О бедной сиротке замолвите слово Демина Карина

Глава 8

Королевский маг спал, и сны его были привычно тревожны.

Вязки.

Тяжелы.

Кажется, он снова умер, переживая подаренную иным смерть, и та была на диво реалистична. Сердце и то поверило, остановившись, правда, тот, кто делился памятью, вовсе не желал смерти единственного своего собеседника – пусть беседа шла вовсе не на словах – и подтолкнул его, истощенное.

– Опять ты… – дар речи вернулся к магу не скоро. Несколько минут он просто лежал, глядя в потолок, который за прошедшие годы успел изучить до каждой трещинки. – Когда-нибудь ты меня убьешь.

Когда-нибудь.

Непременно.

Может быть, скоро. Или нет. Люди воспринимают время одномерно, они как бусины на нити дней, не способные соскользнуть. Их даже жаль.

Немного.

– Я тебя не понимаю, – королевский маг с кряхтением перевалился на бок и, дотянувшись до халата, вытер шелковой тряпкой кровящий нос. – Что ты хочешь сказать?

Люди странны.

И не понимают.

Но так хорошо… игра идет. Идет игра. И дверь темницы заперта… люди составляют из слов узоры, называя их стихами. Когда-то он пытался проникнуть в суть, он перебирал эти слова, звонкие, как камни в железном кубке, менял их местами, создавал собственный узор.

Надоело.

– Заговор очередной? – его тюремщик и друг – второе понятие существо понимало плохо, но после долгих размышлений решило, что маги могут считаться друзьями, если они слушают, – шмыгнул носом. – Когда ж они успокоятся?

Никогда.

Это тоже часть игры.

– И кто на сей раз? Не ответишь? Ну да, конечно… так неинтересно, – маг с кряхтением сполз с кровати. Он хромал и постанывал, жалуясь на жизнь и собственное рыхлое тело, на кости, которые ныли, сырость, дворец… И все это было частью древнего ритуала.

Наверное.

Иначе зачем они все его соблюдали.

Он добрался до рукомойника, открыл кран и просто стоял, смотрел на текущую воду. Зачерпнул горстью, отер лицо, лишь размазав кровь. Все-таки человеческое сознание слишком хрупко, хотя существо старалось действовать аккуратно.

Нынешний маг выгодно отличался от предшественников. Он желал говорить. И даже пытался что-то сделать, чтобы осознать суть своего пленника. Это забавляло. И существо позволило прикоснуться к собственной памяти, которая, как и время, была многослойна.

Человек в ней терялся.

Путался.

Не понимал, что непроизошедшие события имеют такое же право на существование, как и произошедшие, что они равноценны и ярки, как и прочие, созданные исключительно забавы ради. Будучи отрезано от внешнего мира, существо давно создало себе внутренний.

Людей это пугало.

– Думаешь, на сей раз получится? – маг вытер лицо и шмыгнул носом. Кровотечение остановилось, но и сон прошел. Сейчас он сядет в низкое кресло, вытянет голые ноги, и камин послушно создаст объемную и плотную иллюзию пламени.

Будет чай.

И разговор.

Монолог. Человек иногда станет задавать вопросы, пытаясь проникнуть в суть увиденного во сне, не понимая, что как таковой сути нет.

Есть картинка.

Есть событие.

А прочее – это так, человеческое сознание, которое норовит запихнуть все в жесткие рамки смысла. Однако и в этой беседе будет своя толика интереса. А еще…

Существо довольно заурчало.

В отличие от людей оно воспринимало время во всей его полноте. И будущее было таковым, что…

– Радуешься… плохо…

Кому как.

– Клятва держит…

И она крепка. Раньше. Вначале. Существо пыталось избавиться от этого ошейника, само не понимая, как позволило накинуть его себе на шею.

– Вот скажи, чем тебе здесь плохо? Тихо, спокойно… кормят опять же… – маг махнул, пытаясь избавиться от нехорошего ощущения, что он упустил нечто крайне важное.

Докладная давно составлена и передана. И новая появится к утру… и не его дело заговоры раскрывать, на то есть специально обученные люди. А тварь… она порой радовалась совершенно необъяснимым вещам. Порой – будто исчезала, растворяясь в камне… уходила, хотя не могла уйти. И возвращалась, когда приводили очередную…

Еду.

Не стоило думать о тех, кому случилось попасть в подвал, как о людях…

Не получалось.

Жалости они не стоили, и совесть… совесть помолчит… совесть еще тогда согласилась заткнуться, когда он принял посох королевского мага – высокий титул, но кто бы знал, сколь обременительный. И в последнее время маг все чаще ловил себя на мысли, что пора бы поискать преемника, кого-нибудь молодого и увлеченного, готового рискнуть ради…

Ради чего-нибудь.

Или хотя бы наделенного многочисленной амбициозной родней, которая готова продать чужие силу и душу за королевскую милость. Таких всегда хватало… надо лишь отыскать подходящего паренька, побеседовать пару раз…

И не думать о дурном.

Договор следовало соблюдать.

Существо с последней мыслью согласилось. Договор оно чтило. И не собиралось нарушать, тем паче что сделать это было бы сложновато. Но вот из темницы можно было уйти по-разному…

Время показывало, что у него получится.

Возможно.

Разбудил меня стук в дверь.

Настойчивый такой.

– Чего надо? – терпеть не могу, когда меня будят, особенно столь наглым образом. Да за окном едва рассвет забрезжил, у меня еще час законного сна имеется, а тут кто-то нетерпеливый.

Мастер Витгольц.

Из всех моих преподавателей, в большинстве своем не скрывавших скептицизма, а то и откровенного презрения по отношению к особе столь малопонятной и соответственно малоприятной, мастер Витгольц был похвально равнодушен.

– Недоброго вам утра, – я потерла босой ступней ногу и с немалым трудом подавила зевок.

– Вы вчера вернулись поздно.

Мастер отстранил меня и вошел в комнату, огляделся. Вытащил из кармана черной куртки нечто, больше всего напоминающее детскую погремушку: пяток разноцветных шаров в связке.

– Это не запрещено, – я села на кровать.

Вопросы задавать бесполезно: не ответит. А вот посмотреть, что он делает, любопытно. Особенно если смотреть правильно. Переключение давалось мне с немалым трудом, не хватало опыта и привычки, а еще всякий раз я сомневалась, что вновь увижу магию…

Силовые потоки.

И остаточные следы магии, которые еще держались в комнате.

Погремушка переливалась всеми оттенками радуги, а вот комната была бледной. Там лиловый ошметок, будто ком ниток забыли… и в углу еще будто паутина.

Под кроватью.

– Не запрещено, – мастер поводил погремушкой и скривился. Потом протянул ее мне и произнес: – Руки.

Я молча вытянула руки, над которыми он колдовал особенно долго.

– Все-таки что случилось?

Вряд ли моя затянувшаяся прогулка могла стать причиной этакого… расследования? Он определенно что-то искал, но вот что?

Мастер выругался и погремушку свою убрал.

Окинул меня придирчивым взглядом, от которого, надо полагать, не укрылись ни некоторая помятость, ни стоящие дыбом волосы, ни пижамка в красный горох. А что… зато мягенькая и обошлась в сущие гроши.

– Что вы вчера делали?

Я вздохнула.

– Училась. Потом гуляла…

– Зачем?

– Устала… книги и книги, голова болеть начинала, вот я и решила, что стоит пройтись.

– Сами?

– Марек предложил, – скрывать что-либо я не собиралась, поскольку, во-первых, ничего предосудительного не совершила, а во-вторых, полагаю, все мои перемещения легко установить, браслет я не снимала, а его возможности, скажем так, не до конца ясны.

– Он ваш партнер?

– Что? – этот вопрос, мягко говоря, удивил. – Нет… знакомый, возможно, приятель…

– Возможно?

Сколько скепсиса.

– Я еще не решила. Пока у нас взаимовыгодное сотрудничество. Он помогает мне с учебой. Я рассказываю о своем мире…

– Любопытно.

– Мы гуляли… говорили…

– О чем?

– Большей частью о силовых потоках и всяком таком… потом я нашла удобное место, чтобы полежать.

Удивленно приподнятая бровь. И взгляд на погремушку, и еще большее удивление: кажется, я не ошиблась и ложь эта штука определяет. В том числе ложь.

– И часто вы лежите на земле?

– Вообще-то нечасто, – вынуждена была признать я. – Но тут захотелось вдруг. Место было приятное… то есть не знаю, я просто легла и лежала… восстанавливалась?

А ведь похоже на то…

Силовой поток?

Магов они влекут, что сметана котов, только… почему тогда этот поток ощущался лишь мною? Марек тоже конструктор, он бы почувствовал, а он явно не понимал…

– Подробней, – велел мастер Витгольц, и я подчинилась.

Ощущения свои я описывала… вот как умела, так и описывала, говорила же, что с гуманитарными науками у меня сложные отношения. Он слушал внимательно, перебивать не пытался, а когда я закончила, произнес:

– Вот, значит, как… пробой, похоже…

– Чего пробой? – я поерзала. Любопытство… я себя считала не слишком любопытной, но тут вот было интересно.

– Вам, похоже, и историю университета поучить следует, – мастер убрал-таки свою погремушку. – Он построен на пустоши, искусственной, к слову. Нулевой потенциал позволяет безболезненно существовать большому количеству магов. Однако щиты, его поддерживающие, время от времени дают сбой. Вот и случилась протечка силы, которую вы ощутили… только этого не хватало.

Он вытер руки белоснежным платочком.

– Значит, вы уснули… а ваш… приятель? – он произнес это тоном, не скрывающим насмешки.

– Понятия не имею, – вынуждена была признать я. – Но когда я очнулась, он тоже спал.

– Ясно.

– А все-таки что произошло… если это не тайна?

– Не тайна, – мастер Витгольц поморщился. – Одна из студенток покончила с собой… досадное происшествие, крайне досадное… вы ведь ничего не слышали?

– Не слышала. Не видела… я вообще из комнаты выхожу редко, да и…

Объяснять, что с местными, за исключением Марека, у меня отношения не заладились, было глупо, тем более что местные, если разобраться, не виноваты. Я сама держалась в стороне, понимая, что сил и времени на поддержание отношений с кем бы то ни было у меня не хватит.

Желания обзаводиться подругами тоже не было.

И вообще…

– Что ж, благодарю за содействие, – он коснулся было ручки, но не нажал. – Маргарита, вы производите впечатление благоразумной девушки. И я надеюсь, что если вдруг до вас дойдут слухи… какие бы то ни было слухи, пусть и самой нелепой природы, об этом происшествии, вы поделитесь ими.

– А надо?

Что-то не тянуло меня в разведку играть.

– Надо, – сказал мастер, и я вздохнула:

– Тогда поделюсь.

– Вот и замечательно… а туда больше не ходите. Избыток силы плохо влияет на развитие способностей мага.

Глава 9

Университет гудел.

И как-то вдруг оказалось, что людей в нем не так и мало… вот за столиком собралась пятерка старшекурсников, которые так старательно не обращали внимания на остальных, что становилось очевидно: наблюдают.

Толпа роптала.

Шепталась.

И отголоски шепота доносились до меня:

– …Так его любила… говорила, что…

– …А он поиграл и…

– Сволочь, это изначально было ясно…

– Сама дура…

Я ловила обрывки чужих разговоров, выстраивая историю чьей-то великой любви или, как по мне, не менее великой дурости.

– Слышала уже? – Марек плюхнулся на стул и подвинул мой поднос. – Ты ешь как не в себя.

– А тебе завидно?

Порцию я взяла двойную. А что, готовили здесь отлично, не чета нашей институтской столовой, а голод я испытывала почти постоянно. В умных книгах писали, что это нормально, естественное следствие спонтанного и ускоренного развития энергетической структуры тела, которая до сих пор спала и не развивалась, чтоб ее.

– Нет… – он задумчиво отщипнул крошку от моей булочки.

Что за манера… терпеть не могу, когда с едой играют, и тем более с моей.

– Руки убрал.

– Ты порой такая…

– Стерва? – я подвинула стакан с компотом поближе к себе, а то с Марека станется пробу снять.

– Вроде того… Лирана умерла, – он ковырнул в тарелке, к счастью, своей.

– Твоя знакомая?

– Учились вместе… она с Айзеком встречалась…

А вот это уже интересно.

Мастер что-то искал в моей комнате, и вряд ли любовную переписку с кем бы то ни было. И эта его просьба… студенты ревниво хранят свои тайны, даже когда эти тайны здорово попахивают уголовщиной. Особенно когда попахивают…

Из-за банального самоубийства он бы не стал из шкуры вон лезть.

А вот если самоубийство не первое… и обе – брошенные подружки… нет, тут все куда сложнее, чем мне представлялось.

– Расскажи, – попросила я, не сомневаясь, что Марек молчать не станет. – А то я как-то совсем выпала, и, сам понимаешь, не с моей нагрузкой тусоваться… А она и вправду сама?

– Сама… – Марек устремил задумчивый взгляд в окно. Не знаю, что он там разглядеть пытался: местные окна были узкими и серыми, то ли исконный это цвет, то ли приобретенный, не знаю, главное, что света они пропускали мало, поддерживая общую атмосферу мрачной заброшенности. – Она была очень эмоциональной девушкой…

Яркой. И красивой.

Ее все любили.

Особенно после смерти. Живого человека можно и не любить, а вот мертвого – уже как-то неприлично, что ли.

Она неплохо училась.

Подавала надежды. У Лираны отлично получалось ладить с неживой материей, а драгоценные камни она вообще чувствовала очень тонко. И пусть не здесь, не в столице, но провинциальные конторы артефактников ее бы с радостью приняли.

Она и не собиралась оставаться.

До недавнего времени.

Тихая домашняя девочка, уверенная, что счастье есть и в Приграничье. Там ведь семья и еще друг детства, за которого Лирана собиралась выйти замуж.

Пока не встретила Айзека.

Нет, она сдалась не сразу, храня верность избраннику… некоторое время, во всяком случае. Но… букеты хрустальных роз…

Коробки из лучшей кондитерской.

Прогулки под луной, однажды закономерно закончившиеся ночевкой в общежитии повышенного уровня комфортности.

Новенькие золотые серьги, естественно, не оставшиеся незамеченными. И счастье, которое, как Лирана верила, будет длиться вечно… А его хватило на две недели, после чего Айзек поднес в подарок браслет с крупными изумрудами, под который толкнул отрепетированную речь про нежные чувства и долг перед родиной.

Поцеловал бывшую уже подружку в лоб.

И удалился.

Надо полагать, в закат… в общем, все банально и просто. Лирана рыдала. Писала письма. Дважды пыталась пробраться в общежитие, откуда была выставлена к вящему удовольствию местных сплетниц. И, верно, убедившись, что любовь скончалась в муках, решила последовать за ней.

Нет, ну дурость чистой воды же!

И не представляю, что может заставить человека в здравом уме и твердой памяти добровольно сунуть голову в петлю, как это сделала Лирана.

Петлю, к слову, сделала из шелковой простыни.

Облачилась в белое платье.

Браслет надела.

Сделала прическу… у ног нашли букет засохших роз.

Не самоубийство, а представление какое-то. Я задумчиво прикусила вилку… интересно, а душещипательное письмо она не оставила? Хотя… нет, не сходится… ей бы тогда яд какой принять, медленного действия, чтобы наверняка спасти успели.

А так – красиво…

Он, осознав, что натворил, несется сломя голову, взывает ко всем богам… видит бездыханное тело и волей Милосердной возвращает ему дыхание. А там целители.

Слезы.

Сопли.

Признания и реанимированная любовь. Точнее, ее подобие, поскольку шантажом любить не заставишь. Нет, будь тут яд, я бы не сомневалась, что девчонка это все придумала, чтобы вернуть Айзека… мажор или нет, но, вполне вероятно, побоялся бы причинить трепетной Лиране новую душевную травму.

А петля…

Петля все меняет. Повешение – слишком уж рискованный вариант… здесь и вправду умереть можно, а самоубийцы-шантажисты к такому не готовы. И значит, все-таки сама?

Тогда почему мне во все это не верится?

С другой стороны, какое мне, если разобраться, до всего этого дело? Вот именно, что никакого… Нет, слухи в исполнении Марека я донесу, ибо просьбы мастеров надобно уважать, а потом выкину эту историю из головы.

Лето здесь держало оборону.

Стало еще жарче, и в темных платьицах, приобретенных заботливой леди Амелией, ходить стало невозможно. Джинсы мои окончательно потеряли вид, а майка изначально покупалась в качестве нательной. Делать было нечего, и в какой-то из редких выходных я выбралась-таки в город.

Транспорт здесь имелся.

Огромная, неуклюжая с виду платформа медленно ползла по узкой дороге. На поворотах платформа угрожающе накренялась, и редким пассажирам приходилось цепляться за кожаные петли, закрепленные на столбах.