Обет молчания Ильин Андрей

– Не нападут, будьте спокойны. Как им проследить ваш путь, когда о вашем маршруте никто знать не будет?

– Но если?

– Если они вычислят вас, то мы вас защитим.

– Но в последний раз меня чуть не убили!

– Чуть – не считается. Не убили же!

– Если бы не Ирен…

– Вот видите, а вы просили ее убрать. Теперь не просите?

– Нет, что вы! Она мне… она мне подходит.

– Вот и славно. Теперь у вас появится еще один помощник. Секретарь. Ведь кто-то должен разбирать корреспонденцию, отвечать на письма, стенографировать ваши комментарии. Прошу…

В комнате возникла дама. Лет шестидесяти. Маленькая, сухонькая, с узлом волос на затылке, в очках. Подслеповато оглядываясь по сторонам, семеня ножками и неуверенно улыбаясь, она подошла и представилась:

– Мисс Смит. Ваш личный секретарь.

– А вы тоже… Простите, сможете меня защищать?

– При крайней необходимости, – кивнула мисс Смит. – Моя задача иная – координировать работу вашей охраны.

Журналист недоверчиво посмотрел на бабушку.

– Мисс Смит будет сопровождать вас во всех поездках и всегда находиться рядом. Можете ей доверять. Надеюсь, вы не будете против?

Как будто есть какая-то альтернатива? Только и остается – доверять. И еще – надеяться. На лучшее.

– Вот здесь несколько ваших очередных интервью ряду европейских и американских газет. Если хотите, можете ознакомиться.

А чего с ними знакомиться, если он их уже дал и они уже опубликованы!

– Эти ваши последние комментарии имели очень серьезный резонанс в мире.

Ну, то есть исламский мир получил очередную звонкую оплеуху, от избежавшего мести журналиста. И теперь скрежещет зубами.

– Вы думаете, меня это радует? Если бы я понимал последствия, я бы никогда не пошел у вас на поводу.

– Но вы понимали. От вас никто ничего не скрывал.

– Это, конечно, так. Но одно дело – теория, а совсем другое – стрельба из автоматов в твоем доме. В тебя.

– Ну не драматизируйте так.

– Я не драматизирую. Я констатирую. Когда я вылетаю в Америку?

– Послезавтра вечером. Билеты и паспорта уже готовы.

– Надеюсь, там меня не смогут найти!

– Ну что вы – исключено! Там такая глухомань, что ни одна живая душа! Можете спать спокойно!

– Могу предложить один, очень нужный вам адресок.

– Мне нужный?

– Вам. И всем. Но я пришел не ко всем. Я пришел к вам.

– Какой адресок?

– Вашего обидчика.

– Какого?

– Того самого. Всеобщего. Которого вы по всему миру… Которого пытались убить, да не смогли.

– И вы знаете, где он?

– Знаю.

– Где?!

– Далеко. Очень. Но эта информация стоит денег. И смею уверить, тех денег стоит.

– Почему вы так считаете?

– Потому что на этот раз он улетел за океан. Туда, где вы его никогда не отыщите. И где он сможет писать свои пасквили. А пишет он хорошо. И много.

– Сколько?

– Двадцать тысяч.

– Почему так дорого? Прошлый раз было вдвое дешевле!

– Я не назначаю цену. Я лишь посредник, который покупает информацию и перепродает ее с небольшой наценкой. Мне подняли цену, ссылаясь на то, что за это время популярность беглеца выросла. В том числе, благодаря неудавшемуся покушению ваших «коллег». И его многочисленным, после происшествия, интервью и статьям. Он смог извлечь из этой стрельбы максимум пользы для себя. Вы видели его рейтинги?

Собеседник нервно поморщился. Потому что все так и было. Уверовавший в свою неуязвимость писатель раздавал направо и налево интервью, высмеивая самыми обидными словами своих неудачливых палачей.

– Не мелочитесь. Если вы отыщете его и сможете сделать то, что не сумели ваши предшественники, о вас заговорят все. Вы станете известны во всем Регионе. Во всем исламском мире. Вы будете героем.

– Это так. Но дорого…

– Если вам дорого, я могу пойти к кому-нибудь другому.

Нормальный восточный базар.

– Такая информация быстро найдет покупателя. Например, ее с удовольствием…

– Не надо к другому. Я согласен.

Сделка состоялась. Оказывается, торговать чужими адресами это еще и прибыльно. Но главное, безопасно. Потому что если раздавать наводки задарма, то у многих могут возникнуть ненужные вопросы. А если за доллары – то все всё понимают. Ведь в современном мире все продается и покупается. А после – перепродается! Все имеет свою цену! В данном случае не маленькую…

Галиб молча слушал. Как и раньше. Как всегда. Но теперь его молчание «весило» больше, так как Галиб стал очень уважаемым человеком. Раньше – просто уважаемым. А теперь – очень! Такая вот стремительная карьера.

Галиб слушал. Газван говорил про заказ. Это не поставка продуктов, автомобилей или металла, а теракт с человеческими жертвами. Желательно многочисленными. Он обращался к карте, простраивал маршруты, объяснял детали. Помощник внимательно слушал. Галиб периодически кивал.

План был опасный, потому что толковый. Вряд ли его придумали воины ислама, здесь без советчиков точно не обошлось.

– Первая колонна заходит с сопредельной стороны по горным тропам через вот эти перевалы. Коридор через границу обеспечивают местные пограничники. Услуга оплачена. Далее маршрут пролегает через труднодоступные районы, которые контролируются редкими разъездами и «вертушками», так что риск обнаружения сводится к минимуму. Колонну все время будут сопровождать проводники из местного населения.

Вторая колонна пойдет со стороны…

Третья колонна…

Четвертая, резервная, перейдет границу и встанет лагерем вот здесь на равноудаленном расстоянии от прочих групп с возможностью достижения каждой из них в течение полусуток.

Далее по задачам.

Первая колонна скрытым маршем выходит в исходную точку и по готовности захватывает здание районной полиции, беря заложников из числа полицейских и случайных прохожих, организует круговую оборону и держится сколько возможно.

Вторая группа, выждав сутки, совершает нападение на воинский склад, расположенный…

Задачи этих двух групп – привлечь внимание и оттянуть на себя силы противника. Обе они работают на обеспечение успеха основной, третьей группы, которая выходит из «зеленки», совершает марш, выходит к железной дороге, минирует мост и подрывает его в момент прохождения по нему пассажирского состава. Уцелевших в катастрофе оглушенных и растерянных пассажиров забрасывают в вагонах гранатами, а тех, кто пытается спастись бегством, расстреливают поставленные на высотках вдоль путей пулеметные расчеты, потому что спрятаться жертвам будет негде.

Н-да… Целый поезд это… Не меньше пятисот человек… Да нет, больше, учитывая перенаселенность битком набитых вагонов. И остановить террористов будет некому, так как все силы будут брошены на борьбу с бандитами, захватившими райотдел полиции и воинский склад.

Так все и будет… Или не будет, потому что теперь план террористов известен. В деталях. И их можно легко перехватить на маршрутах подхода и уничтожить, не допустив человеческих жертв. Ради только этого стоило затевать все эти игры. Ведь если бы не было торговли оружием, не было Галиба, то к кому бы пришел Газван, кому рассказал о готовящейся диверсии? А так…

– Что будешь делать? – спросил Серега.

– То, что должно. Выхожу аварийным каналом и сбрасываю информацию домой.

– «Первому»?

– «Первому». А кому еще? Пусть они там разбираются сами. Мы сделали все от нас зависящее.

– Ну да. Это ты сильно завернул. Бандиты сами, чуть не в очередь приходят и о своих планах рассказывают. Прямо как пионеры. Сами друг с другом воюют, сами друг дружку стреляют. Скоро мы так без работы останемся.

– Не останемся… И вот что еще – на всякий случай подготовь маячки. Газван просил оружие…

– Я понял, – кивнул, не дослушав, Серега. – Сделаем в лучшем виде. Поведем его как на поводке. Коротеньком.

– Только аккуратно, они ребята опытные, могут проверить партию.

– Не учи ученого.

– Тогда – все…

Через час в Москву ушла шифрограмма с подробным описанием готовящейся диверсии. С маршрутами, сроками, численным составом… И подробностями, которые мог знать только первоисточник. Он их и рассказал.

И рассказал не кому-нибудь, а Галибу – очень и очень уважаемому на Востоке человеку!

Это был не дом, это было поместье. Латифундия. В одной южноамериканской стране. В таких прятались бывшие нацистские преступники. Десятилетиями. В такой хотел отсидеться известный миру писатель и журналист, которого исламский мир приговорил к смерти.

Ах, какие виды! А воздух! А цветы!.. А девушки из местных, которые убирали дом, готовили, стелили, стирали, при этом все время что-то напевая и пританцовывая!

Не убежище – рай земной! Со смуглыми ангелочками. В таком можно прятаться всю жизнь. И журналист впервые за долгое время расслабился. Он сидел в шезлонге на веранде, прищурив глаза, рядом с ним, прижавшись в нему щечкой, сидела Ирен, с другой стороны – его новая секретарша, а чуть поодаль два «садовника» копались в клумбе, которую уже раз восемь перерыли. Идиллия.

– Милый, ты не хочешь сока? – участливо спросила Ирен.

– Нет, спасибо.

– Может, тебе жарко? Я распоряжусь, чтобы слуги перенесли полог.

– Нет, не надо.

– А что ты хочешь на обед?

Конечно, все это: ласковые слова, головка куклы Барби на плече, милый голосок – было лишь спектаклем. Но, черт побери, очень приятным спектаклем! Потому что Америка была настоящей, и солнце, и латифундия, и далекие горы, и порхающие птицы, и запахи трав и цветов, и текила в бокале. И все это вместе создавало ощущение счастья. Ну хорошо – иллюзию счастья. Но практически равную счастью! И если жить – то лучше здесь. И если умирать – тоже здесь.

Журналист вытянулся и закрыл глаза. И почти поверил, что эта, сидящая подле него красавица любит его и что он, хоть и смертельно болен, еще поживет – год, а может, два или больше. Ведь умирать в таком окружении, в такой радости – грех. Непростительный. Потому что только теперь и здесь он начал жить! И – собирается жить. Пусть не очень долго, но счастливо…

По экрану двигался курсор. Рывками. Потому что маячок выдавал сигнал лишь раз в четыре часа. На долю секунды. Чтобы его нельзя было обнаружить.

Курсор перескочил несколько стран, преодолел множество водных преград, поднялся в горы и застрял подле границы. Ненадолго. Потому что, «потоптавшись» несколько часов на месте, перепрыгнул невидимую линию и пополз в глубь территории. Территории России. Курсор «шел» по горам, по труднопроходимым тропам, взбирался на перевалы, углублялся в чащобы, где «залегал» на дневки. Он вылеживался в лесных схронах и берлогах десять или двенадцать часов и «шел» дальше. Все дальше и дальше от границы. Его путь был извилист, как любая дорога в горах. Курсор петлял, иногда пятился чуть назад, обходя очередное ущелье или горную реку, но снова возвращался и вставал на маршрут. Его вели бородатые или безусые местные жители, которые, пройдя километров тридцать – сорок сменяли друг друга. Потому что лучше, чем кто-либо другие, знали эту местность. И знали, как обходить блокпосты и засады силовиков.

Очень скоро курсор должен был замереть. Когда диверсионную группу остановят. Когда ее уничтожат устроившие перехватывающую засаду на маршруте спецназовцы. Или исчезнуть с экрана совсем. Если группу накроют залпом реактивных снарядов или обстреляют с «вертушек», разнеся в клочья диверсантов, их оружие, амуницию и заодно «маячки».

Но пока боевики шли всё дальше. И синхронно с ними двигался курсор. И еще три курсора, которые «ползли» своими маршрутами, расходясь веером по чужой территории. Почему воинов ислама не остановили, не накрыли возле самой границы, почему запустили так далеко – было непонятно. Но наверное, на это были какие-то свои, особые соображения. Возможно, Центр желал поймать их за руку возле места преступления. Или хотел вывести на равнину, где случайно уцелеть или скрыться, спрятавшись среди скал, камней или густолесья, боевикам было бы невозможно. Или желали вычислить цепочку проводников, которые оказывали им содействие. А может, еще что. Чужие оперпланы – потемки.

Боевики шли. Курсоры разбегались. До времени «Ч» осталось совсем ничего.

– Не хотели бы вы получить гражданство моей великой страны?

Ответ на такой вопрос мог подразумевать только согласие. Потому что получить гражданство этой страны хотят все. Ну или считается, что хотят все! Ну или должно считаться, что хотят все… Без исключений.

– Наверное…

Кивнул Галиб. Его собеседник расплылся в стопроцентной голливудской улыбке так, что стали видны все его тридцать два прекрасных искусственных зуба.

– Я очень рад предложить вам от имени моего Правительства, сделать первый шаг к осуществлению вашей мечты. Мы сможем гарантировать вам гражданские свободы, защиту, счастливую старость и хорошую сумму в одном из банков Америки.

– Что для этого нужно сделать Галибу? – спросил Помощник.

– Ничего! Уважаемый Галиб сам должен решать, что и как ему делать. Мы не можем навязывать ему своих решений, ибо это противоречит принципам демократии, исповедуемым нашим народом. Но мы были бы рады помогать ему советами, делиться информацией, возможно, помогать финансированием, если наши цели совпадут.

– И что бы вы могли посоветовать ему теперь?

– Возможно, определиться с приоритетами. Нам кажется наибольшая угроза его народу, его религии, его убеждениям исходит теперь с Востока. Мы располагаем кое-какой информацией, которой готовы поделиться с многоуважаемым Галибом, чтобы ему легче было принимать правильные решения. На которые мы совершенно не собираемся влиять.

Кивок.

– В свою очередь, мы готовы выслушать Галиба, если у него есть какие-то просьбы или пожелания.

– Есть…

– Вы, наверное, имеете в виду финансирование?

Ну, потому что все у них просят деньги. Доллары. С их президентами. Все больше с Франклином. Похоже и этот – туда же…

– Мы обязательно рассмотрим данный вопрос, и я думаю, сможем решить его в самое…

Галиб недовольно качнул головой. А Помощник «перевел»:

– Нет. Это касается не денег. Нам не нужны ваши доллары. Теперь не нужны.

А это уже интересно! Чтобы доллары и не нужны!

– Я весь внимание!

Галиб дал знак. Помощник заговорил:

– Многоуважаемый Галиб хочет объединить усилия многих полевых командиров, чтобы, собравшись вместе, большими силами, нанести неверным мощный удар. Такой, какого еще не было.

Галиб согласно кивнул.

– Теперь мы действуем разрозненно, нанося много мелких тычков. Мы распыляем наши силы, зачастую расходуя их понапрасну. Мы бьем во все стороны, не достигая решительной победы. Мы как рука с растопыренной пятерней.

Галиб поднял правую руку, развел в стороны пальцы. Все посмотрели на его ладонь.

– Мы должны собрать силы воедино и нанести удар. Один, но решительный.

Галиб сжал пальцы в кулак. И ткнул им перед собой, как будто бил невидимого противника. И сел подобно мумии, сложив руки на груди.

– Если Галиб объединит все силы правоверных, мы станем непобедимы.

Все замолчали. Галиб – по жизни. Остальные думали, что ответить.

– Это очень мудрое решение, достойное многоуважаемого Галиба! Но чем мы, мое правительство, мой народ может помочь ему в его благородной задаче? Вы знаете многих известных на Востоке людей. Вы общаетесь с ними, к вам прислушиваются. Вы можете убедить их встать под знамена Галиба. Галиб настоящий боец, он не ищет славы и власти, он лишь желает победы воинам ислама. Вместе, под его командой, мы сможем победить. Аллах не оставит Галиба своей милостью. Аллах любит Галиба.

Ах, вот он куда клонит… Хочет, используя авторитет заокеанских друзей, подмять под себя не подчиняющиеся ему группировки. Хочет стать маленьким диктатором… Похоже так. Наверняка – так! Ну и ладно… Жесткое единоначалие в этом архаичном обществе – единственно возможная форма действенного правления. Так всегда было. Издревле. Никакие цивилизованные подходы здесь не работают – только топор палача, плаха и плеть! Подходит он под такую роль? Наверное…

Галиба боятся. Он ни чужих, ни своих не жалеет – не моргнув, руки и языки под корень режет! Глазки вынимает. Головы рубит. Но при этом его любят! Если не сказать – боготворят! Потому что он – сила! А сила в этом диком обществе – первооснова авторитета. Этот наведет порядок. Железной рукой.

Потом, конечно, его придется… Потому что подобные методы поощрять нельзя – использовать можно и нужно, но лишь на первом этапе. Потом, после окончательной победы дикторы должны сходить с политической сцены. Потому что они плохо управляемы, самолюбивы и, что особенно опасно, имеют опыт побед. Такие под чужую дуду плясать не станут и запросто могут повернуть оружие против своих недавних союзников. И, что хуже всего, за ними пойдут… Нет, герои на постпобедном поле не нужны. На их место должны прийти «демократы», которые не способны на поступки и будут смотреть в рот своим советникам. Толпой демократов управлять проще, чем одним-единственным Бонапартом.

Но это – потом. А пока такая фигура, сколачивающая из разношерстных группировок единую армию, – не помешает. Этот – сможет. Если, конечно, его раньше не убьют. С этим можно попробовать… Тем более он сам с предложением вышел, в чем-то опережая события. Назначенная ему роль была мельче, но если он вызвался сам, то… почему бы и нет…

– Я понял. Я обязательно посоветуюсь со своими друзьями. Я думаю, что они согласятся, ибо Галиб настоящий воин – бесстрашный и удачливый. Я думаю, он прав, предлагая собрать единую армию из многих никому не подчиняющихся отрядов. Это будет очень сильная армия, которая сможет победить любого противника! И наверное, многоуважаемый Галиб достоин встать во главе ее!

Галиб кивнул.

Ну а что ему еще остается делать… Когда его желаний никто не спрашивает! Только кивать…

Курсоры не остановились. Не споткнулись. Не замерли…

– Ты слышал?

– Слышал.

Потому что все слышали. В России было совершено нападение на районный отдел полиции. Отдел был захвачен, уцелевшие полицейские взяты в качестве заложников. Здание райотдела оцепили силовики, которые вступили в переговоры с преступниками… Это если конспективно.

– Объясни.

– Что? Я сам ничего не понимаю. Информация ушла.

А раз ушла, значит, была принята. Потому что это не почтовая открытка, которая может проваляться в сумке почтальона или почтовом ящике. Такие корреспонденции не пропадают.

– Зачем они сдали райотдел?

– Не знаю. Может, их случайно упустили.

– Ну да. Бойцы разошлись в темноте, не заметив друг друга. Мы были оба, я у аптеки, а я в кино искала вас… Брось молоть чепуху! Или твоя информация не дошла или?

Сергей испытующе посмотрел на своего патрона. Он не верил никому. Не должен был верить. Он обязан был любые события, любые факты подвергать сомнению и истолковывать в худшую сторону. Тут лучше перебдить…

– В этой цепочке не так уж много людей – ты, тот, кто сидел на приеме, и «Первый». Кто из вас слабое звено? По чьей вине погибнут люди?..

– Не каркай раньше времени.

– А я не ворона, чтобы каркать. Я, похоже, другое пернатое, которое колотится мордой о бревно. Долбодон я. Весь в перьях.

– Ты что, меня подозреваешь?

– Конечно! И всех прочих. И даже себя любимого! Особенно если на следующий день с перепоя. Или я должен из любви к ближнему искать мистические объяснения простым предметам?

– Нет.

– Вот и я считаю, что нет. Потому что в зелененьких чёртиков, ворующих чужие секреты, я не верю. Равно как в инопланетян, на которых можно свалить свою лажу. Зачем искать сложные объяснения, когда есть простые? Когда есть алгоритм причинно-следственных связей. Изложить?

– Валяй.

– Валяю. Есть фигурант – это ты. Фигурант узнал о готовящейся диверсии – привлек к участию в ней своих людей, подкинул, дал зеленую дорогу, сказал, что сообщил обо всем в Центр. И… ничего не произошло. Что я должен думать? Цепочка очень короткая… Из трех-четырех человек.

– Нет, не так. Цепочка не обрывается на «Первом». Она уходит вниз. К исполнителям. «Первый» не сам бегает с автоматом наперевес.

– Допустим, ты прав… Значит, кто-то из низового аппарата лопухнулся – отдал не тот приказ, не туда послал бойцов?

– Вряд ли. Лопухи в таких креслах не сидят.

– Согласен. То есть можно считать, что саботаж был сознательным. Что это подстава?

– Вполне вероятно.

– И что тогда делать? Нам?

А делать-то и нечего. Они в этом по уши. В этом самом! Потому что знали и не предотвратили. Здесь, на месте. Где могли остановить. Ну или хотя бы попытаться. Но не попытались. Не остановили! Более того – подтолкнули – подкинули оружие и людей. Назначенное на убой пушечное мясо. Которое теперь будет воевать. И убивать. Уже убивает! То есть они переиграли сами себя. И стали соучастниками. Пусть невольными, но всё равно.

– А если они доберутся до поезда? – спросил Серега.

– Невозможно!

– Почему? До полицейского участка они дошли. Как по паркету. И захватили его. И положили нескольких полицейских. Так кто им мешает пойти дальше?

– Что ты предлагаешь?

– Честно? Пустить пулю в лоб. Тебе. А после себе. По справедливости. Потому что мы – соучастники. Мы знали и… помогли. Имели возможность воспрепятствовать, но не стали… Теперь они захватили райотдел, возможно, захватят склады. А потом пустят под откос поезд… Так что если по совокупности… То пули нам мало будет.

– Пуля не выход. Две пули в наших башках делу не помогут.

– Предложение?

– Подстраховаться.

– Как? Направить еще одну шифрограмму?

– Если первая не дошла, то и вторая не дойдет.

– Что тогда?

– Разруливать на месте самим.

– Ну, ты сказанул! Механизм запущен, не нам его останавливать!

– Почему?

– Потому что пупочки у нас слабые. Развяжутся! Оба! Ты сам подумай: мы здесь, а они уже на маршруте!

– Но мы можем отслеживать их путь.

– Можем и что с того?

– Значит, можем перехватить, если другие не смогут. Или не захотят.

– Не успеть. И не успеть подготовиться. Пока все продумать, собраться, подогнать людей, выправить им документы… Нема шансов.

– А если налегке?

– Как это?

– Ты и я. Оружие на месте. План по дороге.

– Это авантюра.

– У тебя есть другие предложения?

– Были. Я их уже озвучил.

– А, ну да… Только если пуля в лоб, то почему наша? Пусть лучше – их. А наша пуля – им.

– Это верно. Помирать в драке симпатичнее. Тут я согласен. Чужая пуля она завсегда приятней своей… А если мы ошибаемся, если там справятся без нас?

– Скорее всего, справятся. И мы просто прокатимся на Родину. Внепланово.

– А если нет?

Тогда точно – дуло к виску.

– Сколько у нас в запасе времени?

– Вообще нет. Минус несколько часов.

– Как же ты хочешь успеть, если уже опоздал?

– Не знаю! Но хочу. Хочу попробовать. Если ты со мной, то… решай.

– А куда я денусь! Вместе кашу заварили, вместе хлебать будем. Из одного ночного горшка. Полными ложками! Одного я тебя на шаг не отпущу!

– Не доверяешь?

– И это тоже! Мне за тебя по рогам получать не хочется. Мы – одной ниточкой. Суровой! Через край!

– Тогда на сборы…

А нет времени на сборы. Ни секунды.

Так что – айда, как есть! И в чем есть…

– Извините, вы летите этим рейсом?

– Ну да. Сейчас регистрацию пройду.

– А другим не хотите?

– Что? Каким другим? Зачем другим?