Обет молчания Ильин Андрей
Как всегда задирали.
Генерал с видимым удовольствием свернул карту «боевых действий».
Это сейчас она черно-синяя. Но дайте срок… Яблоки тоже не сразу краснеют, но краснеют всегда!
Дайте только срок!..
Потом генерал занялся гораздо менее любимой им, потому что рутинной, работой — деньгами.
Здесь ни к чему было разворачивать карту и планировать активные мероприятия, здесь нужно было только считать. Только складывать цифры.
Первый московский — семнадцать миллионов пятьсот двадцать пять тысяч семьсот десять. Долларов естественно.
Сбербанк — двадцать семь миллионов триста… И пятьдесят на процентных счетах.
Промбанк — тридцать шесть…
Индустриальный…
Сибирский кредит…
Итого…
Итого получилось очень неплохо. До бюджета Америки, конечно, далеко, да и Родины тоже, но все равно неплохо.
Генерал отодвинул в сторону калькулятор и окончательную цифру вписал в свой блокнот.
Скоро можно будет вкладывать деньги в перспективные проекты. Например, в модернизацию ручного зенитно-ракетного комплекса «Игла». Такой товар всегда в цене и здесь, и за рубежом. А специалисты стоят копейки. Потому что фанаты, потому что готовы работать не за деньги, а за право работать. Над тем, над чем хочется работать.
Пожалуй, так. Начнем с «Иглы», а там, глядишь, и до проектов стратегических бомбардировщиков дело дойдет…
Генерал закрыл и сложил папки в сейф.
Еще минут пять он сидел в своем кресле, отдыхая от цифр. Потом вызвал из приемной майора.
— Я здесь. Можешь соединять…
Проследив взгляд майора, заметил случайно оставленный на столе калькулятор. Подумал — надо его убрать в стол. И еще, параллельно подумал — это же надо, с чего все начиналось и к чему привело…
С ума сойти!..
Глава 39
Заместитель министра МО тоже рассматривал карту. Свою карту. На которой тоже были разбросаны значки, и тоже от Смоленска до Владивостока. На его карте значков было больше, что и понятно, так как он, по отношению к генералу Крашенинникову, был вышестоящим начальником.
Ленинград, Нижний Новгород, Самара, Уфа, Красноярск… Полтора десятка заводов, которые с трудом, уже в который раз за последнее десятилетие, начали перестраивать производство. На этот раз переходя с конверсионных рельсов на военные. Теперь швейные иголки, наструганные из металла «Бурана», титановые зубочистки, садовые баки, созданные на базе снятых с производства спутников-шпионов, им предстояло превращать в бээмпэшки, танки и ракетно-зенитные комплексы. Что будет нелегко, потому что пустить под пресс новейшую подводную лодку, из которой нашлепать полмиллиона столовых приборов, проще, чем превратить вилки и ложки в многоцелевую атомную субмарину.
Полтора десятка заводов. Всего лишь полтора десятка…
Но ничего, это только начало, только самое, самое начало. Главное, что сработал сам принцип, что удалось вернуть часть производств в лоно армии. Удалось заставить новых хозяев десятков заводов, ранее снабжавших оборонку сырьем и комплектующими, вспомнить о нуждах Вооруженных Сил. А раз так, то можно будет заставить вспомнить и остальных.
Так что это не «всего лишь» полтора десятка, это… это целых полтора десятка!..
Целых полтора десятка предприятий разоренного, а теперь возрождающегося оборонного комплекса!..
Глава 40
Где-то в ближнем Подмосковье, под Хабаровском, в Новороссийске, на побережье Финского залива, где кучкуются дачи известных людей города Санкт-Петербурга, и в нескольких тысячах километров от Москвы, Санкт-Петербурга и в полутора десятках тысяч километров от Хабаровска, на Гавайских островах, в наскоро отрытых в земле и прибрежных дюнах окопчиках, на верхушках деревьев, в нишах скал, в припаркованных к обочине автомобилях, возле окон роскошных апартаментов стояли, лежали, сидели, висели в гамаках люди. Они смотрели в бинокли, стереотрубы, окуляры видеокамер и приборы ночного видения. Или просто смотрели. Или дремали в шезлонгах, но все равно смотрели. И отмечали в памяти и в специальных блокнотах.
«8.35 — „объект“ направился в сторону пляжа…»
«С… до… „объект“ обедал в ресторане, за шестым от входа столиком…»
«В… появился на веранде дачи…»
«В… сел в машину…»
«…Вышел от любовницы…»
В свободное от наблюдений время они вычерчивали планы местности и маршруты движений. Отмечали точки, удобные для снайперских засад. Прикидывали, где бы было удобней закопать фугас или куда установить мину направленного действия МОН-50 или МОН-100. Соображали, как еще можно безопасно, гарантированно и без лишнего шума зачистить «объект».
Потом они с почты или из какого-нибудь Интернет-кафе отправляли факс или электронное письмо, вызывая на похороны безвременно почившей тети племянников. Или приглашали других родственников для совместного отдыха. Или просто писали — здесь очень хорошая погода, температура не опускается ниже 22 градусов. Что обозначало 22-е число.
И тогда где-то возле Санкт-Петербурга, Хабаровска или Новороссийска на военный аэродром садился транспортник, из которого выходили несколько военнослужащих в камуфляже, с большими спортивными сумками в руках. И где-то в районе Канарских островов под перископ всплывала атомная подводная лодка.
— Все в порядке, — говорил капитан. — Горизонт чист.
И через десантный люк в море выходила группа боевых пловцов. Один за другим пристегивались к тросу, тянущемуся за подводным, напоминающим торпеду скутером, и на средней скорости, чтобы не создавать акустических помех, устремлялись к пляжу. Где именно в это время, потому что всегда в это время, в ночном море в окружении трех любовниц бултыхался «объект». А рядом с ним, чуть в стороне, плескались невзрачного вида молодые люди.
Метров за двести от берега аквалангисты притапливали скутер и над самым дном, уже своим ходом, друг за другом, ориентируясь по компасу и береговым огням, плыли к пляжу. Плыли бесшумно, в специальных, под цвет донной растительности гидрокостюмах. И даже выдыхаемый ими воздух не поднимался к поверхности сотнями серебристых, демаскирующих пловцов пузырьков, а закачивался в пустые вакуумные баллоны.
Два плавающих вокруг «объекта» молодых человека смотрели на часы, вытаскивали из карманов плавок небольшие фонарики и, направив их под водой в море, несколько раз мигали.
Точка — два тире — точка.
Аквалангисты чуть меняли направление. Подплывали к месту, где радовался жизни «объект». В отблесках буйствующего на берегу света выбирали нужные ноги. Безошибочно выбирали, потому что единственные маленькие, кривые и волосатые среди трех пар невероятно стройных и бесконечно длинных.
Свет фонариков мигал еще раз. Одобрительно мигал.
Аквалангисты дожидались удобного момента и, когда «объект» отплывал чуть в сторону, цепко хватали его за щиколотки мягкими, не оставляющими синяков и кровоподтеков перчатками, и рывком утягивали вниз. Тот даже не успевал крикнуть. Вода смыкалась над его лицом. «Объект» утягивали на самое дно, где вода выдавливала из легких остатки воздуха.
Наверху о чем-то кричали длинноногие блондинки, потерявшие своего хозяина. И довольно быстро, но не так быстро, как в пляжных сериалах, на место происшествия устремлялись спасатели.
Аквалангисты опускали «объект» на дно, стараясь придать ему естественную для утопленника позу. И, привсплыв, чтобы не обозначить мутью, поднятой со дна, свой маршрут, быстро отступали к оставленному скутеру.
Через пятнадцать минут они вплывали в десантный люк лежащей на грунте атомной субмарины. Капитан не интересовался, зачем его пассажиры просили «притормозить» на траверзе Канар и куда они отлучались. Разведгруппам подобные вопросы задавать не принято. И никакие не принято. Равно как не принято заносить их фамилии в судовые документы…
Через неделю, уже в Североморске, десантная группа сходила на пирс.
И почти одновременно с ней, в Санкт-Петербурге, Хабаровске, Новороссийске и ближнем Подмосковье молчаливые молодые люди в камуфляже забрасывали большие спортивные сумки в вырулившие на взлетно-посадочные полосы транспортники. И их тоже никто ни о чем не спрашивал, и по полетным документам они никак не проходили…
Их не было.
Но они были…
Глава 41
Резидент поставил точку. Последнюю точку в последней строке последнего абзаца заключительной страницы аналитического отчета, составленного по итогам проведенного им расследования.
Здесь было все — застреленные и взорванные в своих офисах и машинах директора предприятий и бизнесмены, подобный во многих случаях почерк преступлений, следы крюков десантных «кошек» и струбцин, оставленные на деревьях, откуда за жертвами велось наблюдение, отпечатки подошв «диверсионных» ботинок «норвежского» исполнения, обрывок маскировочной сетки, выпущенной в семьдесят восьмом году по заказу ГРУ для нужд диверсионно-разведывательных частей, остатки целлофана и крошки спецназовского сухпая… Был анализ характера производства предприятий, руководимых застреленными, взорванными и зарезанными директорами. Был вывод…
Вывод был однозначный — все перечисленные убийства были совершены бойцами частей специального назначения. Но дело было не в убийствах — дело было в том, что заказчик у всех этих преступлений тоже был один и тот же. И этим заказчиком, по всей видимости, выступала армия. Потому что так получается, что ей более других была выгодна смерть потерпевших.
Армия подминала многочисленные АО, ЗАО и ЧП, которые снабжали оборонку ресурсами, необходимыми для производств техники, боеприпасов, горючего и прочего так называемого маттехснабжения. Почему именно армия? Например, потому, что от рук профессиональных армейских убийц не пострадал ни один директор автоцентра, супермаркета или ликеро-водочного завода, которые тоже могут приносить неплохую прибыль, но практически все руководители предприятий, сотрудничающих с оборонкой.
Только они!..
Что не может быть просто случайностью.
Равно как нельзя признать случайностью то обстоятельство, что после безвременной кончины прежних хозяев на их место садились армейские кадры — те же самые, хоть и уволенные в запас офицеры частей специального назначения.
Отсюда можно сделать вывод, что кто-то руками бойцов спецназа пытается подчинить себе целую отрасль российской экономики. И вряд ли кто-нибудь случайный, кто-нибудь из гражданских. С гражданскими спецназ сотрудничать бы не стал. Вернее, отдельные спецназовцы в единичных случаях — может быть, но именно отдельные и очень редко, а здесь…
Здесь наблюдались совсем иные масштабы! Выполнение «работ» обеспечивали целые подразделения, которые отирались подле «объектов» неделями! Иногда отрабатывалось до нескольких адресов одновременно. Например, потерпевших в Кемерове, Новокузнецке и Москве отправили на тот свет через день, то есть практически одновременно.
Столько личного состава на такой промежуток времени без ведома командования отряжаться на операции не может! Слишком это заметно. А раз так…
Раз так, то можно предположить, что все эти операции прикрывало командование среднего, а не исключено, что и высшего звена. Или не прикрывало… А организовывало. И тогда становится понятен интерес преступников к оборонке.
Отчет Резидент заключал прогнозом. Очень серьезным прогнозом. Если считать, что группа офицеров Вооруженных Сил подгребает под себя оборонную промышленность, используя для этого армейский спецназ, то можно сделать вывод… Можно сделать вывод, что они добьются того, чего желают добиться. В стране не найдется силы, способной противостоять хорошо обученным, хорошо организованным, хорошо вооруженным воинским формированиям. Армейский рэкет способен задавить всех — и правых и виноватых. Всех, кто встанет на их пути.
Армейский рэкет — это такая сила, какой страна еще не знала. Всем силам — сила! Которая способна серьезно повлиять на политический расклад в государстве.
И это был не единственный, но главный вывод. Самый главный.
Стране угрожало наступление армейской мафии!..
На чем Резидент поставил точку.
И после чего зашифровал текст, растянув и растворив его в сотнях тысячах байт случайного набора букв и цифр.
Раздробил письмо на три десятка самостоятельных частей. Сжал каждый особым, разработанным Конторой архиватором, который при неправильной распаковке мгновенно и невосстановимо уничтожал всю информацию.
Письма отправил с двух десятков интернетовских ящиков, на два десятка таких же разбросанных по сети адресов. Теперь кто-то, неизвестно где находящийся, соберет почту из ящиков, разархивирует, расшифрует и передаст начальству. Которое он, Резидент, никогда в глаза не видел и где находятся их кабинеты и есть ли таковые, знать не знает.
Но это не суть важно. Важно, что через день или два его донесение дойдет до адресатов, где бы они ни находились. А те, обработав и сравнив его информацию с полученной из других источников и сделав свои выводы, направят выше. Не исключено, что в Кремль. И, чем черт не шутит, может быть, лично Первому. Лично Президенту.
И тогда грянет гром и посыплются головы… С самых заоблачных высот посыплются! Градом посыплются!..
А раз так, то можно считать, что он свое дело сделал. Все, что мог и что должен был — сделал! Теперь очередь за другими.
А ему пора приступать к текущим делам…
Глава 42
На стол Президента легла спецпочта. Он прикинул, сколько ему понадобится времени, чтобы прочитать все. Пожалуй, часа два…
Быстро разобрал, разложил стопками по столу конверты — из Минобороны, ФСБ, Министерства иностранных дел…
Один конверт был странным, потому что на нем не было ни адреса-получателя, ни координат отправителя, ни грифов «Секретно», «В одном экземпляре»… Вообще ничего! Стерильная пустота…
Президент взял ножницы и отрезал у конверта край.
На стол упала распечатанная на принтере страница.
Что за дурацкие шутки?!
Президент поднял лист и начал читать…
В письме, на котором отсутствовало обращение и не было внизу подписи, сообщалось, что в стране существует заговор, предположительно офицеров Министерства обороны, которые ставят своей целью подчинение оборонно-промышленного комплекса и участвующих в производстве оборонной продукции предприятий — армии. Что частям армейского спецназа поручалось проведение специальных акций устрашения и ликвидации неугодных. Только за последний год в стране было убито более десятка бизнесменов и проведена смена собственников на ряде предприятий, снабжающих «оборонку» своей продукцией…
Президент прочитал письмо.
И тут же прочитал его еще раз.
И вдруг, в раздражении, скомкал в кулаке полученное письмо и швырнул его в мусорную корзину.
Несколько минут он сидел, глядя перед собой. Глядя в одну точку.
Затем взял себя в руки, наклонился, дотянулся, выдвинул корзину, нашел выброшенную туда бумагу и, скомкав еще сильнее, положил в пепельницу. После чего вытащил зажигалку и поджег.
Бумага медленно сгорала, превращаясь в серый пепел. Президент внимательно смотрел на огонь. Когда язычки пламени затухли, он примял пепел сверху кулаком, затем высыпал содержимое пепельницы в руки и растер между ладоней.
Нехорошо получилось, неудачно. Теперь информация разлетится…
Президент дунул на пальцы, и на стол слетели черные пылинки сгоревших бумаг…
Нужно будет прибрать…
Нужно будет обязательно прибрать за собой…
Через три недели в Центральной клинической больнице, во время обследования, в результате внезапно развившегося сердечного приступа, скончался один из заместителей министра обороны. Тот самый заместитель министра обороны, в подчинении которого находился генерал Крашенинников…
Миссия выполнима
Предисловие
Люди любят смотреть новости — вечерние, дневные, ночные… Так как считают, что именно там они могут узнать правду о положении дел в их стране. Люди смотрят новости от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, и каждый считает, что ему повезло чуть больше, чем тем, другим… Тем, что смотрят телевизоры в Петропавловске-Камчатском, кажется, что в Калининграде совсем хреново. Калининградцам до слез жалко жителей Камчатки. И от этого им становится чуть-чуть легче жить.
На самом деле плохо и тем и другим. И всем остальным.
Но не всем.
Потому что кому-то было нормально и в Калининграде, и в Петропавловске. Ведь на самом деле у нас качество жизни зависит не от географического положения, а совсем от другого — от того, есть у тебя «бабки» или нет. И тех, у кого они есть, уже не беспокоят задержки с выплатой зарплат и не волнует очередной энергетический кризис, потому что в их домах тепло, даже если те стоят на берегу Карского моря — батареи всегда горячие, вода в бассейне тридцать шесть и шесть, а в зимнем саду с пальм падают созревшие кокосы.
Так что мороз — зимой, жара — летом, дождь — весной и прочие обрушившиеся на страну климатические неожиданности здесь ни при чем. А при чем — политика.
Просто в этой несчастной стране снова, уже в который раз, взял верх классовый подход. Только теперь гегемоном был объявлен не рабочий класс, а люди с деньгами. А целью, ради которой предлагалось потуже затянуть пояса, — развитой капитализм. Потому что до этого, оказывается, шли совсем не в ту сторону. И до того — тоже не в ту. И всегда — не в ту…
В этой, обреченной на вечные муки, стране снова всё разнесли до основания, а затем поделили, что осталось. На этот раз поделили по совести, хотя обещали по-честному. И те, кто был никем, опять стали всем. Причем на этот раз действительно — всем. Со всем.
Всё снова вернулось на круги своя…
А раз так — то конца этой истории не жди, а жди нового витка дележки. Потому что есть такой закон — сообщающихся сосудов, который утверждает, что если где-то чего-то слишком много, то это много начинает перетекать туда, где его было недостаточно. В сосудах перетекает жидкостью. В России — кровью…
Глава 1
Этот день в жизни одного из Заместителей Министра обороны обещал быть обычным. Таким, как был вчерашний, позавчерашний, какими были десятки до них. Ранний, как когда-то в гарнизонах подъем, десятиминутная зарядка, холодный душ, чашка черного кофе, служебная машина у подъезда, приветствия дежурных на входе, два лестничных марша, которые можно проехать на лифте, но он всегда преодолевал пешком, кабинет, идущая по заведенному распорядку служба…
Все, как всегда!
И ни сам Замминистра, ни его подчиненные, ни кто-либо еще не могли предположить, что именно сегодня время сломает привычный свой ход и все изменится. Необратимо для самого Замминистра, кардинально для служащих под его началом людей, для его семьи и даже немного для страны, в которой он занимал не последнюю должность.
Как говорится — нам не дано предугадать… Хотя не всем, кому-то все-таки дано…
— Я буду через два часа! — сообщил Заместитель Министра обороны, выходя из кабинета.
Он действительно предполагал вернуться через два часа, потому что не первый раз был там, куда собирался ехать сейчас. Тридцать минут туда, тридцать обратно, около часа там, минут десять в резерве…
Застрять в уличных пробках Замминистра не опасался, у него были номера, которые гарантировали ему зеленую дорогу. В крайнем случае можно будет включить мигалку, и тогда гаишники расчистят трассу по всей ее протяженности, растолкав к обочинам случайные машины. Пробки — для просто граждан, а он не просто, он номенклатура. Военная номенклатура…
Отгороженный от улицы толстыми автомобильными стеклами, Замминистра был отрешен от суеты окружающего мира. Он не знал, как и чем там, за стеклом, живут люди. И никогда не знал.
Раньше, потому что не выбирался из гарнизонов, где был совершенно свой особый, ничем не напоминающий гражданку, мир. Где пурга заметала казармы и дома семей офицерского состава под самые коньки крыш и надо было их отрывать. И захаживали в гости белые медведи, которых нельзя было стрелять под угрозой уголовного преследования. И даже тогда, когда они, ошалев от безнаказанности, разоряли продуктовые склады. И все равно приходилось стрелять. В том числе лично ему, а однажды, когда тот дурак в шубе полез на детский сад, так даже из табельного «макара» всадил ему в морду две полные обоймы.
Но даже Диксон был лучше песков Каракумов, где голова болела не столько за службу, сколько за привозную воду, и не раз, когда цистерны увязали в песках, приходилось снижать личному составу водный паек. И снижать офицерским семьям и детям, которые не понимали, почему вчера надо было мыть руки перед едой, а сегодня за это шлепают по попке и почему после обеда дают лишь полстакана чая.
А гражданские там, на Большой земле, в это время страдали из-за отсутствия лишней палки колбасы. Он не понимал их. И злился на них.
Зажрались, хотя считали себя голодными!
Потом, когда народ продался за ту самую колбасу, он понимал их еще меньше. Стоило ли за жратву и за импортные сапоги без очереди отдавать великую страну? Разорять то, что семьдесят лет сами же по крупицам собирали! Повели себя как свиньи, которые дальше своего пятачка в корыте ничего не видят! Вначале на все соглашаются за лишнюю миску баланды, а потом недовольно визжат, когда их насаживают на вертел. Как будто было непонятно, что бесплатно кормят только тех, кого откармливают.
Теперь за продажность гражданских приходится отдуваться армии. Как всегда приходилось. И вот снова вся надежда на нее…
Машина остановилась перед КПП. Охрана проверила пропуск. Шлагбаум поднялся. Машина покатилась по внутренним аллеям-улицам, несколько раз повернула и остановилась возле одного из корпусов.
— Жди меня на стоянке, — приказал Замминистра.
Водитель кивнул.
В клинике Замминистра поднялся на третий этаж. Здесь он «сбросил свой китель» и стал обыкновенным пациентом. Потому что люди в белых халатах на звезды не смотрят, а смотрят на язвы, шанкры и анализы. Глупо держать форс перед теми, кому приходится подставлять голую задницу.
Замминистра открыл еще одну дверь.
Коридоры ЦКБ были просторны и были пустынны — это вам не районная больница, где из переполненных вонючих палат пациенты выползают в коридор и по стеночке бредут в далекий, в конце бесконечного, как жизнь, коридора, сортир, а к вечеру стекаются к единственному телевизору в холле. В ЦКБ туалеты и телевизоры есть в каждой палате. А пятнадцати храпящих на солдатских койках больных и еще пяти на раскладушках в проходе нет. Отчего высокопоставленным пациентам делать в коридорах нечего.
Замминистра толкнул пальцами дверь процедурной. Которая, хотя и называлась процедурной, на самом деле напоминала номер пятизвездочной гостиницы. Нашей. Или двухзвездочной их.
— Здравствуйте, — обрадовалась, как близкому родственнику, медсестра. — Проходите, пожалуйста.
Халат на сестричке был таким же белоснежным, как ее зубы, и был застегнут на одну-единственную, под горлом, пуговку. Что позволяло заметить, что ее ножки растут примерно оттуда же, откуда начинаются рукава халата.
— Здравствуй, Машенька.
— Садитесь вот сюда.
Замминистра сел.
Сестричка перехватила ему руку резиновым жгутом, затянула узел.
— Поработайте, пожалуйста, кулачком.
И опять улыбнулась.
Замминистра стал сжимать и разжимать пальцы.
— Какие у вас венки! Очень хорошие венки. Замечательные венки!..
Сестра сорвала с одноразового шприца целлофановую упаковку. Не глядя, но точно насадила на хоботок иголку. Самую обыкновенную в пластиковом колпачке иголку.
На вид — обыкновенную. Хотя на самом деле…
На самом деле эта игла была не просто игла, потому что была обработана прозрачным раствором. Снаружи. Но более всего внутри. Внутри иголки раствор закупорил отверстие по всей длине органической пробкой.
Сестра обломила ампулу с витамином и набрала его в шприц.
— Вы не бойтесь, больно не будет, — успокоила она.
Сняла колпачок и, аккуратно проткнув кожу, ввела иглу в вену.
Выдавливаемый поршнем раствор витамина вытолкнул из иглы «пробку», и ток крови быстро разнес микрочастички неизвестного вещества по организму.
Сестра выдернула иголку, прижала ваткой, промоченной в спирте, ранку.
— Ну вот и все.
— Ловко у вас получается, — похвалил Замминистра, сгибая в локте руку.
— Вы посидите здесь несколько минут, — предложила сестра, показывая на кожаные кресла, на столик, где лежали журналы и пульты дистанционного управления телевизором и видеомагнитофоном.
— Спасибо, времени нет. Мне еще педали крутить.
— Какие педали?
— Велоэргометра.
Замминистра поднялся еще на этаж, быстро нашел нужную дверь. Очереди не было. Очереди не могло быть, потому что здесь все точно рассчитывали. Пациенты ЦКБ были не теми людьми, которых позволительно держать в коридорах.
Высокопоставленный пациент сел на сиденье велоэргометра, взялся за ручки и раскрутил педали.
Медсестра посмотрела в направление, удивленно хмыкнула и добавила нагрузку.
Теперь, для того чтобы провернуть педаль, приходилось прикладывать немалое усилие. Пациент раскручивал велоэргометр, пыхтя, покрываясь потом и багровея от натуги. Но не спорил, так как не привык спорить, привык выполнять.
Оборот.
Еще оборот.
Еще десять…
Неожиданно пациент хватанул ртом воздух и завалился чуть набок. Но выпрямился и виновато улыбнулся. Не привык он, чтобы кто-то видел его слабость.
Раскрутил с новой силой педали и рухнул грудью вперед. Теперь уже не улыбаясь, теперь уже хрипя и закатывая глаза.
Медсестра испуганно подскочила к нему, стащила с велоэргометра на пол, поймала запястье, нащупывая пульс.
Пульс не находился. Пульса не было.
Как же так?!
Сестра метнулась к двери, забыв о телефоне, о мобильнике в кармане и о тревожной кнопке на стене.
— Сюда, скорее сюда! — крикнула она что было сил. Гулкое эхо раскатилось по пустым коридорам. Из-за соседних дверей высунулись головы.
— Что случилось?
— Там… Он там… Он, кажется, умер!..
Со всех сторон, убыстряя шаги, побежали люди в халатах.
Кто-то распластал тело Замминистра по ковролину, сложил на груди крест-накрест ладони, навалился на них всем весом тела, толкнул, сплющивая ребра, продавливая в аорты замершую кровь. Еще раз толкнул… Крикнул:
— Дайте ему воздух!..
Ближайшая медсестра упала на колени, приблизила свое лицо к уже синюшному, к уже мертвому лицу пациента, стерла с подбородка выступившую серую пену, набросила обрывок бинта, прижалась губами к губам, с силой выдохнула воздух.
Грудь мертвеца расправилась, приподнялась, словно он сделал вдох. Но это был не вдох, это был выдох…
В кабинет все гуще набивались врачи, сестры и какие-то совсем посторонние люди. Распахнули настежь окна.
— Дефибриллятор сюда!
Торопясь, откинули крышку дефибриллятора.
— Быстрее, быстрее…
Тревога расходилась по коридорам, как волна цунами, вовлекая в смерть все новых людей. Этажом ниже в процедурную сунулся какой-то мужчина в белой шапочке, с испуганным, перекошенным лицом и крикнул:
— Вы чего здесь?.. Там вашему пациенту плохо! Умирает он! Берите шприцы, адреналин, и скорее, скорее!..
Медсестра метнулась к двери, забыв ее закрыть. Мужчина сделал вместе с ней несколько шагов по коридору, но вдруг остановился:
— А нашатырь, нашатырь вы взяли? Идите, идите, вас ждут! Я сам. Где он?
— Там, в шкафчике…
Мужчина быстро вернулся в кабинет, прикрыл за собой дверь, но шагнул почему-то не к стеклянному медшкафу, где на полках были разложены медикаменты, а шагнул к мусорному ведру. Быстро вытащил его на свет и собрал все, бывшие сверху, одноразовые шприцы и иголки, сунул их в карман халата. И бросил в корзину другие, точно такие же шприцы…
— Разряд!
Удар тока сотряс тело Замминистра, подбросил его на несколько сантиметров над полом.
— Разряд!..
— Еще разряд!..
Но все было напрасно, сердце не запускалось.
Еще некоторое время мертвецу делали непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, вогнали в грудь, между ребер, пятнадцатисантиметровую иглу, проткнули сердце, влили в мышцы два куба адреналина…
Но сердце молчало.
— Всё, готов!..
Врачи встали с пола и как-то незаметно разошлись. Скоро приехали санитары, подхватили мертвеца за руки за ноги, подняли, перевалили на каталку. Сбегавшая к кастелянше нянечка принесла чистую простынку, которой накрыла мертвое тело. С головой накрыла. И недавно Заместителя Министра обороны, а теперь просто труп повезли в морг…
Внизу, на стоянке, в машине сидел водитель, от нечего делать во второй раз перечитывавший газету. Сегодня шеф почему-то задерживался…
Несколько часов Замминистра лежал в холодильнике. Потом его перенесли в анатомичку.
Вскрытие подтвердило высказанный еще там, в кабинете, где пациенту стало плохо, диагноз — острая коронарная недостаточность. Об ошибке сестры, задавшей больному на велоэргометре чрезмерную нагрузку, предпочли забыть. Тем более что то злополучное направление куда-то пропало, а лишние скандалы Центральной клинической больнице ни к чему. ЦКБ — больница элитная…
Глава 2
Генерал Крашенинников был ошарашен. Два дня назад он виделся с Заместителем Министра в его кабинете, в двух шагах от него стоял, разговаривал, доказывал что-то… И вдруг…
Как же так может быть — ведь здоровый на вид мужик. Как бык здоровый! А тут…
Читать бесплатно другие книги:
