Партизан Найтов Комбат
– Других самолетов для вас у меня нет. Як-1 сильно отличается от МиГ-3?
– Как небо и земля, – ответил Шевченко.
– Так какая эскадрилья у вас его за два дня освоила?
– Вторая, 16-го полка.
– Вот ее в полном составе сюда, сегодня же. И зарубите себе на носу: это не я ставлю нереальные сроки. Это инициатива противника. Вы свои новенькие «яки», извините, просрали под Миллерово, а у меня – армия без прикрытия. Так что, либо вы начинаете летать, либо, как только что заметил наш нарком, местом вашей дальнейшей службы станет штрафная рота. По 227-му приказу. Насчет сроков больше никаких разговоров. Учебный полк есть – учитесь.
– Так еще же механики… – продолжил канючить Вершинин.
– И механиков тоже сюда, немедленно. Я специально интересовался вопросом: в округе – три учебных полка, уже освоивших эти машины. Обеспечить бесперебойное обучение всех и вся! Соответственно – выделить им топливо, как боевым.
– Передача топлива в другие полки, не входящие в состав армии, запрещена.
– Пишите приказ по армии и включайте их. Я – завизирую и согласую с командованием.
– Есть, товарищ комиссар госбезопасности.
– Теперь о текущих задачах. Командованием фронта и направления поставлена задача максимально потрепать противника на маршах. Для этого в составе 5-й армии создается мобильная автомобильно-артиллерийская группа в 600 единиц автотехники. Действовать группа будет на всех участках Северо-Кавказского фронта. Необходимо обеспечить ее прикрытием, топливом, боеприпасами и продовольствием. Для этого предполагается использовать три транспортных полка на самолетах Ли-2 и С-47. Один полк, 844-й, выделяет 5-я армия, полк следует в Ханкалу из-под Ленинграда, по времени скоро должны прибыть. А два полка – 4-я воздушная армия.
– У меня только один транспортный полк неполного состава 69-й отрап ГВФ, занимается поставками запасных частей.
– Запасных частей к чему? Если у вас самолетов нет, генерал.
– Есть, ночные бомбардировщики. Их и обеспечиваем. И 219-ю бад.
– А там сколько самолетов?
– Шестнадцать Пе-2.
Пришлось снять трубку ВЧ и звонить в Москву, тем более что докладывать просили обо всем. Доложился Василевскому, который переключил меня на Сталина, пришлось еще раз повторить доклад. В адрес 4-й армии направили 859 бап и 244 бап, и временно прикомандировали 7-ю авиагруппу. В итоге удалось полностью «освоить» все имеющиеся «бостоны» и «митчеллы». Летчики этих полков их уже освоили. Пока звонил в Москву, начали садиться машины 844-го полка, и прилетел 16-й гиап, но на транспортниках, правда, в сопровождении шести собственных самолетов. Полк прибыл полностью, вместе с механиками. Хоть здесь проявили организованность! Но проверять я его не стал, прибыли и прибыли, это не мое дело, а Шевченко и Вершинина. Мне, наконец, подвезли документы и протянули связь в выбранный мной домик во 2-м совхозе. Начал знакомиться с бумажками.
В армии сейчас официально 13 дивизий плюс 327-я, которая подъехать еще не успела. Все дивизии 1941 года формирования, успели повоевать на Московском направлении, отведены в тыл на переформирование, пополнены в основном последним призывом, 1924 года рождения. В некоторых частях процент молодых достигает 60 процентов. Все стрелковые дивизии числятся мотострелковыми. Имеется четыре кавалерийских, я вначале хмыкнул, но вспомнил, что генерал Трантин, вообще-то, кавалерист, и успокоился. Впрочем, несколько рановато, как выяснилось впоследствии. В движении, то есть в поездах, находится еще пять дивизий, но их требуется переукомплектовывать на месте. Кроме этих дивизий, официально объединенных в пять корпусов трех– и четырехдивизионного состава, есть один механизированный и один танковый корпус. Существовала, судя по штабным документам, и отдельная истребительно-противотанковая бригада. Что это за зверь и как с ним бороться, предстояло еще выяснить. Весом вся эта громадина-армия была 423 248 человек. Тут я несколько припух, но деваться было некуда. Приказал Богдановичу собрать командиров корпусов в 19.00. А сам направился в артиллерийский парк вместе с начальником артиллерии полковником Бельцовым. Следует отметить еще одно обстоятельство: практически все старшие командиры 5-й армии ранее крупными соединениями не командовали. Максимум – дивизиями, но все – отдельными. То есть были людьми, способными принимать самостоятельные решения. Их требовалось только сплотить в единый коллектив. Неплохой подбор кадров, следует отметить, но сложностей это на начальном этапе, конечно, добавит.
В артиллерийский парк уже привезли выгруженные качающиеся части М14. Там же стояли две основные единицы автотехники, которые сейчас перегоняют для нас из Баку. Я объяснил Бельцову, что бы хотелось получить в итоге, и направил его деятельность в сторону скорейшего изготовления необходимых для массовой установки приспособлений и защитных устройств. Пока разговаривали и прикидывали, сзади нас образовалась толпа из 60–70 человек старшего комсостава, каким-то образом просочившихся в парк. Это оказались слушатели курсов «Выстрел» из Кыштыма. Их сюда прислали на стажировку, для того, чтобы подготовить из них руководителей «потешных городков». И они уже несколько суток ждут прилета моих инструкторов. Так что Василевский поставил вопрос всерьез и с размахом. Мы вернулись на аэродром, где я их, наконец, познакомил с моим начальником полигона. Так сказать, «сбыл с рук». Они убыли в 239-ю мотострелковую, которая числилась под номером один в списке вводимых в строй частей.
Первыми я собрал не командиров корпусов, а старший и средний комсостав всех отдельных гвардейских минометных дивизионов. Они были в каждом корпусе, то есть 7 дивизионов. В каждом дивизионе – 8 установок БМ-13. Итого – всего 56 командиров, 56 наводчиков и 56 операторов пуска. А мне требовалось еще 400 человек каждой специальности. Командиров и наводчиков будем брать в минометных ротах и батареях, а операторов – брать негде, поэтому их придется заменять теми, кто наводит и командует. Поставил задачу, назначил старшим подполковника Маяцкого, познакомил их с самой установкой, пока установленной на лафете, и с набросками, которые сделали с Бельцовым. Передал на руки свой приказ об этом главному исполнителю и направил его с ним в штабы всех соединений, набирать людей.
Затем провел совещание с командирами корпусов и дивизий, познакомились, показал обстановку на фронте, довел график ввода войск и проверок, последние распоряжения Верховного и комфронта. Раздал задания на завтрашние КШУ. Устал к концу дня, так как поспать практически не довелось, чуток вздремнул в самолете, и все. Разошлись около десяти вечера, прилег вздремнуть, так как знал, что ночью все равно кто-нибудь, но поднимет. Но, кроме рева транспортников, ничто не мешало всю ночь.
Утром, чуть свет, постучался новый адъютант и доложил, что из Москвы прилетел генерал-майор Аборенков, командующий частей гвардейских минометов, зам НКО. В общем, начальство. Пришлось вставать и небритому встречать гостя. Тот уже в курсе, что я собираюсь устроить курсы для реактивных минометчиков. У него сразу возникло ощущение, что его хотят задвинуть куда-то с его должности. А оно мне надо? Я так у себя во 2-й сделал, там, правда, гвардейских минометов у меня был всего дивизион, поначалу. Дивизии этим «добром» не обладали. Дивизион пришел с одной из танковых бригад, а минометчиков было много. Толку от восьми установок БМ-13 никакого не было, поэтому я и решил заняться М14, так как они – чисто пехотное оружие. Здесь возиться с лафетом и передком, в условиях маневренной войны, смысла особого не было, а так как я знал, что нахожусь на одном из путей ленд-лиза, то грех не попросить себе мобильные установки. Тем более что опыт ливийской и сирийской войн мне приходилось изучать.
– Товарищ Соколов, а почему вы занимаетесь самодеятельностью, в обход командования гвардейскими минометными частями?
– Потому, что минометы у меня есть, а личного состава не хватает.
– У нас есть обученный и подготовленный состав в резерве, тем более что кризис с автомобилем ЗиС-6 преодолен, установки БМ13 будут монтироваться на базе американского грузовика «Студебеккер», а все дивизионы, приданные корпусам, разворачиваются в трехдивизионный полк.
– Это – замечательно, товарищ генерал-майор, но у меня вопрос: когда это произойдет? И сопутствующий: где к этому времени будут Лист и Клейст? Меня Ставка давит по срокам: у меня осталось максимум 19 дней, чтобы привести армию в боеспособное состояние.
– 1800 человек: 400 командиров установок, 400 наводчиков, 800 заряжающих и 200 разведчиков могу выделить немедленно, с одной оговоркой: подготовленных на БМ13.
– Где они?
– В Мулино, под Горьким.
– Сколько времени понадобится вам, чтобы их сюда перебросить?
– Где-то неделя. Четыре эшелона.
– Литер присвоить сможете?
– Не знаю, не уверен, они же без техники пойдут.
– А я не знаю маршрута, по которому движутся мои эшелоны с техникой, вряд ли они идут через Горький, хотя кто его знает? Почти сто процентов даю, что пойдут через Астрахань, остальные пути либо обрезаны, либо под угрозой того, что будут в ближайшие дни перерезаны противником. Поэтому, извините, но просто ждать мы их не можем.
– Извините, товарищ комиссар, я не знаю вашего имени-отчества.
– Сергей Петрович.
– Сергей Петрович, а почему так: тишком, молчком, протащив установку напрямую через Воронова? Он и Кулик знать ничего не хотели о БМ13.
– Меня совершенно не интересует история возникновения этого вида вооружений. Я с ним впервые столкнулся в 1941 году, с его авиационным вариантом. Затем удалось раздобыть М-13. Так как по ряду параметров он нас не удовлетворял, а я в то время командовал партизанской бригадой, то мы его переделали для стрельбы из одиночного короткого ствола. Идея собрать стволы в пакет и установить это на шасси или лафет, возникла совсем недавно. Я ее показывал Воронову, который принимал у меня гранатометы, как начальник артиллерии и председатель государственной комиссии. Как только появилось время и место для испытаний, так я и запустил испытания, четко ориентируясь закрыть дыры в собственной армии. Будет она удовлетворять военных или нет, примут ее на вооружение или отложат дело в долгий ящик, меня не интересовало. Мне она подходит. Автомобильный вариант будем испытывать сегодня и сравнивать его с лафетным. Разброс будет, конечно, больше, все-таки неустойчивая платформа, а гидравлику устанавливать долго.
– Какую гидравлику?
– Горизонтирующую, можно ручную, а можно полуавтоматическую: четыре ноги с башмаками, жестко соединенных с корпусом, и простейший автомат, маятникового типа, подающий масло в разные «ноги» раздельно. После установки в горизонталь, это – жесткая платформа. Наводчику остается только выбрать инструментальную и случайную погрешность, горизонтально навестись, вычислить угол возвышения и установить его по дальности до цели и разности высот.
– У вас – хорошее образование, Сергей Петрович.
– Семь классов, просто умею много читать и немного пишу. А оружие? Оружие – моя страсть.
– С вашего разрешения, я поприсутствую на испытаниях.
– Не возражаю, вот ВЧ, направляйте своих людей через Астрахань. Так вернее будет. – Сам себе пометил: выяснить, каким путем следуют эшелоны, так как Сальск, скорее всего, будет отрезан в ближайшие дни.
Я вызвал адъютанта и оставил генерал-майора устраиваться на новом месте, а сам позавтракал, наскоро, и отправился по частям, решив в первую очередь посетить противотанковую бригаду и кавалерийские полки.
Начал, естественно, с противотанкистов: «длинный ствол – короткая жизнь». Так как бригада была из резерва Ставки, то их на тыловую норму никогда не переводили. Поэтому все четыре полка чувствовали себя как на курорте. Все полки – шестибатарейные, по 24 орудия в каждом, имеется зенитно-артиллерийский батальон в каждом полку. Все просто в образцовом порядке, новенькие «виллисы» и «студеры». Бригада кадровая, ведет свое летоисчисление от 3-й бригады ПТО Одесского военного округа. Я так приободрился, пока не попал в самоходный полк. Это была «задница», хуже того, полный «песец». 34 самоходных установок ЗиС-30. Интересно, кто это меня так в ГАУ «любит»? Чтобы окопать это «чудо», с двигателем в 50 «собачьих сил», надо было вырыть могилу глубиной два метра, причем так, чтобы можно было выбраться из нее задним ходом. А если учесть, что по существовавшим на тот момент наставлениям по организации ПТО, таких позиций должно быть три и более для каждого орудия, то можете себе представить, какая работа ложилась на плечи четырех-пяти человек членов экипажа этого «чуда инженерной мысли». Большая часть из ста установок, выпущенных 92-м заводом, к лету 42-го года была потеряна, все остатки, полностью, слиты в 5-ю Ударную. Подполковник Панин, отличившийся в боях под Ростовом дважды, командир 3-й бригады, отчетливо понял выражение моего лица.
– Я, честно говоря, товарищ комиссар, был против направления мне такого «подарка», но сами видели, что 12-й и 103-й полки вооружены такими же орудиями, «сорокапятки» только в 301-м, поэтому отказаться мне не удалось. Сказали, что орудия больше не выпускаются, но во всей бригаде стволы новые, моноблочные, в том числе и на этих ЗиСах.
– У вас артпарк есть?
– Есть.
– А ЗУ-8? Без орудий, только сами лафеты?
– Без орудий? Ну… отправляли качающиеся части 3-К на заводской ремонт. Штук 15–20 имеется. Возим, как балласт. Когда-нибудь приедут, либо сами, либо 52-К.
– Рассмотрите вопрос переустановки на них ЗиС-2, или ищите к ним сошки. В таком виде полк не совсем боеспособен. «Студебеккеры» и, если понадобятся, передки для них получите.
– Меня ж Бельцов, начармарт, убьет.
– Готовьте приказ, я – подпишу. С Бельцовым мы уже знакомы, не думаю, что он будет возражать. Что у вас с 52-К?
– 48 штук, по штату, все исправны и на позициях. Им не отдохнуть.
Пришлось дождаться, пока начштаба напишет приказ, я завизировал его и отбыл в расположение 17-й горной кавдивизии. Она тоже была кадровой, входила в состав 44-й армии, принимала участие в Иранском походе, а затем в битве под Москвой. Там понесла тяжелые потери, но оставалась боеспособной, действуя в тех же местах, где и мне пришлось недавно участвовать, на Холм-Жирковском выступе. Отведена для пополнения в Ковров, но оказалась в Грозном. Укомплектована по штатам горнокавалерийской дивизии, штатная численность – 6827 человек. То есть без танкового полка. Есть проблемы с питанием, состоянием конного состава, он – «свеженький», табунного содержания, некованый, большая часть экипировки для лошадей не получена. Отсутствует главная часть: вьюки.
Я, как сами понимаете, в кавалерии разбираюсь, как баран в апельсинах, поэтому молчал, когда комдив Коровников вываливал на меня целый ворох своих неприятностей, главная из которых состояла в том, что дивизию пополнили в Коврове, а предстояло действовать в горах. Из старого состава в дивизии максимум двадцать процентов осталось, а пополнение ни шашкой действовать не умеет и на лошадях ездило только в своем селе, а горы видит впервые в жизни. Пришлось сказать пару умных фраз, выражающих общую мысль: «Да-да, я разберусь! Привлечем товарища Буденного». А что я еще мог сказать? Как ни странно, но именно эта дивизия была введена мною в бой первой. Для того, чтобы они не оказались в горах, я их ввел в степи. Не знаю, что из этого получится, но обстановка требовала закрыть образовавшуюся дыру.
Ведь за что сняли фельдмаршала Листа в том 1942 году? Он не выполнил приказ Гитлера выйти к Каспийскому морю. Его заменили на Клейста, который устремился напрямую к Каспию. Причина была в том, что на немецких картах отсутствовала одна незаметная деталюшка: в июле 1941 года было принято постановление о строительстве одной небольшой, но очень важной железнодорожной ветки: Кизляр – Астрахань. Ее сдали в эксплуатацию в тот день, когда я прилетел в Моздок и Грозный. И эта ветка позволила удержать и Сталинград, и Кавказ в те годы. Второй узловой точкой являлись города Тихорецк и Торговый. Пока они еще в наших руках, но противник форсировал Дон и создал плацдармы на левом берегу на правом фланге. И под угрозой находилась вся ветка от Тихорецка на Сталинград. Лист хотел как можно быстрее окружить четыре армии под Ростовом, но и их арьергарды, и действия 56-й армии связывали его. Азовская флотилия вывозила людей из окружения. Армии не потеряли управления и стремились вырваться из кольца. Лист еще находился во главе группы армий «А», и ставил главной задачей взятие Тамани. Действовал он так же, как и в том 1942 году. Среагировать на то обстоятельство, что путь на Сталинград и Астрахань открыт, он не сумел. Левый берег Дона огрызался, срывались попытки расширить плацдармы. А то обстоятельство, что наша армия стоит там в одну линию, немцы пока не знают. Но об этом знаю я. Поэтому, как только показали работу новой установки М14 в двух вариантах, я попросил Буденного зайти в штаб, где собрались командиры корпусов на командно-штабные учения.
Задания и карты я раздал им вчера, командиров дивизий на КШУ не пригласили. Нет пока надобности знакомить их с тем положением, в котором мы оказались. Проблема заключалась в том, что снабжение Кавказа боеприпасами под наши калибры возможна только по ж/д. Их у фронта осталось две, причем одна из них «безмостная». Там требуются перевалка и переправа грузов через Волгу в Астрахань и назад. А «Москве» требуется топливо, которое кроме как в этих местах нигде не добывается. Если противник захватит Астрахань и Сальск, то мы будем вынуждены сменить вооружение на американское и английское. Немцы наносили смертельный удар РККА.
Ситуацию разобрали, каждый из комкоров выступил со своим видением проблемы и действий, как корпуса, так и армии в целом. Ситуация усугублялась большими расстояниями. Чтобы защитить Сальск, Абганерово и в целом ветку от Сталинграда, требовалось преодолеть от 470 до 580 километров по безводным степям и бездорожью. Действовать на таком удалении мы не могли. Чтобы переместить туда армию и речи не могло быть.
– Как мы видим из представленных вариантов действий 5-й Ударной, требуется защитить свой правый фланг и приложить максимум усилий по защите двух рубежей: ветки Кизляр – Астрахань от станицы Червленой до станции Трусово. Это обеспечит нас боеприпасами для всех остальных операций. Поэтому считаю необходимым немедленно направить на этот участок 17-ю горнокавалерийскую дивизию, с приданным усилением в виде отдельной танковой бригады, артиллерийского полка, артиллерийско-зенитного дивизиона и 40-го истребительного полка, в который передать все оставшиеся самолеты 216-й и 217-й дивизий 4-й ВА и довести его до полного, четырехэскадрильного состава. – Я остановился и посмотрел на Буденного.
Тот сидел и крутил ус правой рукой.
– У меня были другие планы, где использовать Коровникова.
– Речь идет не о Коровникове, а о дивизии, сформированной в Коврове. До горной дивизии сейчас она явно не дотягивает. Там люди впервые увидели горы месяц назад.
– Резон в этом есть. Не возражаю.
– Возложить на дивизию разведку и перегон в наш адрес табунов с калмыцких конезаводов, как для пополнения кавчастей фронта, так и для изъятия с территории республики поголовья и материальных ценностей, необходимых для формирования новых частей. Кроме того, есть необходимость контроля улусов автономной республики. Я так и не нашел упоминания о том, что там есть воинские части, ни в одном из донесений. Упоминается только 110-я Калмыцкая кавдивизия, но она базируется много западнее. Похоже, что там «дыра», которая меня сильно беспокоит.
– Согласен. Кожа нужна, амуниции для новых частей не хватает, а там были неплохие запасы. Калмыки проявили себя неустойчиво под Ростовом. Есть случаи дезертирства. Мы их включили в 44-ю армию, но уверенности в том, что они войдут в нее полным составом, нет. Неплохо было бы усилить 17-ю горную еще и мотострелковым полком на бронетранспортерах. Требуется навести порядок в республике.
– Есть! – ответил я маршалу.
– Вот что, товарищи командиры. Я вас выслушал, разговор считаю полезным. Вижу, что многие из вас хорошо понимают ситуацию. Вы – сильнейшая армия на всем фронте. Необходимо обкатать вас в боях, как отдельными соединениями, так и целиком. Командарм прав, что расстояния и ответственность огромны. Решается судьба войны, судьба нашего пролетарского государства. Доведите это до бойцов. А на сегодня всё. Девятый корпус должен быть приведен в полную готовность к 15-му числу. У вас девять суток, товарищи Соколов и Петунин. Петрович, за мной! Зря ты эту канитель затеял. Какие они комкоры? Вчерашние комдивы. Ни одного дельного предложения, дальше носа своего пока не видят. Впрочем, пусть осознают глубину той задницы, которая образовалась. Территорию придется сдать, иначе силы противника не растянуть. Про веточку ты вспомнил вовремя, сил прикрыть ее у меня не было, вот и злился, что не дают растащить по углам пятую. Освоишься – перебирайся ближе ко мне. Твои литерные заняли ветку на Сталинград, передовые уже в Тихорецкой. Что у тебя с М14?
– К вечеру начну сборку первых 40 штук, 844-й перебросит, сейчас они сели на дозаправку в Сталинграде, в Выставе места мало и с горючкой тоска. Литер им присвоили, но ушло всего два эшелона по десять вагонов, 80 штук. Еще два грузят. Тут Москва предлагает расчеты для них, я отказываться не стал, но они в Горьком, в Мулино. Направил их через Астрахань.
– Разумно, так как твои и так все пути перегородили. Пробки, мама-не-горюй, образовались. Что с летным составом?
– Поупрямились, но учатся, удалось вырвать два почти готовых бомбардировочных полка для них. Будем использовать их для переброски боеприпасов. Пока истребителей почти нет, днем их использовать рискованно.
– Немцы продолжили наступление на Краснодар, возможно, что Сталинградский успеет выдвинуться вперед, хотя вряд ли. Сумеет оседлать переправы, значит удержится. Сил у него втрое, но Гордов озабочен только Калачом. Пытается сбыть мне участок от Мелиховской до Цимлянской и 57-ю армию, представляешь?
– Там расстояние до Сталинграда в три раза ближе, чем до Моздока.
– То-то и оно. Что ты там из Тегерана заказал? С утра меня дергают!
– Бомбы малокалиберные AN-M-40, AN-M-41 и штатные кассетные держатели к ним. Командир 244-го бап пожаловался в телефонном разговоре, что летают с 75 процентами нагрузки. Отсеки рассчитаны на подвеску 124-килограммовых бомб, прицелы тоже, подвешивается такое же количество 100-килограммовых. Кассетных подвесок для малокалиберных бомб нет. В таком виде, при бомбежке с горизонтального полета, резко снижается эффективность применения. Позвонил в Тегеран, возможность поставки существует, но ее никто не использует.
Буденный покивал головой, но ничего по этому поводу не сказал, переключился на М14 и сроки комплектования гвардейской минометной дивизии.
– «Малышка» твоя впечатление производит, особенно в штатном исполнении, но действовать будем с колес, как и планировали. Автомашины пришли?
– 600 штук, двести «виллисов» и четыреста «доджей». Часть «доджей» имеют спаренную зенитную установку 12,7.
– Ускорь переброску М14 по воздуху. Чует мое сердце, немцы вот-вот перережут дорогу.
– Прикрыть нечем транспортники, стоят в Сталинграде до темноты, но еще 16 «дугласов» заканчивают работу в Ленинграде и подключатся к этой работе. К 12-му должны перебросить все то, что не вошло в железнодорожную поставку.
– Прибудет твоя 327-я – отзвонись, будем гвардейское знамя вручать.
– Есть! Я планирую переукомплектовать ее, раздать побатальонно по имеющимся мотострелковым дивизиям, чтобы ускорить обучение.
– Решать, конечно, тебе, но я бы этого не делал. Впрочем, смотри сам. Тебе армию в бой вести. Бывай! Не провожай!
Я пожал протянутую руку и отдал честь. После того как командующий уехал, я провел всеармейское совещание политработников. А вы как думали? Я, что ли, буду агитировать личный состав и следить за тем, чтобы в котлах была полная норма? Это тоже нужная организация, и без нее было бы много сложнее поддерживать дисциплину, настраивать людей, следить за порядком в частях, разбирать жалобы военнослужащих. Потом навалились всякие разные бумажки, их не просто много, их чертовски много. И не дай бог, что кто-нибудь куда-нибудь хоть одну не отправит! Или подпись на ней будет отсутствовать. Пока читал и ставил автографы, так и рука заболела. Частей много, за 400 тысяч человек отвечаю непосредственно. Подписав крайнюю в папке, вышел в сад покурить, распахнув окно перед этим, иначе не уснуть будет от запаха табака. Он здесь резковат и крепок. Возить более слабый из Москвы специально для себя любимого я еще не научился. Да и вряд ли сам буду это делать. «Беломор» Моршанской табачной фабрики – изрядная гадость для человека, привыкшего с 82-го года курить «Кэмел», но за неимением гербовой что-то делают с кухаркой, поэтому наслаждался тем обстоятельством, что день закончился, всю бумажную работу выполнил. Имею полное право покурить в темноте и чуть отдохнуть. Как же, дадут тебе эту возможность! Из темноты выскакивает коренастый крепко сбитый старший лейтенант, его рука летит к козырьку:
– Тащ комиссар, разрешите обратиться! – а в руке у него какой-то пакет, рассыльный какого-нибудь штаба, наверное, петлицы – авиационные.
Несмотря на легкое нарушение, он не представился, я сказал:
– Что тебе? Пакет? Давай сюда!
– 216-ю ИАД вам переподчинили? Рассмотрите мой рапорт, тащ комиссар. Разрешите идти?
– Ну кто ж так рапорты подает, лейтенант! Представьтесь и коротко доложите суть дела! С Уставом, что ли, незнакомы? И почему без оружия?
– Под домашним арестом я, в туалет вышел. Старший лейтенант Покрышкин, и.о. командира второй авиаэскадрильи 16-го гвиап.
– А сюда как попали?
– Через забор, как все, кто права не имеет войти через калитку.
– Хороший ответ! В чем дело?
– Арестовали меня на неопределенный срок и отстранили от полетов. А полк на новые машины начал переучиваться. Говорят, что возбуждено какое-то уголовное дело, товарищ комиссар, но уже три недели держат под домашним арестом, а с делом так и не познакомили.
– Так о чем дело?
– Так это еще в мае было. Мы в Моздоке переучивались в 6-м утапе, так как у меня в эскадрилье «зеленых» не было, то нас ставили на вылет на самое позднее время, мы садиться по огням можем. Как ни придем в столовую, наш стол объеден дочиста. И так тыловая норма, а летную выдают только после полетов, так и той лишают. Грозили нач столовой, старшему повару, официанткам, они отнекиваются, что столы были накрыты, вас всех в лицо запомнить невозможно. И хоть на груди у нас значок «Гвардия», кто-то садился за наши столы и подъедал всю гвардейскую надбавку. Как-то зашли, за нашими столами сидит восемь человек в летных комбинезонах. А за такое дело у нас в ФЗУ морду били! Не твое – не трожь! А они еще и в бутылку полезли, в общем, мы им накостыляли, но в результате выяснилось, что не тем и ни за что. Они сели за столы, на которых было чисто, мы опоздали на 15 минут. Извинились перед ребятами, мировую распили, на следующий день улетели под Изюм, там какая-то операция начиналась на контроле Ставкой, и больше мы в Моздок не возвращались. Вот, говорят, за это. Но бумаг я еще не видел. Я в этом полку с 39-го года. У нас командир сменился, майор Иванов попал в аварию, и есть вероятность, что ему руку отрежут, винтом от У-2 зацепило. Он учил меня летать. А командиром поставили человека из другого полка, 131-го. Он у нас недавно, нас «усилили» в марте. Эскадрилью неполную перебросили, ну и этого прислали, старшего политрука. Нашей бывшей дивизией командовал последнее время полковой комиссар Белюханов, так он везде «своих людей» расставлял. После своего назначения новый командир нам сказал, что «ивановскую дурь из нас выбьет». Я выступил и сказал, что гвардейцами мы стали под командованием Иванова, а 131-й так в линейных и болтается. Через пять дней меня посадили под домашний арест. Сейчас эскадрилья переучивается, а я уже два дня пропустил. Потом скажут, что не сумел переучиться, значит, придется уходить в другой полк.
Этот случай я, конечно, знал, только у меня название дивизии, в которой служил Покрышкин, полностью выскочило из головы. Насколько я помню, она была 9-й гвардейской. Я прошел к другому окну штаба и постучал в него, поманил помощника начштаба, и он вышел на крыльцо.
– Прокурора армии ко мне вызовите, с делом старшего лейтенанта Покрышкина, 4-я воздушная армия.
Историю эту я, конечно, знал, и то, что он продолжит службу в этом же полку, тоже. Но вопроса вмешиваться или нет не стояло: времена изменились, время сдвинулось, сумеет он попасть к «старому» комиссару полка или нет – черт его знает. Так что я вытащил пачку папирос и предложил ему успокоиться и закурить.
– Так это вы обнаружили колонну, выходящую из Барвенкова?
– Когда?
– 19 мая.
– Да, у меня большая часть боевых вылетов на разведку.
– Я просил найти того летчика, который это сделал, и наградить его. Получили что-нибудь за Барвенково?
– Все ходатайства, в том числе на звание Герой Советского Союза, отозваны, еще до ареста. Видел запись об этом в штабе полка.
– Это – хорошо. Не забудьте сказать про это прокурору.
Тот появился минут через пятнадцать. Тоненькое «дело» было у него в руках.
– Товарищ комиссар! Я познакомился с делом, оно «шито белыми нитками». Во-первых, нет заявления пострадавших, во-вторых, инициировано сторонней прокуратурой, в ведение которой не входит район дислокации как 16-го полка, так и 26-го пап. Дело можно закрывать.
– А почему не закрыли и держали под арестом старлея Покрышкина?
– А мы его не арестовывали. Кто это сделал – я не в курсе. Я с делом познакомился только что. Следователь по нему еще не назначен. Даже если инцидент в Моздоке имел место быть, это прерогатива не прокуратуры, а командования полка и дивизии, так как заявления пострадавших нет. Нет заявления – нет дела. Дело я закрываю, товарищ комиссар. Старший лейтенант, распишитесь!
– Макарьев! Командира 16-го гвардейского ко мне! Аркадий Леонидыч, давайте разберемся до конца. Не возражаете? Тут есть несколько обстоятельств, вот, почитайте. Налицо зажим критики.
– Ну, в протоколах наверняка все чисто!
– Не сомневаюсь, так что придется собрать сведения.
– Будет исполнено, товарищ комиссар.
Классика жанра! Подполковник Исаев прибыл, находясь в состоянии алкогольного опьянения, а это не фронт, здесь «фронтовые» не выдают. Да еще и полез в бутылку! Я его арестовал. Впоследствии выяснилось, что переаттестацию в 57-й армии он не проходил. Там не нашлось оригиналов его «вопросника». Более того, в тот день, когда батальонный комиссар успешно прошел комиссию и стал сразу подполковником, никакого заседания аттестационной комиссии и быть не могло. Штаб армии в это время снялся с места и маршем направлялся в Миллерово, так как противник прорвал фронт и приблизился к станице Глубокой. А через несколько дней дивизию передали в 4-ю Воздушную армию.
Повторная аттестация, проведенная уже в 5-й Ударной, закончилась тем, что он получил звание капитана, на две ступени ниже, чем по оценке в 57-й. Во-первых, предыдущее повышение произошло два месяца назад, звание батальонный комиссар им было получено в конце апреля. Выяснилось, что за время пребывания в 16-м гвардейском полку он не совершил ни одного боевого вылета: к этому времени исправных самолетов И-16 полк не имел, самолеты Як-1 и МиГ-3 не были им освоены. В учебно-тренировочном полку он произвел 6 полетов на «яках», из них один самостоятельно на Як-1, а остальные на Як-7. После назначения на должность командира полка ни одного боевого вылета не совершил. Два полета на Як-7 в качестве проверяющего. По оценке инструкторов 25-го зиап, летные навыки у него утеряны, к переходу на «кобры» он не готов. 4-я ВА отозвала капитана Исаева из 5-й Ударной и направила его в 8-ю отдельную эскадрилью связи.
Командиром 16-го полка назначен штурман полка капитан Крюков, произведенный в тот же день в майоры. Он уже выполнил самостоятельные полеты на Пэ-39. 8 августа он доложил, что вторая эскадрилья полностью перешла на «кобры». В эскадрилье имелась одна машина P-39L-2, фоторазведчик с двумя камерами «Кодак». Это было именно то, что требовалось, то, что называется: еще вчера.
– Отлично, майор! Передайте мою благодарность эскадрилье и готовьте ее к вылету. Требуется провести разведку на всем протяжении фронта. Подвесные топливные танки у вас есть. Группа прикрытия – обязательно, и не меньше «восьмерки». Маршрут длинный, предусмотрите смену для прикрытия. По готовности звоните мне, я подъеду и поставлю задачу.
Крюков перезвонил через тридцать минут, я приехал и увидел в строю только восемь летчиков. Первым стоял старший лейтенант Покрышкин.
– Вы успели освоить машину?
– Успел, товарищ комиссар. Я учился вместе со всеми, только после их занятий, ребята конспекты приносили, хоть я и был выведен из состава полка. Они же меня сюда из Моздока и привезли на Як-7б, как мы техников перевозим.
– Кто пойдет на разведчике?
– Ну, я вроде как штатный. У меня вылетов на разведку больше всех в полку. «Элка» – это моя вторая машина. Камеры проверял, настраиваются они легко, прямо из кабины.
– А почему восемь, а не девять?
– Да нет надобности светить, что один из нас разведчик. Просто облет района. У меня и красноармейца Степанова самые большие птб на 568 литров, остальные берут 284. Шестерка Речкалова сменит шестерку Федорова у Октябрьской.
– Ознакомьтесь с имеющимися данными по обстановке на 11.00. На свои карты не переносить. – Я достал и передал, подготовленную разведотделом армии, «километровку».
Когда карту мне вернули, я подозвал Покрышкина.
– Вам, старший лейтенант, посадка – вот здесь. Я буду ждать вас там.
– Есть! На старт не ходите, товарищ комиссар. Разрешите идти?
– Да, ни пуха, ни пера!
– К черту! По коням, мужики!
У меня в Моздоке были и еще дела, поэтому через час выехал туда. Буденный задержал все эшелоны с 327-й дивизией там. Сегодня должны были прибыть два последних эшелона. Они шли с большой задержкой, так как два дня потеряли на том, что расчищали себе дорогу. Немцы попытались перерезать ее у станции Ельмут. Это были не основные их силы, а моторизованная разведка, действовавшая на значительном удалении от линии фронта. По глубине это составляло 128 километров. Именно из-за таких рейдовых групп, противник и смог понять, что между Доном и Волгой войск нет. Три роты 1098-го полка, две батареи 389-го противотанкового дивизиона и шесть орудий 376-й зенитной батареи атаковали противника, сожгли четыре танка, шесть самоходных установок, двенадцать БТР и 25 грузовиков. И удерживали рубеж, в ожидании следующего эшелона с нашими частями. Затем, поменявшись местами, пошли замыкающими, прикрывая эшелон с госпиталем и разведбатом, в котором тяжелого вооружения не было. Они прибывали в 12.30, на 13.00 назначено построение дивизии, которая становилась 64-й гвардейской Мгинско-Синявинской мотострелковой дивизией.
Все предыдущие эшелоны прибывали в обычной полевой форме и не выделялись среди массы военнослужащих, находившихся в этом районе. А два последних поезда произвели фурор. Времени было в обрез, им заранее не сообщили о том, что будет «торжественная часть», поэтому они прибыли на построение полностью экипированными в новую полевую форму. Построение происходило на Троицком поле колхоза имени Павших борцов за революцию.
Село Троицкое – старинное военное поселение. Сверху напоминает табор, оборонительный круг, со свободным центром. Внутри станицы – пастбище. Места здесь никогда не были спокойными и мирными. «По камням струится Терек, плещет мутный вал. Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал…» – вот такие колыбельные песенки пело здесь население. Старинную оборонительную стену вокруг станицы, правда, давно снесли, но она осталась, как бы вложенная в архитектуру станицы. Батальон Крутикова не успел переодеться, но зато подогнал под цвет степей свой камуфляж, поэтому сильно выделялся желто-зелено-красно-коричневым пятном на левом фланге. Приняв доклад, выслушав гвардейскую клятву и вручив Гвардейское знамя, маршал не замедлил переместиться на тот фланг и внимательнейшим образом рассмотрел бойцов 2-го батальона. «Буденовка» не случайно носила его имя. На протяжении всей его службы в РККА он уделял постоянное внимание униформе и снаряжению бойцов. Причем лично испытывал все образцы. А тут, так получилось, что я влез в его епархию, а его самого на юг «сослали», поэтому он этих образцов даже не видел. Кто-то, и даже догадываюсь: кто, зная крутой нрав маршала, приказал «гусей не дразнить до приезда барина», и эта амуниция оставалась на складах 5-й Ударной. Ее только начали подготавливать к выдаче личному составу. К тому же требовалось изменить окраску маскировочного комбинезона, так как все вокруг выгорело, то требовалось большое количество неокрашенной мочалы. Цветом она точно повторяет цвет высохшей травы. Она поступила, теперь «носители серпа и молота со звездой», интенданты, готовят ее к выдаче. Но Буденный ее еще не видел.
– Ну-ка, боец! Сними свою мохнатку! Как же он боеприпасы-то достанет?
Сержант Богомолов быстро сунул руку под клапан маскхалата и достал оттуда рожок для «папаши».
– Там что, карман, што ле? Скидывай, скидывай, у тебя мой размер примерно.
Сержант дернул тесемку на груди и на поясе и снял удлиненную куртку. Когда подал ее маршалу, тот с ходу спросил:
– А чё тяжелая такая?
– Там два магазина, четыре «феньки» и нож.
Буденный захотел надеть на себя балахон, но я остановил его:
– Тащ маршал, без рюкзака и разгрузки она будет вам велика. И учиться пользоваться всем этим лучше и безопаснее на полигоне. Давайте мы просто покажем, как все это снаряжение используется. Навык требуется.
Я передал обратно сержанту его балахон, показал рукой на следующего командира отделения и подал команду:
– Отделению занять рубеж атаки у прохода через кусты! Бегом марш!
Несмотря на то, что до их позиции было всего метров пятьдесят, как только кусты перестали шевелиться, бойцов стало не видно. Буденный махнул рукой адъютанту, и тот дал ему бинокль.
– Отделение, в атаку, вперед! – скомандовал Семен Михайлович.
Но вместо отделения с промежутком в пару секунд выскочило всего два бойца, упали и перекатились в стороны, а в это время из других мест выскочила еще одна пара, и таким образом, используя в качестве защиты редкие кусты на этом поле, две боевые группы довольно быстро, передвигались, прикрывая друг друга.
– Отставить! – подал команду маршал и недовольно повернулся ко мне. – За танком они так же пойдут? В цепь не развернутся?
– За танком они пойдут за танком, прикрываясь им от пулеметов. Потерь будет меньше. А чтобы убедиться в том, что это будет более эффективно при атаке, насыщенной пулеметами, обороны, надо посмотреть на это со стороны противника.
– Пошли! Трантин! Уводи людей. Пулемет прихватите. – И маршал зашагал по тропинке на околицу села. Там, в теньке под деревом, попросил поставить пулемет.
– Сержант! Вон там есть траншея. Рубеж атаки. Понял? Бегом!
До траншеи было 500–600 метров. Стандартная, можно сказать, дистанция. Пока красноармейцы отбегали, чтобы занять позицию, мне пришлось напомнить маршалу, что в отделении два снайпера, два пулеметчика и два гранатометчика, четыре автоматчика и командир отделения. Пулемет с этой дистанции они уничтожат сразу, как только он откроет огонь.
– Не болтай, давай ракету! – а сам лег за пулемет. Поводил стволом, обзор у него узкий. Через две минуты раздраженно спросил: – Ну и где они?
– Наступают.
Бойцы появились справа и слева от него, обстрелять их одновременно из одной точки оказалось невозможным, причем три человека атаковали позицию с обоих флангов, куда маршал и развернуть пулемет не мог, а прямо напротив позиции встал снайпер, так что дырка во лбу была бы обеспечена. Все снайпера, пулеметчики и гранатометчики сказали, что позиция ими условно обстреляна, так как пулемет был виден как на ладони. На всю атаку ушло чуть больше четырех минут.
– Здесь не интересно, товарищ маршал, кустов много, вряд ли вы нас видели до рубежа сто метров, – сказал сержант.
– Давно воюешь, Богомолов? – Буденный выбрал его отделение для показа, а не непонравившееся первое.
– От Двинска до Мясного Бора. И в атаки набегался, три легких и одно тяжелое. И тоже сначала смеялся и говорил: «Нафиг это нужно, все равно отцы-командиры погонят цепью на пулеметы». А командарм сказал: учитесь воевать бескровно и думать, что делаете. Теперь в атаку, как на работу ходим.
– Потери были?
– Ну, куда ж без них? Двое с осколочными подо Мгой, минометы. Пулевых – не было.
Буденный повернул голову ко мне:
– Теперь понятно, почему ты хочешь распределить их по всем дивизиям. Добро! Всё, время! Где твои разведчики?
– Пока не знаю. Алексеев, запроси!
Из моего «доджа» заработал на ключе радист. Маршал махнул рукой, понимая, что это будет бесконечно долго, и зашагал к своей машине. Но мы еще не успели выехать в сторону моста через Терек, когда лейтенант доложил, что произведена смена охранения, они подходят к Краснодару, затем Крымская и домой, через час – сядут. Приказал водителю догнать машину комфронта и передал тому на ходу сообщение. Тот показал знак: «Делай, как я». За мостом маршал свернул не к себе в штаб, а поехал прямо на аэродром. Там, пока ждали разведчиков, он приказал генералом Трантиным заменить Бобкова в 5-м гвардейском корпусе.
– Жаль: маловато вас.
– Время поджимало, даже не всю дивизию переместили, ей требуется переукомплектование. Будет пока у меня в резерве, а в ее школах сержантов подготовим младший командный состав для всей армии. Полигонов – хватает.
– Заеду, посмотрю, что это такое. Генштаб спустил приказ о них, но не предоставил пока данных о том, как их строить.
Я доложил, что в Грозном обучаются слушатели курсов «Выстрел», готовят инструкторов для всех стрелковых соединений. И что завтра ему покажу тренировку инженерно-саперных частей.
– И пехоты! – ответил маршал и погрозил мне пальцем. Заинтересовало его то обстоятельство, что он сам, со станковым пулеметом, не смог отразить атаку одного отделения.
Над Кизляром показалась пара «кобр», которые сели с ходу и направились в сторону наших машин. Остановились неподалеку, на капотах и крыльях видны следы пороховых газов. Видимо, вылет был не самым простым. Открылись дверцы, оба летчика спрыгнули на землю, наклонившись прошли под крыльями, оба хлопнули машины в районе крыльевых пулеметов.
– Товарищ маршал! Вторая эскадрилья 16-го гвиап произвела разведку и фотографирование линии фронта на участке Цимлянская – Крымская. Противник пытался помешать выполнить задание, начиная с района Егорлыкской до Тимошевской, трижды пришлось отбивать атаки противника. Нашей парой сбиты три самолета противника. Один мной и два на счету красноармейца Степанова. Степанов открыл счет нашего полка на «кобрах».
– А почему летчик и красноармеец?
– А он у нас «самоходчик», у него вся сила между ног, был сержантом, – улыбнулся Покрышкин.
– Давно сняли? – спросил Семен Михайлович у Ивана Степанова.
– В апреле, товарищ маршал.
– Давно он у вас? – задал вопрос Буденный Покрышкину.
– С июля сорок первого, он сорокового года выпуска. С августа сорок первого мой ведомый.
– Цепляй кубик, «самоходчик», и дисциплину больше не нарушай. Благодарю за службу, товарищи командиры.
– Служим Советскому Союзу.
– Поехали в штаб, лейтенант. Сергей Петрович, подхвати его.
– Есть! Иван, машины убрать и дозаправить!
– Есть!
Пока фотографы проявляли пленки, а Александр Иванович писал «легенду», Семен Михайлович пригласил меня пообедать. Его разговор постоянно «соскакивал» на подготовку стрелковых соединений. Он, как и многие командиры, видел, что полки укомплектованы недостаточно, и по своей сути уступают немецкому полку втрое или вчетверо. Пришлось отдать ему за обедом штаты, по которым укомплектованы полки во 2-й и 5-й Ударной, и сказать, что я имел разговор об этом с Верховным. И получил карт-бланш на комплектацию мотострелковых полков и дивизий. Опробовали этот вариант комплектации под Ленинградом. Но там, из-за лесисто-болотистой местности, танки действовали во втором эшелоне, в основном использовалась пешая пехота, а танки обеспечивали ей огневую поддержку. Здесь – степь, удобнее всего использовать полки на бронетранспортерах, но их пришло всего 2000, этого количества хватит вооружить только 15 полков, 5 дивизий, то есть только половину армии или ее треть, если пять дополнительных дивизий придут из Сибири без них. Остальные полки останутся «вооруженными» «студебеккерами», которые в бой не пошлешь. Пока распределим их по одной мотострелковой в каждый корпус. И будем ждать их дальнейших поставок, для полной комплектации.
– Концепция у тебя совершенно другая. – Маршалу нравилось использовать «научный стиль» в разговорах. – У тебя получаются танковые полки с мощной пехотной поддержкой. Да и полком его можно назвать только из-за численности, а так это минимум бригада по огневой мощи.
– Так и стояла задача поднять именно огневую мощь.
– Угу, понял. Что с реактивными минометами?
– Доставлено 248 штук, остальные следуют эшелонами, но путь на Тихорецк фактически перерезан.
– Они прибыли в Астрахань, перегружают, но еще три-четыре дня будут идти.
– Автомобили для них готовы, можно перегнать их в Астрахань, там должны быть бойцы, которых командование частей ГМ предоставило.
– Опасно перегонять автомобили, поступило сообщение, что в степи, у колодца Тавун-Усун-Кудук, появилась банда, численностью до эскадрона с тремя орудиями.
– Тогда тем более требуется перегонять, да и с бандой 17-й дивизии помочь разобраться. Вооружены машины неплохо, на всех имеются пулеметы, либо «браунинги», либо «дегтяревы» с ленточным питанием.
– А где их столько набрал? Они же только приняты на вооружение.
– Приставку для них в моей бригаде сделали, так что все это из-под Гродно, там налажен их выпуск почти год назад, ну, а оформили через ГАУ недавно. Забрал все имевшиеся, и немного получили из Коврова.
– Тогда отправляй, и так, чтобы реактивщиков была возможность забрать. И вот что еще: давай-ка первый полк этой дивизии в Армавир направим.
– Там же прикрытия нет.
– Сейчас переговорим с этим летуном, аэродром там есть, и даже капониры имеются. Комплектовали мы их под это дело, – недовольным голосом проговорил Буденный и начал активнее жевать, всем своим видом показывая свое неудовольствие возникшими сложностями.
Наступление немцев на Краснодар активно продолжалось. Силенок у 56-й и 18-й армий явно не хватало, но риск потерять целый полк реактивной артиллерии и свежепереформированный полк на «кобрах» был велик. И ерепенился не только я, но и командование 4-й Воздушной. Мое требование увеличить полки 216-й авиадивизии и довести их до штатной величины в 65 машин, тогда как численность истребительных полков в 4-й была 16 самолетов, привело к тому, что 217-я дивизия осталась практически без летчиков. И даже ее не хватило, пришлось «грабить» Ейское и Армавирское училища летчиков, откуда забрали три полка. Но вчерашних курсантов невозможно быстро пересадить на «кобры», поэтому их направили в полки, где были «яки», а тех, кто выпускался на И-16, направлять в учебные полки Закавказья переучиваться на Ла-5 и Р-39 по полной схеме.
Мы перешли в оперативный отдел, где заканчивали переносить обстановку на карту. Лист по-прежнему действовал в плотных порядках, а уничтожением и дезорганизацией наших коммуникаций занимались достаточно многочисленные маневренные группы и люфтваффе. Растянуть его порядки пока не получалось. Принятое решение перебросить реактивный полк в Армавир и задействовать его на направлении Тихорецк – Краснодар выглядело вполне привлекательным. Дело оставалось только за «летунами». Они были рядом, и их вызвали в штаб фронта. Пока командующие ехали, Семен Михайлович «пытал» Покрышкина, на тему того, насколько полк целиком освоил «кобру».
– Три эскадрильи должны сегодня закончить обучение, моя уже готова и облетала свои машины.