Три свидетеля Стаут Рекс
Тут нужна была осторожность. Поскольку он считал, что я полицейский, я должен знать не слишком много, не слишком мало. Упоминать имя Джуэл Джонс рискованно, так как копы вряд ли успели ее обнаружить.
– Нужно проверить некоторые моменты, – сказал я ему. – Как давно в квартире под вами живет Ричард Миган?
– Черт! Да я говорил это уже раз двадцать.
– Не мне. Повторяю: нужно проверить. Так сколько времени он здесь живет?
– Девять дней. Въехал неделю назад. Во вторник.
– Кто там жил до него? Непосредственно перед ним.
– Непосредственно – никто. Никто не жил.
– Квартира пустовала все то время, пока вы здесь живете?
– Нет, я ведь говорил: раньше там жила девушка, которая съехала месяца три назад. Ее зовут Джуэл Джонс, она прекрасная певица, и это она помогла мне устроиться в ночной клуб, где я сейчас выступаю. – Он пожевал губами. – Знаю я, что вам нужно. То, что вы сейчас делаете, – отвратительно. Хотите поймать меня, подловить на будто бы лжи, если найдете неточность. Привели сюда эту собаку, чтобы она тут на меня рычала… Что поделать, не люблю я собак.
Он запустил пальцы в волосы. И когда привел свою прическу в полный беспорядок, изобразил жест, как конферансье в ночном клубе.
– Умри как собака, – сказал он. – Вот и Фил… умер как собака. Бедный Фил. Не хотел бы я еще раз такое увидеть.
– Вы сказали, – рискнул я, – что дружили с ним.
Он вскинул голову:
– Я такого не говорил. Когда это?
– Не совсем так. Другими словами. А что, не дружили?
– Нет. У меня нет друзей.
– Вы только что сказали, что девушка, которая здесь жила, помогла вам найти работу. Так поступают хорошие друзья. Или она была вам чем-то обязана?
– Ничем она мне не обязана. С какой стати мы о ней вспомнили?
– Это не я о ней вспомнил, а вы. Я только спросил, кто жил в квартире под вами. Зачем же вы связываете ее с этим делом?
– Я не связываю. Она не имеет к нему никакого отношения.
– Возможно. Была ли она знакома с Филипом Кампфом?
– Наверное, да. Конечно да.
– Хорошо ли она его знала?
Он покачал головой:
– Теперь вас интересуют люди, но я не тот человек, кому имеет смысл задавать подобный вопрос. Если бы Фил был жив, вы могли бы спросить у него и, возможно, он бы ответил. А я… я не знаю.
Я улыбнулся ему:
– Ваши слова, мистер Эланд, лишь разжигают во мне любопытство. Кто-то из жильцов этого дома убил Кампфа. Потому мы тут и ходим с вопросами, а когда задаем вопрос вам, вы стесняетесь отвечать, и мы, естественно, удивляемся, почему бы это. Если вы не желаете говорить о Кампфе и этой девушке, сами подумайте, какая тут может быть причина. А причина может быть, например, такая: это была ваша девушка, а Кампф увел ее у вас, и потому вчера, когда он пришел сюда, вы его убили. Или же, может быть…
– Она не была моей девушкой!
– Ну да… Или же, может быть, пусть она не была вашей девушкой, вы были ей многим обязаны, а Кампф сделал ей грязное предложение… или угрожал чем-то, и она хотела от него избавиться, и вы ей помогли. Или еще проще. У Кампфа могло быть что-то на вас.
Он откинул назад голову и посмотрел на меня будто сверху вниз.
– Вы сели не в тот вагончик, – заключил он. – Вам следует идти на ТВ и писать сценарии.
Я провел с ним еще несколько минут, выжав все, на что мог надеяться в тех обстоятельствах. Поскольку я не мешал ему думать, будто состою на жалованье у города, то не мог убеждать его прогуляться к Вулфу. К тому же нужно было зайти еще в два места, и в любую минуту меня мог остановить телефонный звонок или курьер от коллег из управления. Единственное, что я точно выяснил про Джерома Эланда, – это что ему не приходит в голову пытаться отвести подозрения от себя, наводя тень на соседей. Он понятия не имел, кто убил беднягу Фила. Когда я уходил, он встал, но позволил мне самостоятельно дойти до двери и открыть ее.
Я спустился на второй этаж, постучал к Мигану и стал ждать. Когда я собрался постучать кулаком погромче, в квартире послышались шаги, и дверь открылась. Миган по-прежнему был без пиджака и не причесан.
– В чем дело? – вопросил он.
– Вернулся, – сказал я твердо, но не нахально, – чтобы задать кое-какие вопросы. Вы не возражаете?
– Вы прекрасно знаете, что возражаю.
– Разумеется. Мистер Таленто вызван в окружную прокуратуру. Наша беседа, возможно, избавит вас от такой необходимости.
Он отступил в сторону и пропустил меня внутрь. Комната была того же размера и формы, что и у Эланда, и мебель, хотя и другая, была не лучше. У стены стоял кособокий стол. Вероятно, тот самый, который так и не отремонтировали для Джуэл Джонс. Я сел на стул у этого стола, Миган сел на другой и, нахмурившись, уставился на меня.
– Мы уже с вами встречались? – полюбопытствовал он.
– Разумеется, мы к вам заходили с собакой.
– Я имею в виду раньше. Разве не вы были вчера у Ниро Вулфа?
– Я.
– Каким образом?
Я поднял брови:
– Не перебарщиваете ли вы, мистер Миган? Я здесь, чтобы задавать вопросы, а не отвечать. Я был у Вулфа по делу. Я там бываю часто. Теперь…
– Высокомерный жирный недоумок!
– Возможно, вы в чем-то правы. Высокомерный, безусловно. Теперь к делу. – Я достал блокнот и карандаш. – Вы въехали в эту квартиру девять дней назад. Пожалуйста, расскажите, как именно вы ее нашли.
Он сверкнул на меня глазами:
– Я рассказывал это уже минимум три раза.
– Знаю. Это обычная процедура. Я не намерен ловить вас на мелких неточностях, но вы могли упустить что-то важное. Просто представьте, что я ничего не знаю. Давайте!
– Бог ты мой…
Он наклонил голову, поджал губы. Наверное, обычно он выглядел неплохо, светловолосый, сероглазый, с худым длинным лицом, но сейчас, после целой ночи – или большей ее части – с людьми из убойного отдела и окружной прокуратуры, он оставлял ужасное впечатление, особенно глаза, покрасневшие и опухшие.
Он поднял голову:
– Я профессиональный фотограф… Был им в Питтсбурге. Два года назад я женился на девушке по имени Маргарет Райан. Через семь месяцев она от меня ушла. Я не знал, сама или к кому-то. Просто взяла и ушла. Из Питтсбурга она уехала – во всяком случае, там я ее не нашел, и ее семья ничего о ней не знала. Месяцев через пять, то есть примерно год назад, мой давний знакомый, который не раз заказывал мне работу, съездил в Нью-Йорк, а потом сказал, что был там в клубе и видел ее с каким-то мужчиной. Он к ней подошел и заговорил, но она заявила, что он ошибся. Он не поверил. Я приехал в Нью-Йорк и неделю искал ее, но так и не нашел. В полицию не заявлял, потому что не захотел. Вам требуется причина получше, а у меня какая есть.
– Это я пропущу. – Я делал пометки в блокноте. – Дальше.
– Две недели назад, в Питтсбурге, я пошел на выставку в институт. Там была одна картина – холст, масло. Большая. Называлась: «Три молодые кобылицы на пастбище». На ней – комната и три женщины. Одна лежит на диване, а две на полу на ковре. Все едят яблоки. Та, что на диване, – моя жена. Я узнал ее, как только увидел, а когда рассмотрел, сомнений никаких не осталось. Я абсолютно уверен.
– Значит, так и есть, – сказал я. – Как вы поступили?
– Картина была подписана неразборчиво, вроде как «Черри», но я нашел его имя в каталоге. Росс Чаффи. Я сходил в канцелярию института и навел справки. Мне сказали, что он живет, кажется, в Нью-Йорке. Мне нужно было закончить заказ, это заняло несколько дней, а потом я приехал в Нью-Йорк. Адрес я нашел сразу, Росс Чаффи значится в телефонном справочнике. Я пришел к нему в мастерскую – сюда, в этот дом. Сказал, что мне понравилась одна его модель, та, которая на диване, и я хотел бы использовать этот образ для фотографий, которые я задумал. Однако он ответил, что его мнение о фотографии как об искусстве таково, что он не желает делиться моделями, после чего попытался меня выставить, и я рассказал все как есть. Всю историю. Тогда он сменил тон. Посочувствовал мне и сказал, что был бы рад помочь, если бы мог, но картине этой год с лишним, а он с тех пор много написал и вряд ли вспомнит, кто это. – Миган замолчал, и я поднял на него глаза от блокнота. – Говорю еще раз, – произнес он с вызовом, – я ему не поверил.
– Сколько хотите. Вы рассказываете, не я.
– Повторяю, это было вранье. Это фотограф может нащелкать за год сотню моделей и забыть, кого как зовут, но не художник. И не такая это картина. Я повел себя немного бестактно, за что потом извинился. Он сказал, что, возможно, вспомнит, и попросил меня позвонить ему на следующий день. Но я не позвонил, а пришел, а он сказал, что не вспомнил и вряд ли когда-нибудь вспомнит. На этот раз я вел себя прилично. При входе в дом я заметил объявление, что сдается квартира с мебелью, и, когда вышел от Чаффи, нашел управляющего, договорился о найме, потом съездил в отель за вещами, после чего поселился здесь. Черт возьми, я же знал, что его моделью была моя жена, и знал, что теперь могу ее найти! Мне хотелось быть как можно ближе к Чаффи и ко всем, кто к нему приходит.
Мне тоже кое-чего хотелось. Например, спросить, нет ли у него фотографии жены, и взглянуть на нее хотя бы одним глазком, но, конечно, не рискнул, так как он уже либо отдал ее копам, либо отказался отдать, либо сказал, что нет. Потому я лишь спросил:
– Добились ли вы чего-нибудь?
– Не особенно. Попытался подружиться с Чаффи, но он не очень-то шел навстречу. Познакомился с двумя другими жильцами, с Таленто и Эландом, но это совсем ни к чему не привело. Потом решил обратиться за помощью к специалисту и тогда съездил к Ниро Вулфу. Вы там были и знаете, чем закончилось. Пузырь раздутый.
– У него раздутое эго, – кивнул я. – Чего вы от него хотели?
– Я уже говорил.
– Скажите еще раз.
– Я попросил его поставить жучок в телефон Чаффи и прослушивать разговоры.
– Это незаконно, – сурово сказал я.
– Ладно, я же ничего не сделал.
Я перелистнул в блокноте страницу:
– Вернемся немного назад. За эту неделю кого, не считая соседей, вы видели с Чаффи?
– Видел двоих, как уже говорил. Один раз у него в мастерской, молодую женщину, модель… имени не помню. Другой – там же в мастерской – мужчину, который, как сказал Чаффи, покупает его картины. Того звали Бронштейн.
– Вы забыли упомянуть Филипа Кампфа.
Миган бухнул на стол кулак и подался вперед:
– Нет, не забыл. Я никогда его не видел и о нем не слышал.
– Что бы вы сказали, если бы я сказал, что вас с ним видели?
– Сказал бы, что вы наглый лжец! – Его красные глаза покраснели еще больше. – Будто мне мало своих неприятностей, так еще вы привязались с убийством человека, о котором я вообще ничего не знаю! Привели мне собаку, чтобы я ее погладил. Бог ты мой!
– Да, вам не повезло, мистер Миган, – кивнул я. – Вы не первый человек, чьи планы вдруг рушатся из-за чьего-то убийства. – Я закрыл блокнот и убрал в карман. – Советую вам найти способ решить свои проблемы без прослушки чужих телефонов. – Я встал. – Пожалуйста, не уезжайте из города. Вы можете понадобиться полиции.
Он пошел открывать мне дверь. Я хотел бы узнать поподробнее о прогрессе в его отношениях с Россом Чаффи – или о его отсутствии, – а также о встречах с двумя другими соседями, но решил сначала, пока еще есть возможность, поговорить с Чаффи. Когда я поднялся к нему, мои часы показывали двадцать восемь минут одиннадцатого.
Глава 5
– Понимаю, жаловаться бессмысленно, хотя вы не даете работать, – сказал Росс Чаффи. – Да, таковы обстоятельства.
Он был очень любезен.
Верхний этаж отличался от остальных. Не знаю, как выглядели комнаты в жилой части, но мастерская была просторная, с высоким потолком и какая угодно, только не убогая. Скульптуры, большие и маленькие, стойки с пачками холстов всех размеров. Стены задрапированы серой тканью, на них ничего не висело. Два мольберта, большой и поменьше – на том и на другом стояли холсты в работе. Я увидел несколько жестких стульев и два мягких и очень большой, почти квадратный диван. Чаффи, по-прежнему одетый в рабочую блузу, предложил мне мягкий стул, а сам сел напротив на жесткий.
– Только, пожалуйста, не тяните, – попросил он.
Я сказал, что не буду.
– Есть пара моментов, – начал я, – которые немного неясны. Возможно, конечно, это просто совпадение, что Ричард Миган приехал в Нью-Йорк искать жену, нашел вас и снял здесь квартиру всего за девять дней до убийства Кампфа, но такое совпадение заслуживает внимания. Честно говоря, мистер Чаффи, кое-кому, например мне, не верится, будто вы не можете вспомнить имя женщины, которая была моделью для центральной фигуры вашей картины. Я знаю, вы утверждаете, что так и есть, но верится с трудом.
– Дорогой сэр, – Чаффи заулыбался, – в таком случае вы, должно быть, считаете, что я лгу.
– Я этого не сказал.
– Но думаете, конечно. – Он пожал плечами. – Зачем? Какой в этом глубокий смысл?
– Откуда же мне знать. Вы говорили, будто хотите помочь Мигану найти жену.
– Нет, не хотел. Хотел бы. Он ужасный зануда.
– Наверняка высший класс.
– Да. Именно.
– Вероятно, имело смысл приложить некоторые усилия, чтобы от него избавиться. Вы пытались?
– Я написал, как именно я пытался, и подписал показания. Мне нечего добавить. Я хотел бы вспомнить. Один из ваших коллег предложил для этого съездить в Питтсбург, посмотреть на картину. Наверное, пошутил.
Раздражение, вспыхнувшее в его красивых темных глазах, которые были такими ясными, как будто он проспал часов восемь, напомнило мне, что я должен был бы читать его показания, и если он вдруг заподозрит обратное, то может спросить, кто я такой.
Я посмотрел на него честными глазами:
– Мистер Чаффи, все это не нравится никому. Дальше будет хуже, а не лучше, и так до тех пор, пока мы не найдем убийцу. Вы все, кто живет в этом доме, наверняка знаете что-то друг о друге и, возможно, знаете о чем-то в связи с Кампфом, но не рассказываете. Я не жду, чтобы такой человек, как вы, просто так поливал бы грязью соседей, но, когда дело касается убийства, любая грязь все равно выйдет наружу, и если вы что-то знаете и молчите, то вы еще больший дурак, чем кажетесь.
– Какая речь! – Он опять улыбался.
– Благодарю. Ваша очередь.
– Я не настолько красноречив. – Он покачал головой. – Нет, не смогу вам ничем помочь. Не стану утверждать, что я совсем уж далек от грязи, это было бы слишком, но все это не то, что вам нужно… нет. Вам известно мое мнение о Кампфе, которого я хорошо знал. Он был во многих отношениях замечательный человек, но у него было много недостатков. Примерно то же самое могу сказать о Таленто. С Эландом я знаком мало и, уж конечно, не близко. О Мигане знаю не больше, чем вы. Понятия не имею, почему кто-то из них мог бы убить Филипа Кампфа. Если вы думаете, что…
Тут зазвонил телефон. Чаффи подошел к столику рядом с диваном и снял трубку. Сказал пару раз «да», потом короткую фразу, потом:
– Но один из ваших людей сейчас здесь… Не знаю, имени не спросил… Может быть… не знаю… Хорошо: сто пятьдесят пять, Леонард-стрит… Да, могу выйти через несколько минут.
Он повесил трубку и повернулся ко мне. Я заговорил первым, уже вставая:
– Значит, вас вызвали к окружному прокурору. Не говорите там, что я сказал о них, но они скорее сунут дело в папку и будут держать, пока ад не замерзнет, чем дадут нашему отделу спокойно работать. Если им нужно мое имя, они знают, кого спросить.
Я дошел до двери, открыл ее и ушел.
Полицейских машин по-прежнему не было. Я свернул налево на Корт-стрит, прошел два квартала и с облегчением увидел такси с пассажиром, который сидел на своем месте и смотрел в окно. Если бы таксист укатил с ним вместе, чтобы продать, или под каким-нибудь предлогом его увел бы Стеббинс, я не рискнул бы возвращаться домой. Пес мне, похоже, обрадовался, а как, черт возьми, иначе! Пока мы ехали на Тридцать пятую улицу, он сидел, привалившись ко мне спиной, как к стенке. На счетчике было всего-то шесть долларов с мелочью, но сдачи я не спросил. Если Вулф хочет навязать мне расследование убийства только по той причине, что он вдруг проникся теплыми чувствами к собаке, ему это дорого обойдется.
В кабинете я отметил про себя, что Джет сразу уверенно направился к Вулфу, который сидел за столом, чем подтвердил мои подозрения, что вчера вечером, пока я отсутствовал, Вулф его подзывал, и, может быть, даже угощал, и, может быть, даже гладил. На ум пришли кое-какие мысли, но я их придержал. Вполне возможно, скоро меня вызовут кое-куда, и придется потратить часть моего драгоценного времени, доказывая, что я не по своей вине выдавал себя за полицейского детектива, а если подозреваемые приняли меня за возможного убийцу, я тоже ни при чем.
Вулф поставил на стол пустой стакан из-под пива и спросил:
– Ну как?
Я отчитался. Ситуация требовала полного, детального отчета, и я его представил, а Вулф слушал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Когда я закончил, он ни о чем не спросил. Но открыл глаза, сел прямо и начал говорить:
– Позвони…
– Минуточку, – перебил я его. – Я трудился все утро, потому требую удовлетворения: хочу сам внести предложение. Давно об этом мечтал. Как называется институт в Питтсбурге, где есть выставочный зал?
– Именно. Попал пальцем в небо.
– Знаю, но звонок будет вам стоить всего один доллар. Я только что заплатил за такси десятку. Так как он называется?
– Питтсбургский институт искусств.
Я повернулся к своему телефону, поговорил с телефонисткой и стал ждать соединения. С институтом меня соединили почти мгновенно, хотя там четверть часа искали трех разных человек, которые могли бы ответить на мой вопрос.
Я положил трубку и повернулся к Вулфу:
– Выставка закончилась неделю назад. В Питтсбург, слава богу, ехать не придется. Картину выставлял мистер Герман Бронштейн из Нью-Йорка, которому она и принадлежит. Ее отправили ему курьером четыре дня назад. Адреса Бронштейна не дали.
– Телефонный справочник.
Справочник был уже у меня в руках, и я листал страницы.
– Вот и он. Магазин на Брод-стрит, квартира на Парк-авеню. Герман тут только один.
– Звони.
– Нет. Он может заупрямиться. Тогда на это уйдет целый день. Лучше я съезжу к нему без звонка. Может, он дома. Если меня не пустят, можете меня выгнать. Все равно я думаю уволиться.
Вулф посомневался, поскольку это была моя идея, но купился. Я немного подумал, подошел к книжному шкафу, открыл нижние дверцы и достал фотоаппарат со всеми аксессуарами, перекинул через плечо ремень футляра, сказал Вулфу, что не вернусь, пока не увижу картину, где бы она ни находилась, и ушел. Впрочем, сначала я набрал номер Таленто, чтобы сказать ему, что все в порядке, вчерашняя встреча прошла нормально, только он не снял трубку. Либо до сих пор торчал в офисе окружного прокурора, либо сам ехал на Тридцать пятую улицу, но, если он явится в мое отсутствие, ничего страшного, там Джет, и значит, есть кому защитить Вулфа.
Такси остановилось перед одним из роскошных огромных домов на Парк-авеню в районе Семидесятых, я вышел и прямиком пошел к подъезду, где хотел пройти мимо швейцара, сделав вид, будто его не вижу, но он меня окликнул. Я бросил на ходу как настоящий профессионал: «Бронштейн, съемка, опаздываю» – и он меня не остановил. Я пересек роскошный холл, вошел в лифт, который, к счастью, стоял с открытой дверью, сказал: «К Бронштейну, пожалуйста» – и лифтер закрыл двери и нажал на кнопку. Лифт остановился на двенадцатом этаже, где я и вышел. Там было две двери – одна справа, другая слева, – и я повернул к правой, наудачу – пятьдесят на пятьдесят, не спрашивая у лифтера, который стоял рядом с открытой дверью и вполне мог меня развернуть.
Это было одно из самых простых заданий, которые мне когда-либо доставались. В ответ на мой звонок дверь открыла средних лет дылда в униформе горничной с передником, а когда я сказал, что пришел фотографировать, она меня впустила, попросила подождать и исчезла. Через пару минут из арочного проема появилась высокая, важного вида седая дама, которая спросила, что мне нужно. Я извинился за беспокойство и сказал, что был бы очень признателен, если бы мне разрешили сфотографировать картину, которая, с позволения мистера Бронштейна, только что выставлялась в Питтсбургском институте искусств. Картина называется «Три юные кобылицы на пастбище». Один мой клиент в Питтсбурге восхищен этим полотном и намеревался сам сфотографировать его себе на память, но опоздал: выставка закрылась, а картину вернули владельцу.
Она захотела узнать кое-какие детали, например мое имя, адрес, имя клиента в Питтсбурге, и я эту информацию охотно ей предоставил, даже не заглянув в сценарий, после чего через арочный проем она провела меня в зал, немногим меньше, чем «Мэдисон-сквер-гарден». Было бы приятно, а также полезно немного поглазеть на ковры, мебель и всякие разные предметы, особенно на картины, которых там висело штук десять, если не больше, но с этим пришлось подождать. Дама провела меня прямиком в дальний конец зала и показала на висевшую там картину: «Вот она», после чего опустилась в кресло.
Картина была хорошая. Я был почти уверен, что кобылицы изображены без одежды, но они были одетые. Я сказал, неудивительно, что мой клиент хочет иметь фотографию этого полотна, и занялся установкой треноги и вспышек. Дама сидела и наблюдала. Я сделал снимки с разных точек, действуя, как я надеялся, профессионально, после чего сложил свои принадлежности в чемодан, тепло поблагодарил хозяйку от имени клиента, пообещал прислать ей несколько снимков и удалился. Дело было сделано.
Выйдя из подъезда, я направился на запад к Мэдисон-авеню, потом повернул в центр, нашел по пути аптеку, вошел в телефонную будку и набрал номер.
Снял трубку Вулф.
– Да? Кого надо?
Я сто раз объяснял ему, что нормальные люди так не говорят, но он чертовски упрям.
– Вас надо, – ответил я. – Я нашел картину и должен сказать: никогда бы не подумал, что этот жеребец такой художник. Картина просто светится, сияет красками и жизнью, там будто кровь пульсирует под теплой кожей. Тени прозрачные, гамма гармоничная…
– Хватит! Да или нет?
– Да. Вы ведь уже знакомы с миссис Миган. Хотите еще раз встретиться?
– Хочу. Привези ее.
Мне не пришлось тратить время на поиски адреса в телефонном справочнике, потому что я уже его там нашел. Выйдя из аптеки, я поймал такси.
На Восточной Сорок девятой улице проблем со швейцаром не было. Дом был старый кирпичный, но выкрашен в яркий желтый цвет, модернизированный, с отличным новым лифтом без лифтера, хотя этого я не понял, пока там не очутился. Войти в дом оказалось сложновато. Нажать в подъезде на кнопку с именем «Джуэл Джонс» было просто, а также снять висевшую на стене трубку, поднести к уху и встать поближе к решетке переговорного устройства, а дальше – нет.
В трубке скрипнуло:
– Да?
– Мисс Джонс?
– Да. Кто это?
– Арчи Гудвин. Мне нужно с вами увидеться. У меня нет сообщения от Виктора Таленто.
– Что вам нужно?
– Впустите меня, и я все объясню.
– Нет. В чем дело?
– Дело очень личное. Если не хотите меня выслушать, пойду приведу Ричарда Мигана. Может быть, с ним поговорите.
Я услышал, как она тихо охнула. Ей следовало бы знать, что домофоны очень чувствительны. Пауза длилась недолго.
– Почему вы о нем вспомнили? Я же сказала, что не знаю никакого Мигана.
– Вы не поспеваете за событиями. Я только что видел картину «Три молодые кобылицы на пастбище». Дайте войти.
Снова наступила пауза, и связь прервалась. Я повесил трубку на рычаг, повернулся и взялся за ручку. Раздался щелчок, я толкнул дверь, вошел, пересек небольшой холл к лифту. В лифте нажал на кнопку с цифрой 5, и лифт стал подниматься. Когда он остановился, я вышел на крохотную площадку. Дверь в квартиру была открыта, и на ее пороге стояла мисс Джонс в домашнем голубом платье. Она хотела было что-то сказать, но я невежливо это проигнорировал.
– Послушайте, – начал я, – нет смысла продолжать в таком духе. Вчера я предложил вам выбрать между мистером Вулфом и сержантом Стеббинсом, а теперь – либо мистер Вулф, либо Миган. Мне кажется, вы предпочли бы мистера Вулфа, потому что он способен понять другого. Я подожду здесь, пока вы не переоденетесь, только не пытайтесь никому звонить, потому что без мистера Вулфа вы не выберетесь из этой ситуации, а кроме того, их телефоны, вероятно, прослушиваются. Не надевайте ничего красного. Мистер Вулф не любит красный цвет. Он любит желтый.