Одолей меня Мафи Тахира
Я наблюдаю, как Джульетта в первый раз встречается с Леной: так скала встречается с волной. Джульетта непоколебима и высокомерна, я горжусь тем, что она сильна, – хоть и не узнаю ее.
Джей не такая.
Не такая суровая.
Я видел ее яростной – черт, я видел ее безумной, – но никогда бессердечной. Никогда-никогда. Не то чтобы я думал, будто Лена достойна лучшего приема; хрен с ней, с Леной. А вот Джульетта. Игра на публику совсем не в ее характере, это означает лишь одно: ей очень плохо, гораздо хуже, чем я думал. Хуже, чем могу себе представить. Точно боль ее изуродовала.
Я ведь знаю.
Я ее знаю.
Уорнер убил бы меня, если бы догадался о том, что я сейчас чувствую, только это правда: я знаю Джульетту лучше всех. Даже лучше его.
Математика проста: Джей и я знакомы дольше и ближе.
Она и я, чего только мы не пережили вместе! Она – мой самый близкий друг.
Касл тоже мне близок, но он как отец; ни с ним, ни с другими я не общаюсь так, как с Джульеттой. Она особенная. Принимает меня таким, какой я есть. Я же даю ей возможность выплеснуть эмоции; кроме того, мне нравится, как она умеет сопереживать. Она настолько чувствительна, что даже шутка может ее ранить. Вот кто она. Она вся – огромное сердце.
И какую – какую версию Джульетты я вижу сейчас?
Дерьмовую.
Эту версию я не могу принять, потому что уверен: она фальшивая. Что-то идет наперекосяк.
Возросший гул сердитых голосов разбивает мою задумчивость.
Успеваю заметить, как Лена несет какой-то бред. Валентина, одна из близнецов, поворачивается к ней. Напрягаю слух, чтобы услышать, что она говорит:
– Надо было тогда отрезать тебе уши!
Я резко приподнимаю брови.
Смущенный, шагаю вперед и оглядываю комнату в поисках разгадки, однако повисшее вокруг напряжение заставляет всех замолчать.
– М-м, кх, – откашливаюсь. – Я что-то пропустил?
В ответ – тишина.
Кто-то наконец вызывается объяснить. Лена. Однако я уже понимаю – ей лучше не доверять.
– Валентина любит прикидываться.
Николас, другой близнец, резко, сердито отвечает ей по-испански. Валентина хлопает брата по плечу.
– Ничего. Все нормально, пусть болтает. Лена думает, я люблю прикидываться. – Тут она произносит слово по-испански. – Я вовсе не прикидываюсь. – Еще больше слов на испанском.
Стефан в шоке открывает рот, а Лена лишь закатывает глаза. Не понимаю, что происходит.
Начинаю хмуриться. Как-то странно складывается разговор.
Впрочем, когда я гляжу на Джульетту, то с облегчением осознаю: я не один такой. Джей тоже совершенно не понимает смысл их беседы. И Касл. У меня появляется мысль, что и Уорнер сконфужен, однако он вдруг начинает говорить с Валентиной на беглом испанском.
У меня кружится голова.
– Черт, брат, ты тоже умеешь по-испански? Теперь буду знать.
– Мы все говорим на многих языках, – отвечает мне Николас. Он выглядит немного раздраженным, но я ему благодарен за разъяснение. – Мы должны уметь догов…
Джульетта сердито перебивает его:
– Слушайте, парни, меня не волнуют ваши личные драмы. У меня зверски болит голова и миллион дел на сегодня, предлагаю начать.
Ха!
Наверняка у Джульетты похмелье.
Спорю, с ней такое впервые. Не смертельно, конечно, но веселье то еще.
Николас мягко говорит что-то ей в ответ, а затем наклоняет голову в полупоклоне.
Я скрещиваю руки на груди. Не доверяю я ему.
– Что? – Джульетта, смущенная, пристально смотрит на Николаса. – Не понимаю.
Тот улыбается ей. Произносит пару слов по-испански – вот теперь точно над ней насмехается, – я уже готов его осадить.
Уорнер меня опережает. Что-то ему говорит, я не слышу что, но это рассердило Джульетту еще сильнее.
Ну и утро сегодня!
Николс выдает по-английски: «Мы рады познакомиться с вами», и я окончательно, черт побери, сконфужен; все-таки надо учиться себя сдерживать.
Джульетта отвечает:
– Полагаю, вы все будете присутствовать на сегодняшнем симпозиуме?
Еще один учтивый поклон от Николаса. Куча слов на испанском.
– Это «да», – переводит Уорнер.
И доводит Джульетту до бешенства. Она разворачивается к нему всем телом.
– На каких еще языках ты говоришь? – Ее глаза мечут молнии, и Уорнер так теряется, что у меня сердце сжимается от боли за него.
Все серьезно.
Сегодня им обоим, Уорнеру и Джульетте, фигово. Они старательно прикидываются твердыми, крутыми, собранными, как вдруг – бабах. Стоит Джульетте сказать ему одно только слово, и Уорнер превращается в идиота. Таращится на нее, не в состоянии издать и звука, а она вспыхивает, краснеет до кончиков волос, потому что он смотрит на нее.
О господи!
Вот интересно, Уорнер понимает, как он выглядит сейчас, тупо уставившись на Джульетту и растеряв все слова? И вдруг до меня доходит: я-то сам выгляжу точно так же, когда разговариваю с Назирой.
По телу пробегает невольная дрожь.
Наконец Стефан выводит Уорнера из транса. Прокашливается и заявляет:
– Мы с детства учили много языков. Важно, чтобы главнокомандующие и члены их семей могли между собой общаться.
Джульетта смотрит в пол, пытаясь успокоиться. Когда она поворачивается к Стефану, лицо у нее почти нормальное, только остается пара красных пятен.
– Я думала, что Оздоровление решило избавиться от всех языков, – говорит она, – и что вы общаетесь на едином универсальном языке…
– S, мадам Верховная, – отвечает Валентина. (Слово «s» я знаю. Оно означает «да». Я не круглый идиот.) – Это правда, – кивает она. – Но сначала нам надо было как-то общаться друг с другом, не так ли?
И вдруг…
Не знаю почему, только ответ Валентины обезоруживает Джульетту. Она снова почти похожа на себя. Ее лицо расслабляется. Глаза – чуть печальные – распахиваются.
– Откуда вы родом? – тихо спрашивает она. Ее голос, такой беззащитный, вселяет в меня надежду – надежду, что настоящая Джей возвращается. – Как назывались ваши страны до того, как мир перекроили?
– Мы родились в Аргентине, – отвечают близнецы.
– Моя семья из Кении, – сообщает Стефан.
– Вы ездили друг к другу в гости? – Джульетта поворачивается, внимательно рассматривает их лица. – Вы посещали другие континенты?
Они кивают.
– Ух ты! Наверное, это здорово.
– Вы тоже должны приехать к нам с визитом, мадам главнокомандующая, – говорит, улыбаясь, Стефан. – Нам очень хочется, чтобы вы у нас побывали. Кроме того, – добавляет он, – вы теперь одна из нас.
Улыбка Джульетты сразу умирает.
Ее лицо застывает. Забрало опускается. Она снова в броне, в броне высокомерия, как и была, когда вошла сюда. Говорит строгим голосом:
– Уорнер, Касл, Кенджи!
– А? – прокашливаюсь я.
– Да, мисс Феррарс? – слышу ответ Касла.
Гляжу на Уорнера, тот не произнес ни слова. Только пристально смотрит на Джей.
– Мне хотелось бы поговорить с вами тремя наедине, пожалуйста.
Я перевожу взгляд с Уорнера на Касла, ожидаю, скажет ли кто-то что-нибудь. Оба молчат.
– Э, да-да, – быстро говорю я. – Без проблем.
Я бросаю Каслу сердитый взгляд, типа, какого черта?
Он быстро выпаливает:
– Разумеется.
Уорнер таращится на Джей, продолжая молчать.
Я чуть не стукнул его.
Кажется, Джульетта согласна с ходом моих мыслей; по тому, как она гордо шествует на выход, видно: она просто в бешенстве. Я делаю за ней шаг к двери и вдруг чувствую на своем плече руку. Тяжелую руку.
Мы с Уорнером встречаемся взглядами, и – не буду врать – не дай бог увидеть такое еще раз. Глаза у этого парня застывшие. Бледно-зеленые льдинки. Мне стало не по себе.
– Дай мне минутку побыть с ней наедине, – просит он.
Я киваю. Отступаю назад.
– Ага, сколько нужно.
Уорнер исчезает. Слышу, как он зовет Джульетту. Стою дурак дураком, разглядываю открытую дверь и демонстративно не замечаю остальных в комнате. Скрещиваю на груди руки. Откашливаюсь.
– Итак, это правда, – комментирует Стефан.
– Ты о чем? – В удивлении разворачиваюсь к нему.
– Они действительно любят друг друга. – Он головой указывает на открытую дверь. – Эти двое.
– Ага, – смущенно отвечаю я. – Правда.
– Мы, конечно, слышали об этом, – говорит Николас. – Но интересно увидеть собственными глазами.
– Интересно? – приподнимаю я бровь. – Интересно что?
– Довольно трогательно, – вмешивается Валентина.
Касл подходит ко мне и тихо напоминает:
– Минута прошла.
– Хорошо, – киваю я. – Ладно, ребята, увидимся позже. Если вы, парни, еще не завтракали, можете без зазрения совести стащить с кухни парочку кексов. Они вкусные. Я уже попробовал.
Глава 4
Мы выходим из зала, и я резко торможу, едва не упав. Уорнер и Джульетта ушли недалеко, стоят лицом друг к другу, видно – у них жаркий, серьезный разговор.
– Надо убраться отсюда, – говорю Каслу. – Не будем им мешать.
Касл не реагирует. Пристально смотрит на Уорнера и Джей с напряженным выражением лица, таким я вижу его в первый раз.
Похоже, совсем его не знаю.
После всего, что Уорнер сказал мне вчера, – что Каслу все известно о трудной жизни Джульетты: родители отвергли ее, сбагрили Оздоровлению, ее расценивали только как оружие, и что Касл меня под прикрытием послал, чтобы забрать ее, – я почувствовал себя немного странно. Не паршиво, нет. Просто странно. Этого откровения абсолютно недостаточно, чтобы я мог потерять веру в Касла: мы столько вместе пережили, моя любовь к нему по-прежнему крепка.
Однако ощущение странное.
Будто я выбит из колеи.
Так и подмывает спросить Касла: почему он все держал от меня в секрете? Жажду объяснений. И, по некоторым соображениям, не могу заставить себя их потребовать. По крайней мере, не сейчас. Может, конечно, я боюсь получить ответы на свои вопросы. Боюсь, что узнаю о себе нечто такое.
– Да. – Касл наконец прерывает молчание, звуком своего голоса разгоняет мои мысли. – Наверное, не надо им мешать.
Я перевожу на него взгляд.
– Ты думаешь, им плохо вместе, да?
Касл, удивленный, поворачивается ко мне.
– Наоборот. Удача, что они нашли друг друга в этом жестоком мире. Просто, если они хотят стать счастливыми, им надо исцелиться. Каждому лично.
Он отворачивается, чтобы снова посмотреть на Уорнера и Джульетту.
– Жалею, что между ними еще столько невысказанного. Хочу, чтобы они потрудились над собой, выкинули из своего прошлого ядовитые тайны.
– Нехило!
Касл улыбается.
– Никак иначе.
Крепко обнимает меня за плечи.
– А ты. Вот что мне хочется больше всего – чтобы ты понял сам себя. Ты замечательный, симпатичный юноша, умеешь сострадать другим, ты просто в лепешку разобьешься ради любимого человека.
Изумленный, яотступаю.
– Почему ты это говоришь?
– Мне следовало давно тебе сказать, – вздыхает он. – Я хочу, чтобы ты понял: Назире очень-очень повезло, что в нее влюбился именно ты. Жаль, что ты этого не понимаешь. Да, она красивая, превосходная, но ты…
– Что? Погоди-ка… – Мне стало тошно. – Откуда ты?
– О, – удивляется Касл. – Так это был секрет? Я и не знал. Мои извинения.
Сквозь зубы чертыхаюсь.
Он смеется.
– Должен сказать: если хочешь сохранить свои чувства в тайне, тебе стоит сменить тактику.
– Ты о чем?
Касл пожимает плечами.
– Ну да, ты ж не видишь себя со стороны, когда она рядом. У тебя все на лице написано. Вот такими буквами.
Я со стоном опускаю голову на руки.
А когда наконец я готов ответить и поднимаю лицо, то от увиденного забываю все слова.
Уорнер и Джульетта так…
Так страстно, прямо здесь, в холле… По-моему, раньше я не видел, как они целуются. Замираю, смущенный. Надо, видимо, отвернуться – понимаю, что надо. Ну неприлично подглядывать. Однако я загипнотизирован.
Совершенно ясно: между ними сумасшедшая химия.
Мне всегда казалось, что их отношения не имеют будущего. Я не мог понять, как такой бесчувственный парень, как Уорнер, мог понравиться такой чувствительной девушке, как Джульетта: она-то без эмоций не может ни есть, ни спать, ни дышать. А Уорнер, по-моему, сухарь до мозга костей. Меня беспокоило то, что она многое ему доверила, а что получила взамен? Дерьмо? Психопата с кучей пиджаков?
В общем, я боялся, что Джульетта не получит ту любовь, какую она заслуживает.
А вот сейчас, вдруг…
Их отношения приобретают смысл. Все, что Джей мне о нем говорила, приобретает смысл. Не думаю, что уже понимаю Уорнера, но очевидно: она зажигает в нем огонь. Когда он ее обнимает, он выглядит живым. Человечным, каким я раньше его не видел.
Похоже, Уорнер влюбился.
И не просто влюбился, а безнадежно. Когда они отрываются друг от друга, оба словно немного не в себе, Уорнер особенно. Его всего трясет. А когда Джульетта стремительно убегает по коридору, я понимаю: добром это не кончится.
Мое сердце болит. За них обоих.
Вижу, как Уорнер, прижавшись к стене, сползает вниз, ноги совсем его не держат. Оседает на пол и застывает.
– Я с ним поговорю, – бросает мне Касл, его потрясенный вид меня изумляет. – Найди мисс Феррарс. Ее нельзя сейчас оставлять одну.
– Так точно! – выдыхаю я. Потом: – Удачи!
Он только кивает.
Мне приходится долго тарабанить в дверь. Джульетта наконец открывает, бросает: «Не беспокойся!» и собирается уже захлопнуть дверь, когда я задерживаю ее ногой.
– Не беспокоиться о чем? – Я проскальзываю внутрь. – Что происходит?
Джульетта пересекает комнату, уходит от меня как можно дальше.
Я не понимаю. Не понимаю, почему она со мной так. Только я открываю рот, чтобы спросить, как она:
– Ничего! Я ни с кем не хочу разговаривать. Пожалуйста, уходи. Да идите вы все к черту! Мне плевать.
Я вздрагиваю как от боли. Ее слова бьют меня точно камни. Джей разговаривает со мной как с врагом, ерунда какая-то.
– Ты… погоди-ка, ты серьезно вот сейчас?
– Я занята, – рявкает Джульетта, по-прежнему на меня не глядя. – Через час мы с Назирой уходим на симпозиум.
– Что? – Во-первых, когда они с Назирой, черт побери, успели стать лучшими подругами? А во-вторых: – Джей, что происходит? Что с тобой не так?
Она круто разворачивается, ее лицо искажено. Она безмерно возмущена.
– Что со мной не так?! А ты будто не знаешь?!
Сила ее гнева заставляет меня на шаг отступить. Приходится себе напомнить, что эта девушка способна убить меня легким прикосновением, если того пожелает.
– Нет, я, конечно, знаю, что произошло у тебя с Уорнером, да, но я подумал, ну, тогда, когда увидел вас там, в холле, я подумал, да, что…
– Кенджи, он мне лгал! Лгал все время. Во всем. И Касл. И ты тоже…
– Стоп! – Я успел схватить ее за руку, чтобы она опять не отдалилась от меня. – Погоди! Я тебе не лгал. Не вали это дерьмо на меня. Я ничего такого не делал. Черт! Не понимаю, что и Каслу-то сказать. Не могу поверить, что он и от меня держал все в секрете.
Джульетта вдруг сникает. Ее глаза наполняются слезами. Наконец-то я понял. Она решила, что я тоже ее предал.
– Так ты не в курсе? – шепчет она. – Ты не заодно с Каслом?
– Не-а. Нет. – Я подхожу к ней. – Вообще без понятия, пока Уорнер вчера мне не рассказал.
Она смотрит на меня недоверчиво.
Ничем не могу помочь, только закатить глаза.
– Как мне тебе верить? – произносит она безнадежно. – Все мне лгут…
– Да ладно, Джей, – качаю я головой. Не могу поверить, что должен такое говорить. Не могу поверить, что она сомневается во мне, – она раньше так со мной не разговаривала. – Ты меня знаешь. Я не кусок дерьма. Это не в моем духе.
Единственная слезинка пробежала по ее щеке, и зрелище это было одновременно и душераздирающее, и утешительное. Вот девушка, которую я знаю. Чью дружбу я ценю. Чья душа нараспашку.
– Клянешься? – шепчет она.
– Эй! – Я протягиваю руку. – Иди сюда, детка.
Она, похоже, еще не совсем мне верит, однако подходит ближе, и я обнимаю ее, крепко-крепко прижимаю к груди. Она такая крошечная. Маленькая птичка с хрупкими косточками. Никогда не подумаешь, что она несокрушима. Что она может одним жестом содрать с тебя шкуру, если захочет. Я чуть сильнее обнимаю ее, тихо и нежно глажу по спине и чувствую, как она успокаивается. Я ощущаю тот момент, когда напряжение покидает ее, когда она обмякает в моих объятиях. Слезы, горячие, ручьем текут по моей груди.
– С тобой все будет хорошо, – шепчу я, – обещаю.
– Врешь.
Улыбаюсь.
– Ладно, вероятность, что я прав, – пятьдесят процентов.
– Кенджи?
– М-м?
– Если я узнаю, что ты мне соврал, клянусь богом, я тебе все кости переломаю.
Я трясусь от неожиданного приступа смеха.
– Э, ага, ладно.
– Я не шучу.
– Угу. – Я глажу ее по голове. Такой пушистой.
– Я так и сделаю.
– Знаю, принцесса. Я знаю.
Мы замираем в уютной тишине, все еще обнимая друг друга. Как же для меня важна эта дружба, как же для меня важна Джульетта…
– Кенджи?
– М-м?
– Они собираются уничтожить Сорок пятый сектор.
– Кто?
– Все.
Известие заставляет меня выпрямить спину. В замешательстве я отступаю.
– Кто все?
– Все другие Верховные главнокомандующие. Мне сказала Назира.
Теперь я понимаю.
Ее внезапную дружбу с Назирой.
Должно быть, это и есть секрет Назиры, о котором говорил Уорнер. Значит, она решила предать Оздоровление. Либо всем нам лжет.
Хотя последнее маловероятно.
Может, и глупо на что-то надеяться, но в тот вечер Назира была откровенна со мной, целую речь толкнула: о символе протеста, о дани уважения опозоренным женщинам, о своей ненависти к отцу.
Может, большой секрет Назиры как раз в том, что она здесь, чтобы помочь нам? Может, нечего бояться? Может, эта девушка – само совершенство?
Я вдруг усмехаюсь как идиот: