Наивно. Супер Лу Эрленд
Мне он так и не встретился.
И все указывает на то, что придется мне обходиться собственными силами.
Я стал вспоминать людей, на которых я смотрю с восхищением.
Их мало.
Вот люди, которыми я восхищаюсь:
– Лори Андерсон,
– Ганди,
– Армия спасения,
– Карл Баркс,
– Астрид Линдгрен,
– Орсон Уэллс,
– Олаф Х. Хауге,
– Ларс Лилло Стенберг.
Я убежден, что дело в увлеченности. У меня пропала увлеченность.
Ее нужно найти и вернуть.
Где-то там она есть.
Вероятно, трепаться об этом тщеславно.
В этом есть что-то от дзен-буддизма.
Если я буду напрягаться, у меня ничего не получится.
Получится, когда перестану напрягаться.
Проклятые буддисты! Воображают о себе, что уж они-то все понимают.
Жизнь
В человеке, весящем 70 килограммов, содержится, между прочим:
– 45 литров воды,
– достаточно извести, чтобы побелить курятник,
– фосфора, которого хватит на 2200 спичек,
– жиру примерно на 70 кусков мыла,
– железа на двухдюймовый гвоздь,
– углерода на 2000 карандашей,
– одна ложка магния.
Я вешу более семидесяти килограммов.
А еще я помню телевизионный сериал под названием «Космос». Карл Саган расхаживал среди декораций, как бы изображавших Вселенную, и беззастенчиво сыпал гигантскими числами. В одной из серий он сидел над резервуаром, где находились все вещества, из которых состоит человек. Он размешивал их палочкой, чтобы посмотреть, получится ли у него создать из этой смеси жизнь.
Ничего у него не получилось.
Лес
На улице весна.
Внезапно стало тепло.
Сегодня я отыскал у брата в шкафу велосипедные шорты. И футболку.
Я приготовил себе в дорогу бутерброды и налил воды в старую бутылку из-под «Фаррис». Еще я взял с собой мяч.
Собравшись, я сел на велосипед и поехал в лес. Сейчас я в лесу.
Тут тихо-тихо. Сегодня рабочий день, так что, кроме меня, никто не выехал за город погулять. Все на работе. Сидят в университете.
Ну и пускай их сидят!
У меня, как я уже говорил, довольно приличный велосипед. С несколькими скоростями. И покрышки с толстым рифлением. Там, где я люблю кататься, все это необходимо. Что касается велосипеда, тут я фанат.
Перед тем как купить велосипед, я перечитал уйму брошюр и каталогов ведущих производителей велосипедов. Я люблю разглядывать велосипеды на картинках, воображая себе, как я буду на них выглядеть. Среди прочих мне попалась брошюра некоего Гэри Фишера. Он живет в Калифорнии. Гэри Фишер хвастается, что будто бы это он изобрел горный велосипед. Возможно, так оно и есть. Он составил толстый и дорогой каталог с картинками, на которых можно видеть множество отличных велосипедов; там приводятся также все технические данные, а вдобавок цитируются его высказывания.
В одном месте есть такое: «Anybody who rides a bike is a friend of mine»[2].
Мне это понравилось.
Я чувствую, что все, кто ездит на велосипеде, мои друзья. Большая, дружная семья.
Встречаясь с другим велосипедистом, я иногда говорю «привет!».
Но сегодня я в лесу один.
Это тоже здорово.
Когда я выезжал со двора, ко мне подбежал Бёрре. Он спросил, купил ли я шлем.
Я сказал, что куплю, как только будут деньги.
Он еще раз напомнил мне, что случилось с папой одного мальчика из детского сада. Я кивнул и сказал, что буду ездить осторожно.
Но я не особенно осторожничаю.
Приятно ездить по лесным тропинкам.
Временами меня подкидывает, когда под колеса попадается камень или корень.
Когда я сказал Бёрре, что отправляюсь в лес, он рассказал, что его папа однажды встретил лося. Бёрре сказал это с гордостью.
Я тоже встречал лосей, но сейчас у меня не повернулся язык это сказать.
Мы с Бёрре условились, что я потом расскажу ему, каких я встречу зверей.
Пока что я встретил только одну лошадь и одну белку.
Вспотев от езды, я остановился у лесного озерца и искупался.
Искупался, несмотря на то что сейчас еще только апрель и вода холодная.
Жарясь на солнце и дожидаясь, когда обсохну, я подкидываю мячик. Лежу на спине и подбрасываю его вверх. По большей части я его удачно ловлю, но иногда он отлетает в сторону, и тогда мне приходится вставать и подбирать мячик.
Наконец у меня кончилось терпение.
Надоело мне за ним бегать.
Пускай лежит там, куда укатился, пока я не обсохну.
Я стал думать, с чего начались мои неприятности.
Судя по всему, причина лежит где-то глубоко.
Мои родители сделали свое дело неплохо. Я на них не в претензии. В школе тоже у меня все было в порядке. Никто меня не обижал. Во всяком случае, долго и настойчиво.
Бывало, конечно, что кто-нибудь скажет гадость, но я в ответ пинал его в голень или давал кулаком в живот. Так что ничего особенно страшного не было.
Выходит, дело в чем-то другом.
Мне почему-то кажется так, что я, наверное, слишком много знаю о таких вещах, много знать о которых – глупо.
Я знаю страшно много всякой всячины.
Вот список вещей, о которых я что-то знаю:
– кино,
– литература,
– средства массовой информации,
– политика,
– конфеты,
– искусство,
– реклама,
– аэродинамика,
– общество эпохи информационных технологий,
– Ролан Барт,
– компьютеры,
– история,
– языки,
– музыка,
– топ-модели,
– пустыня Сахара.
Много – это действительно значит много.
Я знаю имена, даты. Сотни имен и дат.
Я знаю, кто первым поднялся на Эверест.
Я знаю фамилии режиссеров самых идиотских американских сериалов.
Я знаю про исследовательскую работу, в которой доказано, что в 1957 году, после того как Брижит Бардо сыграла главную роль в фильме «И Бог создал женщину», сорок семь процентов всех разговоров, которые вели французы, были посвящены Брижит Бардо.
Я знаю, что в воздушном потоке над верхней частью крыла самолета возникает зона пониженного давления и благодаря этому самолет может летать.
Я знаю суждения Аристотеля.
Я знаю суждения других философов об Аристотеле.
Я знаю, сколько денег зарабатывает Клаудиа Фишер.
Я знаю, что на Солнце время течет чуть медленнее, чем на Земле.
Я знаю, как долго Христо и Жанне Клод пришлось добиваться, чтобы им позволили упаковать здание берлинского рейхстага.
Я знаю надпись на бутылке кока-колы.
Я страшно много всего знаю.
Не я один знаю все это.
Многие знают больше, чем я. К счастью, это меня не волнует.
Меня волнует другое: зачем мне эти знания?
Что мне с ними делать?
Конечно, я мог бы принять участие в телевикторине и выиграть путевку в Грецию. На двоих.
Но у меня нет девушки. Мне пришлось бы ехать одному.
Да и на что мне сдалась Греция?
Нет никаких оснований предполагать, что там я буду чувствовать себя лучше.
Я не так уж глуп, чтобы не понимать, какая польза может быть от тех или иных знаний.
Но я не могу с уверенностью сказать, какие из них важны, а какие нет.
У меня отсутствуют критерии. Нет общего взгляда.
Откуда взять общий взгляд?
Может быть, это приходит с годами. А может, и нет.
Что же мне делать: ходить дурак дураком и ждать, когда оно свалится?
Зря я учился читать.
Одна приятельница моих родителей рассказывала, что в детстве она ходила в такую группу или там клуб, где дети играли, пели песни и всякое такое.
Она считала, что этот клуб называется «Думдель-тей», она гордилась, что ходит туда. И ей нравилось это веселое название.
Научившись читать, она поняла, что ошибалась и на самом деле он назывался «Дом детей».
Ей было очень обидно.
То же самое происходит и со мной.
Кажется, все началось еще тогда, когда я разглядывал «Игротеку».
Где есть про то, какое сегодня число, про маленькую стрелочку – если она подошла к пяти, то, значит, скоро пять часов.
Медвежью услугу оказала мне Вибеке Сэтер.
Теперь я знаю числа и буквы. И читаю вон как быстро.
Но вот хотел бы я знать, что мне с этим делать!
Сейчас поздно спрашивать. А может быть, даже глупо. Дело сделано.
Я не могу вести себя так, как будто ничего этого не знаю.
Паршивое дело! Честное слово!
Мне бы лучше мячик.
Мне бы велосипед.
Вот вещи, с которыми я могу как-то сладить.
По дороге домой я снова вижу лошадь.
Гнедую лошадку.
Животные
Я запираю замок на велосипеде, и тут опять ко мне подходит Бёрре.
Детский сад сегодня закрыт. Бёрре играет во дворе один. Он строит в песочнице домики и хочет, чтобы я ему помогал.
Я отвечаю, что сначала мне надо подняться в квартиру, чтобы переменить одежду и поесть, а потом я к нему спущусь.
Факс от Кима.
Довольно долго он не подавал о себе вестей. Ким пишет, что было много работы. Наверное, там на Севере что-то творилось с погодой. Но сейчас все успокоилось. Погода устойчивая, ветер северо-западный, слабый, переменная облачность.
У Кима выдался часок свободного времени.
Мой список вещей, которые в детстве приводили меня в восторг, вдохновил его на создание собственного списка.
Вот список Кима:
– играть в детектива,
– Тарзан,
– девочка в детском саду, которую звали Яннике. С длинными ресницами,
– еще одна девочка в детском саду, которую звали Вибеке. Тоже с длинными ресницами,
– шпионить,
– воровать яблоки,
– «Лего»,
– космос,
– супермен,
– радиопьесы,
– мой день рождения,
– подарки,
– театр,
– рождественские календари,
– синий детский автомобиль,
– лазить летом на деревья,
– строить домики,
– поджигать автомобильчики из спичечного коробка,
– еще одна девочка, которую тоже звали Вибеке; она жила через дом от нас, была старше меня и учила меня ездить на велосипеде,
– ездить на велосипеде.
Список Кима, по-моему, очень хорош.
Несколько пунктов оттуда надо бы вписать и в мой, но у меня такое чувство, что уже нельзя ничего менять. Это значило бы слизать у Кима. Как-то нехорошо. Но езда на велосипеде и игра в детективов непременно должны были попасть и в мой список. Я сам не понимаю, как я мог это забыть.
А вот то, что насчет девчонок, не имеет ко мне никакого отношения. Я очень долго был к ним равнодушен. Я дружил с некоторыми девочками, но не задумывался о том, что они – девчонки, а какие там у них ресницы – длинные или короткие, – этого я и подавно не замечал.
Мне кажется, я впервые стал обращать на это внимание, когда в автобусе какой-то дядька спросил меня, девочка я или мальчик.
Идиот!
«Лего» и космос есть в обоих списках. Еще бы их не было!
Что-то не верится, чтобы Кима не интересовали письки и какашки.
Уверен, что он просто забыл.
Он писал второпях.
Я спустился на двор. Бёрре по-прежнему сидит в песочнице. Он мурлычет какую-то песенку, но что это, я не разобрал. На голове у него велосипедный шлем. Может быть, у него строгие родители. Бёрре понастроил множество цилиндрических домиков. Наверное, он наполнял песком свое ведерко и, хорошенько утрамбовав песок, переворачивал ведерко вверх дном. Так и делают домики.
Он предлагает мне, если я захочу, провести дороги и построить мосты.
Конечно хочу!
Некоторое время мы с ним сидим в песочнице, строим и переговариваемся. Это даже здорово. Снимает напряжение.
Бёрре говорит, что у меня хорошо получается.
Я говорю, что у него тоже получается хорошо.
Мы с ним оба молодцы.
Затем он спрашивает у меня, каких зверей я видел в лесу.
Я отвечаю, что видел лошадь и белочку.
Только двух зверей? – удивляется Бёрре.
Ему кажется, что это мало. В лесу ведь столько зверей.
Наша беседа все больше сосредоточивается на животных.
В нее включается элемент соревновательности: кто видел больше животных?
Я говорю, что я, вероятно, видел их больше, чем Бёрре, но это и неудивительно – ведь я на двадцать лет старше.
Я говорю ему, что еще раньше, чем он родился, я уже успел повидать уйму зверей.
Он спрашивает, видел ли я бобров.
– Да, видел.
– А северных оленей?
– Да.
– А глухаря?
– Да.
– Медведей?
– Нет.
А вот Бёрре видел медведей. В зоопарке.
– В зоопарке – да, – говорю я. – Я тоже видел медведей в зоопарке. Но я думал, что в зоопарке не считается.
Бёрре удивлен:
– Почему не считается?