Сон дядюшки Фрейда Донцова Дарья

© Донцова Д. А., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Глава 1

– «Если на пороге вот-вот появится свекровь, а у вас в ванной забрызганное зеркало и грязный рукомойник, не стоит впопыхах хвататься за тряпку, просто выверните из плафона лампочку и встречайте мать мужа с улыбкой».

Я поперхнулась чаем и взглянула на сидевшую рядом стройную женщину, а та продолжала разглагольствовать:

– Это моя подруга Настя придумала. У меня все отработано. Ирина Львовна не очень вредная, к невестке не особенно придирается, в холодильник к Настьке не лезет, не проверяет, что приготовлено, но чистота – ее фетиш. Увидит пятнышко на кране, вся аж передернется. Правда, ничего не скажет, но ее чувства сразу понятны. Вот Настена и нашла способ! Лампочку чик-брык из патрона! В темноте-то ничегошеньки не видно! Правда здорово?

Я кивнула и украдкой покосилась на часы. В вагоне, в котором мы едем из Москвы за границу, всего два купе. Провожая меня на вокзал, Маша сказала:

– Вот видишь, не стоит расстраиваться из-за того, что тебе временно запретили летать. Воспринимай эту поездку как экскурсию. Мусик, у тебя свой туалет, душ, широкая кровать, телевизор, а во втором купе всего одна милая женщина, никаких плачущих детей или мужчин, которые начнут откупоривать бутылки, едва состав тронется. Кстати, вы с соседкой похожи, фигуры у вас одинаковые, как и цвет волос. Я чуть вас не перепутала, когда она в коридор вышла.

– Верно, – согласилась я, – мы с ней обе невысокого роста, блондинки с короткими стрижками, лица у нас простые, ничем не примечательные, да еще и одеты в джинсы, серые пуловеры и черные ветровки.

– Если люди внешне похожи, то и характеры у них не очень различаются, – сделала вывод Манюня, – ты сейчас завалишься на полку с детективом, она проделает то же самое. Вообще эту тетку до конца дороги не увидишь, она тебя не потревожит.

– Надеюсь, ты права, – улыбнулась я.

Маша обняла меня.

– Мусик, я хотела тебя попросить, возьми с собой Роджера.

– Роджера? – повторила я. – Ну… в принципе… могу, конечно, здесь две полки…

– Ему отдельное место не понадобится, – засмеялась Манюня, – потому что Роджи…

Дочь быстро открыла свою объемную сумку и вытащила оттуда странное существо, покрытое курчавой короткой темно-коричневой шерсткой.

Я пришла в недоумение.

– Это карликовый пуделек? Какой-то он не собачистый. И нос не обычный, похож на пятачок.

– Верно, мусик, – захихикала Маруся, – ты видишь не пса, а мини-пига, особенного, волосатого, они живут почти двадцать лет. Роджи четыре года, и он умнее некоторых людей.

– Очень приятно, – пробормотала я, рассматривая неожиданного попутчика, – с глупой свинкой мне бы не очень хотелось ездить по Европе. Манюня, ты уверена, что ее пропустят через все границы? У нее есть паспорт?

– Нет, – ответила Маша, – Роджер нелегал.

– Так его отнимут, – вздохнула я, – сама знаешь, какие в Евросоюзе строгие правила.

Маруся улыбнулась.

– Сейчас все поймешь. Роджи! Таможня! Полиция! Умри!

Мини-пиг беззвучно свалился на бок, закрыл глаза и замер. Маруся взяла поросенка, свернула клубочком, засунула в мою сумку, сверху положила две косметички и объявила:

– Вот! Роджи пролежит так, пока ты не скажешь волшебные слова: «Таможня ушла, полиции нет!»

Ридикюль зашевелился, поросенок выглянул наружу.

– Здорово, – восхитилась я.

– Лена его выучила, – засмеялась Маша, – ну и Роджер оказался дико умным.

– Так это пиг Кудрявцевой, – сообразила я.

– Разве я не сказала? – удивилась Маша. – Ленка приезжала в Москву погостить, потом улетела самолетом, а Роджер аэрофоб, когда лайнер взмывает в небо, он начинает безостановочно писать и какать от страха, а когда уже больше нечем, падает в обморок.

– Отлично его понимаю, – вздохнула я, – у самой те же желания возникают. Правда, на более ранней стадии, чем у милой свинки. Меня охватывает ужас при виде очереди на посадку. Смотрю на бесконечную вереницу людей с сумками и пакетами и думаю: «Набитая до отказа железная фигня с моторами только метров на сто от земли оторвется, а потом бухнется».

– Роджер всегда ездит поездом, – продолжала Маша, – он опытный путешественник, в дороге ведет себя идеально.

– Но поросенку понадобится в туалет, – продолжала слабо сопротивляться я.

Манюня вытащила из сумки бумажную пеленку. расстелила ее на полу и прощебетала:

– Роджи, пис-пис.

Мини-пиг моментально выполнил приказ, Маша свернула пеленку, засунула ее в пакет для мусора и хлопнула в ладоши.

– Вуаля. Это можно выбросить на любой стоянке. Мусик, ты едешь до Сан-Валентино, Ленка тебя на вокзале встретит. С Роджером никаких хлопот не будет, честное слово. Погладь его, он милый.

Я провела рукой по мягкой шерстке, поросенок тут же залез ко мне на колени и тихо заурчал.

– Какой хорошенький, – умилилась я, – а чем его кормить?

– Овощи, каша, можно немного сыра, с фруктами поосторожней, в них глюкоза, – объяснила Маруся. – В принципе, он питается как ты. Только конфеты не давай и все сахаросодержащее.

Я опять погладила Роджера и поправила бордовую ленту на его шее.

– Похоже, хозяйка его очень любит, сама связала ему ошейник.

Роджи начал тереться головой о мою руку, через пару секунд вязаная полоска свалилась на полку. Я аккуратно надела ее опять на шею мини-пига.

– Красивый аксессуар, но застежка у него слабая, этак ты можешь лишиться украшения. Ладно, прокатимся вместе.

Мини-пиг оказался замечательным спутником. Едва поезд отошел от перрона, поросенок лег около меня на полку и заснул. Оживился он где-то через час, когда я ела огурец, Роджи получил кусочек, обрадовался и опять задремал, прижавшись к временной хозяйке. А вот с соседкой по вагону вышло хуже, Маруся ошиблась, внешне очень похожая на меня женщина не собиралась, как я, тихо читать всю дорогу романы Смоляковой. Спустя минут десять после того, как поезд выехал из Москвы, соседка постучала в мое купе со словами:

– Нам ехать долго вместе, давайте познакомимся. Дарья, но лучше просто Даша.

Встреча с тезкой показалась мне забавной.

– Я тоже Дарья, но лучше просто Даша.

Попутчица всплеснула руками.

– Да ну? Может, и фамилии у нас одинаковые? Хотя это уж совсем невероятно, я Васильева.

– Невероятное произошло, – усмехнулась я и открыла свой паспорт, – смотрите.

– С ума сойти! – ахнула собеседница. – Такого просто не бывает. Мы полные тезки! Давайте выпьем по этому поводу чаю с конфетами.

Следующие четыре часа тезка безостановочно рассказывала разные истории из своей бурной жизни. Я узнала, что она много раз выходила замуж, сейчас состоит в очередном законном браке, выслушала рассказ про противную свекровь, которая спит и видит, как развести своего сыночка с ней. Когда истории из личной жизни закончились, Дарья принялась вещать о своих знакомых. Я узнала про Катю, которая каждый день выпивает бутылку вина, про Нину, не способную сбросить вес, про Настю, редко убирающую квартиру и выворачивающую в ванной лампочку, чтобы свекровь не заметила грязи.

От чужих семейных саг у меня заболела голова, и мне пришлось, навесив на лицо вежливую улыбку, отключить слух. Наверное, вы удивлены, почему я тащусь на поезде? Что собираюсь делать в Сан-Валентино? Постараюсь все объяснить.

Некоторое время назад Маруся вместе со всеми собаками и домработницей Ирой вернулась из Парижа в Ложкино. Дочь закончила стажировку у французского профессора-ветеринара, получила диплом и решила открыть в Москве лечебницу для животных, оснащенную по последнему слову техники. Очутившись дома, Маша целую неделю молча слушала разглагольствования Зои Игнатьевны[1], анекдоты, которые травил Петр Андреевич, ее жених, монологи Игоря, сына старухи, на тему открытия очередного бизнеса, вздохи моей будущей свекрови Глории… Но когда владелица института проблем человеческого воспитания в очередной раз заговорила о том, какой должна быть ЕЕ свадьба, Маша не выдержала, схватила Феликса за руку, утащила его в кабинет и там прямым текстом сказала то, что мямля мать стеснялась озвучить. Речь Маруси оказалась короткой.

– Устраивать две свадьбы в один день – это бред. Ваше бракосочетание с мамой не должно быть гарниром к походу под венец Зои Игнатьевны и Петра Андреевича. И Ложкино не гостиница. Феликс, мама слишком хорошо воспитана, поэтому она молча терпит старуху и весь ее табор, но ведь ты купил своей матери и бабке новые квартиры. Почему же они до сих пор живут в нашем доме?

Профессор стушевался, а Манюня спокойно завершила спич:

– Аркадий с женой и детьми давно поселился за границей. У них там бизнес, дом. Брат не планирует возвращаться в Россию, а я теперь буду жить в Подмосковье и не хочу каждое утро видеть Зою Игнатьевну со всеми чадами и домочадцами. Уж извини за откровенность, но твоим родным пора съезжать.

Маневин ответил:

– Сам устал от Зои, но она жалуется на запах краски в новой квартире, надо подождать, пока он выветрится.

Маруся усмехнулась, но ничего не сказала. На следующий день в Ложкино приехали четыре веселых парня в спецовках, с ними прибыла здоровенная машина для циклевки паркета. Мне вместе со стаей животных было велено временно поселиться в гостевом домике и не появляться в большом коттедже. Рабочие включили агрегат, раздался оглушительный грохот… Через час старуха велела домработнице складывать чемоданы.

– Получается, что мы их выгнали, – пробормотала я, когда машины с большим семейством выкатились за ворота.

– Ага, – весело подтвердила Манюня, – выперли! И теперь будем жить как нам хочется, а не по указке вредной бабки. Мусик, не переживай, они же не на улице в коробке из-под телевизора поселятся! Утопали в красивые многокомнатные хоромы.

– Боюсь, Феликс обидится, – вздохнула я.

Маруся возразила:

– Муся, он до смерти рад. К сожалению, профессор такой же мямлик, как и ты, слишком уж интеллигентный и добрый беспредельно. А некоторые люди, увидев подобную личность, норовят мигом ей на шею сесть. Вы что, хотите устроить свадьбу с тортом, караваем, выкупом невесты и прочими радостями?

– Упаси бог, – испугалась я.

– Так распишитесь по-тихому и живите счастливо! – воскликнула Маша.

– Отличная идея, – обрадовалась я, – вот только платье… Я специально летала за ним в Париж[2]. Куда его девать?

– Муся, у вас с Ленкой один размер, – сказала Манюня. – Сама знаешь, с деньгами у них с мужем не густо, Фред владеет небольшим супермаркетом, Кудрявцева на кассе сидит. Они официально расписались до того, как родились близнецы, а торжество отложили до зимы. Ленка не хотела выступать в образе беременной невесты. Если ты подаришь ей платье, она придет в восторг.

– К нему есть и сумочка, и туфли, – оживилась я, – у нас еще и обувь одного размера. Лена мне в Милане туфли покупала, на себя примерила, подошли идеально.

– Видишь, как хорошо все складывается, – обрадовалась Маша.

Во вторник мы с Феликсом поставили печати в паспорта, а в субботу решили пригласить узкий круг друзей в ресторан, но не получилось. В четверг я проснулась с головной болью, решила, что меня снова посетила старая подруга мигрень, заползла под одеяло и попыталась заснуть. Но ближе к ужину стало понятно, что происходит нечто странное. Меня целый день трясло от холода, ломило не виски, а затылок, слезились глаза, к горлу подкатывала тошнота, а когда я попыталась встать, потолок с полом внезапно поменялись местами и кто-то выключил свет.

Когда я очнулась, поняла, что нахожусь не в своей спальне, а в больничной палате. В кресле у окна сидела Маша. Увидев, что я открыла глаза, дочь слишком весело воскликнула:

– Мусик! Все чудесно, ты в реанимации!

– Ага, – пробормотала я, попыталась сесть и тут же услышала противный писк.

– Лежи, лежи, – приказала Манюня, – это кардиомонитор, а в руке у тебя капельница.

Я испугалась.

– Что случилось?

– Все отлично, – защебетала дочь, – температура поднялась до сорока, давление двести двадцать на сто двадцать семь.

– Обычно у меня девяносто на шестьдесят, может, местный аппарат врет? – усомнилась я.

– Нет, Мусик, у тебя грипп, – пояснила Маша, – сейчас коварный вирус ходит, он дает осложнение на сосуды.

Через неделю, выписывая меня домой, кардиолог Ольга Алексеевна предупредила:

– Давление у вас пока нестабильное, вот рецепты, принимайте лекарства регулярно.

Я взглянула на гору бланков и приуныла.

– Четыре таблетки утром, столько же днем, шесть штук на ночь! Это теперь навсегда?

– Давайте встретимся через месяц, посмотрим на анализы, – дипломатично ответила врач, – вам бы надо поехать на курорт. Есть небольшой городок Сан-Валентино, провинциальный, сонный, о нем мало кто знает. У туристов он непопулярен, никаких особых достопримечательностей там нет. Зато в нем работает прекрасный санаторий, который специализируется на реабилитации больных с сердечно-сосудистыми проблемами. Никаких уколов-капельниц там вам ставить не будут, персонал не ходит в белых халатах. Но правильное питание, прогулки, занятия спортом, спокойная обстановка быстро вас реабилитируют. Все, кто туда ездил, оказались потом очень довольны, и давление у них нормализовалось.

– Отлично, – обрадовалась я, – дайте адрес, прямо сегодня напишу письмо, может, найдется свободная палата. До Сан-Валентино, наверное, лететь недолго.

– Самолет временно не для вас, – возразила Ольга Алексеевна, – если у человека проблема с сосудами, ему лучше ехать на поезде. Есть прямой маршрут Москва – Бартолоно, вас в конечном пункте встретят и отвезут в Сан-Валентино.

И вот я трясусь в вагоне, слушая неумолкаемую трескотню соседки, которая, похоже, совершенно не собирается покидать мое купе. Теперь она живописала, как путешествовала по Египту и в нее плюнул верблюд. Небось дама, сидя у него на спине, утомила его своими россказнями, и бедняга не сдержался.

Глава 2

Часы бежали, соседка иногда выходила в коридор, но очень быстро уже без разрешения возвращалась в мое купе и врастала в сиденье. В конце концов меня стало тошнить от ее бесконечной трескотни, и вдруг со словами:

– Мы въехали в Белоруссию, – появилась проводница, – сейчас будет остановка на двадцать минут, советую вам купить творог, сметану, колбаску. Тут такие продукты! Пальчики оближешь.

Я встала.

– С удовольствием сбегаю в магазин.

– Ой, а мне надо взвеситься, – засуетилась Дарья.

– Взвеситься? – изумилась я. – В смысле на весах? Разве в вагоне они есть?

– Я всегда вожу с собой электронные, – тут же затараторила тетка, – лишний килограмм – провокатор болезней. Надо следить за собой. Если сейчас в окошке выскочит цифра сорок пять, я могу себе позволить вкусный творожок и прочее, если будет сорок шесть, устрою разгрузочный день.

– Ага, – пробормотала я, – ясно. Состав тормозит, пойду в тамбур.

Попутчица сбегала в свое купе и поспешила за мной в лавку, теперь она вещала о правильном питании, о том, какие продукты ест и к чему в жизни не прикоснется, сахар – смерть, мясо – инфаркт, жареная картошка – инсульт…

Когда поезд снова тронулся, тезка опять устроилась в моем купе и говорила-говорила-говорила… В конце концов я почти уже собралась заявить неуправляемой болтунье, что хочу прилечь, как в дверь постучали.

– Входите, – крикнула я.

Дверь приоткрылась, показалась симпатичная круглолицая проводница Таня.

– Через полчаса граница. Хочу предупредить, что в Европу нельзя ввозить мясные и молочные изделия.

– О господи, – засуетилась соседка, – я купила в Минске творог, сметану, йогурт.

– Я тоже запаслась вкусными продуктами, – призналась я, – еще продавщица посоветовала купить копченую грудку индейки, я попробовала кусочек, чуть язык не проглотила, такое объедение! Хотела пополдничать, потом поужинать.

– Если таможенники увидят белорусские харчи, все отнимут, – вздохнула Татьяна, – и сигарет можно везти только две пачки.

– Я давно бросила курить, – сказала я.

– Что же делать? – задергалась моя попутчица.

– Спрячьте продукты, – посоветовала проводница и ушла.

Мы с Дарьей уставились друг на друга.

– Купе маленькое, – пробормотала тезка. – Куда их заныкать?

Я оглядела мизерное пространство.

– Интересный вопрос.

– Поставлю сумку в душ, – решила Дарья.

– Таможенники обязательно туда заглянут, – возразила я, – мигом ваши запасы обнаружат.

– В шкаф они тоже полезут, – расстроилась болтунья, – просто безобразие, что купе крохотные и ничего в них нельзя спрятать.

И тут меня осенило.

– Нужно опустить верхнюю полку, положить на нее пакет и захлопнуть. Ну зачем таможне проверятьть место, которым никто не пользуется?

Дарья захлопала в ладоши.

– Гениально.

Я быстро проделала задуманное, осталась очень довольна собой и вышла в коридор.

– Заховали? – заговорщицки прошептала проводница.

Услышав, куда уложена контрабанда, Таня округлила глаза.

– Скорее перепрячьте, таможня всегда пустую полку опускает.

– Неужели? – усомнилась я.

– Они еще могут потолочное покрытие отвернуть и в мусорной корзинке пошарить, – добавила хозяйка вагона.

– Ну кому может прийти в голову засунуть еду в мусор? – пожала я плечами.

Татьяна прищурилась.

– Люди разные, у вас всего пара пакетов сырку да колбаски, а у некоторых сто тысяч евро в пачках. Был у нас случай, когда такую сумму пассажир в сортире в использованной туалетной бумаге зарыл.

– И куда деть индюшатину? – загрустила я.

– Ой, приехали, – засуетилась проводница и пошла к двери.

Я живо вытащила пакет с едой, сунула его под одеяло, села на полку и положила на продукты айпад. Если таможеннники велят поднять плед, я останусь без ужина. Но ведь они могут и не сделать этого.

Вскоре из тамбура послышался хриплый бас.

– Здравствуйте. Сколько пассажиров?

– Всего двое, – зачастила Таня, – женщины.

Я наклонилась к мини-пигу.

– Роджер! Таможня! Полиция! Умри.

Поросенок закрыл глаза и свалился на бок. Я сунула его к кульку с харчами и увидела, как в купе входит мужчина средних лет.

– Добрый день, – сурово произнес он. – Алкоголь, сигареты?

– Не пью и не курю, – отрапортовала я.

– Встаньте, – попросил досмотрщик.

Я покорно поднялась, таможенник опустил верхнюю полку, потом открыл шкаф, заглянул в туалет, приподнял одеяло и крякнул:

– Животное. Предъявите ветпаспорт.

Я похолодела: сейчас он отнимет Роджера! Бедного поросенка запихнут в карантин, неизвестно, сколько времени он проведет в изоляции. Навряд ли хрюшке там будут давать виноград, до которого мини-пиг оказался большим охотником. Примерно за час до границы Роджи увидел, что я вымыла кисть кишмиша, невероятно оживился и с огромным аппетитом слопал почти все ягоды.

– Документы на собаку, – повысил голос офицер.

– Андрей, я в служебный вагон, – сообщил его коллега, проходя мимо моего купе.

Я решила потянуть время, а заодно изобразить настоящую блондинку, авось Андрею надоест беседовать с дурочкой и он уйдет.

– Это не песик, посмотрите на нос.

Таможенник уперся в меня пристальным взглядом.

– А что с вашим носом?

Я глупо захихикала.

– Я про него! Видите пятачок? У песиков их не бывает.

Но Андрей не попался на мою удочку.

– Где ветпаспорт на свинью?

– Это поросеночек.

– Документ!!!

– Удостоверения личности нет, потому что… – завела я, так и не сумев придумать причину отсутствия паспорта, – нет… совсем нет… абсолютно… потому что…

– Потому – что? – перебил меня таможенник.

– Он умер, – лихо соврала я. – Зачем трупу паспорт?

Андрей свел брови в одну линию.

– Труп свиньи нельзя перевозить в купе. Мертвец следует в багажном вагоне, в гробу или в спецупаковке. Должно быть разрешение на перевозку покойника. Покажите его!

– Вы меня неправильно поняли, – начала выкручиваться я, – вернее, вы очень умный, это я неправильно выразилась, Роджер скончался, но не до конца.

– Не понимаю, – еще сильнее нахмурился представитель таможни.

– С одной стороны, он жив, а с другой – уже нет, – заюлила я. – Паспорт не могут дать, потому как организм более не функционирует, а покойником Роджи не признают, поскольку он… он… он…

– Он? – повторил Андрей. – Он что?

– Чучело! – выпалила я. – Вроде мумии поросенка.

– Чучело? – повторил досмотрщик и пощупал Роджера. – Оно не пустое внутри.

– Конечно, – кивнула я, – шкуру всегда чем-нибудь набивают.

– И теплое, – договорил Андрей, – чучела не такие. У моего тестя в гостиной стоит лиса, она холодная.

Я опять включила блондинку.

– Замороженная?

– Нет, – возразил Андрей, – не ледяная, просто прохладная, ваша свинья намного теплее, и она дышит. Видите, грудь поднимается-опускается.

Из-за горячего желания спасти Роджи от карантина во мне пробудилась буйная фантазия.

– Ну конечно, поросенок шевелится. Говорила же вам, он жив и мертв одновременно, это новое слово в чучелостроительстве, полная имитация реально существующего организма, внутри спрятан моторчик, который никогда не ломается.

– Вечного двигателя не существует, – возразил дотошный досмотрщик.

Но я была начеку.

– Я говорю о так называемой атомной батарейке, она рассчитана на двести лет.

– Радиоактивные вещества запрещены к вывозу, – тут же отреагировал Андрей.

– Ну что вы, – засмеялась я, – просто название такое, внутри ничего опасного нет, фирма, которая делала чучело, называется «Атомное животное».

– М-да, – крякнул Андрей, но не ушел.

Чтобы наконец избавиться от назойливого офицера, я схватила Роджера и встряхнула его. Поросенок продолжал гениально изображать мертвеца, он повис переваренной макарониной в моих руках, а я заулыбалась во весь рот.

– Ну? Разве живой мини-пиг станет так себя вести?

– Нет, – после небольшого раздумья согласился досмотрщик и вдруг поинтересовался: – А что в пакете?

– В каком? – заморгала я.

– В этом! – повысил голос представитель таможни.

С одной стороны, я радовалась, что дядька отвязался от мини-пига, но с другой – мне стало тревожно, лишиться деликатесов не хотелось.

Я изобразила идиотку.

– Где? Не вижу.

– Да вот же он, – процедил Андрей, потянулся к полиэтиленовому пакету, и тут Роджер оглушительно пукнул.

«Не надо было угощать его виноградом», – пронеслось вихрем в моей голове. Офицер мигом забыл про продукты.

– Что это за звук?

Я потупилась.

– Простите. На нервной почве желудок взбунтовался.

По купе пополз характерный запах, Андрей смутился. Я положила поросенка прямо на кулек с прекрасной белорусской едой и уставилась на таможенника с выражением горячей бескорыстной любви во взоре. И тут Роджер опять громко испортил воздух.

– Эй, да это мумия безобразничает, – изумился Андрей, – значит, она живая и обязана иметь паспорт.

– Чучело иногда выпускает воздух, который скапливается внутри, – объяснила я, – это естественный процесс.

Не говоря ни слова, Андрей вышел в коридор, я перевела дух, схватила кулек с сыром-индюшатиной-творогом-сметаной, запихнула его под подушку, навалилась на нее спиной и замерла. До ушей долетело попискивание, затем прорезался негромкий голос таможенника:

– Николай, совет нужен. В вип-вагоне баба, россиянка, с ней чучело свиньи. Оно странное, теплое, дышит, пердит, но ведет себя, как покойник. Нет, не пил я ничего. Свин лежит, не шевелится, пассажирка его трясет, он молчит. Нет, не ветчина, не колбаса, он в шубе. Но она не свиная, скорей уж собачья или овечья, кудрявая. Нет, я не ел грибы, которые Оля вчера насобирала. Это не свинья в пальто, оно не снимается, типа шкура. Может, ты сам Нинкиных суточных щей похлебал и теперь не способен понять, че тебе втолковывают? Оно чучело! Так баба говорит. На батарейках! Ща спрошу.