Охотник: Охотник. Зверолов. Егерь Поселягин Владимир

Шофер вышел, помог достать из багажника чемодан с вещами – гитару я вез в руках – и, снова заняв свое место, поехал дальше, оставив меня на тротуаре. Наклонившись, я поднял чемодан и направился к себе домой.

Открыв дверь своим ключом, сложил вещи в прихожей и, стянув ботинки, прокрался в спальню, чмокнув Марину в щечку.

– Ой, кто тут? – вскинулась она испуганно.

– Привет, любимая, – снова чмокнул я ее.

После утра любви – за окном уже рассвело – меня ошарашили сообщением, от которого я забыл все на свете:

– У меня задержка, вот уже две недели. Сегодня хотела на прием в больницу идти.

Марина замерла у меня на груди, ожидая ответа.

«Мать…» – только и выдохнул я.

Вслух же я издал вопль радости и, вскочив на ноги, закружил Марину на руках. В таких случая по-другому нельзя. Как ни хотелось свободы, но своего ребенка я убить не дам, а то мало ли что взбредет беременной в голову. Хотя вроде аборты тут особо не практиковались.

После бури радости мы немного пришли в себя и поговорили за жизнь. Я не верующий, честно. Однако когда Марина заявила, что собирается воспитывать ребенка одна, как-то даже воспрял духом и внутренне порадовался, когда классная твердо отказалась от моей руки и сердца. И слава Христу, они мне и самому пригодятся. Зато я взял твердое обещание, что ребенок будет носить фамилию отца. Дальше мы обговорили ситуацию. Первое время Марина будет жить и вести уроки в Киеве, но потом подальше от пересудов переедет в родной Харьков и родит уже там. Благо в Харькове у нее есть хоть и единственный, но родственник. Тетка.

После душа я разложил вещи, подарил Марине импортные туфельки на высоком каблуке. Правда, они оказались маловаты, я ошибся с размером, но Марина сообщила, что без проблем поменяет их. Обычно у нас как? Хватают, пока дефицит на прилавок выложили, потом на работе или продают, или меняют по размеру.

В общем, я переоделся, взял паспорт, оставив остальные документы дома, и мы в девять утра направились в поликлинику. Там нас перенаправили в женскую консультацию.

Я спокойно сидел среди таких же ожидающих. Причем был самым молодым и не раз ловил на себе озадаченные взгляды более взрослых и степенных мужчин. Однако все их взгляды я великосветски игнорировал. Когда пришла очередь Марины, я сжал ее ладонь, как бы показывая, что я с ней, и подтолкнул к кабинету.

Через полчаса у нас на руках была справка, подтверждающая, что моя спутница в положении и что она поставлена на учет.

– Замечательно. Теперь свежие фрукты и овощи, но с этим я пособлю. Когда следующий прием?

– Через две недели. А так регулярно раз в месяц.

– Хорошо, едем в магазин, закупаемся продуктами и вечером отмечаем это радостное событие.

В общем, к родителям я сегодня не поехал, только позвонил маме на работу, предупреждая. Сообщать, что я в следующем году стану папой, как-то не хотелось. И так у родителей шок за шоком из-за меня. Не будем их нервировать. Вот родится сын али дочь, тогда и порадую, не ранее.

На следующий день я разобрался с делами, сообщил классной руководительнице, что меня не будет дней десять, продублировал директору школы, пообещав справку за непосещение, и направился в аэропорт. Когда вылет с посадкой в Ростове, я узнал и забронировал место заранее.

– Добрый вечер, – сняв шляпу на входе, в мою комнатку протиснулся следователь Вяткин. Под легким плащом была видна синяя прокурорская форма. Под мышкой он держал туго набитый желтый портфель. – Как устроился?

– Нормально. Хорошая квартира в центре города, да и хозяйка хозяйственная, обещала обедом накормить.

Сразу после прилета, еще вчера, я быстро нашел сдающуюся комнату и заселился сроком на неделю, после чего с телефона-автомата позвонил домой следователю, сообщив адрес. Телефон у того дома был, по работе было положено. И тот на следующее утро пришел с материалами для изучения.

Освободив стол, я дождался, когда он выложит шесть пухлых пачек, и сев на стул, пододвинул к себе ту, что под номером один.

– Сводить все убийства в одно дело мне не разрешили наши партийные руководители, даже упоминать запретили, что это может быть маньяк. Поэтому тут только те дела, что вел я. По остальным убийствам в разных районах работают другие следователи.

– Полковник где?

– Работает по последнему убийству, хотя прошел слух, что следственную группу отзывают обратно в Москву.

– Чего так? – удивился я. – Или нашли убийцу?

– Да вроде как. Подозрение пало на двоюродного брата последней жертвы. Его арестовали, а через пять дней он написал чистосердечное признание.

– Улики?

– А никаких, все держится только на его чистосердечном признании и на отсутствии алиби на момент преступления, – хмыкнул следователь, в его голосе сквозила явная ирония. – Товарищ полковник эти делом заинтересовался и на совещании выдвинул версию, что дело шито белыми нитками. Первый секретарь обкома велел ему не лезть не в свое дело. Убийца пойман – и хорошо, хоть народ, мол, успокоим.

– А то, что парню фактически поломали жизнь, так это пусть их? – криво усмехнулся я и тут же добавил многозначительно: – Разберемся… Следователь, что ведет дело, местный?

– Да. Сашкевич постарался.

– Попозже посмотрим на него.

– Я нужен?

– Пока нет, – я уже весь ушел в изучение дела. – Ближайшие два – три дня меня лучше не беспокоить, и если будет возможность, хорошо бы достать материалы уголовных дел других следователей. Это ускорит дело.

– Хорошо, – с сомнением ответил Вяткин. Не знаю, он то ли сомневался в моей профессиональной квалификации, то ли в том, что сможет достать эти уголовные дела.

– Как там мой двойник? – спросил я, отрываясь от бумаг и видя, что Вяткин не торопится уйти.

– Работает.

– Да про это я в курсе. Во время завтрака хозяйка мне столько про него порассказала, что я даже начал задумываться, а нужен ли я здесь. Кстати, полковник может сослаться на него, раз он у народа в таком фаворе.

– Мы подумаем, спасибо.

Наконец следователь ушел, и я занялся работой, мне действительно интересно было узнать, что местные ребята накопали. Про Вяткина я по уголовному делу могу сказать так: на службе горит, как говорится, сыщик от бога. Бывают и такие. Но здесь он явно спасовал.

Через пару дней Вяткин принес мне еще два тома, там уже было видно, что работа ведется уныло и спустя рукава. Было множество отписок. Была бы возможность, следователь бы оформил все как несчастный случай. Но изнасилование и удушение как-то с этим не вязались.

Из-за того что суд на тем парнем, который сознался, был назначен на шестое сентября, мне пришлось поторопиться. Спустя четыре дня после первого посещения следователя, после звонка, ко мне домой примчались не только Вяткин, но и полковник.

Как ни были нетерпеливы гости, я растягивал удовольствие, медля, пока хозяйка накрывала для нас стол и расставляла посуду к чаю. Ей явно было любопытно, почему к студенту, коим я представился, зачастили представили власти. Наконец она закончила и тихо удалилась, тактично прикрыв дверь.

– Ну очень любопытная, – улыбнулся я, и глазами показал офицерам на дверь. Те поняли и молча взяли протянутые бумаги.

Прочитав, полковник ошарашенно посмотрел на меня и, наклонившись вперед, тихо спросил:

– Почему ты пришел к такому выводу?

– Если бы все дела свели в одно, негодяя давно бы поймали. Он засветился на своей машине. Один раз ладно, не повезло человеку попасться на глаза свидетелей, но не два же раза?! Это было подозрительно, вот я ночью и сходил проведать его. В общем, обыскал машину и в багажнике под ковриком обнаружил девчачью красную кепку с инициалами А.М.Т. под закладкой. Напомнить фамилию имя и отчество последней жертвы и список пропавших вещей?.. Не волнуйтесь, товарищ полковник, улику я вернул на место. Так что нужно действовать. Просто так вы к обкомовскому человеку не подойдете. Предлагаю остановить машину на посту ГАИ, обыскать и при свидетелях изъять кепку. Потом обыск в доме. Он трофейщик, значит, у него в доме тайник. С каждой жертвы он брал по одной вещи, сколько в тайнике трофеев, столько и жертв.

– Местные против своего не пойдут, поэтому я привлеку к задержанию свою группу, – сказал полковник.

– На это и рассчитывал преступник, что даже если на него выйдут, то побоятся арестовать. Кто же партийного посмеет задержать, да еще по такому делу? Скандал. Так что он думает, что прикрыт со всех сторон.

– А ведь это он успокаивал народ во время митинга у здания обкома, – вспомнил Вяткин.

– Я уже в курсе. Его шутку оценил… Ладно, работой вас загрузил, действуйте, а я пока погуляю по городу, посещу памятники архитектуры. А то пятый день у вас, а до сих пор ничего не видел… Надеюсь, не забудете поделиться информацией?

– Если она будет, то обязательно, – кивнул полковник.

– Материалы дел можно уже забрать? – спросил Вяткин.

– Да, конечно, – в это время я прибавил громкости и уже нормальным тоном сказал: – Давайте я вас провожу.

Вяткин забрал все дела и вместе с полковником вышел во двор, чтобы там дождаться меня. Честно говоря, сидеть в четырех стенах и читать пропыленные папки мне уже надоело, поэтому, одевшись по-летнему, я вышел следом и проводил их до машины, милицейской «Волги». Попрощавшись, мы разошлись. Я по зеленым солнечным улицам направился в сторону пляжа, а сотрудники правоохранительных органов на службу.

Вроде прошло нормально. Больше всего меня заботило то, под каким соусом подвести маньяка под подозрение. Нет, то, что я сказал, не было придумано. Все это в папках было, да и кепку я действительно обнаружил в багажнике, похоже, нелюдь ее просто не заметил, а я убрал под коврик, чтобы если он полезет в багажник своей «Волги», то не обнаружил улику. Так что вроде все, что я сказал, моим, можно сказать, нанимателям пошло на веру, хотя думаю, они все трижды перепроверят. Однако цейтнот из-за кепки – вдруг маньяк обнаружит ее и избавится – оставлял им мало времени.

Осмотревшись, я продолжил прогулку, с любопытством разглядывая красивую архитектуру города и изредка попадавших навстречу девушек. Пользуясь теплой погодой в сентябре, я спустился к реке и немного поплавал, охлаждаясь, после чего вернулся в съемную квартиру в ожидании известий.

Новости я узнал только на следующее утро. Сияющий как новенький пятак Вяткин демонстрировал всем своим видом, что все в ажуре. Рассказ не занял много времени. Некто Николай Рыбников, выезжая со двора дома, попался на глаза инспектору ГАИ. Простой досмотр вылился в вызов опергруппы после обнаружения улики (группа ожидала за ближайшим углом), ну а дальше, пользуясь моментом, выбили разрешение на обыск дома Рыбникова, и в замаскированной комнате на чердаке обнаружили трофеи. И все это происходило в день суда над тем невиновным парнем. В общем, пока разобрались, парень успел получить пятнадцать лет. Представляете шок парня, когда прямо в зале суда, где судья, после того как секретарь что-то прошептала ему на ухо, моментально отменил приговор? Вытащили, вручили вещи и не извинившись отправили домой! Даже не объяснили толком, что произошло.

Это все и рассказал Вяткин, после чего поблагодарил меня и быстро ушел, у него были еще следственные мероприятия. Самое неприятное, что он сообщил – трофеев было шестьдесят три штуки.

Я откинулся на подушку и задумался над судьбой маньяка. Ведь тогда его никто не поймал, и он перенес свои «игры» в другие соседние области, а потом перевелся в Москву. Только спустя сорок три года, уже будучи на пенсии, бывший партработник получил свое заслуженное от охотника на маньяков. Да, Николай Рыбников был моей третьей и самой вкусной жертвой еще в том мире. Однако сдал я его легко, так как тогда трофеев у него я насчитал сто сорок восемь штук.

После всех событий в Ростове, пока маховик следствия раскручивался, а мой двойник почивал на лаврах, я уже вылетел в Киев. Меня ждала новая, незнакомая и, надеюсь, интересная жизнь.

Чуть больше четырех лет спустя. Западная Украина. Хутор в глухой приграничной зоне. Лесной массив

– Кнут, подвинься, – кто-то похлопал меня по плечу, и я тут же убрался в сторону, а мое место занял гранатометчик. Вот он на миг выглянул, рассматривая окно, из которого бил МГ, после чего приготовил трубу к бою. Потом быстро появился из-за угла, встав на одно колено, и выпустил гранату, которая, пролетев метров сто, попала точно в окно. Правда, гранатометчик этого не видел, ловким перекатом уйдя обратно за сруб бани. Однако я, заняв позицию с другой стороны, все это наблюдал. Особенно меня впечатлила подскочившая соломенная крыша – после взрыва внутри. Жаль, что при зачистке хутора ОУНовцев я был сторонним наблюдателем, внимательно следя за действиями группы спецназа КГБ. Можно сказать, я наблюдал за работой своего детища.

А в Москве еще удивлялись. Мол, откуда там бандиты, их же всех давным-давно переловили. Может, это и так, но мягкая политика Сталина не уничтожать предателей, а отправлять их в лагеря, сказалась и тут. Они стали возвращаться после отсидки. Некоторые сломленными, а некоторые, как этот бандеровец, только с лютой ненавистью. Как он только смог поселиться в приграничной зоне? А ведь пропажи людей и налеты на магазины списывались на залетных бандитов, кто же знал, что ОУНовцы вернулись?

«Кнут» было моим позывным, меня так нарекли бойцы. «Кнутом и пряником» – помните? От меня пряников хрен дождешься. В общем, в бою мы переходили на позывные, это было одним из моих нововведений. Командиры и бойцы оценили быстро. Во время войны было что-то похожее, но официально боевые позывные проведены не были. Сейчас же они у нас строго по уставу. В бою позывные, в остальное – по званиям.

После того как последняя огневая точка стихла, к дому подбежали несколько бойцов и закинули в окна свето-шумовые гранаты. После разрывов последовал штурм.

Через пять минут, когда хутор был полностью зачищен и бойцы выносили тела погибших бандитов – у нас даже раненых не было, – я подошел к майору Неклюеву.

– Ну как? – спросил он.

– Чисто сработали, молодцы, – честно ответил я.

Честно говоря, это был одиннадцатый хутор, что штурмовала группа, в которой я числился инструктором. Были, правда, пару дел в городах, но там по мелочи. Так что у парней был реальный опыт штурмов помещения, можно сказать уникальный. Это была моя вторая группа, которую я воспитал из салаг в молодых волчат. До ветеранов им еще далеко, но они стараются, это было видно. Первая группа была жестко натренирована на бои в горах, где они получили бесценный опыт, да и сейчас получают, это только меня бросили сюда, в Западную Украину, готовить новую группу.

– Товарищ старший лейтенант, вас вызывает база, – окликнул меня радист, стоявший на коленях у своего зеленого ящика. Рядом с блокнотом стоял офицер в форме пограничника и подсчитывал оружие, что было взято у бандитов. С пограничниками пришлось работать тесно, так как мы работали только в их зоне. Да что там, даже наша база была в пограничном округе в одной из частей.

– Лютик на связи, – взял я микрофон.

– Лютик, говорит Сорока, требуется ваше присутствие на базе.

– Принято. Прием.

Вернув микрофон радисту, я вернулся к Неклюеву.

– Что там? – спросил он.

– Похоже, что-то случилось. Может, опять срочно в Москву вызывают?

– Ясно. Мы тут сами закончим, а ты езжай. Возьми мой «газик». Удачи.

– Спасибо.

Прижимая к боку автомат, я взял быстрый старт и скрылся в окружающем хутор лесу, пробежав мимо одного из секретов. Через четыре километра по лесу я выбежал на дорогу и буквально через триста метров оказался у трех машин – двух грузовиков и командирского «газика».

– Мартынов! Угольников! Двигайтесь хутору, – велел я водителям грузовиков, занимая место в «газике». – А мы едем на базу… И поторопись.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант, – кивнул пограничник. Машины принадлежали погранцам.

«Что ж там случилось?» – задумался я.

До базы пришлось добираться почти два часа, объезжая большой лесной массив. Слишком глубоко спрятались бандиты, когда за последний год началась большая чистка. Они ее заметили сразу, когда вдруг стали пропадать в неизвестность их люди. На местах хуторов бандитские разведчики обнаружили только угли и стреляные гильзы с пятнами крови на земле. Вот и тут находилось шестеро бандитов, из них бандеровец, прошедший войну, был только один. Он же и являлся их командиром и духовным лидером. Именно на него мы и охотились, но тот, постоянно чуя неизбежную гибель, часто менял лежки. Остальные молодые мужики, выращенные с ненавистью к советской власти, отстреливались до последнего, даже не задумываясь, что при сопротивлении погибнут жители хутора. Их родственники.

И они погибали – даже если и не умирали во время боя, то это случалось потом. Живых мы не брали, только детей. Уже более десятка их были отправлены в детдома центра СССР. В принципе я был доволен, группа Неклюева была полностью готова к самостоятельным действиям и продолжит без меня. Хотя продолжать там было нечего, похоже, мы истребили всех бандитов за эти шесть месяцев пребывания на Украине (честно говоря, было их не так много, не успели они широко раскинуть свои сети, вовремя нас сюда направили). Сам я хоть и был инструктором, но мог отдавать приказы майору, так как не только учил их, как нужно действовать в лесистой и степной местности, но и как командовать. Все в группе имели офицерские звания.

Кстати, когда я узнал, что работаем мы на Украине против «лесных братьев», то был, конечно, изрядно удивлен. В историю вернувшаяся из заключения в шестидесятых банда ОУНовцев почему-то не вошла. Их просто тихо и негласно уничтожили, и я в этом принимал непосредственное участие.

Погранцы охотно помогали нам, хотя мы и были не из их ведомства, заодно решая свои проблемы – пропало в наряде два пограничника. Нашли и их тела, и их оружие в схроне бандитов. Ну и бандитов, конечно, тоже нашли… мертвыми. В общем, работали достаточно тесно.

Наконец мы выехали на асфальтированную дорогу и погнали уже по ней. Ничего, тут рядом, полчаса – и на базе.

Вот мы проехали мимо небольшого городка и свернули к воротам войсковой части. Именно тут мы дислоцировались.

После проверки документов – пограничники на КПП ни на грамм не удивились моему пятнисто-лохматому виду с изукрашенными линиями лицом – пропустили на территорию части.

– Высади у гостиницы, – велел я.

– Есть!

Выпрыгнув из притормозившей машины, я вбежал в фойе общежития, которое мы назвали «гостиницей». Хоть вызвало меня и не мое непосредственное командование, однако являться к местному начальству в боевом костюме не стоило.

Забрав у дежурного ключ, я прошел в свою отдельную комнату и сразу убрал автомат в оружейный ящик, спрятанный в шкафу. Дальше последовало разоблачение. Костюм «гилли» в свернутом походном состоянии в шкаф, камуфляжный комбинезон на плечики, разгрузку – на одну из полок. Специальный растворитель, чтобы смыть краску с рук и лица, и быстрый душ. После чего я оделся в повседневную форму офицера-пограничника (работали мы под их видом) и направился в штаб части.

Ответно козырнув бойцу у входа, я открыл дверь и прошел в здание штаба. У входа слева находилась конторка дежурного, а за ней оружейка.

– Здорово, Олег, – пожал я лейтенанту руку. – Кто меня вызывал, не в курсе?

– В курсе. Замполит. Правда, из-за чего, я не знаю. Не хотелось бы соврать, но вроде не по службе. Что-то у тебя в семье случилось.

– Да? – насторожился я. – Георгич у себя?

– Да, как из штаба округа вернулся, так сразу и отправил приказ вызвать тебя.

– Ясно. Я к нему.

Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, я козырнул двум капитанам, что разговаривали в коридоре, проскользнул мимо них и, остановившись у нужной двери, проверил, как сидит форма, после чего постучался.

– Войдите, – едва слышно донеслось из-за плотно закрытой двери.

Открыв дверь, я зашел в кабинет замполита.

– Вызывали, товарищ подполковник?

– Садись, Игорь, – сделав трагическое лицо, велел замполит части. Что-что, а с мимикой у него было все в порядке, должность обязывала. – В общем, у меня для тебя плохие известия…

– Что-то с родителями? Бабушкой? – тревожно спросил я, присаживаясь на ближайший стул.

– Про них я ничего не знаю, – сразу же открестился тот. – Ты знаешь, кто такая Тамара Авдеевна Клюева?

– Конечно. Это тетка моей… э-э-э… бывшей гражданской жены, матери моих детей. А в чем дело?

– Три месяца назад был совершен автомобильный наезд на Марину Львовну Клюеву, завершившийся трагически. Клюева погибла на месте.

– Кто?! – жестко спросил я, чувствуя, как у меня под пальцами трескается плексиглас, которым был покрыт стол.

– Я не знаю, – ответил замполит, опасливо косясь на покрытие стола. Мой крутой нрав он знал не понаслышке.

– Почему сообщили только сейчас?

– Женщина не имела контактов с тобой, отправляла письма по прежнему адресу. Не дождавшись ответа, она отправила письмо в медицинский институт, где ты учился. Там человек, который тебя знал, перенаправил его в управление, а оттуда уже сюда. Вот, держи, – протянул мне замполит вскрытый конверт, после чего замолк, пока я быстро читал коротенькое сообщение.

– Машину угнали, угонщика не нашли, – тихо пробормотал я, после чего разжал кулак и распрямил смятый лист бумаги.

– Это еще не все. Бюрократическая машина у нас медленная. Пока письмо лежало в деканате института, пока попало в нужные руки, выяснилось, что Тамара Авдеевна Клюева умерла от остановки сердца через две недели после гибели племянницы. Твои дочки были отправлены в детдом. Это все, что я знаю… Сядь! – рявкнул подполковник, когда я вскочил, потом продолжил спокойным тоном: – Я договорился с летунами из соседней части, у них как раз борт вылетает в Москву, они сделают крюк и забросят тебя в Харьков. Собирайся, у тебя есть пара часов. Из московского управления уже пришел приказ предоставить тебе отпуск. Похоже, к нам ты уже не вернешься.

– Похоже, так. Служба для меня закончилась… Почему Тамара Авдеевна не связалась с моими родителями?

– Ты это у меня спрашиваешь?! Прибудешь на место, сам выяснишь… А теперь все равно уже больше не увидимся. Подпиши-ка мне четыре книги, – с просительной интонацией попросил замполит и достал из-под стола четыре толстых томика «Интернов», которые за последний год произвели настоящий фурор в литературной среде. Критики плевались, а вот простой народ был в восторге. Там не было высокопарных штампов, а была простая, понятная даже старому кочегару речь (даже с матом) и жизнь, какая она есть. Никому не скажу, чего мне стоило пробиться через цензуру, чтобы ее пропустили в печать. Скажу честно, без Брежнева у меня это бы не получилось, однако тот, прочитав подсунутую ему рукопись (постарался один товарищ из охраны, которого я тренировал), поржав, дал разрешение на издание. Первый тираж был в сто тысяч экземпляров, на пробу. Его смели за две недели. Народ распробовал, цеховики и спекулянты изрядно поднялись на продаже моих книг. Следующий тираж был в пятьсот тысяч экземпляров, на полках его даже не видели – как мне говорили, его смели мгновенно. Выпустили уже третий тираж в миллион, немного насытив рынок. Так теперь издательства просто засыпали письмами из разных республик и областей с просьбами ускорить выпуск второй части, которая у меня пока была в работе. Издательство сейчас вело переговоры с рядом стран, чтобы издать «Интернов» на иностранных языках.

О том, что я и есть Игорь Соколов, автор шести книг и более чем двадцати хитов, что исполняли известные певцы и певицы, замполит вычислил достаточно быстро, хотя на обороте обложки было ясно написано, что Игорь Соколов – это псевдоним. Да и никто не связывал меня и известного автора (популярность мне была не нужна по долгу службы), а вот замполит связал. Он пообещал, что никому не расскажет, но за это я должен подписать ему пару книг. «Пара» уже давно перевалила за десяток, и вот если считать эти, то будет семнадцать.

– Кому? – обреченно спросил я, беря протянутую самописную ручку.

– Аркадию Давидовичу… – начал диктовать замполит с довольным видом.

За десять минут отделавшись от замполита, я поторопился в общежитие. Нужно было сдать оружие и боеприпасы в оружейку. Автомат был местным. Отписаться в отделе кадров, сдать комнату коменданту – и все, свободен.

Все это я проделал достаточно быстро, после чего надел парадную форму с наградами (все как положено) и поторопился к КПП, там меня ждала машина.

Доехали до военного аэродрома достаточно быстро, он действительно находился рядом. Водитель высадил меня на КПП и, развернувшись, попылил обратно, а я, подхватив чемодан и свою старую, много повидавшую гитару, что купила мне мама в далеком тысяча девятьсот шестьдесят втором году, направился к дежурному. Оказалось, обо мне уже были извещены, поэтому пропустили быстро, даже дали дежурную машину с водителем, чтобы сразу довез до самолета на площадке. Я немного опаздывал.

Самолет был достаточно новым Ан-12, у которого суетилась летная обслуга, моторы уже работали, крутя пропеллерами. Через остекление кабины виднелась голова второго пилота с наушниками на голове.

– Старший лейтенант Соколов? – подбежал ко мне коренастый мужичок в летном комбинезоне и в таких же, как у летчиков, наушниках.

– Да! – ответил я, стараясь прокричать рев моторов.

– Едва успели, еще бы пять минут, и улетели бы без вас. У нас график. Давайте я вас провожу. Уже летали на таких?

Я молча кивнул, проходя следом за борттехником (уже понял, кто это) в пассажирский салон. Техник проверил, как я пристегнут, после чего убрал вещи в сторону и вышел в грузовой отсек. Буквально через несколько минут моторы транспортника сменили тональность и, судя по легкой дезориентации, мы покатились по бетону аэродрома. Стыки чувствовались. Еще спустя несколько минут мы оказались в воздухе.

Откинувшись на удобном кресле (я оказался единственным пассажиром, чуть позже ко мне присоединился знакомый борттехник) и прикрыв глаза, стал прокручивать свою жизнь, которая началась с момента пробуждения в новом теле.

До момента поимки партийного маньяка в Ростове прошедшая жизнь пролетела быстро. В принципе, и дальше не было ничего особенного.

Учился, ходил в спортзал республиканского комитета, чтобы наращивать физическую подготовку, хоть я занятия теперь и не вел, писал книги – издал к Новому году вторую, продолжение попаданца в сорок первый год. Первая пошла очень даже удачно, однако с последней моей книгой – «Интерны» – ни одна не шла по известности ни в какое сравнение. Учился я на пятерки, так как легко вспоминал учебный материал. Учеба шла без проблем, даже одноклассники больше не лезли ко мне. Только одноклассницы строили глазки, но обнаружив полную бесперспективность их уловок, начали придумывать про меня небылицы. Мне на это, честно говоря, было наплевать. Марина, когда появился живот, с помощью директора школы (все-таки мировой мужик), перевелась в Харьков в другую школу.

Когда я сдавал экзамены (шел на золотую медаль), из Харькова пришло сообщение, что Марину забрали в роддом. Бросив все, я рванул к ней. По приезду меня обрадовали, что я стал папой. Дикая надежда, что у меня будет сын (я уже и имя придумал), размазалась о действительность. У меня оказались девочки-близнецы. А я ведь подозревал, что так и будет. Слишком большой живот был у Марины. На именах настоял я, раз уже придумал, так не выкидывать же?

Я часто бывал в Харькове во время отпусков. Хоть на один день, хоть на неделю, но заворачивал, поэтому дочки знали меня хорошо. Я даже сделал свое большое фото в рамке, оно висело у них в комнате.

Чтобы Марина с дочками не нуждалась, тетя помогала в меру сил, я стал платить ей алименты, благо прикрываясь гонорарами, перевел часть денег бандитов на личную сберкнижку. Правда, пользоваться я ею мог только по исполнении восемнадцати. Но как бы то ни было, с моего счета ежемесячно уходили сто рублей на книжку Марины. Вроде им хватало, особой нужды не было.

После школы, как и хотелось, я поступил во 2-й Московский ордена Ленина государственный медицинский институт имени Пирогова (МОЛГМИ). Несмотря на то что учеба была достаточно тяжелой, пришлось поднапрячься, чтобы быть отличником в действительности и твердым середняком по оценкам, я одновременно вернулся на службу, правда уже в звании лейтенанта. Как оказалось, одно из моих случайных дел принесло некоторые дивиденды. Помните, я слил двух предателей, работавших на фашистов, Тоньку-пулеметчицу и Алекса Лютого, майору Головачеву в Москве? Их арестовали и судили. Так вот, майор обо мне не забыл и упомянул источника, так что наград я не дождался. Но вот звание мне подняли. О событиях того времени в Москве – это я про ограбление Троицких – новостей было мало. Как я позже узнал, дело засекретили, однако слухи о советском Робин Гуде до сих пор ходили по управлению.

Учась, я тренировал отдельных людей по специальным методикам. Как сделать быстро бомбу из ничего и т. д. Думаю, это были нелегалы, которых готовили забрасывать к капиталистам. Прошли через меня восемь человек, но выпускал я каждого с удовлетворением. Так как подготовил неплохо, разрабатывал для каждого индивидуальную программу учебы и тренировок.

По окончании второго курса я написал программу подготовки подразделений КГБ, связав их действия с работой за границей, и подвел к ней фундаментальные доводы. Генерал Сахаровский внимательно прочитал мою рукопись и… дал ей ход. В результате мне пришлось уйти в академический отпуск сроком на полтора года.

Сперва я попал в пограничные войска, что стояли на границе с Афганистаном, не буду точно говорить где, с двадцатью семью молодыми, только после армии, бойцами. Что примечательно, четверо офицеров тоже были только из училища, в звании лейтенантов. Так как мне был дан карт-бланш, я провел тесты и выявил явных лидеров. Одного поставил командиром отряда спецназа, трех других командирами групп, после чего начал жесткую тренировку с постоянными тревогами.

Об успехе подготовки группы говорило многое. Был десяток перехватов контрабандистов. Ходили они, что уж тут говорить.

Один из случаев стоило бы описать. Я поставил отряду задачу найти меня, дав себе фору в час. У меня с собой были только небольшая рация, автомат с одним магазином, пистолет, также с одним магазином, и штык-нож. В общем, водил я ребят за нос по горам и ущельям у самой границы до вечера, пока не услышал едва слышные выстрелы. Били из «калаша», и хлопали винтовки.

Так как бойцы искали меня в шести километрах южнее, я отдал по рации приказ выдвигаться к району слышной стрельбы и сообщить на ближайшую заставу, и первым рванул туда, понимая, что успею раньше.

При приближении я с ходу атаковал, так как не было другого выхода – последнему державшемуся пограничнику осталось слишком мало времени. Скатившись с косогора в куче мелких камешков и пыли, я открыл огонь по скученной группе душманов, после чего одной короткой очередью последними патронами срезал двух бандитов, что подкрадывались к пограничнику со спины. На бегу одним слитным движением убрав автомат за спину – он у меня на ремне был, – вытащил из кобуры «макаров», после чего с пистолетом и ножом в руках врубился в выживших душманов. Часто защелкали выстрелы, и быстро заработала рука с ножом. В общем, из семи оставшихся пятеро получили колото-резаные раны, остальные (те, что стояли дальше) – пули. Я же чудом избежал ранений, хотя форма в двух местах и оказалась порезанной, даже наколенную защиту задели.

Дальше действовать надо быстро, это я вам как опытный солдат говорю и студент-медик. Подскочив к двум валунам, за которыми и лежал пограничник, вытащил потерявшего сознание бойца за ноги наружу – теперь понятно, как он избежал смерти в первые секунды боя – и стал бинтовать, останавливая кровь.

Подошедшая группа сразу же вызвала вертушку для эвакуации раненого, остальные четыре пограничника, к сожалению, погибли. Кроме того, выставила охранение и начала обыскивать боевиков и потрошить узлы на шести маленьких осликах. Банда шла из Афганистана.

Подошедшая усиленная группа пограничников с заставы блокировала все подходы и ушла по следам банды, чтобы обнаружить место перехода границы. Старший лейтенант, командир заставы, склонился над одним из пограничников и сморщил лицо, было видно, что он готов вот-вот расплакаться.

– Ведь получили сведения от агентуры, что готовится проход. Только не знали, где и когда. Вот я и пустил усиленные патрули, – вздохнул он. Старший пограничник группы оказался его лучшим другом.

За этот бой я получил свою первую Красную Звезду.

В принципе можно, даже нужно рассказать про еще один случай. Во время тренировки, хлопнул далекий выстрел, и один из моих бойцов обмяк, повиснув на веревках. Мы в это время преодолевали хребет. Пуля дура – боец погиб на месте. Мы оставили с погибшим бойца, чтобы он дождался эвакуационной вертушки, а сами начали преследовать стрелявшего. Через полчаса были обнаружены следы каравана, идущего неизвестной нам тропкой. Границу мы перешли следом за караваном не задумываясь, мы же не пограничники, как раз наша работа и состоит в том, чтобы действовать за границей. Тем более ни знаков различия, ни документов у нас при себе не было. Караван мы догнали, однако он на наших глазах втянулся в небольшой аул.

– Что делать будем? – поинтересовался подползший ближе командир отряда, недавно получивший звание старшего лейтенанта.

– Окружаем аул и устраиваем им ночь длинных ножей.

Старлей удивленно посмотрел на меня, но молча кивнул. Он уже давно научился разбираться, где я шутил, а где нет.

Под утро мы вернулись на нашу сторону, оставив мертвый аул позади. Когда работа была сделана, ко мне подвели парнишку лет десяти и показали длинную старинную английскую винтовку.

– Его это работа. Когда караван проходил, этот малец увидел нас на склоне и сдуру выстрелил. Попал случайно. Его отец вел караван, надавал сыну тумаков за то, что стрелял, и скорым маршем повел караван к границе.

– Из-за этого мальчишки мы больше сотни человек отправили на тот свет, – вздохнул я. – Ладно, его к остальным.

Когда мы выходили из аула, голова мальчишки торчала на вершине голов из жителей аула и людей каравана. Пирамида получилась двухметровая. С тех пор на этой границе стало очень тихо, и нас перевели на триста километров в сторону, к другой комендатуре.

Тут мы стали известны только однажды, когда пропал пограничный наряд и слышавшие о нас от других пограничников местные офицеры попросили найти их. Следы уходили в Афганистан.

Мы согласились помочь и ушли в ночь. Через восемнадцать километров вышли к одному ущелью, из которого доносились крики, переходящие в вой.

Когда мы при свете восхода увидели, что происходит на поляне у красивого невысокого водопада, даже мне стало плохо. Один из пограничников как на коне сидел верхом на железной бочке голышом, а в бочке полыхал огонь. Это именно он кричал. До нас доносился запах горелого мяса.

Именно из-за этого нам пришлось действовать незамедлительно. В результате чего один из душманов чуть было не ушел. Пока проводили контроль и выставляли охранение, двое бойцов залили бочку и с ужасающим хрустом оторвали прижаренного пограничника, однако мы опоздали, он уже умер от болевого шока. Укол морфия не помог, сердце разорвалось. Двое других пограничников разной степени побитости обнаружились рядом.

Дальше мы стали отходить, так как нас обнаружили афганистанские военные. Пропетляв и вернувшись, погибшего и уцелевших пограничников мы передали их товарищам, после чего отошли к себе на базу.

После этого случая меня и перевели на Украину, где я принял другую группу, так как эта, по данным начальства, была готова. Впоследствии выяснилось, что так оно и было. Отряд не раз сопровождал нелегалов в Афганистан и обратно.

На Украине я работал шесть месяцев. Перевели-то зимой, так что я отдал все силы на подготовку и разведку, а как начало подтаивать, мы и нанесли удар по восстановившейся банде ОУНовцев.

Трижды меня вызывали в Москву: один раз при службе в горах и дважды на Украине. Все три раза были достаточно серьезными. В первый раз я искал «Мосгаз», неофициально, кстати. Просто поиграл в следователя недельку и сообщил имя убийцы вышестоящему начальству, а там уже они сами развлекались. Тогда же как раз наградной подоспел за пограничный конфликт, и меня наградили первым боевым орденом. Во второй раз писал полный отчет о диверсионных группах, подготовленных для действий в горах, в лесу или степи. Доклад шел председателю КГБ. Ну, а в третий раз меня вызывали, чтобы наградить второй Красной Звездой за действия подразделения на Украине. Было за что.

У отца из наград были две Красные Звезды, орден Отечественной войны и медаль «За отвагу». У меня также две «Звездочки» и «Отвага», еще один орден – и сравняемся. Кстати, родители о наградах ничего не знали, в газетах об этом не сообщалось, да и я не говорил.

Кроме этого, я еще и в отпуск катался, заодно сдавая рукописи, хотя зачастую отправлял их просто по почте.

Вздохнув, отгоняя воспоминания, я задумался о причинах, почему тетка Марины не сообщила о ее гибели моим родителям. Может, тех не было дома? За последние три года у родителей сложилась традиция брать отпуск и дополнительно еще один месяц за свой счет и проводить в Сочи у прабабушки.

Однако Марина погибла три месяца назад, а родители уезжают в конце июня, редко в июле. А сейчас была середина июня тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.

После того как я купил родителям дом и провел туда телефон, стало вполне возможным хоть позвонить. Странная ситуация.

Да и торопился я, честно говоря. Помня все круги ада своей жизни в детдоме, я спешил в Харьков. Ведь дочки у меня были полностью домашними девочками, поэтому я и собирался, если что, достаточно жестко вырвать их из рук воспитателей, даже если эти воспитатели начнут умирать. Я твердо соотносил тех воспитателей из будущего с этим временем, хотя давно уже понял, что этого делать не надо. Мир другой… добрее, что ли?

– Садимся, готовься! – крикнул борттехник и отстегнулся, после чего вышел из салона.

Анна Викторовна вышла с кухни и грустно покачала головой. Не так давно поступившие в детдом трехлетние девочки-близнецы все никак не могли поверить, что они останутся тут навсегда. На чудо удочерения пока шансов было мало. Анна Викторовна была опытным работником, занималась брошенными и никому не нужными детьми на протяжении вот уже шестнадцати лет, и доверяла своему опыту. Скорее всего, они никогда не увидят своего отца, однако девочки с удивительным упорством продолжали по очереди дежурить у окна, наблюдая за входной калиткой у въездных ворот. В их взгляде было столько надежды, что пробирало даже воспитателей.

Подойдя к трехлетней крохе, которая стояла на цыпочках на спинке лавки и смотрела во двор, Анна Викторовна сказала:

– Максим. Сейчас будет полдник, пойдем я тебя провожу.

– Нет, – упрямо насупилась девочка.

Анна Викторовна снова печально вздохнула. Она уже знала, что если взять ребенка на руки, то она не будет вырываться и кричать, не было у близнецов такой привычки, просто чуть позже снова вернется на свое место наблюдения. Раньше девочек постоянно путали из-за одинаковой одежды, наверное, разобрать кто есть кто могла только их погибшая мать, но после того как их стали одевать в разную одежду, проблем с опознанием больше не возникало. Близняшки были красивыми девочками с большими карими глазами и каштановыми волосами.

Погладив Максим по голове, отчего одна из косичек сползла с плеча, старшая повариха направилась в группу, где находились дети после прогулки во дворе детдома.

«Это же надо было назвать девочку мальчишеским именем, – сердито подумала повариха, – что это за имя – Максимилиана? Вот Александра или Евгения еще куда ни шло, а Максимилиана откуда взялось?»

Когда Анна Викторовна снова вышла в коридор, одинокая детская фигурка продолжала стоять в ожидании у окна.

– Стоит, – сказала повариха вышедшей следом воспитательнице.

– Сейчас сменится. У них с этим как по команде, – ответила та.

– Папа? – с тихой вопросительной интонацией проговорила девочка и напряглась, всматриваясь в кого-то на улице, невидимого поварихе и воспитательнице, и тут же девочка крикнула уже уверенно и радостно: – Папа!

Обе женщины нисколько не удивились, уже дважды кто-то из наблюдателей-сестер ошибался и принимал чужих мужчин за своего отца. Однажды это был кочегар, невысокий и плюгавый мужичок, другой – водитель грузовика, что доставлял продукты. Тоже невысокого роста.

– Папочка! – снова крикнула девочка и, соскочив с лавки, побежала к двери, мимо воспитателей, взметнув юбки и халаты, прошмыгнули остальные, последовав за сестрой.

В окно удивленные женщины увидели, как от калитки к главному корпусу детдома уверенно идет невысокий, совсем молоденький офицер в парадной форме. Что привлекало в нем внимание, так это боевые награды на кителе, парадный пояс с неуставной кобурой на длинных ремешках в районе правой ягодицы. Во время войны повариха служила в летной столовой одного из фронтовых истребительных полков. Там летчики носили оружие именно так, однако офицер явно не относился к воздушным бойцам – на голове его была зеленая фуражка пограничника. В руках у него был чемодан, а на плече висела гитара в чехле.

Выбежавшие из третьего корпуса – для младшей возрастной группы – девочки, видимо, привлекли внимание офицера, он обернулся, вдруг расплылся в улыбке и поспешил к сестрам навстречу.

Эта встреча произошла на середине пути, офицер едва успел поставить чемодан и прислонить к нему сброшенную с плеча гитару, после чего сграбастал всех трех близнецов в охапку и начал целовать.

– Похоже, это действительно отец, – уверенно сказал повариха, и платком, что достала из кармана, начала промакивать глаза. Она была очень впечатлительной.

Все дети группы и воспитатели облепили окна и смотрели за этой трогательной встречей. Из главного корпуса вышел директор детдома и, оперевшись на трость, также смотрел за проявлением встречи после долгой разлуки. Он дал им пообниматься и наговориться минут десять, после чего подошел. Воспитательница, отвечавшая за сестер, поспешила туда же, а вот повариха осталась у окна. Она не хотела пропустить хоть что-то.

– Добрый день, – наконец офицер выпрямился, поглаживая по голове Женю. Девочки ни на шаг не отходили от отца и цеплялись за форменные штанины.

– Здравствуйте, – кинул директор. – Я Дмитрий Игоревич Васильев, директор детдома. Вы, я так понимаю, отец девочек, Игорь Соколов?

– Так и есть. К сожалению, трагическую весть я получил слишком поздно. Но как письмо дошло, сразу же вылетел первым попавшимся бортом.

Директор и офицер осмотрели друг друга. Было видно, что они оценивали, кто чего стоит. И ветеран-директор с наградными планками, и офицер с боевыми наградами явно остались довольны друг другом.

– Инна Андреевна, – наконец представилась воспитательница.

– Игорь Викторович, – умудрился щелкнуть каблуками офицер и с немалым достоинством слегка склонил голову в приветствии. – У меня мало времени. Поэтому хотелось бы побыстрее закончить с бюрократией и забрать дочек.

– Но это не на один день, – спокойно сказал директор, видимо, он уже составил свое мнение об офицере.

– Думаете, меня это беспокоит? – слегка усмехнулся отец девочек, и на его лице появилось то самое упрямое выражение, к которому так привыкла за последнее время воспитательница. – Я их забираю сегодня же, а документы оформим задним числом. Все равно я из Харькова в ближайшую неделю никуда не уеду.

Видимо, отец уже успел сообщить дочкам, что никуда от них не уедет, поэтому ластились они к нему совершенно спокойно, хоть и очень радостно. Вот он наклонился и взял на руки Сашеньку, после чего спросил:

– У вас телефон есть? А то я так и не сообщил своим родителям. Надо бы позвонить.

– Пройдемте в мой кабинет, там и поговорим, – предложил директор, и они всей гурьбой направились к главному корпусу.