Руки прочь, профессор Шэй Джина
Господи, никогда бы не подумала, что наш озабоченный мудак не только в черчении спец, но и в кулачных боях. Или это он просто злой настолько?
Как бы то ни было, дерется он так, будто в свободное от преподавания время проводит время на боксерском ринге. И явившийся ко мне за Вовкиными долгами кредитор, которые смотрится более мощным, раз за разом пропускает по морде. Раз, еще раз…
В моей крови медленно закипает кайф. Была б моя воля, сейчас бы рядом попрыгала, и даже помахала бы Ройху помпонами. Потому что… Единственным человеком, которого я ненавижу больше, чем тех, кто дает моему уроду-братцу в долг, является сам мой братец.
И это такой кайф – видеть, как Вовочкин дружбан огребает по самое не могу. В следующий раз он подумает, стоит ли давать Вовочке в долг.
И даже плевать, что выписывает животворящие пиздюли не кто-нибудь, а тот, кого я ненавижу и презираю. От взглядов которого каждую пару хочу помыться.
Похрен.
Сейчас я им любуюсь. Как никем. Не ожидала, вот правда.
В какой-то момент удар бритоголовому наносится близкий к критичному. Он валится на землю и не торопится встать. На месте Ройха – я бы пару раз двинула упавшей мрази в брюхо, до того ненавижу всю эту шваль, что пытается забрать у меня последнее, но Юлий Владимирович только сплевывает и быстро шагает к машине.
Садится, заводит двигатель, на меня не смотрит.
Машина трогается с места, и все что мне остается – смотреть, как бритоголовый слабо шевелится на тротуарной плитке.
– Пристегнись.
Сначала не очень получается осознать это слово. Что?
– Тебе все повторять по двести раз надо, Иванова? – выдыхает Ройх, и у меня от его бешенства мороз идет по коже. – Пристегнись уже.
Мои пальцы кажутся мне ужасно неуклюжими. Впрочем – не только мне, и совсем не кажутся.
Ройх бросает на суетливую и такую неловкую меня косой взгляд и брезгливо морщится.
– Что, с пилоном тебе сподручней справляться? Или ты все-таки члены щупать предпочитаешь?
Заливаюсь жарким румянцем, ежусь, пытаясь справиться с вернувшейся неприязнью. Не надо было его слушаться. Надо было сваливать и вызывать такси. А сейчас…
– Что, ни ответа, ни спасибо я от тебя не дождусь? – ядовито цедит Ройх.
– Спасибо, – благодарность выходит вымученной. Благодарить его мне по-настоящему сложно, потому что самое последнее, чего бы я хотела в своей жизни – это быть обязанной Юлию Владимировичу Ройху.
Хотя нет – быть избитой кредитором моего ушлепка-братца, пожалуй, хотела бы чуточку меньше.
– Охуенная из тебя собеседница, Иванова, – с кислотным сарказмом роняет Ройх, с какой-то совершенно отчетливой жесткостью выкручивая руль на перекрестке, – ничуть не удивлен, что стриптиз – все на что тебя хватило. С такой коммуникабельностью больше никуда тебя не возьмут. Даже не понятно, на кой хер ты учишься. Какой из тебя архитектор?
– Не ваше дело.
Хочется вцепиться ему в глотку, а лучше – броситься на полном ходу из машины. Только вот беда – у меня нет девяти жизней, как у кошки. Приходится терпеть. И огрызаться хотя бы не на каждое его слово.
На мое счастье – Ройх затыкается в кои-то веки. Так и едет, обливая меня презрительным молчанием. Похрен. Пусть будет презрительное молчание, лишь бы не приебывался.
Сижу на своем месте, делаю вид, что смотрю вперед, а на самом деле – на разбитые в хлам костяшки кулаков профессора. Снова и снова вспоминаю тот жестокий восторг, который меня одолевал, когда я наблюдала за дракой. За меня… Уже давно никто не заступался. Даже Анька, с которой с начала года резко ухудшились отношения. Видимо, слишком разные мы стали.
Я – слишком зациклилась на заработке, стала слишком душной для легкой на подъем Аньки. Ну и правильно, ее родители были живы и здоровы, и продолжали быть вполне обеспеченными людьми. Настолько, что Анька по праву считалась мажоркой. Я не была такой, пока папа был жив, но вполне себе принимала стипендию за прибавку к личным деньгами. Сейчас – уже не до этого. Сейчас – учусь на эти деньги жить, каждую заработанную копейку откладывая в кошелек под неудобным общажным матрасом. Для мамы.
Резкая остановка выталкивает меня из мыслей, в которых предпочла спрятаться. Смотрю в окно, вижу светящуюся вывеску какой-то гостиницы.
– Куда вы меня привезли? – дергаюсь, совершенно позабыв про ремень безопасности.
– Туда, где я смогу тебя наконец трахнуть, – глухо отвечает Ройх, глядя прямо перед собой, – и выкинуть уже из головы, к чертовой матери.
В ушах звенит, щеки пылают.
– Ну что ты так на меня вытаращилась, Иванова? – холодный голос Ройха, как ушат воды. – Ей богу, не видел бы своими глазами, как ты вьешься на пилоне без лифчика – подумал бы, что ты в монастырь собралась. Не строй целку. Можно подумать, для тебя это в новинку.
В том-то и дело, что да…
Но говорить это, даже яростно, с напором – сознаваться в собственной неопытности именно Ройху…
Я вылетаю из его машины, быстрее, чем успеваю сообразить. Хлопаю дверью с размаху, оглядываюсь, вижу стоящее на краю стоянки такси и водителя, жрущего шаурму, бросаюсь к нему.
– Свободен?
Водила умудряется утрамбовать себе за щеку остаток шаурмы и торопливо кивает. Видимо, с заказами совсем пиздец.
– Катерина! – слышу голос сзади, но только голову в плечи втягиваю. Игнорирую. Лучшее, что могу.
Что будет в универе – даже думать не хочу. Но теперь уже ничего не поделаешь.
– Кто это был? Парень твой? – отъезжая, водитель начинает проявлять любопытство.
– Нет. Просто козел, – отвечаю тихо, закапываясь глубже в недра толстовки.
– За нами едет.
Оборачиваюсь к заднему стеклу, и по спине медленно начинает течь холодный пот. И вправду едет, заоблачно понтоватый Ройховский Лексус. Повторот за поворотом, квартал за кварталом. Отстает ненадолго, потом снова нагоняет.
– Сука… – тихо шепчу, впиваясь ногтями в кожаную обивку сиденья. Ну вот что ему от меня надо? Мало, что ли, дур на нашем архитектурном, которые не могут сдать Юлию Владимировичу графику, физику зданий или термех? Почему я, почему я, почему я? Мне и так как-то дохуя проблем по жизни.
Картинки рисуются совершенно безрадостные. Вот сейчас мы доедем до общаги. Ройх выйдет из машины, дойдет до дежурной коменды и своим преподавательским авторитетом продавит идею оставить меня ночевать на улице. Там сегодня Мария Петровна, она вообще-то пускает меня, хоть я и возвращаюсь в общагу позже оговоренного часа. Но если свидетелем того будет преподаватель – не пустит.
Может, конечно, у Ройха в планах и нет переться за мной в общагу. Просто хочет зажать меня до неё. И… Это, пожалуй, еще хуже. По крайней мере, я могу прикинуть, к кому на первом этаже могу постучаться, чтоб меня пустили. А вот как отбиваться от озабоченного козла – представляю слабо.
Нет, надо было все-таки заняться самбо, папа ведь говорил, что девушке это не будет лишним, а я…
На стрип пошла.
Сама, блин, путь выбрала.
Да кто бы знал, что так занесет нелегкая.
Когда шла на стрип – с деньгами проблем не было. Ни у меня, ни у отца, который мне наличные подкидывал. Это потом у него проблемы начались. А уж после того, как он повесился, стало совсем худо.
– Приехали, девушка, – покашливает таксист, – с вас полторы тысячи.
– Сколько? – охреневаю. – Ты двадцать минут ехал.
– Ночной тариф, выходной день, – не мигнув и глазом сообщает мужик, – сами не заплатите, могу попросить заплатить вашего козла. Вон он, как раз паркуется.
Увы, он прав – черный Лексус Ройха и вправду ненавязчиво так выворачивает на край парковки. У меня в желудке будто кувыркается что-то склизское и холодное.
Шарюсь по карманам, нахожу выжившие от гонорара два косаря.
Чуть не реву, потому что это не просто не деньги, слезы просто. Надо было забрать у того утырка деньги хоть за сегодняшнее выступление. А это…
– У меня сдачи нет, – упирается водила. Мудила, блядь!
– А это моя проблема? – взрываюсь. – Я на эту пятисотку неделю жить буду.
– А у меня нет, – талдычит как баран.
– Ну и подавись ей, – вылезаю, хлопаю дверью со всей яростью.
Слышу, как меня обкладывают матом, но не трогаюсь абсолютно. С размаху пинаю шину, с трудом удерживаюсь от того, чтобы не поднять с обочины выщербленный кусок асфальта и не швырнуть его вслед уезжающей машине.
Эмоции эмоциями, а это уже готовый срок.
Срок, ну точно!
Если Ройх сейчас вздумает начать ко мне лезть, я буду орать, что накатаю на него заявление! Громко.
Оборачиваюсь к тому краю парковки, где стояла до этого машина Ройха. И к своему удивлению, вижу пустое парковочное место. Уехал. Убедился, что я вышла из машины, что водила уехал, и свалил сам?
Так не вписывается в портрет озабоченного кобеля, что я даже захожу в общагу в какой-то прострации. Может, я в чем-то с ним ошибаюсь? Может, он не настолько конченый, как я о нем думаю?
В комнату пробираюсь на цыпочках, чтобы не разбудить соседку. Падаю в кровать, только под одеялом стаскиваю толстовку. Усталость, много острых ощущений – наверное, потому меня так рубит, стоило только оказаться в горизонтальном положении.
Из последних сил дотягиваюсь до телефона, оставшегося в кармане сброшенных на пол джинс. Нужно поставить будильник на пары.
На экране – свежая СМС, от Ройха.
“Нужны будут деньги – знаешь, куда обратиться. Торговаться не буду”.
А, нет, показалось!
3. Его точка зрения
Профессор
Просыпаюсь как всегда, по будильнику. С настолько железобетонным стояком, что даже не надо спрашивать, кто именно снился. Хоть нихера и не помню, ни единой секунды сна, но с некоторых пор в этом вопросе у меня со своим телом четкое непонимание.
Ну как можно было из всего многообразия имеющихся в поле зрения нормальных баб выбрать это стервозное мелкое недоразумение?
– Ну куда ты, Юл? – плеча касается мягкая ладонь Веры. И тут я вспоминаю, что лег-то вчера нихрена не у себя дома. И надо было пойти вчера домой, да только неумолимая тяжесть в штанах перевесила.
– У меня лекции сегодня с самого утра, – произношу, доставая со стула рубашку.
– Может, хоть позавтракаешь с нами? Антошка будет рад. У меня каша в мультиварке настроена, уже готовая…
– Мне нужно еще успеть в душ и переодеться, – качаю головой.
– Ну тогда подожди, я хоть обед тебе достану. Все вчера приготовила.
– Да не надо.
Просьба опаздывает. Она уже вылетела из-под одеяла, и как есть, в одной футболке улетела на кухню. Не удивляюсь, абсолютно. Вера в такие моменты поразительно глуха и чудовищно настойчива.
Хорошо, когда ниже тебя живет симпатичная мать-одиночка, которая очень хочет замуж. Настолько, что даже обеды тебе умудряется готовить и завалиться к ней можно даже в три часа ночи, после того, как вдоволь набегался по злачным районам за одной маленькой дрянью.
Плохо, что ответить взаимностью я ей не могу. И сам при этом продолжаю по мудацки приезжать.
Удалось бы избавиться от проклятия "Ивановна" – стало бы проще дышать. И решения принимать.
Воскресенье вышло насыщенным, ничего не скажешь.
Сначала до меня доехал старый приятель, который тут собрался жениться, причем не где-нибудь – а где-то на островах, и мальчишник он желал устроить как полагается, но почему-то – в моей компании.
Устроили.
Пять стриптиз-баров прошли, сошлись на том, что набирают туда сейчас всякую бездарную шваль. По всей видимости, основным критерием отбора на данный момент считалась не грация и сексуальность, а готовность открывать рот и раздвигать ноги.
В шестом клубе задержались. Точнее, это Макс не смог меня оттуда вытащить. Потому что только оказавшись в затопленном красном свете клубном зале я замер, не в силах оторвать взгляда от фигурки на шесте.
Она? Да правда, что ли?
В золотых трусах и бесполезной масочке, на пилоне, спускающая лямку лифчика.
А танцует маленькая стервь лучше, чем врет.
Впрочем, будем откровенны, когда она врала при мне в последний раз – из меня был хреновый оценщик актерского мастерства.
Оказалось, что невозможно мыслить здраво, когда в голове взрывается алчная тьма, которую сдерживал три чертовых семестра.
Как я избавился от Макса – понятия не имею. Наверное, прозрение придало мне сил. Не смог допустить с собой в приват, туда, где маленькая гадюка извивалась на пилоне для меня. Пусть недолго. Похер.
Еду на работу – зверею все сильнее.
В голове – все еще вчерашний вечер, бесконечная беготня, и то, как Иванова, зарабатывающая себе на жизнь стриптизом, пыталась что-то из себя строить и что-то мне доказать. Как будто я не в курсе, какие именно “услуги” предлагают её “коллеги” в приватных номерах. Всегда так было. И маленькая стервочка, которая совершенно точно не первый раз была на сцене, пыталась мне доказать, что она не такая? Ну-ну.
Худо-бедно, на рабочий лад настроил звонок от проректора. Ну точнее, звонок раздался, и мне пришлось как-то избавляться от всего того бреда, что сейчас болтался в моей голове. Получилось почти быстро. Видимо, сказывался стаж, давно я воюю со всем этим дерьмом.
И еще повоюю, конечно.
Хотя насколько было бы проще оставить эту пагубную прихоть за спиной.
– Ты мне проспорил, Юлий Владимирович, – вместо “доброго утра” и “как дела” заявляет проректор.
– Васнецов, я поздно лег, рано встал и совершенно не настроен гадать, в каком из семнадцати наших с тобой заключенных пари мог проспорить.
– Семнадцати? Не тринадцати?
– Память подводит, Егор Васильевич? Старость и склероз? Вы уже готовы уступить дорогу молодым, а вашу прекрасную жену – более дееспособным любовникам?
Только кровожадное покашливание с той стороны трубки доносит до меня привет с земли. Нет, с женой я перебрал, пожалуй. Именно семейные вопросы у Васнецова считаются находящимися за красной чертой тем, над которыми шутить не полагается.
– Ладно, я пошутил, – мрачно сознаюсь, – что такого случилось?
– Собрание ученого совета по вопросу твоего возвращения к должности состоится через две недели. Если стоишь – танцуй. Если сидишь – кукарекай.
– Как тебе удалось? Я предполагал, что предельно выбесил пней в совете.
– Выбесил, конечно. Мог хотя бы что-то сказать в свое оправдание, чтобы противопоставить словам этой нашей “звезды”, – тон Егора характерно мрачнеет.
Увы, но это означало, что “звезду” выперли бы со скандалом. Громким таким. На все приличные московские вузы этого бы скандала хватило.
Тогда я еще не хотел так избавиться от неё, любой ценой, любыми средствами.
– Юл, только я тебя прошу, – напоследок просит Васнецов, – веди себя, пожалуйста, потише. Никаких новых скандалов. Поверь, твоя репутация сейчас ни одного не переживет. Даже маленького. На соплях держишься.
Обойтись без скандалов…
Хорошее пожелание. Главное – вовремя озвученное. В то время, когда я уже прикидываю, как мне воспользоваться полученным компроматом на Иванову.
Слава богу, совесть и жалость она мне сама отбила своим идиотским поведением.
Ладно, с этим можно подождать.
Можно все спланировать пограмотнее. Так, чтобы со мной никто не связал.
Разумеется – я планирую обнародовать “промысел” Ивановой. Выйдет хорошая месть для зарвавшейся стервозной дряни, возомнившей о себе невесть что.
У нас крупный, известный вуз. Студентка-стриптизерша для наших старых зашоренных хрычей в ученом совете – как красная тряпка перед носом дикого быка, выращенного для корриды. Или как жирное нефтяное пятно на безупречной университетской репутации.
Девчонку быстро сольют, а я наконец смогу дышать спокойно.
Эти мысли оказываются практически живительным эликсиром. И смаковать его по капле в предчувствии двух последних пар, и во время них, когда мне приходится поворачиваться лицом к курсу гребаной Ивановой, видеть её саму – бледно-зеленую от недосыпа, смотрящую на меня маленьким затравленным зверьком. Ну, все-таки явилась. Хватило остатков храбрости.
Особенно бесит, когда к её плечу склоняется Капустина, сладкая подружка моей заклятой “звезды”.
И правду говорят: скажи мне, кто твой друг – я скажу, кто ты. Вот и по парочке Иванова-Капустина диагноз выписывается очень просто. Две испытанные маленькие стервы. Причем пробы ставить на обеих уже некуда – а туда же, строят из себя чуть ли не родных сестер Девы Марии.
– Ничего, девочки, – мстительно улыбаюсь в мыслях, – всё вам обеим прилетит. Одну я уже придумал как слить, вторая без первой – махом сольется.
– Иванова, – когда я окликаю девчонку после пары – она вздрагивает будто от удара.
Нет, девочка, все предложения, которые я мог озвучить – сделал вчера. Сегодня ты для меня только раздражающая фифа, которую я не перевариваю. Не перевариваю, но все же делаю вид, что терплю.
– Капустина, вам чего? – спрашиваю холодно у замершей сурком за плечом Ивановой блондиночки. В пустой аудитории остались только они две. Все остальные радостно рванули домой. Четыре пары… Я бы и сам пошел, да только кто ж меня отпустит? Васнецов чуть не шантажирует, требует, чтобы к заседанию ученого совета у меня все дела были в идеальном состоянии.
А тут еще эти две… По кой хрен мне тут вторая?
– С вами, профессор, девушкам вредно оставаться наедине, – тоном настоящей полицейской заявляет дрянь, – вы уже приставали к моей подруге. При свидетелях не будете.
«Когда-нибудь ты попадешься, маленькая стерва», – проговариваю мысленно, глядя в глаза Анны Капустиной, и медоточиво улыбаюсь.
– Да сколько угодно. Торчите, если вам так приспичило. Иванова, не расскажете, что это?
Катерина ежится, но все еще следит маленьким побитым зверьком за всяким моим движением. Будто ждет, что я сейчас швырну на стол перед ней её золотые стринги.
Увы, кто б мне дал их снять. Я бы, может, и кинул.
На стол ложится другое – черная папка-скоросшиватель, набитая исчерканными моей рукой листами. Чья-то курсовая по геометрии зданий. Точнее – пародия на курсовой проект.
Кто с первого раза угадает, чья именно это пародия?
Признаться, я давно не испытывал такого разочарования, когда листал эту хренотень.
Да, я валил Иванову на каждом экзамене и зачете. Методично валил и на пересдачах, дожидаясь, пока она не явится ко мне и экзаменационной комиссии, но и “звездой” преподавательский состав её называл не просто так. Она и вправду ею была. Собственно, я поэтому терпел полтора года, хотя первые глюки со стороны моего либидо начали появляться уже в первом семестре. Даже в уме не укладывалось, как я закручу роман с такой образцовой и подающей столько надежд студенткой.
И потом… Вот это вот. С кривыми эскизами. С расчетами, сделанными по формулам не её варианта. С подогнанными чертежами.
Звезда родилась – звезда умерла.
А потом я открыл курсовик Капустиной – и все понял. Понял, куда ушел ресурс. Что ж, мне давно было понятно, что если из этой парочки убрать Иванову – Капустина сама завалится. Просто некому будет её вытягивать на экзаменах.
Да – Иванова все понимает. Красная от стыда тянется к курсовику и тащит его на себя не раскрывая. И это все? А раскрыть? Я же там живого места не оставил, все до последней страницы прочел. Красную ручку до конца истратил, и вторую нашел.
– Я переделаю, – тихо-тихо обещает мне Иванова.
Другой вопрос – нахрена она мне это вообще принесла? Чтобы я окончательно перестал её уважать? Так зря надеялась, я даже не начинал.
4. Скажи мне, кто твой брат…
Катя
– Нет, это просто возмутительно! – Анька стоит рядом со мной в коридоре и никак не может успокоиться. – Он же тебя одну только так и травит! Тебе надо написать на него жалобу в деканат. Я попрошу папу, он поможет раздуть из этого большую историю.
– В прошлый раз не раздул, – тихо отвечаю, проглядывая пометки Ройха и предсказуемо кривясь. Нет, ну… Я знала ведь, что он не примет. Просто первый вариант курсовика нужно было сдать именно на прошлой неделе. Иначе Ройх обещал, что не допустит на экзамен. Хотя, конечно, вот такого презрения от него я и не хотела.
– Это потому что ты запись сразу в деканат отдала, – возмущается Анька, – надо было папе отнести. Он бы её по своим каналам распространил, и Ройха бы выперли наконец.
Отец у Аньки – какая-то важная шишка на каком-то из довольно известных каналов. То ли на НТВ, то ли на России-1 – не суть. Суть в том, что раздуть он действительно может. Даже не скандал – скандалище. Но, как показывает практика – ему для этого нужна куча дополнительных каких-то доказательств.
– Ну, а что, твое свидетельство уже не годится? – спрашиваю. – Это сейчас вроде слово против слова. А с тобой нас было бы уже двое.
– Ну ты что, меня нельзя привлекать. Иначе папа будет заинтересованное лицо, – Анька округляет глаза, – я же тебе говорила.
Я вздыхаю. Эти аргументы я действительно уже слышала. И уже успела с ними смириться.
– Слушай, давай о деле, – Анька плюхает на подоконник рядом со мной сумку. Неаккуратно плюхает – прямо на мои листы. Ладно. Пофиг. Аккуратно отвоевываю себе курсовик. Тем более, что Анька вытягивает из сумки три пятитысячных купюры и сует их мне в карман джинсовки.
С ума сойти. Она достала. Я и не ждала. Впрочем… Мы сейчас будто с разных планет. Её родители – состоятельные люди, каждый высоко забрался по карьерной лестнице, так что не мне рассуждать об Анькиных возможностях.
– Держи. Тебе точно хватит?
– На первый взнос хватит, – невесело киваю, – остальное постараюсь закрыть сама.
– Ну, если не сможешь – обращайся, – Анька виснет у меня на плечах, – я тебя всегда выручу, ты же знаешь.
– Знаю, – поглаживаю подругу по руке, – только и ты знаешь, что я не знаю, когда верну.
– Ну, ты мне с курсовиком помогла, – она безмятежно улыбается, – и расчеты по вышмату за меня делала. А на материаловедении поможешь?
– Помогу, конечно, – вздыхаю.
– А сможешь курсовик на мой вариант рассчитать? – Анька чуть закусывает губу, смотрит на меня умоляюще. – Я просто в ужасе, когда вижу те цифры. Совсем не понимаю, что там делать.
– Ну, не знаю, – я растерянно кошусь на курсовик для Ройха. Мне бы его переделать. И работы – как раз до конца этой недели, до конца которой я не работаю.
– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – канючит подружка, складывая ладони вместе, – давай так, ты сделаешь, и половину этой суммы можешь не возвращать. А поможешь подготовиться к защите – считай, что десятку я тебе забыла.
Снова вздыхаю, прикрывая глаза. Может быть, удастся разобраться с материаловедением быстрее?
Тем более, что совершенно не понятно, что задумал Ройх. У него на руках – информация обо мне. Лютейший компромат. Пока он молчит, но нет никаких гарантий, что он будет делать это дальше. И если я все равно, не сегодня так завтра, вылечу из универа – то какая мне разница, сдан у меня курсовик или нет? А деньги, которые мне занимает Анька – их и правда ведь надо как-то вернуть. Не вернуть – так отработать.
– Скинь мне свой листочек с заданием.
Лицо подруги будто солнцем освещается. Она тут же хватается за телефон, вытягивает из сумки затребованный мной листочек.
– Сколько времени у тебя это займет? – спрашивает, во время отправки фоточки мне в мессенджер.
– Не знаю, – виновато поджимаю губы, – я еще свой не делала. Я пишу с нуля, ты же знаешь. Брать у прошлых курсов старые курсовики – это вообще не мой вариант.
– Ты просто гений, Катена, – Анька посылает мне воздушный поцелуйчик, бросает взгляд на гламурные часики на запястье, – ох, прости, там за мной, наверно, уже Илюха приехал. У него такая туса на вечер намечается, а я еще не переоделась.
– Беги, беги, не жди меня, я все равно прямо сейчас в общагу поеду, – пожимаю плечами.
– Ну, Катя, – подружка тянется ко мне, виснет на шее, складывает губы для поцелуя, – давай ты с нами пойдешь? Ты столько времени с нами не оттягивалась!
– Извини, много работы, – с сожалением покачиваю головой. Да и не хочется мне ей рассказывать, что пришлось распродать через мешок все мало-мальски сносные для тусовки платья. Для выступлений в клубе ведь тоже нужны были наряды. Платила за них сама. И пошлые дешевые “горничные” тут не канали.
– Ну ладно, – Анька строит мне щенячьи глазки, и так не дотянувшись до меня губами, чмокает воздух и стартует в сторону выхода.
Понимаю. Илюха ждать не любит.
Бросаю взгляд в конец коридора – вижу там Ройха. Стоит у двери в преподавательскую, смотрит на меня. На губах такая презрительная усмешка – хоть наизнанку выворачивайся.
Я отворачиваюсь. Быстро, торопливо сгребаю с подоконника курсовик и тетрадь с конспектами и тоже бросаюсь прочь из универа. Убегаю правда недалеко. На верхней ступеньке высокого крыльца налетаю на шагнувшего мне наперерез парня.
Читать бесплатно другие книги:
