Песчаные черви Дюны Андерсон Кевин

Как могли пассажиры корабля-невидимки до сих пор наивно полагать, что у них еще есть время осторожничать? Всего несколько месяцев назад они чудом сумели ускользнуть из расставленной Врагом сети, которая стала ярче и прочнее, чем раньше. Большую тревогу вызывало и то, что до сих пор не был обнаружен диверсант. Опасность продолжала нависать, несмотря на то что вредитель не совершал ничего столь ужасного, как убийство трех аксолотлевых чанов и нерожденных гхола.

Пол понимал, что «Итака» нуждается в нем; он устал быть просто гхола. Ему в голову пришла мысль совершить попытку, одновременно отчаянную и опасную, но он не колебался ни минуты. Реальная память висела где-то близко, как мираж за раскаленным сверкающим горизонтом.

Сейчас вместе с верной Чани он стоял перед закрытым люком большого грузового отсека, наполненного песком. Кроме подруги, он не сказал никому, что собирается делать. За истекшие два года на корабле усилиями баши и ревностного Сафира Хавата соблюдались беспрецедентные меры безопасности, но никому не пришло в голову взять под охрану вход с отсеком, где жили песчаные черви. Эти чудовища считались достаточно опасными, они способны были сами себя защитить. Только одна Шиана могла без опаски входить к червям, но когда она заходила к ним в последний раз, даже она – пусть и на короткое время – была проглочена одним из чудовищ.

Пол смотрел на красивое, как у эльфа, лицо Чани, на ее густые темно-рыжие волосы. Даже не помня своего прежнего предназначения, не обладая истинной памятью об их любви, он и сейчас находил эту фрименскую девочку очень привлекательной. Она, в свою очередь, придирчиво осмотрела его снаряжение, костюм и инструменты.

– Ты сейчас выглядишь как настоящий фрименский воин, Усул.

Изучив архивные записи и попотев в мастерских нижней палубы, Пол сумел изготовить точную копию конденскостюма – вероятно, первую за много столетий, – он сплел веревку, сделал крюк погонщика и насадки. Эти необычные инструменты казались ему странно знакомыми. Если верить легенде, Муад’Диб самостоятельно вызвал червя для своей первой поездки на нем. Эти же звери, живущие в неволе, хотя и имели недостаточные размеры, все равно были чудовищами.

Люк открылся, и Пол с Чани ступили на песок искусственной пустыни. В нос ударил кремнистый запах, все тело обхватила липкая жара. Пол обратился к Чани:

– Стой здесь, в безопасном месте. Я должен сделать это в одиночку, иначе ничего не получится. Если я встречу червя и оседлаю его, это, может быть, разбудит мою память.

Чани не пыталась остановить его. Она понимала не хуже, чем Пол, что это суровая необходимость.

Оставляя глубокие следы на песке, он поднялся по склону первой дюны, воздел вверх руки и крикнул:

– Шай-Хулуд, я пришел за тобой! – В этом замкнутом пространстве для вызова червя колотушка была не нужна.

Вид воздуха изменился, песок мелкой дюны под ногами Пола зашевелился, и он увидел семь несущихся к нему змееподобных червей. Вместо того чтобы убежать, он бросился им навстречу, выбирая место, где можно было остановиться и одним прыжком оседлать монстра. Сердце Пола бешено колотилось, в горле пересохло несмотря на то, что он дышал сквозь водосберегающую маску конденскостюма, закрывавшую рот и нос.

Для того чтобы усвоить фрименский способ езды на червях, Пол много раз смотрел голографические фильмы с изображением этого процесса. Он знал, что надо делать, знал умом – как знал факты собственной жизни. Но теоретическое понимание оказалось весьма далеким от реальностей настоящей жизни. Пол вдруг осознал, что стоит, маленький и беззащитный, среди песка, что самая лучшая форма обучения – это практика, а не чтение книг в пыльных архивах.

«Ну что ж, я научусь сейчас», – подумал он, пропуская мимо себя свой страх.

Раздался громкий шорох осыпающегося песка. На поверхность вынырнул первый, ближайший червь и выпрямился во всю свою исполинскую длину. Он был очень велик, Пол даже не представлял, насколько гигантскими могут быть эти звери, пересекающие сейчас гребни дюн.

Набравшись мужества, Пол заставил себя остаться на месте и взглянуть в лицо опасности. Он поднял крюк и насадку и, присев, приготовился к первому прыжку. Шум от движения приближавшегося чудовища был так громок, что Пол не расслышал крика женщины. Боковым зрением он заметил Шиану, бегущую по песку. Она бросилась вперед, заслонив собой Пола. Огромный червь рванулся вверх и, подняв тучу пыли, попятился назад, оскалив сверкающие кристаллические зубы, обрамлявшие жерло гигантского круглого рта.

Шиана подняла руки и крикнула:

– Остановись, Шайтан!

Червь заколебался и принялся раскачиваться из стороны в сторону, словно пребывая в растерянности.

– Остановись, это не твое. – Она схватила Пола за ворот защитного костюма и спрятала мальчика у себя за спиной. – Он не для тебя, Монарх.

Словно обидевшись, червь, не отворачивая от людей своей безглазой морды, попятился прочь.

– Иди к люку, глупый мальчишка, – прошипела Шиана, добавив к приказанию малую толику Голоса, достаточную для того, чтобы ноги Пола кинулись к люку до того, как он успел осмыслить слова Шианы.

У входа в отсек уже стоял тоже прибежавший сюда разозленный Дункан Айдахо. Чани была испугана, но во взгляде ее читалось явное облегчение.

Шиана повела Пола наружу.

– Этот червь мог убить тебя!

– Я – Атрейдес. Разве я не могу управлять ими так же, как вы?

– Я не собираюсь испытывать на практике твои бредовые теории. Ты слишком для нас важен. Если ты по-идиотски простишься с жизнью, то что тогда прикажешь нам делать?

– Но если вы все время будете так же меня оберегать, вы никогда не получите от меня того, чего хотите. Езда на черве вернула бы мне память, я уверен в этом.

– Вы вернули память Юэ, – вступила в разговор Чани. – Но почему не Усулу? Ведь он старше.

– Юэ заменим, а мы не были уверены в успехе восстановления памяти. У нас уже есть план восстановления памяти Стилгара, Лайет-Кайнса, и если нам будет сопутствовать успех, то потом наступит очередь Сафира Хавата и твоя, Чани. Настанет день, когда и у Пола Атрейдеса появится шанс. Но только тогда, когда мы будем на сто процентов уверены в успехе.

– А что, если у нас нет времени на столь долгое ожидание?

С этими словами Пол отвернулся от Шианы и пошел по коридору, стряхивая пыль и песок с конденскостюма.

Дункан проснулся от громкого сигнала. Кто-то стоял у его каюты и требовал открыть дверь. Вначале Дункан подумал, что это Шиана, явившаяся к нему несмотря на их обоюдное согласие не допускать близкого общения. Он приоткрыл дверь, готовый дать Шиане достойную отповедь.

На пороге, однако, стоял Пол, одетый в точную копию военной формы Атрейдесов, что немедленно пробудило у Дункана былое уважение и верность. Молодой человек оделся так не без умысла. Именно сейчас гхола Пола достиг того возраста, в котором был исходный Пол, когда Арракин пал под ударами коварных Харконненов, а он, Дункан Айдахо, погиб, защищая молодого герцога и его мать.

– Дункан, ты всегда говоришь, что ты – мой верный друг. Ты говоришь, что хорошо знал прежнего Пола Атрейдеса. Так помоги мне и теперь. – Взявшись за резную рукоятку из слоновой кости, молодой человек вытянул из пристегнутых к поясу ножен голубовато-белый крис.

Дункан изумленно воззрился на оружие.

– Крис-нож? Похоже… он настоящий?

– Чани сделала его из найденного Шианой в грузовом отсеке зуба песчаного червя.

Изумленный Дункан коснулся пальцем клинка, отметив его прочность и остроту. Он провел большим пальцем по острию, намеренно порезав кожу. По молочно-белому лезвию потекли капли крови.

По древней традиции крис-нож нельзя извлекать из ножен, если не собираешься обагрить его кровью.

– Я знаю. – Пол выглядел озабоченным, когда вкладывал оружие в ножны. Поколебавшись, он выпалил, зачем пришел к Дункану: – Почему Бинэ Гессерит не хочет восстановить мне память, Дункан? Я же нужен вам. Я нужен всем людям на этом корабле.

– Да, молодой мастер Пол. Вы нужны нам, но нужны живым.

– Вам нужны мои способности, причем нужны очень быстро. Я был Квизац Хадерачем, а у моего гхола такая же наследственность. Вообразите только, какая может быть от меня польза.

– Квизац Хадерач… – задумчиво повторил Дункан, вздохнул и сел на кровать. – Орден сестер потратил годы на то, чтобы его создать, но в то же время они панически его боялись. Предположительно, он был бы способен совместить пространство и время, заглядывать в прошлое и будущее, то есть делать то, о чем не смеет и думать самая великая Преподобная Мать. Силой или хитростью он смог вы выковать единство всех, даже противоборствующих фракций. Он стал бы вместилищем громадной власти и силы.

– Каковы бы ни были эти силы, Дункан, они мне нужны. Именно поэтому я требую вернуть мне память. Убеди Шиану, чтобы следующим стал я.

– Она поступит так, как посчитает нужным сама, по своему выбору. Ты переоцениваешь мое влияние на сестер.

– Но что будет, если сеть Врага все-таки накроет нас? Что, если Квизац Хадерач – ваша последняя надежда?

– Лето II тоже Квизац Хадерач, но ни ты, ни твой сын не пошли по тому пути, какой наметили для них сестры Бинэ Гессерит. Сестры боялись всякого, кто обладал необычайными по природе силами и способностями. – Он рассмеялся. – После Рассеяния, когда сестры вернули к жизни великого Дункана Айдахо, некоторые из них обвиняли меня в том, что я – Квизац Хадерач. Они убили одиннадцать гхола Дункана – они и интриганы с Тлейлакса.

– Но почему они не хотели иметь в своем распоряжении такую силу? Я думал…

– О, они желали силы и власти, Пол, но такой, которая целиком и полностью находилась бы под их контролем. – Дункану было искренне жаль молодого человека, который выглядел таким потерянным и огорченным.

– Я не могу ничего предпринять без моего прошлого, Дункан. Помоги мне вернуть его. Ты же прожил часть этой прошлой жизни со мной. Вспомни об этом.

– О, я очень хорошо вас помню. – Дункан сцепил руки на затылке и откинулся назад. – Я помню ваше наречение на Каладане после того, как имперские интриганы едва не убили вас, еще тогда сущего младенца. Я помню, как вся семья герцога Лето оказалась в величайшей опасности во время войны ассасинов. Мне была доверена большая честь – доставить вас в безопасное место, и я отправился с вами в дикие леса Каладана. Мы жили там вместе с изгнанной бабушкой Еленой, прячась среди первобытных племен Каладана. То было время, когда мы с вами были очень близки. Да, я очень хорошо это помню.

– А вот я этого не помню, – со вздохом произнес Пол.

Дункан был захвачен неотступным воспоминанием о своих прошлых жизнях. Каладан… Дюна… Харконнены… Алия… Хейт.

– Ты понимаешь, о чем ты просишь, когда говоришь о своей памяти, о своей прошлой жизни? Тлейлаксу создали моего первого гхола как орудие убийства. Они манипулировали мною, потому что я был твоим другом. Они знали, что ты не сможешь прогнать меня даже в том случае, если поймешь, что я завел тебя в западню.

– Я не должен был прогонять тебя, Дункан.

– Я уже занес кинжал, чтобы поразить тебя, но в этот момент в моей душе произошел сильнейший внутренний конфликт. Запрограммированный убийца Хейт стал верным Дунканом Айдахо. Ты не можешь себя представить эту муку! – Он уставил в юношу жесткий палец. – Восстановление твоей памяти потребует точно такого же кризиса.

Пол выставил вперед подбородок.

– Я готов к этому. Я не боюсь боли.

Дункан изогнул бровь.

– Ты так уверен в себе, Пол, потому что тебя во всем поддерживает Чани. Она делает тебя стойким и счастливым – а это недостаток и большое препятствие. Напротив, посмотри на Юэ. Он изо всех сил противился восстановлению памяти, он сопротивлялся всеми фибрами души, и именно это сломало его. Но ты… какой ужас должен поразить тебя, чем мы можем по-настоящему устрашить тебя, Пол Атрейдес?

– Надо что-то придумать.

– Ты действительно готов принять это? – Дункан наклонился вперед, взгляд его не сулил милости. – Что, если единственный способ вернуть тебе память – это заставить тебя потерять Чани? Что, если она должна, истекая кровью, умирать у тебя на руках, чтобы ты все вспомнил?

Более, чем чего-то иного, я хочу, чтобы мой отец знал, что я не подвел его. Я не хочу, чтобы он умер, думая, что я не достоин его генов.

Гхола Скитале. Протокол допроса на борту корабля-невидимки

– Он должен быть сделан по точным выверенным стандартам, – упрямо повторил старый тлейлаксу. – Точным стандартам.

– Я позабочусь об этом, отец. – Гхола, которому едва сравнялось тринадцать лет, ухаживал за погибающим Мастером, сидевшим сейчас в жестком кресле. Старый Скитале отказывался лечь до тех пор, пока не будет готов традиционный гроб для его бренного тела. Он намеренно держал двери в каюту запертыми, чтобы никто не мог зайти в нее. Он не хотел, чтобы его отвлекали или беспокоили в эти дни последнего угасания.

Внутренние органы, суставы и кожа старого тлейлаксу распадались на глазах, распадались необратимо. Это напомнило ему о постепенном разрушении корабля-невидимки – системы то и дело выходили из строя, воздух вытекал в открытый космос, запасы воды истощались. Некоторыми пассажирами овладела настоящая паранойя. Во всех неполадках они видели вредительство, и многие подозревали тлейлаксу. Это была еще одна причина его дурного настроения. Но ничего, скоро он умрет и будет избавлен от подозрений.

– Кажется, ты сказал, что гроб уже готов. Но эта работа не терпит спешки.

Подросток склонил голову.

– Не тревожься. Я все сделал, строго следуя законам шариата.

– Тогда покажи мне его.

– Твой собственный гроб? Но он должен будет вместить твое тело только после того, как ты… как ты…

У старого Скитале сверкнули глаза.

– Очистись от этих ненужных эмоций! Ты слишком далеко проник в процесс, слишком переживаешь. Это постыдно.

– Но я же должен заботиться о тебе, отец. Я же вижу, как ты страдаешь.

– Перестань называть меня отцом. Думай обо мне, как о самом себе. Когда ты станешь мной, то я перестану быть мертвецом. Поэтому нет никаких причин лить слезы. Каждый из нас есть вполне заменимое воплощение. Мы бессмертны до тех пор, пока не прерывается цепочка памяти.

Молодой Скитале попытался взять себя в руки.

– Пока ты мне отец, не важно, какая память хранится в моих клетках. Я перестану это чувствовать, когда восстановится моя исходная память?

– Конечно, в тот славный и великий момент ты поймешь и осознаешь истину и, мало того, проникнешься своей ответственностью. – Скитале схватил мальчика за воротник рубашки и притянул к себе. – Где твоя память? Что, если я умру завтра?

Старый Скитале знал, что смерть неминуема и наступит очень скоро, но сейчас он намеренно драматизировал ситуацию, надеясь хоть этим спровоцировать кризис у своей юной копии. Если бы они могли сейчас оказаться на Тлейлаксе, где возможно полное погружение в священные традиции Великой Веры, способные пробудить память даже у самых твердолобых гхола. Здесь же, на борту безбожного корабля-невидимки, трудности восстановления казались непреодолимыми.

– Это не может тянуться так долго.

– Я подвел тебя.

Слезящиеся глаза старика сверкнули.

– Ты подвел не только меня, ты подвел свой народ. Если ты не пробудишься, вся наша раса – и вся наша история и знание, хранящиеся в моем сознании – исчезнет в небытие. Ты хочешь быть ответственным за это? Я отказываюсь верить в то, что Бог окончательно отвернулся от нас. Вся наша судьба, как это ни прискорбно, зависит только от тебя.

Гхола сгорбился, словно на его плечи вдруг легла непомерная ноша.

– Я делаю все, что в моих силах, чтобы добиться цели, отец, – он произнес это слово намеренно. – Но до того, как мои усилия увенчаются успехом, ты должен делать все, чтобы оставаться в живых.

«Наконец-то он хоть немного показывает свою силу, – горько подумал Скитале. – Но этого недостаточно».

Несколько дней спустя гхола стоял у смертного одра отца, даже, скорее, у собственного смертного одра. Он чувствовал себя так, словно испытывал какое-то отчужденное от тела ощущение, наблюдая, как его собственная жизнь постепенно покидает тело. От этого у мальчика возникало странное чувство выпадения из какой-то очень важной связи.

С момента своего выхода из аксолотлевого чана Скитале любил только одного человека – самого себя… как свою старую ипостась, так и ту, которая должна была последовать в жизнь за ним. Умирающий человек отдал для этого клетки своего тела, в которых хранилась вся его память, весь опыт, все знания тлейлаксу.

Но он не сумел добыть ключ, которым можно отпереть эти клетки. Не важно, как сильно старался юный гхола, его память упрямо не желала восстанавливаться. Юноша сжал руку старика.

– Пока нет, отец, но я очень стараюсь.

Уже почти ничего не видящими глазами Скитале уставился на своего двойника.

– За что… ты так разочаровал меня?

Юэ уже восстановил память о своей прежней жизни, а двоих других гхола – Стилгара и Лайет-Кайнса – именно сейчас поджаривали на пылающих углях их генетической памяти. Как могли какие-то ведьмы достичь успеха там, где ничего не вышло у Мастера-тлейлаксу? Это невозможно, чтобы Бинэ Гессерит так умело запускал лавину прежнего опыта в сознании. Если Скитале окажется не в силах добиться желаемой цели, то тлейлаксу будут выброшены на мусорную свалку истории.

Старик хрипло закашлял на своей постели, и молодой гхола наклонился над ним. По щекам юноши катились слезы. Старый Скитале начал харкать кровью. Отчаяние и разочарование старика можно было, казалось, потрогать руками.

Дверной сигнал возвестил о приходе двух врачей Сукк. Раввин не скрывал своего отвращения к больному и очень неохотно согласился идти к нему, а Юэ все еще не мог оправиться от потрясения, вызванного возвращением памяти. По глазам обоих врачей старый Скитале понял, что они знают, что часы его сочтены.

Среди ведьм тоже были врачи школы Сукк, но Скитале настоял на том, чтобы его лечил только раввин, и то только в случаях крайней необходимости. Они все, конечно, нечистые повиндахи, но по крайней мере раввин не был ненавистной самкой. Может быть, следовало предпочесть Юэ старому еврею. Старому Скитале пришлось принять медицинскую помощь, ибо он надеялся, что врачи помогут ему дождаться, когда у «сына» пробудится память.

Скитале поднял голову:

– Уходите, мы молимся!

– Вы думаете, мне очень нравится лечить гхола? Мерзкого тлейлаксу? Вы думаете, что мне хочется быть здесь? Вы оба можете умереть, мне все равно!

Однако Юэ, держа в руке медицинский набор, прошел в каюту, отстранил молодого Скитале и принялся осматривать умирающего. За спиной Юэ встал раввин. Он хищно прищурил глаза за стеклами очков и процедил:

– Это не продлится долго.

Какой странный этот святой старик, подумал молодой Скитале. Даже на фоне резких запахов дезинфекции, лекарств и страдания от старого раввина всегда исходил какой-то странный, необычный и чуждый запах.

Юэ попытался придать своему голосу сочувствие:

– Едва ли мы сможем помочь.

Судорожно вздохнув, старый Скитале приподнялся на локте и прохрипел:

– Мастер-тлейлаксу не должен быть таким слабым и немощным… Это непристойно.

Юная копия Скитале, в который уже раз, попыталась запустить поток возрождаемой памяти, выдавить его в мозг. Истинная память должна быть где-то там, погребенная внутри дремлющих клеток какого-то сокровенного уголка сознания. Но у него опять ничего не получилось, не было даже проблеска пробуждения. Что, если ее там нет вовсе? Что, если процесс воссоздания гхола пошел не так, как надо? Его охватила паника, сердце бешено застучало. Как мало времени! Времени всегда не хватает!

Он постарался отогнать страшную мысль. В теле так много клеточного материала. Можно создать еще одного гхола Скитале, пытаться снова и снова, если это окажется необходимым. Но если его собственная память откажется пробуждаться, то где гарантия, что идентичный гхола будет иметь больше шансов на возрождение, тем более не имея в наставниках оригинального мастера?

«Я – единственный, кто близко знал настоящего Мастера».

Ему хотелось тряхнуть Юэ за плечи, потребовать у него ответа на мучительный вопрос: как удалось ему восстановить свою память? Слезы текли по щекам молодого Скитале, капали на руку умирающего старика, но Скитале понимал, что все это не поможет. Грудь старого Мастера начала судорожно подниматься и опускаться, смерть неотвратимо вступала в свои права. С громким жужжанием заработала система жизнеобеспечения. На дисплеях приборов светились данные.

– Он впал в кому, – произнес Юэ.

Раввин согласно кивнул. Как палач, объявляющий о своих планах, он сказал:

– Он слишком слаб. Сейчас он умрет.

У молодого Скитале упало сердце.

– Он так надеялся на меня. – Теперь отец так и не узнает, что будет дальше, он погибнет в сомнениях и тревоге, это будет последнее крушение в долгой цепи бед и катастроф, обрушившихся на расу тлейлаксу.

Он схватил умирающего за руку. Как она холодна, как холодна. «Я не смог!»

Словно пораженный станнером, Скитале упал на колени у смертного одра старого тлейлаксу. В отчаянии он вдруг отчетливо понял, что ему никогда, никогда, не удастся восстановить свою окостеневшую память. Не осталось ни единого шанса. Все погибло! Навсегда погибло! Все, что составляло славу и величие расы тлейлаксу. Громадность несчастья была невыносима. Чувство реальности поражения, словно острый осколок стекла, вонзилось в его сердце.

Но внезапно юный тлейлаксу почувствовал, что внутри него что-то разительно переменилось, в голове, распирая виски, прозвучал взрыв. Скитале громко закричал от резкой, почти непереносимой боли. Сначала ему показалось, что он тоже умирает, но вместо спасительной черноты небытия он ощутил, как в его мозгу вспыхнуло пламя, в сознание, обжигая, хлынули погребенные в клетках мысли. Память вскипела, словно пена, но Скитале захватывал ее, усваивал, перерабатывал и пропускал через синапсы мозга. Драгоценная память вернулась и сделала его таким, каким он должен был стать.

Смерть отца смела барьеры. Скитале получил то знание, каким должен был обладать, он получил доступ ко всем знаниям Мастеров-тлейлаксу, теперь он знал все древние тайны своей расы.

Ощущая непомерную гордость, выказывая неведомое прежде чувство собственного достоинства, он поднялся с колен. Вытерев горячие слезы, он взглянул на свою отработанную копию. Это была всего лишь жалкая высохшая оболочка. Скитале был больше не нужен этот старик.

В этих детях гхола обитают древние души, похожие на голоса Другой Памяти Преподобных Матерей. Вызов состоит в том, чтобы достучаться до этих душ и извлечь из них пользу.

Дункан Айдахо. Запись в бортовом журнале

Веллингтон Юэ с нарочитой медлительностью шел по коридору, память долгой жизни, отягощенная стыдом за содеянное, переполняла угловатое, неуклюжее тело подростка. Каждый шаг приближал его к моменту, которого он страшился больше всего на свете. Лоб горел в том месте, где должна была находиться татуировка в виде алмаза. По крайней мере хоть в этом ему теперь не приходилось лгать.

Юэ понимал, что, если он хочет прожить другую жизнь, свободную от преступлений прошлого, то должен посмотреть в глаза тем ужасным вещам, которые совершил в прошлом.

Здесь, тысячи лет спустя, на другом краю Вселенной, Дом Атрейдесов снова ожил: Пол Атрейдес, леди Джессика, Дункан Айдахо, Сафир Хават. Хорошо, что пока среди них нет герцога Лето. Юэ не знал, как будет смотреть в глаза человеку, которого он предал.

Да и встреча с Джессикой сулила стать суровым испытанием.

Тяжело переставляя ноги по пути к своей каюте, Юэ услышал впереди детский смех и укоризненный женский голос. Внезапно из двери в коридор выползла Алия, попытавшаяся скрыться в соседней каюте, вслед за ней спешила укорявшая ее проктор. Двухлетняя девочка отличалась ранним развитием, в ней угадывалась гениальность, отличавшая и подлинную Алию; насыщение специей в аксолотлевом чане несколько изменили личность ребенка, но она не обладала полным объемом Другой Памяти Преподобных Матерей. Проктор вслед за ребенком вошла в каюту и закрыла за собой дверь, даже не взглянув на Юэ.

Алия родилась последней из детей гхола. Программа была остановлена после злодейского убийства трех аксолотлевых чанов и детей. «По крайней мере это преступление – не на моей совести». Правда, сестры Бинэ Гессерит вскоре снова приступят к продолжению программы «Гхола». Они уже сейчас обсуждают, какие клетки имплантировать в новые аксолотлевые чаны. Ирулан? Самого Императора Шаддама? Графа Фенринга… или кого-то еще хуже? От одной этой мысли Юэ бросило в дрожь. Он боялся, что ведьмы вышли за пределы здравого смысла и теперь просто играют чужими жизнями, забыв разумную осторожность.

Он остановился перед дверью каюты Джессики. «Я встречу свой страх лицом к лицу». Кажется, это часть литании, которую так часто повторяют ведьмы. В своем нынешнем воплощении Джессика и Юэ были достаточно близки для того, чтобы считать себя друзьями. Но теперь, когда он действительно стал доктором Веллингтоном Юэ, все изменилось.

«Сейчас у меня появился второй шанс, – подумал он. – Но мой путь к искуплению будет долог и тернист».

Джессика открыла дверь на сигнал.

– О, привет, Веллингтон. Мы с внуком как раз читаем голографическую книгу о молодых годах Пола, один из тех томов, которые бесконечно писала принцесса Ирулан. – Она пригласила Юэ в каюту, где на покрытом ковром полу, скрестив ноги, сидел Лето II. Лето был одиночкой, однако много времени проводил со своей «бабушкой».

Юэ нервно вздрогнул, когда Джессика закрыла дверь. Путь к отступлению был отрезан, и Юэ ощутил обреченность. Он опустил глаза и, тяжело вздохнув, произнес:

– Я хочу просить у вас прощения, миледи. Хотя и понимаю, что вы никогда не сможете меня простить.

Джессика положила ладонь на его плечо.

– Мы уже прошли через это. Ты не можешь чувствовать вину за то, что ты совершил так давно. Да к тому же на самом деле это был вовсе не ты.

– Нет, это был я, потому что я все очень хорошо помню. Мы, гхола, были созданы с одной определенной целью, и должны принять на себя груз последствий.

Джессика нетерпеливо посмотрела на него.

– Мы все знаем, что ты сделал, Веллингтон. Я приняла это и давно простила тебя.

– Но простите ли вы меня после того, как вспомните? Когда в вашем сознании будут открыты его сокровенные подземелья, вскроются и старые раны. Нам придется столкнуться с виной, лежащей на наших предшественниках, или нас задавят деяния, которых мы никогда не совершали.

– Для нас это пока неизведанная территория, белое пятно, но подозреваю, что у каждого из нас есть вина, которую надо загладить. – Она изо всех сил старалась его утешить, но он чувствовал, что не заслуживает этого.

Лето остановил демонстрацию фильма, в глазах его сверкнуло понимание.

– Лично я собираюсь отвечать только за то, что совершу в своей второй жизни.

Джессика ласково провела пальцем по щеке Юэ.

– Я не могу себе представить, через что тебе пришлось пройти, чтобы восстановить память. Но скоро, наверное, узнаю. Но тебе надо думать, о том, каким ты должен стать, а не о том, каким ты боишься стать.

Она произнесла это очень просто и обыденно, но, несмотря на все свои усилия, Юэ так и не смог успокоиться.

– Но что, если и во второй жизни я сделаю что-то постыдное?

Выражение лица Джессики стало жестким.

– Тогда никто не сможет тебе помочь.

Ты ничего не видишь, хотя и думаешь, что твои глаза открыты.

Предостережение Бинэ Гессерит

Волны бились о черные рифы Баззелла, поднимая в воздух тучи мелких брызг. Рядом с бывшей опальной сестрой Командующая Мать Мурбелла стояла на краю маленькой бухточки, наблюдая за веселыми играми фибий в воде. Они резвились – амфибии с гладкой, лоснящейся, как у дельфинов, кожей, – ныряя под высокие волны, а потом выпрыгивая на поверхность.

– Они любят свою свободу, – сказала Користа.

«Как дельфины морей древней Земли», – подумала Мурбелла, восхищаясь их совершенной формой. Они люди, но как разительно все же отличаются от нас.

– Мне было бы интереснее наблюдать, как они собирают камни су. – Она подставила лицо соленому ветру. На небе скапливались серые тучи, но влажный воздух оставался теплым.

– Наши долги из-за войны достигли астрономических сумм, кредит превзошел всякие разумные границы, некоторые из наших поставщиков согласны теперь принимать только твердую валюту – такую, как камни су.

Покинув несколько месяцев назад Окулиат, Мурбелла посетила множество планет, изучая готовность их населения к обороне. Осознав грозившую опасность, местные цари, короли, президенты и военные диктаторы были готовы предоставить свои боевые корабли в дополнение к поставкам Гильдии, которая продавала Мурбелле корабли, построенные на верфях Джанкшн. Все правительства, все союзы и федерации планет лезли из кожи вон, чтобы изобрести или купить новое вооружение, чтобы использовать его против Врага, но пока никакое оружие не оказалось эффективным. Иксианцы продолжали испытания своих облитераторов, производить которые оказалось труднее, чем ожидалось. Мурбелла продолжала требовать работы, материалов и жертв, каковых все равно оказывалось недостаточно.

Война между тем продолжалась. Смертоносные болезни не переставали собирать свою жатву. Машинные флотилии уничтожали все населенные планеты на своем пути. Недалеко от зоны боевых действий три подставные Шианы пытались поднять на борьбу людей, буквально зажатых между молотом и наковальней, но без успеха. Пока же, с начала наступления Омниуса, Мурбелла не могла припомнить ни одной одержанной над машинами победы.

В моменты глубокого отчаяния шансы на победу в войне казались Мурбелле призрачными, а трудности и препятствия непреодолимыми. Тысячелетия назад человечество уже было в такой невозможной ситуации, и люди устояли только потому, что смирились с невероятной ценой, которую пришлось заплатить за победу в Батлерианском джихаде. Люди использовали атомные заряды, с помощью которых они уничтожили машины, но одновременно погубили и триллионы душ, томившихся в рабстве у мыслящих машин. Это была пиррова победа, оставившая неизгладимое пятно на совести человечества.

И вот теперь, после принесения неисчислимых жертв, Омниус вернулся как сорняк, корни которого так и не были уничтожены. Если наступление машин будет продолжаться в том же темпе, то через год-два человечеству придется дать последнее в своей истории сражение.

Как только иксианским промышленникам удастся запустить в серию облитераторы, все военные силы обитаемой Вселенной должны будут образовать единый фронт в космосе. Но, как понимала Мурбелла, сделать это можно будет очень и очень не скоро.

– За истекшие два года добыча камней су возрастала каждый месяц, – рассказывая, Користа не отрывала взгляд от забав водяных созданий. – Фибии стали трудиться более производительно с тех пор, как их перестали мучить и притеснять Досточтимые Матроны. Они никогда так не резвились в воде раньше. Теперь они считают воды Баззелла своим домом, а не тюрьмой.

Користа, бывшая Преподобная Мать и селекционная наставница, была изгнана из Ордена за то, что пыталась сохранить у себя рожденного ею ребенка, теперь она стала надзирательницей за добычей камней су. Она следила за добычей, очисткой и фасовкой перламутровых гемм, которые регулярно продавались посредникам из КАНИКТ.

– Пусть так, но нам нужно еще больше камней су.

– Я поговорю с фибиями, Командующая Мать. Я объясню им, как велика наша потребность, расскажу, что Враг подходит к нашим пределам. Ради меня они будут трудиться еще усерднее. – Користа улыбнулась загадочной улыбкой. – Я попрошу их об одолжении.

– И это поможет?

Сестра Користа пожала плечами. Фибии высоко выпрыгивали из воды, а потом с плеском, поднимая брызги, падали назад, а Користа, смеясь, приветливо махала им рукой. Они, казалось, знали, что она смотрит на них. На воде плясали солнечные блики. Может быть, фибии специально устроили это представление?

Внезапно вблизи от беззаботно плещущихся в воде созданий из глубин вынырнула какая-то змееподобная тень. Над волнами возникла безглазая голова с раскрытой пастью, усаженной рядом сверкающих кристаллических зубов. Голова поворачивалась из стороны в сторону, стремясь уловить, откуда исходит вибрация, вызванная ударами перепончатых ласт по воде. Так ориентировались в воде и древние морские змеи.

Мурбелла затаила дыхание. К ее изумлению, она узнала в этих ужасных тварях песчаных червей Ракиса, правда, эти монстры были в длину не более десяти метров. Черви, живущие в воде? Это невозможно! Что это – морские черви?

Користа стремительно бросилась к берегу и вошла в воду по колено. Фибии уже увидели чудовище и пытались теперь плыть к берегу. Червь бросился за ними, брызги, сверкая, разлетались с его зеленоватых колец.

Из пучины вынырнули еще два чудовища, теперь три червя окружали фибий. Водяные люди образовали строй, чтобы защищаться, самец со шрамом на лбу выхватил широкий плоский нож, которым фибии вскрывали раковины холистер на океанском дне. Другие фибии тоже схватились за оружие, но оно казалось нелепым и смехотворным в схватке с этими змееподобными исполинами.

Стоя по колено в воде, Користа то и дело оскальзывалась на покрытых водорослями камнях. Мурбелла поспешила к ней, не отрывая взгляд от невиданного зрелища.

– Что это за твари?

– Чудовища? Я никогда раньше их не видела.

Самец со шрамом что-то крикнул, с громким шлепком ударил ластом по поверхности воды, и все фибии, сомкнувшись, как рыбья стая, кинулись к берегу – некоторые плыли под водой, некоторые по поверхности, стремительно приближаясь к берегу, рассекая волны.

Несмотря на то что у чудовищ не было глаз, они прекрасно чувствовали, где находились фибии. Подняв столбы брызг, чудовища, извиваясь своими длинными телами, понеслись за фибиями, гоня тех к скалистому берегу.

Мурбелла и Користа видели, как самый большой червь рванулся вперед и, накрыв одного из людей-дельфинов, мгновенно отправил его в свою мокрую глотку. Другие черви атаковали, как стая осатаневших акул.

Мурбелла вбежала в воду и, схватив Користу за плечи, не дала ей поплыть на помощь фибиям. Они обе ничего не могли сделать, чтобы остановить этот ужас.

– Мое дитя моря, – простонала Користа.

Пожирая фибий, твари крутились и плескались в воде. Окрашенные кровью волны набегали на ноги Мурбеллы, когда она выводила на берег рыдающую Користу.

Планета – это не только предмет научного исследования. Скорее, это орудие, даже оружие, с помощью которого мы можем оставить след в Галактике.

Лайет-Кайнс, оригинал

Теперь, когда память была восстановлена у Стилгара и Лайет-Кайнса, эти двое стали специалистами по неотложной утилизации и повторному использованию отходов. Экипаж и пассажиры корабля отчаянно нуждались в сбережении скудных, истощающихся ресурсов. Системы жизнеобеспечения «Итаки» были разработаны безвестными гениями в Рассеянии, потомками тех, кто пережил ужасы Великого Голода. Высокоэффективная техника могла служить пассажирам и экипажу долго, даже при растущей численности пассажиров. Но не перед лицом саботажа и диверсий.

Высокий и худой, с телом юноши и с глазами старого наиба, Стилгар был похож на человека, готового к длительному путешествию по пустыне. С Лайет-Кайнсом его сначала связывали общие интересы, а теперь узы еще больше укрепились на основе общего прошлого. Лайет не стал рассказывать Стилгару, что сделала Шиана, чтобы пробудить в нем память, это было слишком частное дело, чтобы делиться им даже с близким другом.

Сам же Стилгар до конца своих дней не забудет, что сделали с ним ведьмы, чтобы восстановить его исходную личность. Он был жителем пустынного Арракиса до мозга костей. Под присмотром главного проктора Гарими он читал свою биографию, знал, что сначала был предводителем небольшого отряда, боровшегося с Харконненами, потом стал наибом, а потом последователем Муад’Диба. Для того чтобы пробудить память наиба, сестры попытались его утопить.

Шиана и Гарими подвели мальчика к бассейну с водой и привязали к ногам Стилгара тяжелые гири. Он сопротивлялся, но что мог поделать одиннадцатилетний ребенок с двумя сильными ведьмами?

– Что я сделал? За что вы хотите меня убить?

– Найди свое прошлое, – процедила Шиана, – или умри.

– Без прежней памяти ты бесполезен, и лучше тебе быть утопленником, – поддержала Шиану Гарими. С этими словами они бросили Стилгара в бассейн.

Он был не в состоянии освободиться от гирь и быстро пошел ко дну. Он барахтался изо всех сил, но вода была всюду, она душила сильнее, чем самое густое облако пыли. Напрягая последние силы, он старался выплыть, но сквозь толщу воды видел лишь смутные колыхавшиеся силуэты обеих женщин. Ни одна из них не собиралась ему помочь.

Легкие вопили о пощаде, перед глазами поползла черная пелена. Стилгар корчился и извивался, и силы его стремительно таяли. Все его существо хотело одного – дышать! Он хотел закричать, но не мог – кругом была вода. Пузыри воздуха с рокотом устремились изо рта к поверхности. Когда удушье стало невыносимым, он сделал вдох – и в легкие хлынула вода, заполняя трахею и бронхи. Выхода из бассейна не было…

…но вдруг бассейн исчез. Его больше не было, но зато была широкая и глубокая река, река, как вспомнил Стилгар, на одной из планет, где он воевал, участвуя в джихаде Муад’Диба. Он служил тогда в каладанском полку, и во время перехода им пришлось форсировать ту реку. Она оказалась глубже, чем думали, дно ушло из-под ног. Его товарищи, прирожденные пловцы, не стали задумываться об этом, они даже весело смеялись, вплавь устремившись к противоположному берегу. Стилгар же быстро пошел ко дну. Он вырвался на поверхность, хватая ртом воздух. Тогда он тоже нахлебался воды и едва не утонул…

Шиана и Гарими вытащили его из бассейна и начали делать искусственное дыхание. Врач Сукк, неодобрительно покосившись на них, принялась оживлять юного гхола. Его перевернули на живот, и вода вылилась из легких. Придя в себя, Стилгар с трудом приподнялся и встал на колени.

Когда он взглянул на Шиану, то не был уже одиннадцатилетним мальчиком. Теперь это был наиб Стилгар.

Потом, когда Стилгар встретил друга, то побоялся спросить у Лайета, какому испытанию подвергли его…

Сейчас они направлялись к грузовому отсеку, чтобы посмотреть на песчаных червей, как они много раз делали до этого. Расположенный под потолком отсека наблюдательный пункт всегда был их излюбленным местом, но теперь он привлекал их еще больше. Огромные звери будили в обоих сильные атавистические чувства.

Когда они приблизились к входу в отсек, Стилгар с удовольствием вдохнул горячий сухой воздух, напитанный запахом червей и специи. Он улыбнулся своей ностальгии, но потом озабоченно нахмурился.

– Я не должен здесь чувствовать этот запах.

Лайет разделял его тревогу.

– Климат и влажность в отсеке должны находиться под постоянным контролем. Если в люках или стенах есть утечки, то в отсеке может стать слишком влажно.

Еще одна поломка в бесконечной череде сбоев и мелких аварий!

Прибежав в аппаратный отсек, они застали там Сафира Хавата, наблюдавшего за ремонтом. Две сестры Бинэ Гессерит и Леви, один из еврейских беженцев, меняли плаз обшивки отсека. Кроме того, они залили герметиком швы вокруг наблюдательного окна. Сафир был явно зол и раздосадован.