Закон мутанта Силлов Дмитрий

И было еще одно. Этот жуткий с виду восход разгорался не на востоке, как заведено природой. Его эпицентр явно был немного севернее – там, где за сплошной стеной корявого мутировавшего леса над линией горизонта возвышалась знаменитая труба Третьего энергоблока.

И уже ясно было, что не восход это, а выброс. Загадочное смертоносное явление, волна неведомой энергии, вырывающаяся порой из недр разрушенного реактора и повторяющая путь радиоактивной пыли при аварии на ЧАЭС в 1986 году. Спастись от него можно было, зарывшись ниже уровня земли, скорчиться в любом старом подвале, в любой яме, и переждать, пока над тобой пронесется губительный вихрь цвета крови. Также для этого подходили здания, сохранившиеся со времен той давней аварии – их выброс почему-то обходил стороной…

– Я что сказал, мля?! – заорал сержант, видя, что я медлю выполнять его приказание.

– А ты не ори, а лучше скажи – жить хочешь, капрал? – спокойно сказал я, роняя наручники в грязь. – И пацанов своих спроси – они как, не против к мамкам вернуться или предпочитают погибнуть смертью храбрых?

Сержант, не ожидавший подобного монолога от пленного, сделал шаг вперед, занося автомат, чтобы ударить меня прикладом в лицо, – и внезапно замер.

Почувствовал, солдафон толстокожий. Лучше поздно, чем никогда.

Это все чувствуют. Беспричинный страх, появляющийся внезапно, заставляющий каждый нерв вибрировать, словно натянутая струна, по которой щелкнули ногтем…

Военный резко обернулся – и, надо отдать ему должное, среагировал правильно. Другие в подобной ситуации стоят в ступоре, открыв рот, и, мысленно попрощавшись с этим миром, думают только об одном – лишь бы все случилось быстро и не больно.

– Все в вентиляцию! – заорал он, ткнув пальцем в разрушенную шахту, откуда только что вылезли мы с Томпсоном.

Что ж, это и правда было единственное укрытие в обозримом радиусе. Кругом развалины научного центра, и чуть поодаль от них – вот эта шахта, ведущая вниз. Под землю. Туда, где выброс не достанет…

Правда, сержант не учел одного. Его бойцы тоже увидели, что на них надвигается, и ринулись спасаться.

Все одновременно.

Они толпой ломанулись к шахте, распихивая друг друга локтями. Молодые, сильные, тренированные – но ни разу не побывавшие в реальном бою, где от взаимовыручки зависит, выживешь ли ты вместе с напарником, или вы оба погибнете.

Но сейчас они думали лишь о своих жизнях. Каждый старался залезть в вентиляцию первым, и в результате возле шахты возникла толкучка, мгновенно превратившаяся в драку. Напуганные люди часто превращаются в зверей, рвущих собратьев по стае ради призрачной надежды остаться в живых.

Моментально стало ясно, кто что из себя представляет. Самый здоровый из команды в первую же секунду рухнул как подкошенный, словив краем челюсти мощный удар кулаком. Еще один боец согнулся в поясе от того же… Надо же, обоих вырубил невысокий коренастый парень с погонами рядового, который махался на уровне не меньше кандидата в мастера спорта по боксу.

Правда, с третьим ему не повезло. Один из бойцов отпрыгнул назад и срезал боксера очередью из автомата. А потом еще двоих, стоявших на пути к полуразрушенному вентиляционному колодцу, после чего рванул туда сам…

Но не добежал. Сержант, вскинув автомат, прицельно вогнал ему пулю в затылок. Молодец, кстати, для своего юного возраста – так стрелять на нервяке не каждый сумеет. Хороший бы из него сталкер мог получиться…

Но не получился.

Потому что нас накрыл выброс…

Это было похоже на невидимое цунами, которое всех швырнуло на землю, придавило к ней многотонной массой, грозя расплющить, превратить в лужи из раздавленного мяса… Мне приходилось умирать, и я знаю это ощущение, когда из тебя словно выдирают провода, по которым течет жизнь, и ты вот-вот погаснешь навсегда, как перегоревшая электрическая лампочка…

Я не знаю, сколько длилось это мучительное ощущение – секунду или несколько часов. Адская боль, пронизывающая все тело, притупляет чувство времени…

Но внезапно мне стало легче.

Отпустило…

Все? Я умер?

Ответ пришел незамедлительно – рядом со мной раздался стон. Ага. Если это не грешник-сосед по вечным мукам в аду, то, видимо, я все еще жив… почему-то.

Ибо под выбросом не выживает никто.

Я открыл глаза. Все тело словно окаменело, и это простейшее движение далось мне нелегко, отозвавшись неслабой болью в веках. Но я ко всяческим мучениям привычный, поэтому просто подождал, пока рассосутся красные пятна перед глазами – и увидел Томпсона.

Полицейский лежал на земле, скорчившись в позу эмбриона. Его бил озноб, но это дело поправимое. Главное – живой и вроде не раненый. Странно. Даже более странно, чем то, что я жив. Меня, может, Зона пощадила, все-таки я оказывал ей некоторые услуги, да и я ее Легенда вроде как. А Томпсон фактически «отмычка», никаких особых заслуг у него перед Зоной нету, потому объяснение может быть только одно. Причем равнозначное для нас обоих.

Мутанты под выбросами не умирают. Зона щадит своих детей – в отличие от людей, которых, похоже, считает заразой, прижившейся на ее теле. И потому так или иначе старается уничтожить. Аномалии, мутанты, выбросы, пули конкурентов – все против нас, сталкеров, которые хоть все в той или иной степени мутанты в зависимости от того, как долго они шатаются по зараженным землям, но от всего вышеперечисленного дохнут так же, как и самые обычные люди.

Однако я знал лишь об одном случае, когда человек выжил под выбросом. Хотя… не человек, конечно. Мутант-псионик, родившийся в один день с городом Припять, только человекообразный. С первого взгляда и не поймешь, что мут рядом с тобой. Сталкер и сталкер, каких много по Зоне шарится…

А теперь, стало быть, получается, что таких мутантов трое. Я – и, что удивительно, импортный полисмен-«отмычка», которому по всем канонам первому положено в Зоне помереть.

Но – не помер.

Как и я…

Не думал я, конечно, что стал настолько не-человеком, которого выброс не берет. Но, с другой стороны, вряд ли это повод грустить. Потому что я жив, а вокруг меня – трупы, каждый из которых пережил алый смертоносный вихрь по-своему. У одного череп лопнул, мозги вывалились наружу – как и глаза из глазниц, что свешиваются с лица на ниточках нервов. У второго живот разорвало и обрывки кишок из него на метр выбросило. Третьего вообще расплющило в кровавую кляксу. Жуть, конечно, но это – Зона, где я и пострашнее смертей насмотрелся.

А вот двое бойцов просто умерли. Ни ран, ни даже синяка. Лежат себе, будто заснули, только не дышат. И у одного за спиной канистра литров на двадцать, причем я точно знаю с чем. С обеззараженной водой для всего отряда. Очень уж бойцы с Большой земли опасаются местную воду пить, что, впрочем, и правильно. Попьешь из ручья – глядишь, и под выбросом выживать начнешь, а это уже вообще ни в какие рамки.

Два мертвых бойца в нулевой униформе и канистра с водой весьма меня вдохновили. Настолько, что я, превозмогая адскую ломоту в теле, поднялся на ноги, подошел к мертвецу, отстегнул у него со спины тяжелую стальную емкость, проверил, точно ли вода, – и, увидев, что не ошибся, принялся стаскивать с себя одежду. Вернее, те лохмотья, что от нее остались.

Что на войне, что в Зоне у бойца удовольствия одни и те же: поесть побольше, поспать подольше и помыться – хоть как-нибудь. Потому что когда все тело свербит и воняет, то и еда не в удовольствие, и сон так себе. В моем же случае я не вонял, а смердел хуже давно разложившегося трупа. Так, что если принюхаться, то можно банально задохнуться, как от отравляющего газа.

Стирке то, что на мне было надето, не подлежало, потому было просто брошено на траву. После чего я нашел в рюкзаке мертвеца кусок советского хозяйственного мыла и, черпая воду трофейной алюминиевой кружкой, принялся мыться по-военному. То есть хоть как-нибудь.

Пока я, кряхтя от счастья, отскребал с себя чужую запекшуюся кровь и свою засохшую блевотину, Томпсон перестал стонать и, понемногу разогнувшись из эмбриональной позы, поднялся на ноги. Шатало его изрядно, но это явление временное. Главное – живой. Хотя вряд ли втыкающий, что тут вообще произошло и почему не он валяется на земле с пулей в черепе, а те, кто собирался ему эту пулю вогнать между глаз.

– Почему… они мертвые… а мы живые? – еле ворочая языком, поинтересовался полисмен.

– Ты для начала автомат возьми и разберись, как из него стрелять, – посоветовал я. – И будь человеком, посторожи, а то я уже задолбался одновременно мыться и смотреть на триста шестьдесят градусов, того и гляди глаза в разные стороны расползутся.

– Я умею стрелять из автомата Калашникова, – с ноткой уважения в голосе произнес Томпсон, забирая из рук одного из мертвецов его оружие. Ишь ты, какой продвинутый полисмен! Кто бы мог подумать.

Я потратил минут двадцать и всю воду из канистры, отскребая с себя вонючую грязь. Не кончись вода, я б еще скребся. А так пришлось довольствоваться тем, чего добился – уж лучше вонять старым мылом, которое солдатам Призонья выдают до сих пор, чем мертвечиной.

А потом я начал одеваться.

Томпсон с долей брезгливости смотрел, как я снимаю одежду с трупов и надеваю на себя то, что лучше подойдет. Пусть смотрит, думая обо мне что угодно. Когда на войне берешь у мертвого врага необходимое – это трофей, не более того. А Зона – это каждодневная война на выживание. И без трофеев тут выжить просто не получится.

Мертвецы как на подбор были парнями крепкими, самая маленькая камуфла оказалась мне на размер больше. Ничего страшного, бывало уже такое однажды, и я с того времени вообще привык к свободной униформе – ноги лучше летают, если надо кому-то в челюсть берцем зарядить, да и вообще двигаться удобнее. С берцами тоже повезло, нашлись прям точно по размеру, причем слегка разношенные, что однозначно в плюс.

Ну и автоматы «нулевые» тоже весьма порадовали. Хоть Томпсон и воротил свой фейс в сторону от того, насколько привычно и, можно сказать, обыденно я собираю хабар, но трофейный АК ему явно понравился. Вообще прикольно со стороны смотреть на мужика, которому в руки попало хорошее оружие, – хмурит сосредоточенно брови, весь такой деловой, но видно, что того и гляди слюну пустит от счастья. Это нормально, все мы такие, и я не исключение.

Закончив с экипировкой, я собрал с земли стреляные гильзы, которыми промеряю подозрительные участки с гипотетическими аномалиями, сунул еще теплые цилиндрики в карман и кивнул на трупы:

– Если ты не в курсе, хоронить их не будем…

– Я знаю, – перебил меня Томпсон. – Зона похоронит.

– Ишь ты… – слегка удивился я. Как быстро вчерашняя «отмычка» превращается в матерого сталкера…

И призадумался.

На этот раз уже о себе.

Итак, друзей мне спасти не удалось. Жаль, до внутреннего крика, до адской боли, раздирающей душу… Но это – судьба. Зоне не было угодно, чтобы сбылось мое желание, – значит, ничего не поделаешь, так тому и быть. И теперь возникает вопрос: что делать мне? Человеку, у которого Зона отняла единственную цель в жизни. Если нет ее, цели, то какой смысл дальше небо коптить? Мне порой напоминают насчет моего Предназначения уничтожать зло, нести добро… Чушь это все крысособачья. То, что одному – зло, для другого добро, и наоборот. Если это осознать, то однажды придешь к тому, что ты, носитель некоего абстрактного добра, никто иной, как просто убийца. Душегуб, оправдывающий свое маньячество высокопарными речами и придуманными принципами…

– Это не так, – сказал Томпсон.

– Что не так? – не понял я.

– Ты задумался и говорил вслух, – пояснил полицейский. – Добро не абстрактно. Оно конкретно. Когда я стреляю в дилера, из-за которого дети становятся наркоманами, я не сомневаюсь, правильно я делаю или нет. Когда я убиваю бандита, зарезавшего женщину ради сотни баксов, я уверен, что прав на все сто процентов. Я дал клятву своему народу служить ему и защищать его от всякой мрази. Это мой закон, которому я следую и буду следовать, даже если ради этого придется лишать жизни тех, кто ее недостоин.

– Красиво сказал, – кивнул я. – И личный закон у тебя хороший. Но я так скажу – нечего тебе делать в Зоне, Джек Томпсон. Ты там нужен, у себя дома. Здешняя грязь – не твоя, и разгребать ее – это не твое дело. Каждый человек хорош на своем месте.

Полицейский покачал головой.

– Не человек я. Мутант, ты ж сам сказал. Не примут меня обратно… таким.

– Не согласен, – хмыкнул я. – Если твой начальник не идиот, ему точно пригодится полисмен, способный одним лишь окриком посадить на задницу любого преступника.

– Может, ты и прав, – с ноткой тоски в голосе проговорил Джек. – Но все равно не выйдет. Я понятия не имею, где нахожусь, и вряд ли найду выход из Зоны.

Хммм… Ведь он прав. По-хорошему, Томпсону на север надо, к Стене, которую охраняют его земляки. И если идти к ней кратчайшей дорогой, то придется миновать как печально известную Чистогаловку, так и гораздо более знаменитые в этом плане Янов и Припять. То есть прогуляться в непосредственной близости от ЧАЭС, которая словно магнитом притягивает к себе всякую нечисть.

– Вот оно как, значит, – медленно проговорил я.

– Ты о чем? – поинтересовался Томпсон.

– О том, что, по ходу, придется мне тебя проводить до Стены. Думаю, этот подвиг мне Зона зачтет как Долг Жизни за то, что ты спас меня в тот день, когда я должен был убить того, кого убил ты.

– Если ты про ту тварь, что убила мою семью, то ты мне ничего не должен, – сказал Томпсон. – Это была моя месть. И только моя.

– Это твое мнение, – отозвался я, нажав голосом на «твое». – У меня оно иное. Ну что, долго мы тут стоять будем? Тебе в Америку надо, служить и защищать, у меня тоже дел куча. Потому нечего время терять, пошли уже.

– Куда? – слегка опешив от моего напора, спросил Томпсон.

– На север… – сказал я.

Представил, что меня ждет во время этого путешествия, скрипнул зубами и повторил:

– На север.

– Ты, Енот, по ходу с дуба рухнул! Хезать там, где хаваешь, ни разу не по понятиям!

Бандит с узким лицом, действительно похожий на лесного грызуна, широко ухмыльнулся, показав два ряда мелких зубов.

– Понятия на батон не намажешь, – сказал он, погладив ствол обреза, лежащего на коленях. – Так что ты, Кирпич, жало завали, блажишь не в кассу. Третий день Зону топчем, и все без хабара. При таком раскладе любая тема годная, иначе завтра будешь рукава своего клифта глодать с голодухи.

– Это ты, Енот, реальную тему толкнул, – подал голос третий бандит, вольготно развалившийся у костра, самый плечистый из собравшихся – похоже, вожак небольшой группы ловцов удачи. – Отколоться от Индуса и рвануть со свалки дело, конечно, лихое, но чет фарт босяцкий мы с собой из крепости, по ходу, не унесли. А фарт – он как бабло, к филонам не липнет.

– Братва за такое спросит, – нерешительно сказал Кирпич, обладатель широкой красной физиономии и квадратной челюсти, за которую, возможно, к нему и прилипло характерное погоняло.

– Теперь мы сами себе братва, – невесело хмыкнул вожак по прозвищу Вольт. – Сами с себя и спросим за косяки наши. Остальные нам не указ.

Три дня назад он конкретно повздорил с Индусом, который, вернувшись с болот, вновь стал у руля группировки бандитов. Только не всем это понравилось. Странный он стал, Индус тот. Злой как ктулху, нервный какой-то. Чуть что не так – за ствол хватается, одному пацану за мелкую провинность башку прострелил и пояснил, мол, так с каждым будет, кто что-то вякнет против воровского хода. А ход тот, по всему видать, это не понятия бандитские, которым лихой люд веками следует, а его, Индуса, личные хотелки и закидоны.

Также странно было, что он широкий шарф стал носить, будто у него шея мерзнет, словно мордомаз какой с Большой земли. По самый подбородок закутается и ходит, шалым взглядом водит по сторонам, будто крыша у него съехала напрочь. Пацаны поговаривали, что он на болотах Катара, брата своего грохнул, оттого у него чердак и протек. Похоже, так оно и было, потому что Катара с той поры никто не видел.

В общем, взвесил Вольт все за и против и решил, что на фиг ему не уперлась перспектива поймать башкой маслину из-за того, что у Индуса перемкнет ни с того ни с сего. Подговорил он двоих дружков, и ночью они все вместе дернули со свалки. Ну а чо? Куча одиночек по Зоне шастает, хабар добывает не в общак, а для себя, что, положа руку на печень, намного интереснее. Да и когда сам себе пахан, житуха всяко круче, чем если под кем-то ходить…

Правда, с вольной жизнью у троицы не заладилось.

Вояки с КПП «Вильча» конкретно начали бычить на ученых с озера Куписта. Небось, думали, что яйцеголовые – беспомощные терпилы, которых передавить как два пальца об асфальт.

Но изрядно просчитались и на Куписте как следует получили по ушам. Но не откатились, психанули – и началось…

Зарево пожара над Купистой было видно со всех уголков Зоны, плюс свободная радиостанция Зоны из каждого вшивого КПК гундела о том, что происходит… В общем, по совокупности факторов все это сыграло с отступниками злую шутку.

Обитатели Зоны попрятались кто куда, не желая участвовать в крупной разборке. И не только мутанты, но и сталкеры-одиночки, которых на гоп-стоп брать одно удовольствие. Артефакты, которых в Зоне становилось все меньше, вообще будто черти с квасом съели. За три дня ни одного не попалось, даже вшивого «этака». А запасы жратвы, которые были взяты с собой, подошли к концу – на следующий день только позавтракать пара консервов осталась да половина фляги с водой. И – все. Хоть того же Кирпича на шашлык пускай…

И тут Енот толкнул идею – бомбануть торговца, который скупал у бандитов хабар, а после увозил его на Большую землю. Ну и, соответственно, потом возвращался с Большой земли, затаренный жратвой, чистой водой, спиртным, шмотом и дефицитным оружием, которого в Зоне не достать.

Понятное дело, была у того торговца охрана, но дело не в этом. Барыг в Зоне трудилось не так уж много, и они были табу для всех сталкеров. Друг друга грабь, мочи, делай что хочешь – никто тебе ничего не предъявит, кроме тех, в чьей группировке состоял ограбленный и замоченный. А вот того, кто наедет на любого торговца, обязан убить каждый, кому преступник попадется на пути. Такой вот простой и немудрящий закон Зоны, один из многих. И оправданный полностью.

Барыги в Зоне всегда на вес золота. Без них где брать патроны, нормальные продукты, экипировку? Да и хабар скидывать – кому? Артефактами сыт не будешь, и даже если поднял ты знатный хабар, как с ним пробираться через ряды колючей проволоки, которыми опоясана Зона? А у торгашей с охраной кордонов всегда все схвачено. У других кордонные взятку за проход и не возьмут, а лучше пристрелят – никому из них неохота под тяжелую статью попадать.

Но положение было безвыходным, и Вольт согласился на предложение Енота. Отступники знали – сегодня ночью Челюсть, торговец группировки бандитов, пойдет с Большой земли обратно в Зону через КПП «Дитятки», и с ним, как всегда, будет дефицитный груз. И где пойдет, тоже знали. Беспрепятственно проедет через строго охраняемые, но перед ним распахнувшиеся ворота «Дитяток», потом нагло двинет вдоль кордона, на виду у всех пулеметных вышек – так безопаснее, вдруг какой мутант из Зоны выскочит. Продефилирует мимо магазина Жмотпетровича – пусть конкурент побесится, наблюдая за ним через свой перископ – и дальше по раздолбанному шоссе к крепости бандитов.

– На болотах его возьмем, – сказал Енот, ткнув грязным пальцем в КПК, где была отображена карта Зоны. – Как лабаз Жмота проедет, вот тут в камышах его по-тихому и завалим. Гоп-стоп, перо под ребро – и из пешек в дамки! Самого Челюсть и его пристяжь притопим в трясине, хабар возьмем – и ноги. И слух пустим, мол, Жмотпетрович со своими кибами бандитского барыгу грохнул. А че, кто не поведется? Они друг с другом давно в контрах.

– Гладко рисуешь, Енот, – покачал головой Кирпич. – А если спалимся?

– Спалимся – значит, маслин наловим, – жестко сказал Вольт. – Если же будем тут булки отсиживать, то с голодухи ласты протянем. Куда ни кинь – везде кранты. Так что лучше по босяцкому делу в ящик сыграть, чем от пустой кишки загнуться.

– Годно излагаешь, большак! – восхитился Енот.

И даже Кирпич, хлопнув широченной ладонью по колену, изрек:

– Гори оно все «ведьминым студнем»! Я с вами, братва!

До зарослей мутировавших камышей, густо росших по краю болота, троица добралась к вечеру.

– Кажись, не спалились и не наследили нигде, – шепотом проговорил Енот.

– Не каркай, фарт спугнешь, – бросил через плечо Вольт, всматриваясь в серый туман, постепенно сгущающийся над старым шоссе и становящийся похожим на вату, пропитанную чернилами. Если Челюсть решит ночью поехать, то кранты затее – в темноте без ПНВ не постреляешь. А торговец на такой подвиг вполне способен, ибо до крепости бандитов отсюда всего-то пара километров.

Но сегодня, похоже, судьба повернулась лицом к отступникам.

– Пацаны, по ходу, ливер колеса катит, – шепнул Кирпич, отличавшийся хорошим зрением.

И правда, в пелене тумана наметилось движение.

– Не мандражуем, братва, – подбодрил Вольт свою немногочисленную группу. – Как вылезут, шмаляем по моей отмашке…

Между тем из тумана вышло странное существо, похожее на механического осла без головы. Осел без особого напряжения тащил за собой четырехколесный автоприцеп с грузом, накрытым тентом. Поверх тента восседал Челюсть, держа на коленях автомат, а по бокам прицепа шествовали четверо бойцов группировки в черно-коричневых бронекомбезах. Эту защиту Челюсть просто покупал у наймитов, перекрашивал и продавал бандитам с небольшой наценкой. В целом броня была неплохая, одна беда – наймиты не продавали Челюсти тактические шлемы. Они вообще сейчас в Зоне были дефицитом, так как на Большой земле закрылся завод, где их производили, потому головы пристяжи Челюсти были защищены лишь стальными полумасками, прикрывающими нижнюю часть лица, и пуленепробиваемыми очками.

– Работаем по башням! – бросил Вольт, ловя в прицел автомата переносицу первого справа охранника. Очки, конечно, защита неплохая от пули, летящей под углом. Но бронебойную «семеру», выпущенную из АК, им не остановить…

Указательный палец выдавил две трети слабины спускового крючка… и вдруг остановился. Ни туда, ни сюда.

Первым делом Вольт подумал, что автомат дал клина так не вовремя, но в следующее мгновение осознал, что заклинило его самого и его товарищей тоже. Они просто превратились в статуи из плоти и крови, живые памятники самим себе, способные лишь смотреть вперед и пытаться осознать произошедшее.

Странно, но с пристяжью Челюсти было то же самое. Охранники внезапно замерли не месте, словно окаменели. Один даже застыл на мгновение с приподнятой ногой, оторвавшейся от земли для следующего шага, который так и не был сделан, – и, не удержав равновесия, грохнулся на правый бок.

Челюсть тоже застыл на своем товаре, лишь механический осел, которого барыга выторговал у американцев с северной Стены – он у них служил для транспортировки продовольствия и боеприпасов, – продолжал тащить за собой прицеп.

В это время из рощицы кривых, изуродованных Излучением деревьев, что росли неподалеку, вышли двое. Гигант в ржавом экзоскелете, приросшем к телу, и невысокое человекоподобное существо со множеством глаз на голове.

– Эффектно, – кивнул Харон, окинув взглядом поле несостоявшейся битвы. – А можно этого ишака притормозить, пока он одного из будущих членов моей группировки в болото не уволок?