В ту же реку. Начало пути Дронт Николай
Серия «Современный фантастический боевик»
Выпуск 170
Оформление обложки Бориса Аджиева
© Николай Дронт, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
Конец осени
- Чай не пьём без сухарей,
- Не едим без сдобного,
- Кто сказал, что плохо мы живём?
- Ничего подобного!
Застольную песню тянут от всей души и, главное, громко. Опять забыли, что я сплю, и разбудили своим ором. Это Камчатка, я там жил с родителями, пока не закончил школу. Стоп! Не понял! Опять?! Господь с ней, с Камчаткой! Какое вообще сейчас число? Уф… Отлегло… А я уж было испугался, что вновь переместился в конец апреля. Но нет, сейчас 8 октября 1972 года. Сегодня вернулся из поездки на материк. Друзья семьи немного отметили мое прибытие, посмотрели привезенные подарки, рассказали поселковые новости и разошлись. Почти все… Самые стойкие еще отмечают… Изверги! Нормально поспать не дадут. Главное, самим же завтра на работу! Утром будут стенать и жаловаться на плохое самочувствие.
В голове теснятся воспоминания. На Камчатке я, Лёха Костров, жил с мамой и отчимом до окончания школы. В следующем месяце мне стукнет шестнадцать лет. Отчим, дядя Володя, – начальник геологической экспедиции, мама тоже работает в камералке. Сюда мы приехали из Москвы больше трех лет назад и года через полтора уедем обратно. После переезда я окончил институт, работал в НИИ, женился, завел сына. Потом загранкомандировки. За время моего отсутствия жена нашла себе партию получше. Развод, новый брак, дочка. В лихие девяностые чем только не занимался, лишь бы выжить и прокормить семью. В двухтысячных жизнь наладилась. Работал до пенсии. Потом остался один, никому особо не нужный и не интересный старик, без дел и без смысла в жизни. Друг предложил рискнуть, провести эксперимент, и я вернулся в детство.
Проснулся ночью 22 апреля 1972 года на Камчатке под ту же песню, что и сегодня, в дальнем посёлке, на тысячу с лишним километров севернее Питера, то есть Петропавловска-Камчатского. В тот год я учился в восьмом классе, даже был отличником. Правда, из-за порока сердца с первого класса освобожден от физкультуры, за что недоброжелатели прозвали Дистрофиком и Дохлым. Нормальные ребята звали Костёр и Вумный, а вскоре после возвращения из санатория появилось новое погоняло – Писарь. Один авторитет нарёк за умение работать ножом. Владению ножом, нунчаками и еще кое-каким навыкам самообороны научился в начале девяностых у тренера в подвальной секции. Чтобы избавиться от сколиоза, с седьмого класса занимаюсь йогой, а в институте увлёкся ушу и тренировался до последних дней. Ничего боевого, только оздоровительные и медитативные практики.
Что имею в плюсе? У меня хорошая память, неплохо лажу с людьми и могу быть убедительным в разговоре. По профессии я неплохой программист, хотя сейчас оно неактуально. Немного умею переплетать книги, натренировался на заброшенной библиотеке. Слесарь-инструментальщик разряда эдак третьего. За несколько месяцев дядя Витя меня неплохо обучил слесарке. Заодно он же преподал основы воровской профессии скокаря-медвежатника. Типа в жизни всякое пригодится. Еще я фотограф уровня сельского дома быта. Самуил Яковлевич, поселковый фотомастер, натаскал. Не бесплатно, правда. Кроме русского владею корякским, идиш, английским, немецким, венгерским и китайским языками. Стреляю из малокалиберного ружья и пистолета на уверенный первый разряд. Имею довольно много денег и кое-какое оружие.
Недостатки тоже имеются в количестве… Самый серьезный – порок сердца, точнее два: незаращение межпредсердной перегородки и недостаточность митрального клапана. Из-за них меня даже в армию не взяли. Хотя сейчас сердце почти не беспокоит, а в тридцать вовсе перестал про него вспоминать. Может, заматерел, а может, потому, что не пью и не курю, причём совсем. За всю прошлую жизнь выпил пару бутылок шампанского, половину стакана пива, и лет в четырнадцать мама налила мне в пробку коньяку попробовать. Не понравилось, кстати. Пахнет ничего, а на вкус едкая маслянистая гадость. И по мозгам бьет. Курить даже не пробовал, и к запаху табака безразличен. Говорят, его не переносят те, кто курил, но завязал с никотином. Сколько дел можно было бы решить в курилке или распив бутылочку в тёплой компании!
С музыкальным слухом не очень. В аттестате за пение стоит вежливый зачёт, он скрывает честный трояк. Хотя отчим научил играть на гитаре. Могу изобразить не только блатняк, но и попсу, и туристские песни. В кураже да под настроение даже цыганочку с выходом получится забацать, не говоря уже про романсы. Помню тексты многих модных шлягеров, но песнями из будущего светить не собираюсь. Оно мне надо? На эстраду не лезу, становиться поэтом-песенником тоже не желаю, а давать лишний повод для размышлений просто глупо.
С концентрацией беда. Не плохо, скорее наоборот, опять же медитация помогает. Но как задумаюсь, не обращаю внимания на внешний мир, меня можно просить о чём-то, говорить со мной, а я ничего толком не помню. Бывает, задумавшись, иду – и на окружающих ноль внимания. Так раз несколько чуть не попал под машину, а однажды в Венгрии – даже под поезд.
Как вернулся в прошлое, сразу стал думать, как что-то поменять в будущем страны. Однако очень не уверен, что пацан из глубинки сможет сделать что-то серьезное. Я не историк, не обладаю абсолютной памятью. Всё, что помню, прочувствовал на своей шкуре или вычитал в интернете. Знаю, и то смутно, про пару-тройку предателей тех лет. Вот, например… Белянский? Беленко? Белянчиков? В 1976-м улетел к японцам. Хотя ходили слухи, что это спецоперация, которую курировал прилетевший в тот момент на Дальний Восток лично маршал Савицкий. А что? Вполне могло быть. Сдали систему «свой – чужой», которую всё равно собирались заменить, а под шум скандала выбили из правительства деньги на модернизацию авионики.
Помню, кто-то в КГБ фотографировал архив и потом… вроде кому-то пытался его продать… кажется… О! Писатель Суворов! Резидент нашей разведки. В 1978 году сбежал в Англию. А настоящая его фамилия… не помню… Начинается на букву «Р». Ревун, а может, Резус… Или вот еще человек…
Ну почему я больше программизмом, ушу и кладами интересовался? Да и в международных делах не очень ориентируюсь. Зато наизусть помню, как снять деньги со счета крупного мафиозного семейства. Правда, до 1982 года и обязательно с удалённого терминала. В книжке в свое время вычитал и номер счёта, и пароль. Тогда секретность передачи данных была в зачаточном состоянии, про хакерство широкие массы даже не слышали. А автор на конкретном примере рассказывал, как выкачали деньги. Кстати, там и другие примеры взломов были описаны. Очень нехило можно было бы навариться. Правда, остаток жизни придется скрываться от мафии.
Не! В теории можно застрелить виновников развала СССР. Горбачёв сейчас в Ставропольском крае, Ельцин в Свердловске, оба мелкие фигуры. Это Шеварднадзе не достать, он первый секретарь компартии Грузии, у него охрана. Наверное. Я ничего про устройство терактов не знаю даже теоретически, однако уверен в профессионализме КГБ. Книжки про альтернативную историю читал, но там народ больше Сталину / Брежневу / высокому чину советы дает. Указаний типа «в 14 часов 13 минут 26 августа кинь гранату в третье окно справа второго этажа дома по адресу такому-то, и наступит в СССР полное счастье» не видел. Хотя, может, был список таких ситуаций в каком-нибудь «Наставлении для попаданца-террориста»? Правда, бродит у меня в голове идейка – подсунуть паре сволочей золотишко и стукнуть в парт-контроль. Сесть гады не сядут, но осадочек останется.
Однако не верю, что, убрав пару-тройку одиозных личностей, можно спасти СССР. Народ наелся пустых обещаний от бормотологов и захотел назад в Советский Союз только после полного ограбления населения дерьмократами и разгула лихих девяностых. До того народ искренне верил в адекватность перемен.
Ладно, хватит. Для себя решил – сделаю что смогу. Только надо самому очень сильно постараться хоть чего-то достичь, чтобы хоть что-то смочь. Ведь когда вернулся, кроме знаний, ничего не было, а за полгода кое-чего достиг. С деньгами у меня стало очень прилично. Оружие кое-какое имеется. Связи на уровне района завелись. Награждён медалью. Оно, конечно, полезно и приятно, но столько внимания к себе привлёк, мама не горюй. Даже КГБ зачем-то мною интересуется. А вот надежных друзей-соратников нет, причем совсем.
Ночь берет свое. Глаза сами закрываются. Мысли двигаются всё тише и тише. В полусне мелькают события последних месяцев.
В новой жизни сохранил знания из прошлого будущего. Кроме событий новейшей истории помню несколько схронов в посёлке, несколько кладов в Москве и кое-какие случаи из поселковой жизни. На следующий же день после возврата в юность, вспомнив былое, спас почти замёрзшего Петра Петровича Пантелеева. Тот оказался авторитетным старателем, по прозвищу Чалдон, и в благодарность обеспечил мне хороший старт в новой жизни. На следующий же день я получил в подарок больше тысячи рублей, нереально огромные деньги для подростка в то время. Кроме того, меня взяли в потребкооператив на работу художником, практически синекуру, выписали промысловый охотничий билет, снарядили для охоты и стрелковых соревнований. Словом, наградили по полной программе.
Правда, пришлось спрятать вещи дяди Пети. Записную книжку, наган и чекушку с золотым шлихом. Чуть позже к ним добавились два ружья и охотничье снаряжение. Чалдон в областную больницу лег, с почками у него плохо стало. Попросил сохранить, а если помрет, взять себе на память. Я согласился, конечно. Таким людям не отказывают.
На Первомай проверил другое воспоминание. Годом ранее убили пограничников, их автоматы использовали летом при ограблении сберкассы. Потом прошёл слух про тайник, где хранили оружие. Тогда мы с друзьями лазили его смотреть. Правда, уже пустой. Когда в новой жизни открыл захоронку, автоматы еще лежали там. Себе их брать не стал, рассказал о тайнике пограничникам. Убийц схватили, а я стал лучшим другом офицеров всего погранотряда. В сентябре даже наградили медалью «За отличие в охране государственной границы СССР».
Стрелять из малокалиберной винтовки начал еще в седьмом классе. Задатки были, в начале 1972 года занял первое место по школе и прошел на районные соревнования. Там, правда, не блистал, но в новой жизни, с подаренной, не побитой многими поколениями стрелков винтовкой, уверенно взял первое место среди школьников. Районная администрация высоко оценила результат и быстро приспособила меня к делу. В качестве награды за победу мне вручили спортивный пистолет Марголина и охотничий карабин КО СКС, в девичестве боевой самозарядный карабин Симонова, доработанный почти до идеала. Марголин планировался для областных соревнований, а вот карабин был необходим для престижных окружных пострелушек среди охотников-промысловиков. Оленеводческий совхоз вместе с охотхозяйствами оплачивал призы и прочие расходы. Районные начальники друг перед другом надували щёки и мерились крутизной стрелков. Наш район давно не побеждал. Вот мне и устроили двухнедельную тренировку на стрельбище при погранзаставе под руководством тренера-пограничника. Сказали: «Не подведи!» – и отправили на соревнования. Я не подвел, занял два первых места и дал повод наградить ценными подарками. Правда, за счет Петра Петровича. Мотоцикл «Ява-350», автомобиль ГАЗ-69 и фотоаппарат «Пентакон».
Еще с того мне выпала путевка в южный санаторий. Но по пути я должен был передать знакомому Чалдона посылку и оформить на себя домик в Туапсе. Домик… оформить на себя… в неполные шестнадцать лет… Вполне возможно. Мне дали полный комплект документов на восемнадцатилетнего коряка. Милютов Кайнын Выкванович, так зовут мое второе я. И из пистолета, оказалось, тоже учили стрелять не просто так. Для обороны груза был выдан малокалиберный «Вальтер ППК», оформленный как спортивный пистолет.
С приключениями доехал до Москвы, где на вокзале меня должны были встретить и забрать чемоданы. Однако не встретили и не забрали. Хорошо, я москвич, отвез груз домой. Зато в Туапсе у санатория меня ждал знакомец. Сказал, что ничего не случилось, однако спрашивал, не передавал ли я кому чего. Ничего не ответила золотая рыбка, я то есть, и ушёл человек несолоно хлебавши.
Как велено, на себя оформил дом. Тут другой знакомый появился, про первого спрашивал. Тут-то мне и сообщили про Чалдона. Помер старик, а его охотничье снаряжение мне в наследство осталось. А когда домой вернулся, в прикладе ружья завещание нашёл. Заодно и место, где наследство спрятано. Отрыл его, конечно. Не бросать же. Когда в Питер доехал, дал денег на хороший памятник и поминальные молитвы.
Потом случилась двухнедельная поездка на ВДНХ. Заодно по просьбе знакомого побывал в Калинине. Тоже не без приключений, но всё хорошо, что хорошо кончается. Вернулся, и просьбу выполнил, и, что просили, привёз.
А вот в Питере Чалдон подошел. Плохо выглядит дядя Петя, однако живой и на меня не обиженный. Клад себе разрешил оставить. Только чемоданы велел вернуть, да я и не претендовал на их содержимое, даже не знаю, что там лежит.
Завтра в школу. С Котёнком надо расставаться, пока отношения не слишком серьёзные. Уж больно она замуж за меня хочет выйти. Ирка тоже непонятно себя ведет, вроде расстались, а она продолжает временами глазки строить. Соне письмо написал, та не ответила, только через маму привет передала. Эх, трудно быть подростком! Хотя значительно лучше, чем стариком…
Утром в школу. Мне нагонять придется, я, считай, три недели гулеванил. Идем вместе с Котенком. Нам с ней вчера толком поболтать не удалось, взрослые мешали, обещала сегодня зайти. Жует подаренную жвачку и несет косметику в портфеле. Понятно, похвалиться подружкам хочется, все девчонки любят краситься, а уж импортный набор точно обсудить должны. Катьку одноклассницы сразу окружили, шушукаются. На меня посматривают. Хихикают. Одно слово, девчонки.
Ребята, как всегда, стоят перед школой на месте обычного сборища. Лётчику отдал блок жвачки. Мой адъютант как-никак, ему подарок положен. Пусть своих друзей угостит. Попик и Семя тоже жвачку получили. До конца восьмидесятых она, как и джинсы, крайний дефицит.
Еще кинул Пушкину на общак блок «Кента» и упаковку пива в жестянках. Пацаны в полном восторге. Пробовать сигареты и пиво из банок они решили вечером, чтобы с удовольствием, а не наспех. Им тоже пришлось объяснить, как такие банки открываются.
Отозвал Василия в сторонку, интересуюсь:
– Генку в Питере приняли, ты в курсе?
– Слышал. А тебе чего?
– Жалко пацана. Чуток подогреть хочу.
– Ну, для такого дела дорогу сделаем. Батю попрошу, но понимаешь…
– Понимаю, – достаю сверток. – Тут штукарик. Две с половиной сотни за доставку до кичи. Треть от остатка возьмут за доставку до хаты. Значит, пять сотен отдадут Генке в руки. Половину полученного он на общак зашлет, две с половиной сотни ему на прожитие останутся.
Василий не ожидал такой суммы. Сразу стал серьезным.
– Писарь, ты козырный пацан, расклады знаешь. Тебе уважуха, до кичи бесплатно дорогу построим, можешь дорогу не считать.
– А что, за колючкой бабки лишними будут?
– Лишними точно не будут, – хмыкнул Пушкин.
– Тогда еще конфеток чуток пусть передадут. Я тут принес.
Достаю из кармана кулек простых весовых карамелек. Пацаны из Васькиного окружения, понятно, разговор слушают, смотрят круглыми глазами. Офигевают от сопричастности. Воровские романтики… слов приличных нет. Могли бы сами грев подогнать, Генка с ними тёрся. Беру конфету и складнем режу по рисунку напополам. Из середины изымаю варенье. Вкладываю полоску кальки с малявой: «Гена! С пожеланиями добра и здоровья шлёт тебе весточку Писарь. По возможности тебе и твоим друзьям, достойным арестантам, посылаю чуток грева. От души желаю удачи, крепкого здоровья, хороших друзей и скорой свободы. Лёха Писарь».
Пока карамелькой занимался, пацаны письмо прочитали. Любопытные больно, но пусть, секретного ничего там не написано.
– Зачем Лёха некоторые слова подчеркнул? – шепчет кто-то.
– Людское подчеркивают раз, воровское два раза, мусорское и гадское двумя волнистыми. Принято так, – весомо объясняет Пушкин. – Писарь тему сечёт. Всё по-положенному делает.
На место начинки ложится свёрнутое в тугую трубочку письмо. Вторая половинка карамельки складывается с первой. Чуть потереть линию разреза, и конфету не отличить от других таких же.
Учителя на дом назадавали от души. Ведь каждый считает свой предмет если не самым главным, то уж необходимым для дальнейшей жизни точно. Даже корякский язык, на котором после школы я ни разу не говорил, и тот потребовал отдать ему должное. Мне придется написать сочинение на тему «Природа родного края». Между прочим, Камчатского, а не моего.
В конторе проставился блоком сигарет и бутылкой английского джина. Вещи дяди Вити не принёс, мы словечком перебросились и решили выждать пару дней.
Тетя Даша рассказала накопившиеся сплетни. Колька Ким молодец, понял, что его Светка залетела, и вчера ей подарок хороший сделал, косметику и золото подарил. Та просто разревелась от такого внимания. Она не знала, как мужу сказать, что не приходят, а он, умничка, сам догадался. Как был первым парнем у нас по посёлку, так и среди мужиков первым будет.
Пока меня не было, приехала Клара Абрамовна, мать Додика. Сама пошла на Тайвань, при всех сыну пощечин надавала, тот сразу шелковым стал. В районе долго по кабинетам ходила, хлопотала. Додика из Медвежки перевели в Каменку. Тоже не ближний свет, но хоть аэропорт и портопункт при рыбозаводе есть.
На мотоцикле с дядей Васей подъехал к почте. Последним теплоходом прислали потерянную летнюю посылку с сухофруктами. Оказывается, я забыл написать «АВИА», и её отправили обычной почтой. Все посланные на сей раз посылки тоже пришли, и мы, и друзья обеспечены сухофруктами до лета. Фотоаппарат «Лингоф» дошел. Ничего не разбилось, не зря на крышке написано «экспедиционный».
Дома странно получилось. Зашла Котенок. Войдя в комнату, сразу бросилась на меня. Я был зацелован и обласкан. Тут мне снесло крышу. Прижал девчонку к себе и стал целовать её по-взрослому. Очнулся от дрожи напрягшейся Кати. Невзирая на свои прежние слова «на всё согласная», она испугалась, когда моя рука нашла её грудь. Нежность захлестнула меня. Котёнок еще маленькая девочка, не знающая всё и вся из интернета, как подростки в XXI веке. Отвлек внимание, успокоил. Мы просто болтали, пока родители ужинать не позвали. Больше такого не допущу, ограничусь поцелуями в щечку. И те надо прекращать, не успеешь увернуться, женят.
Во вторник вместо школы поехал в райцентр отчитаться в райкоме комсомола за поездку. Отчитался, заодно оставил пакет с парой заграничных бутылок и блоком сигарет «Кэмел». Не секретарю, конечно. Рядовым инструкторам. Сувенир, так сказать. Чтобы не очень завидовали. Когда в загранку ездил, тоже всегда оформляющим сувениры привозил. И здесь не отказались, взяли с удовольствием.
Потом Никита Захарович, председатель райисполкома и мой доброжелатель, завел к себе и сказал, что есть задание. Отвечаю словами песни:
– Если партия скажет – НАДО, комсомолец ответит – ЕСТЬ!
Чуток пошутить хотел. А он вполне серьёзно:
– Я и не ждал другого ответа. Ты ответственный человек и настоящий комсомолец.
Потом объяснил, в чем дело. В Палане на следующей неделе будут межрайонные соревнования. Планировался на них другой человек. Но получилось как всегда. За две недели его не смогли натаскать до хоть сколько-нибудь приемлемого уровня. Погранцы сказали – научим, но, если нет таланта, нужно брать практикой, ждите месяца два-три. Словом, посылают меня. Уровень ниже области, зато у окружных руководителей интерес выше. А я обязан, просто обязан взять первое место в своей категории. Оно надо не только чтобы вставить пистон другим районам. Внутри нашего руководства есть разные мнения об одних и тех же событиях. Выиграв, я помогу лично Никите Захаровичу. Он не будет ничего обещать, но благодарность посулил существенную.
Ехать могу со своей винтовкой, а могу на время получить гэдээровскую. Про спортивные патроны тоже можно поговорить. Отказываюсь и от того, и от другого. Просто не успею привыкнуть к новой винтовке, да и к патронам тоже. Получил накачку, сделал вид, что проникся.
Вернувшись в посёлок, принёс посмотреть ящик с фотоаппаратом Самуилу Яковлевичу. Тот сразу спросил:
– Лёша, это то, что я думаю? Или ты решил довести меня до инфаркта?
– Самуил Яковлевич, я же не знаю, о чём вы думаете. Однако могу показать, что принёс.
Выдерживаю мхатовскую паузу и распахиваю крышку.
– Вей з мир! – восклицает восхищённый фотограф, редко употребляющий идиш. – Лёша, ты не играешь на этой музыке! Иди домой, не мешай мне впечатляться!
Назавтра в фотостудии меня встретил собранный и установленный на штативе «Лингоф». На стенах четыре снимка размером пятьдесят на шестьдесят сантиметров. Сюжет один – натюрморт, но снятый разными объективами. Я вообще первый раз в двух жизнях вижу снимки такого размера не на выставке. На переднем плане кусок чёрного хлеба, рядом наполовину налитый гранёный стакан, на дальнем плане графин и половина буханки. Качество изумительное, просматривается каждая крошка, каждый блик на стекле. Выслушав самые превосходные степени восхищения, начальник веско промолвил:
– Лёша, не морочь себе то место, где спина заканчивает своё благородное название. Так ты не сможешь еще долго, и то если будешь работать такую работу. Слушай сюда. Один довольно-таки нестарый фотограф уезжает. Ты умный мальчик и понимаешь куда. У него есть пара копеек, и он хочет на них что-то купить для туда. Золото или валюта – риск на таможне. Чем больше с собой, тем меньше шанс уехать красиво. Но никто не сможет сказать против старого фотоаппарата. А там им можно сразу зарабатывать, если знать, как. Подумай, Лёша, за деньги или на что поменять. Мне всё равно, что ты скажешь, лишь бы да.
– Самуил Яковлевич, честно говоря, я не рассчитывал продавать. Да и не знаю, на что менять.
– Когда не знаешь, чего хочешь, проси денег. Не знаю, сколько ты платил, я договорюсь на двести пятьдесят бон.
Ого! Минимум шестьсот рублей прибыли.
– Вы просто не оставляете мне шансов отказаться. Но у меня тоже есть просьба. Совершенно случайно я имею сто пятьдесят шесть тысяч йен. Если ваш прежний знакомый еще ходит за границу, а вам понравился прошлый раз, то мне бы пригодились триста бон. Это интересно?
– Алёша, – ответил начальник, – я тебе честно скажу, мне очень нравится с тобой работать. Ты тихонечко зарабатываешь себе маленькую копеечку и даёшь сделать крошечный гешефт другим людям.
Остаток йен переходит к Самуилу Яковлевичу, мне сразу отдаются боны, и мы, довольные друг другом, расстаёмся.
Кстати, с учёбой начальник не халтурит. В начале темы преподаёт теорию, потом принципы построения кадра, постановку света, работу со вспышкой, затем заставляет отрабатывать на практике. Плачу полтинник в месяц, и оно того стоит. Особенно с учетом экономии на материалах, их начальник за счёт кооператива даёт.
На всякий случай выпросил все четыре снимка. Нужно будет, начальник себе еще напечатает. А я хочу фотографии в Туапсе Рите послать. Немножко для создания образа, немножко для алиби. А честно говоря, просто выпендриться перед девчонкой. Её адрес не знаю, пошлю на имя Нины и попрошу при случае передать. Еле-еле удалось в лимит веса уложиться, тубус много весит. Кто снимал, скромно умалчиваю. Фотоаппарат «Лингоф» снимал! Вот!
В порыве чувств Самуил Яковлевич показал, как делать снимки натюрмортов и как печатать фотографии с большого формата через аппарат. Каждый снимок требует приличных затрат, зато качество с фоткой на паспорт даже сравнивать нельзя. Все следующие занятия решили посвятить этому вопросу, а заодно что-нибудь для нашей «Зари коммунизма» отснять.
Я в газете чуть не каждую неделю печатаюсь, причём под своей фамилией. Миша Зайцев перестал появляться после разговора с кагэбэшниками. События школы, посёлка, жанровые зарисовки. Последний раз была пара летних снимков. На первом мой приятель держит за жабры на поднятой вверх руке рыбину, причём её хвост стелется по земле. На втором чуть изменена перспектива и видно, что рыбина привязана под навесом, но размер чавычи действительно больше двух метров. Редактор даже снимки в журнал «Костёр» послал.
Снимаю «Пентаконом». Хотел было «Бронику» достать. Может, на материке, пока был в командировке, её починил? Однако по зрелом размышлении не стал. И так многие завидуют, а увидев новый заграничный фотоаппарат, начнут еще больше злобствовать. Оно мне надо? Обойдусь! К «Пентакону» уже привыкли и почти совсем не реагируют.
За едой узнал новость. У Зинки вчера ребёночек родился. Мальчик. Миха от радости сам напился и споил всех друзей, кроме Коляна. Тот, конечно, тоже выпил, но немного. Светка его быстро увела домой. Мишка первым делом, еще до отмечания, бросился к Якимычу просить квартиру где-нибудь в малосемейке. Сейчас парочка занимает комнату в семейном бараке. Глава поссовета почесал свою репу, подумал, прикинул и расщедрился на двухкомнатную в доме около книжного. Первый этаж, чтобы колясочку по лестнице не таскать. Дал ключ и велел заселяться. Даже две кровати и шкаф со склада разрешил взять.
После обеда принёс в контору вещи из Калинина. В мастерской дядя Витя небрежно отказался взять чемодан: «Сказал же, возьми себе!» Бидон, однако, принял и долго не мог выбить крышку. Не то она запаяна была, не то приржавела. Бидон из толстой жести, эмаль на нём кое-где отбилась, и ржавчина проела корпус. Пришлось вскрывать гусиной лапой, как консервную банку. «Как раз для тебя занятие, хоть потренируешься», – решил наставник.
После вскрытия содержимое высыпали на стол. Из сгнивших картонных коробок мы извлекли десятка три золотых колец, десятка два разнообразных серёжек, штук пять часов, но только одни наручные, три портсигара, пару горстей монет, несколько запонок и заколок для галстука, толстые цепи и броши. Видимо, из золота, и многое с камнями. «Видимо», потому что изделия грязные, должно быть, внутрь тары просочилась вода.
– Не моё это, – пояснил Калина. – Лежит еще с нэпа, а может, с Гражданской. В пятьдесят шестом на пересылке крутая свара случилась, последний всплеск сучьей войны. Мы с Червончиком от законников отбивались, потом вместе в больничке лежали. Перед смертью он мне про свою нычку и рассказал. Лёвчик старый был, но завязать у него никак не получалось. Я, когда освободился, в Одессу поехал, нашёл бидон. Даже открывать не стал. Думал, прогуляю, пусть лучше на старость останется. Заныкал в тайник и почти сразу сел. Вышел, а взять не могу. Теперь старость пришла, рыжьё вот лежит, ан поздно уже, не в радость оно мне.
– Может, деньгами поделиться?
– Хороший ты пацан, Лёха, но глупый. Деньги я всегда могу взять. В Питере сберкасс хватает. Подломить сила и сноровка еще остались. Вот только куражу нет. А без куража деньги не в радость. От газеты их не отличишь. Та же бумага, только деньга душу пачкает, а газета краской руки. Ладно, забыли. Долянку, так понимаю, Васёк не дал?
– Нет. Сказал – «сгорела, когда его на крест везли».
– Гульден и есть Гульден. За копейку удавится. Бог ему судья. Там и было немного. Спасибо, хоть лепиле заплатил, иначе сдох бы в зоне.
– Он мне свой перстень подарил.
– А ну покажь! Перстнем он, как орденом, за заслуги одаривает.
Показал, конечно. Заодно в подробностях рассказал, как дело вышло. Не верю, что старик по-настоящему стучит. Думаю, постукивает по мелочи, лишь бы отстали.
– Резкий ты пацанчик оказался. Честно скажу, не ожидал. Однако знакомством с Гульденом не свети. Он, как и я, из автоматчиков. – Дядя Витя ткнул в наколку ППШ, перевитого змеей. – Так зовут тех, кто войну прошел. Законники нас боятся и не любят. Тузу, например, знать о гастроли не стоит. К Гульдену с его перстнем всегда можешь прийти. Он тебе дело разом сыщет. А раз ты из козырей, давай поясок посмотрим. Не хотел бередить былые воспоминания, ну да ладно, пусть.
Решительно придвинул чемодан и занялся замками. Те тоже не открывались, и их пришлось ломать. Внутри был даже не пояс, а целый фартук с множеством кармашков, заполненных воровским инструментом.
– Для крупного дела готовил, – пояснил Калина. – Но не случилось, раньше сел. Лихое было время… Хорош поясок?
– Да уж! Впечатляет!
– Вот! Пусть у тебя для случая будет. Он лучше, чем у меня сейчас набрано. А рыжьё оставь, приведу в порядок, поделим.
В свете последних событий в камералке захоронки из квартиры я убрал. Из-за кражи самородка могли к отчиму с обыском прийти. У него ничего нет, зато у меня выше крыши. Сундучок с ювелир-кой Чалдона, его револьверы и ТТ, что Сверчок мне продал. Золото из контейнера. Скоро его заметёт, так просто не достанешь. А достанешь, следы не скроешь.
Ящики с запрещёнкой и жестяной кейс с кассой под пол запихнул. В коридоре у нас помпа, когда её делали, полы поднимали, люк устроили. Туда вещи и опустил, сдвинул в сторону, потом в землю чуток прикопал. Неглубоко, только чтобы не видно было. Кассу вообще еле присыпал. Вдруг деньги срочно нужны будут.
Места между землёй и полом мало. Сверху стекловата для утепления набита. Пришлось копать, чуть не на четвереньках.
Пятница, тринадцатое в XXI веке считается несчастливым днём. Наверное, из-за фильма ужасов с таким названием. Не помню, чтобы до конца восьмидесятых в Союзе такое предубеждение было. Однако именно в пятницу, 13 октября, Лётчик, мой адъютант, порученец и приятель, вдруг подошёл и смущённо сказал:
– Лёха, ты не обижайся, но я больше не буду у тебя адъютантом. Меня ребята за то, что тебе помогаю, шестёркой дразнят.
Отец Ваньки вышел из запоя, сейчас тихий и полностью отдаёт получку жене. Моя помощь здесь уже не требуется, да и помощник мне никогда не был нужен. Однако обидно. Я помочь человеку пытался, Лётчика без всякой корысти поддерживал, а он за репутацию среди своих друзей боится.
– Ну, не хочешь и не надо. Коли так решил, вопроса нет. Насильно мил не будешь.
Ваня пытался извиниться, но я прекратил пустой разговор.
Помимо прочих профессий дядя Витя был часовщиком. Из привезённых часов выбрал одни и объяснил: «Это центровые бока с прицепом. Брегет. Рыжьё, музыка, две крышки, цепка с камешком на заколке. Себе оставь». Потом показал единственные наручные, тяжеленные, с браслетом: «Рыжие крабы. Мозер. Когда пацаном был, самыми козырными считались. Тоже оставь. Остальные на пропой». Затем показал, как снимать и чистить механизмы.
С часами провозились до конца октября. Не заработали лишь одни, ржавчина сильно разъела шестерёнки. Однако механика старенькой «Молнии» встала лучше родной. Остальные влагу не пропустили, но кое-где при вскрытии прохудились герметичные прокладки. Заодно научился их вырезать из пробки или тонкой резины. На наручных пришлось заменить потемневший от времени целлулоид на стекло. Новое, от «Победы», вклеили в старый ободок. Цена двенадцать рублей, и в часовой мастерской донора легко починить.
Другую ювелирку привели в порядок быстрее. Золото с помощью жидкости для чистки довели до блеска. Труднее было вымывать грязь из-под камней, но медицинский шприц и толстая игла справились.
К заколке для галстука легли запонки с зелёными камнями. «Изумруды. Крупные и чистые. Цвет густой, насыщенный. Они чуть не дороже всего бидона стоят, – пояснил знаток. – Кроме этого бриллианта, – показывается перстень. – Карат шесть-семь тянет. Храни до случая, за такие вещи полную цену никогда не дадут».
Затем дядя Витя показал класс. Взял тяжеленный, в меру побитый деревянный чемоданчик с инструментами скокаря. Вытащил содержимое и парой лёгких ударов выбил внутреннее дно. За исцарапанной и запачканной, тонкой, но прочной авиационной фанеркой открылось потайное отделение. «Заберёшь домой. Пусть до случая будет. Всё едино мне хранить нечего», – посетовал умелец и закрыл потайную крышку вновь. С тяжестью инструментов вес спрятанного в тайнике не определяется. Еще такой же чемодан с набором медвежатника и ящик с коллекцией замков Калина лично помог отнести ко мне домой. Там тоже были потайные отделения, и тоже пустые. Пока пустые. Кажется, я знаю, куда ТТ и наганы убирать.
– На материк возьми. Никто внимания не обратит, смотреть в лупу будут, не разглядят. Рыжьё, как в порядок приведём, туда же прибери.
– А ваша доля?
– Пусть пока лежит. Когда понадобится, заберу. Такая щедрость сильно напрягает. Калина отдал мне весь воровской инструмент и половину обычного. Скоро ему не с чем работать будет, в мастерской остались только казённые железки. Зачем? Может, хочет уйти на пенсию? По возрасту ему или уже пора, или скоро будет можно уходить.
В Палану на соревнования меня всё-таки направили. Первое место в своей категории еле-еле, но выбил. Еще и норму первого разряда вновь подтвердил. Но только по винтовке, по пистолетам на округе стрельб не проводили.
Из подарков в посёлок привез килограмма три швейцарского сыра. Понятно, в столице Корякского округа снабжение лучше, чем у нас.
Никита Захарович поблагодарил и вручил обещанный приз. Мне досталась металлическая укладка с «Фотоснайпером», камерой для фотоохоты. В комплекте аппарат «Зенит-ЕС», а к нему кроме штатного «Гелиоса-44» – «Таир-3ФС» с фокусным расстоянием триста миллиметров. В наборе приклад, бленды и светофильтры. Между прочим, не дешёвка, 280 рублей стоит. Самуил Яковлевич и то одобрил, хоть он не любитель малого формата. Говорит, даже за границей таких камер почти не производят. Другое дело, зачем он нужен? Да и куда мне столько фотоаппаратов?
В заочную школу МГУ своевременно отправляю контрольные работы. Я же на прикладной математике учился, в дипломе специальность 0647, инженер-математик. Пусть многое забыл, но уж на задачи 9-го класса знаний хватает. Случайно увидел у Жанны знакомую методичку. Спросил, оказалось, она тоже там учится. Стали вместе контрольные делать, так оно значительно веселее.
Занимались по субботам после школы у неё дома. Девочка ко мне приходить стесняется, вдруг приятельницы не так поймут, сплетничать будут, а если делать контрольные при её родителях, никто ничего не подумает.
Задачи из заочной школы МГУ присылают интересные, но сложные. Даже мне с высшим образованием и профильной специальностью приходится сложновато, за столько лет слишком многое забылось. Один раз мы застряли с решением, и тут подошёл её папа… рабочий СМУ… он нам на пальцах, даже не напрягаясь, показал, как задачу решить. Я слегка обалдел, но Жанка объяснила, в чем дело. Оказывается, ее папа кандидат физматнаук.
Нормально так, да? Строителем он стал, когда с друзьями строил новосибирский Академгородок. Там и с женой познакомился. Вместе строили, вместе учились, вместе работали в одной лаборатории, даже защитились почти одновременно. И работали хорошо, и тема была перспективная. Завлаб докторскую защитил, и ему предложили с научной темой переехать в Москву. С людьми хуже получилось. Шеф взял только одного человека, остальных обещал вызвать позже.
Говорят, обещанного три года ждут… Люди бы подождали, но… Раз тему отдали, то и лабораторию закрыли, а узкому специалисту без квартиры пристроиться непросто. Затем бывший завлаб проявился. У него всё хорошо, в членкоры метит, вот только ставок для бывших сотрудников нет и не будет.
Подумали Жанкины родители, посчитали да и завербовались на Север, чтобы на кооператив заработать. Наукой даже не пахнет, но не они первые, не они последние. Будет квартира, можно будет нормальную работу найти. В Новосибе, Свердловске или еще где. Страна большая, что-нибудь где-нибудь обязательно найдётся.
На работе у меня дела хорошо идут. За прошедшие соревнования двести рублей премии выписали. Заодно познакомился с Ваграмом Ашотовичем Карапетяном, новым начальником райпотребкооператива. Нормальный мужик оказался. Честно сказал, что я ему в отчётах спортивную работу закрываю полностью, для соцсоревнования оно самое милое дело. Стенгазеты к праздникам выпускаю, свадьбы и красные даты в посёлке фотографирую, людей на документы тоже, часть плана дома быта закрываю, начальству нравится.
И за обучение фотографии не зря деньги плачу, сам вижу, как растёт квалификация. Печатаюсь в районной газете. Мне хорошо для портфолио, а руководство не забывает записать в отчёт о проделанной общественно-политической работе.
По ней тоже загружен прилично. От райкома комсомола в школе сделал доклад про поездку на ВДНХ. На выставке набор слайдов купил и книжечку к нему, ничего придумывать не надо, вызубри текст и начинай выступление. Народу понравилось, в районе пришлось повторить, потом в интернате для коряков. Обещали по нескольким посёлкам свозить от лекторской группы. На минуточку, кроме командировочных и гостиничных, по пять рублей за выступление платить обещали. Причём с сохранением заработной платы по месту работы.
Дядя Витя дрессирует на замках до спазмов в пальцах, а по основной работе хочет, чтобы сдал на 3-й разряд. Учит закаливать металл, затачивать железо и просто понимать, какой инструмент для чего нужен и как его использовать. Под его руководством сделал два ножа. Один из сломанного полотна ножовки, а второй из плоского напильника. Не булат, конечно, и не дамасская сталь, но исходные материалы легко достать, а лезвия получились прекрасные. Один недостаток – металл ржавеет, так за любой железякой ухаживать надо. Зато понимаю теперь и как отпустить сталь, и как закалить её.
В качестве экзамена на профпригодность сделал лапки – это такие клещи, скорее кусачки, для перекусывания дужек замков или металлических прутьев. Понятно, не с нуля делал, переделал из здоровенных пресс-клещей для обжимки клемм электрокабеля. Первым шагом закалил и заточил режущие пластины, затем приторочил их вместо обжимки контактов. В конце, для проверки, перекусил решётку на окне. Экзамен был принят, но приваривать срезанное пришлось опять-таки мне. Нет в этой жизни справедливости! Меня еще и красить прутья в цвет слоновой кости заставили. Опять же, полученный инструмент пришлось припрятать от посторонних взглядов.
Один раз Калина таинственно подмигнул и пообещал показать химический процесс. Говорит, не особо сложный, но интересный. Достаёт полстакана чёрного песка. Я еще с прошлой жизни знаю такой от мамы. Тоже золотоносный шлих, но старатели его редко собирают. Золотинки там очень мелкие, механическим путем не достанешь, химию на природе не разведёшь, а тащить в переработку просто невыгодно. У Чалдона в бутылке были одни золотинки, здесь их совсем не видно.
Сухой, обязательно полностью просушенный песок тонким слоем рассыпан на плоской поверхности. На подносе, проще говоря. Шлих должен быть сухим, чтобы золотинки не липли к железу, а оставались на месте. Появляется электромагнит, сделанный из старого автомобильного стартёра. Можно и обыкновенный – помощней, но электрический удобнее. Включаем, водим над песком, над пакетом выключаем. Включаем, водим, выключаем. Нагрелся стартёр? Не страшно, ждем, пока остынет, потом продолжаем. И так раз несколько, пока песок не перестанет прилипать. Первый этап закончен. Железо убрано из песка.
Продолжаем разговор. Остаток отмагниченного песка ссыпаем в керамическую чашечку-тигель и ставим на прокаливание. В муфельную печь нельзя, там воздух сразу выгорает, а нам надо серу и прочие примеси кислородом выжечь. Ждём часа полтора, можно два. Занимаемся своими делами, но не забываем время от времени смесь помешивать. Отожгли? Пусть остывает до завтра.
На следующий день на объем пережжённого песка добавляем равный объем просеянного кварцевого и два объема обычной поваренной соли. Тщательно мешаем и в качестве начинки кладём в самолепный пирожок из глины. Его можно в горн, но лучше в муфельную печь. Три часа печём и… Опять ждём до завтра, пока остынет. После школы прихожу, лепешка вскрывается, а в ней блестки золота.
Затем дядя Витя стал учить извлекать золото вторым способом. Достал еще полстакана черного песка. Говорит, можно без магнита обойтись, но с ним проще. Отмагнитили песок, пересыпали в банку. Требуется азотная кислота. Можно и без нее, но с ней лучше. Разводим до десяти процентов. Химию помним? Наливаем кислоту в воду, а не наоборот. Техника безопасности – наше всё. Кислоту выливаем в банку с песком. Пока идет реакция, держим банку под вытяжкой. Реакция закончилась? Не верим, мешаем стеклянной трубочкой. И вновь ждем. Повторять, пока не поверим. Тогда кислоту удалить, а песок как следует промыть чистой водой.
На керамическом лоточке… Керамическом! Металл не используем! Резиновые перчаточки надевать не забываем. На лоточке тонким слоем рассыпаем обработанный кислотой песок, на него выливаем чуток ртути. Покатаем ее по песочку, покатаем… На капельки рассыпалась? Значит, золота много, а ртути маловато. Не жмемся, добавляем жидкого металла и собираем золотинки. Затем золотую амальгаму отделяем для дальнейшей работы. И навсегда запоминаем, что старателей вычисляют по покупке специфических химикалий.
Излишки ртути из амальгамы удаляем медицинским шприцем. Пригодится на следующий раз. Интересный вопрос – как теперь выделить золото? Есть два пути. Первый – половину амальгамы растворяем в азотной кислоте. Раствор не слабее шести к одному, и надо ждать, пока реакция не закончится полностью. Я не слишком часто напоминаю про вытяжку? Про перчатки и маску, думаю, и так все помнят. Как реакция закончилась, постучим спицей по крупным кусочкам, подождем еще. Если сомневаемся, можно кислоты добавить. В конце концов, сливаем кислоту в чистую банку и засовываем кусок алюминиевой фольги. Ртуть осядет на дно. Купить ее не так просто, пусть хоть часть на будущее применение останется. Кислоту сливаем в следующую банку, гасим питьевой содой и утилизируем. Ртуть промываем и собираем для следующих проектов. Золото к этому времени уже должно быть промыто.
Из второй половины амальгамы ртуть мы выпаривали. Всех сложностей – лишь постепенный нагрев рабочего объема в верхней части пламени горелки, чтобы брызги ртути не летели вокруг. Просто и надежно. Про вытяжку напоминать не буду? Отравление парами ртути не самое приятное дело. Не знаю, сам не пробовал, мы правила безопасности блюдём. При сильном желании сэкономить ртуть можно устроить что-то вроде самогонного аппарата и направлять пары в контейнер с водой.
Есть способ выделения золота из шлиха цианидами, но там уж больно ядовитые химикалии. Его в промышленности используют.
Много интересного я узнал в процессе химических опытов. Главное, как быстро отыскать химика, работающего на старателей. Смотри, где вытяжка есть и кто ртутью интересуется. Например, если бы не первый отдел, мама могла бы пару граммов в день получать. Но для старателей несколько граммов – капля в море. Им надо на пару-тройку порядков больше, зато только раз в год, осенью. Вытяжек в поселке не так много, а чтобы посторонние не шастали, так вовсе лишь мастерская в порту.
Последнюю химическую реакцию дядя Витя показал на толстом листе железа. Полстакана железной окалины, проще говоря, ржавчины, растираем в порошок и прокаливаем на сковороде. Из алюминиевой проволоки с помощью напильника получаем три четверти стакана опилок. Тщательно перемешиваем. Затем добавляем чуток лака для вязкости и забиваем в гильзу. Мы же охотники, приспособление для набивки патронов у нас имеется. В крайнем случае, оно в любом охотмаге продается, вместе с пустыми гильзами. Получили маленькую термитную шашку. Чтобы ее зажечь, сверху добавляем смесь от бенгальского огня и вновь прессуем. Теперь шашка готова. Горит, разбрызгивая искры, потому нужны брезентовые рукавицы, а лучше и фартук. Воняет как не знаю что. Зажигать неудобно. Держать приходится щипцами. Однако кованую дужку навесного замка пережгли спокойно. Вторая шашка оставила дырку в печной заслонке. Полезная штука, однако. И делается довольно просто.
А с Котёнком в конце концов мы разбежались. После возвращения с ВДНХ, чего скрывать, разок по-взрослому целовались. Мать засекла, как мы обнимались, но при Кате ничего не сказала. Только потом устроила мне одному лекцию о вреде ранней беременности. Объяснил, что у нас ничего такого близко нет, но она, похоже, не поверила, начала у тети Тони выспрашивать.
Затем Катька не то советов матери наслушалась, не то подружки накрутили, только стала учить меня правильной жизни.
Началось с того, что в школе один охламон спросил про ювелирку с материка. Его отбрил, Катька стала интересоваться. Не сказал, конечно, а она обиделась.
Дальше – больше. В райцентр поехал вместе с Самуилом Яковлевичем и местным фотографом свадьбу снимать. Как обычно, ночная печать, матерные частушки и выход молодых с вручением альбомов. Денег получил, понятно, меньше, но достаточно. На троих же делили, не считая того, что отдали в дом быта. Тут Катька и говорит, мол, фотоаппарат-то твой, ты горбатишься, снимаешь, а тебе копейки платят. Купи себе увеличитель, бумагу и химию. Будешь снимать от себя, хорошие деньги заработаешь.
Во-первых, зачем она в мои дела лезет и мои деньги считает? Во-вторых, никто не знает, что я помимо зарплаты за каждую съемку неплохо получаю. К тому же от Самуила Яковлевича бескорыстия не ждут, он на должности и вместе с фотками выдает квитанцию дома быта. Берут ее или не берут и куда пошли потом деньги, никто не ведает, однако формальности соблюдены, и никаких претензий быть не может. А я, начав класть плату за съемку себе в карман, в глазах целого поселка сразу перепрыгну в разряд барыг. В-третьих, после первой, максимум второй, фотосессии ко мне придут строгие дяди из ОБХСС и скажут: «Нехорошо…» В СССР так зарабатывать нельзя, а доброжелатели верняк стукнут. Есть еще в-четвертых, в-пятых и просто человеческие отношения с тем, кто меня учит ремеслу фотографа.
Опять же девчонка постоянно зудела, почему я по субботам на танцы не хожу… Она меня научит танцевать. Пить плохо, напиваться нельзя, но мы с ней по глоточку красненького, из бутылок, что с юга привёз, могли бы иногда вдвоем употреблять. Одеваюсь я, оказывается, неправильно. Надо не черную рубашку носить, а как все – белую. После аванса вдруг спрашивает: «Ой, ты сегодня денежку у себя получил, да? А сколько? Ну скажи, мне просто интересно». И как ей объяснить, что на танцах мне жалко терять время? Что не хочу встревать в поселковые разборки среди пацанов… Что белая рубашка в нашей воде желтеет после нескольких стирок и мне жалко мать, отбеливающую ее… Что черная выглядит красиво, я один так по поселку хожу, и это мой стиль… Зачем объяснять сотый раз про то, что я сердечник и мне не нравятся последствия употребления алкоголя и табака? Секрет, кто сколько зарабатывает, любая бухгалтерия хранит свято. У меня родители о заработках не спрашивают. Почему я должен докладывать про свои денежные поступления любопытной болтливой девчонке?
Когда постарался мягко донести до Кати, что есть вопросы, которые ее не касаются, она устроила истерику, развернулась и ушла. В школе о разрыве сразу узнали. Котёнок подружкам рассказала про наш разговор с мельчайшими подробностями. Ириска бросает ехидные взгляды, кое-кто посочувствует, кое-кто злорадствует. Как мне тишком стукнула Жанка, девчонки ждут, что я побегу мириться, и спорят, как именно буду просить прощения. Катька решила меня простить, но только со второго раза.
Мама вечерами непрерывно вздыхала: «Где же Катенька? Почему она к нам перестала заходить?» Дня два терпел, потом терпение лопнуло, и я серьезно поговорил с отчимом. Рассказал, в чем дело и почему так произошло. Дядя Володя с уважением посмотрел и пообещал, что мать прекратит стенания. Кстати, прекратила. Только напоследок прочла лекцию на тему «Любовь – не вздохи на скамейке» и «Мы в ответе за тех, кого приручаем». На прямой вопрос: «Я виноват в том, что не стал рассказывать все подробности о себе и своих делах?» – ответила: «Ну, ты же мужчина…» Логику не понял.
– Я тут узнала, что Лёша Костров москвич и собирается после школы возвращаться домой. Интересно, правда?
– Да, милая. Я тоже об этом думал. И, главное, он очень понимающий юноша.
– Пап, мам! Вы про что?
– Доченька, ты же собираешься поступать в институт. Почему не в Москве?
– Полностью согласен с мамой, столичное образование имеет много плюсов.
– Можно поступать и в Москве. Но при чём здесь Лёша?
– Он серьёзный мальчик, с ним можно договориться, чтобы ты осталась жить в столице.
– А мы с мамой потом к тебе переедем жить.
– Я ничего не поняла.
– Какая ты у нас еще маленькая! Если мальчик умный, ему можно кое-что предложить, чтобы всем стало хорошо.
– Мама говорит, что без прописки пристроиться в московский кооператив нельзя. Но если ты выйдешь замуж за москвича, то вам можно будет купить трехкомнатную квартиру.
– Мне же он совсем не нравится! Ну… Почти совсем… И замуж я не собираюсь. Вот еще! Жить непонятно с кем!
– Вместе жить не обязательно. От него нужна только прописка. Потом вы можете развестись. Он получит однокомнатную квартиру, ты двухкомнатную. Мы приедем к тебе жить и снова поменяем квартиру на трехкомнатную.
– У нас есть знакомый маклер с большими связями.
– Лёша никогда не согласится! И я тоже не хочу. Вы сами знаете почему.
– Я знаю, ты знаешь, папа знает, что у нас в семье есть кое-какие обстоятельства. А остальным про это знать и не стоит.
– Ты пойми, мальчику много не надо. Стрельни глазками, и он уже твой.
– У него уже есть подружка, просто они сейчас поругались.
– Вот видишь, как всё удачно складывается!
– Мне же Ирка сама так велела делать!
– А ты больше ее слушай. Ухи растопырь поширше, и пусть тебе на них кто хочет лапшу вешает. Ирка сама с ним погулять мечтает, а мать против. Вот и сидит, как злая собака на сене. Ни себе ни людям.
– Стерва! Значит, она специально? Да? Говорила: «Делай как скажу! Он с рук будет кушать!» И что теперь? Может, ему дать?
– Тогда совсем дурой будешь. Мужики ценят только то, чего сами добились. Взять он, может, и возьмёт, только потом к другой сбежит. От тебя всё получил, зачем ты ему нужна?
– Я маме его нравлюсь.
– Это пока. Потом, может, другая понравится.
– Так что делать-то?
– Поговори с ним. Слезу пусти, дави на жалость. Или наоборот, найди другого парня и заставь ревновать.
– Ты как думаешь, Лёшка к Катьке вернется?
– Не знаю… А тебе зачем? Сама с ним закрутить хочешь?
– Да нет. Не знаю… Можно было бы вообще…
– Катька тебя с потрохами сожрет.
– Не сожрет, подавится. Да и не нужен мне ее Лёшенька.
– На нее Игорек из ее класса поглядывает. Можно попробовать их свести.
– Ну, ты придумала… А давай сведем!
– Что она, сама должна с тобой заговорить? Подойди, пригласи в кино. А там… темнота – друг молодежи.
– Думаешь?
– Я с Ленкой так и задружился. Это она сказала, что ты Котёнку нравишься.
– А Писарь?
– Что Писарь? Сам виноват, раз его девчонка бросила.
– Ну не знаю… У меня рубль есть и мелочи копеек сорок. Хватит?
– В будний день на два раза! И оба с мороженым! Только билеты бери на последний ряд.
С 6 ноября неделю не учимся, у нас каникулы. Как члена комитета комсомола и знатока иностранных языков меня еще в сентябре обязали приготовить номер на школьный концерт к 7 ноября. Будет комиссия из области, школе надо произвести хорошее впечатление. Желательно перевод чего-нибудь иностранного, очень желательно рассказ о тяжелой жизни рабочего класса за границей. В прошлой жизни мне тоже навесили задание приготовить номер, но обошлись без ограничений. Тогда читал Маяковского, затем с ним же попал на областную олимпиаду. Занял первое место и был удостоен предложения поступить в театральный институт в Хабаровске. Вне конкурса, на специальность «актёрское искусство». Однако не воспользовался возможностью. Во-первых, после десятого класса мы в Москву возвращались. Во-вторых, не верил, что стану известным артистом, и решил, что лучше быть средним инженером, чем средним актером. В новой жизни Маяковский уже не прокатит. Пришлось искать хороший перевод.
Долго думал, пока случайно не наткнулся на старую пластинку 1961 года. Фирма «Мелодия», ташкентский завод, «Вокруг света» (девятая серия). На в меру запиленном диске последней песней шла «Англия. Шестнадцать тонн (М. Тревис). Герберт Рид». Сразу вспомнил клип Курия на Ютубе, в свое время он мне очень нравился. Восстановил слова, порепетировал. Со слухом у меня напряг, но тут почти речитатив, справлюсь. Школьному ансамблю показал пластинку, те согласились подыграть. И вот 6 ноября концерт школьной самодеятельности в клубе. Выхожу на сцену в том самом «не джинсовом» чёрном костюме из «Альбатроса». Клетчатая ковбойка под жилетом оттуда же. Ремень с пряжкой Коли Кима и моднючие лаковые полуботинки отчима. Только золотой фиксы не хватает, а то все девчонки были бы моими.
Завожу политически правильный рассказ, типа тридцатые годы, тяжелая жизнь шахтеров. Наличных денег не дают, товары под запись в магазине шахты, как у наших рабочих до Октябрьской революции. Дескать, в таких условиях родилась песня, ну и так далее, что положено. Народу не очень интересно, однако две минуты выдержали. Подражая Теннесси Форду, легендарному исполнителю этой песни, начинаю щелкать пальцами, отбивая ритм. Тихонечко вступает школьный ансамбль.
- Они говорят: человек – это грязь.
- Простой человек – это быдло и мразь.
- Быдло и мразь, знай давай им пинка,
- Жилистые руки, тупая башка…
Необычная подача, совсем необычные для советской сцены слова. Зритель начинает прислушиваться. Когда дошел до
- Промозглым утром в дождь я родился тут,
- «Нарвись на неприятность» – так меня зовут,
- Меня воспитала старая львица,
- Справиться со мною не нашлась девица, —
мама довольно заулыбалась, а девчонки вспомнили эпопею с Котёнком и зашушукались.
- Попадёшься навстречу – отвали, зашибу,
- Те, кто не понял, давно уж в гробу.
- Один кулак железный, второй стальной,
- Одной рукой промажу, достану другой.
После этого куплета ребята закивали. Нормальное дело! Понятное. Наш пацан, любит помахаться. После последних строк зал взорвался аплодисментами. Народ в поселке простой и непосредственный. Стали требовать повтора. Исполнил еще раз, но на английском языке. Понравилось значительно меньше, зато убедились, что такая песня действительно есть, а не я ее придумал. Лёлька, которая пошла после меня, показала большой палец. Леонид Андреевич, наш директор, похвалил: «Хороший номер. И идеологически грамотно ты подачу выбрал. Молодец, Костров». Когда сел к родителям, мама шепотом сделала замечание: «Не такая уж я и старая». Видимо, с львицей согласна. Собственно, по гороскопу она родилась под знаком Льва. В антракте ребята тоже одобрили: «Правильная песня. Не блатная, но настоящая пацанская». Так я не думал, не гадал, однако невольно угодил зрителям.
После концерта дернули к комиссии, хоть я им понравился, но номер дальше поселка решили не выпускать. Слишком он непривычный, вдруг чего. Спросили, могу еще что исполнить. Глядя тяжелым взглядом на слушателей, негромко начинаю читать чеканные строфы Маяковского:
- Слова
- у нас
- до важного самого
- в привычку входят,
- ветшают, как платье.
- Хочу
- сиять заставить заново
- величественнейшее слово —
- «ПАРТИЯ».
Одобрили и велели именно с этим стихотворением ехать на областной конкурс. Однако посоветовали подготовить дополнительно еще несколько произведений. На случай если вдруг выйду из первого тура. Я более или менее помню ход конкурса. Первое место тогда получил как альтернативный ничей кандидат. Драчка была в жюри, там каждый своего кандидата продавливал. Не договорились и, чтобы никто сильно не обиделся, выдвинули нейтрального кандидата, меня. В принципе, могу попробовать повторить результат.
На демонстрацию ходили всей семьей, там ко мне подошел старший Крюков, отец Вовки. Тот пошел учиться в Новосибирский универ. И ведь приняли охламона! Чуток поговорили за жизнь, и Фёдор Владимирович сунул мне в карман газетный сверток. Говорит:
– Здесь доля Чалдона от моей бригады за последнее лето. Ты вроде как его наследник. Опять же наши на могилку ходили. Батюшка сказал, что ты оплатил сорокоусты, крест, оградку… Словом, тебе отходит его долянка.
– Спасибо, но я ж не за это.
– Положено. И вот еще что. Чалдон жилку дал, да закончилась она. Может, от него другая осталась? Мы бы от общества отблагодарили.
Так ведь осталась. В той книжке, что дядя Петя перед больницей дал прибрать, несколько карт нарисовано. Ну как – карты, скорее наброски с абрисом, по таким геологи ходят. В карманчике на задней обложке лежит кусок трехверстки. На нем отмечены места вдоль распадка. На обратной стороне прикинуто, сколько можно взять золота. Судя по всему, геолог прогноз делал. Сам я мыться не буду. Не умею, да и бригада нужна. Можно было бы отдать человеку, однако опасно. Вопросы начнутся: «где взял?», «что еще на хранение тебе было отдано?» и главный – «а не у тебя ли казна Чалдона?». Во избежание неприятностей ответил уклончиво, хоть человек с виду и хороший. Потом посмотрел, в свертке ни много ни мало три тысячи рублей лежало.
Приличные деньги. Можно было бы отдать книжку. Еще денег бы подкинули, может, в долю от добычи бы взяли. Одно мешает. Когда с Чалдоном в последний раз виделся, тот сказал, что именно Крюков их команду кагэбэшникам сдал. Думаю, прихватили старшего Крюка на золотишке, вот он теперь и старается, чтобы на нары лет на пять не присесть. Я не против, пусть живет как знает, но мне светиться около золота ни к чему.