Мертвая улика Леонов Николай
– Представь себе – живым, – ответил Стас. – А все остальное – малосущественные нюансы. Ну, зачем звал? Какие проблемы? Чем могу помочь?
Коротко, как и полагается сыщику, Лев Иванович ввел Крячко в курс дела.
– Да уж, – произнес Стас, когда Гуров умолк. – Дела… Притом что путных версий у вас – кот наплакал. Лично я усматриваю только одну подходящую версию. Старушку убили из личных побуждений. Только так, и никак иначе. Какое там ограбление, я вас умоляю. Ведь намного перспективнее ограбить какую-нибудь одинокую запоздавшую молодку. К тому же не в мрачном ночном саду, а где-нибудь в городе. Классика жанра!
– Мы тоже так думаем, – сказал Федор Ильич.
– Да тут и думать не о чем! – поморщился Крячко. – Будь мы с вами грабителями – неужели бы мы полезли в ночной больничный сад? За каким, спрашивается, дьяволом, когда город – вот он, рядом?
– Ну, а маньяк? – спросил Федор Ильич.
– Ой! – еще больше сморщился Крячко. – Новомодная версия, и ничего больше! Чуть что, сразу маньяк. Да и потом: маньяки народ разборчивый. Для чего ему убивать именно старушку? Ведь убить кого-нибудь помоложе куда приятнее и волнительнее. У маньяков, знаешь ли, своя особая психология. Индивидуальная.
– Как же, слышали и читали, – согласился Федор Ильич.
– Ну, так вот, – проговорил Крячко. – Надо бы, братцы, покопаться в личной жизни убитой старушки. Основательно покопаться!
– Так-то оно так, – в раздумье произнес Гуров. – Но то, что ты предполагаешь, похоже на мелодраму.
– Так и что с того? – возразил Крячко. – Вся жизнь, если вдуматься, сплошная мелодрама. Всегда и у всех! Или, может, ты в них мало окунался, в чужие мелодрамы? Лучше говори, что мне делать.
– Ты же сам сказал – будем ворошить личную жизнь убитой старушки. С момента ее молодости – до самой смерти, – сказал Гуров. – Вот и начинай. Нам-то с Федором вести расследование не совсем с руки. Мы народ болящий и должны находиться в санатории ежедневно и еженощно. А то, чего доброго, и впрямь попрут из этого благословенного места за нарушение режима. Тогда-то мне точно не жить на свете. Живьем съедят – хоть жена, хоть начальство в лице генерала Орлова. Вот, скажут, не долечился… Думаю, похожая ситуация и у Федора. Так что вся надежда на тебя.
– Сделаю все, что в моих силах! – по-гусарски наклонил голову Крячко и даже щелкнул каблуками. – Особенно если подскажете, с чего начинать.
– Со старушкиной дочки, я так думаю, – сказал Гуров. – Кому, как не ей, знать подробности о личной жизни своей мамы. Ну, хоть что-нибудь…
– И где же мне ее отыскать? – спросил Крячко.
– А вот на этот вопрос тебе ответит Галина Никитична, – сказал Гуров.
– Кто такая?
– Заведующая домом престарелых.
– Что, хорошая женщина? – прищурившись, поинтересовался Крячко. – Я это к тому, что с хорошей женщиной и общаться приятнее.
– Милейшая, – заверил Гуров. – Умница, красавица.
– Ну-ну…
– Без всяких «ну-ну»! Говорят тебе – красавица и умница.
– Что ж, будем считать, что вы меня вдохновили и обнадежили, – торжественно произнес Крячко. – Все, я пошел. А вы – ждите обнадеживающих вестей.
– Э, нет! – воспротивился Гуров. – Мы тебя проводим и укажем кратчайший путь.
– Это еще зачем?
– А вот увидишь.
– Как интересно, – сказал Крячко. – Что ж, тогда не томите меня ожиданием. Вперед!
Проходя мимо вахты, где на посту по-прежнему сидела молоденькая медсестра, Крячко улыбнулся ей, как старой знакомой, и сказал:
– Обязательно отметьте в своем журнале, что я был да весь вышел! Так и запишите! И отдельной строкой запишите, что я еще вернусь! А если в это самое время на вахте будете все еще вы, то вернусь тем более. Ради вас. Прямо так и отметьте. С красной строки.
Гуров и Федор Иванович повели Крячко по той самой тропинке, которая вела к тыльным владениям дома престарелых и на которой нашли убитую старушку.
– Стой! – сказал Гуров Станиславу, когда они подошли к месту происшествия. – Остановись и осмотрись. И скажи, что видишь.
– Вижу тропинку и заросли вокруг, – осмотревшись, сказал Крячко. – Хорошая тропинка. А местечко, на котором мы стоим, и того лучше – уютное. Ничего не видать – ни с какой стороны. В таком местечке, знаете ли, хорошо целоваться. Или… – он не договорил и укоризненно взглянул на Гурова и Федора Ильича. – Вот оно что… Не иначе как именно здесь и нашли убитую старушку. Проверяете, да? Лучшего друга – и проверяете? Ну, лукавый народ.
– И ничего мы не проверяем, – возразил Федор Ильич. – Просто ты человек новый, и…
– Дальше понятно, – перебил Крячко. – Да, действительно. Местечко укромное. Можно сказать, подходящее местечко. Будто специально выбранное. А может, и вправду специально, а? – Он сорвал прутик и с задумчивым видом его пожевал. – Слушайте, братцы, уж не профессионал ли здесь поработал? Уж больно хорошо местечко подобрано. А если к этому моменту добавить еще и способ убийства – шилом в спину, то факты указывают на работу профессионала. Ну, чего вы ржете? Что не так я сказал?
– В том-то и дело, что все так! – сквозь смех выговорил Гуров. – А смеемся мы от радости. То есть из-за того, что и сами думаем точно так же. А когда сразу три человека думают одинаково…
– То, значит, это не случайность, а наоборот – в том, о чем они думают, таится закономерность.
– Вот именно! – подтвердил Федор Ильич.
– Вот только я не понимаю, отчего вы так бурно возрадовались, – пожал плечами Крячко. – Тут, знаете ли, надо рыдать, а не радоваться. Потому что, похоже, мы имеем дело с матерым уголовником. С профессионалом! А это намного хуже, нежели иметь дело с дилетантом. Станете возражать?
– Не станем, – заверил Гуров. – Просто хорошо, когда вся команда думает одинаково. Это означает, что мы идем в правильном направлении. А правильное направление – это уже половина дела.
– Может быть, – в раздумье проговорил Крячко. – И тем не менее все говорит о том, что здесь поработал киллер. Вот смотрите, что получается… Во-первых, необычный способ убийства. Как мы все знаем, так обычно убивают профессионалы. Во-вторых, примечательное место убийства. Будто нарочно выбранное. В-третьих, полночь, когда кругом почти никого нет. В-четвертых, дождь, который, как утверждается в названии старого фильма, смывает все следы. Вот такие, значит, красноречивые факты… Не много ли их для случайного убийства?
– У меня предложение, – сказал Гуров. – Давайте вернемся на аллею. Там я видел замечательную скамеечку. Дождя вроде нет. Посидим, обмозгуем…
– Да, тут есть над чем подумать, – согласился Федор Ильич.
Они вернулись, сели на скамейку и принялись обдумывать сказанное Станиславом. Версия о том, что старушку убил киллер, была серьезной, а потому на нее следовало обратить пристальное внимание и рассмотреть со всех сторон.
– Значит, наемный убийца, – сказал Гуров. – Что ж… Давайте для начала представим, как он расправился со старушкой. Кто будет излагать сценарий?
– Можно мне? – попросил Федор Ильич.
Гуров и Крячко молча кивнули.
– Я думаю, что дело происходило так, – начал Федор Ильич. – Убийца выбрал подходящий, то есть дождливый, а потому безлюдный вечер… даже не вечер, а ночь, чтобы уж наверняка не было никого постороннего, выследил старушку, ну и того… Но прежде чем убить, он, конечно, какое-то время за ней следил. Выяснял, любит ли она гулять по саду, как часто она это делает, в компании она гуляет или одна… – Он замолчал, подумал и покрутил головой: – Нет, не сходится. Слишком много лишних вопросов, на которые нет ответа. Вот ведь какая беда.
– Да, не сходится, – согласился Гуров. – Во-первых: старушка, скорее всего, гуляла в саду нерегулярно. Дождь, плохое самочувствие, да мало ли что… Все-таки человеку было восемьдесят лет. Какие уж тут регулярные прогулки? Тем более по ночам. Во-вторых: откуда убийца мог знать, одна она гуляет или в компании?
– Допустим, он изучил ее характер и привычки, – неуверенно предположил Федор Ильич.
– И каким же образом? – возразил Гуров. – Что, он об этом расспрашивал у каждого встречного? Или интересовался у персонала богадельни? А может, у старушек и старичков? Вряд ли. Потому что такие вопросы очень подозрительны. А коль так, то на убийцу обратили бы пристальное внимание. Вот, мол, ходит и выспрашивает.
– А может, и обратили, да не поняли, что к чему, – вступил в разговор Крячко. – Говорят, старики те же дети. А дети – народ доверчивый и не рассуждающий. У них чего ни спросишь, все расскажут.
– Может, и так, – согласился Гуров. – Старики как дети… А отсюда вывод. Придется нам с Федором Ильичом окунуться в стариковскую среду и выяснить у обитателей дома престарелых, не расспрашивал ли кто их о рабе Божией Елизавете Петровне Калининой.
– Именно это я и хотел сказать, – согласился Крячко. – Вы, значит, барахтаетесь в стариковской среде, а я – со всех сторон щупаю дочерь убиенной рабы Божией. Тем более что только что у меня родилась еще одна перспективная версия.
Гуров и Федор Ильич выжидательно уставились на Крячко.
– А версия такая, – сказал Стас. – Если и вправду существует киллер, то уж не доченька ли его наняла? Нет, и вправду. Кому еще понадобилось убивать восьмидесятилетнюю старушку? Если, конечно, исключить, что убийство случайное. Но мы ведь такую версию исключили, не так ли?
– А дочери-то для чего убивать? – ошарашенно спросил Федор Ильич.
На это Крячко лишь молча развел руками: дескать, много всяких тайн бывает на свете, а потому – откуда мне знать?
– Да, но ведь она постоянно ее навещала, о чем-то они разговаривали, общались… – продолжал недоумевать Федор Ильич.
– Ради того, чтобы замести следы, чего только не придумаешь, – сказал Крячко. – И общения, и поцелуи… Итак, предположим, что доченька и вправду наняла душегуба. Отсюда становится многое понятно. Например, откуда киллер мог знать матушкины привычки, в какое время она любила гулять, в одиночестве или в компании… Ну, и так далее. Кому же все это и знать, как не дочери? И вот она сообщает эти сведения киллеру, а дальше все понятно. Хотя… – Станислав помолчал и задумчиво провел ладонью по лицу. – Хотя и старушкины привычки душегубу знать было не обязательно. Теоретически дело могло быть гораздо проще. Давайте представим такую ситуацию. Вдруг ближе к полуночи у старушки звонит телефон. Современные старушки, они все с телефонами… И вот: звонит телефон. Что такое? А это звонит родимая доченька. Так, мол, и так, матушка, извини за поздний звонок, но дело неожиданное и срочное, я рядом, в саду, так что ты бы вышла на пару минут. Понятно, что старушка встревожилась, ведь звонок-то неожиданный, ночной. Мало ли что могло случиться с дочкой. И вот, несмотря на позднее время и дождь, она привычным коротким путем со всех своих старушечьих ног мчится в сад, а там, в укромном местечке, – душегуб, которого привела с собой доченька… Вот такая вырисовывается печальная картина, в которой осталось лишь дорисовать последние штрихи.
– Что, есть и штрихи? – спросил Федор Ильич.
– Как не быть. Вы же сами говорили, что пальто на старушке было расхристано, а карман вывернут – будто кто-то ее обыскивал. Думаю, что и вправду обыскивали. Вопрос – что искали? Да мобильный телефон, что же еще! Ведь по нему можно вычислить, кто звонил и когда звонил. Вы только вообразите. Допустим, в двадцать три часа пятьдесят минут звонит дочь, а уже в полночь – старушка мертва! В таком случае звонок становится хоть и косвенным, но доказательством причастности дочери к убийству. И последний штрих. Убедившись, что старушка мертва, и изъяв у нее телефон, доченька и душегуб незамеченными покидают сад. Ну а кто бы мог их заметить? Ночь, дождь… Вот такая, значит, версия. Прошу прощения за столь длинный монолог, но иначе – никак. У меня все.
Пока Крячко говорил, Гуров слушал, молчал и думал. Он одновременно и верил, и не верил своему другу. Не верил – потому что версия казалась ему слишком уж утонченной и вычурной, вроде как киношной, а потому и не слишком правдоподобной. А верил – потому что могло быть всякое. За свою практику Гуров встречался еще и не с такими случаями. Конечно, версия не давала ответа на вопрос, за что именно убили старушку, ну да такие ответы обычно можно получить уже в самом конце расследования, когда убийца пойман и изобличен.
– И что будем делать? – спросил Лев Иванович больше у самого себя, чем у собеседников.
– То же, что и запланировали, – ответил Крячко. – Я заскочу в богадельню, разузнаю координаты дочери, откланяюсь и отправлюсь щупать эту самую дочерь. А вы отправитесь в дом престарелых вслед за мной, вникать в стариковские тайны. Ах, как я зол! И знаете почему? Потому что стариков убивать нельзя! Никого нельзя, а стариков – тем паче. Ну, так я пошел. Ужо я ее пощупаю!..
Глава 13
В доме престарелых Крячко долго не задержался. Он предъявил служебное удостоверение, сказал, что работает по раскрытию убийства старушки Елизаветы Петровны Калининой, и потребовал все, какие есть, координаты ее дочери. Координаты ему выдали, они хранились в личном деле покойной старушки. На вопрос Крячко о том, для чего хранить в личных делах стариков такие данные, ему ответили, что так полагается. Если старушка или старичок умрут, тогда по инструкции нужно об этом сообщить родственникам умершего постояльца богадельни. А вдруг родственники захотят собственноручно похоронить усопших старичка или старушку?
– А если не захотят? – спросил Крячко.
– Тогда мы их хороним сами, за казенный счет, – ответили ему.
– А, допустим, убитую старушку Калинину кто будет хоронить? Вы?
– Нет, родственники. Мы позвонили дочери, и она сказала, что похоронит сама.
– Вот как… – сказал Крячко и покинул расположение дома престарелых.
Тот факт, что убитую старушку будет хоронить дочь, его озадачил и даже слегка смутил. Этот факт казался ему не совсем логичным, потому что он выбивался из стройной версии, гласящей, что к старушкиной смерти, возможно, приложила руку доченька. Коль она и впрямь виновна в гибели матери, то неужто она же будет ее хоронить? А с другой-то стороны – почему бы и нет? Может, таким способом она маскирует свою истинную сущность? Кто же заподозрит в убийстве матери ее дочь, когда она собственноручно ее хоронит и проливает над могилой горькие слезы? Кто додумается до такого извращенного предположения? Так что все могло быть. А потому делать окончательные выводы по поводу причастности или непричастности дочери к убийству матери еще рано.
Подбодрив самого себя таким образом, Крячко поехал искать адрес, где проживала дочь. Ехать оказалось недолго, тем более что Станислав был за рулем собственного автомобиля, на котором он сегодня и прибыл в санаторий из Москвы. Искать адрес также оказалось делом несложным: первый же встречный местный житель доходчиво объяснил, как добраться до нужного дома.
Квартира дочери находилась на третьем этаже пятиэтажки. Похоже, что в квартире никого не было, потому что Крячко надавил несколько раз на кнопку звонка, затем для верности еще и постучал в дверь кулаком, но ему никто и не отворил.
– А нет там никого, – сообщил Станиславу мужичок, выглянувший из соседней двери. – На кладбище они. Похороны сегодня у них. Вот.
– Что, кто-то умер? – решил на всякий случай прикинуться несведущим Крячко.
– Ха! – изъяснился мужичок. – Умер! В том-то и дело, что не умер, а убили!
– Да ты что? – поразился Крячко. – Убили! И кого же? Неужто саму Надежду Михайловну?
Так звали дочь убитой старушки: об этом Станиславу сообщили в доме престарелых.
– Нет, не дочь, – сказал мужичок и вышел из своей квартиры на лестничную площадку. – В том-то и дело. Мать ее убили!
– Вот те раз, – растерянно развел руками Кличко. – Мать… Да кому же понадобилось ее убивать? Ведь, должно быть, старушка…
– Ну да, – пояснил мужичок. – Конечно, старушка, – а кем же ей еще быть? Говорят, убили…
– И кто же? – горестным тоном спросил Крячко.
На это мужичок лишь развел руками: кто ж его знает? Вообще, похоже, это был словоохотливый и общительный мужичок, а такие собеседники сущая находка для сыщика. У словоохотливого собеседника, если с умом к нему подойти, можно выведать много чего. И потому Крячко продолжил разговор.
– А что же полиция? – спросил он. – Ищет?
На это мужичок во второй раз развел руками:
– Да кто ж его знает, должно быть, ищут. Ведь убийство же не шутки!
– Жаль, что не встретился с Надеждой, – сказал Крячко. – Я-то проездом из Москвы. Вот, попросили навестить и передать приветы от знакомых, а тут такое дело… Убийство… Так что, наверно, я Надю и не дождусь. Не до меня ей, коль такая беда.
– А ты поезжай на кладбище, коль торопишься, – посоветовал мужичок. – Ты, я думаю, при машине?
– Ну да.
– Вот и поезжай. Там и увидитесь.
– Да где же оно находится, то кладбище? – спросил Крячко с озадаченным видом. – Я человек приезжий и ничего здесь не знаю.
– А ты возьми меня в провожатые, вот я и покажу, – предложил мужичок. – На машине мы мигом обернемся.
– А и вправду! – обрадовался Крячко. – Хорошее предложение. Ну, тогда спускайся вниз да и поедем.
– Сейчас, только оденусь, – заторопился мужичок. – Как-никак похороны…
Идея съездить на кладбище Станиславу понравилась. Когда убитого хоронят, сыщику очень желательно присутствовать на похоронах и понаблюдать за всем со стороны. И за церемонией похорон, и, главное, за людьми, которые присутствуют на похоронах. Очень многое можно прочитать по лицам в такой момент, а прочитав, сделать выводы. Кто-то искренне горюет, кто-то злорадствует, у кого-то читается на лице равнодушие, у кого-то – испуг, кто-то нацепил на лицо маску и лишь изображает горе… На похоронах каждый человек искренен, он там такой, какой есть на самом деле. Классика сыска говорит, что зачастую на кладбище у могилы убитого во время похорон присутствует его убийца и что вычислить лиходея в такой момент не так уж и сложно – по особенному выражению лица, по его поведению и прочим малозаметным, но вместе с тем ярким штрихам и нюансам. Потому-то сыщику и рекомендуется по мере возможности присутствовать на похоронах убитого – особенно если убийца неведом и даже неизвестно, где его искать.
Поехали. По дороге продолжили разговор.
– А вы-то знали покойную? – спросил Крячко у мужичка.
– А то как же! – ответил он. – Конечно, знал. Столько лет были соседями.
– Значит, она жила в этой квартире?
– Э, нет. Не жила. То есть, конечно, вначале она в ней жила, а затем переселилась. А квартиру оставила дочери.
– Переселилась? Это как так? Куда?
– В дом престарелых.
– Вот как… Что, не поладила с дочерью?
– Это нам неведомо, – покрутил головой мужичок. – А только говорят, что добровольно, чтобы не мешать дочкиному счастью. Оно дело известное. Жизнь. Переселилась… То есть сама… ну, в дом престарелых. Старушкой она была тихой и беззлобной. Никогда ни с кем не входила в контры… ни-ни! Не то что другие соседские старухи. Вот они так прямо ведьмы, а Петровна – ни боже мой! Ты ей здрасьте, и она тебе в ответ и денег всегда одолжит, когда попросишь… Хорошая была старушка, что и говорить. И кому только понадобилось ее убивать? И за что?
– Ну, а где ее убили-то?
– А говорят, что там же… то есть в доме престарелых.
– А кто говорит?
– Да Надюха, дочь… она и сказала. Говорит, что там…
– А муж-то у нее был, у Петровны? – спросил Крячко.
– Вот сколько я ее знаю, так не было у нее никакого мужа. Все одна и одна. Я уж ей и говорил: а что это ты, Петровна, замуж не идешь при таком-то твоем золотом характере? Ведь ты только бровью поведи, и вот тебе женихи. А она лишь рассмеется да рукой махнет: отстань, мол, со своими вопросами. Так и жила в одиночестве…
– Но дочь-то у нее имеется, – возразил Крячко.
– Дочь-то можно родить и без мужа, – махнул рукой мужичок. – Дело известное.
– А сама-то дочь что за человек?
– А тоже – ничего так, – пояснил мужичок. – И здоровается, и денег взаймы даст, если попросишь. Хорошая женщина, ничего не скажу.
– Одна живет или с мужем?
– Не одна, но и без мужа, – туманно выразился мужичок и тут же поправился: – С дитем. Сынок у нее, пяти или, может, шести лет от роду. Был и муж, но – разбежались. Вот уже года три как того… А отчего оно так случилось, о том я тебе не скажу, потому что не знаю.
– А бывшего мужа ты, случайно, не знаешь?
– Это Серегу-то Литвинова? Конечно, знаю! Да кто ж его не знает? Видал котельную, что напротив дома?
– Ну…
– Так вот он там истопником. Или, по-современному, оператором. Хороший мужик, душевный.
– Выпивает?
– А кто же не выпивает? Все выпивают. Но – без злоупотреблений. Иначе давно поперли бы с работы.
Подъехали к кладбищу, вышли из машины, осмотрелись. Моросил дождь, с деревьев падали ржавые намокшие листья. Невдалеке на кладбище видны были люди – немного, человек пятнадцать.
– Вот, уже хоронят, – полушепотом сообщил мужичок. – Это мы вовремя…
– Ты уверен, что это те самые похороны? – спросил Крячко у мужичка.
– А то какие же еще! Вот и Надюха… дочка… зачем же ей стоять у чужой могилы? Они самые, не сомневайся!
Крячко подошел к толпе и стал неподалеку. Он попытался сразу же вычислить среди народа Надежду, дочь убитой старухи. И почти моментально вычислил. Скорее интуитивно, чем по приметам, ибо откуда он мог знать ее приметы? Но Станислав был уверен, что это именно она, дочь.
Надвинув на глаза шляпу, чтобы не было видно, куда и на кого он смотрит, Крячко принялся наблюдать. Похоже, гроб уже опустили в могилу, и сейчас четверо мрачных мужчин ковыряли лопатами мокрую глину и швыряли ее в яму. Люди молча наблюдали за этим печальным действом. Никто не плакал и не причитал, даже дочь. Она, почти не шевелясь и не обращая внимания на моросивший дождь, стояла и молча смотрела в какую-то одну точку, но куда именно, Крячко понять не мог. Да это было и неважно. Важным было другое – имела ли дочь какое-то отношение к гибели матери. Но, конечно, так вот сразу на этот сложнейший вопрос ответить было невозможно. Поэтому Крячко только и оставалось, что стоять и наблюдать. И еще ждать, когда завершится процедура похорон. Тогда он сможет подойти к дочери и попытаться затеять с ней разговор.
Наконец над ямой вырос глиняный холмик. Мрачные мужики пригладили его лопатами, развернулись и ушли. Стали уходить и немногочисленные люди, стоявшие у могилы, и скоро там осталась лишь дочь и еще две какие-то женщины. А потом и они, оступаясь и путаясь в мокрой листве, усыпавшей кладбище, направились к воротцам в кладбищенской ограде.
Крячко надел шляпу правильным образом и подошел к дочери.
– Надежда Михайловна? – спросил он.
– Да, – взглянув на него, сказала женщина.
– Я из уголовного розыска, – сказал Стас. – Вот мое удостоверение. Простите, что надоедаю вам в такой момент, но… Я из Москвы, из Главного управления уголовного розыска. Приехал расследовать убийство вашей матери. И вот угодил аккурат на похороны. В общем, не рассчитал, за что еще раз прошу прощения. Если вам сейчас неудобно разговаривать, то назначьте другое время и место. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Ничего, – сказала женщина, – можно и сейчас. Какая разница?
– Тогда, может быть, сядем в мою машину? – предложил Крячко. – Я довезу вас куда скажете, а заодно и поговорим. Вот только… – он посмотрел на двух женщин, топтавшихся рядом. – Лучше, если наш разговор будет без свидетелей. Надеюсь, вы меня понимаете.
– Да, – коротко ответила женщина, глянула на женщин, и они тотчас же молча отошли в сторону и побрели куда-то по аллее.
– Сами-то они доберутся до города? – спросил Крячко.
– Доберутся, – сказала женщина. – Отсюда ходит автобус каждые полчаса.
– Вот и замечательно, – сказал Стас и огляделся, не видно ли где словоохотливого мужичка. Мужичка нигде видно не было, и это Станислава успокоило. Никакие попутчики на обратную дорогу ему были не нужны. Разговор с дочерью убитой старушки предстоял приватный.
– Прошу в машину, – сказал Крячко женщине.
Она молча подошла к автомобилю, подождала, когда Крячко откроет дверцу, и так же молча села на переднее сиденье. «М-да…» – подумал Крячко, трогаясь с места. Он придавал очень большое значение первым визуальным наблюдениям над незнакомым ему человеком и тем выводам, которые следовали из этого наблюдения. Он считал, что именно самые первые впечатления дают правильное представление о человеке. Конечно, потом, в ходе дальнейшего общения, непременно появятся какие-то другие, дополнительные и уточняющие моменты, и это также очень важно, но все же гораздо важнее первое впечатление. По мнению Станислава, в самые первые моменты знакомства человек еще не успевает придумать, какую ему играть роль, и тем более в нее вжиться, и потому он всегда бывает самим собой – таким, какой он есть на самом деле. Это уже потом, по ходу общения он надевает на себя маску – и попробуй-ка ее с человека сорвать! А в самые первые моменты общения человек беззащитен, и срисовать его психологический портрет – проще простого.
Вот потому-то Крячко и приглядывался к женщине, едущей с ним в одной машине. И, надо сказать, первичные наблюдения его озадачили и даже отчасти смутили. Он видел перед собой обычную женщину, простую, усталую, сгорбленную от свалившегося на нее несчастья и растерянную, как оно всегда и бывает, когда умирает близкий человек. К тому же этот близкий человек не просто умер, а его убили, и это обстоятельство угнетало женщину еще больше, как и полагается в таких случаях. Ничего иного, никакого потаенного смысла Крячко покамест в женщине не видел и не чувствовал, вот именно это его и озадачивало. Тут было одно из двух: либо женщина была настолько коварной и хитрой, что ей могла бы позавидовать даже пресловутая Миледи из «Трех мушкетеров», либо версия о причастности дочери к убийству матери была в корне неверной. Крячко чувствовал, что, скорее всего, именно версия никуда не годилась, и женщина, соответственно, не имела никакого касательства к убийству. Однако чувства чувствами, но ведь нужны еще и факты. Факты, они важнее чувств. И поэтому с женщиной надо поговорить, задать ей правильные вопросы и постараться получить на них правильные ответы.
Однако первой заговорила женщина, а вовсе не Крячко.
– Вы сказали, что вы из Москвы? – спросила она.
– Да, оттуда, – ответил Стас.
– И вы специально прибыли, чтобы расследовать убийство моей мамы?
– Можно сказать и так, – согласился сыщик.
– Что же, – недоверчиво усмехнулась женщина, – это такое сложное дело?
– Любое преступление по-своему сложное, – уклончиво ответил Крячко. – А уж тем более убийство.
– А что же местная полиция?
– Тоже работает. А мы помогаем.
– И как успехи? – бесстрастно поинтересовалась Надежда.
– Ищем…
– Понятно. Я чем-то могу помочь?
– Возможно, – сказал Крячко.
– Чем же?
– Она ваша мать, а вы – ее дочь. Близкие люди, у которых много общего. В том числе и общие тайны.
– Вы хотите знать наши семейные тайны? – Впервые за все время разговора в голосе женщины почувствовалось удивление. – Зачем?
– Я не хочу знать ваши тайны, – скривился Крячко. – Просто мы расследуем убийство вашей матери и покамест понятия не имеем, кто преступник. А вдруг…
– А вдруг это я, – перебила полицейского женщина. – Вы же именно это хотели сказать?
Крячко до такой степени не ожидал этих слов от собеседницы, что едва не съехал в кювет. Вывернув руль и выехав на ровную дорогу, он нажал на тормоз и остановился.
– Думаю, что вы здесь ни при чем, – глянул он на женщину. – Во всяком случае, я не могу себе представить, чтобы убийцей были именно вы. Хотя знаете, в жизни случается всякое. Это я говорю вам как старый сыщик.
– Значит, я вне подозрения, – устало усмехнулась женщина. – Что ж, и на том спасибо. Но все же – за что мне такая честь?
– Я наводил о вас справки. И еще – наблюдал за вами на кладбище, – сказал Крячко. – А сейчас – я с вами разговариваю.
– И этого достаточно для ваших умозаключений?
– Мне – да.
– Да вы провидец! Или великий психолог.
– Просто я знаю людей, – облокотившись на руль и глядя куда-то вдаль, сказал Крячко. – И в основном плохих людей. Поэтому я без особого труда могу отличить плохого человека от хорошего.
– Что, между ними такая большая разница?
– Да, – сказал Крячко, не отрывая взгляда от дороги. – Очень большая.
– И я, по-вашему, хороший человек?
– Напрашиваетесь на комплимент?
– Какой там комплимент? Полчаса назад я похоронила свою мать…
– Извините.
– Ничего.
Крячко нажал на педаль, и машина тронулась. Какое-то время они ехали молча.
– Вот, приехали, – сказала женщина. – Спасибо за то, что довезли. И за дорожную беседу тоже спасибо.
– Если она вам в чем-то помогла, то я только рад, – сказал Стас.
– Вы знаете, помогла, – проговорила женщина. – Отвлекла от дум. Вы же понимаете…
– Да, понимаю.
– Вы не задали мне ни одного вопроса, – сказала Надежда.
– Да, это так, – согласился Крячко.
– И как же быть?
– Сегодня больше не будем продолжать разговор, – ответил Крячко. – Вижу и чувствую, что вам не до моих вопросов. Придется в другой раз. А сейчас у меня к вам есть одна просьба. Мне хотелось бы побывать в вашей квартире. Зайти всего на две-три минуты. Если, конечно, вы позволите.
– Пойдемте, – просто сказала женщина.
– Вы даже не спросили, зачем мне понадобилось посетить вашу квартиру? – удивился Крячко.
– Ну, наверно, чтобы составить мой окончательный психологический портрет. – Надежда едва заметно усмехнулась. – Разве не так?
– В общем, да, – вынужден был признаться Крячко.
Квартира оказалась во всех отношениях обыкновенной. Две комнаты и кухня, обои, стандартная мебель, обычные занавески на окнах. На столике в гостиной лежали несколько журналов. Крячко бегло пролистал один из них. Это был журнал о вязании и прочем рукоделии.
– Любите вязать? – спросил он.
– Пока учусь, – ответила женщина. – И, наверно, когда-нибудь подсяду на это дело основательно. Да оно и хорошо. И отвлекает, и успокаивает. А какие думы при этом думаются!
Крячко хотел что-то ответить, но в это время в дверь позвонили.
– Это, наверно, соседка привела сына, – сказала Надежда. – С собой на кладбище я его не брала. Зачем ему знать о смерти бабушки? Мал еще… – Крячко заметил, как при этих словах у женщины дрогнули губы.
Оказалось, и в самом деле привели сына. Это был чернявый мальчишка лет пяти или шести. Без всякой боязни он посмотрел на Крячко и прошел в комнату. Вслед за ним, переговорив с соседкой, вошла и Надежда.