы каштановые, европеоид, большое родимое пятно у шеи.

Шарко просматривал снимки один за другим, лицо его скрывала темнота. Труп, в вертикальном положении, голый, казалось, сдулся изнутри. Татуировки на торсе, правом плече и правой икре. Запястья связаны над головой веревкой, закрепленной на свае, вбитой в стену. И действительно, большое красное пятно в области горла.

– Убит тридцать первого августа, найден пятого сентября, – бросил Шарко. – Но выглядит труп не недельным, а намного более давним. Он словно пергаментный.

– Да, по двум причинам. Во-первых, из-за винтовой лестницы и дыры здесь постоянный сквозняк, гуляющий по всей башне и мешающий размножению бактерий, а значит, и быстрому разложению. Во-вторых, в теле не осталось ни единой капли крови. Полное опустошение. На вскрытии сердце оказалось практически сморщенным и маленьким, как сухая губка.

Франк и Николя обменялись снимками. Шарко вспоминал, что Люси говорила о Рамиресе. О его пребывании в психиатрической больнице из-за одержимости кровью и о том, что произошло во время покушения на изнасилование в две тысячи восьмом: он порезал до крови плечо жертвы и лизал рану.

– Еще есть гематомы на ребрах, характерные для массажа сердца. Как если бы убийца хотел заставить сердце качать кровь до последнего.

– Как ему удалось обескровить тело?

– Это как с циркуляцией воды, которая наполняет радиаторы в доме. Перережьте трубу в одном месте, и вода вытечет сначала под давлением, а потом просто под действием силы тяжести. Убийца сделал разрез на левом предплечье, которое ближе к сердцу, вытащил артерию, лучевую, и разрезал ее пополам, а потом прямо туда вставил канюлю – такую пластиковую штучку, – чтобы развести края и поддерживать сильный ток крови.

– Чисто медицинский подход.

– Верно. Думаю, он подставил бак или ведро. Потому что наши техники обнаружили очень мало крови вокруг. Чтобы компенсировать потерю и поддерживать давление, сердце начало биться быстрее, пока не исчерпало возможность полностью наполняться. Дальше – остановка сердца, которую и пытался максимально оттянуть убийца, делая массаж: он помогал сердцу держаться.

Николя представил себе сцену: подвешенная живая жертва, палач, который рассекает плоть и начинает собирать драгоценную жидкость в сосуд, давление на грудную клетку, чтобы отсрочить смерть.

– Медэксперт думает, что только потом он вскрыл артерии на ногах, чтобы получить и ту кровь, которая скопилась там под действием силы тяжести. Он не хотел потерять ни капли. Вся операция должна была занять около часа. А затем он сделал так, чтобы жертву невозможно было опознать, и снес ей пол-лица пулей. И ушел.

Николя остановился на фотографии с крупным планом спины жертвы, освежеванной на уровне лопаток. Он передал снимок коллеге и глянул на жандарма:

– Вы знаете, почему здесь была изъята кожа?

– Это одно из неизвестных.

– У нашей жертвы из Лонжюмо были насечки именно на этом месте. Они означали Blood, Evil, Death… Вы ничего не заметили на подошве? Никакой татуировки?

– А как же, гляньте на фото. Там тоже срезан кусок кожи. А еще медэксперт обнаружил два отверстия в половом органе в области головки.

– У него был пирсинг, как у Рамиреса.

– Значит, обе жертвы были очень близки?

– Возможно, они принадлежали к одной группе, – отозвался Франк. – «Pray Mev». По всей вероятности, Рамирес был сатанистом. Судя по всему, ваша жертва тоже, и все было сделано, чтобы стереть любые отсылки к «Pray Mev». А что насчет профиля убийцы?

– Без сомнения, обладает медицинской подготовкой. Он знал, где вскрывать, чтобы наиболее эффективно обескровить тело. Вокруг чисто. И потом – массаж сердца, а еще эта канюля, такое не купишь в супермаркете на углу.

Шарко с трудом мог представить себе, чтобы Рамирес оказался способным на подобные почти хирургические действия, – достаточно вспомнить бардак в подвале и жалкое состояние его дома. Парень отсидел в тюрьме, потом каждый день на стройке возился по локоть в краске и клее. Но с другой стороны, были еще его рисунки – точные, свидетельствующие о терпении и определенном мастерстве. Разведение пиявок и хирургические инструменты… Стертые маршруты в навигаторе… Очевидная осторожность и внимание к мелочам. К тому же, если их было двое, это становится единственным объяснением похищения Летиции Шарлан в тот момент, когда Рамирес работал на стройке. Двое похитителей, двое убийц.

– Зацепки?

– Небогато. У жертвы следы жира и терпентинового масла на локтях и ступнях и отметины от веревок на щиколотках, хотя ноги у него не были связаны, когда нашли тело. Возможно, его держали много дней в каком-нибудь гараже или на складе до того, как привезли сюда. Мы прочесали все данные об исчезнувших в регионе, ничего явного, тем более что у нас нет лица. Ни следа ДНК убийцы или его отпечатков, ни свидетеля, ничего, что позволило бы нам быстро продвинуться. Другими словами, ваш звонок сегодня утром прозвучал для нас чертовски благой вестью. А теперь расскажете мне поподробнее, что у вас?

– Сначала спустимся…

Трое мужчин гуськом проследовали вниз по винтовым ступенькам и выбрались на вольный воздух у подножия водонапорной башни. Шарко сделал большой глоток кислорода, пока Николя вытряхивал сигарету из пачки и предлагал другую Сосею, который жестом отказался. В свою очередь Николя досконально описал все их находки: мизансцену, устроенную убийцей для того, чтобы тело было обнаружено в кратчайшие сроки. Подвал, место преступления, раны, пиявки, связи с сатанизмом. Девица, присутствовавшая в момент преступления и затем испарившаяся.

Шарко в это время задумчиво оглядывал окрестности. Верхушки деревьев раскачивались под ветром, лес словно вглядывался в его нутро большим черным оком. Почему Рамирес выбрал столь необычное место в департаменте Йонна? Почему в ста километрах от своего дома? Держал ли он жертву у себя в подвале перед тем, как привезти сюда? Или он привязал ее к батарее отопления в комнате, посвященной дьяволу?

Капитан Сосей рассудил, что в их общих интересах начать сотрудничество и продвигаться дальше совместными усилиями. Они договорились, что сегодня же к концу дня обменяются частью данных, заручившись согласием начальства. Трое мужчин распрощались и разъехались на шоссе А6: полицейские направились в одну сторону, жандарм в другую.

Возвращаясь в Париж, Шарко пришел к выводу, что его собственная ситуация не так уж катастрофична: полиция разыскивала убийцу, владельца девятимиллиметрового «Хеклер-Кох P30», американского оружия, из которого совершенно омерзительным образом убили Рамиреса и типа в водонапорной башне. И точка. В силу сложившихся обстоятельств этого убийцу никогда не найдут просто потому, что такого не существует.

Но его мозг копа не мог не задаваться вопросом о мотивах Рамиреса. Почему убийство такое варварское? Кем была жертва и что такого сделала, чтобы заслужить подобную кару? Какую роль играла во всем этом Летиция? Николя наверняка задавал себе частично те же вопросы, учитывая, как он смотрел на дорогу, не говоря ни слова. Безусловно, он начал искать дополнительные связи между двумя делами.

В тумане этого безумного расследования только одно в конечном счете доставляло Франку истинное удовлетворение: Люси отправила на тот свет законченную мразь.

19

Летучка, проведенная где-то в середине дня, оставила почти всех в некоторой растерянности – особенно это касалось пометок, сделанных маркером на большом белом листе, прикрепленном к доске. Два жестоких убийства с промежутком меньше месяца, связанные единственной тоненькой ниточкой: девятимиллиметровые пуля и гильза, вылетевшие из одного и того же оружия, «Хеклер-Кох P30», подразумевали одного и того же убийцу. Предвещало ли это начало серии кровавых убийств? Преследовали ли они убийцу, который нанесет новый удар в ближайшие недели? Вопросы возникали один за другим.

Кончиком фломастера шеф отслеживал свои заметки на листке:

– Если некоторые элементы очевидным образом связывают два дела, другие в эту логику не укладываются. Для начала точки соприкосновения: убийства совершены с варварской жестокостью и обе жертвы – молодые люди. Каждый раз – истязания, наручники, безусловно, поддержание жизни до момента выстрела в упор. Уединенные замкнутые пространства: в одном случае подвал, в другом – водонапорная башня…

– Со спины жертвы из водонапорной башни и его левой ступни была содрана кожа, – добавил Николя. – Без сомнения, там были скарификации и татуировка с крестом, как у Рамиреса, и их постарались убрать.

– А что с этой надписью, «Pray Mev», по-прежнему никаких идей?

– По просьбе Николя я все перерыл, – вступил Робийяр. – Названия группировок, городов, имена людей, я прочесал весь Интернет, в том числе форумы сатанистов. Эти типы молятся всему, что только можно вообразить, кроме неких Мевов. Даже ребята из CAIMADES[23] сели в лужу. Если такая группа и существует, она нигде не засветилась.

Маньен с недовольной гримасой, которую и не пытался скрыть, ткнул в кипу бумаг:

– Ладно, тут для каждого по экземпляру основных материалов по делу в водонапорной башне, присланных жандармами, их только что распечатали. Данные вскрытия, баллистики, токсикологии… Я включил в рассылку Шене и нашего баллистика, им не помешает быть в курсе убийства в Йонне, пусть посмотрят. Я также начал закидывать удочки жандармам по поводу нашего дела. Завтра я буду на собрании в Дижоне вместе с ними, посмотрим, как лучше действовать, кто чем рулит в этом дерьме. Так, после точек соприкосновения перейдем к различиям. Их тоже немало.

Он пронумеровал детали на доске:

– Рамирес убит у себя дома в отличие от анонима, которого прикончили в уединенном месте. В случае Рамиреса – сознательное намерение сделать так, чтобы мы обнаружили труп, тогда как тело в Йонне, скорее, старались скрыть и оставили гнить. Опознание одного постарались сделать невозможным, но не другого. Различный способ действий, гм… промежуток между двумя убийствами… Что еще?

– Прослеживается что-то вроде эволюции в поведении убийцы, – заметил Шарко. – Сначала Джек прячет жертву и превращает ее в анонима. Тремя неделями позже, в ста пятидесяти километрах оттуда, он словно подносит нам труп на блюдечке. Каковы его мотивы? Месть? Может, он пошел путем крови? Известно, что Рамирес не был святым. Может, Джек хотел заставить его заплатить за давнее преступление? Была ли анонимная жертва того же поля ягодой, что и Рамирес? Может, Джек сделал ее неузнаваемой, потому что обе жертвы были слишком очевидно связаны с ним самим? С его собственным прошлым? Принадлежит ли и он тоже к «Pray Mev», или он совершенно не имеет к этому отношения?

– Он оставляет девятимиллиметровые пулю и гильзу на местах преступлений, – добавила Люси. – Несмотря ни на что, можно предположить, что он хочет, чтобы связь между двумя делами была установлена. Боюсь, на этом он не остановится. Как сказал Франк, он идет своим путем.

Люси сама удивилась своей способности нести чепуху.

– Наша задача взять его до того, как он снова примется за свое, – заметил Маньен, глянув на часы. – Еще что-нибудь?

Жак поднял руку:

– К вопросу о Рамиресе: мы не нашли телефона, зарегистрированного на его имя, однако у него был мобильник, номер которого я получил от одного из его клиентов. Он пользовался предоплаченной картой. Тут пусто.

– Еще раз напоминаю об осторожности.

– Мне удалось связаться с девушкой, которую он пытался изнасиловать, – добавил Паскаль Робийяр. – Она живет в Марселе и была в Испании в деловой командировке, когда его убили. Я долго говорил с ней, и она упомянула кое-какие интересные детали. Во время процесса над Рамиресом суд вызвал в качестве свидетелей нескольких экспертов-психиатров. До нападения обвиняемый провел некоторое время в психиатрической клинике. Больше она ничего не могла рассказать. Но я пошлю запрос в окружной суд Бобиньи, где слушалось дело, чтобы получить копию стенограммы процесса.

– Отлично.

– А что до счета в банке, то нет ничего особенного. Он хорошо зарабатывал, наверняка принимал левые заказы и подписал кредит на «ауди» и мотоцикл. Так что с этой стороны все вроде бы чисто. Да, и последний момент: у него был абонемент на Интернет, но он расторг контракт три года назад. Больше он не подключался. Это соответствует тому, о чем ты говорил, – похоже, этот тип был крайне осторожен и не хотел оставлять никаких следов.

Маньен одобрительно кивнул:

– О’кей. Вы просмотрите все бумаги жандармов, дальше будете работать по своей линии, раскопаете психиатрическое и тюремное прошлое Рамиреса и будете пинать научников, чтобы они не тянули с результатами. Мы только что закончили крупное дело, но каникулы откладываются. Вы мне нужны на все сто процентов. Берите столько полицейских, сколько понадобится, чтобы оказать вам поддержку, все за счет заведения.

– Экое раздолье, – пробормотал Николя сквозь зубы.

– Именно, Белланже. Наверху дали понять, что от нас ждут результатов.

Маньен собрал свои записи и вышел. Николя отсалютовал ему вслед вытянутым средним пальцем. Копы тут же вернулись к работе, доска на подставке, исчерканная наиболее важными данными, осталась стоять посреди комнаты. Около половины восьмого вечера комната начала пустеть. Сначала отбыл Робийяр, за ним Леваллуа. Франк и Люси решили на этот раз остаться подольше, как они делали обычно при начале нового дела. Нельзя допустить, чтобы кто-то заметил изменение в их привычках и хоть что-то заподозрил.

Интуиция не давала покоя Франку с того момента, когда капитан Сосей обмолвился о терпентиновом масле. Он внимательно прочел токсикологический отчет, написанный экспертами жандармерии, и нашел соответствующий параграф: это вещество было обнаружено на предплечьях, щиколотках и в волосах трупа из водонапорной башни. В отчете пояснялось, что речь идет о растворителе для жира и масел, часто употребляемого для очистки кистей. И что терпентин, продукт дорогой и не слишком известный широкой публике, используется в основном профессионалами, работающими в области строительства и отделки зданий.

У Франка появилось предчувствие, и он решил докопаться до сути и немедленно все проверить. Но его рабочий телефон зазвонил как раз в этот момент. Он снял трубку, долго разговаривал, кое-что записывая. Когда он закончил беседу, Николя спросил:

– Это был ветеринар, да?

Шарко кивнул. К его большому сожалению, коллега принял новое расследование очень близко к сердцу.

– Он целый день возился с трупами кошек, которые ему переслали. Что касается самых свежих: они были обескровлены, но без заметных разрезов. Я рассказал ему о пиявках, и, по его словам, такое возможно, имея в виду характер ран. Кошек высосали эти тварюшки.

– Почему он это делал? Для чего кормить пиявок?

– Это предстоит выяснить. Но самое интересное: ветеринар нашел две татуировки, которые еще можно разобрать, на двух самых свежих кошках. Обе они из Центра защиты животных в Женвилье. По его мнению, именно там Рамирес и отоваривался, а вовсе не на улицах: поймать бродячих кошек почти невозможно. А если нужны только черные, то еще труднее…

– А ведь он прав.

– Однако никто не отдаст десять черных кошек в одни и те же руки без минимального контроля со стороны Центра. Ветеринар утверждает, что если Рамирес действительно взял всех этих кошек в Центре в Женвилье, то там точно должен быть сообщник, который ему поспособствовал.

– Имеет смысл разобраться поближе. В худшем случае выясним даты, когда их отдавали, а это поможет понять, как действовал Рамирес. В лучшем – тот, кто снабжал его кошками, в курсе всех дел. Может, та девица в наручниках? Почему бы и нет?

– Я этим займусь, – бросил Шарко, – заеду туда завтра утром.

– Зацепка многообещающая. Я поеду с тобой.

Франк кивнул, ничего не сказав, но внутренне взбесился. Они с Люси попрощались с коллегой и не обменялись ни словом, пока не оказались в безопасности в салоне машины.

– Ты думаешь, что девушка в наручниках может работать в этом Центре защиты? – спросила Люси. – И что это она снабжала Рамиреса кошками?

– Завтра все выясним.

– Николя будет там. Как ты выкрутишься, если… если это она и если она вдруг узнает твой голос, например?

– Не знаю. А пока что надо заехать к Рамиресу, я должен проверить одну вещь.

Он хранил загадочность до самого прибытия. Зашел в дом и оглядел вещи, поднятые из подвала и сложенные грудой в гостиной. Потом достал дубликат ключей от фургона, найденный в одном из ящиков. Люси шла за ним, ничего не говоря и ничего не понимая.

Шарко открыл обе широкие задние двери фургона и залез внутрь. В луче его фонаря показались строительные инструменты, лопаты, ведра, рулоны и банки с краской, наваленные грудой под картой департамента Ивелин, покрывающей всю боковую стенку. С серьезным лицом Франк высветил канистры с терпентином и кучу тряпок, брошенных прямо на пол и пропитанных растворителем. Люси по-прежнему держалась сзади:

– Господи, Франк, мы тащимся сюда в девять вечера, ты ничего мне не говоришь и начинаешь рыться в фургоне. Может, объяснишь наконец, что происходит?

Франк вылез обратно с терпентином и тряпками, засунул все в свой багажник.

– На жертве из Йонны были следы терпентина, это черным по белому написано в токсикологическом отчете. Единственное место здесь, где имеется терпентин, – это фургончик. Иными словами, Рамирес использовал свою машину, чтобы перевезти нашего анонимного и живого парня в водонапорную башню, а там пытать его и прикончить.

– Но зачем ты забрал все это?

– Мне не хотелось бы, чтобы кто-то пришел к выводу, что именно Рамирес держал пленником и перевозил того типа. Каждый шаг, даже самый незначительный, который приближает команду к истине, представляет для нас угрозу. Лучше запутать следы.

Они отправились в обратный путь. Люси было холодно, и этот холод поселился внутри с той самой ночи. С каждым днем они все глубже увязали во лжи, и ей странным образом пришла в голову мысль о подводной лодке, погружающейся в черную пучину. А было ли у лжи, как у океана, песчаное дно, предел, дальше которого уже не пройти? Она молча съежилась. Выехав на Национальную 20, Франк взял ее руку движением, исполненным бесконечной нежности.

– Когда расследование завершится и все закончится, мне бы хотелось, чтобы ты кое-что для меня сделала.

– Что?

– Вышла за меня.

20

Николя любил смотреть на берега Сены в те моменты, когда большинство парижан глубоко спят. Ласковый свет фонарей на набережных, медленные струи воды в изножьях мостов, томная леность барж. Из окон их кабинета на набережной Орфевр, 36, открывался божественный вид, которым он мог насладиться только в поздние часы, когда Париж переводит дух. Оставшись один в их «опен спейс» и пустых коридорах, он чувствовал себя хорошо. Почти безмятежно.

Он подумал о деле, об истерзанных, замученных, оскверненных телах, вид которых он с трудом выдерживал в последние четыре дня. Сцена с дьяволами у Рамиреса. Какая связь существовала между жертвой из водонапорной башни и трупом в Лонжюмо? Скорее всего, они принадлежали к одной группе, «Pray Mev», но какой смысл в пытках? В чем состояло их преступление с точки зрения убийцы?

Он посмотрел на кальку, найденную в тайнике под люком. На первый взгляд, тринадцать точек были нанесены случайным образом. Но ни о какой случайности речи не было. Николя попытался мысленно соединить их линиями, представить себе рисунок, который за ними скрывался, как в картинках-загадках для малышей. Еще раз посмотрел на фотографию фрески, скрывавшейся за обоями, на тринадцать персонажей, на двух дьяволов, прислуживающих третьему, ненасытному. Попробовал наложить кальку на картину, но безрезультатно.

Погрузившись в размышления, он стал расхаживать по пустой комнате, его личной территории на протяжении стольких лет. Он знал в ней каждый закуток, стены говорили с ним, он помнил, кто какой постер повесил и почему. Подумать только, он ведь руководил этой командой, и не без успеха, а сегодня оказался простым номером два в группе. Да уж, блестящая карьера!

В приступе злости он подошел к столу Люси и взял рамку с фотографией близнецов. Как быстро они растут! Николя иногда жалел, что между ним и этой парой больше не было прежней близости, несмотря на крепкую дружбу в прошлом. Но постоянная зависть к ним стала невыносима. Несмотря на все, через что они прошли, Франк и Люси были счастливы.

Он поплелся к окну, заметил две тени: они шли по набережной, потом слились друг с другом у трепещущей воды и застыли, не шевелясь. После смерти Камиллы Николя ни разу не прикасался к женщине. Два года, господи, а он не способен перешагнуть и жить дальше. Наблюдая тайком за парочкой, он подумал о тех животных, которые остаются вместе сколько возможно, а переживший просто умирает, когда исчезает его партнер. В сущности, он походил на них. Без Камиллы он медленно догорал.

Минут через пять влюбленные поднялись по лестнице и исчезли в серо-черной темноте тротуара. Николя опустил взгляд на реку, снова оставшуюся в одиночестве, на перекрывавшие ее мосты, на лестницы, ведущие к набережным.