Сестра четырех Водолазкин Евгений

ФУНГИ. Потом по моему настоянию он открыл коробку.

ПИСАТЕЛЬ (Депутату). Открывайте. Ваше лицо выражает любопытство. Вы заинтригованы.

ДЕПУТАТ (открывает воображаемую коробку с заинтригованным видом). Нечто совершенно несъедобное.

ПИСАТЕЛЬ (Фунги). Возвращаетесь вы домой. Здесь разыгрывается финальная сцена с вашей будущей женой. Какой вопрос вы ей задали?

Фунги говорит что-то на ухо Сестре.

СЕСТРА. Понятно. Слова были горькими. Общий смысл их таков: мы же договаривались, что это будет в последний раз! А она ответила: вот я и позаботилась, чтобы это было в последний раз!

ПИСАТЕЛЬ. И после этого вы на ней женились.

ФУНГИ. Нет, не после этого. В порядке исповеди скажу, что сначала я ей врезал.

СЕСТРА. Так я и знала. Еще когда вы в первый раз всё это рассказывали, я подумала: не мог же он ей не врезать! (Фунги.) Это вас не красит.

ДОКТОР. Я думаю, это никого не красит. Вы можете себе представить, например, чтобы так поступил Писатель?

Сестра разражается хохотом.

ДЕПУТАТ. Писатель? Исключается.

ПИСАТЕЛЬ. Что ж… Мы продолжаем исповедоваться? (Кашляет.) Так ведь я примерно так и поступил. Только у них это кончилось браком, а у нас – разводом.

ДОКТОР. Приехали…

СЕСТРА. Если не возражаете, я сыграю вашу жену.

ПИСАТЕЛЬ. Да, если не затруднит… А дело было так. Мы сидим вторую неделю на карантине. Нервы на пределе. У меня не пишется очередной роман. У меня пятнадцать лет уже ничего не пишется. И тут она меня спрашивает…

СЕСТРА (изображая жену Писателя). Ботинки опять не в шкафчике для обуви?

ПИСАТЕЛЬ. Я ей тихо отвечаю: что?..

СЕСТРА (кричит). Ботинки опять не на месте?

ПИСАТЕЛЬ. Она сказала это намного тише. Но это стало последней каплей. Я вытряхнул из шкафчика всю обувь, затем все полки – и засунул туда ее. (Сестре) Сыграть это непросто.

СЕСТРА. В целом ситуация понятна. Да и нет у нас такой мебели.

ДОКТОР. Можем притащить шкаф из коридора. Там есть большой.

ПИСАТЕЛЬ. Думаю, в этом нет необходимости. В искусстве лучше недосказать, чем сказать слишком много. Да и играть, если честно, надоело.

Всеобщее молчание.

ДОКТОР. А можно – без игры? Просто исповедаться?

СЕСТРА. Мы вас слушаем, Доктор.

ДОКТОР. Начну с того, что я появился на свет в семье врачей. Поэтому мне пришлось окончить мединститут. Писатель, я внятно излагаю?

ПИСАТЕЛЬ. Вполне. Итак, вы учились в мединституте…

ДОКТОР. Я в нем не учился. Я его именно что окончил.

ПИСАТЕЛЬ. А как же вы могли быть врачом, не учась в мединституте?

ФУНГИ. Не забывайте, что он был главврачом. Дело главврача – руководить.

ДОКТОР. А сейчас, в силу обстоятельств, мне пришлось взяться за больных самому.

СЕСТРА. Отсюда, дорогие, небольшой, в сущности, репертуар назначений: витамины В6 и В12. Должна сказать, что решение главврача было гуманным: ни один из этих уколов радикально навредить не может.

ДОКТОР. Однозначно – не может. По поводу витаминов я проводил обширные консультации.

ДЕПУТАТ. Выходит, что всё это время мы находились здесь, не получая лечения?

ДОКТОР. Формально говоря, да.

ДЕПУТАТ. Что значит – формально?

ДОКТОР. Значит, что, не получая лечения, вы избежали неоправданного вмешательства в ваш организм. Оно могло нанести вам серьезный вред.

ФУНГИ. В конкурсе признаний вы выходите на первое место.

СЕСТРА. Браво, Доктор! Ничего сопоставимого мы уже, пожалуй, не услышим.

Все аплодируют.

ДЕПУТАТ (после паузы). А ведь я на самом деле не депутат.

ДОКТОР. А кто же вы?

ДЕПУТАТ. Сейчас это не имеет значения. В данном случае важно, что я – не депутат.

ДОКТОР. Но ведь вы показывали нам свое депутатское удостоверение.

ДЕПУТАТ. Я всегда показываю свое депутатское удостоверение.

ПИСАТЕЛЬ. Знаете, вот когда вы его в первую же минуту достали, я почему-то подумал, что вы не депутат. Депутату нет необходимости показывать свое удостоверение налево и направо.

ФУНГИ. Я, между прочим, сразу сказал, что это дешевая подделка.

ДЕПУТАТ. Согласен, документ не самый удачный: бывали у меня и получше. Всякий раз, когда его предъявляю, у меня по спине течет холодный пот.

СЕСТРА. Зачем же вы его предъявляете?

ДЕПУТАТ. Это мой бизнес. Я предъявляю удостоверение и говорю, что готов посодействовать в получении хорошей должности.

ПИСАТЕЛЬ. И что же происходило с теми, кого вы обещали устроить?

ДЕПУТАТ. Ничего. В том-то и дело. Они мне давали деньги – и мы расставались навсегда. Самым, пожалуй, важным было вовремя слинять. Род моих занятий требовал активного перемещения по стране.

СЕСТРА. Вы давали людям заведомо невыполнимые обещания – и брали с них деньги! Вы не думали, что перед Смертью вам будет за это стыдно?

ДЕПУТАТ. Если бы мне продлили жизнь, я бы давал такие обещания бесплатно.

СЕСТРА. Я скоро вернусь. (Берет косу и выходит.)

ДОКТОР. В конце концов, этих людей никто не принуждал давать ему взятку. А если дают – кто же откажется?

ПИСАТЕЛЬ. Вот генерал отказался. Правильно я вас понял, Фунги?

ФУНГИ. Да, от этой взятки генерал отказался.

ДЕПУТАТ. Что ж, я рад, что у нас в армии есть такие генералы.

ФУНГИ. Генерал потребовал у полковника другую взятку. Когда полковник услышал сумму, его уши перестали шевелиться. Навсегда.

Входит Сестра. Она не в халате: на ней длинное черное платье, остроносые туфли на шпильках, волосы гладко уложены, в руках – коса. На косе – черный бант.

ФУНГИ. Да вы красавица!

СЕСТРА. Старалась. В этот вечер мне захотелось сделать для вас что-то приятное. (Откладывает косу, садится на стул.) Не будем больше о грустном. Мне хочется, чтобы вы ушли умиротворенными. Давайте вспоминать хорошее. Только хорошее, господа!

ДЕПУТАТ. Лучшие воспоминания моей жизни относятся к детству. В выходные рано утром мы с бабушкой шли на рынок. Закончив с покупками, она всякий раз покупала мне свистульку. И это было счастьем.

ДОКТОР (Сестре). Мне что-то трудно дышать… Я задыхаюсь…

ДЕПУТАТ (Сестре). Да подключите же его к аппарату!

СЕСТРА. Это переходит всякие границы! Одного спасла, другого… Сколько же можно? Вы, кажется, забываете, что у меня другие задачи. Можно сказать, прямо противоположные. В конце концов, это так естественно, если он сейчас умрет. (Рыдает.)

ФУНГИ. Просто они пользуются вашей добротой.

СЕСТРА. Вы должны умирать естественным путем. По моему сценарию – сразу после нашего разговора. Вы покаялись, вспоминаете сейчас о хорошем – почему бы после этого не умереть? Что, прикажете потом вас топором рубить?

ПИСАТЕЛЬ. Вы же сестра милосердия! Ми-ло-сер-дия.

СЕСТРА. Мое милосердие в том, что я приготовила вас к Смерти. (Укладывает Доктора на кровать и подключает его к аппарату ИВЛ. Все замерли и смотрят. Сестра, обращаясь к Фунги.) Ну, расскажите что-нибудь, что же вы замолчали так не вовремя!

ФУНГИ. Могу о свистульках.

СЕСТРА. Да о чем угодно!

ФУНГИ. Жил, короче, в Москве народный умелец, занимался изготовлением свистулек. Советская власть поддерживала самородков и подарила свистульщику огромную мастерскую на улице Горького.

ПИСАТЕЛЬ. Да зачем ему такая?

ФУНГИ. Так ведь и незачем. Поскольку кроме свистулек он не умел делать ничего, в большой мастерской он начал лепить большие свистульки. Вот такие… (Показывает.)

ДЕПУТАТ. Жизнь сложилась так, что от всех моих детских свистулек осталась только одна. Я иногда в нее свищу. (Достает из кармана свистульку и свистит.)

ПИСАТЕЛЬ (в ужасе показывает на Доктора). Он тоже… свистит…

Все молча слушают хрипы и свисты Доктора.

ФУНГИ. А я помню день, когда впервые попробовал пиццу. Девочка, которая меня угостила, была моей одноклассницей. Мы зашли к ней после уроков – и ели пиццу.

СЕСТРА. С грибами?

ФУНГИ. С грибами. Мы дружили с ней до окончания школы. И наши родители думали, что мы будем всю жизнь вместе. А потом она уехала в Москву – и вышла замуж за словоруба.

ДЕПУТАТ. За кого?

ФУНГИ. Он вырубал надписи на надгробиях.

Доктор жестами дает понять, чтобы отключили аппарат, и Сестра отключает. Доктор приподнимается на кровати. Вытирает набежавшие слёзы. Просит воды. Пьет.

ДОКТОР. А я мечтал, что не стану врачом. Потому что в моей семье все – врачи.

ДЕПУТАТ. Врач – это благородно. Вы не пытались полюбить эту профессию?

ДОКТОР. Пытался. Однажды пошел на лекцию знаменитого патологоанатома. Он заявил, что главное, с чем должен бороться врач, это брезгливость. Перед ним на кафедре стояла моча в мензурке. Он сунул в нее палец, а потом облизал его. И сказал, что тот, кто это повторит, – настоящий врач. И я вышел – и повторил.

ПИСАТЕЛЬ. По-моему, это маленький подвиг.

ДОКТОР. Патологоанатом обнял меня и сказал: «Да, врач должен быть небрезгливым. Но он должен быть еще и внимательным: я окунул в мензурку один палец, а облизал другой». В аудитории был дикий хохот.

СЕСТРА. Грустно… А счастье – было?

ДОКТОР. Дайте подумать… Наверное, я испытал его в поезде. Он остановился ночью на станции Конотоп. Я лежал на верхней полке. Издалека раздавались гудки тепловозов, а две мои соседки вели неторопливый разговор шепотом. И я понял, что мир может быть уютным и тихим. Что его можно любить.

СЕСТРА. Скажите, Писатель, с чем были связаны ваши мечты? И можете ли вы перед Смертью сказать, что были счастливы?

ПИСАТЕЛЬ. Мне хотелось найти для мира такое слово, от которого он бы расплакался, и эти слёзы смыли бы всю его грязь. И мне казалось, что я близок к этому слову. Что еще чуть-чуть – и я найду его, и мир обольется слезами над моим вымыслом.

ФУНГИ. Нашли?

ПИСАТЕЛЬ. Не нашел. И перестал писать. То есть, я пишу сценарии для мыльных опер, детективов и ситкомов, но над моими словами никто не плачет.

ДЕПУТАТ. Я думаю, даже не смеется: после реплик смех там включается автоматически.

ПИСАТЕЛЬ. И в титрах нет моей фамилии, потому что я запретил ее ставить. Но иногда во сне я слышу то золотое слово, которое так и не смог произнести. Очень редко слышу. Но это – минуты настоящего счастья.

ДОКТОР. Если бы нам не предстояло умереть, я бы пошел на курсы фельдшеров.

За окном слышен звук полицейской сирены. Хлопанье дверей автомобилей.

ФУНГИ (глядя в окно). Две машины – полицейская и скорая.

ДЕПУТАТ. Срочный вопрос, коллеги: ключ от черного хода – у кого? (Надевает медицинскую маску.) Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

В палату рука об руку входят Полицейский и Психиатр (дама).

Улыбаясь, пересекают палату по диагонали.

ПСИХИАТР. Добрый день, господа. Как удачно, что мы не опоздали. (Сестре.) Да, Тонечка? (Кладет ладонь на ручку косы.) А острый предмет отдашь? (Осторожно вынимает косу из рук Сестры.)

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Здорово, Депутат! (Защелкивает на Депутате наручники.) Когда мне сказали, что сюда поместили Депутата, я сразу, блин, понял, что это ты. Сними-ка маску.

ПИСАТЕЛЬ. А почему вы, собственно, тыкаете?

ДЕПУТАТ. Мы – старые друзья, ему можно.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Я говорю – маску сними!

ДЕПУТАТ (стаскивает маску). Договорились.

ФУНГИ. Остается договориться с вирусом. (Полицейскому.) Вы же первый и заразитесь.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Достали уже с этим вирусом! Нет его больше. А, может, и не было.

ПСИХИАТР. Пандемия закончилась… Вы не знали?

ДОКТОР. Писатель разбил радио… Случайно. А она (кивает в сторону Сестры) забрала все наши телефоны.

ФУНГИ. Тоже – случайно.

ПСИХИАТР. Это мы можем – да, Тонечка?

ДЕПУТАТ. Значит, она… не Смерть?

ПСИХИАТР. Ну, это уж как посмотреть. Когда Тонечка сбежала из психоневрологического интерната в прошлый раз, мы имели три трупа.

СЕСТРА (рыдая). Два.

ПСИХИАТР. Три. Один умер позднее в реанимации.

СЕСТРА. А, ну, тогда – три.

ПСИХИАТР. А Тонечка убедила вас, что она – Смерть?

ДОКТОР. Теперь в это невозможно поверить: четыре взрослых человека, один с высшим медицинским образованием…

СЕСТРА. Это у кого же тут медицинское образование?

Полицейский приковывает Депутата к батарее и производит осмотр помещения. Заглядывает во все углы и под кровати.

ПСИХИАТР. Видите ли, люди с психическими отклонениями нередко обладают гипнотическими способностями. Эти механизмы еще не вполне изучены.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Топора нет. Коса есть, а топора нет.

ПСИХИАТР. В прошлый раз Тонечка убивала топором.

СЕСТРА. Я никого не убивала – переправляла через Стикс, только и всего. После покаяния, естественно.

ПСИХИАТР. Извини, детка, я забыла. Просто мне казалось, что ты предпочитаешь топор.

Из-за стены доносится стук топора.

ФУНГИ. Ну, что, Доктор? Пойдете теперь в школу фельдшеров?

ДОКТОР. Да, конечно. Вот только наведу порядок в больнице… А потом – обязательно пойду.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А у тебя, Депутат, полная непруха. (Показывает на Сестру.) Мы же из-за нее приезжали. Про тебя я только по дороге узнал.

Сестра хохочет.

ДЕПУТАТ. Капитан, а вы не хотели бы стать майором?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Не знаю, не думал как-то… (Психиатру.) Ну, что, отваливаем по мусоропроводу? Вы ее паковать собираетесь?

ПСИХИАТР. Паковать?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Ге там ваша смирительная – вы же ее не так повезете? Если надо – дам вам наручники. (Кивает на Депутата.) Вот с него снимем. Я ему доверяю.

ПСИХИАТР. Да что вы, зачем? Посмотрите на Тонечку – кого она тронет?

ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В самом деле. А три трупа?

ПСИХИАТР. Ну, это истории атмосферные. Ничего общего.

Фунги подходит к Сестре.

ФУНГИ. А я ведь на самом деле подумал, что вы – Смерть. Но о том, что каялся – не жалею.

СЕСТРА (кладет ему голову на плечо). Фунги, а можно, я тоже покаюсь? Я ведь вас всех обманула. Смерти – нет. Просто, для того чтобы это понять, нужно умереть.

ФУНГИ. А я даже рад, что вы всё это придумали.

ПИСАТЕЛЬ. И я рад. И пандемии рад. Если бы ее не было, ее тоже нужно было бы придумать. Она нас всех перевернула.

ДЕПУТАТ. Отныне все мы будем не те!

ДОКТОР (Писателю). И чем же вы теперь займетесь?

ПИСАТЕЛЬ. Я? Если выздоровею – пойду, пожалуй, развозить пиццу.

ДОКТОР. Ну, что вы треплетесь? Никуда вы не пойдете.

ПИСАТЕЛЬ. Не пойду. (Фунги.) А чем займетесь вы?

Полицейский приносит телефоны и раздает владельцам. У Доктора звонит телефон. Прикрыв рукой трубку, он разговаривает.

ФУНГИ. Попробую стать писателем.

ДОКТОР. Мне тут сейчас позвонили – требуется два слова для прессы. Просили, чтобы выступил кто-нибудь из начальства. Я бы не хотел – пойдут вопросы, ну, вы понимаете…

ДЕПУТАТ. В настоящее время я бы тоже предпочел воздержаться.

СЕСТРА. Может, я скажу?

ПСИХИАТР. А что? Мне кажется, у Антонины получится.

Сестра выходит на авансцену. Шум толпы. Сестра поднимает руку, призывая всех к спокойствию.

СЕСТРА. Вот тут кто-то сказал, что все мы будем не те. Депутат сказал… Потеряла мысль… И, кстати, Депутат был не депутатом, хотя сам – представительный мужчина и все такое. А, вспомнила: так мы ведь и были не те. Все. Ни одного настоящего. А теперь, получается, снова будем не те? Он что… Ненормальный?

Занавес.