Мертвая улика Леонов Николай

Глава 9

Пока майор Прокопеня искал убийцу в стенах санатория, Гуров и Федор Ильич решили побывать в доме престарелых. Во-первых, они обещали это Прокопене. А вовторых, Гуров считал, что посетить богадельню следует просто-таки обязательно. Как-никак убитая старушка, Елизавета Петровна Калинина, была постоялицей этого заведения. А значит, кто-то что-то должен был о старушке знать. Может, она что-то кому-то рассказывала, может, с кем-то конфликтовала, может быть, к ней кто-то приезжал и что-то от нее требовал… Мало ли? Жизнь – штука запутанная, так что всякое могло быть. Федор Ильич был полностью с Гуровым согласен.

Идти в заведение они решили не сразу, а лишь после того, как обследуют его окрестности и подходы к нему. И в первую очередь – ту самую тропинку, которая вела в сад и на которой нашли тело убитой старухи. Дождя пока не было, и Гуров с Федором Ильичом не спеша шли по тропинке по направлению к дому престарелых и не торопясь обследовали каждый ее метр.

– Хорошая тропинка, – сказал Гуров. – Утоптанная. Из чего следует, что по ней ходят много и часто.

– Конечно, – согласился Федор Ильич. – И это резонно. Потому что если идти в сад через главные ворота, то это какой же крюк надо давать! А тут напрямую. Удобно. А это означает, что в заборе должен быть лаз или калитка. И этот лаз или калитка хорошо известны старичкам-постояльцам.

– А из этого вытекает вывод: и лаз, и тропинка должны быть известны и убийце. Коль уж он повел старуху именно этим путем… Стало быть, убийца – чловек, знающий окрестности и все ходы-выходы на территории сада. То есть в какой-то мере местный или часто бывающий в саду.

– А может, и нет, – засомневался Федор Ильич. – Возможно, убийство произошло случайно. Бывают же совпадения?

– Бывают, бывают… – рассеянно проговорил Гуров. – Все бывает. Но отсюда напрашивается все тот же окаянный вопрос: откуда взялся этот случайный убийца? Что он делал в полночь в саду во время дождя? Ведь мокро и холодно.

– И спать хочется – в такое-то время, – продолжил мысль сыщика Федор Ильич.

– И это тоже, – согласился Гуров. – Ба! Да вот и забор! А это калитка. Все культурно и легально, и никакого тебе таинственного лаза.

Гуров толкнул калитку, и она легко отворилась.

– Калитка, похоже, не запирается, – заметил Федор Ильич. – Ни замка, ни крючка, ни засова. Зато забор – вон какой! Не перелезешь!

– А для чего же перелезать, когда есть калитка? – пожал плечами Гуров и сделал приглашающий жест. – Прошу проходить!

Они миновали калитку, прошли сквозь засыпанное мокрой листвой пространство и скоро ступили на территорию, выложенную аккуратной коричневой плиткой и, судя по всему, недавно подметенной, так как палой листвы на ней почти не было. Поодаль, под почти опавшим деревом, было некое строение, похожее на беседку, в нем сидели четыре старухи. Они ничего друг дружке не говорили и лишь с молчаливой безучастностью смотрели на Гурова и Федора Ильича.

– Скажите, бабули, а как бы нам увидеть кого-то из вашего начальства? – спросил Федор Ильич у четырех старушек. – В какие двери нам проходить?

Но старушки ничего не ответили. Лишь одна из них махнула рукой куда-то в сторону: ступайте, дескать, дальше, там и найдете, что вам надо. И Гуров с Федором Ильичом пошли в указанном направлении.

Пока они шли, им навстречу попались еще несколько старушек и даже два старика. Никто из них не обращал особого внимания на Гурова и Федора Ильича. Но неожиданно перед сыщиками вырос рослый мужчина в униформе.

– Так, – сказал он, глядя с видом властного человека на Льва Ивановича и Федора Ильича. – Вы у нас кто? Откуда? К кому?

– А вы кто? – поинтересовался, в свою очередь, Гуров.

– Я охранник, – напористо пояснил мужчина.

– И кого же вы здесь охраняете? – вступил в разговор Федор Ильич.

– Кого надо, того и охраняю! – недовольно парировал строгий мужчина. – Ваши документы!

– Пожалуйста, – пожал плечами Гуров и протянул служебное удостоверение.

Охранник прочитал, бегло сверил фото на удостоверении с личностью Гурова, и лицо его стало растерянным и слегка глуповатым.

– Да-да, – дал дополнительную информацию Лев Иванович. – Полковник Гуров. Старший оперуполномоченный из Москвы. Вы все правильно поняли.

– Вас вызывали? – спросил охранник почему-то полушепотом.

– Нет, – сказал Гуров. – Мы по собственной инициативе. Уж такая у нас работа – являться незваными.

– Понимаю… А ваши… документы? – охранник глянул на Федора Ильича.

– Он со мной! – отрезал Гуров.

– Понятно… Вам кого-нибудь пригласить?

– Лучше проводить, – сказал Лев Иванович. – К вашему начальству. Кто у вас здесь самое главное начальство?

– Э… Заведующий домом престарелых… Галина Никитична.

– Тогда лучше сказать не заведующий, а заведующая, – улыбнулся Гуров. – Вот к ней нас и проводите.

– Я должен знать, по какому вопросу… – нерешительно произнес охранник. – Так полагается по инструкции.

– Ну, не по любовному же! – не выдержал Федор Ильич. – По служебной необходимости. Так что веди нас, бдительный страж!

Они ступили в здание, прошли какими-то коридорами и вскоре оказались перед старомодной, обитой деревянными рейками дверью без всяких на ней надписей.

– Вот, – сказал охранник, – кабинет. Можете войти. А я – на пост… охранять.

– Ну-ну, – поощрил охранника Федор Ильич и посмотрел ему вслед. – Вот не знаю, как тебе, Лев Иванович, а мне этот тип не понравился ни с какого боку! Прямо-таки с первого взгляда!

– Да и мне тоже, – признался Гуров. – Но, с другой-то стороны, почему он нам должен нравиться? Работает себе человек и работает… Может, и мы ему не понравились тоже. Симпатия – дело тонкое.

– Ох, ох! – вздохнул Федор Ильич и покачал головой.

– Да ладно тебе! – успокоил сыщика-любителя Гуров. – А вот мы сейчас пообщаемся с заведующей. Уж она – не то что твой охранник! Она – совсем другое дело!

– Ты думаешь? – с сомнением спросил Федор Ильич.

– Убежден! – оптимистично произнес Гуров и приоткрыл дверь. – Можно войти?

– Входите, – ответил голос из-за двери.

Лев Иванович открыл дверь шире и вошел в кабинет, а вслед за ним протиснулся и Федор Ильич.

– Галина Никитична? – осведомился Гуров.

– Да, – просто ответила женщина. – Вы ко мне?

– К вам, – сказал Гуров и протянул ей удостоверение.

Пока женщина изучала документ, Гуров, в свою очередь, изучал женщину. И пришел к выводу, что она ему симпатична. Так иногда бывает: встретишь человека и с первого же взгляда, с первых же слов чувствуешь, что он тебе нравится. Или, наоборот, не нравится. В чем здесь психологический секрет, Гуров не знал, да и никогда не стремился знать. Что касается общения с людьми, он был больше практик, чем теоретик. Вот и сейчас всем своим нутром опытного сыщика и бывалого человека он чувствовал, что заведующая домом престарелых Галина Никитична – человек симпатичный, умный, честный и легкий в общении. И это было замечательно. Такие люди всегда были для Гурова как подарок, он их ценил и по человеческим меркам, и по меркам сыскного дела. Потому что приятно и легко общаться с симпатичным, умным, честным и легким в общении собеседником. Гуров покосился на Федора Ильича и понял, что и ему Галина Никитична тоже понравилась. Что ж, тем лучше.

– Вы, наверно, по поводу нашей Елизаветы Петровны? – спросила она.

– Да, – сказал Гуров.

– Что ж, – вздохнула женщина. – Спрашивайте, что вам нужно. Да, и присаживайтесь, а то вы что-то слишком робкие для представителей из центра.

– А что, вам уже приходилось с ними встречаться? – улыбнулся Гуров, усаживаясь на стул.

– Нет, – в свою очередь улыбнулась Галина Никитична. – Просто читала в книжках. И видела в кино.

– Ну, так то кино! – махнул рукой Гуров. – А мы к вам живьем пожаловали. Так сказать, в натуральном виде. Чувствуете разницу?

– В общем, да, – женщина продолжала улыбаться. – Но, с другой стороны…

– А что такое? – с нарочитым испугом спросил Гуров.

– Уж очень быстро вы к нам прибыли из вашего Управления, – пояснила Галина Никитична. – Не прошло и двух суток. Это впечатляет.

– Видите ли… – почесал в затылке Лев Иванович. Он решил играть с этой симпатичной ему женщиной в открытую. – Дело в том, что ниоткуда мы не прибывали. Мы с самого начала находились на месте… здесь.

– Это как же так? – удивилась Галина Никитична.

– Все просто, – стал пояснять Гуров. – По соседству с вашим заведением имеется еще одно премилое учреждение – санаторий. Так вот мы с коллегой, – он указал на Федора Ильича, – его пациенты. Ревматики, хондрозники и радикулитчики. И у вас здесь мы, так сказать, не по долгу службы, а частным образом. Ну, вроде как частные детективы.

– Как Шерлок Холмс и доктор Ватсон? – весело уточнила заведующая.

– Во-во! В самую точку. Я, значит, некое подобие мистера Холмса, а он – такое же подобие доктора Ватсона!

– Но зачем же вам нужно расследовать это дело? – еще с большим удивлением спросила женщина. – Лечились бы себе… Есть же, в конце концов, местная полиция.

– Так ведь убили старушку-то! – разведя руками, сокрушенно сказал Гуров. – А мы – сыщики… Ну, и вообще… Вы понимаете?

– Да, – кивнула женщина. – Понимаю.

– Фу-х! – выдохнул Гуров. – Это же прекрасно! А то если бы вы сказали, что не понимаете, то у нас бы, наверное, не хватило слов, чтобы вам объяснить, зачем мы влезаем в это расследование. Есть такие вещи, которые лучше понимаются, если их не объяснять.

– Да, – подтвердила Галина Никитична. – Есть такие вещи… А что местные полицейские?

– О, они работают тоже! Ищут… А мы – вызвались им помочь.

– Но все же вы больны.

– Э! – махнул рукой Гуров. – Разве в этом дело! Ведь убили человека! А убийца не пойман. Именно это главное, а не болезнь. Да и потом – разве это болезнь? У меня хондроз, у него – радикулит. Это же позор для истинного мужчины, а не болезнь! Вы смеетесь? Значит, со мной согласны.

– По-человечески – да, – сказала Галина Никитична. – А вот как врач я готова решительно протестовать против такой вашей легкомысленности. Кто болен, тому надо лечиться, а не ловить убийц.

– Ну, значит, будем общаться исключительно по-человечески, – предложил Гуров. – Потому что как ни посмотри, а Елизавету Петровну убили.

– Да, – вздохнула заведующая. – Убили…

Глава 10

Разговор оказался долгим. Вначале заведующая по просьбе Гурова рассказала об убитой. Елизавете Петровне Калининой шел восемьдесят первый год. В доме престарелых она находилась давно – больше трех лет. Как она здесь оказалась? По собственному желанию. Во всяком случае, так она всем и всегда объясняла. «Для чего мне быть кому-то обузой? – говаривала она. – Они молодые, у них своя жизнь. А я доживу мои годы здесь. И ни на кого у меня обиды нет». Вот и все объяснение. А кого Елизавета Петровна разумела под словом «они», она не поясняла.

Был ли у нее кто-то из близких? Да, дочь, которая жила в этом же городе. Навещала ли дочка свою мать в доме престарелых? Да, иногда приезжала. Посидят в беседке или, если плохая погода, в специально отведенном для свиданий холле, поговорят о чем-то своем – и дочь уезжает до следующего раза. Рассказывала ли Елизавета Петровна что-нибудь о своей дочери и об их взаимоотношениях? Так, самую малость. Говорила, что дочь у нее хорошая, что она была замужем, но развелась, что у нее есть сын и квартира имеется. Было ли какое-то жилье у самой Елизаветы Петровны до ее поступления в дом престарелых? Похоже, что не было. Во всяком случае, она рассказывала, что до самой отправки в дом престарелых проживала вместе с дочерью, оттого и решила стать постоялицей богадельни, чтобы никому не быть обузой, о чем, собственно, уже говорилось.

– Скажите, – спросил Гуров у Галины Никитичны, – а был ли у нее муж? И если был, то где он сейчас? Умер? Жив?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – развела руками заведующая. – Я как-то у нее спрашивала про мужа, но она не захотела говорить на эту тему. Ну, я и не стала настаивать. Мало ли как могла сложиться у нее жизнь? Для чего же лезть в душу?

– Это да, – согласился Гуров.

– Ну, а может, у нее были какие-то богатства? – спросил на этот раз Федор Ильич.

– Что вы имеете в виду? – не поняла заведующая.

– Ну, там, деньги или драгоценности…

– Да какие драгоценности? – невесело усмехнулась Галина Никитична. – Те, у которых есть богатство, к нам не попадают. Они или в частных пансионатах, или на особом попечении у родственников. А у нас казенное заведение.

– То есть для бедных? – спросил Гуров.

– Для бедных и одиноких, – вздохнула заведующая.

Помолчали. Где-то далеко, за стенами кабинета, раздавались людские голоса, звяканье чего-то металлического и какие-то другие неясные звуки.

– Скоро обед, – пояснила заведующая. – Оттого и расшумелись наши девушки…

– Они обедают в столовой? – спросил Гуров.

– Кто как, – сказала заведующая. – Кто в столовой, кому приносят еду в комнату. У нас здесь всякие – и ходячие, и неходячие.

– Сколько же их у вас? – спросил Гуров.

– Двадцать три старушки и семнадцать стариков, – ответила Галина Никитична. – Всего, значит, на сегодняшний день сорок душ. Была сорок одна душа, если считать Елизавету Петровну.

– Да… – неопределенно выразился Гуров, помолчал и спросил: – И какие же они, ваши старики и старухи?

– Всякие, – пожала плечами Галина Никитична. – Спокойные, нервные, капризные, веселые… Как и везде.

– А не безобразят? – поинтересовался Федор Ильич.

– Старушки – нет. А вот со старичками прямо беда. Они-то безобразят.

– Это как? – удивился Федор Ильич.

– Да по-всякому. Например, когда напьются. Тогда и ссорятся, и дерутся. Всякое бывает.

– Вот как – напьются! – еще больше удивился Федор Ильич. – На что же они пьют?

– Как на что? А пенсия? Они же все пенсионеры, – вздохнула заведующая. – Правда, пенсии небольшие, но им хватает. А не хватает, так просят у старух.

– И что же, старушки дают деньги?

– Когда как. Бабушки у нас бережливые. Иногда дадут, иногда отказывают, да еще и ругают старичков. Вот, мол, пьяницы окаянные, все вам мало, когда же вы напьетесь… Все как в жизни.

– Что ж они у вас такие безобразники? – покрутил головой Федор Ильич.

– А вы почитали бы их личные дела! – невесело усмехнулась Галина Никитична. – Большинство из них с тюремными сроками за плечами. Какими же им еще быть?

– Вот как! – произнес Федор Ильич. – С тюремными сроками в доме престарелых!

– А где же еще им быть? Ведь ни семьи, ни своего угла… Какая там семья, когда всю жизнь по тюрьмам скитались? Да вы об этом, наверно, знаете лучше меня…

– Знаем, – вздохнул Гуров. – Ни семьи, ни угла. И характер соответствующий. Да и вредные привычки имеются.

– Вот именно, – подтвердила заведующая.

– Скажите, а можно было бы узнать, за что именно сидел каждый из них? – спросил Гуров.

– Только с их слов, – ответила заведующая. – Если, конечно, они вам скажут… В личных делах мы об этом не пишем. Да и зачем? Не все ли равно, кто и за что сидел?

– Это как сказать, – не согласился Гуров. – Есть здесь, знаете ли, некоторые нюансы. Допустим, тот, кто всю жизнь сидел за кражи, вряд ли станет убивать.

– Намекаете на убийство Елизаветы Петровны? – взглянула на Гурова заведующая. – Думаете, что это сделал кто-то из наших старичков?

Гуров в ответ лишь неопределенно передернул плечами.

– Вряд ли кто-то из них, – сказала заведующая. – Посудите сами: самому молодому из наших дедушек – за семьдесят. Какие из них убийцы? Да и за что убивать? К тому же каждого из них я знаю со всех сторон. И с хорошей, и с плохой. Выпить они, конечно, мастера. Ну и поссориться между собой по пьяному делу тоже. Еще – поругаться со старушками могут за то, что те не дают им денег на выпивку. Но чтобы убить… Что вы! Все их страсти, причины и поводы в прошлом. Как говорится, все было и минуло. Теперь они как дети. Хорошие ли, плохие ли, но как дети. А дети друг друга не убивают.

– Может, вы и правы, – в раздумье проговорил Гуров. – Знаете, я плохо разбираюсь в психологии стариков. Вы, конечно, их знаете лучше меня.

– Наверно, – согласилась заведующая.

– Но все же, – упрямо мотнул головой Гуров. – Скажите, какой у нее был характер?

– У Елизаветы Петровны?

– Да.

– Такой же как и у всех. Может быть, немножко скрытнее, чем у других. Так что же из того? У каждого свой характер.

– У нее были какие-то особо близкие друзья?

– Вы имеете в виду здесь, в заведении?

– Да.

– Насколько я знаю, нет. Говорю же, она была довольно-таки скрытной. И больше склонной к одиночеству, чем к общению. Она даже в комнате жила одна, без соседей. Не хочу, говорила, жить с кем-то, хочу быть одна. Говорила, что так ей легче. А что значит легче и почему легче – откуда мне знать?

– Понятно… – Гуров встал с кресла и подошел к окну.

За окном он увидел трех старушек и двух стариков. Старики о чем-то говорили старухам и при этом оживленно взмахивали руками. Старушки что-то им отвечали и тоже жестикулировали.

– Ругаются, что ли? – спросил Гуров, взглянув на Галину Никитичну.

– Кто? – не поняла она.

– Они, – указал Гуров за окно.

– Ах, вот вы о чем! – улыбнулась заведующая. – Может, и ругаются. А может, веселятся. Кто их знает?

– Скажите, – спросил Гуров, – а для чего вы сделали калиточку? Там, на заднем дворе. Которая ведет в сад.

– Чтобы они могли выходить в сад, – с некоторым удивлением ответила Галина Никитична.

– Вы имеете в виду ваших стариков? – уточнил Гуров.

– А то кого же.

– Они могут выходить в сад по какому-то расписанию? – спросил Гуров.

– Нет. В любое время. Понимаете, мы стараемся, чтобы они чувствовали себя не как постояльцы казенного заведения, а как у себя дома. Разве вы у себя дома гуляете по расписанию? Вот и они тоже… Пускай себе гуляют, когда им вздумается.

– Даже по ночам? – прищурился Гуров.

– Ну, здесь дело такое… – развела руками Галина Никитична. – Вообще-то ночью полагается спать. Так сказать, по медицинским показателям. Но… Они старики, у многих из них бессонница. Так что же, всю ночь напролет им ворочаться в постели без права выйти и посмотреть на звезды? И кроме того, здесь есть еще один милый момент… – она улыбнулась. – Понимаете, многие из них влюблены…

– Что? – не поверил своим ушам Гуров, а Федор Ильич от удивления фыркнул.

– Влюблены, – повторила заведующая. – Бабушки – в дедушек, а дедушки – в бабушек. А где любовь, там и свидания. А свидания, как вы понимаете, дело ночное. Вы так удивленно на меня смотрите… Вы считаете, что старики не могут любить? Уверяю вас, что могут. Еще как! С объяснениями, выяснением отношений, сценами ревности, чтением друг другу стихов…

– Но…

– Без всяких «но». А просто – старики могут любить. Более того, им надо любить. Они нуждаются в любви. Так же, как и мы с вами.

– Да, конечно, – смущенно проговорил Гуров. – Просто я никогда об этом не думал. Не приходилось, знаете ли.

– Ну, так на досуге подумайте, – посоветовала Галина Никитична. – И тогда вы много чего поймете.

– Я подумаю, – очень серьезно пообещал Гуров.

Какое-то время он молчал. В нем боролись философ и сыщик. Философ размышлял на тему о стариковской любви, а сыщик – на тему убийства одной из старушек. В итоге сыщик взял верх над философом, и Гуров спросил:

– Скажите, а накануне той ночи, когда убили Елизавету Петровну, вы ее видели? Или, может, общались с ней?

– К сожалению, не видела и не общалась, – ответила заведующая.

– Понятно. А, предположим, за два или за три дня до этого случая?

– Думаю, что видела, – сказала женщина. – А может, и нет. Поймите, их много, а у меня дела и помимо общения с ними.

– А другие ваши сотрудники?

– А что – другие? Вряд ли они вам скажут что-нибудь интересное.

– Это почему же?

– Потому что если бы было что-нибудь необычное, то прежде они сказали бы об этом мне.

– И все-таки я не пойму, – вмешался в разговор Федор Ильич. – Восьмидесятилетняя старуха, ваша подопечная, уходит куда-то в дождливую ночь, всю ночь напролет отсутствует, утром ее тоже нет, а никто из вас даже не подумал ее искать! Как же так? Хотя бы ее комнату проверили, что ли. Хотя бы окликнули, здесь ли старушка, жива ли…

– Да, конечно, – печально проговорила Галина Никитична. – Вы правы. Конечно же, мы виноваты. Но… Кто же мог подумать, что такое случится? Ведь до этой поры – ничего подобного… ничего похожего. Тишина и спокойствие, если не считать стариковских пьянок. И вот нате вам – убийство.

– Не казните себя, – сказал Гуров. – Всякое бывает. Убийство всегда неожиданность. Так что… А скажите, что по этому поводу говорит народ? Может, есть какие-то предположения, догадки, версии, за что убили пожилую женщину…

– Да что они могут сказать? – ответила заведующая. – Старики народ скрытный. Все эмоции держат в себе. Такова стариковская психология. Знаете, ведь они даже не плачут, когда кто-нибудь из них умирает.

– Почему? – спросил Гуров.

– Не знаю… Наверно, потому, что у каждого старика смерть стоит за плечами. Они ее видят и чувствуют, примирились с нею, так зачем же плакать, если все очевидно и предсказуемо?

– Так ведь страшно! – предположил Федор Ильич.

– Если все предсказуемо и понятно, то, наверно, не страшно, – в раздумье произнесла Галина Никитична.

Гуров же ничего не сказал и лишь вздохнул. А отчего он вздохнул, он не знал и сам. То ли из-за своих философских дум, то ли из-за того, что он так ничего путного и не узнал об убийстве Калининой. Убитая, так сказать, в наличии имелась, а никого, кого бы можно было заподозрить в ее убийстве, не имелось. Даже какой-либо стоящей версии и той не имелось. Так, лишь самые зыбкие предположения, которые, по причине их зыбкости, невозможно было связать внятно и вылепить из них хотя бы какую-то завалящую версию.

– Ну, и что ты думаешь? – спросил Гуров у Федора Ильича, когда они возвращались из дома престарелых по той же самой тропинке, на которой делала свои последние земные шаги старушка Елизавета Петровна. – Какие у тебя будут версии?

– Никаких, – ответил Федор Ильич. – По-моему, это самое бессмысленное убийство, о котором мне когда-либо доводилось слышать. Даже в книжках ни о чем подобном я не читал. Даже в кино не видел. Вот кто ее мог убить? И, главное, за что? Она бы и сама не сегодня, так завтра того… Все-таки восемьдесят лет. Так зачем же убивать?

– Бессмысленных убийств не бывает, – с задумчивым видом возразил Гуров. – В каждом убийстве таится смысл. Мерзкий, нечеловеческий, но – смысл. Пока люди общаются друг с другом, они будут друг друга убивать. Таков закон человеческого общения. Мы его не ощущаем и не осознаем, но он есть. Этот закон имеет еще и другое название – мотив.