Весь этот свет Макгвайр Джейми
– Новые гости?
– Помимо тех, что живут постоянно.
Эллиотт посмотрел на меня, потом приподнял край одеяла и похлопал по матрасу.
– С младенчества. Он висел над моей колыбелькой.
Я плотнее запахнула на груди халат.
– Может, нам стоит… ммм…
Я подошла к изножью кровати и ухватилась за металлическую спинку.
Эллиотт проворно встал, ухватился за край комода и помог мне придвинуть его к двери, а потом мы совместными усилиями придвинули к комоду кровать. Сдвигаемая мебель скрипела, царапая деревянный пол, и я просто умирала от страха. Пришлось собрать в кулак всю мою волю, чтобы продолжать «перестановку».
Как только мы закончили, я стала ждать, что скрипнет какая-то дверь или половица. Любой такой звук возвещал присутствие за моей дверью нежелательных гостей.
Тишина.
– Все в порядке? – спросил Эллиотт.
Я забралась под одеяло и устроилась рядом с ним. Первые несколько минут простыни неприятно холодили тело, но от Эллиотта исходило тепло. Меня словно укрыли электрическим одеялом, так что я скинула шерстяные носки, даже подумала, не будет ли мне ночью слишком жарко во фланелевых пижамных штанах и футболке с длинным рукавом.
Я лежала на животе, обнимая подушку, и смотрела на Эллиотта. Он потянулся ко мне, осторожно приподнял мой подбородок и поцеловал меня в губы. В прошлом мы целовались множество раз, но на этот раз рука Эллиотта скользнула по моему бедру. Я таяла в его объятиях, в груди разлилось приятное тепло, и мне стало совсем жарко.
– Эллиотт, – прошептала я, отстраняясь, – спасибо, что ты это делаешь, но…
– Я помню, зачем я здесь, – быстро сказал он, пряча руки под подушку. – Извини, ты можешь спать. Обещаю, с тобой ничего не случится, пока я рядом.
– Ты не можешь давать таких обещаний. Вспомни о сегодняшнем вечере. Плохие вещи случаются вне зависимости от того, хотим мы того или нет.
– Мне все равно.
– Как? Как ты можешь оставаться таким спокойным? С тобой поступили просто ужасно.
– Ты два года боролась со всеми трудностями одна, и здесь, и в школе. Я вполне могу пережить несколько месяцев школы, – он помедлил, словно колеблясь. – Кэтрин… Как ты справлялась? После смерти отца?
Я вздохнула.
– Мне было одиноко. Сначала Минка и Оуэн постоянно пытались ко мне зайти, но я просто их выгоняла. В конце концов я вообще перестала открывать дверь, и они оставили попытки. Рассердились. Однако так мне было проще. Если бы они постоянно ходили грустные, мне было бы труднее их игнорировать.
– Почему ты перестала их впускать?
– Я не могла впустить в дом никого.
– Знаю, я не должен спрашивать, почему…
– Тогда, прошу, не спрашивай.
Он улыбнулся, взял меня за руку, и наши пальцы переплелись.
– Эллиотт?
– Что?
– Тебе никогда не казалось, что твоя жизнь стала бы проще, если бы ты меня не любил?
– Никогда. Ни разу, – Эллиотт прислонился спиной к изголовью, притянул меня к себе и уткнулся подбородком в мою макушку. – Уж это я могу тебе пообещать.
– Кэтрин! – раздался внизу голос Поппи.
– Иду! – крикнула я в ответ, несколько раз провела щеткой по волосам и поспешно сбежала вниз по лестнице. Утро понедельника всегда очень суматошное, особенно когда в гостинице находилась Поппи.
При виде Поппи я улыбнулась: она сидела на полу в кухне, одетая в ночную рубашку. Вид у нее был грустный, и быстро стало ясно, почему.
– Сегодня утром нет завтрака? – спросила я, оглядываясь по сторонам.
На столе стоял поднос, на котором лежали засохшая половинка бутерброда с ветчиной и веточки от винограда; не было ни яиц, ни сосисок, ни даже тостов.
Поппи покачала головой, ее кудряшки запрыгали из стороны в сторону.
– Я хочу есть.
Я нахмурилась.
Мамочка впервые пропустила завтрак с тех пор, как открылась гостиница.
– Как ты спала? – спросила я, уже зная ответ.
Под глазами у Поппи залегли круги.
– Был шум.
– Какой шум? – Я достала из духовки сковородку и открыла холодильник. – Бекона нет, яиц нет… – Я нахмурилась. Выходит, за продуктами мамочка тоже не ходила. – Как насчет рогалика?
Поппи кивнула.
– С маслом или с сыром?
Она пожала плечами.
– У нас есть творожный сыр с клубникой, – сказала я, доставая банку с нижней полки. – Держу пари, тебе понравится.
Оставив Поппи в кухне, я отправилась инспектировать кладовку. Полки были почти пусты, остались только овсяные хлопья, рис быстрого приготовления, пара бутылок с соусами, несколько банок с овощами и – ура! – пачка рогаликов.
Я вернулась в кухню, неся в руке пакет, однако радость моя быстро прошла. Список покупок по-прежнему висел, прикрепленный магнитом к холодильнику. После школы придется отправиться в магазин, а я не знала точно, сколько денег осталось на нашем банковском счету.
Поппи скорчилась на табурете, подтянув колени к груди.
Банка с творожным сыром открылась со щелчком, и, намазав первый рогалик, я протянула его Поппи. Она напевала себе под нос – ту же мелодию, которую играла музыкальная шкатулка.
Поппи оглядела рогалик, запихнула в рот и моментально вся перепачкалась розовым творожным сыром. Я засунула свой рогалик в тостер.
– Сегодня здесь только ты и твой папа? Он не захочет позавтракать? – поинтересовалась я.
Поппи покачала головой.
– Он ушел.
Я намазала рогалик сыром и откусила кусочек, глядя, как Поппи стремительно расправляется со своей порцией.
– Ты ужинала вчера вечером?
– Вроде да.
– Так что там был за шум?
– А? – переспросила Поппи с набитым ртом.
– Ты сказала, что не могла заснуть из-за шума. Я ничего не слышала.
– Внизу, – ответила она.
Я доела рогалик, выдвинула скрипучий ящик рядом с мойкой, достала кухонное полотенце и, намочив его под краном, вытерла грязное лицо Поппи. Она сидела спокойно и не мешала мне, как делала десятки раз до этого.
– Внизу? У тебя под кроватью?
Поппи поморщилась и поерзала.
– Вот что я тебе скажу. Сегодня вечером я тщательно проверю твою кровать.
Поппи снова кивнула и уткнулась лбом мне в грудь. Я обняла ее, потом пошла в коридор и достала из ящика комода книжки-раскраски и цветные карандаши.
– Смотри, Поппи, – возвестила я, возвращаясь в кухню с книжками и карандашами.
– Она только что ушла, – сказала стоявшая возле раковины Алтея. – Эта девочка та еще проныра.
Я сунула руки в лямки рюкзака.
– Доброе утро.
– Утро доброе, деточка. Эллиотт подвезет тебя сегодня?
– Да, – ответила я, завязывая волосы в хвост на затылке. – Думаю, подвезет. Хотя загадывать не стоит.
На улице раздался звук работающего двигателя, хлопнула дверь машины. Я выглянула в окно и улыбнулась при виде бегущего через двор Эллиотта. Он остановился на крыльце, занес было руку, чтобы постучать, но потом передумал.
– Передайте мамочке «до свидания», – попросила я и помахала Алтее рукой.
Сегодня она выглядела уставшей и на удивление угрюмой.
– Передам, детка. Удачного тебе дня в школе.
Увидев меня, Эллиотт не улыбнулся, только молча указал на полицейский автомобиль, припаркованный на улице.
– Кто это? – спросила я, подходя к краю крыльца.
– Возле дома тети Ли стоит еще один.
– Они… следят за нами? Почему?
– Дядя Джон говорит, мы, очевидно, стали подозреваемыми.
Я напоследок бросила взгляд на дом, потом следом за Эллиоттом пошла к его машине. Печка работала на полную мощность, и все же я вся дрожала.
– Они видели, как ты утром уходил из гостиницы?
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я сделал так, что меня не видели.
– Не понимаю, – пробормотала я. Эллиотт покатил по Джунипер-стрит. – Почему они следят за нами, вместо того чтобы искать похитителя Пресли?
– Думаю, они считают похитителями нас. Вчера вечером миссис Брубейкер звонила моей тете и умоляла все рассказать. Спрашивала, не знаю ли я, где сейчас Пресли.
– Но ведь ты ничего не знаешь.
Эллиотт покачал головой. Сегодня он собрал свои длинные волосы в узел на затылке и теперь выглядел очень необычно. На подбородке у него пробивалась щетина, под глазами залегли круги.
Я уставилась в окно, на туман, клубящийся над полями, предназначенными под пшеницу и сою, а сама все гадала, где сейчас Пресли, сбежала она из дома или ее похитили. По слухам, никаких следов борьбы не нашли, но это не помешало полиции подозревать нас с Эллиоттом.
– Что если они обвинят тебя? – спросила я. – Вдруг тебе предъявят обвинение?
– Не может такого быть. Я этого не делал.
– Невиновных людей сплошь и рядом обвиняют в том, чего они не совершали.
Эллиотт припарковался на своем обычном месте, заглушил двигатель, но из машины не вышел. Плечи его поникли – с тех пор, как мы снова стали друзьями, я еще ни разу не видела его таким подавленным.
– Когда с тобой беседовали в полицейском участке, ты сказал им, что провел ночь у меня?
– Нет.
– Почему?
– Потому что не хочу ничего им говорить про твою маму.
Я кивнула. Теперь с совместными ночевками придется повременить.
– В котором часу ты ушел? – спросила я.
Эллиотт поерзал на сиденье.
– Я заснул и проснулся только на рассвете. Вылез в окно сразу после восхода солнца.
– Ты должен был им рассказать.
– Нет.
– Проклятье, Эллиотт!
Он фыркнул, не поднимая глаз.
– Меня не арестуют.
Мы вместе пошли в школу, провожаемые возмущенными взглядами других учеников.
Эллиотт подошел к моему шкафчику и ждал, пока я сниму с плеч рюкзак и соберу все необходимое для первого урока.
Подошли Мэдисон и Сэм.
– Привет, – поздоровался Сэм. – Тебя заковывали в наручники и все такое?
Мэдисон пихнула его локтем в бок.
– Сэм! Боже!
– Чего? – спросил он, потирая ребра.
– Как вы, ребята? – Мэдисон меня обняла.
Эллиотт кивнул.
– Мы в порядке. Очень скоро копы найдут Пресли и выяснят, что произошло.
– Надежда умирает последней, – фыркнул Сэм.
Мэдисон возвела глаза к потолку.
– Истина восторжествует, – она посмотрела на меня. – Не обращай внимания, если кто-то будет тебя сегодня задирать. Если что, говори мне, я всех порву.
Я улыбнулась уголком рта, а Сэм потянул Мэдисон за руку. Они ушли в свой класс.
Эллиотт довел меня до класса испанского языка и чмокнул в щеку.
– Ты уверена, что все нормально?
Я кивнула.
– Почему ты спрашиваешь?
Он пожал плечами.
– Просто у меня какое-то странное предчувствие.
– Со мной все будет хорошо.
Он снова быстро поцеловал меня в щеку, рысью унесся по коридору и скрылся за углом, торопясь на урок – ему нужно было попасть в противоположную часть здания.
Я крепче прижала к груди учебник, вошла в класс и села на свое место под перекрестными взглядами одноклассников. Даже сеньора Типтон настороженно наблюдала, как я сажусь. Она пригладила свои короткие, черные с проседью волосы, поприветствовала класс по-испански, потом попросила нас открыть учебник на странице 374.
Как только сеньора объявила задание, и все притихли, склонившись над тетрадями, у меня заболел живот.
Я прижала пальцы к животу: болел самый низ. Отлично. Только менструации мне сейчас не хватало для полного счастья.
Не желая привлекать к себе внимание, я встала, тихо подошла к столу сеньоры и наклонилась.
– Мне нужно сходить к моему шкафчику.
– Зачем? – спросила учительница довольно громко, так что все услышали.
Я ссутулилась.
– Это личное.
В глазах женщины промелькнуло понимание, она жестом предложила мне идти. Я взяла оранжевый заламинированный квадратный кусок картона, на котором было напечатано: «Пропуск в коридор». Повернув за угол, я увидела, что возле моего шкафчика стоят Анна Сью и Татум. Они были очень заняты.
Раздался неприятный звук – металл скрежетал о металл. Анна Сью прервала свое занятие, и Татум обернулась.
– Где она? – спросила Анна Сью, злобно глядя на меня. Она шагнула ко мне, сжимая в руке нож. – Я знаю, что ты знаешь!
Я попятилась и тут увидела, что нацарапала Анна Сью на дверце моего шкафчика. Надпись тянулась от верхнего левого угла до нижнего правого.
ПРИЗНАЙСЯ
Татум выхватила у подруги нож и направила на меня, поднеся почти вплотную к моему лицу, так что я отпрянула.
– Она жива? – прошептала Татум. – Этот твой дикарь рассказал, куда спрятал ее, или он ее просто убил? Она где-то закопана? Скажи!
Свет люминесцентных ламп отражался от лезвия ножа, острие которого дрожало в нескольких дюймах от моего глаза.
– Я не знаю, где она, – выдохнула я. – Эллиотт не знает, где она. Он всю ночь провел у меня дома. Он не мог этого сделать.
Анна Сью закричала мне в лицо:
– Все знают, что это он! Мы просто хотим вернуть Пресли! Мы хотим ее спасти! Скажи, где она!
– Предупреждаю, отойдите от меня, – прошипела я.
– Это что, угроза? – Татум коснулась моей щеки острием ножа.
Я закрыла глаза и пронзительно завопила, размахивая кулаками. Татум отшатнулась, нож выпал из ее руки. Я ногой отбросила его подальше и толкнула Татум к одному из больших окон напротив ряда шкафчиков. Костяшки моих пальцев ударялись о лицо Татум, но я не чувствовала боли. Я могла бы бить ее до конца своих дней.
Анна Сью вцепилась мне в волосы и потянула. Мы обе потеряли равновесие и повалились на вымощенный плиткой пол. Я оказалась сверху и, не теряя ни секунды, принялась бить ее кулаками по рукам, которыми она закрывала лицо.
– Я же сказала! – вопила я, сопровождая каждое слово ударом. – Оставьте меня в покое! Я ничего вам не сделала! Вы третировали меня всю жизнь! Хватит! Понятно? Хва-тит!
Она взмахнула было рукой, целясь в меня кулаком, и я тут же вмазала ей по открывшемуся для удара лицу.
– Остановитесь! Прекратите это немедленно!
Когда меня наконец оттащили от Анны Сью, меня буквально распирало от злости и изнеможения, мышцы ныли. Я пиналась и отбивалась, рвалась к Анне Сью, чтобы ударить ее снова. Краем глаза я заметила, что перепуганная Татум жмется к стене.
– Я сказал, хватит! – взревел мистер Мейсон, энергично меня встряхивая. Это он оттащил меня от Анны Сью, обхватив за талию.
Мои руки сами собой опустились, колени подкосились, и я зарыдала: мне нужно было выплакать слезы, копившиеся в душе с тех пор, как мне исполнилось семь.
Из-за угла выскочила миссис Мейсон, и ее взгляду открылась впечатляющая картина: ее муж удерживает меня за талию, Анна Сью лежит на полу, губа у нее разбита.
– Какого черта здесь происходит? – Психолог увидела надпись на моем шкафчике, потом заметила валявшийся на полу нож и подобрала его. – Чье это? Анна Сью, ты использовала этот нож, чтобы нацарапать надпись на шкафчике Кэтрин?
Анна Сью села, хмуро утирая капавшую из разбитой губы кровь.
– Отвечай! – закричала миссис Мейсон. Видя, что Анна Сью молчит, психолог повернулась к Татум. – Скажи, что произошло?
– Мы знаем, что в отношении них ведется расследование! Мы хотим знать, что они сделали с Пресли! – выкрикнула Татум.
Мистер Мейсон выпустил меня и поглядел на меня поверх очков.
– Ты напала на этих двух девушек за то, что они исцарапали твой шкафчик? Кэтрин, это на тебя не похоже. Что случилось?
Анна Сью и Татум злобно уставились на меня. Я потупилась, рассматривая свои окровавленные костяшки пальцев. Именно так выглядели руки Эллиотта, когда мы с ним впервые встретились. Я твердо посмотрела мистеру Мейсону в глаза.
– Анна Сью ножом нацарапала на моем шкафчике надпись, и я их поймала. Они стали спрашивать, где Пресли, а потом Татум взяла нож и приставила к моему лицу. Она оттеснила меня к шкафчикам.
Мистер и миссис Мейсон посмотрели на Татум, открыв рты.
– Татум, ты угрожала Кэтрин этим ножом? – спросила миссис Мейсон.
Татум быстро переводила взгляд с мистера Мейсона на миссис Мейсон, потом посмотрела на Анну Сью.
– Мы сделаем все что надо, если это поможет вернуть нашу подругу.
Миссис Мейсон посмотрела на меня, в ее глазах я увидела страх.
– Мистер Мейсон, пожалуйста, уведите Анну Сью и Татум к директору Огастин. И вызовите полицию. Кэтрин Кэлхун только что угрожали оружием на территории школы.
Мистер Мейсон ухватил за предплечье Татум, потом – Анну Сью и помог ей подняться.
– Погодите! – воскликнула Татум, упираясь. – Это она на нас напала! Она первая на нас набросилась!
– После того как вы угрожали ей ножом, – заметил мистер Мейсон. Его низкий голос эхом разнесся по коридору. – Давайте, идем.
Я набрала код, дернула ручку, и впервые на моей памяти шкафчик открылся с первой попытки. Я достала запечатанную в пленку гигиеническую прокладку и сунула в карман куртки.
– О, так вот зачем ты пришла к шкафчику во время урока, – пробормотала миссис Мейсон. Она потрепала меня по щеке, погладила по голове. – Как ты?
Я кивнула, чувствуя, что по щекам еще текут слезы.
Психолог крепко меня обняла. Только теперь я осознала, что до сих пор дрожу, и прижалась щекой к ее груди.
– Школа перестала быть для тебя безопасным местом.
– Я ничего не делала Пресли, и Эллиотт не делал. Клянусь, мы тут ни при чем.
– Знаю. Идем.
– Куда мы пойдем? – спросила я.
Миссис Мейсон вздохнула.
– До тех пор, пока все не уляжется, ты будешь получать и выполнять задания в моем кабинете.
Глава тридцатая
Кэтрин
Дождь моросил по ветровому стеклу «Крайслера», и капли скатывались вниз без помощи дворников. После уроков Эллиотт весь вечер вел себя очень тихо, пока мы заезжали в магазин, и теперь, когда мы остановились перед домом на Джунипер-стрит, тоже молчал.
– Можно мне зайти? – наконец спросил он. С его носа до сих пор капала вода. Он уставился на руль, ожидая моего ответа.
Я коснулась его щеки.
– Да. Нужно тебя обсушить.
– Я отнесу сумки на крыльцо, а потом уйду. Встречаемся наверху.
Я кивнула.
Занеся в кухню последнюю сумку, я остановилась, увидев, что на диване сидит мамочка и смотрит в темный экран телевизора.
– Я привезла продукты, – сообщила я, встряхивая мокрую куртку и вешая на крючок рядом с остальными. – Хочешь помочь мне их разобрать?
Мамочка не ответила.
– Как день прошел?
