Скромница для злодея Маклейн Сара
– У них есть бог?
– Вообще-то, еще и богиня.
– Расскажите.
Шепот ее был полон предвкушения. Дьявол повернулся и посмотрел на нее, в ее теплые карие глаза. И не смог сдержать улыбку.
– Я столько раз пытался соблазнить вас, Фелисити Фэрклот, а оказывается, все, что нужно было сделать – рассказать вам про бога замков.
– Вы и без этого прекрасно справлялись, соблазняя меня, но я все равно с удовольствием послушаю.
От такой честности сердце Дьявола заколотилось, и он с большим трудом остался сидеть на своем месте.
– У него было два лица. Одно всегда видело будущее, а второе – прошлое. В мире не осталось ни единой тайны, которую можно было от него скрыть, потому что он знал все изнутри и снаружи. Начало и конец. Всеведение сделало Януса самым могущественным из богов, соперником самому Юпитеру.
Фелисити всем телом подалась к нему, и его взгляд скользнул туда, где в шелковом вырезе платья виднелась ее кожа, вся в веснушках от солнца. Тело ее изогнулось, и лиф плотно натянулся, а Дьявол все-таки был просто мужчиной. Его взгляд задержался на ее грудях, рвущихся на свободу. Выглядело это прекрасно, но все же не могло сравниться с выражением ее глаз, когда она повторила свою просьбу:
– Рассказывайте же!
Он почувствовал себя королем. Ему захотелось рассказывать ей истории всю оставшуюся жизнь, развлекать ее, быть рядом и говорить то, что заворожит ее… истории, что доберутся до самой сути того, что из себя представляет его прекрасная взломщица.
Нет, не его.
Он отогнал непрошеную мысль и продолжил:
– Но, понимаете ли, видеть будущее и прошлое – это не только дар, но и проклятие, и на каждое прекрасное начало приходится мучительный конец. Это и погубило Януса, потому что он мог видеть смерть в жизни и трагедию в любви.
– Как ужасно, – прошептала Фелисити ему прямо в ухо из своего далека.
– Он не спал. Не ел. Ни в чем и ни в ком не находил удовольствия, ибо проводил все свое время, охраняя прошлое, ограждая неминуемое будущее. Остальные боги соперничали и сражались за то, чтобы стать такими же могущественными, как другие, но с Янусом никто не воевал… они видели, как он страдает, и держались от его страданий как можно дальше.
Фелисити еще немного подалась к нему, еще сильнее натянув платье, и выглядела теперь еще соблазнительнее – как будущее, которое можно увидеть и от которого не оградишься.
– Думаю, его нельзя назвать веселым божеством.
Дьявол коротко хохотнул.
– Нет, нельзя. – Она широко распахнула глаза и села прямо. – Что такое?
– Ничего, просто вы так редко смеетесь. – Она помолчала. – И мне это нравится.
Его щеки опалило жаром, как будто он чертов мальчишка. Дьявол откашлялся.
– Ну так вот. Янус видел будущее и знал, что оно несет только трагедии. Однако одну вещь он видеть не мог. И предсказать тоже.
Ее карие глаза засверкали.
– Женщину!
– Почему вы так решили?
Она махнула рукой.
– Если речь идет о непредсказуемом, это обязательно женщина. Мы переменчивы, как погода, разве вы не знали? В отличие от мужчин, которые всегда действуют, руководствуясь логикой. – Она сухо хмыкнула.
Дьявол согласно наклонил голову.
– Это была женщина.
– А. Вот видите?
– Вы хотите, чтобы я досказал вам историю, или нет?
Она откинулась на спинку скамьи, подперла ладонью щеку.
– Да, пожалуйста.
– Ее звали Кардея. И он не заметил, как она подошла, просто однажды она оказалась рядом с ним, и он увидел ее в ярких живых красках. И она была величайшей красавицей из всех, кого он когда-либо знал.
– Разве они не всегда величайшие красавицы, эти непредсказуемые женщины?
– Вы думаете, что вы такая умная, Фелисити Фэрклот?
Она усмехнулась.
– А разве нет?
– Не в этом случае, потому что, видите ли, больше никто не мог разглядеть ее красоту. Остальным богам она казалась невзрачной и неинтересной. Это с ней сотворили еще до ее рождения, в наказание ее матери, которая позволила себе перечить Юноне. В наказание ее дочь сделали посредственностью.
– Что ж, это я, безусловно, могу понять, – очень тихо произнесла Фелисити, и Дьяволу пришло в голову, что это говорилось не для него. Он бы и не услышал, если бы не скамья.
– Но невзрачной она не была. И неинтересной тоже. Она была красива сверх всякой меры, и Янус мог это видеть. Он видел и ее начало, и ее конец. И в ней он увидел нечто, чего никогда не позволял себе увидеть.
Пухлые губы девушки приоткрылись, она негромко втянула в себя воздух. Он ее поймал!
– И что он увидел?
– Настоящее. – Он бы остался тут, на этой скамье, навечно, плененный ее жадным вниманием. – Оно его никогда раньше не интересовало. Только когда появилась она.
Только когда она показала ему, каким оно может быть.
– И что случилось?
– Они поженились, и когда подтверждали свой брак, Янус, бог с двумя лицами, стал богом с тремя. Но третье лицо увидела только Кардея – оно предназначалось для нее одной. Это было лицо того, кто познал счастье, и радость, и доброту, и любовь, и покой. Лицо человека, видевшего настоящее. Только Кардее было даровано увидеть бога во всей его полной, блистательной форме. И только Янусу было даровано так же видеть свою богиню.
– Она его отперла, – прошептала Фелисити, и Дьявол едва не рухнул на колени, услышав это.
Он кивнул.
– Она стала его ключом. – Слова прошуршали, как колеса по гравию. – И поскольку она даровала ему настоящее, он подарил ей все, что мог, из прошлого и будущего, из начал и концов. Римляне поклонялись Янусу в первый месяц года, но, повинуясь его воле, Кардею они почитали каждый первый день каждого месяца – конец того, что было, начало того, что будет.
– А потом? Что с ними стало?
– Они упивались друг другом, – ответил он. – Радовались тому, что наконец-то сумели отыскать в целом мире другое существо, которое видело их такими, какими они были. Они никогда не разлучаются – Янус, навеки бог замков, и Кардея, навеки богиня ключей к ним. И Земля продолжает вращаться.
Фелисити скользнула в его сторону, но тут же осознала, что делает, – что не должна двигаться с места.
Что это неприлично. Не то чтобы до сих пор хоть что-то между ними было приличным.
Дьявол хотел, чтобы она оказалась рядом. Прикасалась к нему. Эта скамья – настоящее устройство для пыток.
– Вам понравился поцелуй?
Не следовало спрашивать, но она все равно откликнулась:
– Который?
Он вскинул бровь.
– Я знаю, что наш вам понравился.
– Какая скромность.
– Это не самомнение. Он вам понравился. – Он помолчал. – И мне тоже.
Она резко втянула в себя воздух, и Дьявол не только услышал это, но и увидел, как она выпрямилась. Возможно, все дело в том, что шептать гораздо легче, чем говорить в полный голос, но он не удержался и добавил:
– Кто-нибудь говорил вам, какой у вас красивый румянец?
Румянец тут же пополз по ее щекам.
– Нет.
– Вы… это вызывает мысли о летних ягодах и сладких сливках.
Она уставилась себе на колени.
– Вы не должны…
– Я невольно начинаю гадать, что у вас еще порозовело, а я не увидел. Начинаю гадать, может, все это розовое на вкус такое же сладкое, как на вид.
– Вы не должны…
– Я знаю, что губы у вас сладкие, и соски тоже. Вы знаете, что они одного цвета? Такое прелестное розовое совершенство.
Ее щеки уже полыхали.
– Перестаньте, – прошептала она, и он мог поклясться, что эта удивительная скамья позволила ему услышать ее дыхание.
Дьявол понизил голос до шепота.
– Думаете, мы оскорбляем скамью? – Девушка негромко засмеялась, и его естество затвердело при этом звуке, таком близком и все же невозможно далеком. – Потому что мне кажется, когда эту скамью преподнесли в дар хозяйке дома, ее любовник сидел на дальнем конце и говорил куда более неприличные вещи.
Вот тут она на него посмотрела, и Дьявол увидел пыл в ее взгляде. Любопытство. Фелисити хотела услышать неприличное.
И побольше.
– Рассказать вам, что, как мне кажется, он говорил? – спросил Дьявол.
Она кивнула. Едва заметно. Но этого было вполне достаточно. И, чудо из чудес, не отвела взгляд. Она хотела услышать больше, и услышать это хотела от него.
– Мне кажется, он говорил ей, что построил эту скамью в центре паутины живых изгородей, чтобы никто ее не видел. Потому что, понимаете ли, Фелисити Фэрклот, недостаточно того, что мы можем шептать и нас никто не услышит… потому что все ваши мысли и чувства отражаются на вашем прекрасном, открытом лице.
Она прижала ладонь к щеке, а он продолжал свою негромкую литанию.
– Полагаю, любовник леди обожал видеть, как на ее лице сменяются чувства… а ее губы приоткрываются, как воплощение соблазна. Полагаю, он любовался их розовостью, восхищаясь тем, как точно они совпадают цветом с идеальными бугорочками ее округлых грудей и с розовым совершенством кое-где еще, совсем в другом месте. – Фелисити ахнула, взгляд ее метнулся к нему. Он самодовольно усмехнулся. – Я вижу, ваши помыслы не так невинны, как вы пытаетесь убедить других, милочка.
– Вам следует замолчать.
– Возможно, – отозвался он. – Но ведь вы хотите, чтобы я продолжил?
– Да.
Господи Иисусе, одно это слово, и неземное блаженство пронзило его насквозь. Он хотел слышать его от нее снова и снова, когда он будет говорить, и трогать, и целовать. Хотел слышать его, когда ее пальцы запутаются у него в волосах, стиснут его плечи, направят его рот туда, где она его хочет ощущать.
Он уже почти встал, чтобы подойти к ней и продолжить возбуждать ее руками и губами, но она его остановила.
– Дьявол. – Он посмотрел ей в глаза. – Вы мне лгали.
Сотню раз. Тысячу.
– О чем?
– Марвик даже не собирался позволить опалить свои крылья.
– Нет.
Не то чтобы Дьявол позволит этому зайти так далеко. Только не когда понял, как жарко она обжигает.
– Я все еще хочу опаленные крылья.
Солнце садилось, опускалась тьма, а с ней усиливалась его способность устоять перед ней. Он покачал головой.
– Я не могу заставить его хотеть вас.
«И не буду».
Каких же чертовых дров он наломал! Полностью выпустил все из-под контроля. Уступил всю свою власть женщине, которая даже близко не понимает, чем обладает.
Она покачала головой.
– Я не хочу Марвика.
Она находилась в двадцати футах от него, но ее шепот показался ему пушечным выстрелом, и все же он не верил, что расслышал ее правильно.
– Повторите.
Фелисити наблюдала за ним со своего конца скамьи, и взгляд бархатно-карих глаз не дрогнул.
– Не Марвик мой мотылек.
– Так кто же?
– Вы, – шепнула она.
Он уже метнулся к ней, пламя уже поглотило его, и он знал, что не переживет этого.
Глава девятнадцатая
Она его хочет.
И не только в эту минуту, на шепчущей садовой скамье, хотя и сейчас тоже.
Она хочет его навсегда.
И не только потому, что не желает странного герцога, которого, похоже, совершенно не интересует женитьба и еще меньше – ее прелести. Нет, она хочет его, потому что хочет мужчину, который целовал ее так, будто она все, о чем он когда-либо мечтал. Она хочет мужчину, который дразнил ее, а потом околдовал историями о древних временах. Хочет мужчину, давшего ей обещание, которое лишь он один и может сдержать.
Она хочет этого мужчину. Дьявола.
Она не знает его настоящего имени, зато знает его глаза и его прикосновения, и знает, что он ее видит и слышит, и она его хочет. Чтобы он был рядом. В будущем.
Здесь, в саду их фамильного особняка. В Ковент-Гардене. В Патагонии. Везде, где он захочет.
И когда он опустился перед ней на колени, словно делал это тысячу раз прежде, положил одну руку ей на бедро, а другой обвил ее шею и притянул ее к себе, и поцеловал, она захотела его еще сильнее, и не только потому, что этот поцелуй вызвал в ней желание навсегда остаться здесь, на этой скамье, и до конца жизни слушать, как он искушающе шепчет ей на ушко, ощущать его губы на своей коже.
– Фелисити Фэрклот, ты меня погубишь, – прошептал он, завладев ее губами и срывая с них поцелуи между словами. – Я поклялся, что приду сюда… чтобы велеть тебе оставить меня в покое… велеть забыть обо мне.
Она положила руки ему на плечи, стиснула ткань рубашки, а он провел губами по ее щеке, прикусил зубами мочку уха и начал ее теребить.
– Я не хочу оставлять тебя в покое, – прошептала она. – Не хочу о тебе забывать.
«Не хочу выходить за другого».
Он отодвинулся и посмотрел ей в лицо.
– Почему?
Ну как можно об этом спрашивать? Где она найдет ответ?
– Потому что я хочу увидеть всего тебя, – ответила она эхом только что рассказанной истории. – Хочу увидеть твое прошлое и твое будущее.
Он покачал головой.
– Я не бог, Фелисити Фэрклот. Я прямая его противоположность. А ты слишком хороша для моего прошлого или моего будущего.
«А как насчет твоего настоящего?» – отчаянно захотела спросить она. Но вместо этого просто притянула его к себе, и он прильнул к ней, снова начал целовать, и что-то зарокотало у него в горле; он лизал ее губы до тех пор, пока она не открылась ему, и тогда он смог дразнить ее изнутри, искушая. Она вздохнула, а в награду он усилил свой поцелуй, одной рукой вытаскивая шпильки из ее волос, а другой отыскав лодыжку, голую и гладкую под юбками. Его сильные и твердые теплые пальцы сомкнулись на ней и начали дразняще поглаживать ногу.
– Опять без чулок, – сказал он. – Моя порочная пристенная фиалка.
– Погоди, – выдохнула она, и он послушался. Его руки мгновенно замерли, а Фелисити чуть отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза – в эти красивые янтарные глаза с черным ободком вокруг зрачка. – Почему ты мне врешь?
– Я тебе вру?
Она долго всматривалась в его лицо, затем сказала:
– Знаешь, думаю, что врешь. Думаю, ты врешь каждый раз, как только взглянешь на меня.
– Я вру всякий раз, когда взгляну на кого угодно.
– Скажи мне что-нибудь правдивое, – попросила она.
– Я тебя хочу.
Слова вырвались мгновенно, и она поняла, что это правда. В ней запело удовольствие.
Но этого было недостаточно.
– Что-нибудь еще.
Он покачал головой.
– Больше нечего. По крайней мере, прямо сейчас.
– Опять ложь, – прошептала она, но все равно наклонилась и поцеловала его, повинуясь его желанию, такому же сильному, как ее собственное. Когда их губы разлепились, оба тяжело дышали. Он обхватил ее шею своей большой, твердой ладонью и прижался лбом к ее лбу. Закрыл глаза и произнес мучительно тихо:
– Это единственная правда. Я хочу тебя. Я никогда в жизни даже не представлял, что можно с такой силой кого-нибудь хотеть. Кого-то настолько непорочного и совершенного. – Он открыл глаза и поймал ее взгляд. – Это как хотеть солнечный свет.
Этот человек ее прикончит. Он уничтожит ее для других.
– Но удержать солнечный свет нельзя, – шептал он. – Как бы сильно тебе ни хотелось к нему прикоснуться, он проскользнет сквозь пальцы, и тьма прогонит его.
Фелисити покачала головой.
– Ты ошибаешься. Тьма не прогоняет солнечный свет. Он ее заполняет.
А потом она снова его поцеловала, и он перехватил инициативу, разбавив ее нетерпение своим непревзойденным мастерством, лаская ее медленно, долго, нежно, скользя пальцами вверх по ее обнаженной ноге.
Она позволяла ему трогать себя, позволяла дразнить коленку, подставляла под его ласки такие места, к которым вообще никто никогда не прикасался. Она ахнула, когда он скользнул выше – его прикосновение походило на шепот, его почти не существовало, и все же оно полностью ее поглотило.
Дьявол прервал поцелуй.
– Такая нежная, – сказал он, жарко, пылко целуя ее красивую шею. Фелисити ахнула от наслаждения. – Как шелк. – Он погладил ее по бедру (кожа запылала), добрался до полоски атласа и кружева. Потеребил ленточку, и Фелисити вдруг отчаянно захотелось, чтобы та исчезла. – Это то самое…
Она кивнула, зная, что должна испытывать куда большее смущение. Впрочем, какая разница.
– То, что ты мне подарил.
– Если бы я смог посмотреть… – Он потянул за ленточку, она развязалась, и Фелисити закрыла глаза от полноты ощущений. – Оно розовое?
Она кивнула.
– Можно мне?
Глаза мгновенно распахнулись.
– Можно что?
– Можно посмотреть?
«Только если пообещаешь и потрогать тоже».
Каким-то образом она сдержалась и не произнесла этого вслух. Но не смогла удержаться и кивнула, хотя и понимала, что не должна ему позволять.
Зная, что хочет все, им обещанное.
И едва она кивнула, он стремительно сел на пятки, поднял ее юбки и обнажил ноги. Щеки Фелисити запылали, когда он тронул розовые шелковые ленты.
– Я запомню эти очаровательные розовые ленточки, – сказал он тихо, словно не ей, а себе самому; его теплые пальцы скользнули вверх по бедру и нырнули под ткань, – на всю оставшуюся жизнь.
Она откинулась назад, давая ему больше доступа.
– А я запомню это.
Его взгляд метнулся к ней. Рука скользнула к талии, к еще одной розовой ленте, той, что он не мог видеть, но все равно легко развязал.
– Это?
Она выдохнула:
– Да.
Он сжал ленту.
– Подарить тебе еще воспоминания, любовь моя?
– Да, – шепнула она, и он потянул, с легкостью стягивая с нее панталоны. – Пожалуйста.
Отбросив их в сторону, он снова положил руки ей на бедра, теперь совершенно обнаженные, прикрытые лишь розовым шелком платья.
– Гораздо красивее без лент, – прошептал он, нежно целуя ее колено. От этой ласки ее охватило жаром. – Откройся мне, любовь моя.
Возможно, причина была в его жарком дыхании на обнаженной коже там, где никто к ней никогда не прикасался.
Возможно, в звучании его голоса – низком рокоте, от которого сердце ее заколотилось.
Но скорее всего, Фелисити раздвинула ноги, открываясь воздуху, солнцу и этому великолепному мужчине, совсем не поэтому.
А потому что он был с ней нежен.
«Любовь моя».
Он и в самом деле опасен.
Потому что, едва она его послушалась, его сильные, теплые, мозолистые руки легли ей на колени, удерживая их в разведенном положении, а взгляд устремился в затененное местечко между ее бедер, а горло задвигалось, словно он удерживал себя от…
Фелисити протянула к нему руку, погладила кончиками пальцев его щеку, провела ими по белому шраму, по жилке, бьющейся под ним…
– Ты выглядишь, как… – Он посмотрел ей в глаза, и от увиденного у нее перехватило дыхание. – Ты кажешься…
– Голодным. – Его руки пришли в движение, красиво заскользили вверх по бедрам, откидывая юбки как можно дальше. – Я изголодался по тебе, Фелисити Фэрклот. – Умираю с голоду. – Его пальца добрались до темных завитков, прикрывавших ее лоно. – Я хочу трогать тебя, любовь моя. И хочу большего. Хочу попробовать тебя на вкус.
Может, его слова и шокировали бы ее, но одновременно он нежно ее поглаживал, раздвигая ноги еще шире.
– Я хочу познать каждый дюйм твоего тела. Понять, что дарит тебе наслаждение. – Движение пальцев. Низкий, восхитительный стон. – Ты уже такая влажная, и все это для меня.
Ее щеки залились румянцем, но он покачал головой, приподнялся, все еще оставаясь на коленях, и поцеловал ее.
– Нет, – шепнул он. – Никогда не стесняйся этого. Ты их хочешь, верно? Мои прикосновения?
Она закрыла глаза.
– Да.
Сильнее всего на свете.
– Хочешь мои поцелуи.
Она притянула его к себе. Прильнула к его губам.
– Да.
– Жадная девчонка. Ты можешь получить все, стоит только попросить.
От этих слов ее словно захлестнуло жидким огнем.
– Я хочу сейчас.
Дьявол засмеялся, негромко и грубовато.