Обет молчания Ильин Андрей

— Это невозможно.

— Епархия хорошо заплатит. Очень хорошо заплатит. Когда дело идет о спасении душ заблудшей паствы, деньги роли не играют. Подключайте любых, какие вам нужны, специалистов. Хоть целые НИИ. Я верю — бог укажет вам верный путь.

— Сколько у меня времени?

— Неделя.

— Сколько?!

— Хорошо — две. Через две недели я должен получить опытный образец. Денег не жалейте. Лучше потратить на заказ неделю и миллион долларов, чем месяц и пятьдесят тысяч. Время важнее денег. Дела духовные не терпят отлагательств.

— Я, конечно, могу попробовать…

— Пробуйте. Бог вас не оставит…

Через три недели заказ был готов. Над заказом в поте лица трудилась бригада из двух десятков привлеченных специалистов ведущих НИИ. За каждый день работ они получали полтысячи долларов. Но дело было даже не в деньгах, ученые дорвались наконец до коллективной работы. Они собирались в прокуренных квартирах и методом мозгового штурма, крича, размахивая руками, изрисовывая графиками случайные клочки бумаги, споря до хрипоты, решали очередную вставшую перед ними проблему. Они вернулись в те уже почти забытые времена, когда государство поручало им грандиозные задания, и они вот так же авралом, неделями не видя близких, недосыпая ночей, в сигаретном чаду решали неразрешимые на первый взгляд задачи.

Они вернулись в свою молодость.

— Слушай, а если так?

— Чушь, полная чушь! Галиматья.

— А так?

— Погоди, погоди, что-то в этом есть. Только если не так, а вот так и так.

— Точно! Ну точно же!

— И если использовать замкнутый контур…

Лампочка была упакована в рифленый картон, как и все другие лампочки. И выглядела, как все другие лампочки — с блестящим цоколем, круглой стеклянной колбой и слегка провисшей спиралью накаливания.

— Она работает?

— Сейчас посмотрим.

Завлаб ввернул лампочку в патрон, щелкнул выключателем. Лампочка загорелась.

Прицепил к оголенным жилам сетевого кабеля два «крокодильчика». Провод, отходящий от «крокодильчиков», воткнул в пластиковую коробочку, а провод из коробочки в бытовой магнитофон. Сказал:

— Раз!

— Раз! — повторил динамик магнитофона.

— Два!

— Два!

— Слышите?

— Слышите? — сказал магнитофон. Лампочка светила, магнитофон говорил.

— Как вам это удалось?

— Все очень просто — стекло реагирует на звук микроколебаниями, которые посредством заполняющего колбу газа передаются на мебрану, расположенную в цоколе, далее механический сигнал преобразуется в электрический, фильтруется в разделителе и подается на динамик магнитофона. Надеюсь, качество звучания вас устраивает?

— Да, конечно.

— Тогда будем считать, что комиссия приняла изделие.

— Скажите, а сколько вы можете сделать таких лампочек?

— Теперь, когда выработана методология, — хоть сколько.

— Хоть сколько не надо. Нашей епархии достаточно будет десяти изделий. И прошу вас, другим конфессиям наш с вами общий секрет не раскрывать. И вообще никому не раскрывать. Иначе мы не гарантируем вам царствие божье. Иначе мы гарантируем вам геенну огненную. На том свете. И на этом тоже…

В кабинет заведующего хозяйством главного здания областной администрации вошел посетитель. По внешнему виду и повадкам — мелкий коммивояжер.

«Опять будет впаривать товар — какие-нибудь скрепки или бумагу для ксероксов», — понял завхоз. И не ошибся.

— У меня есть к вам выгодное предложение.

— Извините, но мне…

— Действительно выгодное. Я хочу предложить вам электротовары.

— У меня есть электро…

— По очень низкой цене. Практически бесплатно.

— Вы отрываете меня от дел. Если вы сейчас же не выйдете, то я!..

— Предусмотрена гибкая система скидок и премий. К примеpy, если вы возьмете у меня электролампочки, то получите премию в размере четырех тысяч долларов. Наличными.

Завхоз убрал руку с телефонной трубки.

— Сколько?!

— Четыре тысячи, — твердо и совсем другим тоном сказал коммивояжер. — Две тысячи долларов прямо сейчас.

— Сколько лампочек я должен купить?

— Пять.

Тогда совсем ничего не понятно!

— Вы шутите?

— Ничуть.

Коммивояжер бросил на стол доллары.

— Вы берете у меня лампочки и забираете себе деньги. По восемьсот долларов за лампу. Согласитесь, неплохо.

Завхоз задумался. Завхоз был не дурак по части финансовых злоупотреблений. Не один инвентарный номер с подотчета пустил налево. И даже почти новый шведский сейф. Но электролампочки сулили ему больше, чем он взял даже за сейф. Видно, здесь что-то не так. За красивые глазки деньги не платят. Давно не платят.

Завхоз встал, подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.

— Кончай темнить, говори, что надо.

— Купить у меня пять лампочек.

— Ладно, допустим купил, что дальше?

— Передать их одному человеку. Работнику администрации. Ведь у вас перегорают лампы?

— Перегорают. Кому надо передать?

— Начальнику службы безопасности.

— Ну да, я передам, а она как рванет… И меня под белы ручки.

— Она не может рвануть, она лампочка.

— Ну-ка покажи.

Коммивояжер передал лампочку. Совершенно нормальную на вид лампочку. На сто пятьдесят ватт.

— И я должен ввернуть ее в его кабинете?

— Нет, только передать. Когда он попросит лампочки. Ведь он иногда просит лампочки?

— Вообще-то обычно их вставляет электрик. Но иногда… Иногда берут.

— Ну что, договорились?

Завхоз никак не мог понять, за что ему предлагают четыре тысячи. За просто передачу это было много. Значит, когда он согласится, его попросят сделать что-то еще.

— Я должен только отдать, и все?

— Только отдать.

— И больше ничего?

— Ничего. Вы отдаете лампочки и получаете четыре тысячи.

— Хорошо. Я согласен. За десять тысяч.

— Почему за десять?

— Потому что вам очень надо передать эти лампы. А передать эти лампы могу только я один. Верно?

— Нет, не верно… Еще может электрик, уборщица…

— С завтрашнего дня я запрещу им входить в кабинеты службы безопасности. Только со мной. Ну что скажете?

— Хорошо, десять. Но теперь только пять. И еще пять после того, как вы передадите лампы.

— А как вы узнаете, что я передал?

— Узнаю!

— Ладно, пять теперь, пять потом. Только это не скоро будет, когда у них еще лампы перегорят.

— Ничего, я подожду…

«Продешевил! — пожалел про себя завхоз. — Ох продешевил…»

И действительно продешевил. За те лампочки коммивояжер был готов дать в десять раз больше. Потому что лампочек было пять, а кабинетов — четыре. И одна лампочка обязательно должна была попасть туда, куда нужно. Попасть в спецбокс. По возможности быстро попасть, в ближайшие дни…

Через сутки в главном здании областной администрации случилось небольшое ЧП — вырубился свет. Во всем здании. Причем не просто вырубился, а так вырубился, что перегорели все электроприборы и все лампы.

В щитовой нашли пьяного в дым электрика, который умудрился перепутать какие-то контакты и запустить в обычную бытовую электрическую сеть промышленные 380 вольт.

Электрика выкинули с работы с волчьей статьей в трудовой книжке и перспективой возмещения причиненного областной администрации материального ущерба.

Хотя материального было мало, по идее надо было еще и морального, так как весь следующий день работники администрации, вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, толпились возле кабинета завхоза, выдававшего лампочки. В том числе вне очереди выдававшего лампочки работникам службы безопасности и одну лампочку ее непосредственному начальнику лично.

В тот же день на место уволенного электрика был принят другой. Оказавшийся таким же балбесом, как первый. И тоже уволенный через три дня за нецензурщину и допущенную в кабинетах грубость в отношении женского персонала.

Электрика уволили.

Но за эти три дня он успел за тысячу рублей и пол-ящика водки протащить по подземным коммуникациям из подвала администрации в ближайший дом провод-времянку для какого-то чудаковатого мужика, который надумал в подвале жилого дома выращивать под искусственным светом грибы-вешенки. Для чего ему и понадобилось дармовое питание.

Хитер мужик, электричество дармовое — жги не хочу…

Но мужик жечь электричество не стал и выращивать грибы-вешенки не стал, а, пробив отверстие в полу, вытянул провод в снятую на первом этаже того дома квартиру. Причем, не в пример строителям, все сделал так аккуратно, что никакого провода в упор…

Из съемной квартиры на первом этаже провод ушел в другую съемную квартиру на третьем этаже. Где вроде бы кто-то жил, но кто, конкретно ни один из жильцов точно сказать не мог.

В квартире жил и с утра до вечера слушал «музыку» Ревизор. Который вначале сам не верил, что возможно…

Легкий еле слышный хлопок закрываемой двери. И голос Начальника службы безопасности:

— Закрой как следует.

— Закрыл.

Голос Референта!

— Ну что у тебя сегодня?

— Так, ерунда всякая. Я написал в рапорте.

— Новые люди были?

— Нет, одни только старые. Слезно просят поговорить с папашей, упросить, чтобы он для них сделал исключение. Чтобы каждому сделал.

— Из чего исключение?

— Из всего. Послать бы их!..

— Нельзя послать. Пошлешь тех, кто не нужен, — нужные не придут.

— А этот, с небоскребом, был?

Ревизор насторожился.

— Нет, пропал. Похоже, он просто мелкий аферист.

— Или не мелкий. «Жук»-то после него появился. И вообще…

— Не сразу появился, через несколько дней.

— Но ведь появился!

Ни черта себе! Это… это же провал! Почти провал! Из-за того дурацкого визита. И того дурацкого «жука». Но на самом деле из-за «куклы», на которую он, как кошка на хозяйское мясо, позарился?

— Ну почему обязательно он? Через меня до него ж и после него человек двести прошло.

Верно говорит Референт. Народу было много. Молодец, референт…

— Те двести свои. А он пришлый. И, похоже; не просто так объявился. А раз не просто, то еще объявится. Помяни мое слово — объявится!..

Ну что теперь — сматывать удочки? Или сидеть до упора?

Пожалуй, можно и посидеть, если тихо, не высовываясь. Явной угрозы нет. Его не ищут, только ждут, когда он придет. А он не придет. Спрячется, затаится. Только уши из берлоги высунет. И будет слушать, слушать, слушать…

Снова голос. Голос Первого. И другой, тоже очень знакомый:

— С людьми говорил?

— Говорил…

Кажется, председатель Союза промышленников, и предпринимателей.

— Ну и что?

— Рвутся в бой. После того как я объяснил, какой навар они с того будут иметь.

— Поди, уже кресла примерили?

— Ну что вы, как можно!

— Да ладно, не тушуйся. Примерили, примерили. Всяк свою выгоду ищет. Ты — свою. Они — свою. Я — свою. Все нормально. Лишь бы дело выгорело.

— А когда, когда начнется?

— Начнется, дай срок.

«Дай срок» прозвучало как-то нехорошо, как-то двусмысленно. Что поняли оба. И попытались замять неловкость.

— В общем, начнется. Когда надо, начнется. Лишь бы твои приятели не подвели. А уж за ценой я не постою!

— Не подведут! Я в своих, как в себе, уверен!..

Потом был другой разговор. По всей видимости, с кем-то из финансовых воротил.

— Сколько у тебя валютных запасов?

— Миллионов восемьсот есть.

— А почему так мало?

— Издержки.

— Знаю я твои издержки — в сортирах унитазы позолоченные ставишь. Зайти нельзя — слепнешь.

— Нам без золотых унитазов нельзя. Положение обязывает. Сегодня я на сортирах сэкономлю, а завтра от меня клиентура разбежится. У нас ведь о достатке по золотой пыли в глаза судят. Вот я и пылю.

— Сколько ты сможешь всего собрать?

— Если поднапрячься — еще половину.

— Половину-мало.

— Ну, может, еще процентов двадцать, если кое-кого из клиентов за глотку возьму. Но двадцать — предел.

— А если я тебе оборотные капиталы пополню? Сколько сможешь на краткосрочных кредитах взять?

— Смотря какая сумма.

— Большая сумма.

— Заработная плата и пенсии?

— Пенсии само собой. Но сейчас речь не о них. О кредите. В валюте.

— Процент?

— Один — в год.

— Наличными?

— Почему наличными?

— Потому что таких процентов безналом не бывает. Бывает, если только деньги бюджетные, а расчет наличными. Это, часом, не Центробанк?

— Нет, не Центробанк, совершенно другие источники. Но тоже не бедные.

— Не беднее Центробанка только Золотой форт в Америке.

— Не будем уточнять. Бери деньги и крути.

— Когда брать?

— Когда скажу, тогда и брать…

И через четыре часа снова голоса:

— У тебя все готово?

— Так точно! Ждем приказа.

— Оптимистично. Настолько уверен в своем хозяйстве?

— Уверен! У меня народ дисциплинированный.

— А если центр надавит?

— Если надавит — изображу бурную деятельность. Недели полторы продержусь. Больше — едва ли.

— Больше не надо. Надо — неделю.

— Неделю гарантирую…

И еще разговор, и еще… Буквально через каждые несколько часов. Нещадно они эксплуатируют бокс. На износ…

Или действительно на износ, потому что скоро он не будет нужен? Потому что скоро в Регионе произойдут какие-то важные события. О которых говорит каждый новый собеседник, но не говорит ничего конкретного, только общими фразами и намеками. Даже в боксе намеками!

Мозги сломать можно, размышляя над всеми этими тайнами!

Снова еле слышный стук двери. Шаги.

— Ну вот здесь можно говорить.

— Давайте говорить здесь. Я согласен.

Акцент! Похоже, визитер иностранец.

— Я хочу знать про ваши дела.

Явный акцент! Какого языка? Когда-то его учили языкам и учили акцентам.

Немецкий? Нет, не немецкий. Скорее всего, английский. По одной фразе судить сложно, надо послушать еще…

— У нас все хорошо, все по плану.

— О, я знаю, вы, русские, любите план — пять лет, семь лет. Догоним Америку и перегоним Америку. Да, да. Я помню. План хорошо, если он все предусматривает.

— Так и есть.

— Тогда вы должны были предусмотреть отдавание.

— Отдачу. Я рассчитал отдачу. Каждый получит свой кусок. И вы получите. Как договаривались — на пятьдесят пять лет.

— Это обещание или гарантии? Когда дело идет о деньгах, мы должны все очень хорошо считать.

— Считали. И не только мы, многие считали. В том числе ваши конкуренты. Но мы выбрали вас.

— Да, я помню. Я умею ценить ваш выбор. Но вы хотите попросить очень большой сумма.

— А вы большой барыш.

— Что есть барыш?

— Прибыль свыше ста процентов.

— О, сто процентов это много, это очень хорошо. Мы согласны получать прибыль сто процентов.

— Ну так получайте! Но вначале платите. Прибыли без вложений не бывает.

— Мы будем платить. Мы переведем на ваш счет половину суммы.

— Почему только половину?

— Это очень большие деньги. Мы должны посмотреть. и потом дать остальное.

«Крохоборы! — подумал Глава администрации. — Хапнуть хотят миллиарды, а торгуются за цент. Послать бы их… Но нельзя. Без их денег дела не будет. Без денег вообще никакого Дела не будет».

— Я знакомил вас с нашими планами и с нашими возможностями. Мне кажется, вы могли оценить степень риска. И могли решить, стоит ли вам участвовать в этом предприятии. А если решили, то пора перейти от слов к делу!

— Не надо горячиться…

«Странно, — отметил Ревизор. — То он коверкает слова, то запросто вворачивает в разговор не самые простые русские выражения. Горячиться… Похоже, он знает русский лучше, чем хочет показать».

— Мы имеем рискованное предприятие. Пятьдесят процентов — это хорошая цена. Когда будет дело, мы дадим остальное. Мы дадим больше.