Тени черного волка Корецкий Данил

Глава 1. Замок и волки

Австрия, 1591 год, весна

Замок Маутендорф располагается в Западной Австрии, в предгорье Альп. Он стоит на высоком холме, как и положено, чтобы сподручней было контролировать окружающую местность и отбивать нападения иноземных захватчиков, завистливых и кичливых князей-соседей, и всяких прочих врагов. Это небольшой каменный город с узкими улицами, торчащими вверх круглыми и квадратными башнями, окруженный толстой высокой стеной и некогда глубоким, но уже изрядно обмелевшим рвом. Везде тревожно пахнет дымом печей и железом, в нос бьет резкий запах собак и мусора. Постоянно заезжают и уезжают обозы, кареты, всадники – среди них встречаются разбойники, убийцы и воры. Днем очень шумно: ругаются торговцы, ржут кони, блеют бараны, ревет скот, приведенный на продажу, лают собаки, скрипят повозки и телеги. По ночам замок засыпает, зато слышен вой подходящих вплотную волков…

Неподалеку от Маутендорфа располагаются шахты, в которых добывают соль – это не только кулинарная добавка, но и необходимый для жизнедеятельности человека продукт, стратегическое сырье, поэтому тяжело груженные мешками телеги расползаются отсюда по всей Европе, а многие считают, что и по всему миру.

Правее и ближе к горной цепи выглядывают из леса башни замка Моосхам. Эти две крепости должны преградить путь вражеским войскам, если они вздумают напасть на Австрийскую империю. Но обстановка была спокойной, враг не появлялся, и замки выполняли другие функции: в Маутендорфе размещалась таможня и управление соляными копями, а в Моосхаме находились суд, тюрьма и даже плаха: на центральной площади производились казни. Когда соперничающие между собой Господа замков хотели похвастать перед визитерами, то князь фон Веллинсгаузен гордо объявлял, что в его руках правосудие и меч палача, а князь фон Бауэрштейн, тонко улыбаясь, просил не угощать гостей этими лакомствами, предлагая взамен хлеб и соль, жареную оленину и изъятые таможенниками контрабандные меховые куртки… Надо ли говорить, кто из князей выглядел щедрее и умнее?

Штефан много времени проводил на сторожевой башне Маутендорфа, оглядывая бесконечные леса вокруг, выстроенную рядом одноименную с замком деревню, проходящую мимо довольно широкую дорогу, по которой ежедневно проезжают в обоих направлениях десятки торговых обозов, карет, крестьянских телег, разномастных повозок, едут конные, идут пешие – поодиночке, а то и целыми семьями… Весь этот поток фильтрует пост таможенных стражников, которые пропускают обычных путников, а купцов и всевозможный торговый люд направляют в замок, на таможню, для проверки.

Со сторожевой башни открывались великолепные виды на высокие горы, снежные вершины которых, в совокупности с бескрайним лесным массивом, создавали прекрасный пейзаж, с чистым воздухом, которым привольно дышалось и от которого радовалась душа. Но Штефан и его напарник Маркус, как и остальные местные жители, к этому привыкли и никакого внимания на природные красоты не обращали.

Тем более что дежурили они по ночам, а ночью ничего этого, естественно, видно не было. Даже факелы у входных ворот потушила непогода. Собиралась гроза. Дождь уже начался, но еще не вошел в силу, резкий холодный ветер со всех сторон пронизывал насквозь пустые оконные проёмы наблюдательной башни, торчащей из толстой замковой стены. Двое ночных стражников дрожали и жались друг к другу не столько от тесноты: шлемы, нагрудники и кольчуги защищают от стрел и клинков, но не от холода, наоборот – выстывшее железо стремится охладить и упакованные в него мягкие, теплые тела. Дрожи добавляла и доля тревоги: угрожающе гремел гром, частые вспышки молний зловещим светом освещали раскинувшуюся в долине деревню, поросшие густым лесом холмы вокруг и дорогу – один из основных путей через Альпы, соединяющий Австрию и Италию. В такую ночь можно ждать чего угодно: и иноземной осады, и разбойничьего налета, и злых козней нечистой силы…

– Спущусь, сделаю обход, – преодолевая себя, сказал Штефан. – Позже погода будет еще хуже…

– Подожди! – схватил его за рукав Маркус. – Лучше держаться вместе и не покидать пост! Чего там ходить?! Всё заперто, улицы пустые… А вдруг за углом кто-то поджидает? Даст топором по башке, и шлем не спасет.

– Кто может меня поджидать?

– Злодей какой-то с постоялого двора или разбойник… А то и нечисть какая… В такую злую ночь лучше сидеть здесь!

Будто в подтверждение его слов со стороны недалекой деревни донёсся собачий лай, но тут же прервался – собака придушенно заскулила и, взвизгнув, смолкла, словно кто-то большой и сильный схватил ее за горло и перегрыз в один миг…

– Волки! – поднял палец Маркус. – Их столько развелось, что уже и на людей нападают.

– Похоже, ты прав! Прошлой ночью у самых стен выли.

– У стен… Мне Харди Хитрый рассказывал, что они даже сюда пробираются как-то. Он сам, говорит, видел волка ночью внутри замка.

– Верь ему больше! Ворота всегда засветло запираем… Как они перелезут через стену?

– Не знаю как, а только Харди нет никакого смысла мне врать…

В это время разверзлись небеса, и крупные капли частой дробью застучали по черепичной крыше.

– Нехорошая ночь! – сказал Маркус. – Зловещая. В такую ночь души невинно убиенных летают и кричат… Только их никто не слышит…

Штефан вздохнул.

– Вчера как раз в «замке ведьм» одну казнили, мне брат сказал, он там был. Говорит, красивая – глаз не отведешь…

– Да все знают, откуда в этом Моосхаме берутся ведьмы! – с досадой воскликнул Маркус. – Вся округа болтает: как красивая девка князю не дала, так ее тут же и объявляют ведьмой! Могут в монастырь заточить, а могут и голову отрубить!

Штефан испуганно оглянулся, как будто здесь кто-то мог услышать их разговор.

– Ты меньше языком трепи! А то нас быстро отправят в соляную шахту… А там каждую неделю кого-нибудь заваливает!

– Ладно, ладно… – Маркус сунул руку за пазуху и достал маленький бурдючок. – На вот, успокойся и согрейся!

– Да тут и одному горло не промочить!

– А ты попробуй, попробуй! – загадочно улыбнулся в усы Маркус.

Штефан вытащил пробку, сделал большой глоток, поперхнулся и закашлялся. На глазах выступили слезы.

– Что это?! – прокашлявшись, спросил он. – Это не вино!

– Шнапс! Новый иноземный напиток из пшеницы, жена сделала. А ей рецепт дала Грета, свояченица Дитмара! Он куда крепче вина пробирает и веселит. Сейчас тебе теплее станет, вот увидишь!

Он протянул товарищу откуда-то появившуюся в руке сухую лепёшку с ломтиком вяленой говядины.

– Глотни ещё и закуси!

Штефан отказываться не стал и в точности последовал совету. Затем Маркус взял бурдючок и тоже выпил.

– Ну как, потеплело? – спросил он.

– Угу, – кивнул напарник, хрустя сухарём.

– Вот видишь! И страхи всякие в голову не лезут!

Они помолчали, прислушиваясь к шуму дождя и ветра.

– Это какой Дитмар? – вдруг спросил Штефан.

– Он из таможенной стражи, здоровый такой. Охраняет тех, кто товары проверяет. Они все новинки первыми пробуют. Вот какой хороший рецепт вызнал у немецкого купца!

Штефан кивнул.

– И вообще… Днем проверяют, по ночам спят, а мы тут торчим на ветру…

Маркус оживился и еще раз приложился к бурдюку.

– Мало того! Говорят, что они не всю пошлину в казну сдают, часть себе оставляют. Ты пей, пей!

– Кто говорит? Опять Хитрый? Так ему точно верить нельзя!

– А ты думаешь, они всё отдают?

– Не знаю. Они же монахи, люди божьи. Зачем им деньги?! И потом, они все в книгу записывают!

– Ну, не скажи! Записать можно все что угодно!

– Не знаю, – повторил захмелевший Штефан, снова пригубил быстро пустеющий бурдючок и вернул напарнику.

– Всё равно не завидуй им! – сказал он после паузы. – Ты утром пойдёшь домой, к своей жене, будешь любить её и пить это крепкое иноземное вино…

– Обязательно! – расплылся в улыбке Маркус.

– Ну вот! А они же монахи, им вообще женщин любить нельзя. Да и вино пить – тоже…

– И то верно! – согласился Маркус. – Не хотел бы я с ними поменяться! Лучше помёрзнуть тут немного…

– Во-оо-от! – назидательно поднял палец Штефан. – Тем более что уже и не холодно. Только Дитмар, скажу я тебе, все равно лучше всех устроился. Дежурит днем, жену любит, крепкое вино пьет…

– Да, но смотрителю Вагнеру всё равно лучше: он и не монах, а спит сейчас не в деревне, а здесь, в тёплой постели с какой-нибудь бабенкой, имеет слуг и иноземное вино раньше нас попробовал. А мы его охраняем…

– Ты еще Господину позавидуй! Или самому императору! – Штефан даже присел. – За такие слова – мигом голова с плеч слетит!

– А что я сказал? – понизил голос Маркус. – Что ты всего боишься? Как он узнает?

– Узнает! У него везде свои уши, – прошептал Штефан, отвернулся и принялся вглядываться в грозовую ночь, как будто бдительно нес службу. Но напарник понял, что он просто не хочет разговаривать на тему, щекотливую, как меч палача…

К утру дождь закончился. С рассветом воздух наполнился туманом и трелями птиц. Благоухающая после дождя зелень радовала глаз, и даже серые стены замка не казались уже такими мрачными. Сменившиеся замковые стражники ушли по домам, отдыхать, а их дневные собратья заступили на службу.

Весеннее солнце быстро осушило землю, туман рассеялся, и Дитмар с еще одним таможенным стражником вышли на дорогу рядом с крепостью в ожидании проезжих торговцев, чтобы скрестить перед ними алебарды и направить в замок, где таможенные монахи проверят, что за товар они везут, и определят пошлину за провоз.

А вскоре показался и первый обоз. Четыре запряжённых лошадьми кибитки медленно ползли по дороге в сторону Альп. По мере их приближения к замку стало понятно, что обоз побывал под дождём прошлой ночью: крупы лошадей, тенты кибиток, борта и колёса, – всё было покрыто засохшей грязью.

Не дожидаясь команды, из первой повозки на ходу выпрыгнул, по всей видимости, хозяин товара – не старый ещё, но толстый, с большим животом мужчина в простой грубой одежде. Он неуклюже подбежал на неестественно тонких для такого тела ногах к стражнику, почтительно поклонился. Лицо у него уже было загорелым, на правой щеке, от скулы к подбородку, тянулись четыре свежих царапины.

Обоз остановился. При ближайшем рассмотрении выцветшие тенты кибиток оказались усеяны множеством мелких точек – следами искр от костра. Некоторые прогары были тонкими, как прокол от иголки, а сквозь самые крупные из них смогла бы проскочить и лесная мышь. От этого кибитки просвечивались насквозь, как дуршлаг на солнце. Ясно, что от большого дождя такие тенты спасали плохо.

Дитмар заглянул внутрь. Все повозки были загружены большими, плетёнными из виноградной лозы прямоугольными корзинами с крышками. Что в них находится, предстояло выяснить, хотя хозяин скороговоркой что-то объяснял про дешевые носильные вещи, которые он везет для большой семьи, и жестами показывал, что очень спешит. Но на слово торговцам здесь уже давно никто не верил. Поэтому стражники даже не стали его слушать.

– Заезжай на досмотр! – отмахнулся Дитмар. – Туда! Там всё расскажешь монахам, а они проверят! И если соврешь, то я поправлю и вторую половину твоей плутовской рожи!

Для убедительности он показал огромный кулак.

Из второй кибитки неожиданно появилась молодая женщина. Прилично одетая, явно не простолюдинка, хотя и знатной дамой назвать её можно было с натяжкой – хотя бы потому, что знатные дамы путешествуют не с сомнительной компанией в торговом обозе, а в каретах, с кучером, охраной и прислугой. Придерживая по бокам подол длинного бежевого платья, она тоже направилась к стражникам. Загорелый бородач тем временем выгрузил из кибитки круглую плетеную корзину, кожаный узел и поставил их на траву у обочины. Женщина издевательски помахала ему рукой.

– Как твоя щека, Куно? Промой лошадиной мочой, а то может быть воспаление! Хотя ты мочой каждый день умываешься… Лучше занеси мои вещи в замок!

Куно угрюмо отвернулся.

– Добрый день! – обратилась она к Дитмару, одарив его ослепительной улыбкой. – Мне нужно поговорить с Господином!

Дитмар смерил незнакомку оценивающим взглядом. Высокая, статная, умеет носить хорошую одежду и любезно разговаривать. Возраст определить трудно: замысловато повязанный на голове синий платок скромно скрывал лоб, подбородок и, наполовину, щёки. Только быстрые голубые глаза выдавали молодость и живость характера. И еще кое-что: таких глаз не может быть у некрасивых женщин!

Стражник подтянулся. Он был бы не прочь служить в охране у такой дамы. Тем более раз она спрашивает самого хозяина замка, то принадлежит к высшим слоям общества, хотя и приехала на столь неказистом обозе. Но в жизни всякое бывает!

– Здравствуйте, фрау! Пойдёмте, я провожу вас до ворот!

– Скажите этому прохиндею, чтобы донес мои вещи. Меня он не слушает, но вам отказать не посмеет!

– Да, да, конечно! – Дитмар наставил на Куно алебарду. – Слышал, что повелела дама? Лучше пошевеливайся, пока я не пощекотал твое жирное брюхо!

Тяжело вздохнув, хозяин вновь погрузил вещи в кибитку и повел обоз к замку, колеса простучали по бревнам подъемного моста над заиленным и покрытым ряской рвом, а у распахнутых ворот Куно вновь выставил корзину и узел и проехал дальше, под навес, где располагалась таможня.

Дитмар галантно сопроводил незнакомку к воротам. Там их встретил начальник замковой стражи Раймунд Кёниг – еще молодой, симпатичный человек с мужественным лицом. Доспехи у него были такие же, как и у остальных, только оружие другое: вместо алебарды – меч и кинжал с красивыми рукоятками, да на шлеме плюмаж из перьев павлина. Держался он как человек, облеченный властью, и выглядел от этого важным и значительным. Гостья повторила свою просьбу.

– Прямо сразу к господину? К самому князю фон Бауэрштейну?! – с явным удивлением спросил офицер. – Вы с ним знакомы? Или у вас есть рекомендательное письмо?

– Пока нет, но…

– Ясно! – не дослушав, ответил главный стражник. – Ожидайте здесь!

Он удалился, а гостья осталась ждать у ворот рядом с вещами, наблюдая от нечего делать, как под навесом молодой монах в чёрной рясе и красном пилеолусе[1] проверяет содержимое корзин первой кибитки обоза. Хозяин по привычке всё тараторил что-то без умолку, но монах, не обращая внимания, продолжал делать своё дело.

– Разве это старые вещи? – спросил он, растягивая дорогие кастильские кружева. – И это? И это?

Он показывал фарфоровую посуду, бурдюки с вином, какие-то бочки… Монах постарше аккуратно записывал каждый предмет в толстую книгу. Собравшиеся зеваки осуждающе качали головами и хмуро переговаривались.

С каждой новой демонстрацией своих богатств Куно мрачнел, и наконец, обреченно махнув рукой, отошел и сел прямо на землю.

Время тянулось медленно, дама уже устала ждать. Но делать было нечего.

Монах досматривал уже последнюю повозку, когда из ближней к воротам двери вышел строгий пожилой мужчина с небольшой аккуратной бородкой и усами, окинул визитёршу внимательным взглядом и поздоровался. Одет он был не по-монашески: в синий приталенный дублет на шнуровке поверх бордовой рубашки, пышные бордовые штаны с привязью до колен, чёрные чулки и мягкую чёрную шляпу, а на боку красовалась длинная шпага на подвеске, украшенной золотой вязью.

– Я кастелян[2], – учтиво представился он. – Иосиф Вагнер.

– Очень приятно! А я Клара. Клара Майер. Я еду из Вены.

– Чем могу быть вам полезен?

Клара немного растерянно, как показалось Вагнеру, осмотрелась по сторонам. Неподалеку стояли две любопытные женщины, с интересом рассматривающие таинственную незнакомку, ведущую беседу с управляющим. Прямо под ногами копошились куры, выклевывающие травинки, пробившиеся между булыжников мостовой. Беспородная собака с облезлой шерстью, задрав ногу, справляла нужду на угол здания.

– Можно поговорить в другом месте? – негромко попросила она. – Мне не очень удобно…

– Хорошо! Следуйте за мной! О вещах не беспокойтесь, их никто не тронет!

Они вошли в ту самую дверь, откуда кастелян и вышел. Пройдя по мрачному, плохо освещённому коридору, остановились у серой дубовой двери, напротив которой было небольшое окошко. Рядом с дверью сидел на табурете рыжий долговязый парень в длинной заношенной рубахе, перепоясанной веревкой. При виде кастеляна он вскочил. Вагнер открыл дверь, и полоса яркого света легла на пол коридора.

– Прошу, заходите, садитесь!

В кабинете было светло, через узкое окно с коваными решётками просматривались открытые ворота, возле которых Куно с двумя подручными заканчивали грузить корзины в обоз, готовясь к отъезду.

Женщина присела на жесткий стул и сняла свой платок. Густые рыжие волосы рассыпались по плечам, обрамив лицо, которое сразу преобразилось – так старый портрет известного мастера оживает в новой золоченой раме. Клара Майер оказалась если и не красавицей, то очень привлекательной особой. Вагнер даже рот приоткрыл от удивления – настолько незнакомка изменилась. Сразу стало понятно, что она не должна сидеть на таком грубом стуле и в столь простецкой комнате. Ей больше подошли бы богатые покои Княжеской башни…

– Слушаю вас со всем возможным вниманием, фрау Майер! – управляющий выразился столь витиевато, что сам удивился.

– Я вдова рыцаря, – начала свой рассказ Клара. – Муж по нелепой случайности погиб на турнире, средств к существованию у нас было немного, они закончились очень быстро. Вот я и решила поехать в Рим, к двоюродной сестре…

Она кивнула на окно, за которым кибитки уже выезжали из замка.

– Этот торговец – Куно, любезно согласился меня довезти. А прошлой ночью дождь застал нас в пути. Это случилось совсем недалеко отсюда, но доехать не было никакой возможности – повозки тяжёлые, а лошади вязли в грязи. А Куно… В общем, он начал приставать ко мне, воспользовавшись моей безвыходной ситуацией. Мне пришлось расцарапать ему физиономию и выскочить под дождь, только после этого он оставил меня в покое. Но я сильно промокла, устала и теперь чувствую себя очень плохо. К тому же ехать с этим человеком дальше у меня нет ни малейшего желания…

Управляющий поднялся со стула, лицо его исказилось гневом.

– Я прикажу догнать обоз и наказать этого негодяя!

– Нет, нет! Пожалуйста, не нужно! Я не хочу огласки. Пусть себе едет с расцарапанным лицом, этого с него хватит!

– Добрая у вас душа, – сказал Вагнер. – Но чем тогда я могу вам помочь?

– В Риме меня не очень-то и ждут, так что торопиться некуда… Если бы можно было остаться пожить здесь какое-то время, набраться сил… У меня совсем немного денег, но я обучена грамоте и счёту, и, может, для меня найдется работа…

Управляющий оживился.

– Если вы умеете писать, читать и считать, то можете быть очень полезной для нас! Грамотные люди нужны в канцелярии замка!

– Пожалуйста, проверьте мои способности!

– Потом проверим. Вы не похожи на мошенницу. А сейчас вам нужно отдохнуть. Судя по блеску глаз, у вас начинается жар…

Он позвонил в колокольчик. Рыжий парень немедленно появился в дверях, лицо его выражало готовность к услугам.

– Слушай, Мориц, отведи даму в дом наших служащих и засели в угловую комнату – она самая большая и светлая. Занеси туда вещи, и пусть Гретхен принесет ей завтрак да приберется!

– Хорошо, хозяин! – парень наклонил голову и вышел.

– Идите за моим слугой, он все устроит, – кивнул Вагнер, внимательно осматривая гостью с головы до ног. Подол платья был испачкан грязью, и ей стало неловко за свою невольную неряшливость.

– Спасибо, господин управляющий, – смущённо ответила Клара. – Но… Вдруг мне не хватит денег расплатиться за хорошую комнату…

– Об этом не беспокойтесь, мы не возьмем плату вперед. А вскоре, надеюсь, вы получите аванс за свою работу.

– Но что я должна буду делать?

– Ознакомьтесь с работой канцелярии, проверьте все документы: нет ли неточностей и ошибок. Но делайте это аккуратно: наш счетовод, Рудольф Шустер, очень обидчив и самолюбив. Тем более что его никогда не проверяли: в замке просто нет специалистов такого уровня.

– Я очень постараюсь оправдать ваше доверие! – скромно потупилась женщина.

Иосиф Вагнер ответил благосклонной улыбкой.

Канцелярия замка располагалась на первом этаже двухэтажного дома, сложенного из больших, грубо отесанных камней, как и почти все другие сооружения замка. Она представляла собой комнату с единственным окном, двумя столами, возле которых стояло по стулу, и тремя рядами длинных полок, тянувшихся друг над другом вдоль боковых стен. Полки были меньше чем наполовину заполнены толстыми стопками бумаг, сшитыми в папки и разложенными странным образом: с десяток папок стояло на нижней полке у левой стены, несколько лежало на средней, и две – на верхней. Аналогичным образом размещались бумаги и справа. Из некоторых папок торчали отдельные листы. Всё это создавало впечатление общего беспорядка.

– Господин Шустер не разрешает мне переставлять бумаги, – поймав и правильно истолковав взгляд новой сотрудницы, пояснила Эмма. – А до верхних, я и не дотягиваюсь.

Клара понимающе кивнула.

– Ничего, вдвоём, я думаю, мы переубедим господина счетовода!

Лицо Эммы выразило сильные сомнения, но продолжить разговор они не смогли: дверь распахнулась, и в комнату вошёл сам Рудольф Шустер, с которым Клара накануне познакомилась в кабинете кастеляна. Это был худощавый пожилой мужчина с редкими, но длинными седыми волосами, постоянно щурящий подслеповатые глаза. Он одновременно являлся счетоводом и начальником канцелярии, но вел себя как ближайший помощник Господина и командир замковой стражи.

– Гм, вы уже здесь, – недовольно произнес он. – Такое трудолюбие, конечно, похвально… Но я совершенно не представляю, какую работу вам поручить – мы с Эммой вполне справляемся и сами! Разве что смахнуть паутину в углах да вымыть полы…

– Я могу уточнить у господина кастеляна свои обязанности, – сказала Клара. Она стояла, опустив руки, и почтительно слушала, тон тоже был мягким и покорным, но счетовод расслышал в нем оттенок угрозы. Он замолчал и в глубокой задумчивости прошелся по комнате взад-вперед. Когда он снова заговорил, недовольство в голосе исчезло.

– Господин Вагнер сказал, что вы будете мне помогать… Раз он так решил, то можете присутствовать в канцелярии. Но имейте в виду, в помощниках я не нуждаюсь: никто в замке не знает лучше меня грамоту и арифметику…

Эмма, похоже, побаивалась начальника: с первых его слов она макнула гусиное перо в чернильницу и принялась аккуратно выводить буквы на листе толстой желтой бумаги. Она работала писарем и занимала специально приспособленный для этого стол: с наклоненной столешницей. Стол же Шустера был обычным. Сейчас на нём лежала пачка бумаг. Перо и чернильница, впрочем, там тоже присутствовали. А кроме того, стояла маленькая бронзовая песочница для посыпания свежих надписей, чтобы, во-первых, не размазать чернила, а во-вторых – помешать подделке подписей методом катания яйца. Впрочем, о втором предназначении мелкого песка обычно догадывались очень немногие. На столе у Эммы такой песочницы не было – правом подписи писарь не обладала, её задачей было лишь правильно и чисто написать то, что продиктовал счетовод либо кастелян. Или перевести черновые записи в чистовой вид. Сейчас она старательно делала вид, что ничего не слышит и не видит.

– И еще имейте в виду, что я люблю точность и дисциплину! И за мой стол садиться никому не разрешаю! – закончил свою речь счетовод.

– Хорошо, господин Шустер, – ответила Клара. – На ваше место я не сяду. И уборка – это не дело помощника счетовода, но если вы прикажете, я с удовольствием позову Гретхен. А раз вам не нужна моя помощь, я займусь самостоятельной работой. Господин Вагнер поручил мне навести порядок в бумагах… Разберусь пока с теми документами, с которыми вы уже закончили. Вы ведь не возражаете?

– У меня и так здесь порядок! Но если господин Вагнер приказал… Как я могу возражать?!

– Вот и хорошо!

Пожилой счетовод раздражённо схватил бумаги со своего стола и молча вышел, громко хлопнув дверью.

– А ты смелая! – восхищённо сказала Эмма. – Шустер сочтет это за дерзость и запомнит навсегда… Он такой… злопамятный!

– Мне нет дела до его привычек, – ответила Клара. – Я приступаю к работе!

Она принялась снимать с полок пачки бумаг, бегло просматривать их и аккуратно расставлять по времени написания и принадлежности: амбарные книги учёта запасов продовольствия – на одну полку, слева направо в порядке от старых к более новым, записи по налогам за провоз товаров – на другую полку, расчётные листы по выплатам работникам замка – на третью, указы князя фон Бауэрштейна – на полку у другой стены…

Некоторые папки в картонных переплетах Клара откладывала на подоконник.

– В этих всё вперемешку, – пояснила она Эмме. – Придётся их расшивать и сортировать каждый документ.

– Я помогу тебе, – ответила Эмма.

За дверью снова послышались шаги со странным звоном, как будто рыцарь в сапогах со шпорами шёл по коридору. Но в комнату вошёл не рыцарь, а невысокий паренёк в шутовской одежде: обтягивающих белых с красными вертикальными полосами чулках, такой же расцветки рубахе и шапочке с колокольчиками, из-под которой торчали чёрные кудри. На завёрнутых кверху носках кожаной обуви тоже было по колокольчику. И лицо разрисовано: черные звезды вокруг глаз, большой, обведенный красной краской смеющийся рот.

– Трепещите, перед вами новый гонец по делам особой важности! – писклявым голосом прокричал он, но кроме смеха это ничего не вызвало. Шут нахмурился, но и это вышло смешно.

– Вот, его величество князь передал это тебе! – протянул он Эмме лист бумаги, испещрённый корявыми буквами с множеством зачёркиваний и исправлений. – Напиши указ, а завтра я заберу его и отнесу для светлейшей подписи…

Стоявшая у окна Клара оторвалась от чтения документов и повернулась. Посетитель с нескрываемым интересом рассматривал её фигуру в просвечивающем на фоне окна белом полотняном платье.

– Я Клара! – улыбнулась она. – А вас как зовут?

– Колокольчик.

– А по-настоящему как? Имя, а не прозвище?

– Карл, – немного растерянно ответил не избалованный серьезным обхождением шут.

– Карл, нам сюда очень нужна небольшая лестница, чтобы доставать до верхних полок… Не могли бы вы нам с этим помочь?

– Хм, – удивился Колокольчик. – Обычно меня просят только смешить людей. И сюда меня послали для смеха! Но я, пожалуй, смогу попросить плотника… А если не захочет, – ударю челом Господину, и он даст команду!

– Как любезно с вашей стороны! – всплеснула руками Клара. – Спасибо!

– Да ладно, – смущённо ответил Колокольчик. Сейчас он не чувствовал себя шутом, и это было непривычно. Но приятно. Ощущать себя человеком – совсем не то, что паяцем…

– Завтра зайду за указом, может, к тому времени и лестница уже будет готова…

Круто развернувшись и придерживая колокольчики на своем колпаке, он вышел. Клара заметила, что молодой человек даже покраснел.

– Теперь я помогу тебе, Эмма, не возражаешь? – спросила она, просматривая принесенную Колокольчиком бумагу. – Здесь много ошибок, их нужно исправить…

– Исправлять Господина нельзя! – пришла в ужас Эмма. – Мой муж стражник, он говорит, что все, что решил князь, и все, что он сделал, – это и есть правильно!

– Не бойся. Скорей всего, это писал не Господин, а его слуга. Может быть, наш друг Колокольчик… А если ошибки в своем указе увидит князь, то его гнев падет на твою голову…

И поскольку растерянная Эмма опустила глаза и молчала, Клара стала быстро и уверенно выправлять документ.

– Ты можешь переписать начисто, как хочешь: с исправлениями или без! – сказала она, закончив работу. – Я не хочу, чтобы ты рисковала из-за меня!

Эмма ничего не ответила, но, как потом выяснилось, переписала указ со всеми исправлениями. И, как положено, передала на проверку Шустеру, а тот сопоставил чистовик с черновиком и молча выбежал из канцелярии. А через полчаса Клару вызвал Иосиф Вагнер. По дороге к управляющему она очень волновалась: самовольство младшего персонала нигде не приветствуется, а вмешательство в документ Господина может быть наказано очень строго!

Но кастелян не выглядел разгневанным, скорей торжественно-праздничным. На нем был новый вельветовый жилет серого цвета, белая рубаха с расширенными от плеча до локтя рукавами, кружевами на запястьях и кружевным воротником жабо. На толстой золотой цепи висел круглый медальон с изображением Маутендорфа – знак власти высших чиновников замка. На голове – серый берет с белым пером. В таком наряде он вроде даже помолодел. За недолгое время знакомства Клара знала, что в кабинете Вагнер не надевает ни берет, ни цепь. Значит, он нарочно приоделся, чтобы произвести впечатление! И не трудно было догадаться – на кого…

Хозяин кабинета любезно встретил новую сотрудницу, предложил сесть. Это тоже было хорошим знаком.

– Колокольчик наделал много ошибок в важном указе, который диктовал ему Господин, – откинувшись на покрытую оленьей шкурой спинку кресла, Вагнер поднял двумя пальцами коряво исписанный, исчерканный листок. – Эмма ведь не сильно образованна, ее достоинство – только прекрасный почерк… И, если бы она точно переписала черновик, ее бы пришлось высечь! Но кто-то ей помог… И этот «кто-то» прекрасно знает грамоту! Благодаря этому указ получился и красивым, и правильным! Смотрите!

Он показал исписанный каллиграфическим почерком лист с подписью князя фон Бауэрштейна и сургучной печатью под ней.

– Я даже сам зашел к Господину и подписал документ, чтобы не возникло никаких вопросов. Ведь Шустер пришел ко мне с доносом на вас, и я счел необходимым исключить кривотолки…

– Большое спасибо, господин Вагнер!

Кастелян встал, обошел стол и неожиданно погладил Клару по покрытой платком голове, даже поправил выбившуюся прядь волос. Это была вольность! И не просто вольность – дерзость! Все равно, что ущипнуть подавальщицу в трактире за ягодицу… Но одно дело простолюдинка, а другое – вдова рыцаря! Женщина чуть отстранилась и замерла, не зная, как себя вести. Тем временем управляющий наклонился и горячо прошептал в ее маленькое ушко:

– На будущее вам стоит знать: Господин никогда не диктует документы шуту! И никому другому! Он всегда пишет сам! Но об этом сейчас лучше не говорить. А в дальнейшем воздерживайтесь от неосмотрительных поступков! Вы меня поняли?

– Да, господин Вагнер! Вы так добры ко мне…

– Ну и прекрасно! – кастелян выпрямился. – Осталось высечь безграмотного шута и предать забвению происшедшее!

– Ой! Я прошу пощадить этого несчастного юношу! У него, несомненно, большое и доброе сердце! Он не виноват, что его не научили грамоте…

Кастелян усмехнулся.

– Нет, это у вас доброе сердце! Кажется, я уже говорил вам об этом…

Он помолчал, задумавшись.

– Ну, ладно… Доброта вещь заразная, как и злоба. Мне тоже вдруг захотелось быть добрым и милосердным…

Вагнер еще раз погладил Клару по голове и вернулся на свое место.

– Что ж, фрау Майер, пусть Колокольчик на этот раз избежит порки. Возвращайтесь в канцелярию и постарайтесь не злить Шустера. Хотя он и так зол на весь мир… А с вами мы еще поговорим: о доброте, о родстве душ, о правде и справедливости…

Потупившись, Клара поклонилась и вышла из кабинета. Она поняла, что управляющий замком, как говорится, «положил на нее глаз»… И пока не решила – радоваться ей или огорчаться…

После снежной зимы запасы продуктов уменьшились, а любая крепость должна иметь стратегический запас провианта на случай осады. Вот и наступил период весенних заготовок. С утра крестьяне из деревни загнали в Маутендорф стадо баранов на продажу – животные заполонили узкие улицы, толпились на перекрестках, громко блеяли, бодались, бесцеремонно лезли во все двери и калитки, внося шум и сумятицу в жизнь замка. Их быстро разбирали. Часть резали на мясо, часть загоняли в овчарни, а некоторых поднимали лебедкой в донжон, где им предстояло существовать в качестве живых консервов до осады или до следующего года, когда отощавшие «консервы» заменят свежими…

Постепенно улицы разгрузили, и в замок стали заезжать скопившиеся у ворот всадники – челобитчики князю, купцы, проповедники, странствующие рыцари, родственники жителей и прочая разношерстная публика, среди которых могли быть и разбойники, и разыскиваемые убийцы, и беглые каторжники, и профессиональные картежники, и другие сомнительные личности.

Человек, который заехал в замок после полудня, не выглядел подозрительным. Конь хорошей породы, но с выступающими ребрами, явно давно не видел достойного корма. Сам всадник с худым лицом, на котором выступали резкие скулы и острый нос, уверенно сидел в седле, а судя по выпрямленной спине и гордому взгляду, он знавал и лучшие времена в жизни. Одет он был в простую, но удобную для путешествий и охоты одежду: удлиненную коричневую куртку с разрезом сзади, такого же цвета широкие штаны из прочной ткани, черную шляпу с широкими, залихватски заломленными полями.

С первого взгляда можно было подумать, что это не очень удачливый торговец или бесприютный скиталец, но кольчуга под курткой, меч на боку, притороченные к седлу шлем, нагрудник и арбалет доказывали ошибочность такого предположения. Свободный человек благородного происхождения имеет право носить меч, но если он не посвящен в рыцари, то меч должен висеть на седле, отличая его от простолюдина, а тем более от серва[3]. Только рыцарь опоясывается мечом, и может носить его на поясе. Поэтому, по здравому размышлению, в незнакомце можно было определить благородного рыцаря из древнего, обнищавшего рода. Хотя и такое предположение могло быть обманчивым.

Не вступая ни с кем в разговоры, он быстро нашел то, что искал. Наверное, самым оживленным местом Маутендорфа, средоточием встреч, бесед по душам и незатейливых мужских развлечений для многих являлась не просто центральная площадь, а расположенное на ней, неприметное с виду двухэтажное здание таверны «Единорог». Всё в мире относительно. Если замку исполнилось пятьсот лет, то таверна, можно считать, была построена недавно, хотя её бревенчатые стены уже успели потемнеть и пережить, как минимум, несколько поколений бывавших здесь людей. На первом этаже располагалась харчевня, на втором – комнаты для постояльцев. «Единорог» выгодно отличался от придорожных кабаков качеством и разнообразием блюд, а невыгодно – их стоимостью.

Правда, хозяин «Единорога» – пожилой перс по прозвищу Горбонос, осевший в замке лет двадцать назад, для местных жителей всегда делал приличные скидки, иначе бы они к нему просто не ходили. Зато заезжих торговцев он обдирал безбожно, деваться-то им некуда: в селе неподалёку харчевня тоже есть, но с вечно пережаренным мясом, разбавленным пивом и огромными крысами, снующими под ногами.

Высокий жилистый Горбонос был здесь и шеф-поваром, и главным распорядителем. Но в последнее время он всё больше руководил, а пищу готовил его помощник, молодой светловолосый паренёк по имени Тиль, сын посудомойки – любовницы Горбоноса Терезы, вдовы почившего два года назад от холеры лекаря. Были здесь ещё официанты, в разное время один или два, но менялись они так часто, что распорядитель не успевал запомнить их имена. Но порядок он наводил железной рукой. «Крыс у себя не потерплю!», – каждый раз говорил Горбонос очередному увольняемому разгильдяю, выворачивая его карманы и отбирая припрятанные чаевые. Он следил и за качеством блюд, но большую часть времени проводил, наблюдая за залом и ведя беседы с посетителями. Многие считали перса очень информированным и влиятельным человеком – действительно, нередко к нему обращались по делам, не связанным с качеством пищи, обслуживанием, да и вообще не имеющим отношения к «Единорогу». И, как ни странно, он их успешно улаживал!

К Горбоносу и заявился прибывший незнакомец, который назвался Куртом. Сняв отдельную комнату на три дня и жадно пообедав, новый гость за кувшином ячменного пива громко рассказал шеф-повару, да и всем, кто хотел его услышать, что зарабатывает на жизнь сопровождением путников по опасным лесным дорогам и охраной их от разбойников. А потому если нуждающиеся в его услугах появятся, то могут обращаться к нему в любое время. Но желающих ехать куда-то под охраной не нашлось.

Правда, неожиданный заработок Курту все же подвернулся: Горбонос нанял его зарезать и освежевать трех только что купленных баранов. Это поручение Курт исполнил сноровисто, быстро, умело. Тиль ему помогал, а потом возбужденно сообщил отцу:

– Видно, этот парень зарезал людей больше, чем баранов, уж больно ловко у него все получается! Сразу видно – привык кровь лить!

Горбонос только почесал в затылке: бывалый и опытный, он уже и сам понял, что новый постоялец не такой простой, как кажется на первый взгляд. Вечером он пригласил Курта на совместный ужин под предлогом отблагодарить за работу, а на самом деле – с целью лучше узнать незнакомца и сойтись с ним поближе. Они сидели за хозяйским столом, в полутемном углу зала, где лица собеседников трудно различить, а еще труднее разобрать, о чем они говорят. Официант принес свежую жареную баранину и шнапс, который уже прочно вошел в меню «Единорога».

– Вот, Курт, это тебе за баранов! – Горбонос высыпал на клеенку несколько монет. – Ловко ты с ними сработал! Сразу видно, что повоевать пришлось!

Курт мрачно усмехнулся.

– Баранов резать – это не воевать! А воевать – не баранов резать! Хотя что пришлось, то пришлось, тут ты прав!

Он опрокинул рюмку и закусил мясом. Потом собрал монеты и высыпал в тощий потертый кошелек. Горбонос обратил внимание, что он почти пуст.

– Вижу, честным мечом ты не добыл богатства!

– Так всегда бывает, – Курт налил себе, снова выпил и закусил. – Но оружие важнее денег: им можно добыть и деньги, и одежду, и еду, и все остальное!

– По тебе, однако, этого не скажешь, – вздохнул Горбонос. – И послушай меня: сопровождением путников на жизнь не заработаешь! У нас не так много разбойников. А еще меньше желающих платить за охрану. Каждый надеется на себя, на своих слуг и на счастливый случай…

– Только счастливые случаи встречаются куда реже, чем разбойники! – меланхолично ответил Курт, продолжая с аппетитом есть и с удовольствием пить.

– Зато ты можешь поступить в замковую стражу! – понизив голос для большей доверительности, предложил Горбонос. – Стражники требуются всегда. Их часто выгоняют за непригодность, или пьянство, или что-то еще…