Скромница для злодея Маклейн Сара
– Однако?
Артур вздохнул и махнул рукой.
– Однако.
Она услышала то, что он не произнес: «Нам необходим этот брак».
Денег нет.
– А как же слуги?
Он покачал головой.
– Мы сократили число прислуги везде, кроме этого дома.
Фелисити покачала головой и повернулась к матери.
– Все эти отговорки – миллион причин, почему мы не переезжаем за город.
– Мы не хотели тебя волновать, – ответила мать. – Ты уже была такой…
«Жалкой. Конченой. Забытой».
Фелисити опять покачала головой.
– А арендаторы?
Работящие люди, трудившиеся на земле в деревне. Полагавшиеся на титул, который их обеспечит и защитит.
– У них осталось то, что они производят, – отозвался Артур. – Они используют свой скот. Сами чинят свои дома.
Теперь их защищает не титул, к которому привязана земля.
Денег нет. Нет ничего, что поможет сберечь землю для будущих поколений – для детей арендаторов. Для юного сына Артура и того, второго, которого они ждут. Для ее собственного будущего, если она так и не выйдет замуж.
«Мы не можем себе позволить еще один скандал».
Слова Артура снова непрошено возникли у нее в голове. Теперь до нее доходил их истинный смысл.
На дворе девятнадцатый век, и наличие титула не гарантирует высокий доход и привычный ей образ жизни, как когда-то; по всему Лондону встречаются обнищавшие аристократы, и вскоре их ряды пополнит семейство Фэрклот.
Вины Фелисити в этом нет, но почему-то ей кажется, что виновата именно она.
– А теперь они меня не возьмут.
Артур стыдливо отвел взгляд.
– Нет, не возьмут.
– Потому что я солгала.
– Что в тебя вселилось? Зачем ты произнесла такую вопиющую ложь? – воскликнула ее мать, задыхаясь от паники.
– Полагаю, то же самое, что вселилось в вас обоих, то, что заставило скрывать от меня такую вопиющую тайну, – отрезала Фелисити, чувствуя, как ее охватывают беспомощность и раздражение. – Отчаяние.
Гнев. Одиночество. Желание подправить будущее, чтобы не думать о том, что произойдет дальше.
Ее близнец посмотрел ей в глаза чистым и искренним взглядом.
– Это была ошибка.
Она вздернула подбородок, чувствуя, как внутри бушуют ярость и ужас.
– С моей стороны тоже.
– Мне следовало сказать тебе.
– Нам обоим многое следовало сделать.
– Я думал, что смогу уберечь тебя… – начал Артур, но Фелисити вскинула руку, останавливая поток слов.
– Ты думал, что сможешь уберечь себя. Думал, сможешь избавить себя от необходимости рассказать правду о реальном положении дел жене, которую вроде бы должен любить и лелеять. Думал, что сможешь избавить себя от стыда и позора.
– Не только стыда. От волнений тоже. Я ее муж. Я должен заботиться о ней. Обо всех них.
О жене. О ребенке. И об еще одном – том, который на подходе.
Фелисити почувствовала, как ее охватывает печаль. И сочувствие с примесью разочарования и страха. И чувство вины за столь опрометчивое собственное поведение, за слишком громкие разговоры, за огромное количество ошибок.
В наступившей тишине послышался голос Артура:
– Я не должен был тебя использовать.
– Верно, – ответила она, слишком злясь, чтобы позволить ему соскользнуть с крючка. – Не должен был.
Он снова безрадостно рассмеялся.
– Полагаю, я заслужил то, что меня ждет. В конце концов ты не выйдешь за богатого герцога. Да и вообще за кого-нибудь богатого. И не вздумай снижать планку своих ожиданий.
Да только теперь, после того как Фелисити так ужасно солгала, она разрушила все шансы на хоть какие-нибудь ожидания. И, для полного «счастья», погубила все шансы на обеспеченное будущее семьи.
Теперь ее не возьмет замуж никто – она не просто запятнана прошлым своим поведением, но еще и наврала. Публично. О том, что выходит замуж за герцога.
Ни один мужчина в здравом уме не сочтет подобное оскорбление достойным прощения.
Прощайте, ожидания.
– Ожидания не будут стоить ничего, если у нас не останется крыши над головой. – Маркиза вздохнула, словно стоя на своей лестничной площадке, могла прочесть мысли Фелисити. – Святые небеса, Фелисити, что в тебя вселилось?
– Это не имеет значения, матушка, – вмешался Артур прежде, чем Фелисити успела открыть рот.
Артур – всегда ее защищавший. Всегда пытавшийся защитить всех, болван эдакий!
– Ты прав. – Маркиза вздохнула. – Полагаю, он уже успел полностью развеять иллюзии общества на этот счет, так что мы вернулись на наше законное место в скандале.
– Скорее всего, – сказала Фелисити. У нее внутри, сбивая ее с толку, бушевали чувство вины, ярость и досада. В конце концов, она женщина, а значит, в подобных случаях должна иметь одну-единственную цель… выйти замуж за деньги и вернуть семье честь и богатство.
Да только после сегодняшнего вечера на ней никто не женится.
Во всяком случае, никто в здравом уме.
Артур почувствовал, насколько ей неприятен этот поворот в разговоре. Он положил руки сестре на плечи, наклонился и по-братски чмокнул ее в лоб.
– У нас все будет хорошо, – решительно произнес он. – Я найду другой способ все вернуть.
Она кивнула, стараясь не расплакаться.
Понимая, что прошло уже полтора года, а единственное решение, найденное Артуром, – выдать ее замуж.
– Иди домой, к жене.
Он сглотнул, услышав напоминание о своей привлекательной, любящей жене, ничего не знающей о беде, в которой они оказались. Счастливая Прюденс.
Снова обретя дар речи, Артур прошептал:
– Она ничего не должна знать.
Страх в его голосе был почти осязаем. Ужасно.
В какую же неразбериху они попали!
Фелисити кивнула.
– Это наш секрет.
Когда дверь за ним закрылась, Фелисити подобрала юбки – юбки на платье прошлого сезона. Его слегка перешили, чтобы оно соответствовало нынешней моде, вместо того чтобы просто выкинуть и сшить что-нибудь новое. Как же она ничего не понимала?
Девушка поднималась вверх по лестнице, а собаки метались перед ней взад-вперед.
Добравшись до площадки, она посмотрела на мать.
– Твои псы пытаются меня убить.
Маркиза кивнула, позволяя сменить тему.
– Вполне возможно. Они очень умные.
Фелисити вымученно улыбнулась.
– Твои лучшие дети.
– Доставляют меньше неприятностей, чем остальные, – ответила мать, наклоняясь и подхватывая на руки одного длинного мохнатого пса. – И что герцог, очень красив?
– Я в толпе толком его не разглядела, но вроде бы да.
Внезапно Фелисити поймала себя на мыслях о другом мужчине. Том, из темноты. Том, которого только хотела рассмотреть. Он заворожил ее, как отблеск пламени, который она видела, не имея представления о целом костре.
Но если этот вечер чему-то ее и научил, так это тому, что волшебство нереально, оно – лишь иллюзия. Реальными бывают только неприятности.
– Все, чего мы хотели, это достойная партия. – Голос матери врезался в ее размышления.
Губы Фелисити искривились.
– Знаю.
– Это что, действительно так плохо?
«Ты от нас не уходила. Мы тебя выгнали».
«Конченая Фелисити. Забытая Фелисити. Жалкая Фелисити».
«Ты опоздала с герцогом; я его уже заполучила».
Фелисити кивнула.
– Даже хуже.
Она по темным коридорам добралась до своей спальни. Вошла в тускло освещенную комнату, бросила перчатки и ридикюль на маленький столик возле двери, закрыла ее и прислонилась к ней спиной, наконец-то выдохнув – ей казалось, что она задерживала дыхание все время, начиная с той минуты, когда много часов назад одевалась для бала у Марвика.
В темноте Фелисити подошла к кровати и упала на матрас. Долго смотрела на балдахин над головой, мысленно заново проигрывая все ужасные события вечера.
– Какая катастрофа.
Какое-то время она представляла себе, что бы делала, будь она не самой собой – слишком высокой, слишком обыкновенной, слишком старой и прямолинейной – настоящей тихоней у стеночки, не имеющей ни малейшей надежды заполучить завидного холостяка. Она вообразила себе, как украдкой выбирается из дома и возвращается на место своего преступления.
Добывает состояние для своей семьи и целый мир для себя.
Желает больше, чем может получить.
Не будь Фелисити собой, она могла бы это сделать. Могла бы отыскать герцога и очаровать его. Могла бы поставить его на колени. Будь она красивой, остроумной и блистающей. Будь она не на краю мира, а в самом его центре. Будь она в комнате, а не подглядывая в замочную скважину.
Если бы она умела разжигать страсть – такую, которая, как она видела, поглощает мужчину, как магия. Как огонь. Как пламя.
Желудок перевернулся от этой мысли, от фантазии, пришедшей следом. От наслаждения – того, чего она никогда не позволяла себе воображать. Герцог, отчаянно мечтающий о ней.
Партия века.
– Если бы только я была пламенем, – сказала она, обращаясь к балдахину над головой. – Это бы все решило.
Но это невозможно. И она вообразила другое пламя, проносящееся по Мейфэру, испепеляющее ее будущее.
Будущее ее семьи.
Она представила себе прозвища.
«Врушка Фелисити».
«Лживая Фелисити».
– Да ради бога, Фелисити! – прошептала она.
И долго лежала, охваченная стыдом и паникой, обдумывая свое будущее, пока воздух вокруг не потяжелел. Она подумала, не заснуть ли прямо в платье, вместо того чтобы позвать горничную и попросить помочь его снять. Но платье было тяжелым и сдавливающим, а из-за корсета она толком не могла дышать.
Застонав, Фелисити села, зажгла свечу на прикроватном столике и потянулась к шнуру, чтобы позвонить горничной.
Но прежде, чем успела до него дотронуться, из темноты послышался голос:
– Вам не следует говорить неправду, Фелисити Фэрклот.
Глава пятая
Услышав это, Фелисити с негромким вскриком вскочила с кровати и резко повернулась, вглядываясь в дальний конец комнаты, укутанный тьмой. Там все выглядело как обычно.
Высоко подняв свечу, она всмотрелась в углы, и в конце концов свет коснулся пары безупречно начищенных сапог, в которые были обуты вытянутые, скрещенные в лодыжках ноги. В носок одного сапога упирался сверкающий серебряный наконечник трости.
Это он.
Здесь. В ее спальне. Как будто это совершенно нормально.
Этим вечером вообще не было ничего нормального.
Сердце ее заколотилось сильнее, чем тогда, на балу. Фелисити попятилась к двери.
– Полагаю, вы ошиблись домом, сэр.
Сапоги не шелохнулись.
– Я попал туда, куда нужно.
Она моргнула.
– В таком случае, вы определенно ошиблись комнатой.
– И комната та, которая нужна.
– Это моя спальня!
– Не мог же я посреди ночи постучаться в дверь и попросить разрешения с вами поговорить, верно? Соседи пришли бы в ужас, и куда бы это вас привело?
Она удержалась и не сказала, что утром соседи в любом случае придут в ужас, ведь к этому времени весь Лондон будет знать, что она наврала.
Он как будто услышал эту мысль.
– А зачем вы солгали?
Девушка проигнорировала вопрос.
– Я не разговариваю с незнакомцами в моей спальне.
– Но мы уже не незнакомцы, милая. – Серебряный наконечник постукивал по кончику сапога в медленном, ровном ритме.
Ее губы дернулись.
– Я не трачу время на людей, которые не думают о последствиях.
Хотя он оставался в темноте, ей показалось, что она услышала в его голосе улыбку.
– И сегодня вечером вы это продемонстрировали, верно, Фелисити Фэрклот?
– Я не единственная, кто сегодня лгал. – Она прищурилась, вглядываясь в темноту. – Вы знали, кто я такая.
– Вы единственная, чья ложь достаточно велика, чтобы уничтожить этот дом.
Фелисити нахмурилась.
– Вы победили, сэр. Какова ваша цель? Нагнать на меня страх?
– Нет. Я не хочу вас пугать. – Голос мужчины был таким же тяжелым, как тьма, которая его окутывала. Низкий, тихий, но при этом отчетливее, чем пистолетный выстрел.
Сердце Фелисити колотилось все сильнее.
– А я думаю, именно это вы и хотите сделать. – Серебряный наконечник снова стукнул, и она раздраженно посмотрела на него. – А еще я думаю, что вам следует уйти прежде, чем я решу, что вместо страха мне следует испытывать гнев.
Пауза. Тук-тук.
А затем он шевельнулся, подавшись к кругу света, и она разглядела длинные ноги и высокую черную шляпу на одном бедре. Перчаток на руках не было, в пламени свечи блеснули три серебряных кольца – на большом, указательном и безымянном пальцах правой руки. Черное пальто безупречно обтягивало его плечи. Круг света остановился на подбородке, остром и чисто выбритом. Фелисити подняла свечу еще выше и увидела его.
Она резко втянула в себя воздух, не к месту вспомнив, как чуть раньше сочла красивым герцога Марвика. Больше она так не думала.
Потому что, конечно же, на свете не могло быть мужчины красивее этого. Он выглядел в точности так, как звучал его голос. Как низкий, звучный рокот. Как соблазн. Как грех.
Одна сторона его лица оставалась в тени, но та сторона, которую она видела – о, та была великолепна! Длинное, худощавое лицо, все состоящее из острых углов и затененных впадин, темные, раскинутые, как крылья, брови, полные губы, умные блестящие глаза (Фелисити могла поспорить на что угодно, что своими знаниями он никогда ни с кем не делился) и нос, посрамивший бы любого короля – безупречно прямой, словно созданный при помощи острого, уверенного клинка.
Волосы темные, коротко постриженные – настолько коротко, что угадывалась форма его головы.
– Ваша голова безупречна.
Он самодовольно усмехнулся.
– Я всегда так думал.
Фелисити опустила свечу, отправив его обратно в темноту.
– Я имею в виду – безупречной формы. Как вам удается подстригать волосы так близко к коже?
Он поколебался прежде, чем ответить.
– Это делает женщина, которой я доверяю.
При этом неожиданном ответе ее брови взлетели вверх.
– Она знает, что вы тут?
– Нет, не знает.
– Ну, поскольку она регулярно подносит лезвие к вашей голове, вам лучше уйти прежде, чем вы ее расстроите.
Послышался негромкий рокот, и у нее перехватило дыхание. Это что, смех?
– Я не уйду, пока вы не скажете мне, почему солгали.
Фелисити покачала головой.
– Как я уже сказала, сэр, в мои привычки не входят беседы с незнакомцами. Пожалуйста, уйдите. Тем же путем, каким вошли. – Она помолчала. – А как вы вошли?
– У вас есть балкон, Джульетта.
– А спальня моя на третьем этаже, не Ромео.
– И очень крепкие шпалеры.
Она услышала в его голосе ленивый смешок.
– Вы взобрались по шпалерам?
– Собственно говоря, да.
Она частенько воображала, как кто-нибудь однажды взберется по этим шпалерам. Только не преступник… а зачем он вообще здесь?
– В таком случае, эта трость не для того, чтобы помогать при передвижении.
– Не такого рода передвижении, верно.
– Это оружие?
– Все что угодно может стать оружием, если человек испытывает в нем необходимость.
– Превосходный совет, так как в моей комнате, похоже, находится злоумышленник.
Он неодобрительно поцокал языком.
– Вполне дружественный.
– О да, – фыркнула Фелисити. – Дружественный – как раз то самое слово, каким я бы вас описала.
– Если бы я собирался вас похитить и утащить в свое логово, то уже сделал бы это.
– У вас есть логово?
– Вообще-то, есть, но у меня нет ни малейшего намерения тащить вас туда. Во всяком случае, сегодня.
Она бы соврала, если бы сказала, что это уточнение не возбуждает.
– А значит, в будущем я могу спать спокойно, – сказала Фелисити.
Он засмеялся глухим негромким смехом, похожим на свет в этой комнате.
– Фелисити Фэрклот, вы совсем не такая, как я предполагал.
– Вы произнесли это так, словно сказали комплимент.
– Так и есть.
– И это останется комплиментом, когда я тресну вас подсвечником по голове?
– Вы не причините мне боль, – отозвался он.
Фелисити совсем не понравилось, как точно он понял, что она всего лишь храбрится.
– Вы кажетесь чересчур уверенным для человека, который совершенно меня не знает.
– Я знаю вас, Фелисити Фэрклот. Понял в ту секунду, как увидел на балконе запертой оранжереи Марвика. Единственное, чего я не знаю, какого цвета было ваше платье.
Она посмотрела на свое платье – цвета ее щек, модного в прошлом сезоне.
– Розовое.
– Не просто розовое, – произнес он голосом, полным обещания и еще чего-то, что ей не понравилось. – Оно цвета рассветного неба над Девоном.
Ей не понравилось, как эти слова заполнили ее, словно в один прекрасный день она увидит то небо и сразу же подумает об этом мужчине. Словно он мог оставить метку, которую она не сможет стереть.
– Ответьте на мой вопрос, и я уйду.
«Почему вы солгали?»
– Я его не помню.
– Конечно, помните. Зачем вы наврали тому сборищу неудачников?
Читать бесплатно другие книги:
